Текст книги "Отказ"
Автор книги: Бонни Камфорт
Жанр: Зарубежные любовные романы, Любовные романы
Возрастные ограничения: +18
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 8 (всего у книги 26 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
17
Ник был со мной подчеркнуто вежлив, но после нескольких вступительных фраз меня ждал сюрприз.
– Я думаю прекратить наши сеансы. Не обижайтесь, но я считаю, что особой пользы это мне не приносит.
– Это из-за того, что я просила не делать мне подарки и не приходить домой?
– Отчасти из-за этого. Вы заставили меня почувствовать себя маленьким мальчиком, которого шлепнули по руке только за то, что он старался быть хорошим.
– А откуда у вас мой адрес?
– Он у меня был с самого начала. Наша фирма подписывается на коммерческие банки данных. Информационная Америка, Активы и кое-что еще. Мы можем в считанные минуты кого угодно разыскать и что угодно о нем узнать.
Я подумала, что это ужасно.
– Что угодно?
– Почти. Банковские счета, имущественное положение, прошлые судебные тяжбы, залоги, регистрации браков. – Ник рассмеялся. – Я вижу, вы шокированы. Разве вы не знаете, что в любом общественном месте установлены скрытые камеры? Что где-то существует банк данных, где хранится информация о вашем весе, росте, доходе, количестве детей?
– Значит, вам все это обо мне известно? – Меня особенно поразило, что все это без моего разрешения может узнать не только Ник, но и другие мои пациенты, мои радиослушатели. Какой же я была уязвимой!
– Законы, охраняющие права личности, в нашей стране не действуют. Я постоянно составляю на кого-нибудь досье, – продолжал Ник.
– Например, на меня, и без моего разрешения! – Я была вне себя из-за такого нарушения моих прав, а еще больше из-за того, что это, оказывается, обычная практика юридических фирм.
– Я думал, вы знали! Разве я не называл место вашего рождения и школы, в которых вы учились, при нашей первой встрече?
– Да, но мне и в голову не приходило, что моя жизнь изучена так досконально. А не кажется ли вам, что эту уж чересчур?
– А почему мне было не провести проверку? Ведь речь шла о человеке, которому я собирался рассказать о себе абсолютно все.
– Ну, абсолютно все мне так и осталось неизвестным.
Этим я застала его врасплох. Он помолчал какое-то время, затем лицо его выразило облегчение.
– А, вы насчет Лунесс. Я думал, она сама вам все скажет.
– Я имею в виду не только Лунесс. О себе вы тоже многое утаили.
Он вскочил с дивана и зашагал по кабинету.
– Это все неважно. Извините за досье, но поскольку я собираюсь прекратить курс, вам не о чем беспокоиться.
Сейчас мне очень хотелось, чтобы он ушел.
– Почему вы решили прекратить курс?
Он остановился передо мной и принялся перечислять причины, загибая пальцы.
– Во-первых, плата пробивает ощутимую брешь в моем бюджете. Во-вторых, мне приходится ломать свой рабочий день, чтобы приезжать сюда. А в-третьих, я уже описал сам все свои проблемы, но ничто не изменилось, так зачем же тратить деньги и время?
После перерыва в лечении пациенты нередко отказываются продолжать курс терапии, за этим часто скрываются более глубокие причины. Я постаралась понять их.
– А как прошла неделя без меня?
Он опять уселся на диван и откинулся на подушки. Теперь он не выглядел таким настороженным.
– Начало недели было так себе, особенно после того, как вы налетели на меня из-за цветов. А потом я целиком ушел в работу. Все это время я тренировался, бегал, играл в баскетбол. Чувствую себя отлично.
«Маниакальная защита», – подумала я.
– А еще я хочу купить датского дога.
Еще один способ защиты. Если на меня рассчитывать не приходится, то нужно другое существо, полностью от него зависящее.
– Может быть, мне нужна какая-то другая терапия? Например, гипноз, или что-то еще более сильное. Вот вы все время сидите молча, а я за это, между прочим, деньги плачу.
– Вы сейчас такая сердитая.
– Это вы сердитесь из-за перерыва в сеансах. Я думаю, вы и цветы мне послали именно для того, чтобы я рассердилась, а у вас был бы повод бросить курс.
– Что вам ни говори про ваше лечение, услышишь одно: терапия всегда и во всем права, неправ может быть только пациент!
– И терапия может быть неправильной, и терапевт может ошибаться, но если у нас что-то и не ладится, это не повод прекращать курс.
