Текст книги "Новая сила"

VII

Теллус

Над Китовым архипелагом.

Двигатель закашлялся, плюнул сизым дымом, закашлялся и затарахтел, набирая обороты. Моторист отскочил в сторону и поднял руку – готово! Уилбур помахал в ответ. Четверо матросов навалились на плоскости и хвостовое оперение, аэроплан дрогнул, выкатился на аппарель, свешивающуюся из трюма под углом в десять градусов. Прокатился, шурша колёсами шасси, по дырчатому настилу, на мгновение замер на краю – и сорвался в четырёхтысячефутовую пропасть, разверзшуюся под брюхом «Баргузина».

Лейтенант в последний момент толкнул рукоять дросселя вперёд до упора. Мотор взревел и аппарат, подгоняемый тремястами шестьюдесятью лошадиными силами, прибавленными к силе тяготения, стремительно понёсся к земле.

Лейтенант потянул ручку – машина послушно подняла нос, переходя в горизонтальный полёт. Качнул влево-вправо – на движения элеронов аэроплан отзывается, как положено, креном то на одно, то на другое крыло. Теперь ручку на себя и отжать правую педаль – изящный восходящий вираж, мотор ревёт, раскручивая до предела обороты. Ого, вот это скороподъёмность – ни земным «сопвичам» и «альбатросам», ни, тем более, здешним «кальмарам» и «вивернам» такое и не снилось! Угол по тангажу градусов сорок пять, а аэроплан идёт вверх с ускорением! Если бы на приборной доске имелся указатель скорости – его стрелка наверняка колебалась бы возле цифры узлов в двести…

«Ш-ширх!»

Рядом пронеслось нечто, напоминающее огненный плевок – струя оранжевого пламени в чёрных клубах копоти. Уилбура спасло то, что неприятельский стрелок ошибся, беря упреждение; а может, воздушный огнемёт остроухих тварей попросту не рассчитан на подобные скорости. Лейтенант резко свалил машину на крыло, уходя с переворотом в сторону – и успел увернуться ещё от двух плевков. Краем глаза Уилбур заметил, что перед «выстрелом» инсекты замирали в воздухе, поджимая под себя кольчатые сегменты… тела? Фюзеляжа?

Между перепончатыми крыльями он ясно различал согнутые фигурки пилотов, по одному на машину? Тьфу, эти мерзкие штуки и машинами-то назвать зазорно…

«Стрекозы» оказались неважными воздушными бойцами. Храбрости и упорства им было не занимать, но, видимо, запас «огнеплюев» был ограничен тремя-четырьмя выстрелами, да и те пропали даром – слишком высокую скорость развивал аэроплан. Англичанин сразу нашёл нужную тактику: уклонившись от встречного залпа, он по широкой дуге уходил в сторону-вверх (скороподъёмность аэроплана такая, что противник и не пытался тягаться с ним) а потом, описав крутой вираж, атаковал с пологого пикирования. Ловил насекомоподобную пакость в перекрестья прицела, жал на рычаг спуска – и с удовлетворением видел, как от «стрекозы» летели в стороны клочья. Попавший под свинцовые струи инсект смялся, сложил перепонки крыльев и полетел кожистым комком вниз. Из него выпала фигурка и, размахивая руками, полетела к земле. И – не долетела: над падающим внезапно раскрылось нечто вроде треугольного воздушного змея. Пилот-инри ловко маневрировал, направляя своё «крыло» в сторону от воздушной схватки.

Уилбур тронул рычаг вправо, ловя фигурку в прицел, но вовремя опомнился – бедняга и так обречён, если его не захватит один из мельтешащих на морской глади «охотников», то непременно сожрёт хищная тварь, которыми кишат воды вокруг Китового архипелага. Англичанин поискал глазами флаппер командира – и обнаружил стремительную ярко-красную сигару футах в полутораста над собой. Машина металась из стороны в сторону, уходя от сверкающих металлом пунктирных трасс двух преследующих его «стрекоз». «Живая ртуть»! – вспомнил Уилбур, – вот ещё чем, к примеру, они могут стрелять… И тут же, словно в ответ, по правой плоскости пробарабанила череда звонких ударов. Он крутанул восходящую бочку, уводя машину из прицела «стрекозы», набрал высоту, выровнялся и только тогда поглядел на крыло. Так и есть – цепочка аккуратных, похожих на пулевые, пробоин.

