Текст книги "Александровский cад"

Глава 8

В каморке Варфоломеева Лешка рисовал на листе бумаги путь, который они прошли с Таней по подземелью. Герман Степанович прихлебывал чай из блюдечка, особенно не следя за тем, что делает его воспитанник.

– Так мы прошли… Тут тупиковая штольня, – Лешка нарисовал два квадратика и провел четкую линию, – а вот тут мы голоса услышали.

Старик почесал подбородок и усмехнулся.

– Вам смешно, а мы такого натерпелись, – обиделся Лешка.

Герман Степанович похлопал Лешку по плечу:

– Ничего. В твоем возрасте страх – это нормально.

Но Лешку это не особенно утешило. Он взял портфель и направился к двери.

– А монах-то все равно существует, – вслед ему бросил Герман Степанович. – Голову даю на отсечение.

Казарин кисло улыбнулся и вышел на улицу.

На дворе смеркалось. Лешка пересек бывшую Императорскую площадь и направился в сторону Успенского собора. Он шел не спеша, втягивая в легкие свежий вечерний воздух. Вскоре Казарин-младший открыл дверь родного Боярского подъезда и через три ступеньки помчался наверх. Долго грустить было не в его характере.

Дома уже ждал отец с приготовленным ужином. Квартирка Казариных сильно отличалась от квартиры Шапилиных. И размером, и обстановкой. Две маленькие комнатки с видом на двор Большого Кремлевского дворца, в которых обитали Казарины, были обставлены с аскетическим мастерством: две железные кровати, стол, три табурета, два стула, полки для книг, шкаф, буфет, старинная печь на крохотной кухоньке – вот, собственно, и все.

– Что у нас в меню? – спросил с порога Лешка.

Владимир Константинович накрывал на стол в комнате. На вопрос сына он галантно согнул руку, набросил на нее полотенце и с видом заправского метрдотеля произнес:

– Сегодня и ежедневно в нашем ресторане вы можете отведать: хлеб белый из отборного пшеничного зерна, масло вологодское, взбитое по старинному французскому рецепту, картофель, тонко нарезанный, поджаренный до золотистой корочки. Подается, кстати, на сковородке…

– Кстати, горит ваш картофель, – срезал Лешка отца.

Владимир Константинович кинулся к керогазу, чтобы спасти подгорающий ужин.

Через несколько минут отец и сын уже готовы были приступить к скромному ужину. Единственное, что придавало лоск трапезе, – серебряные столовые приборы, которые лежали по обе стороны от двух фарфоровых тарелок с гербом посередине.

– Ну что, начнем? – пародируя Лемешева, в образе Ленского, спросил Казарин-старший.

– Начнем, пожалуй! – в тон отцу ответил Лешка, потянулся за хлебом, но неожиданно в дверь постучали. Владимир Константинович отложил вилку и громко произнес:

– У нас не заперто!

Дверь отворилась, и на пороге появился Варфоломеев.

– Мое почтение!.. Я, кажется, не вовремя?

– Что вы, Герман Степанович, заходите, – удивился Лешка. Он выскочил из-за стола и бросился за столовым прибором для гостя. Казарин-старший сдержанно кивнул Варфоломееву:

– Проходи, Герман Степанович, отужинай с нами.

– Премного благодарен…

Варфоломеев прошелся по комнате и, сгорбившись, сел на стул. Лешка удивленно поглядывал на старика. Лишь полчаса назад они расстались, но Герман и словом не обмолвился, что собирался к ним в гости.

Повисла неловкая пауза, нарушаемая лишь стуком посуды в буфете, который издавал Лешка. Тем временем старик внимательно разглядывал, изучая, тарелку, вилку и нож, близко поднося их к своим близоруким глазам.

– Хорошие вещицы. Начало девятнадцатого века.

Надо заметить, что любая старая вещь, попадающая в руки Германа Степановича, становилась поводом для его профессионального изучения.

– Я тебе всегда завидовал, Володя: кусочек ушедшей эпохи, а как смотрится. А я вот ничего не сохранил.

Казарин-старший внимательно посмотрел на старинного приятеля и очень отчетливо произнес:

– Ну, во-первых, прежняя жизнь ушла безвозвратно, и не о чем вспоминать. А во-вторых, ничего я не сохранял. Посуда на Тишинке куплена, по случаю.

– Да ну? – то ли с усмешкой, то ли всерьез произнес Варфоломеев и провел пальцем по золотому вензелю с буквой «Т» на дне тарелки.

