Текст книги "На переломе, или Пуля для тени"

Борис Борисович Солдатенко
На переломе, или Пуля для тени

…Посвящается моему брату генералу пограничных войск Юрию Борисовичу Солдатенко.

И всем «чекистам», кто не продался и сохранил страну

© Борис Солдатенко, 2020

© ЗАО «Издательский дом «Аргументы недели», 2020

Предисловие

Эта книга об одном из эпизодов самого трудного для страны периода – годах безвременья, когда великую некогда страну – Советский Союз – убивали вовсе не иностранные армии, а свои же соотечественники: вчерашние «товарищи по партии», бывшие одноклассники, знакомые…

Помню, именно тогда – в середине 90-х – случайно встретил на вокзале своего одноклассника Егора Ивановского. Вчерашний отважный «гардемарин» – выпускник среднего мореходного училища, внезапно избравший для себя судьбу «барыги-барахольщика», он уже больше не бредил как раньше безбрежным океаном и морскими походами, и за первую «пятилетку» постсоветской жизни, как он сказал достаточно неплохо «финансово поднялся». Вместе с бандитами в самом начале 92-го, он так сказать, «приватизировал» часть небольшого порта где-то на Дальнем Востоке, взял в аренду небольшие корабли, и стал президентом – созданной им же морской компании. Не позабыв наемными рабочими взять к себе профессионалов – своих вчерашних руководителей и сослуживцев.

Узнав, что я еще служу в армии, он несколько удивился, заявив, что сейчас, «горбатиться на дядю» просто глупо. Особенно, когда есть мозги и высшее образование.

– Старик, ты не рубишь фишку, – полужаргонным языком объяснял он мне смысл жизни. – Сейчас мы живем в то время, когда нам разрешили открыто воровать. Всем без исключения – и министрам и рабочим.

– Вот ты даже не понимаешь, что можно прибрать у вас в армии к рукам? – улыбался он. – А у вас ведь барахла полным полно. И оно никому не нужно, в умершей стране. Как, к слову, и вы сами, со своею присягой разворованному государству? От кого вы теперь хотите защищаться? Если даже твой верховный главнокомандующий Боря Ельцин сам ест с руки американцев…

Ему, видимо, доставляло удовольствие поучать меня. Мы не виделись прочти пятнадцать лет, но школьное «сарафанное радио» уже давно рассказало, кто и чего добился в этой жизни.

Я знал, что Егор Ивановский, учившийся вместе со мною восемь лет в школе, хотел быть офицером, но продолжил учебу в мореходке. И, видимо от этого, больше чем кто-либо иной интересовался моей службой.

– Ты же не глупый мужик, вот уже старший офицер, – продолжал Егор свой монолог, хотя и понимал, что мне это не нравится. – Сам подумай, вместо того, чтобы питаться ныне остатками с «барского стола» нашего государства, сам бы что-то придумал…, а если не можешь придумать, то – возглавь… А то я слышал ты только жизнью научился рисковать. Успел даже послужить на всех «воюющих» территориях нашей бывшей страны в составе миротворцев… За что рискуешь? За оловянный кругляшок медали? Такие медали, особенно смотрятся лишь со стороны – на похоронных подушечках…

А вот это он сказал – зря! Я вспомнил своих погибших однокурсников, с которыми учился в суворовском, высшем училище, с кем вместе служил, и, каюсь, не сдержался… Дал в морду. А потом повернулся и, навсегда вычеркнув его из своей жизни, ушел…

Тогда в запале, даже и не задумался обо всех сказанных им словах. Будучи офицером уже в третьем поколении, я был уверен, что нужен своему государству. Думал, что, как мои дед, отец и старший брат принесу пользу своему Отечеству. И вот, невольно, вспомнил тот случайный разговор на вокзальной площади спустя некоторое время.

В бытность СССР, как сейчас говорят – «в тренде», был модный лозунг, что «Армия – это слепок с государства». Но хорошо, когда все хорошо. А, если чем– то больно государство, то этим же должна быть больна и ее армия.

В начале 90-х годов, побывав, как офицер и как журналист, в многочисленных служебных командировках в различных военных гарнизонах и округах, я отчетливо увидел эту «болезнь». Стал невольным свидетелем того, как между нашими вчерашними офицерами единой Советской армии в эти непростые времена появилась, и прошла через каждую нашу душу, если так можно сказать, линия разлома.

