Текст книги "Ступени"

Глава 20. Княгиня ханских кровей

Незаметно пролетело лето. Иван работал бригадиром большой комплексной бригады, получал приличную зарплату – больше прораба. Но и уставал он, конечно, сильно: беготня на стройке, учёба на вечернем отделении института. У него как-то возникло желание перевестись на заочное, но Марта убедила его, что этого делать нельзя. Во-первых, на заочном отделении нет ПГС (промышленно-гражданское строительство), во-вторых, на вечернем он больше получит знаний, чем на заочном.

Вечерами, каким бы усталым Иван не приходил домой, но обязательно занимался с сыном. Он брал его на руки, гукал над ним, прижимал маленькое, самое лучшее и дорогое существо к себе, целовал его ноги, попу, наблюдал, как Марта кормит грудью.

Марта и Иван являли собой идеальную семейную пару, в которой Марта гордилась, что играет положительную роль для молодого супруга и уже видела в нём не только ровню, но и во многих практических вопросах своего наставника. Это тоже радовало: приятно, когда ученик становится в чём-то выше своего учителя.

Незаметно пролетел год супружеской жизни Молодцовых. В первых числах июня Марта вышла на работу – попросило руководство института. С маленьким Богданом оставалась няня.

Марта приходила с работы примерно в одно время с Иваном, если у того в институте не было занятий. И как-то сидя за обеденным столом, она, как всегда находясь в хорошем расположении духа, сказала:

– Сегодня на работе я слышала разговор двух наших преподавательниц. Одна жаловалась на мужа, мол, он такой-сякой, мало зарабатывает, ну и так далее. Другая ей поддакивала: «Я разрываюсь на работе, вкалываю с утра до вечера ради семьи. Прихожу домой, а мой не только доброго слова не скажет, но и в магазин, за хлебом не сбегает. Я уж молчу про ночь, когда мне как нормальной женщине хотелось бы ласки и внимания, ведь после этого я готова горы наутро своротить. А чтобы толстому борову не размяться…» Послушала я их и, грешно сказать, обрадовалась: как мне повезло, что у меня не муж, а неиссякаемый кладезь ласки и добра. Ну и, конечно, силы – хоть такой, хоть другой. – Марта подошла к мужу сзади, обняла его и, чмокнув в «медную» макушку, нежно добавила: – Пойдём, мой мальчик полежим, пока сын спит.

Иван подскочил со стула, взял на руки тяжёлую, надо признать, жену.

– Княгиня моя ханских кровушек, – улыбнулся он, – хоть и тяжела шапка Мономаха, но она моя. Сейчас на нашей большой кровати я расскажу тебе интересную сказку. Не только ты мне должна рассказывать сказочки, но и я тебе. И неизвестно, чья окажется лучше…

Ещё в мае Марта призналась по телефону сестре, что вышла замуж за Ивана. После этого Полина дважды звонила и приглашала молодожёнов к себе. «Не приедете, обижусь», – предупредила она младшую сестру.

В середине августа Ивана наконец-то отпустили в отпуск. А за несколько дней до этого у них с Мартой состоялся разговор о том, что пора бы Ивану со ступеньки бригадира подняться на другую ступеньку.

– Тебе ещё в прошлом году, как только пришёл из армии, предлагали должность мастера, а через три месяца прораба – ты отказался. Почему? Зарплата ниже? Хорошо, не буду о прошлом. Тогда у тебя настроение, возможно, было какое-то такое. – Марта сделала в воздухе рукой неопределённое движение. – Но сейчас ты адаптировался, находишься в отличной морально-волевой форме, поэтому можешь смело работать прорабом. Какие у тебя аргументы против?

– Первый и главный аргумент – это действительно зарплата. Что получается? Я меньше приношу домой денег, чем моя жена, хотя и у меня довольно высокая зарплата. Ты представляешь, каково моему самолюбию?

Марта улыбнулась:

– Но эта женщина не просто женщина, а профессор. Улавливаешь разницу?

