Текст книги "Четыре возраста человека. Системная психология"

Годы жизни Вундта совпали с кризисом классической науки и, более широко, с повсеместным торжеством позитивистской гносеологической традиции, обусловившим столь глубокие преобразования всех сторон жизни общества, что последующая эпоха получила название Новейшего времени. Изменение превалирующей в обществе ведущей гносеологической традиции – процесс не только весьма болезненный, но и длительный. Состоявшийся несколькими столетиями ранее переход eвропейской цивилизации от теологической традиции к философской продолжался почти 150 лет. Благодаря этому и сейчас часть историков датирует начало Нового времени рубежом XV–XVI веков, связывая его с эпохой Великих географических открытий, высокого Возрождения в Италии и началом Реформации в Германии.

В то же время другая часть специалистов указывает иную дату – середину XVII века. Именно тогда в Европе завершилась кровавая череда религиозных войн, в Англии утвердилось верховенство парламента и закона и повсеместно стали заметны ростки нового рационалистического мышления.

Между этими датами стоят полтора столетия, заключающие в себе первый глубочайший кризис европейского сознания. И различие между историками заключается лишь в том, принимают ли они за точку отсчета начало или конец этого кризиса.

Второй, не менее глубокий кризис общественного сознания, был связан с переходом к позитивистской гносеологической традиции в середине XIX века. Его отправной точкой стало завершение классического периода европейской философии и начало нового этапа общеевропейской промышленной революции. Завершение же этого кризиса пришлось на первую половину XX века. Оно было подготовлено великими преобразования в физике, сделанными Альбертом Эйнштейном и его коллегами, и новым витком технической революции. Масштабы этой революции и ее последствия для научного мышления оказались вполне сопоставимыми с переменами ньютоновских времен. Увеличивало сходство эпох и то обстоятельство, что, хотя новая научная революция не могла бы осуществиться без деятельности целой плеяды выдающихся теоретиков физики – М. Планка, В. Лоренца, Н. Бора и др., тем не менее, главные преобразования связывались с одной личностью – Эйнштейном[10]10
  Эйнштейн (Einstein) Альберт (1879–1955). Один из величайших физиков XX века. С 1909 г. работал профессором в университетах Цюриха и Берлина. В этот период он завершил создание общей теории относительности и получил в 1921 г. Нобелевскую премию по физике. В 1933 Эйнштейн эмигрировал в Америку.
  Теория относительности объединила в рамках единой физической концепции понятия пространства, времени и тяготения. Одно из ее основных положений – полная равноправность всех инерциальных систем отсчета – лишила содержания понятия абсолютного пространства и абсолютного времени ньютоновской физики. На основе этих представлений Эйнштейн вывел новые законы движения, сводящиеся в случае малых скоростей к законам Ньютона. В 1906 г. Эйнштейн предложил знаменитое соотношение массы тела m, его энергии Е и скорости света в вакууме с: Е = mc². В созданной позднее общей теории относительности Эйнштейн предложил идею зависимости геометрии пространства – времени и гравитационного поля. Работы Эйнштейна оказали воздействие на всю науку и, более широко, культуру второй половины XX века. Они изменили господствовавшие со времен Ньютона механистические взгляды на природу и утвердили новую картину мира, основанную на понимании неразрывной связи субъекта и объекта наблюдения. Отзвуки этих идей можно найти в отказе от многих механистических идей в психологии этого периода и признании психологией принципа системной обусловленности психических явлений.


[Закрыть].

Сущностью переворота в физических науках стал отказ от абсолютной детерминированности ньютонианской системы мира и понимание принципиальной относительности всех происходящих в мире явлений. Оказалось, что одно и то же явление приобретает совершенно разные характеристики в разных системах отсчета и объективные законы, выведенные прежней наукой, – не более чем частный случай гораздо более общих закономерностей. В этих условиях сам принцип объективности научного исследования стал подвергаться сомнению, поскольку любой познавательный процесс оказался зависим от точки зрения осуществляющего этот процесс субъекта. Популярность пришла к А. Эйнштейну в 1919 г., когда сделанный им задолго до того расчет искривления траекторий солнечных лучей, проходящих вблизи тела большой массы, блестящим образом оправдался и был подтвержден многими астрономами, наблюдавшими это искривление вблизи поверхности Луны во время полного солнечного затмения. Этот расчет основывался на предположении об искривлении пространства вблизи тел большой массы и являлся наглядной иллюстрацией принципа всеобщей относительности. Последующие годы стали временем утверждения взглядов Эйнштейна в физике и постепенного проникновения «духа релятивизма» в другие научные дисциплины, хотя в психологии относительность изучаемых явлений получила признание только в последней трети века.

