Текст книги "Атаманщина"

К тому времени уже началось Вешенское восстание, спровоцированное политикой расказачивания. Миронову тотчас поручили формирование новой казачьей дивизии. Тогда же его попросили составить доклад о путях привлечения казаков на сторону Советской власти. 16 марта Миронов писал:

«Чтобы казачье население Дона удержать сочувствующим Советской власти, необходимо:

1. Считаться с его историческим, бытовым и религиозным укладом жизни. Время и умелые политические работники разрушат темноту и фанатизм казаков, привитье вековым казарменным воспитанием старого полицейского строя, проникшим в весь организм казака.

2. В революционный период борьбы с буржуазией, пока контрреволюция не задушена на Дону, вся обстановка повелительно требует, чтобы идея коммунизма проводилась в умы казачьего и коренного крестьянского населения путем лекций, бесед брошюр и т. п., но ни в коем случае не насаждалась и не прививалась насильственно, как это «обещается» теперь всеми поступками и приемами «случайных коммунистов».

3. В данный момент не нужно бы брать на учет живого и мертвого инвентаря, а лучше объявить твердые цены, по которым и требовать поставки продуктов от населения, предъявляя это требование к целому обществу данного поселения, причем необходимо считаться со степенью зажиточности его.

4. Предоставить населению под руководством опытных политических работников строить жизнь самим, строго следя за тем, чтобы контрреволюционные элементы не проникали к власти, а для этого:

5. Лучше было бы, чтобы были созваны окружные съезды для выбора окружных Советов и вся полнота власти передана была бы исполнительным органам этих съездов, а не случайно назначенных лиц, как это сделано теперь. На съезды должны прибыть крупные политические работники из центра. Нельзя не обращать внимания на невежественную сторону казачества, которое до сих пор еще не видело светлых политических работников и всецело находилось в руках реакционного офицерства, дворянства и духовенства. Съезды созвать экстренно, но в разные дни, чтобы можно было побывать на них и мне. Созыв поручить особой комиссии. С этого шага должна начаться подготовка мобилизации казачества на службу революции.

6. Не останавливаться перед высылкой с Дона в глубь России вредных элементов из числа зажиточных казаков.

7. Донскую буржуазию рассматривать на общем основании.

8. Необходимо центральной власти поощрить революционное казачество, которое стоит в данный момент в рядах советских войск».

В принципе мироновские предложения были разумны, но для большевиков они годились только в качестве пропагандистского материала. Ни Ленин, ни Троцкий не собирались полагаться на волю выборной стихии, не сомневаясь, что тогда к власти на Дону, а то и по всей России придут такие люди, как Миронов, большевиками не являющиеся, а в лучшем случае им сочувствующие.

21 марта Миронов прибыл на Дон для формирования дивизии, но Реввоенсовет Южного фронта и Донбюро добивались его отзыва. В разъяснительное телеграмме Троцкий дал понять, что «программа Миронова» имеет лишь пропагандистское значение, а вся полнота власти остается за Реввоенсоветом Южного фронта:

«Миронов призван командовать армией, а не развивать административно-политическую деятельность. Его программа представляла собой, очевидно, изложение частных мнений, равно как и надписи членов Реввоенсовета на программе. Вся полнота власти сохраняется в руках Реввоенсовета Южфронта, никакие мероприятия отдельных лиц, помимо Реввоенсовета Южфронта, недопустимы. Дополнительные директивы о внутренней политике на Дону (о смягчении политики расказачивания. – Б. С.) Реввоенсовет Южфронта получит через посредство т. Сокольникова. Что касается формирования дивизии для использования на другом фронте, то снова предлагаю место формирования назначить не в Филоново, а значительно севернее или западнее на Украине. Задача Миронова должна строго ограничиваться работой формирования. Мобилизация должна производиться через ревкомы… Сейчас я говорил по кремлевскому телефону с Араловым, который просит передать, что надпись его и Главкома на докладе Миронова была, конечно, не приказанием, а лишь изложением их мнения в интересах формирования. Само собою разумеется, что созывы политических съездов могли бы организовываться и проводиться лишь нашими политическими работниками, а никак не Мироновым. Участие же его было бы полезным, поскольку это касается мобилизационного дела».