«Ну, вы мне сейчас за это заплатите…»

Вираж, ещё вираж, иммельман… Пытающаяся преследовать его стрекоза на миг зависает, потеряв скорость на крутом кабрировании, и тут же на ней скрещиваются пулемётные трассы – стрелки с «Баргузина» не теряют времени даром. Уилбур увидел, как разлетелась кровавыми ошмётками голова инри-пилота, и лишённая управления «стрекоза», кружась, словно крылатое кленовое семечко, устремляется к волнам далеко внизу.

Он покрутил головой – инсектов в поле зрения больше не было. Неужели все шесть сбиты? Сигара дирижабля неспешно плывёт на восток, волоча за собой шлейфы жирного дыма от сгорающих угольных брикетов – кочегары стараются вовсю, огромные, не меньше дюжины футов в поперечнике, пропеллеры старательно перемалывают воздух. На правом борту медленно расплывается здоровенная чёрная клякса с огненными краями, сквозь отверстие проглядывают ажурные рёбра и тросы каркаса и пузыри мета-газовых мешков – одна из стрекоз всё же дотянулась и достала воздушный корабль плевком огнестудня. Уилбур покрылся холодным потом: вот сейчас огненные струйки доберутся до содержимого емкостей с газом и тогда конец, огненное аутодафе для всего экипажа и пассажиров.

Но – ничего подобного не произошло. Сверху, с хребтины воздушного корабля сноровисто спустились на тросах несколько фигурок и, ловко орудуя шлангами, присоединёнными к болтающимся за спинами ранцам, стали заливать тлеющие края дыры ткани пеной. И только тогда Уилбур сообразил, что ничего особенно ужасного дирижаблю не грозит. Мета-газ, в отличие от водорода и светильного газа, заполняющих земные «аппараты легче воздуха» не горюч, а что до дыр в обшивке да пары-тройки прохудившихся газовых мешков – они не снизят подъёмную силу до критически малого значения.

Англичанин бросил машину в вираж, уходя от дымной полосы, тянущейся за «Баргузином», и, уравняв свою скорость со скоростью дирижабля, завис футах в пятидесяти под разверстым люком носового трюма. Оттуда ему уже махали руками и шлемами техники.

– Хороший был аппарат. – фон Зеггерс попинал ногой искорёженную стойку шасси. – Крепко его уделали, любо-дорого посмотреть, как говорите вы, русские…

– Почему это – «был»? – обиделся механик. Пруссак не ошибся – парень принадлежал к выходцам их Новой Онеги, и говорил по-немецки с выраженным славянским акцентом. Как, впрочем, и большая часть команды «Баргузина» – о чём безошибочно свидетельствовал густо висящий в ангаре мат, неизменно сопровождающий – это фон Зеггерс знал не понаслышке, – любую осмысленную деятельность русских. Даже если и говорят они по-немецки, как сейчас.

– Не так-то много тут требуется ремонта. – продолжал механик. – Движок цел, набор металлический, что погнуто – выправим.

Гофрированный дюраль для обшивки в запасе имеется. Вот увидите, герр капитан: до места добраться не успеем – будет как новенький!

Лейтенант Уилбур Инглишби, хоть и не принимал участия в обсуждении полученных аэропланом повреждений, но целиком и полностью был на стороне унтера-моториста. За четверть часа полёта и боя Уилбур успел сродниться с новым истребителем – а заодно довести счёт до трёх. Если считать три аэроплана бошей, сбитых им над Фландрией в далёком 1916-м – можно по праву претендовать на почётное звание «аса». Правда, здесь оно не в ходу – но не беда, недолго и ввести. Пилоты есть пилоты, на чём бы они не летали – на «ньюпорах», «фоккерах» или «кальмарах» – и все одинаково падки на внешние атрибуты своих побед.