Сравнение исторических эпох позволяет увидеть аналогию между трагическим развитием ситуации в Европе в тридцатилетие между началом Первой и окончанием Второй мировой войны (1914–1945) и эпохой Тридцатилетней войны (1618–1648). Обе эпохи объединяет основанная на идеологическом антагонизме крайняя ожесточенность противостояния сторон и вовлеченность в конфликт большинства европейских наций.

Временные рамки второго кризиса, так же как и первого, – около 120–150 лет. Верхняя граница этого времени обозначает наступление новой общественной эпохи – Новейшего времени, которое продолжается до наших дней[11]11
  Дискуссия по вопросу о периодизации Новейшего времени продолжается и сегодня (см., например, Маныкин А.С. Новая и Новейшая история стран Западной Европы и Америки. – М.: Филол. О-во «СЛОВО»; Эксмо, 2004). В ряде работ началом Новейшего времени принято считать окончание Первой или даже Второй мировой войны – 1918 или 1945 г. соответственно. Предлагаются и другие даты, например, в советской историографии было принято считать началом Новейшего времени 1917 г., имея в виду революцию в России.


[Закрыть]. Характерным признаком научного мышления Новейшего времени стал возврат к заложенному Гегелем пониманию системной сущности происходящих в мире процессов и, как следствие, формирование системного движения в общественных и естественных науках.

Для общественных наук это было возрождение утраченной после Гегеля традиции. Предшествующий этап их развития был связан с расцветом иррационалистического направления, представленного именами Шопенгауэра и Ницше, и, одновременно, развитием социологических (Макс Вебер), социально-экономических (К. Маркс) и социально-психологических теорий (Герберт Спенсер). В XX веке все эти направления получили дальнейшее развитие уже как элементы политических доктрин, а образовавшийся философский вакуум был заполнен нравственно-этическими учениями Ж.-П. Сартра, С. Кьеркегора и др. Однако выступить арбитром при решении принципиальных вопросов науки, например, в споре релятивистской и нерелятивистской физики, ни экзистенциализм, ни другие субъективистские течения философской мысли не смогли.

Одной из первых попыток найти общее методологическое решение многочисленных проблем, поставленных перед наукой XX веком, стала «всеобщая организационная наука», или «тектология» (от греческого «строю»), предложенная известным русским философом, писателем и политическим деятелем А. Богдановым[12]12
  Богданов (Малиновский) Александр Александрович (1873–1928). Известный российский философ-системолог и общественный деятель. Окончил медицинский факультет Харьковского университета. На рубеже ХХ века Богданов был одним из активнейших членов социал-демократического движения, ближайшим сподвижником и другом В.И. Ленина. Неоднократно избирался на руководящие должности большевистской партии, в 1905 г. организовал первую легальную большевистскую газету. В 1909 г., по идеологическим соображениям, Богданов отошел от большевизма и прекратил свое участие в революционном движении, посвятив себя научным и литературным занятиям. В 1913 г. выходит первая часть его главного труда «Всеобщая организационная наука (Тектология)». Две остальных части выйдут в 1917 и 1922 гг. В годы Первой мировой войны Богданов служил на фронте военным врачом. В 1926 г. стал основателем и директором Института переливания крови в Москве. Скончался после неудачного эксперимента, сделав себе переливание крови больного человека.


[Закрыть]. Задачей тектологии Богданов видел разработку общих способов организации различных элементов, из которых состоит мир, в единое целое. Исходным пунктом всякого организационного процесса, по мысли Богданова, является конъюгация (соединение) элементов. В то же время организованный комплекс сопротивляется всякому разъединению и изменению [3].

Богданов выдвигает теорию равновесия, согласно которой всё существующее представляет собой сменяющие друг друга состояния подвижного равновесия, устанавливающегося в результате столкновения различно направленных сил. Тектология различает механизм формирующий и механизм регулирующий системы. Основой формирующего механизма является конъюгация, соединение элементов непосредственно или через посредство какого-либо третьего элемента (ингрессия); основой регулирующего механизма является подбор новых состояний системы.

