Текст книги "Третий Меморандум"

••••••••••••

На ГАЗике Александр ездить любил, хоть и немного стеснялся, чувствуя себя этаким полковником с личной машиной. Дней десять назад, когда еще шла раскорчевка, на доску объявлений кто-то повесил карикатуру: довольно похожий Казаков высовывается по пояс из ГАЗика и из-под ладони озирает окрестности. Под карикатурой имелась подписи «Председатель самого передового на Теллурщине колхоза «Заря феодализма» с утра до вечера в поле. Голубев страшно возмущался подрывом авторитета власти. Казаков посмеялся и велел карикатуру не снимать. Она исчезла сама собой – теперь там висела новая: повернувшись задом к готическому замку, очень похожий Малян в лупу изучает след босой ступни. Подпись: «Кажется, я нашел следы человеческой деятельности».…

ГАЗик, расплескав черный песок на приливной мели, обогнул Кремль и понесся по пляжу вдоль пашни. С ближайшего трактора им помахал сцепленными руками Лёня Крапивко. Корчевщики, а ныне – крестьяне и агротехники – народ неунывающий, веселый, и находились в прекрасных отношениях с Крапивкой. А так и являлись главными поставщиками свеже-испеченных анекдотов о пайках, Совете, приливах и панцирных обезьянах. Александр любил корчевщиков и раньше по два, по три часа работал с ними в разгар сиесты, так что с ними ничего неприятного никогда не связывалось. «А вот Голубев их не любит. Голубев никак не поймет разницы между дружелюбным подшучиванием над начальством и саркастичным бурчанием на оное начальство»..

ГАЗик резко затормозил и Казаков чуть не ткнулся носом в лобовое стекло. Пашка смущенно развел руками. Около машину рте стоял Толя Майков. Пятнистая форма (от щедрот Хозяев) была на нем ушита и подогнана по фигуре, звездочка на погонах начищена до блеска… «Пижон» – подумал Казаков, но не без удовольствия. Было в Майкове что-то от самого капитана бойцовых Котов, а капитана координатор давно видел насквозь.

– Трищ координатр, на вверен псту пршствий нет! – лихо отрапортовал Анатолий. – Старший патруля сержант Зайков.

– Вольно, – пробурчал Казаков и направился к лестнице.

«Точка» представляла собой крытую платформу на высоте четырех метров у самой кромки максимума прилива. Частокол Периметра уходил от нее на полкилометра влево, вдоль выкорчевки; были видны стеностроители, вбивающие очередные колья на полсотни метров правее, в плотный ил. Сейчас волны лениво плескались у крайнего кола.

Казаков поднялся по лестнице на платформу. Там имели место два жестких топчана с одеялами, стол с крошками хлеба и направленный в сайву пулемет на колёсном станке. На одном топчане кто-то посапывал, укутавшись в одеяло, У пулемета сидел, облокотившись на казенник, костлявый и длинноногий Бойцовый Кот Арсений. Ему Казаков симпатизировал больше, чем Майкову – за непоколебимое спокойствие и неисчерпаемые запасы оптимизма.

– Как дела, котенок? – Спросил Координатор, подходя к пулемету. Арсений обернулся, подумав, встал и снова сел.

– Нормально. Обращаем к пользе все мыслимые и немыслимые неожиданности.

Казаков фыркнул. После этого Майков тоже улыбнулся.

– А что, бывают и немыслимые? – Александр подошел к перилам. Под платформой и дальше, до горизонта, куда медленно уплывали серые обрывки туч, а простиралась черная сайва.

– Бывают, – Арсений пожал плечами. – Бывает – кто-то кричит очень далеко. Или смеется. По ночам светящиеся птицы… помнишь? – Майков кивнул. – А то, бывает, с моря наползет туман – узкой лентой, подойдёт к побережью, постоит, как живой, и уйдет обратно…

– Так сообщайте! – Казаков оживился. – Почему от вас Совету сплошь цидулки: «Все в порядке», «Стая в двадцать обезьян в пяти километрах», «чей-то плавник в трех километрах»…

– А, – Арсений махнул рукой. – Как об этом напишешь? Те же обезьяны… – Вы видели, как они танцуют? Да, танцуют. Попеременно всеми лапами такое выделывают!