Он покосился на Алекса, копающегося в медных кишках «кальмара». Подкинуть, что ли ему эту мысль? А что – наверняка не далее, как сегодня они отметят первые свои победы в настоящем бою – тогда и можно будет как бы невзначай упомянуть о традиции пилотов-истребителей Старой Земли. Здешний народ относится ко всему, что исходит оттуда, с пиететом – так что, глядишь, и получится. Правда, пока боевой счёт лейтенанта Веденски составлял всего-то одну заваленную в «собачьей свалке» «стрекозу», и ещё одну записал на себя его бортстрелок – но ведь лиха беда начало, не так ли, джентльмены?

И ладно бы, повреждения его аэроплана были получены в воздушно бою! Так нет, единственная отметина, оставленная инрийскими инсектами – редкий пунктир пробоин на левой плоскости. Уилбур уже успел их осмотреть: ничего опасного, капельки «живой ртути» проткнули два слоя тонкого дюраля, оставив на кромках пробоин тонюсенькие зеркально-сверкающие нити. Там же, где удары пришлись в лонжероны и стрингеры – «живая ртуть» растеклась по помятому металлу зеркальными лужицами, но пробить не смогла. Выходит, прав был пруссак: цельнометаллические аэропланы в здешних небесах придутся весьма кстати. Достаточно защитить пилотскую кабину несколькими не слишком даже толстыми листами алюминия – и всё, ты в летучей крепости! Надо будет заняться этим, когда дело дойдёт до ремонта…

Выйдя с минимальными потерями из «собачьей свалки», Уилбур уровнял скорость со скоростью дирижабля, и принялся аккуратно подводить её к тёмному прямоугольному провалу, ведущему в носовой трюм. И почти преуспел – если бы в самый последний момент порыв бокового ветра не швырнул машину на узкую, окантованную стальными уголками, кромку люка. Скрежет сминаемого металла, сизая гарь из патрубков мотора, и аэроплан со смятым в гармошку фюзеляжем и обломком плоскости, болтающемся на скрученном стрингере, на миг зависает над пропастью – и начинает медленно сползать вниз.

Положение спас один из механиков: отчаянный парень прыгнул прямо на обрубок крыла, ловко пропустил вокруг фюзеляжа трос и затянул узел – за мгновение до того, когда то, что осталось от аэроплана сорвалось в люк.

Как он сам ухитрился при этом удержаться – загадка. Подоспевшие коллеги смельчака завели ещё несколько тросов и совместными усилиями втянули искалеченный аппарат внутрь. Уилбур всё это время сидел в кокпите, в каком-то ступоре, обливаясь холодным потом, и его пришлось чуть ли не силой извлекать наружу. Извлекли, усадили на ящик из-под патронов, сунули в руку фляжку шнапса. Так он и сидел, и звякал горлышком о зубы, пока не унялась противная дрожь в руках, и пока не появился в импровизированном ангаре фон Зеггерс.

Он был весел и жизнерадостен – ещё бы, такая победа! Ни одна из «стрекоз», осмелившихся атаковать «Баргузин» не ушла, повреждения, полученные воздушным кораблём, незначительны и уже устраняются, потерь в личном составе не имеется – чем не повод для торжества?

– Ну что, камрады, это надо спрыснуть? – прогудел пруссак. – Бой закончился для нас счастливо, чего не скажешь об острове, с которого мы, кажется, вовремя убрались.

Уилбур вытянул шею и заглянул в люк. Вдали, на синей глади моря, вставали чёрные столбы дыма – горели залитые огнестуднем острова Китового архипелага.

– Целиком и полностью с вами согласен, герр Зеггерс. – Алекс отошёл, наконец, от аэроплана. – Непременно надо отметить! Четверть часа, чтобы привести себя в порядок – и жду вас в кают-компании!

Англичанин сунул фляжку набежавшему механику. Четверть часа – достаточно, чтобы добраться до своей каюты, принять душ и переодеться. Заодно и нервы успокоит: не хватало ещё разбирать столовый прибор дрожащими пальцами… А там, под рюмочку чего-нибудь ледяного и игристого, или наоборот, крепкого, как раз и можно будет ввернуть насчёт «асов».