Состояния равновесия сменяются состояниями нарушения равновесия или кризисами, изучение которых составляет задачу организационной диалектики. Основываясь на этих положениях, Богданов рассматривает несколько схем развития, которые, нося универсальный характер, могут быть применены к различным природным и общественным процессам. Так, в частности, он полемизирует с К. Марксом и В. И. Лениным, считая, что разделение общества на классы происходит в зависимости не от владения средствами производства, а от владения организационным опытом. Классы возникают в результате выделения в родовой общине патриарха-организатора; господствующим классом является класс организаторов производства; путь же к уничтожению классов лежит не через завоевание власти, а через усвоение организационного опыта всеми представителями общества, т. е. прежде всего благодаря эффективной образовательной системе.

Разумеется, в 1917-м и последующих годах такая точка зрения не встречала понимания в Советской России. Близко знавший Богданова В. И. Ленин неоднократно и резко критиковал его научные взгляды, хотя, по-видимому, относился к нему с уважением благодаря высоким нравственным качествам А. Богданова и его несомненным таланту и отваге. Тем не менее, несмотря на множество оригинальных и, безусловно, интересных идей, во многом предвосхитивших будущие принципы системологии и кибернетики (принцип обратной связи), учение А. Богданова оказалось преданным забвению у себя на родине, оставаясь практически неизвестным для западных исследователей. Лишь в последние годы, благодаря деятельности его сына, известного специалиста в области теории системного анализа А. А. Малиновского, труды А. Богданова получают свое второе рождение.

Иную судьбу имела созданная несколькими десятилетиями позднее, но весьма близкая по духу тектологии «общая теория систем», ставшая новой междисциплинарной областью науки, изучающей поведение и взаимодействие различных систем в природе и обществе. Основные положения этой теории были сформулированы ее автором, Людвигом фон Берталанфи[13]13
  Берталанфи (Bertalanffy) Людвиг фон (1901–1972). Знаменитый австрийский философ и биолог-теоретик, создатель «общей теории систем». Получил биологическое образование в Венском университете. С 1934 по 1948 г. работал в Венском университете. С 1949 г. работал в различных университетах США и Канады. Предложенный им метод анализа открытых эквифинальных систем дал возможность широко использовать в биологии идеи термодинамики и кибернетики. Берталанфи выдвинул первую в современной науке обобщенную системную концепцию, задачами которой стали разработка математического аппарата описания разных типов систем, установление изоморфизма законов в различных областях знания и поиск средств интеграции науки. Создал в 1954 г. «Общество по исследованиям в области общей теории систем» и его ежегодник General Systems. В 1972 г. за вклад в развитие фундаментальной науки Берталанфи был номинирован на присвоение Нобелевской премии, и только скоропостижная кончина помешала этому.


[Закрыть], накануне Второй мировой войны. Кратко они утверждали следующее: «Существуют модели, принципы и законы, которые применимы к обобщенным системам, или к подклассам систем, безотносительно к их конкретному виду, природе составляющих элементов и отношениям, или силам, между ними… Общая теория систем представляет собой логико-математическую область исследований, задачей которой является формирование и выведение общих принципов, применяемых к системам вообще. Осуществляемая в рамках этой теории точная формулировка таких понятий, как целостность и сумма, дифференциация, централизация, иерархическое строение, финальность и эквифинальность, позволяет сделать эти понятия применимыми во всех дисциплинах, имеющих дело с системами, и установить их логическую гомологию» [2].

В середине XX века Берталанфи предлагает математическое описание системных параметров (целостность, эквифинальность и др.), с помощью одновременных дифференциальных уравнений. Эти уравнения он называет динамическими или уравнениями движения, полагая, что их совокупность дает полное описание поведения любой системы.

Берталанфи особенно отмечает тот факт, что системные законы проявляются в виде аналогий или «логических гомологий», законов, представляющихся формально идентичными, но относящимися к совершенно различным явлениям или дисциплинам. Занимаясь биологической проблематикой, Берталанфи иллюстрирует эти положения примерами, взятыми из биологии, типа аналогии между центральной нервной системой и сетью биохимических клеточных регуляторов. Очевидно, что подобным примером служит и приведенная ранее аналогия между психофизическими и термодинамическими закономерностями. Не менее важным аспектом теории систем является решение проблемы устойчивости, т. е. реакции системы на деформацию. Для решения этой проблемы Берталанфи также предложил математический метод, опирающийся на анализ описывающих систему дифференциальных уравнений.