Уже 24 марта Реввоенсовет Южного фронта попросил Троцкого удалить Миронова с Дона. 21 апреля в докладной записке члена Донбюро С.И. Сырцова в ЦК РКП(б) о положении на Дону особо отмечалось:

«Миронов, очень популярный среди казаков (и крестьян) казачий офицер, командовал одной из дивизий 9-й армии, пополненной казаками-перебежчиками и мобилизованными им. Такая персонификация, безусловно, опасное явление при наличности демагогических и честолюбивых наклонностей Миронова, это грозит еще большими затруднениями. Теперь Миронов т. Троцким (по нашим представлениям) под благовидным предлогом убран из Донской обл., но не устранена возможность его влияния на расстоянии. И, наконец ничто не препятствует появлению другого Миронова».

Чтобы удержать Миронова за пределами Дона, его, действительно, 28 марта назначили помощником командующего Литовско-Белорусской армией. 25 апреля он просил отправить его на Восточный фронт, где Колчак успешно развивал наступление. Для борьбы с Колчаком он хотел сформировать на Дону специальный отряд. Эта просьба остается без ответа, зато в мае он становится временно-командующим Литовско-Белорусской армией.

По поводу Вешенского восстания Миронов писал:

«Не оправдывая казаков за их восстание против Советской власти, желавшей им в свое время добра, я жестоко бился с этой контрреволюционной заразою и буду биться, но в душе я их глубоко жалел и жалею, как и всякого человека, когда беда сваливается на его голову от причин, в которых он разобраться не может».

В конце мая Миронов подписал несколько воззваний к восставшим казакам, призывая их покориться Советской власти. В июне ему поручается формирование Особого экспедиционного корпуса с последующим выступлением на Южный фронт. 13 июня как командир Особого корпуса он издает обращение к красноармейцам по поводу укрепления дисциплины, где в частности пишет:

«Гражданин красноармеец, я спрашиваю тебя от лица революции:

1. Возможны ли в свободной стране, первой в мире социалистической республике антисемитские и погромные агитации?!

2. Возможно ли, чтобы солдаты Красной Армии, носители и защитники идеи равенства и братства, совершали еврейские погромы?!

3. Допустимо ли, что красноармеец, солдат народной армии, отказался идти на позицию и самовольно ее оставлял?!

4. Допустимо ли, чтобы красноармеец в борьбе за свои интересы, в борьбе за землю и волю, за светлое будущее своего потомства и человечества роптал на недостаток обуви, одежды и т. п. лишения, зная, что страна переживает острый кризис во всем?!

И на все эти вопросы у меня и всякого честного гражданина ответ будет один: нет, нет, тысячу раз нет!!»

Назначение Миронова было вызвано тяжелыми поражениями Южного фронта в боях с А.И. Деникиным. 15 июня 1919 года Миронов направил телеграмму Ленину, Троцкому и Калинину. При назначении ему говорили, что в Особом корпусе насчитывается 15 тыс. штыков, а в действительности оказалось всего 3 тыс. Миронов по этому поводу возмутился, считая, что ему по-прежнему не доверяют: «Я стоял и стою не за келейное строительство социальной жизни, не по узкопартийной программе, а за строительство гласное, за строительство, в котором народ принимал бы живое участие. Я тут буржуазии и кулацких элементов не имею в виду. Только такое строительство вызовет симпатии крестьянской толщи и части истинной интеллигенции». Но как раз такого социализма большевики не хотели, и совсем не потому, что он был утопией. Поэтому Миронов всегда был опасен для них.

Филипп Кузьмич предлагал:

«Первое – усилить Особкор свежей дивизией;

– второе – перебросить в его состав дивизию, как основу будущего могущества новой армии, с которой я и ее начдив Голиков (начдив 23-й мироновской дивизии. – Авт.) лично пойдем захватывать вновь инициативу в свои руки, чтобы другим дивизиям армии и армиям дать размах;

– третье – или же назначить меня командармом 9-й, где боевой авторитет мой стоит высоко;

– четвертое – политическое состояние страны властно требует созыва народного представительства, а не одного партийного, дабы выбить из рук предателей-социалистов почву из-под ног, продолжая упорную борьбу на фронте и создавая мощь Красной Армии. Этот шаг возвратит симпатии народной толщи, и она охотно возьмется за винтовку спасать землю и волю. Не называйте этого представительства ни Земским собором, ни Учредительным собранием. Назовите, как угодно, но созовите. Народ стонет.