– Вы не хотите прекращать только потому, что вам нужны деньги.
– Да, этим я зарабатываю на жизнь, но ведь и без вас у меня хватает работы. Попробуем рассмотреть и другие причины, почему я не оставляю попыток.
Он взял со стола слоника и мрачно посмотрел на него.
– Извините.
Поставив фигурку на ладонь, он поднял ее к свету.
– А нельзя ли рассказать поподробнее о тех днях, что прошли так себе?
Он поставил слоника на место, долго исследовал шов на манжете рубашки.
– Я чувствовал себя опустошенным и потерянным. Не мог ничем заняться – голова болела. В три часа утра отправлялся бегать трусцой, была бессонница.
– Думаю, вы скучали без меня, и это вас беспокоило.
Он резко поднялся, подошел к окну и раздвинул шторы. В комнату хлынул солнечный свет, а он стоял и смотрел на проезжавшие машины.
– Я действительно очень скучал без вас. Как глупо. Скучать по человеку, которого видишь всего пару часов в неделю. Думаю, цветы были предлогом, чтобы как-то напомнить вам о себе.
– Мне казалось, что вам было бы приятнее встречаться со мной во время сеансов.
Он повернулся и взглянул на меня.
– Вы хотите сказать, что вместо цветов лучше было бы полностью довериться вам?
– При мне вы замыкаетесь, но в то же время вам интересны любые подробности обо мне.
– Черт возьми! Будь я проклят!
После Ника я с удовольствием занялась другими пациентами, с которыми можно было держаться в границах курса терапии, которые Ник постоянно нарушал.
Сестры Ромей тоже преподнесли мне скромный подарок, но сделали это вполне тактично.
Когда я открыла им дверь, они прошелестели своими зелеными юбками из тафты, а потом вручили мне белоснежную плетеную корзиночку. Содержимое ее было явно тщательно подобрано ими; книга «Искусство самолечения», коробочка поливитаминов, бутылочка с раствором магнезии («очень важно принимать регулярно во время болезни»), ароматическая смесь, упакованная в целлофан и перевязанная розовой ленточкой и баночка песочного печенья из Шотландии.
Меня поразило, как внимательно они к этому отнеслись. Я не ожидала, что мой курс даст такие превосходные результаты. Близнецы, лишенные нормального общества, сильно привязались ко мне.
– Как вы внимательны! – Я не могла скрыть восторга.
Они заулыбались и принялись щипать друг друга за локти от удовольствия. Я подумала, что вряд ли мне когда-нибудь удастся разлучить эту парочку, но я многого добьюсь, если буду относиться к ним как одному существу. Я даже простила им порезанные обои.
Лунесс все еще переживала уход Ника, и я согласилась изменить время ее сеансов, чтобы она не встречалась с Ником. Я сочла возможным сказать ей, что без него ей будет только лучше.
Она сообщила мне, что на нее какое-то целебное действие оказывает рис. Лунесс варила его полными кастрюлями и поедала.
Грядущий переворот в жизни Уильяма – уход жены – накладывал на него отпечаток. Растянувшись на диване у меня в кабинете, он тяжело вздыхал.
– Придется продавать дом, – жаловался он. – Мы прожили в нем пятнадцать лет, я так привык ко всем его скрипам и шорохам.
Как и у моей матери, у Ника было страстное желание сделать жизнь предсказуемой. Невозможность достичь этого наполняла его тоской и горечью.
– Я ненавижу жизнь. И когда-нибудь погибну от этого. Я всегда жду самого худшего.
– Но если вы ждете самого худшего, вы чувствуете себя несчастным даже тогда, когда ничего плохого не происходит.
– В пессимизме есть свое преимущество – вы никогда не попадете в дурацкое положение из-за своих идиотских фантазий. Вы никогда не испытываете разочарований, а только иногда приятное чувство удивления, если дела вдруг пойдут хорошо.
– Я рада, что вы находите преимущество в пессимизме, хотя он и причиняет вам массу ненужных страданий.
– Мне нужно обо всем этом хорошенько подумать.
Что ж, из меня получился хороший терапевт. Только один случай причинял мне беспокойство, но, по сравнению с общим количеством пациентов, это было совсем неплохо.
Когда Ник пришел в следующий раз, сначала мне показалось, что он решил продолжить курс терапии.
– Прошлой ночью мне приснилось, что я встретился со Смертью, – начал он. – Я ехал в конном экипаже, а она подсела ко мне, в черном бархатном платье и с черными атласными лентами в волосах. Она улыбнулась, и я подумал, что мне нужно выйти с ней, но на следующей остановке она поднялась и вышла без меня.
