Текст книги "Крымская война. Соотечественники"

Гидрокрейсер «Алмаз»

– Вы все обмозговали, братцы? – спросил Эссен. – Вот ты, Скрыпник, окончательно решил? Смотри, а то не поздно и передумать. Я буду рад: специалист ты отменный, да и служака, каких поискать.

– Спасибо на добром слове, вашбродие, а только не передумаем, – ответил сорокалетний гальванер с унтер-офицерскими нашивками. – Все мы, одиннадцать душ, твердо решили – остаемся. Ежели надо, бумаги могем подписать, что решились сами, по своей доброй воле. Чтобы с вас, значит, после спросу не было за недостачу.

– Какие еще бумаги… – махнул рукой лейтенант. – Да и кому с нас спрашивать? Я только удивляюсь: что вы тут-то забыли? Трудные времена, а будет еще труднее…

Гальванер усмехнулся в усы.

– Мы, вашбродие там, в ихнем будущем не только ананасы с мороженым трескали да фильму всякую по этому… тивизиру глядели. Мы еще и учились. Так что, воля ваша, а дорожки наши расходятся. Здесь простые люди наново жисть строят, так мы им малость подсобим. Знаем небось, какая она должна быть… и какая не должна. Верно я говорю, братва?

Матросы закивали.

– Так что, прощевайте, вашбродие, и легкой вам дороги! А у нас и тут дел невпроворот.

– Ну, коли так… – медленно произнес Эссен. – Коли так, то и вам, братцы, удачи!

– А позвольте полюбопытствовать: когда отбываете?

Эссен кивнул на «Можайск» с «Помором».

– Эти два утром, с восьмой склянкой. С ними семеро наших уходят: мичман, двое кондукторов да четыре матроса.

– Захотели, значит, легкой жизни. – Унтер покачал головой. – Что ж, виноватить не стану: намаялись люди, наскитались. Пущай теперь булок с маслом пожуют.

– Хлобыстов, из кочегарки, семью с собой везет, – вставил сигнальщик Рубцов. – Уж как радовался, когда разыскал! Я, говорит, в раю земном пожил, пусть и у детишков моих такая жисть будет! Чем они тамошних хужее?

– Ничем, – согласился гальванер. – Пущай. Ежели для детишков – тогда ничего, можно.

– А «Алмаз» когда отправится? – поинтересовался третий матрос.

– После третьей склянки отойдем, если не задержимся. Сам видишь, сколько еще…

Лейтенант обвел рукой штабеля ящиков рядом с укутанным в брезент фюзеляжем «Сопвича».

– Тогда мы, вашбродие, братве малёха подсобим с погрузкой. На прощание, значить.

Глава двенадцатая

Из записок А. Митина

«Наше пребывание в Севастополе подходит к концу, и самое время подвести итоги. Войска Фрунзе остановились и ждут, избегая решительных действий. Наши боевые пловцы сменили морскую стихию на земную твердь и разбойничают в тылах красных: режут линии связи, указывают цели «Финистам». Махновские банды, подступившие к городу с приморского направления, удалось отбросить сравнительно легко. К сожалению, об этой угрозе узнали слишком поздно; рота Константиновского училища, больше суток держащая оборону против «армии украинских повстанцев», понесла тяжелые потери. Зарин предложил юнкерам отправиться с «Алмазом», подробно растолковав, куда на самом деле мы собираемся попасть. Надо ли говорить, что предложение было с восторгом принято?

Поразительно, как много удалось сделать «попутчикам» за столь короткое время: суда эвакуационного каравана готовы, погрузка заканчивается, моряки и юнкера рыщут по городу и с упоением предаются мародерке. В казармах управления порта развернут фильтропункт: отбирают тех, кто отправится с алмазовцами. А вот куда предстоит попасть, они не знают. В курсе только юнкера, Стогов и Глебовский; остальные рассчитывают добраться до Константинополя, а вместо этого окажутся… впрочем, вряд ли при Николае Первом им будет хуже, чем при «красном терроре».

Неэтично? Возможно. Но ничего, сами потом скажут спасибо…

На суда поместится тысячи три народу, но желающих куда больше. Надо извернуться, но забрать всех; Зарин из кожи вон лезет, пытаясь натянуть сову на глобус – обеспечить суда каравана командами. Слава богу, надо всего лишь выбраться из бухты и отойти на несколько миль в море. Многие суда не могут двигаться сами, их потянут на буксире. Котлы «Живого» тоже не внушают доверия, но Адриан Никонович уверяет, что несколько часов на половинном давлении пара выдержат. А больше и не надо.