– Я улавливаю лишь то, что моя зарплата ниже твоей. А буду я работать прорабом, естественно…

Марта мягко перебила его:

– Ваня, забудь, что я профессор. Смотри на меня как на обычную женщину или… хотя бы как на преподавателя института. И не думай о моей высокой зарплате, которой, кстати, элементарно хватило бы, чтобы содержать и сынишку, и тебя. – Она смущённо улыбнулась. – Но давай не будем о деньгах, я хочу поговорить о другом. Сядь, пожалуйста. – Когда Иван сел в кресло рядом с женой, она тоном учителя начала:

– Большинство людей рождается, чтобы стать рабочими, а меньшинство – и это естественно, рождаются, чтобы стать руководителями. Не должно быть такого, чтобы все были начальниками. Хотеть им быть – это одно, а вот грамотно руководить – совсем другое. – Марта замолчала, прислушалась.

– Богдан проснулся, – сказала она и, поднявшись с кресла, направилась в спальню. Пока её не было, Иван сидел, задумчиво глядя в пространство.

– Сыночек снова уснул, я ему грудь дала, и он через минуту закрыл глазки, – вернувшись, сказал Марта.

– Пора, наверное, Богдана отучать от груди, – заметил Иван, – а то уже бегает вовсю, а грудь просит.

– Ваня, не жадничай, – кокетливо посмотрела на него Марта, – и тебе достаётся моего молочка. – Погладив ладошкой свою грудь, она спросила: – Так на чём мы остановились? Ага, вспомнила. Говорила я о том, что одни рождаются, чтобы быть рабочими, а другие – чтобы стать руководителями. Рабочим ты был, причём хорошим рабочим, но это для тебя пройденный этап, теперь надо вставать на следующую ступеньку. Или ты высоты боишься? – Она светлой улыбкой одарила супруга.

– Нет, не боюсь, мне просто больше нравится работать бригадиром. И дело не только в зарплате, но и в том, что мне ближе, роднее, если хочешь, когда я непосредственно общаюсь с рабочими. Постоянно нахожусь в эпицентре, скажу громкими словами, рабочего водоворота. А что прораб? Одни бумаги, планёрки. Ещё, Марта, скажу тебе, мне жалко отдавать бригаду в другие руки – особенно жалко подсобниц. Обычно подсобницы у каменщиков как рабыни: иди туда, бегом сюда; те и ругают их по-чёрному. В общем, бесправные существа. Сейчас в моей бригаде такого нет, каменщики стали вести себя довольно корректно, я бы даже сказал по-джентльменски с подсобницами. Чего я ещё боюсь? Того, что меня могут перевести прорабом на другой участок, который работает на нефтепроводе. И подсобницы останутся без моей поддержки, одни с каменщиками.

– У вас что, все каменщики невежливые?

– Не все, но возрастные каменщики грубоватые. А некоторые молодые начинают перенимать их повадки. Не зря, наверное, говорят, что дурной пример заразителен. Если же я останусь на своём сегодняшнем участке, то в моих бригадах будет уважительное отношение друг к другу, тем более к моему слову даже закоренелые матерщинники прислушиваются – уважают. У штукатуров – другое дело, там власть в руках женщин, их большинство. И потом, там практически все равны. А вот каменщики…

Повздыхав, Марта сказала:

– Это, конечно, плохо, что каменщики грубят на работе женщинам. Да и не только, наверное, каменщики. В этом случае ты обязан прорабом стать, чтобы уже во всех подотчётных тебе бригадах построить между всеми рабочими партнёрские, добрые отношения. А я в чём-то буду тебе помогать. Не в практических, конечно, вопросах, ты в них намного лучше разбираешься. Мы будем с тобой разбирать ситуации, например, с чертежами, другими теоретическими вопросами, которые у тебя могут возникнуть. – Говоря, Марта воодушевлялась всё больше и больше. – Знаний у тебя хватит не только на прораба, но и выше. Соглашайся, Ванечка, с твоей головой, организаторским талантом ты должен двигаться вперёд. Не спорю, что работа бригадира – это тоже ответственно и почётно. Но ты рождён для более высокой должности. И уже на должности прораба, ты больше пользы рабочим принесёшь. – Марта подошла к мужу, обняла его, поцеловала.

– Ты будешь отказываться от должности прораба? – игривым тоном спросила она.