Он закрыл глаза и откинул голову.
– Я обычно представлял Смерть прекрасной дамой, которая прискачет ночью на лошади и умчит меня с собой.
– Возможно, что в этой фантазии для вас – соединение со своей родной матерью?
Он широко раскрыл глаза.
– Я на самом деле верю, что соединюсь с ней, когда умру. Она – единственный человек, который когда-либо любил меня.
«И все-таки ты постоянно чувствуешь боль оттого, что она не захотела остаться жить хотя бы ради тебя».
– Мне говорили, что она была очень чувствительна. Не смогла перенести оскорблений отца.
– Возможно, она не видела другого пути.
– Наверное, так.
– А ваша мачеха?
– Она тоже бросила нас, причем до окончательного разрыва делала это несколько раз. Иногда я приходил домой и находил записку, в которой она сообщала, что уходит, но обычно возвращалась через неделю-другую. Она всегда говорила, что скучает без меня, но я ей не верил. Она пила, и ей было не до меня.
– Вы говорили, что чувствовали себя потерянным первые несколько дней без меня, – сказала я в конце сеанса. – Возможно, вы относитесь ко мне так же, как относились к мачехе?
– Вам до нее далеко.
– Что вы имеете в виду?
– Она дурачила отца. Однажды я застал ее в кафе с каким-то парнем. А через несколько дней она ушла навсегда.
– Помните, совсем недавно мы обсуждали, как вам неприятно видеть очередь у моего кабинета?
Он рассмеялся.
– А ведь правильно! Я действительно вас сравниваю, – улыбка сбежала с его лица. – Вот так мысль…
– В чем дело?
Он поправил и без того безупречный галстук, встал, расправил пояс у брюк, потом отвернулся от меня и шагнул к окну.
– Скажем так: она произвела на меня впечатление. Он подгадал так, что эта его реплика пришлась в самый конец сеанса. Собрав вещи и ни слова не говоря, он вышел.
А я опять испытала разочарование.
18
После нашей вечеринки Валери стала встречаться с администратором больницы. Я ее почти не видела и очень скучала. Как-то я послала ей записку: «Одна из моих пациенток появилась сегодня одетая шиворот навыворот. Ярлыки что надо. Одевается, видимо, у «Сакса». Давай как-нибудь пообедаем вместе? С любовью, до свидания».
Этим же вечером, когда мы с Умберто смотрели новости, она позвонила.
– Мне столько нужно тебе рассказать, – начала Вэл. – Давай пообедаем в пятницу в гриль-баре Страттона.
– Чудесно.
– Как-нибудь надо с ними пообщаться, – сказал Умберто, когда я повесила трубку.
– Если они к тому времени не расстанутся.
Как только мы встретились в пятницу, тут же стали выкладывать друг другу свои новости.
– Гордон в этом разбирается. Конечно, он не великан, но очень чуткий и остроумный. В сексе просто потрясающ. На этой неделе мы занимались любовью у него в кабинете уже три раза.
Я рассмеялась. Если бы только люди знали, что происходит в больницах в кабинетах врачей.
– Ну, а еще что новенького?
– Одного парня положили в психиатрическое отделение, потому что он обратился в скорую помощь с жалобой на то, что кто-то украл у него прямую кишку. Говорит, что это уже не в первый раз, поэтому он знает, что ему нужен тридцать шестой размер, и что их держат в специальном помещении, и не может ли сестра сходить туда и принести ему одну?
– И все это абсолютно серьезно?
– Абсолютно. Самая удивительная мания, какую я встречала. А, за исключением этого, человек совершенно нормальный. Вежливый, смотрит в глаза, сохраняет ориентацию, галлюцинаций нет. Ему ввели торазин, ждут результатов.
– У меня другой случай.
– Судя по выражению твоего лица, ничего хорошего.
– Помнишь того пациента, о котором я тебе рассказывала? Ну тот, который меня беспокоил? Дело усложнилось.
– Почему бы тебе не проконсультироваться с кем-нибудь по поводу его?
– Я уже консультировалась. С Захарией Лейтуэллом. По его мнению, это парень с пограничным состоянием. Но он не похож на других. Он какой-то скользкий. Как будто стараешься удержать в руке ртуть.
– Через месяц я собираюсь на семинар по проблемам больных с пограничным состоянием. Участники будут из Кернберга, Коута, Мастерсона. Почему бы тебе не поехать со мной? Может, это тебе поможет.
