Текст книги "Странник поневоле"

Прошедшая спокойно, если не считать шума воды, ночь дала возможность отдохнуть, и весь следующий день Богдан посвятил охоте. Теперь он старался убивать добычу как можно дальше от лагеря, и там же быстро разделывать, чтобы не вступать в конфликты с возможными хищниками. Нарезанное мясо промывал в воде и уносил на просушку.

За день ему удалось заготовить килограммов пятьдесят отборного мяса. Пока оно вялилось на жарком солнце, Богдан решил заготовить ещё кое-какие растения, которых уже можно было не опасаться, чему и посвятил следующий день. Облазив в поисках уже проверенных саговых пальм всю округу, он на одной поляне обнаружил для себя соцветия сильно похожие на картофельные. Были похожи на таковые и клубни, только имели какой-то уж слишком насыщенный по мнению юноши фиолетовый цвет.

Богдан действовал осторожно. Отрезав маленький кусочек корнеплода, он слегка прожарил его на костерке и попробовал. Масла, естественно, не было, но, судя по всему, это был самый настоящий картофель. Поискав вокруг, Богдан нашёл ещё восемь кустов, с которых добыл полтора десятка крупных картофелин.

Оставалось неясным, то ли, если считать, что неизвестные Творцы точно воспроизвели условия древней Земли, картофель уже существовал в эпоху динозавров, то ли семена его были занесены сюда случайно или же преднамеренно.

Вторая спокойная ночь подтвердила правильность выбора убежища. Мясо под жаркими лучами почти провялилось, и весь третий день он готовил запасы саго, просушивая сердцевину пальм. Несмотря на то, что вес вяленого мяса уменьшился раза в три, груз существенно вырос. Предстояло тащить на плечах никак не меньше шестидесяти килограммов.

Естественно, у Богдана не было нормального рюкзака, и не хватало нужного количества шкур и фурнитуры, чтобы таковой сшить. Поэтому он изготовил нечто вроде коромысла, нечто вроде тех, какими пользовались китайские крестьяне для переноски груза. Кроме того, коромысло удобнее сбросить с плеча при возникновении непредвиденных ситуаций. С другой стороны с ним сложнее было двигаться по сильно пересечённой местности, и Богдану пришлось спуститься ниже к лесу.

– Вот так всегда, – усмехнулся он: – В чём-то выигрываешь, в чём-то проигрываешь. Диалектика!

Путь до отрога Безвоздушных гор, по которому предстояло двигаться к точке перехода, занял почти неделю. В основном, дорога выдалась лёгкой, и путешествие можно было считать почти прогулкой, не считая изнурительной ходьбы по каменистым склонам. Однако это, к счастью, были просто трудности, но не опасности. Единственным опасным случаем стало нападение тиранозавра, на которого ушёл почти весь заряд первой обоймы лучемёта.

Ночами Богдан прятался в естественных укрытиях, поднимаясь повыше в горы, а днём упорно шёл вперёд. Пункт поворота к цели миновать было невозможно: там покрытые валунами и каменным крошевом склоны поворачивали слева направо, оттесняя леса, что неплохо соответствовало условным изображениям на карте.

В реальности всё смотрелось как плоскогорье, которое длинным и довольно узким в сравнении со своей протяжённостью языком, вытянулось почти перпендикулярно главному массиву, разделяющему Грани.

Богдану пришлось подняться значительно выше уровня, по которому он двигался до этого. На глаз скальная гряда имела максимальную высоту не более трёхсот-четырёхсот метров от уровня лесов, и её верхняя часть представляла собой почти плоскую унылую равнину, ширина которой оценивалась примерно в пару-тройку километров. Если бы не складки этой равнины, то, имея оптический прибор посильнее бинокля профессора Витта, на плоской поверхности Грани можно было бы, вероятно, рассмотреть и сам каменный куб, к которому держал путь Богдан.