Всеми лапами. Что-то тут было… Ах, да – двуручные щиты! Щиты. Казаков заторопился, поблагодарил, Малков щелкнул каблуками, Александр скатился по ступенькам, и «козлик» шустро запрыгал назад, в сторону интерната.

От здания навстречу машине бежал Валентин. Былой вальяжности в нем не осталось, можно даже было смело сказать, что на нем лица не было.

– Что вы, там, на фиг, рацию с собой не берете? – проорал он, кашляя на бегу.

Да, уж если наш вежливейший Валя забыл о своем обычном пиетете – то, значит, дело серьезное…

– Там повешенные! – Казаков вывалился из машины, схватил Валентина за плечо.

– Где?!!

– В лесу! Валерьян сообщил… – начальник станции все не мог отдышаться. – Трое, все голые, два мужика и девушка.

Казаков перевел дух, отогнал услужливо возникшие бредовые видения и побежал в радиорубку. Да-да, все понял… Я понимаю, что ужас, все там будем, требуется ли подкрепление? Пришлю, сколько смогу… да, конечно, и «Пса» тоже. Постоянно держи связь, все ясно? Будь осторожен, куда ж мы без тебя… ну да, твои строители и так рыдают… Отбой. Опять в караулку, Каурова нет, в спортзал, ну конечно, тренирует бойцов (после открытий в Замке все свободные Коты, Следопыты, а равно желающие курсанты проходили под руководством Каурова курс дзюдо и фехтования, по три часа ежедневно).

«Дай людей. – что значит – зачем?. – ну, не дуйся, как трехлетка, там трупы в сайве… да, да…» – трех бледных от волнения котят с багровым от ответственности сержантом – в склад, за оружием Сам снова в ангар, бронеавтомобиль, грузовик…

Да, машины гонять лишниё раз не хочется – но раз уж такие дела… Понять решительно ничего невозможно… чёрт, приходится решать единолично – но поди сейчас всех собери! Чрезвычайные обстоятельства. Трупы. Та-ак, трое уже отправились на Землю… Интересно, в психушку они там не попадут?..

И двуручные щиты. Значит, обезьянки-таки были разумны? Значит, сейчас их на планете нет… Ну, об этом-то остальным знать вовсе необязательно..»

Вечером, встретив лесорубов, усталых, но до чертиков довольных, с полными машинами вкусно пахнущих бревен; ошарашив Совет и самых заядлых первоградских сплетников известиями о висельниках в лесу и о разумности обезьян; перекинувшись мимоходом парой фраз с Викой, а кажется, что в каждой фразе сидит еще – совершив все это, Александр поднялся на чердак интерната и выбрался на плоскую, залитую бугристым гудроном, крышу.

На крыше громоздился астропавильон. Небо было чудесное, безлунное и ясное. Над горизонтом желтым кошачьим глазом ровно светил Солярис, чужая, но уже знакомая звездная россыпь спокойно перемигивалась вокруг. Казаков навел рефлектор на Юпитер, сделал несколько набросков положения спутников. Это был не настоящий Юпитер, это были не галилеевы, а «простевские» спутники, их открыла Лена, а не Галилей. Но где-то на этом небе было Солнце, и Лена сейчас работала с астрографом, измеряла координаты звезд – пыталась по искажению созвездий определить, в какой стороне неба Земля и сколько да нее парсек. Работа, казалось, бессмысленная, но было что-то упрямо-человечное в этом стремлении знать направление на родину

Через час Александр с сожалением оторвался от инструмента. Пора было на Совет. Сегодняшнее заседание обещало стать содержательным.

