Текст книги "Ступени"

Глава 14. Гипнотизёр ли?

Пошла четвёртая неделя, как Молодцов лежал в госпитале. На автобазу его больше не направляли. На просьбы Ивана поработать, ему вежливо отказывали. А однажды Забодаев пригласил Ивана к себе и с ходу спросил:

– Есть улучшения?

Иван понял вопрос.

– Нет.

– А я подумал, у тебя небольшой стресс, попробовал встряхнуть тебя. Думал, ты женщину найдёшь, как многие солдаты это делают, а ты вместо того, чтобы познакомиться с какой-нибудь разведённой дамой, положил глаз, как мне доложили, на девчонку. – Последовала пауза. – Бывает, – продолжил он, – что такое заболевание, как у тебя, проходит с началом половой жизни. Да, выдержанный ты парень, не бросаешься на кого попало. Ну, не расстраивайся, мы хотим попробовать на тебе другой метод. На днях к нам из округа приедет врач-гипнотизёр, попробуем тебя гипнозом полечить, думаю, тебе поможет. Ты боевой, энергичный. Внушению поддаёшься легко?

На этот вопрос Иван тоже понял, как надо ответить. «Если скажу, что плохо внушению поддаюсь, начнут ещё что-нибудь придумывать».

– Николай Иванович, я легко внушению поддаюсь, в этом я не раз убеждался.

– Ну и хорошо. Ты у нас сколько лежишь?

– Четвёртую неделю.

– Хорошо. Ждём врача-гипнотизёра. А сейчас можешь быть свободен. Готовься, внушай себе заранее, что у тебя болезнь пройдёт. И она, Ваня, действительно пройдёт.

Выйдя из кабинета Забодаева и ещё раз, проанализировав с ним разговор, Иван подумал: «Темнит Николай Иванович, что отпускал меня на автобазу для того, чтобы я познакомился с женщиной. Почему тогда другие больные ежедневно ходят в райцентр? Кто на стройку, кто на разгрузку-погрузку… Их что, тоже посылают знакомиться с женщинами? Что-то здесь не то».

Иван стал ждать гипнотизёра, уверенный в том, что гипнозу он поддаётся плохо. Но сам себе при желании мог внушать. Однажды ему потребовался бюллетень; он пришёл в поликлинику, сел в очередь и начал себе внушать, что у него повышается температура, повышается… Входит к терапевту. Тот замеряет ему артериальное давление – в норме. Врач спрашивает: «На что жалуетесь?» – «Слабость, в сон что-то клонит». Врач сунул ему под мышку термометр. «Посиди несколько минут». Иван сидит и усиленно внушает себе: «У меня повышается температура, у меня…» и незаметно постукивает по полу ногой, думая, что его внутреннее волнение сработает в его пользу. И… чудо! Термометр показал 37.7 Больничный ему тогда выписали. Что это, совпадение? Иван не знал, но чувствовал, что он может внушать себе. А ему вряд ли кто внушит, если он сам этого не захочет.

Медсёстры между тем, продолжали каждую ночь будить Ивана; в основном бесцеремонно толкали: «Иди в туалет». – «Я не хочу». – «Иди, нечего придуривать». Не все медсёстры, конечно, обращались так грубо. Вот обаятельная Оксана, в очках, обычно мягко трогала его за плечо: «Ваня, – шептала, чтобы другие не проснулись в палате, – вставай». Потом: «У тебя всё нормально?» – «Нормально». – «Ты ходил в туалет?» – «Да». Она уходила тихо, словно кошка на мягких лапах. Чудесная девушка!

Но однажды ночью он увидел, как Оксана выходит из кабинета начальника отделения без очков, каштановые локоны взъерошены, лицо алое. И без медицинского халата, платье поправляет на себе. Увидев больного, она страшно засмущалась.