Глебовскому в нашем положении цены нет. Инженер-путеец, знаток паровых машин – за что бы он ни брался, все начинает действовать, проворачиваться, обдирая ржавчину. Набрать из мастеровых ремонтные бригады? Запросто. Несколько распоряжений, отданных негромким голосом, – и рабочие уже на своих местах. За сутки реанимировать брошенные посыльные суда? Десяти часов не прошло, как «Казарский» отошел от пирса и дал победный гудок. Починить паровой кран, чтобы проще было перекидать невесть сколько тонн «стратегических грузов» на «Березань»? Портовики под руководством Глебовского распотрошили два других крана и с помощью лома и известной матери собрали рабочий редуктор.

Пирс завален ценным имуществом. Алмазовцы, как белки, волокут все, что подвернется под руку. Пушки, полевые и морские, грузовики, торпеды, бочки с топливом, разобранные аэропланы, станки, танки, пулеметы разных систем, ящики, ящики, ящики… На вопрос «сколько тут всего?» Зарин усмехнулся: «Кто же его знает, голубчик! Вот окажемся там – пересчитаем, а сейчас надо спешить…»

Над городом барражирует вертолет. «Горизонты» с «Адаманта» и беспилотники морпехов тоже не стоят без дела: Куроедов хочет, чтобы красные все время видели над собой дроны. Вдобавок морпехи то и дело пуляют по нейтралке одиночными из РСЗО. Фрунзе пока стоит, хотя бронегруппы докладывали о конных разъездах на окраине. Их отгоняют предупредительными очередями.

Большевистское подполье тоже успело засветиться – у вокзала взяли курьера с донесением в штаб красных. На допросе парню вкололи кое-какую хитрую химию, но разговора толком не получилось – пленный сыпал именами, кличками, травил байки, хихикал, пускал слюни. Этот цирк продолжался часа полтора, пока не стало ясно: без грамотного дознавателя проку от этого не будет. Курьера напоследок прокатили на «Тигре» мимо блокпостов, показали бронетранспортеры, после чего вывезли за город и дали пинка под зад. Фрунзе нелишне будет лишний раз услышать о мощи незваных гостей.

Меньше чем через сутки корабли снимутся с якорей. Сначала пойдут «Можайск» и «Помор» – их заберет установка «Макеева»-ЦЕРНа. Потом пойдут остальные. «Пробой-М» сформирует Воронку Перехода в XIX век, и наши приключения продолжатся. Это не «билет в один конец» – профессор обещает самое позднее через год пробить к нам «червоточину», и тогда между «мировыми линиями» можно будет кататься, как на трамвае.

И, как водится, под занавес – сюрприз. Жора Корнилович, всеобщий любимец, лучший пилот авиагруппы, остается здесь. Куда он двинется, к кому примкнет, к красным, к белым, или вообще отправится за океан, по стопам Сикорского, этого Эссен не говорит. Он отдал Корниловичу самолет, взятый в качинской школе – пусть летит, а то еще попадет под горячую руку красным…

Что ж, алмазовцы вольны поступать по своему разумению. В этом мичман не одинок. Остаться здесь решили еще одиннадцать человек, правда, среди них – ни одного офицера.

Но никому в голову не могло прийти, что вместе с Корниловичем сдернет один из наших! Сотрудник научной группы «Адаманта» ударился в бега, прихватив с собой тяжеленный баул непонятно с чем. То есть это в рапорте будет написано: «Содержимое не установлено»; на самом деле все шито белыми нитками. Парень решил примерить на себя шкуру «настоящего попаданца», и можно не сомневаться – там и ноутбук, и солнечные батареи, и жесткие диски с базами данных.

Прощального письма «невозвращенец» не оставил, так что, куда он собрался, что намерен делать, сия тайна нам неведома. Но признать: момент самый что ни на есть подходящий. Точка бифуркации, да какая! Так что, если наведаться сюда лет через десять, можно увидеть много интересного…

Но каков Эссен! Рассказал о «побеге», только когда поиски «Де Хевиленда» потеряли всякий смысл. «Все мы тут «попутчики», Андрей, он, и можем в любой момент сойти с поезда и отправиться куда глаза глядят. Почему наши люди имеют на это право, а ваш ученый – нет? Воинскую присягу он, насколько мне известно, не приносил, а значит, не может считаться дезертиром…»

А что, подписка о разглашении уже не в счет?»