Несмотря на те, очень трудные страшные и голодные годы, времена безденежья, многие офицеры продолжали оставаться в строю, и, ежедневно рискуя жизнью, охраняли страну. Конечно же, были среди честных и грамотных офицеров и те, кто после развала СССР ушел в бизнес, создал честно свое дело с нуля.

Были и те, кто оказался по тем или иным причинам слаб перед новыми обстоятельствами, кто, видимо, пришел в армию не по вере и убеждению, а, видимо, только ради материальных льгот. Ведь именно ими, во времена брежневской стабильности, щедро обеспечивала страна своих защитников.

Находились и такие, кто, быстро воспользовавшись ситуацией, уволился еще в первые годы «безумной демократии», находясь в поиске не заработка, а «легких денег». Справедливо решив, что в армии сейчас трудные времена и платят «копейки», а на гражданке в «мутной воде» смутного времени легче заработать длинный рубль. Шли в инкассаторы, охранники, и, конечно же, в бандиты.

Последними покидали офицерские ряды, увольняясь в запас или отставку в конце 90– х, те, кто в связи с уходом с поста Президента РФ Бориса Ельцина ясно ощутил в армейском строю завершение эпохи «смутного времени». Отлично понимая, что больше им у власти продержаться будет очень нелегко. Уходили те немногие, кто все же в эти десять лет сумел стать «бизнесменом в погонах», и пытался до последних минут «урвать» у государства всю прибыль от имеющейся должности. Одним словом, те, кто все эти годы, пытался совмещать несовместимое – службу с …собственной выгодой.

Хотя, сказать, что все они ушли трудно. Может кто– то из них еще и остался в армейском строю…

О таких «новых русских офицерах», язык не поворачивается сказать – сослуживцах, вам могут рассказать не только их бывшие подчиненные, исправно тянувшие в те годы за себя и за них офицерскую лямку. Этот новый вид, так называемых «армейских коммерсантов» лучше всего помнят заведенные на них многочисленные уголовные дела, пережившие все тяготы и лишения. Но, увы, львиная доля которых, к большому сожалению, рассыпалась, так и не дойдя до суда.

К слову, в те «мутные» годы последнего десятилетия прошлого века, таких военных гарнизонов с подобными «бизнес– командирами» было немало. При попустительстве офицеров самого высокого звена, этими «нуворишами» в погонах распродавалось практически все, чем только располагала их воинская часть. Техника, запчасти, топливо – все выставлялось на торг, а порою, солдаты срочной службы, сдавались в аренду в качестве безропотной рабочей силы. Наиболее оживленная торговля всем этим шла не только в отдаленных гарнизонах, но и здесь в нескольких сотнях километрах от Москвы.

Были и те, кто на многочисленных заброшенных оружейных складах стал выставлять на «закрытую распродажу» имеющееся там оружие и боеприпасы, порою продавая их бандитам и националистам. При этом отлично понимая, что эти автоматы и пистолеты могут скоро «заговорить», и в многочисленных «горячих точках» будут стрелять именно в наших солдат и офицеров.

Но деньги затмевали таким нечестным офицерам – «бизнесменам» разум. Поэтому, пытаясь скрыть преступления, дельцы в погонах часто прикрывали пропажу …«внезапным пожаром» или же «нападением на часового».

К большому сожалению, списать в середине 90-х на неизвестных преступников гибель часового солдата на посту у склада с оружием было проще и безопаснее. И, намного проще, чем объяснять потом военной прокуратуре или военной контрразведке, куда внезапно пропали сотни автоматов.

Зеленые денежные купюры, с ликом заокеанских президентов, в то время обычно помогали успешно закрыть не одно подобное уголовное дело. А цинковый гроб ставил окончательную точку в этой таинственной истории о внезапной гибели часового. Родителям же доставался лишь официальный документ, в котором зачастую указывалась причиной смерти – вовсе не убийство, а внезапная «сердечная недостаточность»…

Есть все основания полагать, что эту «Новую армейскую Чуму», точнее – этот «Вирус вседозволенности», скорее всего, занесли в армейский строй наши офицеры, проходившие в «перестроечные» годы службу за границей – в Группах советских войск в Европе. Возможно, что именно там – впервые в армии – и появились эти новые «чисто военные коррупционные схемы».