Иван на секунду встал, наблюдая, как от волнения она быстро пошла по коридору, виляя округлыми бёдрами. Тут вышел Забодаев, тоже с красным возбуждённым лицом. Он растерялся, явно не ожидая встретиться с пациентом в два часа ночи. «Ваня, ты чего здесь делаешь?» – «В туалет иду» – «А-а, это надо, ступай». Такую картину Иван во время дежурств Забодаева наблюдал ещё не раз. И он не удивлялся: здоровому майору нужна женщина в соку. А у Оксаны, возможно, супруг слабенький. Или вообще его нет. В то же время всё-таки осуждал её, думал: «Солдаты, которые видят такое безобразие, каково им? Какие им мысли приходят? Кто-то может вспомнить свой дом, девушку: как она там? Чем занимается?..»

Чтобы быстрее пролетали дни, Иван ходил в красный уголок, играл там с кем-нибудь из больных в шашки или в шахматы. Иногда садился за стол и писал письмо: то Полине, то Руфе. Марте он не писал, но думал о ней ежедневно, правда, чаще всего перед сном. Очень приятно её представлять, когда в палате все спят, а ты мысленно разговариваешь с ней, обнимаешь её, целуешь… Главного храпуна, Игоря, не стало – выписали. О своей выписке он никому ничего не сказал, даже «коллеге» по несчастью. Иван обиделся на симулянта, что тот ничего не сказал, не оставил ни пожеланий, ни советов.

Наконец решающий день настал. Забодаев после завтрака попросил Ивана не отлучаться из палаты.

Вскоре Молодцова вызвали в кабинет начальника отделения. Самого Забодаева не было, там находился мужчина среднего роста лет сорока, с большими залысинами. «Ага, – подумал Иван, – это и есть гипнотизёр». Тот, задав Ивану несколько уточняющих вопросов и получив на них ответы, усадил его в низкое кресло и, попросив закрыть глаза, снова принялся задавать вопросы: с какого возраста у больного недержание, как часто это происходит… Потом начал внушать ему: «Вы засыпаете, засыпаете… вы слышите только мой голос… говорите правду…» Гипнотизёр что-то ещё говорил, задавал вопросы. А Иван сделал вид, что уснул, хотя на вопросы отвечал. Но отвечал как бы в полусне, машинально. Он до этого сеанса так настроился, что мог приказывать себе и ставить перед собой (он был уверен в этом) самые трудные задачи. Может, поэтому сейчас ничто не трогало его. Он отвечал лишь то, что считал нужным, что выгодно ему. Он даже отключился на какое-то время от внешнего мира, думая о том, чтобы не сказать лишнего. Гипнотизёр тем временем продолжал водить руками над его головой (Иван чувствовал лёгкое дуновение от его манипуляций), иной раз прикасался к голове (Ивану казалось, что он надавливал на какие-то точки). Также ему казалось, что прошла целая вечность, когда он услышал обыденные слова, что у вас всё хорошо, вы абсолютно здоровы. Гипнотизёр, возможно, посчитал свою миссию выполненной. Ивану же закралась мысль: «Гипнотизёр ли это? Может, подстáва?» Такая мысль пришла к нему неспроста. Во-первых, он не уснул, как его гипнотизёр не пытался усыпить, во-вторых, вопросы показались ему наивными. «Наверное, это обычный врач».

На следующее утро Забодаев вошёл в палату улыбающимся, как будто свершил какое-то чудо.

– Ваня, ты почувствовал улучшение?

– Пока не знаю, – скромно ответил Иван. – Дело в том, что я позавчера… – Он не стал продолжать, но Забодаев всё понял. И мягким, даже вкрадчивым голосом попросил:

– Ты, главное, не нервничай. И всё будет хорошо.

– Дай Бог, – ответил на это Иван.

Молодцова выписали из госпиталя на тридцать седьмой день. Что было написано в его медицинских документах, он не знал. Но Забодаев при выписке намекнул ему, мол, приедешь домой – женись, и болезнь улетучится. Иван понял: его комиссуют. Когда? Сколько ждать?

Ждать документы из окружного госпиталя он стал в авиационной школе. Офицеры, сержанты роты, где он до госпиталя вёл активную жизнь, сейчас не обращали на него никакого внимания. Первые три дня он утром поднимался вместе со всеми, занимался на улице физзарядкой… После завтрака все шли в учебный класс, он ходил по казарме как неприкаянный. В наряды его не ставили, отделением теперь командовал другой курсант…

Вскоре Иван почувствовал незнакомую лёгкость в душе, не понимая, откуда такое ощущение. Он стал ходить по военному городку, продолжая отдавать честь офицерам и сержантам. Заходил в буфет при клубе, где брал лимонад, пряники и с наслаждением всё это уплетал, не думая, что скоро в наряд по кухне, пусть и старшим, как совсем недавно, или дежурным по роте. Не сразу, а постепенно он начинал осознавать всю радость происходящего. Неужели он выиграл неравный бой? Или это сон?