– А ведь вы были правы, герр Зеггерс! Ваши аппараты с двигателями… как вы их, назвали, внутреннего сгорания? Да, они оказались куда лучше флапперов! Признаться, меня даже удивило: с чего это вы восхищались ими так ещё тогда, на базе флота?

Алекс сделал глоток из хрустального, на тонкой ножке, бокала. И пусть воздушный корабль, которым ему довелось командовать – старый хлам, но кают-компания, спасибо его прежним владельцам, меблирована и оборудована вполне комильфо. Включая сюда посуду и прочую утварь офицерского буфета.

– Тут нет никакой загадки, герр Веденски! – пруссак наставительно поднял вилку с наколотым на неё кусочком сыра. – Вот, наш британский камрад не даст соврать: нам на Земле и не снились такие движки, которые ваши инженеру ухитрились изготовить. И ведь всего на полтора месяца управились!

– Точно. – подтвердил Уилбур. – Уж не знаю в чём там в итоге фокус – то ли материалы особые, изготовленные с помощью этой вашей ТриЭс, то ли точность обработки, опять же, благодаря ей достигнутая – а только обыкновенный двухсотсильный «Санбим» в их исполнении выдаёт по самым скромным прикидкам, триста шестьдесят лошадок. Про моторесурс я вообще молчу – сколько гоняли на стенде, прежде, чем поставить на опытный экземпляр аэроплана, и ни единого отказа! Чудеса, да и только!

– Вы мне вот что скажите… – осведомился фон Зеггерс. Он, в отличие от Алекса, пил не золотистый рислинг (потомки землян и под чужими небесами сохранили названия знаменитых марок вин, хотя вкус у них был совсем другой) а водку, наливая её из хрустального графина. – Вот, ежели неприятель опять это заклинание применит… как бишь его?

– Тусклый Шар. – подсказал Алекс. – Временная парализация ТриЭс в определённом объёме.

– Вот-вот, его самого. Что тогда станется с материалами, из которых сделан движок? Рассыплются, свойства изменят?

– Этого вы, герр Зеггерс, можете не опасаться. – развеял опасения воздухоплавателя Алекс. – Они ведь всего лишь изготовлены с помощью Третьей Силы, магии по-вашему. А сами не содержат её ни капелюшечки, так что Тусклый Шар им не опасен.

– Вот и хорошо. – пруссак довольно потёр ладони. – А я уж тут опасаться начал. У меня вот какая идея возникла… Вы позволите?

И, не дожидаясь кивка Алекса, полез за пазуху и разложил на крахмальной скатерти засаленный блокнот.

– Ежели мы на аэроплан кроме обычного движка, установим ещё и двигатель на мета-газе, только сделанный в виде эдакой подвесной трубы? – и он продемонстрировал карандашный эскиз. – Баки с газом в корпус уберём, динамо поставим помощнее, с приводом от основного движка… Смысл тут такой: ежели его триста шестьдесят лошадок добавить к создаваемому газовой трубой противотяготению и тяге? Это ж совсем другая машина получится – не двести узлов будет давать, а как бы не все четыреста, и манёвренность будет, не хуже, чем у флапперов. О трудностях при причаливании к дирижаблю навсегда можно будет забыть! А ежели инри шарахнут своим Тусклым Шаром – пожалуйста, имеется механизм сброса: дёрнул за рычаг, избавился от бесполезного мета-газового двигателя и воюй дальше по-аэропланному!

Алекс недоверчиво хмыкнул, всмотрелся в рисунок. Секунд десять спустя лицо его посветлело.

– А вы знаете, вполне может и получиться, герр Зеггерс! И, главное – не надо ничего изобретать: придумать только, как закрепить ТриЭс двигатель под вашей машиной…

– А не надо его там закреплять! – вступил в разговор англичанин, тоже внимательно рассматривавший карандашные наброски фон Зеггерса. – Вы ведь, я полагаю, знакомы с аэропланами, построенными по двухбалочной схеме?

– Ещё бы! – хмыкнул воздухоплаватель. – «фарманы», «вуазены». «Де Хевиленд» второй, опять же…

– Именно его я и имел в виду! Вот смотрите: двигатель переносим в нос, с тянущим, а не толкающим винтом, а на его место ставим мета-газовую трубу…

И он начал черкать карандашом в блокноте.