С одной стороны то, что плоскогорье смотрелось столь унылым и безжизненным, являлось знаком, что здесь можно особо не опасаться крупных хищников. С другой стороны, идти по сухой и пустынной равнине предстояло ещё километров сорок, поэтому требовалось иметь запас воды.

Воду Богдан легко добыл в небольшой речушке, стекавшей рядом с намного более высоких уступов Безвоздушных гор. Он имел три фляги из тыкв плюс военную фляжку профессора Витта, в которые мог набрать в общей сложности почти десять литров воды. Этого было маловато, учитывая движение по пустынному плоскогорью, где, скорее всего, утолять жажду нечем. Но существовал предел грузу, который один человек мог нести, не слишком изнуряя себя.

В общем, Богдан решил идти почти налегке – в конце концов, насколько можно было судить, плоскогорье просматривалось далеко, особых препятствий там не должно встречаться. Если вода кончится раньше, чем он доберётся до точки перехода, всегда можно будет спуститься вниз к лесу, где наверняка найдётся источник.

Солнце палило нещадно, но это пока была единственная неприятность. Вымершее плоскогорье, казалось специально создано, чтобы двигаться по нему, как по проторенной дороге. Если бы у Богдана имелся автомобиль, пусть даже и не вездеход, он вполне мог бы ехать с комфортом: бывало, на своём «жигулёнке» он пробирался и по худшим дорогам в российской глубинке.

Но автомобиля отсутствовал, и оставалось лишь топать пешком, изредка обходя кучи камней да странные «озёра» песка диаметром по двадцать-тридцать метров.

Что-то в этих песчаных «проплешинах» среди каменистой равнины сразу не понравилось Богдану – уж слишком неестественно они выглядели. Присмотревшись, он заметил странное сероватое крошево вокруг. Ещё более пристальный взгляд обнаружил среди камней множество остатков легких полых косточек, возможно принадлежащих летающим ящерам. А в одном месте Богдану встретились и более массивные кости.

– Так-так, – пробормотал он, берясь на всякий случай за рукоятку лучемёта.

Весьма вероятно, что в этих песчаных ямах обитало некое животное, подобное земному «муравьиному льву», только, судя по костям, зверь этот должен был иметь размерами не менее льва настоящего.

Правда, все кости, которые пока попадались у песчаных «озёр», выглядели очень старыми – настолько их выбелило солнце. Значит, все звери погибли очень и очень давно и вполне возможно, что обиталища таинственных хищников тоже давно пусты. Но их этого не следовало, что стоит оставаться беспечным.

Проходя мимо очередного, почти круглого озерка песка диаметром метров двадцать, Богдан поднял увесистый булыжник и швырнул в самый центр. Камень упал и стал медленно погружаться – похоже, что, ко всему прочему, это были ещё и зыбучие пески.

Богдан подождал, отойдя подальше от края «озерка», но никто и ничего из зыбуна не вылезло. Пожав плечами, двинулся дальше: в любом случае, эти подозрительные участки встречались не так уж и часто – не более одного-двух на километр пути, и в первый день странник по Граням по собственной прикидке почти двадцать километров.

К вечеру в небе неожиданно начали сгущаться тучи, подул ветерок, сделалось намного прохладнее. Похоже, собирался дождь – стоило задуматься об укрытии и месте для ночлега. Однако на плоской равнине это сделать было не так просто, поэтому, заприметив вдали группу угловатых камней, высотой метра два-три, юноша поспешил туда.

Первые капли первого за почти две недели пребывания на Грани динозавров дождя застали его на полпути к возможному укрытию, а когда Богдан добрался до скал, дождь уже вполне прилично поливал иссохшую землю и одинокого путника – тоже, возможно, первого за сотни, а то и тысячи лет здесь.

В этих скалах, конечно, не было ничего, похожего на уже полюбившиеся Богдану пещеры, но в одном месте между двумя валунами нашёлся проём, достаточно удобный, чтобы натянуть там кусок шкуры, служивший парусом на тримаране.

Сделав с помощью древка копья импровизированный тент двускатным, Богдан устроился под навесом достаточно комфортно, если не считать, что до этого уже основательно вымок. Впрочем, это было даже приятно после изнуряющей ходьбы под жарким солнцем.