– Кто отказывается? – Иван нарочито испуганно посмотрел на жену. – Я ещё неделю назад дал согласие начальнику управления, который уговорил меня после отпуска заступить на должность прораба.

– Как? – Марта вскинула на Ивана свои чёрные полукружья бровей. А в следующую секунду шутливо возмутилась: – Что же ты мне голову морочил битый час? – Она сбросила с себя сорочку, поводила бёдрами, прошлась лёгкой поступью…

Иван охватил взглядом обнажённую фигуру жены. Всё в ней излучало роскошь: ноги, бёдра, ягодицы. А этот контраст – бело-молочная кожа и чёрные волосы. Какой мужчина не захмелеет от подобного? Иван захмелел…

Они лежали в постели, утомлённые любовью.

– Ванюш, – повернулась лицом к нему Марта, – я ведь не просто так сказала о предназначении человека в этой жизни, о том, что каждый приходит сюда с определенной целью. У меня много мыслей по этому поводу. Я думаю вот о чём: чтобы на земле шёл нормальный процесс, нами ведь тоже надо управлять. Кто это может делать? Думаю, что Бог. И если Бог в какой-то момент махнёт на нас рукой, анархия поползёт по земле. А чтобы этого не было, нам надо быть добрее, терпимее друг к другу и при этом не забывать нашего Создателя.

– Я думал, ты атеистка, а ты, оказывается…

– А что, разве невозможно отказаться от своих атеистических взглядов? Как ты считаешь, приходят к Богу? Конечно, не знаешь, и не улыбайся, пожалуйста. А приходят по-разному. Я столько лет не могла забеременеть, и вдруг – как подарок, как знак свыше! Затем подумала: если беременность пройдёт удачно, а потом и рожу нормально, то обязательно поверю, что без Высших сил тут не обошлось. Так и получилось. Как в данном случае не поверить? Да в одном слове «Бог» заложена неведомая нам сила. Также и в молитвах она есть – это я на себе почувствовала. Как это объяснить? Остаётся лишь верить, что всё это неспроста – есть кто-то Там, который и милует нас, и карает за наши грехи.

– Ну, о грехах ли тебе говорить, – засмеялся Иван, – ты у меня безгрешная. Вся праведная. Но и я верю в Бога. И не просто так, а потому, что не верю учению Дарвина, который говорит, что человек произошёл от обезьяны. Бред! Откуда тогда произошли дельфины, например, которые, как говорят, не глупее человека, только выразить, сказать про всё это не могут? И вообще, как произошла жизнь на земле? Загадка. Значит, опять в этом деле без Высших сил не обошлось. Я даже верю в то, что и комиссоваться мне помогли Высшие силы, которые привели ко мне подсказчика. Потом эта же сила подсказывала мне, как вести себя в одном случае, в другом. В итоге добро победило зло. Если бы, как планировалось, я попал в спортроту, то находился бы рядом с домом, соответственно, приезжал к тебе, помогал. Но вмешались злые силы и… Хотя правда всё же восторжествовала, то есть – добро. И не без помощи свыше, я думаю.

Иван замолчал. Он и сам не понял: что это нашло на него – взялся рассуждать о том, чего, в принципе, никогда не касался в разговорах. Наверное, что-то остаётся у человека от родителей, от детских восприятий действительности, но мы этого не помним – просто откладывается где-то глубоко в памяти, а потом всплывает. Вот так, как сейчас. От странных мыслей отвлекли слова Марты:

– Ванюш, ты говорил, что с пятнадцатого августа тебя в отпуск отпускают.

– Заявление уже подписано.

– Я думаю, тебе надо к Полине съездить. А то она замучила меня: когда приедете, когда… Мы же её только обещаниями кормим. Я бы тоже с тобой съездила, но… увы. К тому же, как ты знаешь, Поля приготовила тебе импортную дублёнку, ещё кое-что.

– Лучше бы с тобой, конечно, – в раздумье произнёс Иван. – Алексино бы посмотрела – оно красивое, уютное. Я частенько его вспоминаю. Но тебя сейчас не отпустят, учебный год на носу. – Иван вздохнул. – И дома проводить отпуск грешно. И без тебя, без Богданчика будет грустно.