На четвёртый или пятый день, как он приехал из госпиталя, его всё же увлёк за собой в оружейную комнату командир роты, Барский

– Молодцов, – без командирского металла в голосе обратился к нему майор, – может, надумаешь всё-таки служить? С тобой позанимаются преподаватели, и ты наверстаешь упущенное. Думай, пока не поздно. – В его голосе Ивану послышалась то ли угроза, то ли какое-то предупреждение.

– Товарищ майор, – состроив невинное лицо, ответил Иван, – неужели вы до сих пор думаете, что я симулирую?

Барский досадливо поморщился.

– Товарищ майор, – продолжил Иван, – я бы с удовольствием послужил в авиационной школе, тем более вы обещали мне должность замкомвзвода, а потом старшины роты. Но что я могу сделать в этой ситуации? Подскажите.

– Сказать правду, которая останется между нами, – продолжал гнуть свою линию майор. – В противном случае я ничем тебе не смогу помочь. А сейчас могу.

– Товарищ майор! – приложив руки к груди, воскликнул Иван. – Я не обманываю вас, почему вы мне не верите? Я не понимаю…

– Ладно, Молодцов, не хочешь открываться, дело твоё. Но как бы это боком тебе не вышло.

После этого разговора Иван старался не попадаться Барскому на глаза.

В душе многие хотели бы комиссоваться из армии, но кто-то не знал, как это можно сделать, кто-то боялся, что не сумеет выстоять в противоборстве с военными. Естественно некоторые из них завидовали Молодцову. «Повезло», – говорили одни. «А может, Хабаровск не утвердит», – с тихим злорадством, утверждали другие. Павел, посоветовавший, как именно можно комиссоваться из Армии, но сам не сумевший воплотить в реальность свой план, завидовал «белой» завистью Ивану. Курсанты из Прибалтики, увидев его после госпиталя в столовой, показывали ему большой палец, при этом что-то говорили на своём языке. Похоже, давали дружеское напутствие, судя по их улыбкам.

Добрый десяток солдат знал, что он симулировал, но… Иван в душе благодарил судьбу, что никто не «накапал» на него куда следует. «Поверили, что я действительно заболел? – задумался он как-то, играя сам с собой в шахматы. – Не понимаю…» Многого он не понимал: и как решился на подобный поступок, и как удалось сыграть непростую роль. Видимо, сумел внушить себе и окружающим, что он – больной. Ну, детское заболевание, и что? А однажды, размышляя на эту тему, он пришёл к такому выводу: служить в армии, конечно, необходимо, но, чтобы у солдата не появлялось дурных мыслей, служба должна проходить поближе к родному дому. Чтобы родные или близкие могли к нему в любое время наведаться. Да и подходить к каждому будущему солдату надо индивидуально, заранее выявлять его желания, способности. Солдат должен служить не под воздействием нажима, а под воздействием духовного подъёма, удовольствия от общения с армейской средой. А среду такого рода, как известно, делают люди.

…Пошла четвёртая неделя, а документов из окружного госпиталя так и не было. Иван почувствовал беспокойство в душе, появилось ощущение, что за ним наблюдают. Он успокаивал себя, мол, нервишки сдают, не дрейфь. Ещё случайно услышал короткий диалог двух ротных офицеров, один из которых сказал, что Молодцов может в дисбат угодить. Иван стал более осторожным, ни с кем не шутил о своём скором «дембеле». Только Павлу, в котором был уверен, он выразил своё беспокойство. Тот успокаивал: «Не переживай, месяца не прошло, а ты засуетился. Не торопи события».

От нечего делать Иван начал записывать в свою записную книжку солдатские байки, шутки. Записал даже на память такой вот приказ – по министерству любовной промышленности СССР от … 19… г.

