Текст книги "Ступени"

Глава 16. Сопровождение

Возвращаясь из вагона-ресторана, Иван решил заглянуть к Маше. Она чем-то занималась за откидным столиком. Увидев его, сказала:

– Ваня, тебя какой-то солдат разыскивает.

– Какой солдат? – удивился Иван.

– Он только вошёл в вагон, сразу меня спрашивает: есть кто до Горького? Подозрительный какой-то: лет тридцать, наверное, а рядовой. – Девушка взволнованными глазами смотрела на Ивана. – У него билет в твоё купе.

Сделав ей успокаивающий жест рукой, он сказал:

– Сейчас посмотрим, кто до моего города едет.

Подойдя к своему купе, увидел сидящего на нижней полке мордастого молодого мужчину в солдатской форме, род войск на петлицах был ему незнаком. И что вызвало подозрение у Ивана больше всего: тот был в хэбэшной форме. В отпуск обычно едут в парадной – прав был артиллерист. На дембель же в марте месяце не отправляют.

– О, в нашем полку прибыло, – нарочито бодро произнёс Иван. Представился. И услышал в ответ:

– Григорий.

Обратив внимание, что соседей ни сверху, ни снизу нет, Иван заговорил, как бы сам с собой:

– Моих соседей что-то не видать, интересно, куда они подевались. Сказали, что им ехать и ехать. – Он посмотрел на нового знакомого. – А мне проводница сказала, что ты едешь в мои края. – Иван решил не церемониться с новым соседом и сразу перейти на «ты – всё-таки оба рядовые.

– Да-да, – завозился на месте Григорий, – я спросил: нет ли попутчика до Горького, она показала на тебя. – И тут же заторопился: – А меня переводят в вашу область, в строительную часть. Ты не знаешь случайно, где там эта злосчастная строительная часть?

– Конкретно не знаю, но слышал, что от областного центра недалеко.

– Найду, язык до Киева доведёт, – пошутил Григорий. – А ты в отпуск или, не дай Бог, конечно, к кому-то на похороны?

– Тьфу, тьфу. – Иван сплюнул через левое плечо. – Ты что такое говоришь? В отпуск я еду.

– А-а. – Григорий с удовлетворением кивнул. – Хорошее дело.

– Извини, я ночь плохо спал, пойду, вздремну. – Иван снял сапоги и, взмахнув на вторую полку, улёгся. «Строитель, – про себя усмехнувшись, подумал он: – слышал я про таких строителей. Но какая, интересно, у него задача? Что он хочет выведать? Надо с ним ухо держать востро».

То, что это человек из особого отдела, у Ивана не вызывало сомнений. И староват для солдата, а главное: его, рядового, и переводят с Дальнего Востока в среднюю полосу России? Это же курам на смех. Был бы офицер – другое дело. «Кстати, а почему бы офицера им не послать, чтобы вынюхать: не симулировал ли я? Нет, будет ещё подозрительнее, так как рядовой и офицер… Не могут они по-товарищески, запанибрата поговорить, как рядовой с рядовым. А два солдата разговорятся… О-о, вот она разгадка! – От удовольствия Иван готов был запеть, что раскусил замысел особистов. – Хм, а я ничего, умею логически мыслить. Всё, теперь можно расслабиться, поспать, затем к Машеньке, помогу ей чем-нибудь».

Проспав до двух часов дня, Иван сходил в вагон-ресторан. Пообедав, он зашёл к Маше – она мыла стаканы.

– Машенька, тебе помочь?

– Я уже заканчиваю.

– Маш, тебе, я думаю, тяжело одной.

– Зато денег больше, – отшутилась она.

– Ах, да: ты ведь говорила, что квартирку хочешь кооперативную построить, – засмеявшись, сказал Иван.

– Да, Ваня, квартирку! – Мария кокетливо мотнула головой. – А потом жениха в своё гнёздышко буду искать.

– А не лучше жениха с квартирой найти?

– А когда ты женился, у тебя квартира была?

– У меня свой дом в городе. Небольшой, правда, зато газ есть, сад возле дома, огород. А квартира есть у моей жены.