••••••••••••

ДНЕВНИК КАЗАКОВА

«4 апреля. Мне даже пришлось удерживать нашу консульскую молодежь от совсем уж тоталитаристских мер. Хватит с нас полусотни Котов, двадцати пяти Следопытов да двух десятков «стажеров-вольнослушателей»! Приняли еще, тоже «на ура», закон о новом ордене – «За заслуги». Награждать за трудовые успехи. Собираемся повесить десятку наиболее отличившихся строителей, корчевщиков и стеначей…

А ночью ко мне пришла Вика. «Я знаю тебя прекрасно и принимаю, какой есть. Не нужно мне никаких твоих скоропалительных решений, ты остаешься свободен»… Все было чудесно, хоть мне сейчас немного стыдно, но…. к черту, в самом-то деле! Отведем памяти почетное место, будем думать о живых – тех, что рядом.

Экспедиция уже у истоков Че. Дурное название, но уважим право первооткрывателя! Валерьян разбивает лагерь. От группы «Замка» новые восторги – нашли щит из какого-то подозрительного металла.

Засеяли уже больше половины пашни.

Вика говорит, что кое-кто из девиц уже справлялись конфиденциально насчет презервативов и прочих противозачаточных средств. И насчёт абортов, между прочим, тоже. Нет, но каковы стервозы! Буду выносить на Совет безоговорочное запрещение: «Не умеешь кататься – люби саночки возить!» Впрочем, это чистая формальность, медики все свои…»

XIII

«Прощаюсь у края дороги….

Разыскивая родное,

Спешил я на плач далёкий —

И плакали надо мною…

Прощаюсь у края дороги…»

Фредрико Гарсиа Лорка

Баграт медленно распустил ремни, несколько секунд задумчиво рассматривал царапины на поверхности кожзаменителя и, наконец, протянул кобуру побледневшему Казакову.

– В каком смысле? – Александр не двинулся с места, и рука с кобурой осталась как-то нелепо торчать над столом.

– В самом прямом. В лучших традициях – прошу уволить, по собственному желанию, а связи с семейными обстоятельствами, или там, по состоянию здоровья. Мало ли… – Баграт посмотрел координатору в глаза и добавил уже мягче, – Извини, Саша, устал. Да и надоело порядком. Сам видишь – ничего хорошего у нас с тобой не получается. Хозяйничай уж как-нибудь без меня, тем более, что при таком курсе я буду только мешать – и чем дальше, тем сильнее. Адъютантов тебе хватает – Вика, Андрей, Дима… «Верные, не знающие сомнений…» А мне на остров какой-нибудь пора. Как там, не все острова в моё отсутствие заселил? Мне что-нибудь осталось?

– Стажёров думаешь с собою забрать? – склонив голову набок, Казаков с любопытством разглядывал Маляна.

– Зачем же, они и без меня проживут. По лучшим лагерным образцам – каратэ, эмблемы нарукавные, скоро погоны с аксельбантами заведут.

– Да, погоны – это ужасно. Благосостояние или распад колонии зависят, конечно, только от аксельбантов! Я понимаю весь мильён твоих терзаний, но, может быть, сначала будем думать об этих… автохтонах, а уж потом об аксельбантах?

– «А что тут думать – трясти надо…» – Помнишь? Да и не верю я в них – если бы не вымерли, был бы хоть один след посвежее. Я же весь Замок обшарил… да хотя бы и появились – у тебя стрелков с каждым днём прибывает, исполнительных, надёжных, не рассуждающих! И по аборигенам могут, и по людям, если понадобится.

– Ты, конечно, на человека руку ни в жисть не поднимешь. – Казаков своеобычно вздернул бровь. – Сама мысль о насилии вызывает в тебе отвращение. О насилии, о продовольствии, об угле, о металле, о всём, где нужны головы и руки. Вот об орденах и аксельбантах, это – пожалуйста. Так?

Баграт равнодушно пожал плечами.

– Зря стараешься. Я, собственно, не спорить пришел – попрощаться. Думал, обидишься, если сразу в Совет.