В виду того, что на любовном фронте творятся неполадки, в целях их устранения приказываю:

1. Женщин, смотрящих на мужчин влюблённым взглядом, строящих глазки – привлекать к ответственности по ст. 140, как за умышленное применение огнестрельного оружия.

2. Женщин, подкрашивающих губы, брови, ресницы и др. детали тела, привлекать к ответственности по ст. 199, как за изменение фасада архитектурного облика.

3. Супругов, проживающих в браке более двух лет и не имеющих детей, привлекать к ответственности по ст. 59 как за халатное отношение к своим обязанностям.

4. Мужчин, ухаживающих за чужими жёнами, привлекать к ответственности по ст. 30 как за охоту в запретной зоне.

5. Девушек, достигших 22-х летнего возраста и не вышедших замуж без уважительных причин, привлекать по ст. 150 как за саботаж.

6. Мужчин, вступивших в брак с несовершеннолетней девушкой, привлекать к ответственности по ст. 34 как за разработку недр с нарушениями.

7. Женщин, живущих с чужими мужьями, привлекать к ответственности по ст. 145 – за кражу жизни.

8. Мужчин, живущих с чужими жёнами, привлекать к ответственности по ст. 143 как за использование чужого имущества без ведома хозяина.

9. Женщину, родившую ребёнка от соседа, привлекать по ст. 172 как за семейный подлог.

10. Женщин, заставивших жить мужей у тёщи, привлекать к ответственности как за помещение здорового человека в сумасшедший дом.

11. Мужчин, не женившихся до 25-летнего возраста, привлекать к ответственности по ст. 125 как за простой механизмов в рабочее время

Министр любовной промышленности / Тарзан /

Секретарь / Чита /

Посмеявшись над шутливым «приказом», Иван тут же загрустил – вспомнилась Марта. Почему-то всплыла в памяти последняя перед армией прогулка с ней по родному городу, с каким азартом она рассказывала о нём.

Иван отсутствующим взглядом посмотрел на стену и увидел портрет Ленина. Тряхнув головой, понял, что сидит он в ленкомнате.

Неожиданно перед внутренним взором возникла Лия; будто наяву увидел её нежное личико, прелестную фигурку, не менее прелестные губки; услышал её заразительный смех, почувствовал на своих губах вкус её поцелуя. «Как хочется посидеть с ней, поговорить, обнять её, поцеловать». О более интимном Иван не думал, считал, что Лия достойна лишь светлых мыслей. Вдруг пришло в голову, какой она была бы хорошей женой: ласковой, домашней и, наверное, пылкой. «Всё, ша! – подумал Иван. – Надо сходить умыться, а то в дебри понесло».

Глава 15. Симуляция удалась

Наконец в двадцатых числа марта Молодцова вызвали в штаб авиационной школы, где он получил все необходимые документы для отбытия из части. А спустя два часа уже сидел в плацкартном вагоне поезда, следовавшего на Хабаровск.

Иван всё ещё не верил своему счастью, он думал, что найдут какой-то способ, его любую ошибку, чтобы оставить в Армии. Он боялся даже того, что его спровоцирует кто-нибудь на драку в роте или в военном городке, и тогда – дисбат. Лишь благодаря своей бдительности, по его мнению, и чрезвычайной подозрительности, он сейчас и ехал домой.

Через какое-то время к нему подсел рядовой с петлицами артиллериста. Ивану показалось, что тот слегка пьян.

– Земеля, – с весёлой развязностью заговорил он, – у меня радость: еду в заслуженный отпуск, а ты куда держишь путь?

– Я тоже еду в отпуск, – сдержанно ответил Иван. И хмуро посмотрел на разговорчивого солдата.

– В отпуск? – выпучил глаза тот.

– А что в этом удивительного?

– Ничего, но почему в таком случае ты в задрипанной форме? Хэбэшная гимнастёрка, кирзачи… Видишь, на мне какая форма – блеск! – Солдат действительно был в парадном мундире, начищенных до зеркального блеска яловых сапогах, на груди сверкало с полдюжины значков.