Я передал в Реввоенсовет Южфронта много заявлений, и между ними такое: крестьянин 34-го отдела, переименованного в Ленинскую волость. Семья 21 человек, 4 пары быков. Своя коммуна. За отказ идти в коммуну комиссар быков отобрал, а когда крестьянин пожаловался, то его убили. Я туда же передал доклад председателя одного из трибуналов Ермакова, от слов становится жутко. Повторяю, народ готов броситься в объятия помещичьей кабалы, но лишь бы муки не были бы так больны, так очевидны, как теперь;

– пятое – чистка партии должна быть произведена по такому рецепту – все коммунисты после Октябрьской революции должны быть сведены в роты и отправлены на фронт. Вы сами увидите тогда, кто истинный коммунист, кто шкурник, а кто просто провокатор и кто заполнял все ревкомы, особотделы. Пример, Морозовский ревком, зарезавший 67 человек и потом расстрелянный;

– шестое – встреча моя с Вами крайне необходима, где я мог бы доложить свой взгляд на создавшееся положение и меры, какие необходимы к немедленному проведению в жизнь, помимо тех, что рекомендованы в этой телеграмме».

Но ничего из того, что предлагал Миронов, в Москве делать не собирались. Вожди компартии опасались сосредотачивать под его командой лично преданные ему казачьи части и уж тем более не хотели создавать какой-то многопартийный парламент. Ведь не зря же они ликвидировали левых эсеров и установили однопартийную диктатуру. Конечно, они знали о недовольстве народа военным коммунизмом, но до окончания Гражданской войны не думали ослаблять гнет. И не собирались встречаться с Мироновым, а также отправлять на фронт всех коммунистов послереволюционного призыва. Потом эти новообращенные коммунисты станут верной опорой Сталина.

1 июля Миронов опубликовал воззвание к беженцам из Донской области, многие из которых ранее сражались в его отрядах и вынуждены были уйти с родных мест после захвата всей области белыми:

«Наша расхлябанность и разнузданность, [непростительная самоуверенность, а еще больше преступная политическая близорукость] создали генерала Деникина – и вновь пришлось всем вам искать убежища в чужих краях.

Но этот второй раз и будет разом последним.

Если одолеет генерал Деникин – спасения никому нет. Сколько ни катись, сколько ни уходи, а где-нибудь да ждет тебя стена, где и прикончат тебя кадетские банды.

Но если одолеем мы, то я тоже вправе сказать, что сейчас мы ушли тоже последний раз, ибо и мы ведь с генералом Деникиным тоже церемониться не будем, как не будем церемониться с его белогвардейскою сворою, мы тоже прислоним эту милую компанию к стенке.

Ясно для каждого, что требуется понять и что нужно делать. Вывод ясен.

И я в последний раз зову: все, невзирая на свои годы, лишь бы были крепкие руки да меткий, верный глаз, все под ружье, все под красное знамя труда, которое вручает мне сегодня революция».

А закончил он воззвание словами: «Да здравствует социальная революция!

Да здравствует чистая правда!»

Показательно, что корпус Миронов формировал не именем Ленина и Троцкого, а своим именем. И провозглашал себя борцом не за социализм или коммунизм, а за правду.

Тут началось торможение формирования корпуса со стороны донских коммунистов. 20 июля 1919 года член Реввоенсовета Донского корпуса С.И. Скалов докладывал члену Реввоенсовета Республики Г.Я. Сокольникову:

«Когда возникла мысль о создании Донкорпа, я был сторонником этого формирования, хотя и тогда считал эту ставку весьма рискованной, но на этот опасный путь вынуждали сложившиеся тогда неблагоприятные обстоятельства фронта. Главным образом в отчаяние меня приводило беспомощное, непродуманное командование Хвесина. Я готов был тогда войти в союз с самим чертом, лишь бы положить конец тому отчаянию, которое вконец деморализовало наш фронт. Второе обстоятельство было то, что при нашем отступлении с Дона было выведено много казаков (мобилизованных), которых желательно было наилучшим образом использовать, а это можно было сделать, по уверению тогда Миронова, только с помощью его.