– «Мы пришли в этот Храм не прощаться, – заунывно продекламировал Казаков. – мы пришли в этот храм не взрывать…» Ладно. Я, конечно, рассматриваю этот пассаж как вульгарное дезертирство, но – твоё дело. – Он разложил на столе карту. – Куда изволите?

– Всё равно. Только без соседей.

– Хорошо. Есть один островок. Триста метров в диаметре, два холма, пляж. – Казаков прищурился. – Женщину с собой берешь?

– Нет, пожалуй… – Баграт посмотрел в окно и улыбнулся. – Квартирный маклер в тебе гибнет.

– Значит, остров на одного. – Казаков обвел что-то на карте карандашом. – «…мы пришли в этот храм не венчаться, мы пришли в этот храм возрыдать…» Собирай вещички. Вечером на Совете обсудим детали. Как остров назовёшь? Предлагаю – «Аввакумец».

– Близко, но не то. Пиши – остров Боконона. Помнишь? «Тиран во дворце, святой в джунглях». Устойчивая система.

– Святой! – Казаков фыркнул. – «Все, написанное в этой книге – ложь!»

– «…а, главное, дай мне силы отличить одно от другого». Привет, самодержец!

– Погоди, отшельник! Учти, так просто тебе от меня не отвертеться. Официально ты будешь направлен в творческую командировку. Вместо чем пуп рассматривать, напишешь нам историю Земли. Материалами снабдим. С паршивой овцы хоть шерсти клок…

••••••••••••

ПЕРВЫЙ МЕМОРАНДУМ МАЛЯНА

Отрывки. Хрестоматия по истории. Изд. Первоградского Университета. 170.г.т.э

«… Таким образом, мы имеем дело не с единичной акцией, уникальным экспериментом – кем бы ни оказались Экспериментаторы – но с длительной планомерной деятельностью, своего рода „цивилизационной селекцией“. Ничего не зная о целях и методах Воздействия, мы можем строить самые разнообразные предположения: например, если допустить, что эта деятельность находится на „мичуринском“ этапе, то есть на стадии проб и ошибок, то возникают дальнейшие аналогии с подрезанием корней, прививанием разных фруктовых культур и т. д. Причем, на первых этапах подобные эксперименты могут оказаться гибельными для подопытных образцов. Но, в любом случае, мы должны отдавать себе отчет в том, что речь идет не о выживании единичной земной колонии, а о чём-то значительно большем. И жизнь или смерть этой единичной колонии может оказаться незначительным эпизодом большой исследовательской программы…»

«…Впрочем, все наши пост-шпенглеровские домыслы о конечности антиэнтропийного (в самом широком смысле слова) потенциала каждой конкретной цивилизации и высшей целесообразности деятельности Хозяев не должны заслонить банальной истины: оказавшись на Теллуре, мы, бывшие люди Земли, продолжаем защищать если не земные, то, во всяком случае, человеческие ценности независимо от соотношения сил. И новая теллурийская цивилизация, как бы она мне отличалась от земной, неизбежно будет сопротивляться любым попыткам вмешательства в естественный ход ее развития.

Хотя не исключено, что именно такая реакция как раз и отвечает ожиданиям Хозяев.

••••••••••••

…Солнце лениво поднималось над морем; в утренней полутьме всё было лиловатым, белёсым, сонным, в небе дотаивал полусерп Селены. Провожающих было мало, они оставались на камнях; Малян, сгорбившись под потёртым брезентовым рюкзаком, по скользким брёвнам пристани пошёл к катеру. Курсант-моторист сидел на корме съёжившись – было зябко. Казаков вдруг оторвался от провожающих, неловко балансируя, побежал к Маляну, остановил его на середине пристани, что-то начал говорить. Со стороны это казалось, наверное, многозначительно-живописным: в утреннем нерезком свете двое беседуют на шатком мостике, одним концом обрывающимся к воде… на берегу не было слышно ни слова.