Горючие материал здесь, естественно, отсутствовали, если не считать отдельных чахлых кустов, напоминавших верблюжью колючку, поэтому Богдан и не пытался развести костёр. Перекусив парой кусков вяленого мяса, он с последними лучами тусклого заката заснул под монотонный шум дождя.

Глава 11

С восходом солнца на следующий день температура воздуха начала резко повышаться, и намокшие под дождём камни стали парить – делалось не только жарко, но и душно. Пройдя километров пять, Богдан позволил себе отдохнуть в тени торчавшей словно кусок сломанного зуба скалы и попить немного воды.

Прикинув, он подумал, что сегодня должен успеть добраться до нужного места.

Откуда-то из-за края плато, располагавшегося в полукилометре от линии движения, периодически раздавались далёкие крики и рёв – местная фауна жила своей насыщенной жизнью. Но здесь царило спокойствие, несмотря на подозрительные песчаные ловушки.

Неожиданно из-за края плато взвились несколько птеранодонов, судя по всему, гнездившихся где-то на скальных уступах склона. Чуть в стороне среди деревьев леса, расположенного в низине, поблёскивала обширная водная гладь – место, где кормились летающие ящеры.

Богдан покосился на птеранодонов и достал карту, проверяя своё положение на местности. Всё соответствовало: огромное озеро, небольшой участок которого он видел с плато, располагалось сейчас как раз на траверзе пути. Судя по всему, озеро должно просматриваться и с того места, где расположена точка перехода, до которой оставалось не так уж далеко.

Богдан влез на камень, в тени которого отдыхал, и приставил к глазам бинокль. Странно, впереди ничего не было видно. Хотя, конечно, видеть всю «плоскость» мешали скалы, которые здесь часто вставали впереди, нарушая ровное однообразие плато.

Спрятав бинокль, Богдан спрыгнул вниз и вновь взялся за коромысло с поклажей. Сейчас, чтобы обойти очередное песчаное озерцо, ему следовало держаться правее, ближе к краю плато.

Пара птеранодонов неожиданно изменила направление, в котором они нарезали свои круги над озером, и стала приближаться к гористой возвышенности. Богдан приостановился, наблюдая за действиями ящеров – похоже, тех заинтересовала одинокая фигурка на плоскогорье.

Птеранодоны снизились и пронеслись прямо над юношей – порывы воздуха, отбрасываемого крыльями птеранодонов, даже слегка овеяли вспотевший лоб.

Богдан вскинул голову и погрозил кулаком вслед ящерам.

– Но-но, уроды, разлетались!.. Если только как опахала будете работать… – Закончить фразу он не успел – началось совершенно неожиданное.

Ящеры, сделав разворот, снова намеревались пролететь прямо над Богданом, и сейчас они двигались так, что должны были пройти как раз над песчаным «озерцом».

Птеранодоны снизились и сейчас летели на высоте всего метров пять-шесть. В момент, когда первый оказался над зыбучим участком, поверхность забурлила. Песок несколько раз колыхнулся, и вверх из него ударил фонтан пара или похожего на пар белёсого газа. Быстро расширяющееся облачко расплылось перед первым птеранодоном, и ящер влетел в него. Почти в то же мгновение его крылья судорожно дёрнулись, словно сведённые судорогой, и ящер рухнул вниз.

Второй птеранодон, летевший чуть выше, лишь слегка задел уже сильно размытое на фоне небесной синевы облачко. Ящер качнулся, но тоже не удержал ритм взмахов крыльями и упал недалеко от края песчаного пятна.

Богдан бросился в сторону: ветерок дул так, что остатки явно парализующего газа или аэрозоля сносило как раз в его направлении. Коромысло с поклажей мешало бежать, и он его бросил.

Хотя он и задержал дыхание, но почувствовал лёгкое головокружение и озноб – какая-то доля отравы всё-таки досталась и ему – и, оказавшись на безопасном расстоянии, Богдан энергичными вдохами и выдохами постарался провентилировать лёгкие.