Я записала информацию и решила непременно поехать. Я была уверена, что мне необходимо взглянуть на этот случай под каким-то другим углом зрения.
Перед тем как расстаться, Вэл спросила, не хотим ли мы с Умберто пообедать с ней и Гордоном.
– Почему бы нам самим не приготовить обед? – предложил Умберто.
– Не знаю. Стряпня – не самое мое сильное место. Может, пообедать где-нибудь? У «Ханны Суши», например.
– Для меня это будет обед на работе. Почему бы мне не приготовить все дома? Посидим и спокойно поужинаем?
Хотя я и не любила давать обеды, но с Вэл все было по-другому. Ей можно было подать даже кашу из отрубей. Мы пригласили ее и Гордона на субботу.
При новой встрече с Ником мне опять показалось, что он начинает приоткрываться.
– Я чувствую подавленность. Все кажется бессмысленным. Наверное, мне суждено оставаться одиноким всю мою жизнь, – сказал он.
Глаза у него были тускло-серыми.
– Меня преследуют мысли о сексе. Только он позволяет мне ощущать себя живым человеком. В этой игре я всегда на высоте.
– Игре?
– Вы прекрасно знаете, что я имею в виду. В этом деле мне нет равных.
– Интересно, а были случаи, когда вам не нужно было разыгрывать спектакль?
– Что вы, доктор. Каждому парню приходится разыгрывать в постели спектакль, иначе вам, женщинам это не понравится. Я же слышу ваши разговоры.
– А что случится, если не вести такой игры?
– Тогда спокойной ночи.
– А так уже случалось?
Он самонадеянно ухмыльнулся.
– Никогда. Всегда боевая готовность номер один.
– А вас любили когда-нибудь просто за то, что вы – это вы?
Он покачал головой.
– Это все дерьмо собачье. Тебя любят, если ты угождаешь и даешь людям то, что они хотят.
– И как же необходимо вести свою игру в таких случаях?
– Разве вы сами не показали это предельно ясно? Приходить вовремя. Рассказывать обо всем, что тебе приходит на ум. Познавать себя. Не посылать подарков. Вы же тоже хотите, чтобы пациенты вели игру по правилам, а если они этого не делают, вы от них, вероятнее всего, избавляетесь.
– Значит, если вы будете играть не по правилам, я от вас избавлюсь?
– Да. И не отрицайте этого. Вы же знаете, что это правда.
В общем-то он был прав. Я не стала бы лечить того, кто не платил, пропускал сеансы или не работал над собой.
– Вы юрист. Вам известно, что контракты нужно выполнять. Вы платите мне за мое время и знания. Я соглашаюсь работать. И пока мы выполняем условия, вы можете оставаться тем, кто вы есть на самом деле, и ничего другого не изображать.
Он свирепо посмотрел на меня.
– Расскажите мне, какой спектакль вам приходилось разыгрывать, когда вы были ребенком, – предложила я.
– С моим отцом было трудно. Если я не слушался – в школе или дома – он меня просто бил. Иногда он проникался ко мне любовью, и тогда повсюду таскал меня за собой, но чуть что, он в любой момент мог взорваться. Я всегда был настороже.
– С вашими чувствами никогда не считались?
– Мои чувства не имели никакого значения. В кино я должен был сидеть тихо, как мышка, и не издавать ни звука. Если мы шли купаться, а я замерзал, он просто сходил с ума.
– А что же мачеха?
– Как правило, она пила и не могла меня защитить. Однажды шел дождь, и перед тем, как уйти на работу, отец велел мне убрать листья из желоба на крыше, а я вместо этого заигрался на улице. На крыше скопилось полно воды, и она протекла. Когда он вернулся, то заставил меня спустить штаны и лечь на табуретку, а мачеха стояла и наблюдала. Он схватил металлический половник для спагетти – ну, знаете, такой с зазубринами? Он так меня избил, что я сидеть не мог несколько недель. А она палец о палец не ударила, чтобы остановить его.
– А ее он тоже бил?
– Иногда. Когда она уходила от нас, он ей клялся, что станет другим, но потом все начиналось сначала. Раза два она даже полицию вызывала, но когда они начинали задавать мне вопросы, я лгал, потому что знал, что мне за это потом будет.
– Вы, наверное, вспоминаете об этом со злостью? Несколько минут он сидел молча, скрестив руки и покачивая ногой. Похоже, он старался сдержаться.
– Больше я об этом говорить не могу. Не заставляйте меня. Я с ума сойду.