Минная стенка

Дноуглубительная шаланда (плоскодонная посудина, с козлами, колесами и ковшами) застучала машиной. Трос натянулся, и носовая оконечность «Строгого» покатилась прочь от пирса. С мостика миноносца заорали в жестяной рупор.

– Ну вот, – довольный Глебовский потер руки. – Сейчас оттащат подальше, там и «Живой» подойдет, зацепит на буксир и второго калеку.

Мичман Солодовников сощурился, разглядывая корабли.

– Подводную лодку оставляем большевикам?

– Там, куда мы отправляемся, нефть только-только начали добывать, да и не потребляют дизеля сырую нефть. Мы, конечно, тянем с собой полную наливную баржу, но когда еще сможем наладить перегонку? Остальные отобранные суда все угольные, с ними хлопот не будет. Да и аппараты у нее под американские торпеды, у нас таких нет.

– Вы, Адриан Никоныч, не стали ремонтировать «Строгого» и «Свирепого»? А в рапорте написали: «повреждения незначительны»?

– Так ведь, голубчик, где столько рабочих рук набрать? На «Живом» котлы еле-еле подлатали, а уж насколько хватит этих заплаток – Бог его знает…

– До мыса Херсонес рукой подать. И там… хм… на «той стороне» столько же. Как-нибудь справимся.

Глебовский испытующе поглядел на мичмана.

– Признаться, мне несколько не по себе. Вы ведь читали роман англичанина Уэллса «Машина времени»? Помните, какие ужасы у него творятся в будущем?

– А как же, элои с морлоками. Но ведь, господин инженер, морлоки-то здесь остаются!

– То есть мы с вами – элои?

– Ну уж это нет! Мы себя сожрать не дадим, зубы повыбиваем!

– Кстати, я слышал, один из ваших сослуживцев решил остаться с нашими… хм… морлоками?

– Да, Жора Корнилович, авиатор. Никак в толк не возьму, зачем ему это?

Глебовский сгорбился и завозился, поднимая воротник потертой, с петлицами департамента путей сообщения, шинели.

– Как бы нам, господин мичман, однажды ему не позавидовать…

Солодовников озадаченно взглянул на инженера. Тот с закаменевшим, нездешним лицом смотрел на белеющую вдали колонну памятника затонувшим кораблям. Из уголка глаза поползла и затерялась в трехдневной щетине слезинка.

– Ну что вы, Адриан Никоныч! – растерялся он. – Право, не стоит так близко к сердцу… Там такие же русские люди, без этих… без морлоков!

Глебовский дернул спиной, обтянутой сукном, и обеими ладонями яростно потер лицо.

– Простите, друг мой, что-то я расклеился. Вы лучше расскажите: сам момент отправления… Каково это? Вы человек опытный, уже не раз на себе испытали, а мне, признаться, не по себе…

Восточное Средиземноморье

Минную стенку – пирсы, где в прежние годы стояли миноносцы, а сейчас грузились корабли экспедиции, – стерегли на совесть. Посторонним сюда хода не было, а с воды стратегический объект охраняли боевые пловцы на моторках. В центре города и дальше, до железнодорожного вокзала, действовали мобильные и пешие патрули.

А вот агентуру (неважно чью: большевиков, врангелевцев, иностранных разведок) выявлять было некому, нечем и, главное, незачем. Каверз незваным гостям они не строили, а что до наблюдения – да сколько угодно! Возвращаться на эту «мировую линию» не планировалось, так что местные обитатели могли вволю поломать голову над их происхождением.

Любой ценитель шпионской беллетристики понимает: интервенты не могли не оставить в Севастополе агентуры. Какой именно – резидента управляющего разведсетью или одинокого осведомителя с единственным каналом связи, – зависит от возможностей конкретных спецслужб.

За два года Севастополь не раз переходил из рук в руки. Им владели германцы; корабли Антанты дважды являлись сюда и дважды уходили. И конечно, англичане, имевшие обширные интересы в Турции и Закавказье, не могли оставить главную базу Черноморского флота без присмотра.