Взобравшись, чтобы лучше видеть, на здоровенный валун, он стал наблюдать за происходившим.

Из песка высунулось несколько чёрных матовых щупалец, похожих на резиновые водопроводные шланги. «Шланги» оплели первого ящера, и утянули его в песок, хотя тушка и сама уже погружалась в зыбун. Некоторое время под поверхностью происходило какое-то движение, потом выкинулась пара щупальцев, пошарила вокруг, наткнулась на второго птеранодона и тоже уволокла добычу в песчаный омут.

Песок волновался ещё какое-то время, а потом из него стал вылетать отдельные наиболее толстые кости. Впрочем, таких было немного.

Богдан присвистнул и, сидя на валуне, сдвинул на затылок шляпу, сооружённую для защиты от солнца из кусков коры и тонкой шкурки. Получалось, ему сильно повезло ещё раз: окажись он ближе к краю песчаной кромки, его неминуемо накрыл бы фонтан парализующего газа, даже от малой толики которого у него всё ещё чуть-чуть кружилась голова.

Богдан громко выругался:

– Лежать бы тебе, дружище, дохлым сейчас где-нибудь вон там, на краю. Или в песке сожранным. А кости бы потом выплюнули – те, что не переварили… Что же это за сволочь там такая живёт?

Посидев ещё немного, Богдан слез с камня. Сначала он подобрал свои вещи и отнёс их подальше в сторону, а затем снова вернулся к кромке песка, стараясь, однако, не подходить ближе, чем метров на десять, памятуя, что щупальца высовывались на расстояние примерно раза в два меньше.

Вынув из пакетика в кармане одну гравитационную гранату, он сделал ещё несколько осторожных шагов вперёд, после чего трижды сдавил шарик пальцами и швырнул, стараясь попасть в центр песчаного пятна. По тому, как песок вкрутило невидимой ударной волной, и сам он почувствовал лёгкий на расстоянии толчок, Богдан понял, что граната сработала.

Песок забурлил. Из него полезли чёрные «шланги», и их было много – десятка два, не меньше. Они беспорядочно дёргались, извивались, вытягивались и скручивались, словно вслепую пытались нащупать невидимого обидчика. Странно, действие гравитационной гранаты вполне должны было убить существо размером с тиранозавра, а тут обитатель песчаного омута был ещё столь активен! Очевидно, действие ударной волны сильно ослаблялось средой, в которой она распространялась: песок гасил импульс во много раз сильнее воздуха.

Богдан отбежал назад, вытащил лучемёт и, установив сжигающую мощность, несколько раз выстрелил короткими импульсами, стараясь срубать по несколько «шлангов» за раз.

Песок забурлил сильнее. «Шланги» извивались и шлёпали с оттяжкой по твёрдой поверхности вокруг песчаной ямы. Богдан выстрелил ещё несколько раз, и обойма в лучемёте иссякла.

Поспешно перезарядив оружие, он приготовился снова стрелять, когда из песка начало выдвигаться нечто большое и округлое такого же цвета, как и щупальца-шланги. Богдан прицелился, но огня пока не открывал, а только сделал ещё с десяток шагов назад на всякий случай.

Конвульсивно дёргаясь, из песка показалось овальное чёрно-серое тело размером с доброго бегемота, а по форме больше всего напоминавшее мяч для игры в регби. С двух более тонких концов росли кусты тех самых шлангообразных щупальцев, часть из которых уже отстрелил Богдан. В середине гигантской «дыни» находилось образование, напоминавшее диафрагму фотоаппарата. Матово поблёскивавшие пластинки, постоянно конвульсивно сходились и расходились, словно в немом крике, а между ними сочился грязновато жёлтый сок, похожий на густую слюну или на жидкую блевотину. Вокруг этого «рта» по овалу сидели роговые образования – ни дать, ни взять перехлёстнутые клювы земных клестов. Эти «клювы», длиной по полметра, тоже раскрывались и смыкались, словно вторили беззвучному крику пасти.