– Значит, ты поедешь? – Марта спорхнула с кровати, протянула к Ивану руки. – Ванечка, ты меня спас от гнева старшей сестры. А то она мне говорит, что все вещи, которые тебе приготовила, продаст другим. Сейчас я позвоню ей…

Глава 21. Грех не в уста, а из уст

Полина, расцеловав Ивана, стала разглядывать его.

– Ванюш, какой ты стал – в плечах шире и лицо строгое, взгляд такой, что не подступись. Одним словом, мужественный. Только твой «ёжик» всё тот же, не знаю с чем и сравнить его: то ли с красным солнцем, то ли с червонным золотом.

– Полечка, не будем про меня говорить. Вот ты как была красавицей, такой и осталась. Хотя нет, – с улыбкой оглядывая её, сказал Иван, – в некоторых местах ты даже похорошела.

– В каких именно? – Полина с лукавым блеском в глазах смотрела на «племяша».

Он нежно погладил её по округлому бедру.

– А вот этим самым, – сказал вкрадчиво. И дополнительно провел ладонью по её возвышению сзади. – Извини, но к такой красоте грешно не прикоснуться.

Полина засмеялась, игриво повела бёдрами.

– И мне приятны твои прикосновения. Но скажи: тебе я только фигурой нравлюсь или чем-то ещё?

– Ещё цветом волос. – Иван обнял её, чмокнул в щёку. – Моя милая, добрая родственница, какая ты замечательная, кроме всех других качеств. Кстати… – посмотрел он в сторону прихожей, – у меня там сумка с подарками. Для тебя.

– Подарки потом, а сейчас ужинать. Ты чего будешь пить – или как обычно?

– Боксом я теперь только для себя занимаюсь, могу выпить рюмку чего-нибудь крепенького. Или бокал сухого вина.

В шёлковом халате восточных расцветок Полина вошла в кухню, Иван за ней.

– Поля, Марта просила ей позвонить, как только я к тебе приеду. А то, говорит, буду расстраиваться.

– Сначала ужин, потом всё остальное.

Расставляя на столе заранее приготовленную закуску, Полина спросила:

– Как там моя младшая сестра? Тяжело ей, небось, было, непривычно на первых порах с грудным ребёнком.

– Ей няня помогала, ну и я чем мог.

– Да, одна бы она поплакала. Вань, скажи: почему тебе больше нравятся не девушки, а женщины? Причём не очень молодые?

– Темноволосые девушки мне тоже нравятся, не чахлые, естественно, и не толстые. И не похожие на ведьм. Правда, Марта мне не просто понравилась, в неё я влюбился, честно тебе говорю.

– Верю, в мою сестру нельзя не влюбиться… Хотя мы с ней мало чем отличаемся, рост почти один: у меня под метр семьдесят, у неё, может, на сантиметр или два больше; глаза у неё немного другие; ну, талия тоньше, потому что смолоду какие-то упражнения делала; кожа у неё побелее – не любила загорать, как я… Какие ещё различия между нами? – Полина бросила в рот виноградину и, жуя, сказала: – Различий и между близняшками можно много найти, но не это главное, а я удивляюсь, что она пошла по моим стопам – стала крещёной татаркой. Как она решилась на это, Вань?

Тот пожал плечами. Полина продолжала:

– Я хорошо помню, как она ругала меня, когда я собралась замуж за русского. А сама… Удивляюсь, что она, такая однолюбка, и вдруг пошла на такой шаг – замужество. Она же почти клялась мне, что после смерти мужа никаких замужеств и даже встреч с мужчинами не допустит. И нате, обручилась. Да не с кем-нибудь, а со своим, можно сказать, студентиком. Как ты, интересно, уломал её? – Полина пристально посмотрела на Ивана. – Вообще-то ты настырный, таких бабы любят. Вот и она не устояла против твоего упрямства. Хвалю и ценю. А ты, как мне Марта сказала по телефону, прорабом теперь работаешь?

– Не хотел, но начальство на работе настояло: мол, техникум за плечами, в институте учишься, хватит бригадирствовать. Хотя в зарплате я не выиграл, наоборот – немного проиграл.