Можно лишь гадать, кто выполнял эту опасную и в высшей степени важную задачу. В городе, пережившем столько оккупаций, эвакуаций, нашествий беженцев, затеряться не смог бы разве что марсианский октопоид из романа Уэллса. Возможно, это был кадровый сотрудник «Форин офис», вроде знаменитого Рейли, только рангом пониже. Возможно, бывший врангелевец, зарабатывающий на хлеб с маслом в предстоящей эмиграции. Но уже через несколько часов после того, как бэтээры морпехов выкатились на берег, греческий контрабандист, владелец парового барказа, получил от неизвестного господина латунный цилиндрик с плотно завинчивающейся крышкой и две беловатые бумажки по пять фунтов. А тремя сутками спустя британский правительственный агент в Батуме прочел донесение из Севастополя и поспешил составить еще одно – контр-адмиралу сэру Майклу Кулме-Сеймуру, командующему силами Ройял Нэви в Восточном Средиземноморье.

В британской миссии был, разумеется, радиопередатчик, причем достаточно мощный. Расшифрованное послание легло на стол в адмиральском салоне линкора Emperor of India всего через тридцать две минуты.

А еще через час командир легкого крейсера «Карадок», кептен Рагнар Колвин получил приказ следовать к Севастополю. Контр-адмирал хотел знать, что за корабли появились в этом порту, и чьи войска высаживаются с них.

«Карадок» находился на Черном море с февраля 19-го. В послужном списке этого легкого крейсера, относившегося к популярному в Королевском флоте типу С, числилось немало встреч с большевиками. Захват красных эсминцев «Спартак» и «Автроил» на Балтике в 18-м; поддержка деникинцев в Таганрогском заливе; бомбардировки частей Красной армии близ Поти, поддержка белогвардейского десанта в Одессе. А в августе 20-го в Днепро-Бугском лимане «Карадок» поймал в машинное отделение трехдюймовый снаряд с полевой батареи. Мало какой из кораблей Его Величества подпортил большевикам крови больше, чем этот крейсер. И можно не сомневаться: кептен Колвин и в этот раз, как, впрочем, и всегда, блестяще справится с заданием. До Севастополя чуть больше трехсот миль, двадцать часов боевым экономическим ходом; самое позднее, к семи утра крейсер будет на траверзе мыса Херсонес. Британия по-прежнему правит морями, джентльмены!

Глава тринадцатая

ПСКР «Адамант»

– Валь, ты мне объясни: почему надо обязательно отправлять их первыми, да еще с таким интервалом?

Андрей с Рогачевым смотрели вслед уходящим кораблям с привычного места – с вертолетной площадки «Адаманта». Только теперь здесь не повернуться: ящики, укутанные в брезент плоскости летающих лодок, три «максима» на крепостных станках, конно-горная пушка, железные бочки с дрянным французским бензином. Оказывается, моторам «эмок» и «Сопвичей» подойдет только такой. Если «напоить» их тем, на котором летают «Финисты» – движкам конец. Почему – Андрей не уяснил, но помнил, что Эссен говорил именно так.

– А вы прикиньте, Андрей Геннадьич, что начнется, если беженцы увидят Воронку?

– Да, паника будет похлеще, чем на «Титанике». Или там паники не было? Но ведь можно и наоборот: наш караван отправить, а потом уж они?

– Не получится. Мы заново настроили аппаратуру на «Можайске», но возможен новый сбой. Тогда они не смогут зафиксировать точку входа: это значит, что «Пробой» на «Макееве» сработает штатно, но Воронка не сформируется.

– Ну и что? – не понял Андрей. – Наладят снова и сделают еще одну попытку. Уж несколько дней корабли как-нибудь продержатся.

– Тут не о днях речь. Понимаете, Андрей Геннадьевич, сердце стационарного «Пробоя» – огромный сверхпроводящий тор, и каждый Перенос подвергает его колоссальным нагрузкам. Часть оборудования выходит из строя, его приходится заменять. Мы изготовили три запасных комплекта. Два уже использовали, остался один, последний.

– Крайний, – машинально поправил Андрей.

– Да, конечно, прошу прощения… А значит, понадобится новый комплект. Пока его изготовят, смонтируют, пройдет минимум полгода, а пока корабли застрянут здесь. Вот и отправляем их первыми: если что-то не сработает, можно задействовать аппаратуру «Адаманта». Она тоже выйдет из строя, но на один раз хватит, Груздев гарантирует.

– Гарантирует он… – фыркнул Андрей. – Ну хорошо, предположим, все прошло гладко, «Можайск» с «Помором» вернулись домой, мы их подстраховали. Наступает наша очередь отправляться в девятнадцатый век. Но нас-то страховать некому, большой «Пробой» вышел из строя на полгода минимум. Так?

– Ну, так…

– Включаешь ты установку, и бац – она накрывается медным тазом. И мы остаемся здесь с грудой горелых хронофизических железяк. «Можайск» с «Помором» хоть уйти могут или отбиться, а нам что делать с этим плавучим цирком?