«Дыня» приподнялась над песком на толстом, не менее метра в диаметре отростке, ходившем куда-то в глубину песчаного озера, и, раскачиваясь из стороны в сторону, выбросила из своей макушки мощное облако парализующего аэрозоля.

Правда, судя по всему, существо не видело врага, поскольку струя отравы вылетела не в направлении Богдана, а в сторону края плато, откуда прилетели ящеры. Всё равно на всякий случай юноша отбежал ещё дальше.

Вызванное им при беге сотрясение почвы, очевидно, послужило неким ориентиром для обитателя песчаной ямы, и следующая струя, правда, куда менее густая, ударила ближе к человеку. К счастью, Богдан встал так, чтобы ветер сейчас служил ему союзником, и ядовитый выброс снесло задолго до того, как даже малая толика достигла цели.

Не дожидаясь повторных «газовых атак», Богдан остановился и послал два импульса прямо в чёрно-серую тушу. Выстрелы прошили монстра насквозь, не причиняя серьёзного видимого вреда – только дым повалил от сжигаемой плоти. «Дыня» задёргалась резче и сильнее, и третий выстрел, имевший несколько большую длительность, распорол существо почти напополам.

Судя по всему, выстрел прорвал некий резервуар, где накапливался парализующий аэрозоль. Над дымящейся тушей ещё раз взлетело белёсое облачко, расплываясь не струёй, а хаотично во все стороны, а сама «дыня» упала в песок двумя половинками, словно рассечённая ножом гостеприимного духанщика, угощающего гостя. Правда, внутри она оказалась не янтарно-жёлтой, а грязно-буро-зелёной.

Осторожно ступая с наветренной стороны, Богдан сделал полукруг у песчаной ловушки.

– Вот же хрень! – пробормотал Богдан, вытирая лоб, взмокший как от жары, так и от нервного напряжения. – А я, дурак, шагал прямо по краям таких же штучек!

Но то ли «песчаные осьминоги» почти везде вымерли, то ли до настоящего момента Богдану просто крупно везло. Словно в подтверждение версии о счастливом случае, обходя эту песчаную ловушку, он увидел какой-то бурый предмет, валявшийся у кромки песка, и который издали он принял за камень ржавого цвета. Привлекла внимание Богдана узкая кромка, торчавшая с одного края камня.

Не спуская глаз с останков «песчаного осьминога», Богдан приблизился к заинтересовавшему предмету и понял, что это не что иное, как старинная кираса, правда, сильно покорёженная и сплюснутая. Подобные доспехи, похоже, носили испанцы во времена начала завоевания Америки. Это свидетельствовало, что, по крайней мере, ещё один представитель земной цивилизации, попав в этот мир, двигался примерно тем же путём, что сейчас шёл и молодой гражданин СССР.

– Так, так, так… – сказал Богдан, отходя с остатками кирасы подальше от обиталища «песчаного осьминога». – Профессору Витту не повезло уже на первом этапе, кирасир продвинулся чуть дальше… Это явно предупреждение свыше: нельзя ни на секунду расслабляться.

Он повертел в руках ржавый кусок металла, и. не придумав, как таковой может ему пригодиться, бросил остатки доспехов на сухую и каменистую землю плоскогорья Грани Динозавров. Немного передохнув в тени одного из валунов, Богдан двинулся дальше, стараясь далеко обходить редкие песчаные озёра.

Вопреки опасениям пропустить точку перехода среди каменистого крошева, он увидел серый гранитный куб почти сразу, как только обогнул очередную группу скал – всё соответствовало карте.

Вокруг царило спокойствие, обиталищ «песчаных осьминогов» поблизости не наблюдалось, и Богдан уселся у подножия гранитного куба, посматривая на заходящее солнце. Вытащив коробочку с сигарами, он вздохнул – там оставалось только три штуки и закурил, пуская дым на фоне лучей заката.