Поёживаясь, Казаков вернулся на берег.

– Что ты ему сказал? – ревниво поинтересовался Голубев.

– Проинструктировал на предмет пожарной безопасности. – подумав, ответил Александр.

Консулы пошли обратно, разворачивая сапогами слежавшийся песок. У пристани остался только вахтенный из морской группы. Пляж опустел.

Весь день у доски объявлений вертелись любопытные: на доске висел официальный бюллетень Совета, извещавший, что Б. Малян попросил уединения и спокойствия ради написания всеобъемлющей истории Земли. К вечеру на доске появились еще два документа: карикатура и красиво выписанный тушью афоризм. На карикатуре мрачный Казаков с тонзурой, могучим подбородком и в белом плаще с кровавым подбоем умывал руки, а два растерянных легионера придерживали небритого Маляна. Малян рвал хитон и кричал: «распни меня!» Афоризм гласил: «ВЛИП В ИСТОРИЮ».

XIV

В храме мер и весов

Не учесть предпоследнюю ночь.

Нужно все – на засов,

Чтоб однажды себя превозмочь.

Гр. Поженян

– …следовательно, их присутствие здесь угрожает самому существованию нашей колонии, будущее всей теллурийской цивилизации! – с хриплым пафосом возопил Самодержец. Мощный заключительный аккорд политического доклада вызвал в рядах консулов оживленное недоумение.

– Что ты предлагаешь, Саня? – Вика смотрела в упор, безмерно отчужденными зрачками. Казаков поежился и искоса глянул на Валерьяна. Тот сидел молча, сгорбившись, уронив голову на тяжко сцепленные побелевшие запястья.

– Архипелаг. Минимум продовольствия. Необходимый минимум, разумеется. Орудия труда и тэ дэ. Короче – трудотерапия. Захотят кушать – быстренько…

– Это убийство, – нарушая субординацию, прервал Валерьян. После возвращения он не успел даже помыться и теперь стоял перед Советом всклокоченный, в изодранной штормовке, заскорузлой от грязи, пота, машинного масла и еще какой-то ржаво-бурой жидкости. Тяжелые, багровые от недельной бессонницы глаза медленно карабкались по лицам консулов. Казаков задумчиво поскреб свежевыбритый подбородок.

– Вы их видели? Они же больны. Смертельно больные люди, понимаете? Они приготовленную жратву в рот засунуть не в состоянии… Вика, скажи им!

Вика молча отвернулась, стряхнув с плеча предостерегающую длань Казакова. Валерьян поморщился и, после небольшой паузы, продолжал. Уже спокойнее, гораздо спокойнее, абсолютно безнадежным голосом.

– Экспедиция захватила остатки мат. обеспечения хиппистской колонии. В качестве трофеев. Два колёсных трактора с обвесом, трёхосный грузовик ЗИС-151, паровик-локомобиль, лесопилку, сельхозинвентарь и прочее – по мелочи. В конечном счете, это позволяет нам заняться их лечением. Мы просто обязаны это сделать. Из элементарной человеческой логики. Я привез сто тридцать семь человек, из них пятьдесят восемь – женщины; всем не более двадцати лет. Я не верю, что после лечения из них нельзя сделать полноправных членов колонии! Мы не в том положении, чтобы бросаться людьми. Сто рабочих рук – через год, через два года, но они должны себя оправдать! Это же люди!

Валерьян умолк. Он стоял в центре комнаты, близоруко озираясь на сидящих вдоль стенок членов Совета.

– Валера, а почему ты о них так печешься? – подался вперед Крайновский. – Я понимаю, что негуманно уточнять, но может быть… – он не договорил, сделав значительную паузу.

Игнорировать провокацию было глупо. Валерьян сел, размял негнущимися пальцами папиросу, криво усмехнулся.

– Ты как всегда прав, Стасик. Я не могу быть объективным. Продолжайте без меня.

– Слово начмеду. – деловито вклинился Казаков.