На деле получилось обратное: все мобилизованные силы вступили в первые попавшиеся части (если были таковые), ненадежные ушли от него из глубокого тыла, оставшиеся большинством, судя по выясняющемуся настроению, ждут, вероятно, более благоприятного случая. Они теперь же требуют уплаты им полной стоимости лошадей и выдачи свидетельств о том, что они мобилизованы, а не добровольцы, на случай, вероятно, перехода к Деникину. Сам Миронов не только не доверяет им, он их боится, и весьма серьезно. Также смотрят ответственные коммунисты. Это показывает наглядно, что его влияние на общую массу казаков не так велико, как об этом говорилось.

Третье неблагоприятное условие нашего формирования заключается в том, что мы слишком поздно приступили к этой работе, она теперь не нужна. Нам нужно создать корпус, а людей у нас имеется всего на один полк. Сегодня получена телеграмма из Аткарска, что нам высылается первая партия мобилизованных, всего 19 человек. Вот все, что мы получили за все время. То, что произошло в Смоленске, Вам известно, они ушли к полякам. Следовательно, придется брать из других частей, чтоб сформировать корпус, для этого потребуется много времени. В настоящее время нет смысла создавать без нужды то, что может иметь нежелательные для нас последствия. Политическому воспитанию они почти не поддаются. Устойчивости никакой, все зависит от настроения, настроение создается военным успехом. Притом, это весьма стадное племя, и переход из одного лагеря в другой для них ничего не составляет. Тем более при вековом враждебном отношении к коренному русскому мужику и рабочему, особенно к иудейству, которое в нашей Советской Республике и армии пользуется равными правами, чего, конечно, нет у Деникина. Наоборот, там много станичников, братьев, отцов. Все это, вместе взятое, создает среди них враждебное к нам отношение. Поговаривают о том, что когда на Дону была Советская власть, расстреливали казаков, теперь призывают защищать ее. И если часть с нами идет сознательно, то эта часть маленькая, остальные идут для того, чтобы отобрать у Деникина то, что забрал он у них. Заветная мечта каждого из них – Дон для донцев.

Из всего вышеизложенного я прихожу к заключению, что целесообразнее будет приостановить всякое формирование несуществующих сил. То, что имеется, влить в разные действующие части. Комкору поручить командование (на Ваше усмотрение) лучше 9-й армией. Политработников влить туда же, они своей работой будут противодействовать всякому единоличному влиянию. Ненадежных спешить, посадить надежных. И чем скорее сделаете, тем быстрее прекратите нашу бездеятельность».

Собственно, Донской корпус, как и его командир Миронов, нужен был большевикам больше для пропагандистских целей, чтобы разложить ту часть казачества, которая находилась в армии Деникина. Для реальных боевых действий казаки считались ненадежными, а сам комкор – политически подозрительным. Тем более что отправленная на Западный фронт Донская дивизия, которую Миронов начинал формировать, перешла на сторону поляков, о чем Скалов и сообщал Сокольникову. Большинство большевистских руководителей склонялись к тому, что в Донской области ставку надо делать на крестьян и прочих иногородних, составлявших более половины населения, а обещания сохранения казачьей автономии и реальное ослабление политики расказачивания использовать лишь в пропагандистских целях для разложения белоказачьих войск. Как кажется, только Троцкий до определенного момента готов был использовать Донской корпус во главе с Мироновым в качестве мощной кавалерийской силы для прорыва деникинского фронта, но когда из-за саботажа донских коммунистов время для формирования корпуса было упущено, он, похоже, смирился с неизбежным превращением затеи с корпусом в чисто пропагандистское мероприятие.

Но с этим не смирился Миронов, тем более что поручать ему командование 9-й армией тоже никто не торопился. 31 июля он написал письмо Ленину с резкой критикой политики расказачивания и с сообщением, что формирование корпуса фактически остановлено. В этом письме он заявил:

«1. Я – беспартийный.

2. Буду до конца идти с партией большевиков до 25 октября, если они будут вести политику, которая не будет расходиться ни на словах, ни на деле, как шел до сих пор.

3. Всякое вмешательство сомнительных коммунистов в боевую и воспитательную сферу командного состава считаю недопустимым.