Только сейчас, в конце последнего перехода на этой Грани, он почувствовал, как уже устал, и больше всего – морально. Конечно, он устал и физически, хотя дополнительно и накачал мышцы за время странствий, но больше всего его тяготило нервное напряжение и – чего там греха таить! – страх.

Несмотря на то, что он, в общем, имел общую информацию о строении этой удивительной планеты, о том, кто примерно населяет Грани, но ничего конкретно он не знал: Богдан даже представить себе не мог, с чем встретится в следующую минуту. Например, нигде не содержалось сведений о том, что можно наткнуться на тварей типа морских змеев, фрезо-черепах или песчаных осьминогов.

Но особенно давило на психику незнание, как вести себя с людьми, жителями Граней. Пока он шёл там, где опасность исходила только от различных животных, всё было не столь сложно, по большому счёту. Пусть это были зачастую совершенно незнакомые твари, но все не обладали высоким интеллектом. Сейчас же Богдану предстояло вступить на Грань, населённую людьми, с которыми разбираться будет куда сложнее, чем со зверьём. Люди обладали хитростью и коварством, недоступными тупому животному. Кроме того, в конце концов, в зверя психологически куда проще выстрелить, чем в человека, даже обороняясь.

Богдан вспомнил, как Пётр Фомич, дядя его приятеля, однажды рассказывал им, молодым студентам, о Великой Отечественной войне и о том, как первый раз убил на войне немца.

– Знаете, ребята, выстрелить в человека, если ты сам человек, – сказал тогда этот пожилой мужчина, – очень трудно…

– Так он же враг, – довольно безапелляционно возразил Богдан, – захватчик! В него положено стрелять!

Дядя Пётр, уже немного захмелевший (они сидели за столом на праздновании Дня Победы) посмотрел на Богдана чрезмерно внимательным взглядом подвыпившего человека, зачем-то взял вилку, повертел её, жил обратно и вздохнул:

– Положено!..Эх, сынок, не дай тебе бог быть в такой ситуации, а уж если быть – так не дай бог раздумывать: стрелять или нет. Не выживешь!..

Теперь Богдан сидел и прикидывал – а, действительно, сможет ли он, не шибко раздумывая, выстрелить в человека, если придётся?

В этом же контексте Богдана подсознательно постоянно не покидала мысль, что в любой момент может вернуться хозяин Дворца и…. Что дальше – это был отдельная составляющая нервного напряжения. Как себя с ним вести, если Хозяин проявит агрессивность? Умолять, извиняться и оправдываться, что не виноват ни в чём, просить разрешить дать спокойно уйти – поймёт ли его этот Хозяин вообще? Или придётся вступить в схватку и отнять этот мир?

В довершение всего, Богдан был тут совершенно одинок, а одиночество – плохой друг и попутчик, особенно когда путь сложен и труден, и хочется, что там ни говори, хотя бы морально опереться на плечо друга.

Однако в какой-то момент он поймал себя на мысли, что это нервное напряжение и усталость, тем не менее, пьянят душу, как алкоголь пьянит мозг. Возможно, он всю жизнь подсознательно и стремился к тому, чтобы поиграть с опасностями и даже со смертью?

– Неужели мне это всё нравится? – спросил он сам себя в слух и на всякий случай оглянулся.

За спиной расстилалось пустынное плато. Он был один, и рассчитывать приходилось только на собственные силы – даже неизвестный Хозяин не появлялся, чтобы разом решить все проблемы: либо убить, либо «милостиво» вернуть назад во Дворец (или, хотя бы, на Землю).

Богдан усмехнулся и продолжал сидеть, расслабившись и, время от времени, пуская колечки дыма.

Наконец, он отшвырнул ставший совсем коротким окурок, прочертивший параболу на фоне меркнущего заката, пожал плечами и встал:

– Выбора всё равно нет… – пробормотал Богдан.

Не закончив фразу, парень поднялся по ступенькам с одной стороны каменного куба и сделал шаг на выглядевший отполированным круг на верхней грани.

Дунуло лёгким ветерком.