– Не прибедняйся, у вас денег, думаю, некуда девать. Ты сухое будешь или водочку?

– Как ты, так и я.

– Тогда выпьем водочки, давненько не пила…

Разлив по рюмкам водку, и произнеся короткий тост, Полина выпила. Закусив малосольным огурчиком, снова наполнила рюмки.

– Вань, ты сколько с собой денег привёз?

– Тысячу рублей. Ты сама говорила, чтобы я привёз около тысячи Что, мало будет?

– Нет, достаточно. Значит, так: я тебе отложила импортную дублёнку, такую Марта даже через облпотребсоюз не достала бы, норковую шапку, югославские зимние ботинки, ещё пару отличных рубашек, пару водолазок. В общем, всё импортное, кроме шапки. Будешь выглядеть так, что самый большой начальник тебе позавидует.

– Полечка, я даже не знаю, как тебя благодарить.

– Какие благодарности, ты мне теперь родня.

…Иван лежал на диване и никак не мог уснуть. То ли причина в ста граммах водки, то ли отвык спать один. Ещё по вечерам в нём просыпалось, начинало бродить сексуальное желание. По утрам его плоть тоже бодро себя вела, но не было того порыва, что вечером. Да и порыв тот держался недолго. Марта однажды высказала такую мысль: «Какое счастье, что мы с тобой „совы!“ – обоим нравится заниматься любовью по вечерам. Это ещё больше сближает мужчину и женщину. Кстати, вполне серьёзные стычки во многих семьях происходят потому, что одного из супругов тянет заниматься любовью вечером, а другого – утром. Порой такого рода стычки переходят в крупные ссоры, приводящие к более плачевным последствиям – разводам. Будущим молодожёнам можно дать совсем не шутливый совет: сначала узнайте, кто вы? Если оба „жаворонки“ или, наоборот, „совы“ – устраивайте свадьбу». Вспомнив Марту, Иван неслышно вздохнул.

Полине тоже не спалось.

В одной сорочке она вышла из спальни, подошла к Ивану. «Спит. Может, лечь к нему? – мелькнула у неё крамольная мысль, как и несколько лет назад. – Неудобно, муж моей сестры». Пока она думала, услышала шепоток:

– Поля, иди ко мне.

Иван с полуоткрытыми глазами наблюдал за ней. Он хорошо помнил, как три года назад она позвала его в свою постель. Но сейчас у него возникло желание подурачиться, пошутить.

Она засмеялась:

– И ты вспомнил нашу первую ночь?

– В точку попала. Именно сейчас, на твоём удобном диване, на котором три года не спал, мне и вспомнилась та незабываемая ночь. Всю жизнь вспоминать буду.

– Я тоже вспоминаю ту ночку и тебя, неоперившегося юнца, с задатками матёрого мужчины. А сейчас почему не спишь, я потревожила?

– Нет, просто не спится что-то. – И шутливо добавил: – Боишься ко мне лечь?

– Нет, Ванечка, не боюсь. – Она с неожиданной лёгкостью легла под одеяло к нему. – Ну, а дальше что? – игриво спросила.

– А дальше я обниму тебя, – также игриво ответил он.

– А потом? – продолжала кокетничать Полина.

Иван лёг к Полине лицом и, положив руку ей на плечо, шутливо сказал:

– Я-то проявляю инициативу, а где твоя былая смелость?

– Нет, Ванечка, сейчас у нас с тобой настроение иное. Нет того огонька, что в ту пору было. Сейчас и ты другой, и у меня к тебе другое отношение, скажем так, родственное. Но поцеловать тебя я всё-таки смогу.

– В чём же дело?

– Ну, Ванюха, ты меня достал. – Она тут же привстала, прилегла на него и, обдавая горячим дыханием, приникла к его губам. Поцелуй длился долго. Наконец распластавшись на спине, Полина взволнованно спросила:

– Как, Ванюша, понравилось?

Он не сразу ответил, приходил в себя.

– Да-а, ты нисколько не изменилась.

Она хохотнула, как когда-то.