4. Требую именем революции и от лица измученного казачества прекратить политику его истребления. Отсюда раз [и] навсегда должна быть объявлена политика по отношению казачества, и все негодяи, что искусственно создавали возбуждение в населении с целью придирки для истребления, должны быть немедленно арестованы, преданы суду и за смерть невинных людей должны понести революционную кару. Без определенной открытой линии поведения к казачеству немыслимо строительство революции вообще, русский народ, по словам Льва Толстого, в опролетаризации не нуждается. Социальная жизнь русского народа, к какому принадлежат и казаки, должна быть построена в согласии с его историческим, бытовым и религиозным мировоззрением, а дальнейшее должно быть предоставлено времени. В практике настоящей борьбы мы имеем возможность видеть и наблюдать подтверждение дикой теории: «Для марксизма настоящее только средство, и только будущее – цель», и если это так, то я отказываюсь принимать участие в таком строительстве, когда весь народ и все им нажитое рассматривается как средство для целей отдаленного будущего, абстрактного.

А разве современное человечество – не цель, не человечество, разве оно не хочет жить, разве оно лишено органов чувств, что ценою его страданий мы хотим построить счастье какому-то отдаленному человечеству. Нет, пора опыты прекратить.

Почти двухгодовой опыт народных страданий должен бы уже убедить коммунистов, что отрицание личности и человека есть безумие.

Будем помнить: «Парижскую коммуну зарезал мужик», – зарезал после того, как в нем не захотели признать личность и человека.

Я борюсь с тем злом, какое чинят отдельные агенты власти, т. е. за то, что высказано Председателем ВЦИК т. Калининым буквально так: «Комиссаров, вносящих разруху и развал в деревне, мы будем самым решительным образом убирать, а крестьянам предложим выбрать тех, кого они найдут нужным и полезным…»

Я не могу быть в силу своих давнишних революционных и социальных убеждений ни сторонником Деникина, Колчака, Петлюры, Григорьева, ни др. контрреволюционеров, но я с одинаковым отвращением смотрю и на насилия лжекоммунистов, какое они чинят над трудовым народом, и в силу этого не могу быть и их сторонником.

Всей душой, страдая за трудовой народ и возможную утрату революционных завоеваний, – я чувствую, что могу оказать реальную помощь в критический момент борьбы, при условии ясной и определенной политики к казачьему вопросу и полного доверия ко мне и моим беспартийным, но жизненно здоровым взглядам, а заслуживаю ли я этого доверия – судите по этому письму».

Не получив ответа на этот крик души, Миронов 1 августа фактически начал подготовку мятежа, заготовив воззвание: «Мой лозунг: «Долой самодержавие комиссаров и бюрократизм коммунистов и да здравствуют Советы рабочих, крестьянских и казачьих депутатов, избранных на основе свободной социалистической агитации!»

Долой беспощадное истребление казачества, объявленное евреем Троцким-Бронштейном!»

Но 8 августа Миронов написал заявление о приеме в РКП(б): «Не имея сведений о бюро эсеров-максималистов, прошу содействия партии коммунистов о зарегистрировании меня членом этой партии.

Лозунг ее: «Вся власть – в лице Советов рабочих, крестьянских, казачьих и др. депутатов от трудящихся, которые должны быть исполнителями воли Народа и его руководителями в созидании новой жизни».

– «Упразднение частной собственности на землю и все средства производства, хозяином которых делается народ».

– «Да здравствует Российская пролетарско-крестьянская трудовая республика!»

Заявление это я делаю в силу создающейся вокруг меня клеветнической атмосферы, дышать в которой становится трудно. Желательно, чтобы Реввоенсовет Южфронта и ВЦИК, его Председатель т. Калинин, Председатель Реввоенсовета республики т. Троцкий и Председатель Совета Обороны т. Ленин были поставлены в известность».

Таким образом Миронов пытался выбить козыри из рук донских коммунистов, обвинявших его в небольшевизме. Но в партию принимать его то же не торопились.

И через несколько дней Миронов составил программу собственной Рабоче-кресгьянско-казацкой партии, целью которой должна была стать «Российская пролетарско-крестьянская трудовая республика». В этой программе большевики порицались за расказачивание: «Нет хутора, где не было бы расстрелянных по 5, 10, 15 и более человек. Расстреливали, резали и жарили людей за все.

– «За то, что не дал спичек комиссару…»

– «За то, что пришел получить от комиссара деньги за 20 пудов забранного ячменя и овса».