Точка перехода здесь также являлась односторонней, а поскольку на Грани жили люди, она выглядела как пень толстого древнего дуба, торчавший на самой опушке леса.

Здесь было не жарко и душно, как на Грани Динозавров, а просто тепло, и поэтому климат казался абсолютно комфортным. После выжженного солнцем плоскогорья и джунглей «мезозоя» расстилавшаяся пред Богданом местность по всем параметрам тянула на идиллическую пастораль. Роскошная дубрава плавно стекала в изумрудно-зелёную долину и обрывалась у подножия холма, где и стоял сейчас Богдан. Извилистая речка, исчезавшая за изгибами рельефа, чертила долину неровной границей. Впереди там и сям торчали разбросанные плотные группы деревьев, а на противоположной стороне блестящей водяной ленты снова вставал густой лиственный лес.

Через долину параллельно реке вилась заметно наезженная дорога, словно намеренно подтверждая опасения, что встреч с себе подобными вряд ли удастся избежать. Сейчас в поле зрения не было видно ни одной живой души, но Богдан, тем не менее, поспешно отступил под сень леса, не желая попасться на глаза возможным путникам. За кустами знакомого земного орешника он присел на траву, чтобы обдумать, как ему рациональнее действовать.

Посмотрев на компас, Богдан определил стороны местного «света», и, отметив пусть и не значительное, но вполне заметное смещение солнца за время своего отдыха, сориентировался по направлению движения.

Здесь, в отличие от Грани Динозавров, где он оказался у подножия Безвоздушных гор, точка перехода располагалась почти в центре Грани, а самые желанные варианты пути предстояли неблизкие. В общем, у Богдана имелось несколько возможностей, и он начал прикидывать оптимальный маршрут.

Единственной точкой, ведущей отсюда во Дворец и отмеченной на карте, была точка, лежавшая в данном случае дальше всего. Чтобы попасть туда, предстояло обогнуть (или переплыть) местное море, и в общей сложности проделать путь не менее полутора тысяч километров. Дорога трудная и долгая, учитывая населённость Грани и нравы, соответствовавшие эпохе.

Поэтому Богдан стал рассматривать компромиссные варианты.

Всего в каких-то сорока километрах находилась точка, ведущая на Грань Азии, но её Богдан отверг сразу. Он хорошо знал, что такое современный ему Восток – отец долгое время работал на нескольких крупных предприятиях в Чимкенте и Ашхабаде, и Богдан почти всё детство и даже начало отрочества до переезда в Свердловск провёл в южных республиках. Можно было себе представить, какие нравы царили в Азии средневековой, так как, насколько он мог судить по описаниям Компьютера, именно на том уровне находилась структура отношений населения. Кроме того, на Грани Азии до нужной точки перехода было не так уж и близко – километров четыреста.

– Нет, туда не пойдём, – хмыкнул Богдан. – Как говорил товарищ Сухов: Восток дело тонкое. А в данном случае – даже слишком.

Третья точка тоже не устраивала. Она, вела на так называемую Смешанную Грань, где соседствовали разнообразные культуры. Правда, на этой Грани почему-то имелось сразу несколько точек прямого попадания во Дворец, но данное преимущество в положении Богдана сводилось на нет тем, что ближайшая точка на Смешанной Грани тоже оказывалась очень и очень далеко от места, откуда приходилось начинать движение. А нагромождение культур и народов и там, судя по всему, не позволит путешествовать спокойно. Да и здесь, на Грани Европы, до данной точки требовалось добираться почти триста километров.

Поэтому Богдан остановился на компромиссном четвёртом варианте: идти семьдесят пять «кэмэ» к точке перехода на грань Африки. Но зато там от места, где он «выныривал», до прямой точки во Дворец было рукой подать – наверное, не более чем сейчас до Грани Азии, и, судя по всему, по чрезвычайно малонаселённой местности. Оставалось только как-то преодолеть здешнюю сотню вёрст.