– Хм… – фон Зеггерс потеребил подбородок. «Де Хевиленд» уж очень архаичную конструкцию имеет – фермы да растяжки. Цельнометаллическим его сделать будет непросто, а это, как вы уже убедились, камрад Уилбур, дело важнейшее. Я бы предложил всё же монопланную схему. Балки – не решётчатые, как у «Де Хевиленда», а коробчатые, как на бомбардировщиках «Капрони», которые макаронники делают. И неплохо, надо сказать, делают, талантливо… Двигателей поставим два, по одному на каждую балку, килей – тоже два. В носовой части пилотской кабины – машингеверы штуки две-три, и ещё один тяжёлый, крупнокалиберный, места хватит. А позади -двигатель этот… как бы его назвать поточнее…

– Бустер. – подсказал пилот. – Ускоритель по-вашему.

– Вот-вот, ускоритель – самый подходящий термин будет. Немаленькая всё же дура, и увесистая. Центр тяжести будет сильно смещаться, когда его сбросишь, а это нехорошо для управляемости и устойчивости аэроплана. Однако же, вполне решаемо. Я тут прикинул -можно попробовать сделать вот так…

Алекс слушал увлечённо спорящих офицеров – между прочим, совсем недавно, смертельных врагов, изо всех сил старавшихся изничтожить друг друга, – и никак не мог совладать с радостным изумлением. Положительно, эти гости со Старой Земли – настоящий кладезь идей! Теперь бы только найти время для воплощения их в металле, и инри горько пожалеют, что развязали эту злосчастную войну.

VIII

Теллус

КайзерРайх, Новая Онега

Погода не радовала. Серенькие облачка, намекающие на близкий дождь, сыроватый, стылый ветер – обычное дело для отдалённой губернии КайзерРайха. Пронзительно-голубой, бездонный купол небес, привычный обитателям Туманной гавани, здесь редкость. Ново-онежские обыватели вообще нечасто смотрели на небо. Зачем? Только расстраиваться.

И те, кто сегодня, около полудня, поднял глаза к облакам, первым увидел сигару большого коммерческого дирижабля, неспешно плывущего на высоте тысячи в полторы футов, под самой кромкой облаков. Воздушный корабль описал широченную дугу над озером, над портом, полным, как всегда, разнообразных посудин – от портовых паровых буксиров и парусных шхун, до пакетботов и барж-лесовозов, развернулся над городом и неспешно направился к южной окраине, где располагался воздушный порт, уже месяц, как закрытый. К тому времени на небо смотрели все – и обменивались, когда негромко, когда надрывая глотки, мнениями насчёт увиденного. В потрёпанном грузовом дирижабле (в толпе нашлись знатоки, опознавшие в нём «Баргузин», до войны совершавший рейсы в Загорье) не было ничего величественного. Корабль был изрядно потрёпан, бока огромного корпуса украшали полосы угольной копоти, трубы отчаянно дымили – верный признак скверного качества топливных брикетов. Левый борт на самом видном месте украшала свежая, размером с иной огород, заплата. Но – Воздушный Флот Империи уже два месяца, как отозвал все дирижабли с коммерческих пассажирских и грузовых линий, так что горожане успели отвыкнуть от вида плывущих в небе сигар. Вот и сбегались толпами к воротам на лётное поле, в дальнем конце которого высились решётчатые причальные мачты. Зачем? А просто так. Обыватели Новой Онеги не меньше прочих падки на новости.

На поле никого не пустили – караул из десяти драгун под командой вахмистра стоял стеной, а когда стали напирать – пригрозил ножны палашей: «Не велено, расходись, чего собрались?» Так что наблюдать за происходящим пришлось из-за ограды, и лишь немногие счастливчики успели просочиться мимо кордонов, поближе к центру событий.

Посмотреть было на что. Воздушный корабль развернулся, как полагается, против ветра и из-под брюха у него вылетели и стали стремительно расти две мошки: одна красная, другая вся в полированном металле. Понимающие люди тут же определили в красном ударный флаппер «кальмар», а вот ведомый поставил их в тупик необычайно длинными крыльями, отсутствием маховых перепонок и характерного перламутрового шлейфа выгоревшего мета-газа, вроде того, что тянулся за «кальмаром».