– Как она заработала квартиру? Сколько лет твоей жене?

Иван растерялся. «Сказать, что жене тридцать восьмой год? На смех поднимет».

– У моей жены от погибшего мужа осталась квартира. А он был намного старше её.

– А сколько всё-таки лет твоей жене? – не отступала Мария.

– Тридцать! – выпалил он.

У Марии глаза полезли на лоб.

– Ого-о, – протянула она, – старовата девонька. Так ты, Ваня, на квартире женился или твоя жена богатенькая плюс ко всему?

– Маш, ну хватит, а? – Иван приложил руки к груди, всем своим видом показывая, что ему неприятен этот разговор.

– Не буду, не буду. В жизни всякое случается. Чаю хочешь?

– Позднее, я только что из ресторана.

– Да, – словно вспомнив чего-то, сказала она, – как твой новый сосед? Ничего про себя не рассказал?

Иван нахмурился:

– Странный у меня сосед, поэтому я хотел бы поменьше находиться в его компании. Он, похоже, по мою душу пришёл, меня на чём-то подловить хочет.

– Сиди тогда у меня, – предложила девушка.

– Что, целыми днями? – обрадовался Иван.

– Можешь и ночами – на второй полке. Тем более тебе не привыкать спать на второй полке. А с бригадиром поезда, в случае чего, я договорюсь.

– Отлично! Ох, так бы сейчас и расцеловал тебя.

– Тебя хлебом не корми, дай поцеловаться. Всё, с посудой я закончила, теперь выйди на пять минут, я совершу омовение и… пойдём в моё уютное купе.

– Подожду тебя за дверью…

Днём Иван не приставал к Маше с поцелуями, лишь любовался ею, говорил ей любезности и помогал: мыл посуду, разносил чай… А поздним вечером, когда они сидели в её купе, он высказал ей свою тревогу.

– Что конкретно тебя мучает?

– У меня душа болит потому, – пожаловался он, – как бы у тебя по моей милости проблемы не возникли.

– С какой стати? Ты что, преступление совершил?

– Нет, конечно. Но тебя могут вызвать, например, в органы и спросить: ты, почему Ивана укрывала?

– Вань, почему я укрывала тебя? У тебя в этом вагоне место есть, но ты влюбился в меня, стал увиваться. А потом и я влюбилась в тебя. За это что, меня посадят?

– Да нет же!

– Тогда в чём дело? Ваня, ты за меня не переживай, я за себя сумею постоять, если надо.

– Сдаюсь. – Иван поднял левую руку вверх и сразу же опустил её. – Ты меня победила, и лишь за это я готов расцеловать тебя с ног до головы.

Он прижал голову Маши к своему плечу и, шепча ей нежные слова, начал поглаживать колечки её волос. Вот он мягким движением погладил её щёки и отдельно, родинку. «Машенька, ты очень красивая, ласковая, волосы у тебя необычайной красы, губки. А какая шея, грудь…»

Какие непередаваемые чувства он сейчас испытывал: в поезде, под стук колёс, в уютном купе…

Проснувшись в семь утра, Иван не увидел рядом Маши. «Какая она расчудесная девушка! – с распиравшей от счастья грудью, подумал он. – Какая ласковая! Но красивые вообще-то все расчудесные. Если к тому же они ласковые, обходительные – цены им нет».

С таким ликующим чувством в душе Иван споро натянул хэбэшные галифе, гимнастёрку, обулся. И тут в купе вошла Маша. Она смотрела на Ивана, а в её глазах сияли искорки любви.

– Ты куда так рано вскочил? Полежал бы. Давай вместе минут пять полежим. – Она шагнула к нему, обняла – и нежно поцеловала в губы. Он взял её на руки и бережно опустил на полку, сам лёг рядом. Она перевернулась набок, лицом в его сторону и, приподнявшись, стала гладить своей мягкой ладошкой по его лицу, волосам. – Какие у тебя жёсткие волосы, – прошептала. – А сам не жёсткий, ласковый. – Прикоснулась своими губками к его губам, потом чмокнула в нос, в переносицу. Иван чувствовал, какое наслаждение она получает от своих действий, он и сам испытывал нечто подобное. Ему казалось, что даже его уши светились от удовольствия.