Ходили слухи, что там, далеко, за рубежами Отечества – за назначение на должность, получение очередного воинского звания, за перевод в другую Группу войск или же за возвращение в столичный военный округ – с офицера требовали обязательно …«позолотить руку» кадровику или вышестоящему командиру. А в зависимости от того, выбираешь ли ты себе хорошее «теплое» место службы в большом городе, или просто пытаешься выбить небольшое уютное «неубитое» жилье для семьи в заштатном гарнизоне, в Группах войск существовал свой негласный «прейскурант», цены в котором колебались от нескольких сотен до нескольких тысяч иностранных рублей.

Нечто похожее позже использовалось и для решения проблем с должностью или с жильем, гораздо позже, уже в самом Союзе. Здесь пока еще боялись вездесущего КГБ, так что от офицеров требовалась зачастую не сама валюта, а уже ее материальная производная – импортная мебель, дефицитная одежда, или, порою даже мечта любого советского офицера – автомобиль «Волга-24».

Следует ли говорить, что после распада СССР, волна этих «новых русских офицеров» из Групп войск растеклась по всей нашей необъятной стране. Поражая «этими новыми коррупционными схемами», словно коррозия металл, весь новый центральный аппарат Минобороны и военные округа. Схемами, которые, какой-то армейский острослов, назвал по-горбачевски «Новым денежным мЫшлением», делая ударение исключительно на первом слоге последнего слова.

Дольше других держали оборону от коррупции и серых схем настоящие древние столпы армии – военные гарнизоны страны. Но, новому либеральному российскому руководству, смотрящему исключительно за океан, видимо, не нужны были больше настоящие защитники Родины. Воспользовавшись лозунгом о сокращении армии, большинство руководителей армейских подразделений, имевших свое мнение, ушли в отставку сами, или были почти в приказном порядке отправлены на …заслуженный отдых. А на их места назначались уже «свои», нужные офицеры.

Кто-то из подчиненных, спокойно принимал это как должное, отлично осознавая, что командование части не выбирают. Другие, как я уже говорил, уходили в бизнес, или увольнялись вместе с командирами в знак протеста, не желая служить под «новыми русскими офицерами»…

Справедливости ради, следует сказать, что новорожденная российская армия все же пыталась делать слабые попытки самостоятельно избавиться от коррупционеров в своих рядах. Но можно ли было бороться со своим командованием?

Видимо, в этот трудный для страны период, нашим офицерам все же предстояло переболеть этим «коррупционным вирусом». Выстоять или умереть. И они выстояли. «Продажные» ушли, и они освободили свои места для тех, чтобы сегодня гордиться своими офицерами и генералами, которые в новом веке помогли стать Российской армии одной из самых мощных в мире.

Конечно же, я не говорю об отдельных исключениях, как сообщалось во многих СМИ, типа озабоченного только собственным обогащением «нувориша» Сердюкова. Это наш позор, но, уверен, это скорее исключение из правила…

Часть первая
Братья

Нелегкий выбор

…Часы пробили семь раз. Невольно показалось, что в комнате в одно мгновение стало темнее. Николай загасил окурок в пепельнице и подошел к окну.

Солнечный диск уже совсем скрылся за высокими домами Красной Пресни, и только его золотистый отблеск все еще по инерции висел в воздухе, как бы из последних сил цепляясь за уходящий закат. Свет потихоньку отступал, очень нехотя, все больше и больше сдавая свои позиции наступающей темноте. Вдали, между домами, была видна пустая набережная Москвы-реки и на другой стороне кусочек здания гостиницы «Украина».

Николай вернулся к столу и включил старую электрическую настольную «ленинскую» лампу с зеленым стеклянным абажуром. Наследство от отца, его гордость. И, к слову, единственное, что досталось ему после гибели родителей.

Он гасил большой свет и зажигал в темноте эту лампу в своей комнате только в особом случае – когда хотел серьезно подумать, проанализировать что-то. Ему очень нравился ее необычный темно-зеленый бархатный свет, который мог давать только лишь этот необычный старый стеклянный абажур с железным серпом и молотом на ободке. Порой, даже казалось, что в такие минуты он в комнате не один, и вот-вот может открыться дверь и войдет отец, и с ним можно будет посоветоваться…

Последние едва заметные угасающие лучики солнца слабо осветили висящую на стене огромную карту его любимой и еще недавно величественной единой страны – СССР. И, спустя мгновения, комната совсем погрузилась в полумрак, освещаемый лишь этим одним электрическим темно-зеленым светом.