Аппараты развернулись над полем и один за другим пошли на посадку. Садились они тоже по-разному: «кальмар» резко сбавил скорость, завис в нескольких футах над землёй и без затей хлопнулся на три колеса. Длиннокрылый же, описав дугу, снизился, на приличной скорости коснулся шасси грунта и долго катился по полю.

Те же, кому посчастливилось приблизиться к аппаратам, разглядели ещё и необычное то ли ружьё, то ли одноствольную картечницу, установленную на поворотной дуге в задней кабине «кальмара». А ещё – нарисованные под обрезами пилотских кабин белые значки в виде вытянутого яйца, украшенного, словно парой острых ушей, двумя узкими треугольниками. Это и были уши – те, кто посообразительнее, догадались, что так пилоты отметили сбитые в воздушных боях инрийские инсекты. Новость эта мгновенно распространилась по толпе, отдавшись весёлым гулом – люди приветствовали изобретательных воздушных бойцов.

«Баргузин» тем временем медленно, еле проворачивая огромные пропеллеры, поплыл к причальной мачте. Подошёл, уткнулся носовой оконечностью, рабочие наземной команды похватали свисающие канаты и гайдропы, завели их на швартовочные лебёдки, и гигант повис, чуть покачиваясь на ветру. На площадку мачты перекинули лёгкий трап. Оркестр драгунского полка, выстроившийся у основания решётчатой башни, взблеснув медью, грянул марш – с прибытием!

Елена вместе с другими встречающими ждала Алекса у подножия причальной мачты. Но молодой человек не спустился по витой лесенке вместе с прочими прибывшими – прикатил на служебном дампфвагене, бросив свой кальмар прямо на посадочной полосе, на попечение местных техников. Увидав командира корабля, фон Зеггерс взял под козырёк, его примеру последовали остальные члены экипажа. Алекс – он был не в нарядной, с золотым шитьём, форме Воздушного Флота, а в лётном комбинезоне и меховых сапогах, – встал по стойке «смирно» и бросил ладонь к шлему со сдвинутыми на лоб очками-гоглами в медной оправе. За его спиной вытянулся в струнку Уилбур Инглишби. Елена помнила его по недавнему путешествию – правда, тогда она видела пилота раненым, на носилках, в открытой гондоле кустарно слепленного дирижабля, на котором они покинули Летучий остров.

Духовой оркестр доиграл «Имперский Марш», встречающие поаплодировали воздухоплавателям (сведения о воздушном бое и сбитых «стрекозах» уже успели разойтись) и только после этого молодой человек – нет, уже командир воздушного корабля, настоящий ветеран! – смог подойти и поприветствовать знакомую.

Её новый облик вызвал у Алекса весёлое изумление. Куда делась чопорная барышня, то и дело оглядывающаяся на солидного облика компаньонку! Сейчас перед ним стояла энергичная девица в форме Вспомогательного Женского Корпуса армии КайзерРайха – узкий приталенный жакет неизменного фельдграу, такая же юбка – о, ужас, обрезанная чуть ниже колена! – и мягкие сапожки. На голове военного фасона шляпка, украшенная такими же, как у Алекса пилотскими гогглами. На запястье правой руки – широкий кожаный браслет, скорее крага, усеянная циферблатами и витыми латунными трубками – обычный аксессуар механика шагохода. На поясе кобура из которой выглядывает рукоять «пепербокса» – того самого, вспомнил лейтенант, из которого она едва не подстрелила беглую наездницу-инри, устроившую диверсию на несчастной «Кримхильде». А заодно – и лейтенанта Инглишби, захваченного этой инри в плен. К счастью, пули пролетели мимо, и англичанин теперь воюет на правильной стороне – и неплохо, надо сказать, воюет…

Вопрос переменами в облике Елены разъяснился почти сразу. Оказывается, девушка уже два дня, как официально состояла на военной службе – и не бумажки в штабе перекладывала, а готовила к экспедиции в Загорье тяжёлый шагоход.