– Машенька, – тихо, с чувством произнёс он, – моя чистая девочка. – Он прижал её голову к своему лицу и стал вдыхать аромат её волос, кожи. – Машенька, как же я истосковался по женской ласке, по загадочному женскому телу. Если сказать тебе спасибо, значит, ничего не сказать. Я готов носить тебя на руках целый день, но, к сожалению, это невозможно. Но я так счастлив, так счастлив!

– Вань, ты сказал что-то про загадочное женское тело. Почему загадочное?

– Потому что нас, мужчин, всегда к нему тянет. Оно манит, притягивает, как что-то колдовское, необъяснимое. И мы это женское тело никогда не разгадаем, не узнаем, чем оно нас, мужчин, так сильно притягивает. По-моему, ничего лучшего на земле не существует.

– Ванюша, – тихим, восхищённым голосом произнесла Мария, – я тебя заслушалась.

– А я бы целыми днями ласкал тебя. Мне так хорошо с тобой, что я бы ехал с тобой, ехал… но тебе надо работать, а мне своё купе навестить, посмотреть, как там мой подозрительный сосед поживает.

Иван вышел из купе, унося с собой запах чистого девичьего тела. Казалось, и кожа его, и все его органы, пропитались её телесным ароматом, её нежным дыханием и искренностью. И он был чист и искренен перед нею – сказал о себе правду. Поэтому и шёл по вагону, где большинство пассажиров ещё спали, с искренней улыбкой на лице и открытым взглядом.

Почистив зубы и умывшись, Иван вернулся в своё плацкартное купе и, положив туалетные принадлежности в небольшой вещевой мешок, сел у окна. Григорий, его сосед, спал. Два места в купе были свободны. После появления Григория их почему-то никто не занимал. Это наводило Ивана на определённые размышления. Впрочем, в вагоне ещё кое-где были свободные места. Видимо, не сезон.

Вскоре Ивана потянуло в сон. Не раздумывая, он снял сапоги и лёг на вторую полку. Проснулся часа через три.

– Ну и спать ты, Вано, – услышал он голос Григория.

Иван спрыгнул на пол, обулся.

– Хоть в поезде поспать, – протирая глаза, сказал он, – а то дома встречи начнутся, разговоры допоздна. А здесь так хорошо спится под стук колёс.

Поговорив о том, о сём, Григорий вдруг спрашивает:

– У тебя далеко военный билет?

Иван удивился:

– В гимнастёрке.

– Можно посмотреть, чем отличаются ваши от стройбатовских?

– Причём тут «ваши» – «наши». И потом, Гриша, ты же знаешь, что военный билет не положено в чужие руки отдавать.

– Да ну-у, не положено, где ты такое читал?

– Гриша, извини, но ты меня удивляешь.

– Ладно, не кипятись, – миролюбиво сказал тот. – Давай лучше выпьем винца за дружбу. – Он потянулся рукой к рюкзаку.

– Я не пью ни пиво, ни вино, – категорично заявил Иван. – И не курю вдобавок. Так что мы с тобой, как говорят в таких случаях, по разные стороны баррикад.

Григорий странно усмехнулся:

– Похвально, такие бойцы – наша сила. Все такими были бы в нашей Советской доблестной армии. Ну, раз не хочешь вина, я тоже не буду. Один я не пью. Может, в ресторан сходим? Перекусим, поболтаем за чашечкой кофе. – Он вопросительно посмотрел на Молодцова.

– Я утром плотно позавтракал, – слукавил Иван.

Григорий снова усмехнулся:

– А ты, оказывается, парень не промах.

– В каком смысле?

– В таком: какую красотку заарканил.

– Ты проводницу имеешь в виду?

– Её, красавицу.

– А что тут такого? – Иван сделал наивное лицо. – Это называется, как пишут обычно, любовь с первого взгляда.

– Ты что, всерьёз влюбился в неё?

– Надеюсь, всерьёз.