После его ухода я почувствовала страшное раздражение против его родителей.
При встрече с Захарией, я сказала, что, по моему мнению, мне удалось понять, почему Ник домогается меня, и передала ему наш последний разговор.
– Это частично объясняет его внутреннюю раздвоенность, – сказал Захария. – В таком ребенке часто развивается второе «я», которое навсегда остается юным, одиноким, обиженным и весьма агрессивным.
– Я никогда не понимала, как может отец или мать так относиться к маленькому, беззащитному человечку, но думаю, что такие родители обычно сами подвергались оскорблениям. В своем ребенке они видят того самого ненавистного ребенка, который запрятан в них самих.
– А как вы относитесь к тому, что он с ума сойдет, если будет говорить об этом?
– Он и так уже наполовину сумасшедший, и именно потому, что молчал. Ему необходимо как бы реанимировать свои чувства – чувство ярости, обиды – это были здоровые чувства.
– Но он ясно дал понять, что не может этого сделать.
– Тогда дайте ему время. Достижением можно считать уже то, что он вам доверился и рассказал все это. Возможно, сейчас он затаится на некоторое время, но потом, если он сам этого не сделает, вы должны вернуться к этому вопросу.
19
В субботу я на своей шкуре почувствовала, что такое тяжесть домашних забот, которую всегда безропотно тащила на своих плечах мама. Я вымыла пол, зажгла ароматизированные свечи, повесила в ванной чистые полотенца для гостей, а на стол водрузила вазу с орхидеями. Единственное, о чем мне не надо было беспокоиться, так это о самом обеде.
Умберто приготовил потрясающий грибной суп, салат из ранней зелени и крабов, вареного морского окуня с гарниром. В который раз я была поражена его кулинарными талантами. В шесть тридцать я сказала, что собираюсь накрывать на стол. Он показал на мамин фарфор.
– А почему ты никогда не пользуешься ими?
– Нет, лучше не надо.
– Такой фарфор придаст столу изысканный вид.
– А я и не хочу никакой изысканности, – огрызнулась я. – Пусть все будет просто. Мои простые тарелки тоже неплохо выглядят.
У Умберто брови полезли наверх от удивления.
– Ну что ж, может быть, в другой раз.
Я схватила керамические тарелки, столовые приборы, салфетки и отправилась в столовую накрывать на стол. Я расставляла посуду очень медленно, чтобы восстановить душевное равновесие. Он же не виноват, что у меня свои проблемы с этим фарфором.
Я услышала, как рядом с домом притормозила машина. Выглянув из чистого любопытства, я увидела, как от дома на большой скорости отъехал черный «феррари». Потрясенная, я задернула шторы.
Положение могло оказаться гораздо серьезнее, чем я думала! Сколько уже Ник выслеживает меня? Насколько он опасен? Может быть, я обманывала сама себя, когда считала, что справлюсь с его лечением. Может быть, чем сильнее он ко мне привязывался, тем для него было хуже?
Я попыталась успокоиться. Он же не псих, не маньяк. Но, с другой стороны, у него в машине заряженный пистолет. Господи, может, рассказать обо всем Умберто? Нет, подумала я. Он не сможет остаться объективным. Расскажу Вэл.
Чтобы как-то отвлечься, я уселась на кухонный стол и стала наблюдать за Умберто. Он чистил крабов, как фокусник.
– А моя мама тоже любит стряпать, – сказала я. Он еще раз помешал суп.
– Самое главное здесь – взаимно дополняющие друг друга цвета и ароматы. Сейчас шеф-повара стали, пожалуй, слишком изощренными.
Меня вывело из равновесия появление Ника, да еще спор о фарфоре, так что я завелась с полуоборота.
– Шеф-повара! Надоело уже! Большинство из них мужчины, и у них, видите ли, талант, а у женщин его нет, они просто готовят еду!
Он обернулся ко мне с половником в руке.
– Но среди них есть и множество женщин! – огрызнулся Умберто и шагнул ко мне. – И если под талантом ты подразумеваешь способность разговаривать с избалованными, глупыми женщинами и заносчивыми, требовательными мужчинами, то да, я обладаю таким талантом. И моя работа не самая легкая!
Я еле сдерживала слезы.
– Милый, я вовсе не хотела сказать, что не ценю твою работу. У меня сейчас просто с нервами что-то не в порядке.
Он взглянул на половник у себя в руке, как будто не осознавал, что все это время сжимает его в кулаке.
– А что тебя беспокоит?