Согласно карте, река текла почти параллельно нужному направлению движения ещё километров двадцать, а потом сворачивала в сторону так, что её, к счастью, не требовалось пересекать: судя по ширине, и полноводности, брод на такой реке был маловероятен.

Богдан взобрался на высокий дуб и, насколько позволяла листва, осмотрел окрестности. В целом, если бы не дорога, вившаяся поблизости, вокруг вообще не наблюдалось признаков человеческой деятельности. Правда, в одном месте, впереди и несколько правее направления, в котором ему предстояло идти, вздымались клубы густого дыма. До источника – то ли пожара, то ли какого-то большого костра – было километров пятнадцать, если не больше.

Богдан слез с дерева и почесал затылок: делать нечего – разве что взять несколько в сторону, чтобы обогнуть место, где что-то горело.

Откровенно говоря, он с большим удовольствием исследовал бы жизнь на Гранях: это же неимоверно интересно – окунуться в иные эпохи. Но делать это стоило в иной ситуации, чем та, в какой он оказался сейчас: с ограниченным запасом боеприпасов, без средств передвижения и защиты. В нынешнем же положении требовалось двигаться скрытно, чтобы не нарываться на неприятности.

Поминутно оглядываясь, Богдан пересёк дорогу и спустился к реке. Берег был замечательный – густая изумрудная трава обрывалась метрах в пяти-шести от воды, открывая песчаный пляж. Ширина реки составляла в этом месте метров тридцать, а противоположный берег выглядел примерно также, как и этот – такой же пологий и при этом не топкий. Очевидно, из-за иного распределения гравитации и инерции здесь не существовало силы Кориолиса, по-разному формировавшей берега рек в мире Земли.

Чуть посомневавшись – и опасно, и вымыться очень хотелось, – Богдан выбрал место, скрытое от дороги высокими кустами, и с наслаждением окунулся в чистую проточную воду, после чего быстро двинулся дальше. Для большей надёжности ему пришлось вернуться к лесу и идти среди деревьев и кустов так, чтобы не попасться на глаза возможным путникам на дороге.

Хотя лес и не был чащобой, идти с поклажей через, какие не есть, но заросли, было не сложнее, чем по открытой местности. Коромысло, сильно облегчавшее движение на пустынном плоскогорье, в лесу часто являлось помехой, задевая ветви и стволы деревьев, между которыми приходилось петлять.

Пройдя за час всего пару километров, Богдан чертыхнулся, и двинулся всё-таки по опушке леса. Скорость сразу увеличилась, и к заходу солнца он преодолел ещё километров десять.

За время пути, к его великому удовольствию, пока ни разу не встретились люди, хотя однажды издали послышались звуки, похожие на собачий лай. Иногда попадались зайцы и косули, а один раз через заросли величественно прошествовал олень. В ветвях порхали разнообразные птицы.

Двигаться в темноте или под лунным светом было, возможно, и разумно, но неудобно, и потому Богдан стал устраиваться на ночлег. Он выбрал в глубине леса низину, обрамлённую кустами так, чтобы оттуда не слишком хорошо мог просматриваться огонь костра, и подстрелил крупную птицу, похожую на глухаря. Мясо было несколько жестковатым, но Богдан с аппетитом съел почти всю тушку, изжаренную с остатками трав, поскольку мясо вяленое уже порядком надоело.

Натянув на кусты пару шкур наподобие палатки, он завернулся в треть и заснул, предварительно затушив костёр – лучше, конечно, спасть с огнём, но ему не хотелось, чтобы отсветы, не дай бог, кто-то заметил, пока он спит.

Ночь прошла спокойно: хищники из зверей тут, если и водились, то вряд ли были голодными, судя по обилию дичи. Утром Богдан позавтракал остатками глухаря и вяленым мясом, запил еду чаем и продолжил путь.

Местность начала повышаться, река отбежала в сторону, а лес сделался существенно реже, и среди деревьев стали попадаться в большом количестве пни, свидетельствовавшие о регулярной рубке. Через лес вилось много широких троп, следы на которых явно оставили повозки – приближались населённые места.