Вика вздохнула, перебрала в пальцах какие-то бумажки и, не вставая с места, заученным бодрым тоном теледикторши начала:

– У нас было мало времени, поэтому пока всё очень приблизительно. На настоящий момент у всех без исключения пациентов наблюдаются серьезные расстройства вегетатики, атрофия мышц, предположительно – гормональная перестройка всего организма. Как далеко она зашла – пока говорить трудно. Психика у всех абсолютно разрушена, можно сказать – начисто стерта. Они не люди, Валерик! Они уже не люди!

Ее голос прервался и тут же приобрел прежнюю монотонность.

– На настоящий момент семнадцать человек находятся в коматозном состоянии. Уже имеющихся сейчас данных хватит, чтобы сделать однозначный вывод: вернуться к полноценно трудоспособному состоянию они не смогут. Разумеется, я буду продолжать наблюдение. Пока все.

Вика облегченно вздохнула и откинулась на спинку стула, стараясь не смотреть на серо-желтое, похожее на кусок картона лицо Валерьяна. Пауза, Валерьян медленно, тяжело поднялся со скрипнувшего стула, его губы странно кривились. Побледневший Казаков и сидевший рядом Леня Крапивко приподнялись навстречу. Валерян сделал шаг, потом еще один и вдруг, неестественно скорчившись, раздирая воздух судорожными пальцами, грохнулся на покрытый толстым слоем пепла пол, прямо к блестящим свеженадраенным сапогам координатора. Вика закричала.

••••••••••••

АЛЬБОМ АНЕЧКИ

«– …Они все такие грязные, слюнявые – противно смотреть! А бабы, бабы! Когда пригнали первую партию, все наши молокососы собрались поглазеть, как те идут, в чем мама родила, а им хоть бы хны! Конечно, я голосовала за выселение! В конце концов ж у меня есть свои моральные идеалы и эстетические принципы. Сегодня их, наконец-то, увозят. Не понимаю только – какие идиоты могли добровольно податься в этот сопровождающий отряд милосердия? Делать им больше нечего. Ну, мужики – скоты, с ними все ясно, а девки-то что, с ума посходили?

И еще я скучаю без Баграта. Как он там – один-одинешенек? У всех только и разговоров – об их ссоре с Казаковым. И Валерик куда-то пропал – говорят, заболел. А еще ходят слухи, что он тоже жевал эти листики и теперь его боятся показывать людям. Жутко интересно – что это за балдёжник такой?»

••••••••••••

ИЗ АРХИВОВ

Координатору Совета А, Казакову от консула В. Валери

Прощу предоставить мне отпуск сроком на 1 (одну) неделю для поправки здоровья» Руководство подведомственными мне службами на этот период советую возложить на прораба С. Жукова.

В. Валери, 13 IV,87 г.

Приписка на обороте заявления, сделанная рукой Валери.

«Саня, я смертельно устал. Оставь меня в покое на эту неделю. Потом все будет „о'кей“. Я не хочу никого видеть. Думай хоть изредка – ты и так наломал много дров. И, какого черта…» (зачеркнуто).

Неофициальная записка консула В. Романовой

…это микроинфаркт. В 25 – медицинский нонсенс. Не надо его трогать сейчас, даже навещать. Я сама обо всем позабочусь. Пусть отлежится. Сегодня придти не смогу – куча дел в изоляторе. Не сердись. Скучаю, целую, люблю – Вика.

Из анонимного письма координатору Совета

от 16.04.87 г.

…вызвали серьезное недовольство у рабочих Котлована, руководимых прорабом Жуковым. В народе распространяются слухи о том, что консул Валери находится под домашним арестом, а Б. Малян в насильственном изгнании. Ряд лиц, голосовавших против выселения, вербуют себе сторонников среди молодежи лживыми разглагольствованиями о гуманизме. На мой взгляд, все это нити единого заговора, созревшего при благожелательном попустительстве консула Валери, корни которого уходят далеко – на остров Боконона.