– А что сделается со мной? Веду правильный, здоровый образ жизни. А неправильно себя веду только с полюбившимся мне мужчиной.

– Неправильно, это как?

– А так, когда мужчина со мной получает вагон удовольствий. – И, усмехнувшись, добавила: – А на десерт тележку с разными приправами.

Полина лежала на боку и вглядывалась в лицо Ивана.

– Вань, – загадочно улыбаясь, произнесла она, – вспомни-ка… Простыни тогда горели под нами, а потом слезами радости пропитывались. Тебя не волнуют те воспоминания?

Иван прикрыл глаза, делая вид, что вспоминает. В действительности он не мог смотреть на Полину – она до сих пор была хорошá собой – вожделение помимо его воли светилось в глазах. Ещё её бедро, которое волнует плоть, заставляет думать о чём-то низменном. Иван попытался спрятать свой сексуальный порыв вглубь, даже представил Марту, но от этого лишь сильнее захотелось женщину. Чтобы охладить себя, он заговорил о жене, сынишке. Полина вскоре сказала:

– Спать пойду, мне же с утра на работу. И ты отдохни. А разговор о детях и любви мы с тобой на завтра отложим. На базу райпо хорошего коньячку привезли, я принесу завтра. Не откажешься выпить по рюмочке?

Чтобы не обидеть женщину, он сказал:

– Ну как тебе откажешь.

– А массажик сделаешь, как тогда?

– И в этом не могу отказать.

– Это уже теплее. Теперь уточним: одежду ты носишь пятидесятого размера, третий рост; головные уборы пятьдесят седьмой, обувь сорок второй. Так?

– Всё правильно.

– С рубашками тоже ясно. Завтра, ещё раз напоминаю, как позавтракаешь, сразу на работу ко мне примерять вещички, потом принесёшь их сюда. А в пять вечера встретимся у раймага, прогуляемся.

Следующий день у Ивана начался с приятных хлопот: примерка вещей да таких, что у него голова кружилась от счастья. В упакованном виде он принёс их в Полину квартиру, попрыгал как ребёнок от радости, а в начале шестого вечера уже прогуливался с Полей по посёлку. Она, как и Марта любила носить приталенную одежду, и некоторые встречные мужчины с восхищением оглядывали её. А кто-то из местных жителей с почтением кланялся ей, будто барыне. Иван, в светлом костюме и коричневых модельных туфлях, тоже выглядел весьма достойно. Проходя мимо небольшого ресторанчика, Полина предложила Ивану обмыть покупки.

– Я сюда обедать хожу – готовят здесь по высшему разряду. Я хоть и крещёная татарка, а предпочитаю кушать конину, баранину. Свинину до сих пор не признаю. А в этом ресторанчике моя еда. Сегодня, например, на первое была фирменная солянка, на второе – жаркое из конины, шницель рубленый, медвежатина… – Она стала перечислять, что ещё готовят в этом заведении; Иван без слов взял её под локоток и повёл к парадному входу ресторана.

Вкусно поужинав и выпив по бокалу сухого вина, они неспешно направились домой. У Полины в сумочке был обещанный дорогой коньяк, который она в своей квартире открыла. Иван, как и обещал, выпил одну рюмку, но Полина лестью вынудила его выпить и вторую, потом ещё чуть-чуть. Она настолько нежно вела себя, предупредительно и в то же время настойчиво, что Иван беспрекословно подчинялся ей. Потом он всё же сделал вид, что опьянел, качнулся на табурете и, тяжело поднявшись, перебрался на диван.

Полина тут же защебетала:

– И я сейчас лягу, только душ приму да благовонными духами на себя капну… чтобы во время массажа моего тела ты почувствовал, что не меня поглаживаешь, а саму царицу богов.

Понимая, куда она клонит, Иван решил не изображать из себя пьяного.

– Поля, мне кажется, у тебя не массаж на уме, а что-то другое. Но ты же родная сестра моей жене.

– Вань, ты что, не хочешь массаж мне делать?

– От массажа я не отказываюсь.

– Тогда странно слышать твои слова. Странно потому, что когда гладишь тело, это называется массаж, когда… Не понимаю, почему массаж спины можно делать, а массажик в области живота вроде бы и нельзя. Совсем я запуталась или заблудилась в двух соснах.