– Это хорошо.

– Гриш, а ты сам-то женат или холост? – по-простецки спросил Иван.

Тот вздохнул:

– Всё как-то некогда семью завести. Но невеста есть, правда, ей не восемнадцать, зато надёжная, верная. Думаю, в ближайшее время жениться на ней, пора.

– А у тебя какая специальность, ты кем работал до армии? – снова подпустил наивности в голос Иван.

– У меня много разных специальностей.

– А в строительную часть как попал, ты строитель?

– В строительную часть я случайно попал, по ошибке военкомата.

– Это бывает, – как бы задумавшись, сказал Иван.

– Ещё как бывает. А в твои края, в строительную часть, я еду крановщиком башенного крана. Хороший крановщик – штучный товар.

– Это я знаю, каменщиком работал до армии.

Григорий воскликнул:

– Так мы коллеги почти с тобой! Может, выпьем всё же по этому поводу?

– Я же сказал: не пью спиртное. – Иван недовольно повёл плечом.

– На нет, как говорится, и суда нет, – глубокомысленно изрёк Григорий. – А посему я пойду в ресторан.

Григорий ушёл, а Иван задумался.

«Хм, хороший крановщик – штучный товар, – стал он размышлять над словами „коллеги“. – В строительном управлении, может, и штучный. А для того, чтобы солдата-крановщика везти с одного конца света на другой – это ни в какие ворота не лезет. Может, конечно, ты, дорогой товарищ, и работал когда-то крановщиком, но это было давно. А сейчас ты не крановщик, а офицер особого отдела. Контрразведчик. И приказано тебе, чтобы другим неповадно было, вернуть симулянта назад. А там… показательное судилище».

С ночёвками в купе проводницы, дни для Ивана как будто укоротились раза в два. Притом он чувствовал себя безгранично счастливым.

Наконец подъехали к Кирову, где Иван должен пересесть на другой поезд, следовавший до Горького. Минут за пятнадцать до остановки Маша позвала в тамбур Ивана и, прижавшись к нему, стала целовать. «Ванечка, любимый, – между поцелуями шептала она, – как я к тебе привыкла… Ванечка, я тебе оставила домашний телефон, через две недели позвони мне, я буду в это время в Коврове. Семь дней. Может, приедешь на денёк? Или я к тебе приеду, только позвони. Ванечка… – Она всхлипнула, ещё плотнее прижалась к нему. Подняла голову.

В её зелёных глазах Иван увидел слезинки. Ох, не любил он слёзы. А ведь немало слёз для его возраста уже видел при расставаниях: Фая, (Полина и та всплакнула), Марта, Лия – чудесная девушка, теперь вот Маша, тоже чудесна: волосы колечками, тёмные брови дужками… Глядя на неё, ощущая руками её гибкую талию, Ивану никак не хотелось расставаться с ней. Он стал целовать её лицо, волосы, шею. Он готов был снова закрыться с ней в купе, но, как ни горько, поезд уже дёргается, должен вот-вот встать.

– Машенька, прости, если я чем-то тебя обидел.

– Ты меня ничем не обидел, ты ласковый. Я сама думаю, не обидела ли тебя чем. Если обидела, прости, полюбила тебя. Я не знаю, как это получилось, теперь, наверное, не смогу без тебя. Приезжай…

– Машенька, я обязательно приеду, если ничего особенного не произойдёт. Я позвоню тебе, потом приеду.

– Ваня, если ты не сможешь, позвони, я приеду. – Поезд остановился.

– Ванечка, – со слезами на глазах открывая тамбурную дверь, сказала Маша, – я вспомнила. Прости, не приезжай ко мне, у тебя жена беременная. – Из её глаз покатились крупные слёзы.

– Маша, не плачь, а то я тоже заплачу.

Вытерев пальцами слёзы, она вздрагивающим голосом произнесла:

– Я больше… не буду, только не забывай… меня. Иди, только не оглядывайся.