В шестидесятые годы область интересов Берталанфи смещается в сторону «системной философии», которую он понимает как «новую философию природы», заключающуюся в организмическом взгляде на мир как на «большую организацию» и представляющую новую парадигму науки. В 1950-1960-е годы поток системной литературы многократно возрастает. Наряду с публикацией новых работ Берталанфи и близких к нему по духу работ Акоффа, Эшби и др. развивается так называемое системотехническое направление, целью которого является практическое применение принципов системного анализа при организации сложных объектов, типа городской транспортной структуры или животноводческой фермы.

Тенденция к созданию метанаучных системных концепций проявляет себя не только в развитии новых дисциплин, но и во вновь обостряющемся внимании к концептуальным проблемам физики макропроцессов и термодинамике. Примером этого является концепция А. И. Вейника, главный постулат которой – существование пяти основных законов (состояния, диссиципации и др.), описывающих общие закономерности природы, вне зависимости от уровня системного анализа – механического, биологического или социального. Используя понятия обобщенного потенциала системы и ее энергетического заряда, А. И. Вейник предложил ряд формальных закономерностей (систему дифференциальных уравнений состояния системы), дающих описание любой макросистемы [4]. Элементарные законы статики и динамики макросистем различного уровня (законы Ома, Фурье, Джоуля – Ленца и др.) при этом оказываются частными случаями обобщенных закономерностей. Теория А. И. Вейника была предложена в середине 1960-х годов и с тех пор не раз становилась объектом критики ввиду присутствия в ней ряда не вполне обоснованных выводов (например, о роли понятия «энтропия» для развития термодинамики). Вместе с тем некоторые из содержащихся в ней положений вполне могут заинтересовать исследователя, работающего далеко за пределами физической теории.

В семидесятые годы системный подход воспринимается уже как магистральное направление науки, а системное движение выдвигает требование интегрировать всю совокупность знаний о системах в единую науку – «системологию». Продолжая путь, начатый Берталанфи, системология в начальный период развития уделяет много внимания совершенствованию своей методологии и категориального аппарата, чему во многом способствуют труды советских философов – М. И. Сетрова, В. Н. Садовского, А. И. Юдина и др. [17]. В результате их деятельности к середине семидесятых годов системология складывается как общефилософская дисциплина, постепенно принимающая на себя ту роль, которую до середины XIX века играла рационалистическая философия.

Во второй половине 1970-х годов круг системологических исследований расширяется на всю область естественных наук и охватывает практически все явления природы, от уровня простейших организмов до Вселенной. Одновременно продолжает совершенствоваться математический аппарат системных исследований и моделей поведения сложных экологических и биологических систем, что хорошо видно на примере опубликованных в эти годы работ Б. С. Флейшмана «Основы системологии» [18], В. Г. Дружинина и Д. С. Конторова «Проблемы системологии» [11], содержащих развернутое описание понятийного аппарата и аксиоматики системологии.

Завершением этого процесса становится развитие синергетики – обобщающей науки, представляющей проекцию системологических взглядов на область неравновесных и необратимых процессов (к которым относится подавляющее большинство природных процессов). Синергетика (от греч. «совместное действие») как междисциплинарное научное направление, изучающее закономерности процессов самоорганизации в сложных системах, сложилось к середине 1970-х годов благодаря деятельности выдающегося физика конца XX века Германа Хакена[14]14
  Хакен (Haken) Герман (р. в 1927 г.) Современный немецкий физик и математик, создатель новой научной дисциплины – синергетики. Изучал физику и математику в университетах Галле и Эрлангена. С 1960 г. – профессор Штутгартского университета. В 1973 г. Хакен предложил название «синергетика» для обозначения научного направления, занимающегося изучением процессов самоорганизации в системах самого различного порядка, от согласованного (когерентного) поведения атомов при работе лазера до образования согласованно работающих нейрональных ансамблей мозга человека и формирования общественного мнения в социуме. Герман Хакен – почетный член многих иностранных академий и научных сообществ, имеет ряд почетных наград за исследования сложных самоорганизующихся систем. Значительная часть последних работ Хакена посвящена синергетике биологических и психологических явлений.