– Не знаю. Просто весь день сегодня я на нервах.
– Это, наверное, из-за того проклятого пациента. Я же вижу, сколько ты работаешь все последнее время.
– Нет, это совсем не то. – Я очень боялась, что Умберто неправильно поймет мою настойчивость с Ником, и в то же время я была убеждена, что результат близок, и стоит мне преодолеть еще одно препятствие, как лечение сдвинется с мертвой точки.
Умберто положил наконец половник в раковину.
– Тогда не скрывай от меня. Скажи, что тебя так беспокоит.
– Может, это покажется тебе глупым, но я всегда нервничаю, когда приглашаю гостей. Мне все кажется, что что-нибудь будет не так. Один раз я попыталась сделать мясной рулет, но когда я достала его из духовки, вместо него получилась какая-то липкая, расплывшаяся жидкость.
Он тут же успокоился.
– У некоторых бывает к этому сноровка, у других – нет, но научиться можно всегда.
– Может, ты меня научишь?
Он протянул бумажное полотенце, чтобы я вытерла нос.
– Любящие люди должны заботиться друг о друге.
– Я так хочу заботиться о тебе. – В моем голосе звучало раскаяние, и поскольку я все еще сидела на столе, то смогла всем телом прижаться к нему, обвив его руками и ногами.
Любопытно было наблюдать за Вэл рядом с мужчиной. Обычно она скрывала свои романы и приходила в гости одна, а теперь – вот, рука об руку со своим обожаемым Гордоном, исподтишка целуется с ним, чтобы мы не видели, и выглядит абсолютно счастливой.
У Гордона были темные вьющиеся волосы, он носил очки в круглой оправе и держался с очаровательной мягкостью. Но самым важным для меня было то, с какой любовью он смотрел на Вэл. Мне так хотелось, чтобы она была счастлива.
Перед тем как сесть за стол, я затащила Вэл на минутку в спальню.
– Помнишь того пациента, о котором я тебе говорила? Сегодня я видела его машину у своего дома и знаю, что в машине он держит заряженный пистолет.
– А зачем он ему? – Вэл вцепилась мне в плечи.
– Говорит, что для самозащиты. Мне кажется, это правда. Думаю, его тянет ко мне, но он не может этого выразить, вот и ездит вокруг, чтобы быть поближе, как это делают подростки. С тобой такое было!
– Да, но ему ведь не двенадцать, и ты прекрасно знаешь, что произошло с Паулой.
Это меня насторожило. Паула, наша университетская подруга, чуть не погибла при пожаре в собственном доме, а поджег его один из ее пациентов.
– Точно, – согласилась я. – Так что мне нужно все рассчитать, чтобы не выпустить ситуацию из-под контроля.
– Ты должна поговорить с ним откровенно и убедительно. Не относись к этому так легко! Может, он и не опасен, но ты же в этом не уверена.
– Ты права. Я ему все скажу. Спасибо, милая. Теперь нам лучше вернуться к столу.
После того, как мы расправились с супом, и Вэл выразила свой восторг, она обратилась к Умберто.
– Расскажи нам о Никарагуа.
– Природа там не то, что здесь. США пахнут как упаковка кукурузных хлопьев. А моя страна полна животными запахами: кровь, коровы, гниющая плоть, запах пищи на улицах. – Умберто пожал плечами. – Мне бы хотелось запомнить ее такой, какой она была раньше. Моя бабушка… Если бы она была жива, я бы вернулся. Может быть, когда-нибудь я поеду навестить ее могилу.
Мы с Вэл находили особое удовольствие в том, что были вместе со своими мужчинами, иногда мы посматривали друг на друга и загадочно улыбались. Мы уже прощались в дверях, и она не смогла сдержать своих чувств.
– Ты только представь! Нас четверо! – прошептала она мне на ухо.
Потом мы занимались любовью, и за нами внимательно наблюдал мой бассет. Умберто приподнялся на локте.
– С ним нужно что-то делать. Лежать! – обратился он к Франку громким сердитым голосом, и собака повиновалась. Умберто снова вернулся ко мне.
– Тебе хотелось бы иметь ребенка?
Во мне вдруг проснулось страстное желание иметь ребенка с такими же угольно-черными глазами, какие сейчас смотрели прямо в мои.
– Когда-нибудь, – ответила я.
– Хорошо. Только, конечно, он будет лучше воспитан, чем сама знаешь кто.
Я мысленно порадовалась, что принимала противозачаточные таблетки, которые позволяли совершенно безопасно фантазировать.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?