Хозяин кабинета – офицер пограничных войск Комитета Государственной Безопасности СССР Николай Большаков получил свои капитанские погоны буквально за месяц, до августовских событий 1991 года. Когда для большинства жителей страны вокруг ничто не предвещало трагедии, он уже знал, что в регионах нестабильно. Работая в закрытом Аналитическом центре пограничных войск, который руководство КГБ создало в начале весны, он был знаком с аналитическими записками от всех структур госбезопасности в регионах.

Не смотря на желание всех граждан СССР сохранить единое государство, в ряде союзных республик к власти приходили на антиконституционных лозунгах люди, заботящиеся о собственном кармане больше, чем о самой этой республике. Анализируя информацию, приходящую с границ страны, он отлично понимал, что так долго происходить не может, и вот-вот ситуация там «взорвется».

Этот демагог, назвавший себя Президентом, и страдающий «диареей речи», окружив себя лизоблюдами и предателями, как он потом сам сказал, намеренно повел огромный корабль под именем СССР на экономические и политические рифы с единственной надеждой разрушить о них страну.

В это трудно поверить, но в начале 1992 года первыми решениями «маленьких президентиков» распавшейся страны было решение о «переприватизации» исключительно лишь благ бывших местных партийных боссов – захват их кабинетов, дач, автопарка руководства республик. И здесь особо отличился новоявленный «царь» Кравчук, который первым делом поехал принять на себя дачу в черноморском Форосе – «бывшую партийную вотчину Горбачева», а заодно переоформить ее на себя. Или в Туркмении приступили к постройке в центре города огромного Мавзолея еще живому президенту. И пусть тогда об этом не писали в газетах, но уже говорила вся страна. Территория умершего СССР погружалась в хаос…

…Николай прошелся по комнате, и еще раз подошел к окну. Совсем стало темно. Приятный темно-зеленый свет лампы теперь заполнял всю без исключения комнату. И там за окном, вчерашняя страна также скрывалась в темноте национализма, демагогии, криминала…

Заканчивался этот очередной весенний день – 22 марта 1992 года. Прошло всего три месяца после того, как в Беловежской пуще был «убит» СССР, и страна впала в хаос. Николай сидел за столом с ручкой в руках и думал. На белом листе бумаге успел крупно написать лишь одно слово – «Рапорт». Это было не спонтанное, а выстраданное месяцами решение. Его рапорт на увольнение…

Здесь, в этом рапорте, Большаков хотел сам написать все, что думает… К примеру о том, что больше он не хочет служить в армии, где государство не заботится о своих защитниках, где даже руководитель службы государственной безопасности страны готов, в угоду иностранным спецслужбам, и, видимо, за определенное вознаграждение, «сдать» свою агентуру и «Совершенно секретную» государственную тайну.

Или же написать о том, что дети высокопоставленных руководителей государства и генералитета, в руках которых собрана государственная тайна и стратегическая информация, не только сейчас живут за границей, но и учатся там, получают иностранное гражданство. Все забыли о том, что это дети, которых в любой момент могут завербовать иностранные разведки, а потом шантажировать их высокопоставленных родителей, влияя тем самым на политические решения в России.

Офицер еще раз посмотрел на очередной, почти пустой лист бумаги и, скомкав его, бросил в урну. В большую зеленую пластмассовую корзину, почти до отказа набитую такими же мятыми бумажными снежками….

Вместе с тем, Николай понимал, что если сейчас он уйдет со службы, если попытается снять с плеч китель, который за долгие годы службы буквально стал второй кожей, он вряд ли сможет принести настоящую пользу своему государству.

Ведь даже с изменением названия страны, не изменилась суть службы – охрана границы государства. Просто сейчас, когда нет единого политического решения, на всех границах хозяйничают иностранные спецслужбы. А настоящие спецы погранвойск уходят. И даже он, всего лишь капитан, тоже хочет подать в отставку…

Конечно, есть шанс остаться служить Родине. Уехать подальше из политизированной Москвы, где стали бороться даже с памятниками. Уехать, но не предать себя, свое государство, свою присягу… Тем более, что сегодня ему предложили в ближайшее время длительную командировку – послужить в Таджикистане, взять там под охрану границу нового Содружества независимых государств…

Он где-то рядом

Это было красивое майское утро 1993 года. Совсем быстро пролетели несколько месяцев службы капитана Николая Большакова в командировке в Таджикистане, вдали от дома.