[Закрыть] и Нобелевского лауреата Ильи Пригожина. Синергетика представляет мир как подвижную неравновесную систему, гармонически сочетающую случайные и стабильные структуры, связанные сложной сетью положительных и отрицательных обратных связей. Г. Хакен выделяет три общих черты всех сложных систем, изучаемых синергетикой. Во-первых, они являются открытыми, т. е. обмениваются с окружающей средой веществом или энергией. Во-вторых, они подвержены внутренним и внешним колебаниям и способны в процессе собственной эволюции утрачивать устойчивость и становиться нестабильными, претерпевая качественные изменения. В-третьих, в ходе эволюции они приобретают новые свойства и в них самопроизвольно возникают пространственные и функциональные структуры, как упорядоченные, так и неупорядоченные [19].

Любое научное исследование начинается с описания состояния изучаемой системы. Однако если система состоит из очень большого количества элементов, точное описание всех их параметров становится невозможным. В таком случае прибегают к некоторым усредненным характеристикам. В физике ими могут быть, например, давление газовой среды или ее температура, в социальных науках – уровень экономического развития страны и т. п. В результате точность описания состояния системы неизбежно снижается. В отличие от большинства других дисциплин, синергетика изучает не параметры состояния, а параметры порядка систем. Основной принцип синергетики, принцип подчинения, гласит: все параметры состояния целиком и полностью определяются параметрами порядка и подчинены им. Но поскольку параметров порядка значительно меньше, чем параметров состояния, то переход к синергетическому описанию систем приводит к сжатию информации, позволяя более экономными средствами получать более точное знание.

Синергетика выдвинула ряд научных принципов и создала соответствующий математический аппарат, позволяющий моделировать процессы эволюции в биологических и социальных самоорганизующихся системах. При этом, наряду с решением фундаментальных научных проблем, ей уже удалось получить ряд практически ценных медико-биологических результатов.

В настоящее время синергетика является ключевой дисциплиной, в рамках которой осуществляется синтез естественнонаучного и гуманитарного мышления, соединяющий физику и математику, с одной стороны, и биологию и психологию – с другой.

Весьма близкие к синергетике идеи высказал известный бельгийский физик-теоретик русского происхождения Илья Пригожин[15]15
  Пригожин Илья Романович (1917–2003). Выдающийся физик и химик конца XX века, создатель неклассической термодинамики. Пригожин родился в Москве. Его отец был инженером-химиком, а мать – пианисткой. В 1921 году семья Пригожиных эмигрировала из России. Пригожин закончил химический факультет Свободного университета в Брюсселе. С 1947 г. работал профессором физической химии в Свободном университете, посвятив себя изучению термодинамики неравновесных процессов. Итогом его работы стало создание неравновесной или неклассической термодинамики, позволяющей описывать самые различные самоорганизующиеся структуры, от движения молекул до экономических, биологических и социальных процессов. В 1967 г., продолжая работать в Брюсселе, Пригожин был назначен директором Центра статистической механики и термодинамики, основанном им при Техасском университете в США. В 1977 г. ему была присуждена Нобелевская премия по химии за работы по термодинамике необратимых процессов и их использование в химии и биологии. Илья Пригожин был избран иностранным членом Российской Академии Наук, в 1980-1990-е гг. он неоднократно приезжал в Россию.


[Закрыть]. Его внимание привлекли так называемые необратимые процессы, которые прежде, как правило, рассматривались как помехи при изучении равновесных, обратимых процессов. Тем не менее именно в необратимых процессах могут самопроизвольно возникать новые типы структур и происходить переходы от неупорядоченных структур к упорядоченным. Могут возникать новые динамические состояния системы, отражающие ее взаимодействие с окружающей средой [15].

Такие структуры Пригожин назвал диссипативными, имея в виду роль, которую играют в их возникновении процессы рассеяния энергии, диссипации. В своей теории Пригожин описал модель диссипативных структур с помощью нелинейных функций времени, характеризующих способность систем обмениваться веществом и энергией с внешней средой и самопроизвольно восстанавливать свою устойчивость. При этом время оказалось связанным со степенью сложности системы.

Подтверждением теории Пригожина на уровне неживой материи стали так называемые «химические часы» – колебательные химические реакции. В этих реакциях жидкость меняет свой свет через равные промежутки времени без внешнего воздействия. Согласно классической теории, взаимные превращения двух веществ должны приводить к усредненному цвету раствора. Однако реально через определенный промежуток времени в растворе генерируется своеобразный сигнал, по которому все молекулы реагируют одновременно.