Она говорила, а в её чёрных глазах бегали лукавые огоньки, которые Ивану нравились когда-то. Но сейчас он боялся их, поскольку понимал, что это за огоньки. Не зная, как себя вести в этой ситуации, он неуверенно сказал:

– Поль, может, я не прав в чём-то, но скажу: то, о чём ты думаешь – это грешно.

Полина хмыкнула:

– Помню, когда-то я в одном селе была, и зашли мы с подругой по одному вопросу к священнику, который с чавканьем поедал жареного гуся. Ничего удивительного в этом не было бы, если бы не Великий пост. Я ему говорю: «Батюшка, пост идёт, а вы мясо кушаете, грех». Он мне, продолжая вкусно чавкать: «Дочь моя, грех не в уста, а из уст». Вот и вникни в то, что священник сказал, потом ответь мне, как правильно определить, что грешно, а что нет? Ты пока думай, а я схожу под душ, взбодрюсь немножко. – Говоря это, женщина смотрела на Ивана, словно пытаясь его пленить, околдовать своими глазищами, внести сумятицу в его душу. – А Марту, – продолжала она, – я люблю и никогда не сделаю ей больно. Но я хочу понять: где моя вина, если я думаю о хорошем, вечном, то есть – о любви. И где мой грех, если я никому не делаю больно, а наоборот – пытаюсь делать добро. – Полина медленно сняла с себя халат, бросила его в кресло и, улыбнувшись Ивану, смотревшему на неё, сказала: – Я скоро приду и, совмещая приятное с полезным, продолжим разговор. – Слегка качнув бёдрами, она пошла в ванную.

Поднявшись около девяти утра, Иван почувствовал дискомфорт в душе. Что такое? Вскоре понял, откуда такое ощущение. «Не надо было вчера и коньяк пить, – подумал он, – и нельзя было на поводу идти у Полины. Зачем? Нельзя в таких вот случаях женщинам поддаваться. Поля, конечно, довольна осталась, а мне-то каково? У меня уже не было того порыва, что три года назад. – Подумав ещё немного, Иван повеселел, поскольку всем нутром понял: нельзя было Поле за её хлопоты отказать. – И получилось, что её добро я своим добром покрыл. А добро на добро, что получится? Много добра. Всё это так, но сегодня Фаю увидеть надо. Давно мечтаю с ней встретиться»…

Приняв душ, он побрился, позавтракал, после чего позвонил Фае. Она снова работала экономистом в райпо, вернулась туда, как получила от строительного участка двухкомнатную квартиру. Она уже знала, что приехал Иван, ждала звонка. И стоило ему набрать номер её телефона и сказать в трубку слова приветствия, она торопливо сказала: «В течение часа буду у тебя».

Походив по квартире, Иван включил магнитофон, чтобы незаметно пролетело время. На кассете были песни Бабаджаняна в исполнении Муслима Магомаева. И того, и другого Иван просто боготворил. Первого за талантливую музыку, а второго за голос – он у Муслима звенел. Иван никогда не слышал и не представлял, конечно, как звенит бриллиантовая струна, но у Магомаева голос звенел, как он считал, именно бриллиантовой струной. Песни в его исполнении будоражили тело, мысли, душу. Они вызывали прилив сил и своеобразный призыв: идти вперёд и не сдаваться.

Иван сидел в кресле, постукивая пальцами по подлокотнику. Но как только послышалась унылая песня в исполнении неизвестной певицы, Иван выключил магнитофон и стал ходить по комнате. И тут хлопнула входная дверь; он выскочил в прихожую – Фая! Она стояла в синем костюме, на ногах чёрные туфли, на груди та же коса, что три года назад. У Ивана горячая волна подкатилась к сердцу. «Настоящая Терская казачка», – подумал он, вспомнив, каких Фая кровей. Она же разглядывала его, как будто не узнавая. Закрыв дверь на ключ, он обнял казачку, полюбовался её лицом. И лишь после этого припал своими губами к её устам.

Уже сидя на диване с Фаей, Иван без предисловий спросил: родила ли она от него.