Бронетранспортер с военнослужащими Объединенного спецподразделения погранвойск России и Таджикистана и 201-й дивизии по борьбе с наркотиками, медленно полз вдоль горы, по разбитой дороге. Давя огромными широкими колесами быстро высохшие комья грязи, появившейся после вчерашнего небольшого дождя.

Стараясь не потревожить спящих жителей близлежащих аулов, пограничники с мотострелками 201-й дивизии издалека обходили все встречные населенные пункты. И теперь, спрятавшись в «зеленке», в бинокль рассматривали расположенный как на ладони этот небольшой аул.

По недавно полученной оперативной информации, именно сегодня утром, здесь должно было находиться подразделение известного полевого командира Мирали Намиева, по кличке – «Шах». Банда, которая заночевала в этом ауле после длительного пути, с килограммами афганских наркотиков. Именно здесь, как планируется, вдали от людских глаз, он должен был передать этот товар какому-то неизвестному оптовому покупателю. Который, опять же по оперативным данным, должен был все это отправить дальше, через Россию в страны Европы.

Военнослужащие пограничного спецназа аккуратно и тихо по периметру блокировали на некотором расстоянии все выходы из аула, оставив в стороне замаскированную в «зеленке» технику. Первыми, совсем неслышно, к аулу, еще под покровом ночи, ушли офицеры военной разведки. В их задачу входило оценить обстановку непосредственно в самом населенном пункте. А также, определить местонахождение постов, узнать численность боевиков, посмотреть, чем они вооружены. Ну, и, конечно же, сверить реальную местность с той картой, которую нарисовал один из «информаторов».

Капитан Большаков посмотрел на еще спящий аул. В ауле по-прежнему было тихо, и лишь где-то на окраине одиноко громко брехнула собака. Ее лай лениво подхватили несколько все еще не совсем проснувшихся собак. И так же быстро все стихло.

Это был условный сигнал. Видимо, разведчики с задачей успешно справились. Но этого лейтенанта из разведки за такой условный сигнал он все же накажет. Какое-то мальчишество!

Но, это Николай, скорее всего, сделает потом – уже после операции, на итоговом докладе. А пока офицер открыл полевую сумку и взглянул на карту. Нарисованные им еще в штабе красные и зеленые «точки», разбросанные вокруг аула, уже здесь превращались в реальные посты, и красноречиво говорили о том, что руководством все продумано до мелочей – населенный пункт полностью блокирован. Однако, торопиться было нельзя. В ходе этой операции Большаков рассчитывал взять под арест не только продавцов, но и прибывшего сюда таинственного покупателя.

Темнота потихоньку уходила. Но еще оставалось время этой хрупкой тишины, и можно было собраться с мыслями. Проанализировать все прошедшие провалы. Офицер сел на землю, облокотился спиной о камень и закрыл глаза.

* * *

Капитан пограничного спецназа Николай Большаков отлично помнил, что еще полгода назад, когда впервые у него появилась информация о продавце наркотиков по кличке «Шах», он даже не думал, что этот бандит станет для него поистине неуловимым. Порой даже складывалось впечатление, что этот достаточно известный в Таджикистане наркобарон Мирали Намиев, словно издевался над его военнослужащими. Будто-бы каждый раз чувствуя, где и когда пограничники могут появиться. И это было, судя по всему, не просто обычным его везением.

Да и как по-другому можно было объяснить тот факт, что в ходе проведения нескольких запланированных спецопераций, спецназовцы ни разу не обнаружили у боевиков «Шаха» ни оружия, наркотиков, ни даже обычного патрона? И поэтому лично Большакову, под смех боевиков, уже не раз приходилось их отпускать, с извинениями. Ведь в чем можно было обвинять мирных безоружных людей?