Караван разношерстых судов, неспешно вытягивался из бухты. Шли ползком, по-черепашьи, добрая половина – на буксирах. Среди низких миноносцев маячил силуэт «Алмаза», волокущего за собой «Березань». Даже с такого расстояния было видно, что палубы забиты грузами и людьми.

– А у нас что, есть выбор? – хмыкнул Валентин. – Да не переживайте, Андрей, сработают мои «хронофизические железяки». Окажемся в девятнадцатом веке и «мама» сказать не успеем!

Андрей испытующе посмотрел на молодого ученого.

– Валя, только честно: ты заранее знал о планах Груздева? И готовился к роли начальника научной группы?

Рогачев кивнул.

– А о том, что у Зарина с руководством Проекта какая-то особая договоренность?

Валентин усмехнулся.

– «Руководство Проекта»? Мелко плаваете, майор. Его принимали на самом верху, и, о чем они там договорились мне, простите, неведомо. Хотя догадки, конечно, есть.

– Не поделитесь?

– Вы же сами из этой системы, Андрей Геннадьич, должны понимать. Игла в яйце, яйцо в ларце… короче, есть конверт, вскрыть который я имею право только после Переноса. Потерпите, немного осталось.

Опять запечатанный конверт! Вот и Кременецкий сразу по прибытии в Севастополь передал Куроедову пакет самого зловещего вида…

Что ж, это многое объясняет. Прежде всего решительность, даже порой бесцеремонность командира «Алмаза» и уступчивость остальных. А он-то удивлялся: почему руководство экспедиции во всем потакает начинаниям Зарина? Казалось бы: установка в порядке, включай, отправляй корабли домой. Так нет же, тянут время, ждут, пока алмазовцы прибарахлятся, рискуют ввязаться в серьезные боевые действия, понести потери…

– Тогда еще вопрос. Предположим, все пройдет благополучно, мы попадаем туда, куда и собирались. То есть в 1854-й или в начало 55-го. А дальше? Груздев упоминал о постоянной базе…

– Все верно. На «Адаманте» имеется запасной комплект к «Пробою-М». Месяца за три, максимум за полгода, я его соберу и отлажу. А профессор пока приведет в порядок установку на «Макееве»-ЦЕРНе. И когда два «Пробоя», большой и маленький, будут работать синхронно, мы сможем сколь угодно часто повторять Перенос без особых…

Договорить он не успел. Репродуктор на переборке выдал непрерывную звенящую трель: колокола громкого боя, сигнал тревоги.

* * *

На радаре отображались и береговая линия, и недалекий грозовой фронт, и отметки судов. Тесная группа справа-внизу экрана – это эвакуационный караван; чуть выше и левее две черточки, «Можайск» и «Помор». А в стороне, у самого обреза, светилась еще одна отметка, рядом с ней мигал столбик цифр.

Андрей присмотрелся. Дистанция… курс… скорость… водоизмещение – от четырех до восьми тысяч? Ничего себе, разброс!

– Судя по всему, крейсер, – негромко произнес Кременецкий. – На радаре «Помора» появился семь… нет, уже девять минут назад. Прятался за грозовым фронтом, вот его и прохлопали. На «Поморе» поначалу решили, что это транспорт из Керчи, один из тех, что отстали от конвоя. Но когда он развил девятнадцать узлов, ситуация прояснилась. Андрей Геннадьевич, не сможете определить тип?

– Если до восьми тысяч, то это может быть «Кагул». То есть «Генерал Корнилов», белые. Хотя он должен быть в Константинополе…

– Мы тут достаточно наследили, – проворчал Рогачев. – На прежние знания полагаться нельзя. Мало ли какие слухи могли дойти до Врангеля? Вот и послал крейсер проверить, что тут и как.

– А кроме «Кагула» есть варианты?

Андрей задумался.

– У французов – броненосный «Вальдек-Руссо», четырнадцать тысяч тонн. Великоват. Эсминец? Нет, они поменьше. Остаются англичане, тип С. Их тут несколько: «Каллипсо» и… нет, не помню. Надо в компьютере посмотреть.

– Вот и посмотрите. – Командир «Адаманта» щелкнул тангентой. – БЧ-4? Связь с Куроедовым и Зариным, срочно!

Он обвел взглядом офицеров.

– Изготовить корабль к бою. И поднимаем вертушку, надо взглянуть, кто к нам пожаловал.