Возникший минуту спустя профессор Смольский, отец Елены сообщил, что по распоряжению губернатора Новой Онеги «Баргузин» вместе с экипажем передаётся экспедиции. Соответствующую бумагу господин лейтенант получит в канцелярии губернатора – разумеется, после того, как он отдохнёт и отобедает дома у профессора.

Вот, значит, на какое содействие губернатору намекал в гросс-адмирал, понял Алекс. И повеселел, сообразив, что Елена не собирается ограничиваться подготовкой к экспедиции. Что немедленно и подтвердилось, когда девушка с важным видом сообщила, что не далее, как вчера сдала экзамен на право вождения шагохода, и зачислена в составе экспедиции запасным водителем.

Такую новость следовало осмыслить. Алекс вместе с фон Зеггерсом и англичанином погрузился в профессорский дампфваген, помахал напоследок рукой встречавшим их новоонежцам, и экипаж, пыхнув струйками пара и жирного угольного дыма, покатил в город.

– …Получается, друзья мои, что о къяррэ мы не знаем практически ничего. – говорил профессор Смольский. Все они – Алекс, фон Зеггерс, Уилбур Инглишби – сидели за накрытым обеденным столом в гостиной, в в компании самого профессора, его дочери и ещё двух-трёх незнакомых лейтенанту людей.

– До нас доходили только обрывки сведений, полученных от инри при весьма сомнительных обстоятельствах – причём эти сведения нередко друг другу противоречили. И вы, герр капитан… – он обозначил поклон в сторону фон Зеггерса, – передали нам куда больше достоверной информации, чем мы располагали до сих пор…

Пруссак кивнул. Действительно, схватка «плавунца» къяррэ и инрийских патрульных облачников разворачивалась у него на глазах.

– Пожалуй, я смогу кое-чем дополнить рассказ мистера Зеггерса. – вставил Уилбур. Разговор за столом из уважения к гостям шёл по-немецки, а этот язык он худо-бедно уже понимал. Англичанин сидел у дальнего концу стола, по соседству с Кеттлером, и без особой охоты ковырялся вилкой в бифштексе. События последних трёх дней – налёт инри, воздушные схватки, спешный, наперегонки с часовой стрелкой, ремонт покалеченного истребителя, и, наконец, торжественная встреча – вымотали пилота до последней крайности. Ощутив, наконец, под ногами твёрдую землю, ему хотелось одного: принять душ, завалиться в чистую постель – и проспать не меньше четырнадцати часов подряд.

– Ах да, разумеется… – профессор благожелательно посмотрел на собеседника поверх дужки пенсне. – Ведь ваша… хм… спутница наверняка что-то о них рассказала, не так ли?

Англичанин скривился, будто надкусил лимон. Ну, конечно: сейчас пойдут расспросы об Л’Тисс, безжалостной инрийской наезднице боевых инсектов, при которой он состоял… увы, не только пленником. Роль альковного раба, постельной игрушки – что может быть унизительнее для британского офицера?

К счастью, разговор свернул с опасной темы.

– А охотник, о котором писали в газетах, видел не меньше герра Зеггерса. – заметила Елена. – Вот бы с ним побеседовать, папенька! Как полагаете, он уже оправился?

– Откуда мне знать? – пожал плечами профессор. – Устойчивой связи с этой, как его… Загорской… Загорянской…

– Загорищенской. – подсказал молодой человек, которого Смольский представил, как Иоганна Кеттлера, выпускника Политехнического Императорского училища. Он сидел напротив Алекса, рядом с Еленой и внимательно ловил каждое сказанное слово.

– Да, вот именно, Загорищенской. – кивнул Смольский. – Связи с этой медвежьей, простите, дырой у нас нет, разве что приедет кто оттуда, расскажет. А нарочного посылать – не вижу смысла. Мы сами скоро отправимся туда на «Брагузине» – сами всё и выясним. А вообще-то, дорогая, ты права: неплохо бы уговорить этого охотника принять участие в экспедиции в качестве проводника. Боюсь только, состояние здоровья ему не позволит.