Или тот случай, когда после задержания, вновь оказавшимися безоружными, «Шаха» и его людей, с несколькими огромными мешками с белым порошком, вдруг экспертиза установила, что в мешках действительно есть порошок, но правда стиральный. И вновь извинения…

Ну, и наконец, было непонятно, почему та последняя тщательно подготовленная и, казалось, точно выверенная в объединенном штабе тайная операция провалилась, даже не успев начаться, а все спецназовцы и солдаты нарвались на заранее подготовленную засаду. Николай отлично помнил, как в тот день, мотострелки с пограничниками, согласно оперативной информации, появились в заранее указанном квадрате. Там, где за мостом через речку, в зеленке, неподалеку от аула, и должны были проходить переговоры полевых командиров. Но еще на подходе к мосту, точнее у самой дороги их, как оказалось, уже ждала засада боевиков. Наших солдат в тот день спасла от больших потерь только случайность – у одного из боевиков не выдержали нервы, и он вдруг выстрелил. Спецназовцы в ловушку не попали, а боевики ушли.

Теперь уже Большаков понимал, что в тот раз боевики тоже были заранее осведомлены о проводимой спецоперации, и более того – о количестве и маршруте спецназовцев. Бандиты хотели дерзко напасть, навязать бой, и отбросить не ожидавших нападения солдат к единственному для них спасительному оврагу, который заранее ими был специально превращен в непроходимое минное поле. Тем самым не оставляя спецназовцам ни одного шанса. Ведь на оставшемся открытом простреливаемом пятачке спастись было нельзя, не могла спасти российских солдат и речка – к опорам моста были прикреплены два авиационных фугаса…

Если по началу, Николай Большаков считал, что информация о проводимых операциях заведомо «утекает» от коллег по службе из Пограничного управления Таджикистана, то последние два срыва заставляли задуматься, что «крот» прячется не в чужом штабе, а где-то непосредственно здесь в его окружении.

И хотя официально ни в дивизии, ни в оперативном центре спецназа было решено об этом не упоминать, Николай, в тайне от своего руководства, с коллегами из военной контрразведки отрабатывал одну версию за другой.

Прежде всего, Большаков переписал себе в маленький блокнот всех штабных офицеров и генералов из России и Таджикистана, кто мог заранее знать о тонкостях этой операции. Конечно же, не исключался и элемент случайности, везения для бандитов, от которого, увы, никто не застрахован. Но Николай не хотел верить в подобные случайности, отлично понимая, что стоит на кону, учитывая сколько стоят здесь, а потом в Европе наркотики.

Прошло несколько недель, но расследование капитана Николая Большакова особо далеко не продвинулось. Более того, за это время его список значительно «усох». Порою казалось, в этом списке не может быть «чужого», ведь на каждого из этих офицеров спецназа можно было положиться.

Вместе здесь они воевали не первый месяц, не один десяток раз были в перестрелках, вытаскивали буквально на себе товарищей из трудных ситуаций. Делились куском хлеба, патронами. Да и боевые медали и ордена получали не за просиживание в кабинетах.

Особую помощь в этом поиске Большакову, как и было положено, оказывал его непосредственный начальник – полковник Игорь Шалаев. Профессиональный, умный аналитик, прошедший, как говорили, хорошую школу Генерального штаба, он был назначен сюда из Москвы, и прилетел в Таджикистан одним бортом вместе с Николаем. Вместе приехали и сюда в часть.

Было известно, что полковник Шалаев попросился в эту вновь созданную Оперативную группу по борьбе с террористами сам, хотя легко мог отказаться, выбрав уютный кабинет в самом Душанбе. Более того, он не раз сам лично выезжал на боевые операции. Лично не раз участвовал в операциях против «Шаха». Во время одного боя у самой границы был даже ранен в плечо, но продолжал руководить спецназовцами и от госпитализации до конца операции отказался. К работе, как было видно, полковник Шалаев относился серьезно – порою до утра засиживаясь в своем кабинете, работая с оперативными сводками. Внимательно изучал все секретные бумаги, каждый раз пытаясь организовать на его взгляд очередную успешную, но нестандартную операцию. Но, потом, после провалов, он стал более осторожен. Значительно уменьшив число присутствующих на подобных совещаниях.

Более того, именно Шалаев практически первым заявил капитану Большакову, что эта череда провалов во время спецопераций может быть вызвана только предательством. И посоветовал еще раз расширить список, взять под наблюдение всех без исключения офицеров, задействованных в операциях последнего времени.

Большаков, внеся в список даже себя, хотел поначалу вычеркнуть полковника Шалаева из списка подозреваемых. Ведь тот сам разрабатывал эти операции.

Слабое подозрение пришло несколько позже. С мелочи. Когда его глаз зацепился за фото в удостоверении личности полковника Шалаева, которое увидел случайно на столе местного кадровика. Привлекла внимание мелочь – на фотографии Шалаев был сфотографирован в форме офицера Военно-воздушных сил России.