– Так получилось, – вяло сказал Иван. И, чтобы не вдаваться в дальнейшие объяснения, добавил: – Устал я что-то, пойду, полежу.

Он снял с себя кирзовые сапоги, поставил их под столик и в одно движение оказался на второй полке. Укладываясь на матрасе, вспомнил Лию, которая в последнюю встречу подарила ему шерстяные носки. «Когда поедешь домой, – сказала она, – надень мои носки и представь, что это я согреваю твои ноги». Представив в эту минуту облик ласковой, доброжелательной девушки, Иван с чувством благодарности и непонятного притяжения сказал про себя: «Спасибо за твою доброту, Лиичка. Твои носки согревают мне не только ноги, но и душу. Мне почему-то жаль, что я уезжаю от тебя, очень жаль…»

Лёжа на таком удобном, самом удобном, наверное, в жизни матрасе, Ивану пришла мысль, что другие его товарищи служат, а он вот едет домой. Сколько раз за последнее время посещали его такие мысли. И от вопросов, задаваемых самому себе тоже не так просто отделаться. Несколько дней назад, лёжа ещё на солдатском матрасе, он спросил себя: «Молодцов, если тебя завтра переведут в спортроту, находящуюся в двух часах езды от дома, ты будешь служить? – Подумав, он ответил сам себе: – Нет. Но если надо будет защищать Родину, я пойду её защищать, ни секунды не раздумывая. А пока… Настроение испорченное». – «А боксом заниматься? – неожиданно всплыл тогда другой вопрос. – И боксом не хочу заниматься, тоже настроения нет. И тренера больше нет. Жаль, обидно до слёз бросать бокс, но… Буду заниматься для себя, для поддержания спортивной формы и духа. Что и обещал Марте, своей Весне». С этими мыслями под стук колёс и гудки встречных поездов Иван задремал.

Судя по свету за окном, проспал Иван недолго. Посмотрел вниз: там никого не было. Спрыгнув с полки, не спеша прогулялся по вагону – артиллериста и след простыл.

В Хабаровске Молодцов пересел на поезд Владивосток-Москва. От приятного волнения заколотилось сердце, как будто это и не поезд, а родной дом уже. Когда же поезд тронулся, и через некоторое время к нему подошла за билетом проводница, он пришёл в ещё большее волнение. И было от чего: перед ним стояла зеленоглазая шатенка с родинкой на щеке, а на её узких плечиках лежали колечки волос.

Проводница, собрав билеты, вышла из купе. Её обаяние было настолько сильным, что Иван немедленно последовал за ней.

– Девушка, – остановил он её, – нам долго вместе ехать, давайте знакомиться. Меня зовут Ваня.

Она с любопытством посмотрела на него и, кокетливо отставив одну ногу назад, коротко представилась в ответ:

– Маша. – И снова встав в обычное положение, поинтересовалась: – Вы в отпуск едете? – И улыбнулась, показав мелкие белые зубы.

– Можно сказать, что так, – отшутился Иван.

– Извините, мне сейчас билеты у пассажиров надо собрать, позднее поговорим.

Улыбнувшись, Мария пошла в следующее купе. «Вот это фигура, осанка, – восхищённым взглядом проводив девушку, подумал Иван. – А лицо: хоть картину с него пиши. И почему большинство красивых девушек имеют гордую осанку? Гордятся, что хороши собой? А надо бы наоборот: красивые пусть ходят носом вниз, а не очень привлекательные – грудью вперёд». Собственная мысль рассмешила Ивана. «Нет уж, если красивые будут ходить носом вниз, тогда любоваться кем? Грустно на земле будет и скучно, – сказал он себе. – Не зря природа устроена именно так, а не иначе». Иван стал смотреть в окно. «Увижу ли когда дальневосточную природу, этот красивый край с добрыми людьми? – Он задумался. – Красивый край и заселять должны красивые душой и телом люди. Иначе, наверное, нельзя – природа не поймёт. Красивый край, красивые люди. В этом есть определённая логика».

Этим же вечером Иван решил поближе познакомиться с Марией. В поезде томиться почти целую неделю, а при общении время быстрее пролетит. Но тут он, конечно, кривил душой. Вопрос был не в том, чтобы время быстрее пролетело, а в том, что, возможно, удастся поцеловаться с девушкой, и не только…

Да, отнюдь не целомудренная мысль посетила его, а мысль мужчины, уже знакомого со строением женского тела, в котором кроме губ есть и более «сладкие» места.