Возвращаясь к термодинамическому описанию систем, И. Пригожин говорит: «Длительное время термодинамика интересовалась главным образом изолированными системами, находящимися в состоянии равновесия. Сегодня ее интерес сместился в сторону неравновесных систем, взаимодействующих со средой и обменивающихся с ней потоками энтропии. Это взаимодействие означает, что мы имеем дело с „погруженными“ системами. Тем самым предмет рассмотрения сразу сближается с объектами вроде городов или живых систем, которые могут существовать только благодаря погруженности в соответствующую среду» [14]. Сложность не рассматривается более как исключительная черта биологии или наук о человеке в обществе, замечает Пригожин, она проникает и в физические науки, оказываясь феноменом, имеющим глубокие корни в законах природы. Важнейшим следствием этой ситуации является возможность переноса нового теоретического инструментария, разрабатываемого в математической физике, в биологию и социально-гуманитарные науки. Тем самым размывается традиционное различение «точных» (hard) и «качественных» (soft) наук.

В первой трети XX века большинство психологов разделилось среди многочисленных школ и направлений, каждое из которых по-своему понимало предмет и методы психологической науки. В своем большинстве школы преувеличивали роль того или иного частного аспекта развития психики, что не только затрудняло их взаимопонимание, но, в конечном итоге, неизбежно приводило к самоизоляции. В результате в то время, как некоторые из школ психологии, например структурная школа, или функционализм, достигнув кратковременного расцвета, вскоре стремительно теряли число своих сторонников, другие направления, например психоанализ, превращались в подобие религиозного культа. Весьма примечательно, что именно в эти годы появляется новое направление, чьим кредо, напротив, становится общность законов внешнего, физического и внутреннего, психического миров. Этим направлением становится гештальтпсихология, до сих пор оставляющая впечатление некоторой неразгаданности и незавершенности.

Время наибольшего расцвета гештальтпсихологии – двадцатые годы XX века – эпоха бурного прогресса психологической науки, плодотворное для многих ее отраслей и направлений. Но уже в этот период гештальтпсихология привлекает к себе внимание строгой обоснованностью своих положений, повторяемостью результатов и их независимостью от субъективного фактора, что выгодно отличает эту школу от интроспективной психологии и психоанализа. В то же время гештальтпсихология не замыкалась, подобно бихевиоризму, в поисках корреляционных связей между стимулом и реакцией, отстаивая специфику и приоритетность психологических законов.

Начало этому направлению было положено еще перед Первой мировой войной, когда трое исследователей – Макс Вертгеймер[16]16
  Вертхеймер (Wertheimer) Макс (1880–1943). Один из основателей и главный теоретик гештальтпсихологии. Учился в Берлинском университете. В 1904 г. получил докторскую степень в Вюрцбургском университете у О. Кюльпе. Работал в ряде университетов Германии и Центральной Европы, с 1916 по 1925 г. – в Берлинском университете. С 1929 г. Вертгеймер работал профессором университета во Франкфурте-на-Майне. С 1933 г. жил в эмиграции в США. В 1921 г. совместно с К. Коффкой и В. Кёлером основал журнал «Психологические исследования», где публиковались работы по гештальтпсихологии. Вертгеймер распространил принципы гештальтпсихологии на процессы мышления, которое объяснял как процесс последовательной смены гештальтов, разных типов видения ситуации под воздействием естественно возникшей или специально поставленной задачи. Решение задачи, согласно Вертгеймеру, наступает при совпадении структуры видения ситуации и объективной структуры самой ситуации.


[Закрыть], Курт Коффка и Вольфганг Келер – предприняли попытку опровергнуть теоретическую концепцию В. Вундта на основе изучения особого рода зрительных иллюзий, названных ими фи-феноменом. Сущность этого феномена заключалась в том, что при определенном времени свечения двух попеременно включающихся источников света (около 60 миллисекунд) возникало впечатление маятникообразного движения света от одного источника к другому. Вертгеймер и его коллеги были убеждены, что обнаруженная иллюзия не поддается объяснению с точки зрения теории Вундта. Ведь согласно их интерпретации концепции Вундта наблюдатель не мог видеть ничего, кроме двух исходных элементов – источников света, с какой бы частотой они ни включались.