Конечно же, в этом не было ничего сверхъестественного, и на такую мелочь, наверное, даже в другое время он сам не обратил бы внимание. Цвет военной формы был здесь не главным. К тому же, в Таджикистане капитан Большаков тоже никому не представлялся, как офицер-пограничник, предпочитая носить обычное хэбе с шевроном «Военной разведки».

Но было непонятно, зачем такому перспективному полковнику, тем более, как сейчас выяснилось – военному летчику, служба в рядовом и, как выясняется совсем для него непрофильном подразделении спецназа объединенных пограничных и сухопутных миротворческих сил? Зачем ему, уже взрослому человеку, нужно было уезжать из спокойной и сытой столицы сюда, принимать участие в разработке спецопераций против наркомафии в далеком Таджикистане, рискуя каждый день жизнью? Неужели он сюда приехал ради льгот и наград? Нет, было не похоже…

Небольшая, но весьма интересная информация относительно полковника Шалаева, пришла к нему в ответ на личный запрос из Москвы всего через неделю. Помог, в этом казавшемся безнадежном деле, бывший командир, получивший назначение в Главное разведуправление Генерального штаба. Полученная информация не просто удивила, но и заставила копать еще дальше.

Прежде всего, из полученных бумаг выяснилось, что бывший профессиональный военный летчик полковник Шалаев не такой уж кристально чистый человек, как о нем можно было подумать. Еще в июне 1991 года у себя части на Дальнем Востоке, он оказался замешан в «какую-то неприятную историю», за что получил партийное взыскание, потом был понижен в звании и переведен из летного состава в аэродромную обслугу.

Позже, уже из неофициальных документов, стало известно, что уже девятнадцатого августа, бросив в лицо командиру части свой партийный билет члена КПСС, он улетел в Москву. И все оставшиеся два августовских тревожных дня провел в Белом доме на Краснопресненской набережной вместе с охраной Президента России Бориса Ельцина, и примкнувшего к ним своего бывшего командира – генерала авиации.

Как результат тех ночных дежурств – «новоиспеченного демократа» не уволили, как дезертира, а благодаря нужным связям, восстановили в звании, и даже пристроили на неплохую должность в аппарат нового Министерства обороны России. И сразу же, как пострадавшего «борца с КПСС», нашли хорошую должность, а еще через полгода восстановили в звании полковника.

Но полковник Шалаев, несмотря на хорошие служебные перспективы, и на шанс получения генеральских лампас в столице, вдруг стал просить руководство отправить его в Таджикистан. На борьбу с «моджахедами». Объясняя, в тесном кругу, это тем, что, мол, на Дальнем Востоке, у него был сослуживец, который незадолго до вывода войск, погиб в небе Афганистана. И якобы Игорь поклялся его вдове и сыну, что отомстит.

Кто-то удивился, кто-то покрутил пальцем у виска. Но в эту длительную командировку он отправился не как летчик, а почему-то начальником Объединенного подразделения спецназа. Полковник Шалаев прибыл в Таджикистан с огромными полномочиями. Разрабатывал все операции и визировал лично.

Среди тех же переданных Большакову документов из Москвы, находилась и ксерокопия объяснительной записки командира той самой дальневосточной авиационной части, где ранее служил Шалаев. Оказывается, под той туманной многозначительной полуофициальной формулировкой «замешан в неприятной истории», было скрыто нечто более серьезное – полковник Шалаев тогда был замешан ни в чем ином, как в попытке транзита наркотиков.

Как стало известно потом, порошок доставлялся во Владивосток на корабле, потом некто встречал товар и отвозил под Хабаровск к Шалаеву. А тот уже, используя высокое положение в своей авиационной части, мог военным бортом переправить его в Подмосковье. Причем не на военный аэродром Чкаловский, где вдруг заработала таможня, а куда-то поблизости, на маленькие аэродромы.

Возможно, сотрудники военной контрразведки его тогда бы быстро определили в следственный изолятор, но наступала «золотая» пора безвременья, когда каждый был только сам за себя. Так, он отделался лишь небольшим взысканием. Ну а потом, когда Шалаев вновь начал в 91-м году свое новое восхождение по служебной лестнице и оказался в Москве, о его преступлении предпочли лучше умолчать…