Вечером, когда в вагоне почти все пассажиры легли отдыхать, Иван направился в служебное купе к Марии. Он уже не раз сегодня заходил к ней: то просил чаю, то иголку или просто перекидывался с ней парой слов. Девушка оказалась разговорчивой и весёлой, всего, как выяснилось, на девять месяцев старше Ивана, очаровательна, от чего грустить? Да к тому же не замужем.

В своём купе Мария позволила себе снять свою форменную курточку, оставшись лишь в белой блузочке и юбке. На пригожих ногах – туфельки.

У Ивана сразу же появилось желание обнять её, зацеловать всю, окунуться в любовное облако, чтобы напрочь забыть про армейские переживания. Но он лишь закрыл за собой дверь и улыбнулся Маше. И она улыбнулась в ответ.

Вот она искорка, от которой вспыхивают тёплые отношения между мужчиной и женщиной.

– Можно я с тобой посижу? – как-то по-домашнему спросил он.

– Конечно, можно, – в тон ему ответила Мария.

Иван присел рядом.

– Ваня, – повернувшись к нему лицом, спросила она, – ты так и не ответил на мой вопрос: ты в отпуск едешь или?..

– Или… Мне не хочется тебя обманывать, поэтому честно скажу: я комиссовался из Армии. Но… – Иван сделал таинственное лицо. – Но как это я сделал, пусть останется тайной. Хорошо?

Девушка неопределённо пожала плечом.

– Вообще-то я не очень любопытная, не хочешь – не говори, но всё-таки заинтриговал ты меня. И хотя я неопытная в таких делах, но опять же чувствую: ты что-то скрываешь. А если скрываешь, значит, посторонние об этом знать не должны. Я права?

– Абсолютно! – с жаром ответил Иван. – Поэтому за то, что ты такая умница, мне хочется тебя поцеловать. Можно?

– Ваня, а не многого ты хочешь? Если я с каждым желающим буду целоваться, что от меня останется?

– С каждым не надо.

– По-твоему получается так: с каждым не надо, а тебя надо пожалеть. Пожалеть, что комиссовался? Примитивная психология. И такую психологию я не воспринимаю. – Мария усмехнулась: – Тебя ведь наверняка девушка дома ждёт, а ты даже в поезде пытаешься закадрить проводницу. А что было бы, если ты на танцах сейчас был? Эх, солдатик из авиации.

– Маш, ты зря на меня наехала. Тебе я, кажется, уже говорил, что женат и у меня дома любимая жена. Беременная.

– Женат? Ничего ты мне об этом не говорил. Значит, ты к беременной жене торопишься? Молодец. Обычно парни скрывают в таких ситуациях, что они женаты, а ты… Ещё раз тебе скажу: мо-ло-дец! В таком случае я меняю о тебе своё первое мнение, а оно было, как о всех ловеласах. – Она вдруг придвинулась к Ивану и обняла его. Он увидел блеск в её зелёных глазах…

Они целовались, прижавшись друг к другу. Иван весь пылал и готов хоть сидя, хоть стоя заняться любовью, но чувствовал: девушка не готова к более серьёзным действиям. Да он от одних поцелуев получал наслаждение, в это же время упиваясь ароматом её здорового тела; пьянел от её пружинистых грудок, от прикосновений к тёплой талии и упругим бёдрам.

Они долго истязали себя поцелуями, как бы соревнуясь, кто первый спасует. Тренированнее оказался Иван. Почувствовав, что губы Марии обмякли, и она пытается освободиться из любовного «плена», он убрал свои руки с её талии, оторвался от её губ и, отойдя на полшага, выдохнул из себя:

– Всё, больше не могу. – Он восторженно посмотрел на её светящееся лицо, на изумрудного цвета глаза. – Маша, ты очень сладкая, слаще самого лучшего мёда. Спасибо, что спасла от депрессии измученного солдата.