Возможно, в данном отношении молодые исследователи, самому старшему из которых недавно исполнилось тридцать лет, были слишком увлечены открывающейся перед ними перспективой новой теории. Во-первых, сама иллюзия возникающего движения уже давно была использована братьями Люмьер при создании кинематографа. К тому же один из «законов психической жизни» Вундта гласил, что в разной системе связей элементы приобретают различные характеристики. В принципе, это позволяло истолковать фи-феномен как приобретение исходными элементами новых свойств кажущегося движения благодаря соединению их особыми связями (попеременное включение с определенным периодом).

Однако, как показало время, истинное значение проведенного эксперимента состояло не в ниспровержении Вундта, а в утверждении новой, системной по своей сущности, концепции психологии. Ожесточенная полемика гештальтпсихологов со сторонниками взглядов Вундта (а она продолжалась долгое время) лишь подчеркивала родственность их исходных позиций. Причина непримиримости участников полемики скрывалась в общем системном основании обеих школ. При том, однако, что позиция Вундта (и еще более его ученика и последователя Э. Титченера) преувеличивала роль системно-дифференциального фактора, сосредоточив внимание на различиях между элементами сознания, с одной стороны, и сознанием и внешним миром – с другой. Позиция гештальтпсихологии, напротив, концентрировала внимание на упорядочивающем сенсорный состав сознания системно-интегрирующем факторе и нередко пренебрегала анализом элементов образуемой системы.

Логика гештальтпсихологии заключалась в следующем: считая, что познание представляет отражение одними объектами существенных связей между другими объектами, необходимо признать затруднительное положение, в котором оказывается психология, построенная на самонаблюдении, – поскольку ни один природный объект, включая и психику, не может непосредственно отражать самое себя. Поэтому достижения умозрительной и интроспективной психологии настолько ниже достижений естественных наук. Для познания внутренних закономерностей психической жизни необходимо рассматривать их как модели процессов, происходящих в независимо существующем внешнем мире. В этой связи эксперимент должен показать адекватность моделей отражаемой реальности.

Такая точка зрения ставила Вертгеймера и его коллег В. Кёлера[17]17
  Кёлер (Кo… hler) Вольфганг (1887–1967). Выдающийся немецкий психолог, один из основателей гештальтпсихологии. Учился в университетах Берлина, Бонна, Тюбингена на различных факультетах (в т. ч. занимался физикой под руководством М. Планка). Работал в университете Франкфурта-на-Майне, где вместе с М. Ветргеймером и К. Коффкой заложил основы гештальтпсихологии. В годы Первой мировой войны работал на зоологической станции на острове Тенерифе в Атлантическом океане, изучая интеллект человекообразных обезьян. С 1922 г. работал профессором в Гёттингенском и Берлинском университетах, занимал пост директора института психологии в Берлине. В 1929 г. выходит его наиболее важный теоретический труд – «Гештальтпсихология». В 1935 г. Кёлер эмигрировал в США.


[Закрыть] и К. Коффку перед необходимостью поиска наиболее общих принципов организации объективного мира, являющихся одновременно и психологическими законами. Наиболее важным при этом становится закон образования целостной структуры – гештальта, как в психических процессах восприятия или мышления, так и в физическом мире.

Характерно, что одной из первых работ Кёлера является монография «Физические гештальты в покое и стационарном состоянии». Нередко, упоминая эту работу Кёлера, авторы психологических обзоров усматривают в ней лишь подтверждение «физикалистского редукционизма гештальтпсихологов», упуская из виду, что без доказательства действенности принципа гештальта в физическом мире вся гештальтпсихология вырождалась бы в глазах ее создателей в бездоказательную схему. Обращение к миру физических явлений с их позиции не только закономерно, но и необходимо, ведь только установив принципы организации физического мира, можно приблизиться к пониманию сущности психических процессов.

Одним из самых плодотворных исследователей, чьи идеи непосредственно вытекали из психологии гештальта и продолжали ее, был Курт Левин[18]18
  Левин (Lewin) Курт Цадек (1890–1947). Один из наиболее талантливых психологов ХХ века. Получил образование в нескольких немецких университетах, где наряду с психологией изучал физику и математику. В 1914 г. защитил докторскую диссертацию. Служил в германской армии в годы Первой мировой войны, был ранен и награжден Железным крестом. С 1920 г. преподавал в Берлинском университете. С 1926 г. был профессором этого университета. В берлинский период жизни Левин разрабатывает основные положения теории поля. В 1933 г. К. Левин эмигрировал в США.