Морозовский ревком зарезал 67 человек, причем эти негодяи приводили людей в сарай ночью, и здесь, пьяные, изощрялись – кто ловчее срубит голову шашкою или ударит кинжалом в сердце. И если жертва вследствие плохого удара сразу не умирала, то опыт повторялся. Всех зарезанных нашли под полом сарая, где палачи их казнили.

На пути 8-й армии расстреляно более 8000 человек.

В хут. Сетраковом Мигулинской станицы, собрав казаков на митинг, вандалы-комиссары предательски руками обманутого русского крестьянства убили из 500 человек 400 безоружных людей, только перед этим спасших от восставших казаков своею грудью красного коменданта и 30 красноармейцев. На протест прискакавшего спасенного коменданта палачи-комиссары заявили: «Мы исполняем приказ… об истреблении».

В ст. Качалинской Чрезвычайной комиссией (ЧК) был пытаем перебежавший казак 22-х лет. Пытка заключалась в том, что его босыми ногами поставили на раскаленную сковороду, с которой он упал с обуглившимися конечностями, задыхаясь в смраде сгоревшего собственного тела.

Новые инквизиторы 20-го века человека просто-напросто жарили.

Нет слов описать «коммунистическое строительство» на Дону, описать всех зверств, что чинили коммунисты над беззащитным населением Дона. Нет слов описать всех насилий, реквизиций и конфискаций на Дону – [от] скота, лошадей до серег из ушей женщин и девушек.

Дон застыл в зловещем молчании, не веря своим глазам, что люди способны походить на диких, бешеных зверей.

Коммунисты жестоко и зло надругались на Урале и на Дону над всем, что было освящено веками в казачьей трудовой семье, – над трудом человека, над его религией, над его обычаями и верою отцов, над правдою, над свободою слова, над равенством и братством людей. Вот что подняло общее восстание на Дону в марте и апреле 1919 г.».

Заканчивалась эта программа следующим пассажем:

«Злая русская действительность, какую мы все сейчас переживаем, спрашивает нас:

1. Чего хочет генерал Деникин?

2. Чего хотят коммунисты?

3. На чьей стороне моральная сила?

4. На чьей стороне физическая сила и сила техническая?

5. Каков конец борьбы?

Все эти вопросы страшные, но мы на них отвечаем.

Во-первых. Генерал Деникин стремится восстановить власть капитала, власть помещика, власть буржуазии. Будет ли конституционный царь, будет ли буржуазная республика – это безразлично: русскому рабочему и землеробу-крестьянину в том и другом случае придется распроститься на долгие годы и за себя, и за своих детей с мечтою о свободе, о лучшей доле, с мечтою о земле и воле, с мечтою о фабриках и заводах и снова стать рабом нужды, холода и голода, рабом темноты и невежества. Пролетариату и крестьянству придется восстановить все убытки буржуазии, которые она понесла за время революции, а многим придется заплатить и ценою своей жизни.

Мы видим, что задача у генерала Деникина одна, ясна и определенна.

Во-вторых. Мы не видим, чтобы задача коммунистов, захвативших всю власть в свои руки, была ясна и определенна. Для нас непонятна эта дерзкая монополия над властью народа кучки людей, вообразивших себя в своем фанатизме строителями социальной жизни по не виданному до сих пор способу огнем и мечом.

Они кричат о счастье будущего человечества, о грядущем рае, о свободе, воле, земле, братстве, равенстве, любви, правде.

А на деле:

Свободы – нет.

Земли – нет.

Братства – нет.

Равенства – нет.

Правды – нет.

Любви – нет.

И вдобавок: нет хлеба в городе, нет соли в деревне.

Управление страной, как и при царе, находится не в руках свободно избранных Советов и их исполнительных органов, а в руках либо специально назначенных сверху комиссаров (то же, что бывшие генерал-губернаторы при царе), либо в подтасованных и фальсифицированных учреждениях, именующих себя то Советами, то комбедами, то революционными комитетами, то ревкомами, то особотделами. Под прикрытием социалистических фраз и слов коммунисты ведут политику узкопартийных интересов и надругиваются над классовыми интересами революционных трудящихся масс.

О деревне же коммунисты заботятся постольку, поскольку необходимо из нее выкачать всеми мерами и средствами хлеб, скот, деньги и людей для взаимоистребления. Они не стараются залить пожар гражданской войны, а всеми своими приемами как бы намеренно его разжигают, что, мы в этом глубоко убеждены, подтвердит беспристрастная история.