Она провела языком по своим распухшим губам, укоризненно качнула головой и, попытавшись усмехнуться, сказала:

– Я что-то не почувствовала, что ты измученный. – И, оттопырив нижнюю губу, шутливо хныкнула: – Губы ты мне испортил, ох, испортил. Ты сколько служил в Армии?

Он состроил скорбную мину:

– Почти пять месяцев.

– И за пять месяцев ты измучился? Ох, была бы я твоим командиром, целыми днями заставляла бы тебя хвосты самолётам крутить. Ведь солдаты в авиации, говорят, только и делают, что хвосты самолётам крутят.

Иван засмеялся:

– Машенька, солдаты не самолётам, а быкам или коровам хвосты крутят, – это те, кто на ферме служит.

Она сделала удивлённое лицо:

– А в Армии что, даже фермы есть?

– Есть и фермы с коровами, с быками, есть и поросячьи фермы. В Армии чего только нет.

– А ты чем занимался в своей авиации?

– Авиация – это не моя стихия. До Армии я каменщиком был, между делом строительный техникум закончил, поступил в строительный институт. Да, ещё целых девять лет боксом занимался. Между прочим, – улыбнулся Иван, – ты целовалась с серебряным призёром чемпионата СССР по боксу. Если бы не экзамены в техникуме, потом в институт, чемпионом бы Союза стал. Вот так, зеленоглазая русалка.

– А я сразу обратила внимание, что есть в тебе что-то такое, спортивное. В моём родном Коврове я тоже была знакома с одним боксёром, он в нашей школе учился. Но он всего лишь чемпионом нашего города был, а ты… В общем, я прощаю тебе, что измял мои губы. А сейчас, Ваня, спать.

Он изумлённо посмотрел на неё. Она рассмеялась:

– Ты о чём, интересно, подумал?

– Да так, – растерянно ответил он.

– Предупреждаю: о чём ты подумал, об этом забудь. И даже в мыслях не держи. Договорились?

– Хорошо. – Иван вдруг хитро заулыбался. – Машенька, так как мы с тобой, оказывается, соседи, то за это ещё поцелуй полагается.

– Нет, Ваня. Мои губы теперь, наверное, неделю будут болеть. Такой экзекуции они ещё не получали. – Осторожно потрогала пальчиком нижнюю губу: – Не привыкли мои губки к таким продолжительным поцелуям.

– Машенька, ну, хотя бы в щёчку разреши тебя поцеловать. Разочек.

Молодые люди ещё немного попрепирались по поводу поцелуев, наконец Маша уступила: подставила алую щёчку. И, как выяснилось, напрасно, потому что Ване хотелось большего.

– Ты, Ваня, как тот школьник, которому хочется в баню заглянуть, где моются девочки, но не получается: дверь заперта. Ты же поцеловать меня собирался, а сам под юбку полез… В общем, так: если свои руки не успокоишь, ко мне больше не приходи, – полусердито отчитала соблазнителя Мария. – И вообще, – её голос сделался серьёзным, – я устала и хочу спать. И ты иди отдыхать, ты, наверное, тоже устал сегодня.

…Почему-то Ивану приснилась в эту ночь Алиса. Они обнимались и даже целовались. И всё это сопровождалось музыкой, которая звучала у него в голове. Он вспомнил: «Лунная соната» Бетховена; потом звучали ещё какие-то музыкальные отрывки. Откуда они – Иван вспомнить не смог, лишь чётко знал, что слышал их – и было это, вроде, совсем недавно, но ровно в другой жизни – в исполнении Алисы.

Проснувшись утром, он уже наяву услышал музыку, но не классическую, а эстрадную – она доносилась из радиоприёмника. Он снова закрыл глаза, и вдруг перед мысленным взором возникла Фая – его первая женщина. Вспомнилось, как она хотела родить от него. «Родила ли? Полю бы спросить в письме – нельзя, выдам Фаинку. Какие хорошие женщины повстречались на моём коротком ещё пути: ласковые, добрые. – Неожиданно он задался вопросом: – Почему я схожусь характером только с темноволосыми девушками и женщинами? Блондинок что, меньше на земле? Или судьба отводит от меня блондинок? А может, они к цвету моих волос не подходят? Интересно».