Иван ещё раз прижал её к себе, крепко поцеловал в губы и, спрыгнув на перрон, пошёл от вагона, на котором было написано: Владивосток-Москва. Не пройдя и пяти метров, Иван всё же встал. Оглянувшись, увидел, как девушка смотрит на него, по её щекам текли слёзы. Она подалась вперёд, хотела шагнуть, а затем, похоже, и бежать к нему; тут подошли пассажиры, протягивай ей билеты.

Иван, со слезами на глазах, направился к зданию вокзала. А до этого у него сердце бешено заколотилось и молнией промелькнула мысль: не уехать ли с Машей?

Глава 17. Возвращение домой

Время от Кирова до Горького для Ивана пролетело настолько быстро, как будто поезд несли фантастические крылья. Сначала он, лёжа на второй полке, вспоминал Машу, дни, проведённые с ней. Вспомнил и то, как она покупала на станциях (на его деньги, конечно) мочёные яблоки, горячие пирожки… Сам он из вагона не выходил, опасался – мало ли что придумают такие, как Григорий.

Вспомнил, как стояли на берегу Байкала. С одной стороны озеро, с другой – Саянские горы. Красотища-а сказочная! Предстали перед его мысленным взором и Уральские горы, когда поезд точно кружит вокруг какой-то одной горы; едешь час, другой, третий, смотришь в окно и диву даёшься: ведь проезжали уже, кажется, здесь. Незабываемые впечатления. Лишь после всего этого начинаешь осознавать: насколько велика и красива Россия. Ещё бы только душа была спокойна в таком путешествии.

Так и мечтал Иван под убаюкивающий стук колёс. И даже помечтал, что когда-нибудь прокатится с Мартой до Владивостока и обратно. Неплохо бы на поезде проехать и до порта Ванино, но туда просто так не попасть – пропускная система.

Иван прильнул к стеклу. А сейчас что проехали? Торопил он время, боялся попасть в руки военного патруля, который, как известно, может и на гауптвахту отправить, потом назад, в часть. Прицепятся, найдут причину. Сидело в нём подозрение, что приказано всем патрулям СССР спровоцировать комиссованного солдата Ивана Молодцова и…

Чтобы не думать о грустном, Иван снова представил Машеньку, и в своих мыслях так высоко воспарил с ней под светлые облака, что когда опустился, уже видны были огни его родного города. Он даже не успел толком поговорить с Григорием, который снова оказался с ним в одном вагоне и купе. «Поменялся билетами», – пояснил «крановщик».

Выйдя из вагона, Иван направился на стоянку такси, поскольку городской транспорт в такую рань ещё не ходил. Григорий пошёл искать комендатуру. «Надо точно выяснить, где находится моя строительная часть», – как отчитался он перед Иваном.

В первую очередь Ваня решил навестить родительский дом, то единственное, от которого не уйти в своих мыслях никуда, наверное, до конца своих дней. А Марта… пусть поспит.

Подойдя к калитке, Иван встал, посмотрел на тёмные окна. У него перехватило дыхание, когда почувствовал милые сердцу запахи, исходящие, казалось, от всего: от дома, обшитого реечками, от плодовых деревьев, которые он сажал ещё с отцом. Даже покрашенные дощечки на калитке и те, кажется, пахли по-особому – он стал целовать их, гладить, словно они были живыми и чувствовали его прикосновения. «А собака! – вдруг вспомнил Иван. – Она почему не лает, неужели спит?» Повернул голову в сторону собачьей будки; Джек, приподняв узкую морду с торчащими ушами, смотрел на него. Поймав взгляд Ивана, завилял хвостом, стал поскуливать, рваться с цепи.

Иван не выдержал, открыл калитку и, разведя руки в стороны, пошёл к овчарке, которую с пелёнок, можно сказать, воспитывал. Джек встал на задние лапы, готовый броситься в объятия. «Джечик, – ласково назвал его Иван, – мой преданный, мой закадычный друг. Прости, что я так долго у тебя не был». Они стали обниматься. Овчарка скулила, подпрыгивала, пытаясь лизнуть хозяина в лицо. Иван присел на корточки и дал возможность собаке нализаться вдоволь, обнюхать своего молодого хозяина. «Извини, дружище, – сказал Иван, продолжая гладить собаку, – но мне нечем тебя угостить, угощу потом. Джечик, ты посиди, а я схожу к Руфе, хорошо?» Джек, как бы в знак согласия, подал голос.