Коммунисты хотят озолотить род людской (пока же только сами ходят, если не в золоте, золото попрятано по карманам, то в ботиночках на застежку, в галифе и френчах); они хотят построить рай; рай же не выходит, а ад – налицо. Мы полагаем, что коммунисты рай построить могут, и этой способности у них не отнимешь, но для этого им нужно опуститься в ад: черти, завидя их, разбегутся, а грешники, за отсутствием мучителей, перестанут мучаться и обретут покой, райское бытие. Искренне рекомендуем коммунистам это новое поле деятельности и уверяем заранее: радости русского крестьянства не будет конца. Мы же в дальнейшем строительстве социальной жизни обойдемся без них.

Коммунисты зашли в тупик, они сами не знают, что они хотят и где конец их утопических мечтаний. Не имея пред собой ясно поставленной и определенной цели, хватаясь за все, за что хвататься нужно было бы подождать, они, естественно, совершают ошибку за ошибкой, а каждая ошибка укрепляет позицию генерала Деникина и ведет к гибели социальную революцию.

У Деникина пока одна задача: разбить революцию. У коммунистов три задачи: 1) разбить контрреволюцию; 2) разрушить все до основания в буквальном смысле слова; 3) насадить коммуны на развалинах.

А есть мудрая поговорка: «Кто не только за тремя зайцами, а за двумя только погонится – тот ни одного не поймает».

В-третьих. Так как постройка коммунистического рая проводится при помощи насилия и притеснения, озлобляя трудовые массы, то и моральная сила на стороне Деникина. Красная Армия приемами коммунистов деморализуется, и боевая мощь ее слабеет.

Дезертирство – это не что иное, как ответ крестьянства на насильственное строительство коммун.

В-четвертых. Реальная сила на стороне Деникина. Что бы там, обманывая народ и красноармейцев, коммунисты ни расписывали о разложении армии белых, мы можем смело утверждать, что с каждым продвижением вперед Деникин получает новые сотни штыков. Наконец, если трудно было генералу Краснову сдвинуть казаков в 1918 г., то генералу Деникину сами коммунисты помогли сдвинуть не хотевших с трудовым народом войны казаков: казаки теперь охотно идут мстить коммунистам за попранную и поруганную правду на Дону.

Техническая сила тоже на стороне Деникина.

Следовательно, злейшими врагами социальной революции являются: справа – генерал Деникин, слева, как это ни дико, – коммунисты.

Конец борьбы ясен: когда душат и спереди и сзади, то, конечно, тот, кого душат, – будет задушен. В данном случае будет задушена революция, а с нею земля и воля.

Пред русским пролетариатом, еще не ослепленным утопией коммунизма, трудовым крестьянством и казачеством стоит огромная задача: что делать?..

Мы отвечаем: прежде всего остановить Деникина, а затем разбить его. Остановить и разбить Деникина можно только единением народных сил, а единение это будет тогда, когда со сцены сойдут коммунисты, а особенно апфельбаумы, нахамкесы и т. п. компания.

Сойти добровольно со сцены они, вследствие больного своего воображения и злобы, не пожелают. Придется им скомандовать: долой.

И как только донские казаки услышат, что русский народ сбросил коммунистов, – они тотчас же остановятся. И первую остановку Деникину придется сделать помимо воли. На вторую остановку его сдвинет красная винтовка, а там его дело пойдет под гору так же быстро, как и карьера Краснова.

Наша программа такова: вся власть, земля, все фабрики и заводы – трудящимся. «Да здравствует Российская пролетарско-крестьянская трудовая республика!»

В задачу нашу входит:

– устранение всех препятствий и преград и создание благоприятных условий для мирного (эволюционного) развития и достижения высших идеальных форм социалистического строя, лучших форм человеческого бытия. Помня, что социальный (т. е. общественный) и культурный прогресс (т. е. движение вперед) человечества безграничен, т. е. никаких конечных целей не имеет и не может иметь и быть уложен в рамки какой-либо, даже максимальной, программы (а коммунисты решили, что идеальнее формы, ими придуманной, нет, а потому и гонят весь народ в рамки своей программы) и, сознавая невозможность достижения идеального социального строя путем революционного переворота, мы задачею социальной революции ставим не то, что нам желательно устроить, а то, что возможно и что должно быть осуществлено революционным путем;