– Почему так? – удивился Кеттлер. – Ехать верхом или идти своими, так сказать, ногами ему не придётся, поедет с комфортом, в шагоходе.

– Видела я этот комфорт… – при этих словах Елену передёрнуло. – По мне, так лучше всю дорогу на четвереньках, чем нюхать эту, простите, вонь…

– Ну-ну, фройляйн, не преувеличивайте. – собеседник сдержанно улыбнулся. – Уж сколько-то дней выдержать можно, а на ночь мы будем разбивать палатки.

Алекс слушал спор Елены и «ссыльнопоселенца» и пытался справиться с нарастающим раздражением. Профессор же, поймав недовольный взгляд лейтенанта, истолковал его по-своему. Он шёпотом, чтобы не услышали сидящие напротив Елена и Кеттлер, сообщил, что «этот молодой человек, хоть и сослан в Новую Онегу за вольнодумство, но показал себя отменным механиком. Он может с закрытыми глазами собрать, разобрать и отремонтировать любой узел шагохода – а на это способен далеко не о всякий выпускник Политехнички, им бы всё больше книжки почитывать…»

Выяснилось, что «ссыльнопоселенец» принял активное участие в подготовке экспедиции – и, разумеется, профессору ничего не оставалось, как зачислить его в штат механиком и научным сотрудником. «Уверяю вас, вы тоже оцените его по достоинству, как только дойдёт до практической работы. А что характер непростой – ну, так и мы с вами, батенька, не подарок…»

Пока же Алекс оценил по достоинству лишь недвусмысленные взгляды, которые Кеттлер бросал на Елену. И ведь она никак не может их не замечать – охотно отвечает, смеётся его шуткам, и вообще – ведёт себя с ним, как со старым знакомым. Сам-то Алекс считал дни до встречи с Еленой, воображал, что она тоже скучает и будет рада… Придётся теперь быть с этим типом любезным, а то, не приведи Творец-Создатель, заподозрят, что неприязнь его вызвана политическими соображениями. Не зря профессор так распинается, уверяя гостя в лояльности своего нового «сотрудника». Похоже, ему ещё предстоит хлебнуть лиха с этим умником…

– Кстати… – Алекс решил сменить неприятную тему. – Вы давеча упомянули, что с этой станицей – Загорищенская, верно? – так вот, вы упомянули что с ней невозможно срочно снестись, чтобы получить сведения о пострадавшем охотнике. Неужели там нет мнемопоста?

Алекс говорил о пунктах дальней связи с помощью устройств на основе ТриЭс. Мнемопосты обеспечивали военную, гражданскую и административную связь по всей территории Империи и давным-давно стали столь же привычными, как привычны были когда-то крыльчатые башенки оптического телеграфа.

– Тут всё просто, герр лейтенант. – профессор промокнул губы салфеткой и отложил вилку. – Кроме поисков къяррэ, нашей целью является тайная база инри в Загорье. С некоторых пор у нас возникло устойчивое подозрение, что наши враги могут перехватывать сообщения дальней связи, передаваемые при помощи ТриЭс. Чтобы не подвергать экспедицию опасности – решено воздержаться от их использования даже по малозначительным поводам.

– Вот, значит, как… – недоумённо поднял брови Алекс. Об этой стороне войны он до сих пор не задумывался. – Как же мы будем сноситься с Большой Землёй – голубиной почтой?

– Пока неясно. – развёл руками профессор. – Да вот, хотя бы один из ваших флапперов можно использовать как курьерский. А что? Привесить дополнительные баки с мета-газом – на половину примерно дальности хватит. А по дороге можно в паре мест оборудовать площадки подскока с запасами, да оставить при них казачков для охраны и техника. Чем не вариант? В общем… – он деликатно потрепал Алекса по запястью, – не переживайте, батенька! Что-нибудь непременно сообразим. Старт экспедиции только через неделю: пока списки снабжения проверим, задачу окончательно утрясём с губернатором, пока погрузимся… Время есть.

– Ну и на кой ляд ты приволок их сюда?

Витька с неудовольствием смотрел на большую угловатую корзину, плетёную из ивовых прутьев. Внутри корзины что-то копошилось и курлыкало.