Иван подошёл к окну и тихо постучал по наличнику, зная, что его двоюродная тётя чутко спит. И, действительно, почти тут же по ту сторону окна к стеклу прильнуло лицо Руфины.

– Ваня! – вскрикнула она. – Ты? – В следующее мгновение она скрылась в темноте дома. Дверь распахнулась, и Руфина, как была босиком и в одной сорочке, бросилась Ване на шею. – Ванечка, приехал, мой Ванечка, – шептала она, целуя его лицо. – Ванечка, я тебя каждый день ждала.

От неё пахло женщиной и свежим деревенским хлебом.

– Руфиночка, – обнял её Иван, – тебе холодно, пойдём в дом. Правда, Фёдора бы не разбудить.

– Он крепко спит, не переживай. Ванечка, как я рада, что ты приехал, как я рада. – На кухне она снова принялась обнимать его и целовать. – Любимый мой…

Выплеснув из себя первую радость, Руфина кинулась накрывать на стол.

– Сейчас, Ванечка, мы с тобой покушаем, чайку попьём. Погоди, я тебя куриным супчиком покормлю, индийским чаем напою, специально берегу его. Потом буду собираться, сегодня я работаю с утра. Меня, кстати, недавно в должности повысили, теперь я не зам, а начальник караула. Вань! – вдруг резко обернулась она к нему. – А может, мне подмениться на работе? Посидим…

Иван с улыбкой слушал добрейшую, милейшую женщину, родного человека для него. В эту минуту его распирало непередаваемое счастье оттого, что просто она есть, оттого, что всегда с полуслова понимает его, поддерживает…

– Руфинушка, – мягко произнёс он, – я через часок к Марте поеду, обрадую её.

Она виновато склонила голову:

– Ванечка, прости, но я рассказала Марте, что ты должен комиссоваться из Армии. Она у меня была, и я ей…

Иван по-доброму усмехнулся:

– Ты правильно всё сделала. А то она стала бы расстраиваться, переживать, а ей этого нельзя делать.

– А почему нельзя, что с ней? – то ли с подозрением, то ли с любопытством спросила Руфина.

– Она беременна… от меня.

– Как? – с испугом вскрикнула Руфина.

Иван, глядя на неё, улыбался. Увидев его ласковую улыбку, Руфина тоже успокоилась. Она стояла у стола, босиком и, поправив белую сорочку, тихо сказала:

– А я Ванечка, догадывалась, что между вами что-то есть, да молчала. – Сделав короткую паузу и посмотрев на Ивана повеселевшим, даже сияющим взглядом, она чуть ли не воскликнула: – Хорошую женщину ты себе нашёл, ничего не скажу. И красивая или, как мой Федька говорит: фартовая, смачная, и ума палата. А молодые что: молоденький умок, как говорят, что весенний ледок. Умница ты, Ванюша.

Он засмеялся:

– А я-то думал, что ты ругать меня будешь, костерить. Спасибо тебе, моя лучшая в мире тётя. – Поднявшись со стула, он обнял крепкую женщину с чёрными волосами, распущенными по плечам и снова, как на крыльце только что, почувствовал под её сорочкой обнажённое тело: сильное, пружинистое. Он с детства помнит его. Не потому ли ему нравятся больше такие женщины, похожие на его двоюродную тётю.

– Вот смотрю я, Ваня, на тебя и думаю: ведь на моих глазах вырос, а всё равно я не заметила, как из мальчика в мужчину превратился. Да какого мужчину – славного! Недаром мы с тобой о жизни вечерами говорили. Значит, запомнил ты мои слова: никогда не отступать перед жизненными трудностями, не кланяться им. Я рада, что мои заботы о тебе и пожелания не пропали даром.

– А я всю жизнь буду благодарен тебе, что не оставила меня в самые трудные минуты, осталась со мной. Спасибо тебе, моя дорогая тётя!