– Да, Ванечка, от двенадцатого апреля этого года моему светлоглазому Ванюше третий год идёт.

У Ивана запершило в горле.

– А почему ты решила назвать сына моим именем? Подозрительно как-то, и Поля может подумать…

– Я назвала сыночка в честь отца моего мужа.

– Ты с мужем живёшь? Но ты говорила: как только квартиру получишь…

Фая погладила Ивана по руке.

– Мне квартиру на троих дали: на меня, мужа и сынишку.

– А как тебе дали квартиру? Ты жила в двухкомнатной…

– Ванюша, я помню, говорила тебе, что та квартира не мужа, а его отца и жили мы в ней как квартиранты. Муж у меня, кстати, больше не пьёт. – Фая улыбнулась. – И знаешь почему? Ему приснилось однажды, будто месячный Ваня смотрит на него, грозит пальчиком и говорит: «Дядя, если и дальше будешь пить, накажу». – «Как это так? – стал удивляться муж. – Родной сын, а называет меня дядей. Пусть и во сне. Всё, пить прекращаю». И, действительно, прекратил. Сейчас он опять работает электросварщиком, а вечерами и в выходные, подкалымливает. И даже во время отпуска в колхозе калымит, хорошие деньги домой приносит. Ваня, как я счастлива, что благодаря тебе у меня есть сыночек. – Она села на колени к Ивану и стала прикасаться губами к его щекам, подбородку.

– Фай, – поглаживая её густые длинные волосы, сказал он, – извини, но ты говорила, что твой муж никакой в постели. А сейчас он как, в норме?

Она вздохнула:

– И когда пил, не притрагивался ко мне и сейчас, можно сказать, не притрагивается. Раз в месяц или в полтора пытается показать мне, что он мужчина. Но эта показуха длится меньше минуты. Смех и грех. Беда ещё в том, что он уверен: этого достаточно для того, чтобы его жена была довольна. – Фая снова вздохнула. – Я даже к одной бабке за сто вёрст ездила, сказали, что она помогает в таких делах – бесполезно. Вот и верь после этого знáхаркам. Но таких, как мой муж, я считаю, тысячи. Да ладно, лишь бы не пил.

Иван внимательно слушал Фаину, а когда она замолчала, решительно посоветовал:

– Тогда любовника найди, не у всех же мужиков половое бессилие.

– У меня есть любовник, начальником работает. Иногда уезжаем на его чёрном «Москвиче» в лес. Там и отвожу душу.

Иван растерянно произнёс:

– «Москвичей» не бывает чёрного цвета.

– Ну, значит, «Жигули».

– И «Жигулей» чёрных нет.

– А какие есть чёрные машины?

– «Волги».

– Значит, в чёрной «Волге». – Неожиданно Фаина уткнулась лицом Ивану в грудь и заплакала. – Вру я тебе про эти машины, – сквозь слёзы проговорила она, – нет у меня никакого начальника с машиной. Придумала я всё. Это в мечтах я уезжаю в лес с любовником. – Её плечи затряслись от плача.

Ах, как не любил Иван женский плач. И сейчас он готов был сделать что угодно, лишь бы женщине было хорошо. Он взял Фаину на руки и, положив на диван, начал нежно целовать её лицо, грудь. Потом шутливо подёргал за волосы, как бы показывая: «Вспомни школьные годы, когда тебя кто-то из мальчишек дёргал. Разве думала ты, что будешь мечтать в замужестве о любовнике?» Она заулыбалась, возможно, действительно представила себя школьницей. После всего этого, Иван предложил Фае выпить коньяка. Она согласилась:

– Только рюмочку, мне часа через два на работе надо быть.

– Хватит нам двух часов. И на выпивку, и на любовь, и на всё остальное. Не грусти, Фаиночка, помни только хорошее, и на душе всегда будет легко. А ещё у тебя свет в окошке – сын.

Выставляя на стол закуску, коньяк, Иван продолжал говорить, успокаивать женщину, рисовал ей светлое будущее. В её глазах появился игривый огонёк, а на губах заиграла кокетливая улыбка. В этот момент она показалась Ивану прежней Фаинкой – весёлой, озорной.