[Закрыть]. Для него казалось более важным не прямое заимствование у точных наук приемов и способов описания действительности, а восприятие их стиля мышления.

Модифицируя мысль О. Конта о стадиях развития науки, Левин выделял в качестве первой стадии «спекулятивную» науку, основывающую свое знание о мире на нескольких универсальных догматах. Затем, считал Левин, наступает описательная стадия, задачей которой является регистрация фактов или элементов научного знания. Последняя стадия – конструктивная. На этой стадии наука раскрывает фундаментальные законы, не только объясняющие мир, но и позволяющие прогнозировать частные и единичные явления.

Ключевым понятием теории К. Левина стало фундаментальное физическое понятие о динамическом поле, каждый элемент которого находится во взаимосвязи с другими элементами и характеризуется определенной напряженностью. Причем поле, пребывающее в стационарном состоянии, характеризуется балансом напряженностей составляющих его элементов, и нарушение этого баланса приводит в действие механизмы восстановления баланса.

Вклад К. Левина в развитие собственно психологической проблематики сосредоточился, в основном, в области изучения мотивационных процессов, на которые он распространяет понятие динамического поля. Согласно его теории в основе любой человеческой активности лежат потребности, которые могут быть как биологического, так и социального происхождения, образуясь в актуальной ситуации благодаря интересам, целям и намерениям личности. Последний класс потребностей Левин назвал квазипотребностями. Потребности и квазипотребности создают особое психологическое поле, с присущей ему напряженностью. Удовлетворение потребности представляет собой разрядку напряженности. Любые предметы, оказавшиеся в психологическом поле, нарушают баланс напряженностей и либо притягивают к себе (положительная валентность), либо отталкивают (отрицательная валентность).

Исходя из этих базовых представлений, К. Левин развил стройную психологическую концепцию, позволившую ему и его ученикам оригинальным образом сформулировать и решить целый ряд важных психологических задач, включая проблемы волевого и полевого поведения, запоминания завершенного и незавершенного действия и т. п.

Тем не менее завершить создание целостной психологической теории гештальтпсихология не сумела. Но, несмотря на это и уже отмеченный недостаток внимания к анализу элементов образуемой системы и связей между этими элементами, гештальтпсихологи оказались одними из первых, кто теоретически и экспериментально доказал универсально-системный характер природных закономерностей. Не случайно их исследования во многом определили взгляды основателей нового системного направления в науке от Л. фон Берталанфи до Н. Винера.

Сама гештальтпсихология разделила судьбу большинства других школ психологии, вступив с середины 30-х годов в фазу своего постепенного угасания. Не будучи отвергнутой как несостоятельное научное направление, она стала жертвой социальных катаклизмов XX века. Прагматичная культура американских университетов, на которую в этот период Вертгеймер, Коффка и Кёлер были вынуждены сменить привычную среду классического немецкого университета, оказалась недостаточно восприимчивой к весьма сложным теоретическим конструктам этих исследователей. Более того, непривычная терминология гештальтистов, использование ими понятий типа «психологического поля», нередко вызывало недоверие позитивистски настроенных американских ученых, порождая подозрение в спекуляциях на модной физической терминологии. Примером этому может служить резкая критика использования понятия поля вне физической науки, данная «отцом» американской атомной бомбы, знаменитым физиком Робертом Оппенгеймером. Об этом случае рассказывает в своей «Истории психологии» М. Г. Ярошевский. Он замечает, что когда, выступая на собрании Американской психологической ассоциации, Оппенгеймер сказал, что науке известна физическая теория поля, но с термином «психологическое поле» он никакой идеи соединить не может, в зале раздались смех и аплодисменты [22].

К сожалению, все эти неблагоприятные обстоятельства не позволили гештальтпсихологам завершить построение целостной психологической системы, хотя предпосылок для этого у них, возможно, было больше чем у представителей любой другой школы психологии. В итоге, в середине XX века, вскоре после завершения научной деятельности признанных лидеров гештальтизма Вертгеймера, Коффки, Левина продуктивная работа созданной ими школы замирает.