Герман Степанович часто заходил к Казариным по вечерам. Приходил он, конечно, к Владимиру Константиновичу. Однако сказать, что они были большими друзьями, Лешка не мог. Он замечал, что отец почемуто всегда в первые минуты тяготился присутствием Германа Степановича. Но потом глаза его добрели, и они долго болтали о разных вещах. Лешке всегда казалось, что между ними есть какая-то тайна, о которой ни тот, ни другой никогда не заговаривали.

– Я чего пришел-то? Про тарелки говорить? – спохватился Варфоломеев.

– Откуда нам знать? – отозвался Владимир Константинович.

Герман Степанович засмеялся:

– Я, Алексей, собственно говоря, к тебе пришел. Здоровьем я что-то занемог. Ты ушел, а давление у меня как прыгнет! – Герман Степанович засунул руку под свою бессменную душегрейку, прислушался к биению сердца и затем посмотрел на хозяев печальным взглядом: – Так о чем я? А-а-а… Вот я и говорю, завтра большая работа намечается, а я один из-за сердца не справлюсь. Мне твоя помощь понадобится. Ну там тяжесть какую поднять-опустить. Надеюсь, Володя, ты не против?

Казарин-старший пожал плечами:

– Пусть Лешка решает. У него своя голова на плечах…

Владимир Константинович не возражал, чтобы сын иногда помогал старику в свободное время. Герман Степанович поручал ему чистить инкрустированное золотом оружие, записывать в реестр украшения, доставшиеся от прежнего режима. Сам Варфоломеев больше всего любил работать с драгоценными камнями. Малопомалу Лешка тоже научился хорошо разбираться и в бриллиантах, и в изумрудах. Правда, иногда из старика прорывалось его несознательное классовое прошлое: позволял себе хранитель неодобрительно отзываться о мероприятиях Советского правительства по «реализации» культурных исторических ценностей на Запад. Никак не хотел поверить Герман Степанович, что вырученные средства шли на индустриализацию советской страны и поддержку мирового коммунистического движения. Но Лешка считал Варфоломеева больше чудаком, не понимающим сути нового времени, нежели классовым врагом.

Глава 9

На следующий день Лешка, как и обещал, после школы забежал к Варфоломееву. Старик сидел в старом кресле у окна, держась рукой за сердце.

– Что с вами, Герман Степанович? – испугался Лешка.

Старик махнул рукой:

– Ерунда, прихватило.

– Давайте я за врачом сбегаю?

– Нет, не нужно. Ты вот что… Выручи старика.

Варфоломеев потянулся к столу и взял предмет, завернутый в тряпицу.

– Тут одна штука, которую я никак не могу раскусить. То ли шестнадцатый, то ли семнадцатый век. То ли Франция, то ли Голландия. У меня от нее в голове ералаш приключился… – Старик попытался встать, но сил у него не было. – Снеси-ка ты ее одному хорошему человеку, пусть глянет. А я с ним по телефону потом созвонюсь. Выручишь?

– О чем разговор!

Варфоломеев кивнул и взял Лешку за руку.

– Просьба у меня еще к тебе. Никому об этом – ни-ни. Даже Татьяне, ладно? Сам понимаешь: если кто об этом узнает, то меня в два счета отсюда выкинут. А мне еще пенсия нужна.

Лешка понимающе кивнул:

– Да что вы, Герман Степанович, сделаем в лучшем виде.

– Тогда запомни: Лебяжий переулок, там есть антикварный магазин. Спросишь Зиновия Ефимовича Когана…

Если выйти из Кремля через Боровицкую башню возле Большого каменного моста, то до Лебяжьего переулка можно дойти пешком за три минуты. Но куда интересней проделать этот путь на трамвае. Поэтому Казарин отправился к Спасским воротам. Лешка не мог отказать себе в удовольствии вскочить на подножку и с ветерком пролететь несколько остановок.

Но удовольствие было испорчено тут же. На задней площадке трамвая раздался истошный крик. Оказалось, что какой-то инвалид на костылях не успел войти в вагон, а вожатый уже тронул трамвай с места. Народ стал ругать вагоновожатого, трамвай остановился, а один пассажир потребовал:

– Назовите свой номер, товарищ! Я напишу на вас жалобу!

– Мой номер давно помер! – огрызнулся вагоновожатый.

Трамвай так и не тронулся. Люди продолжали ругаться. Лешка спрыгнул на землю, плюнул с досады и поплелся пешком.

Через двадцать минут он уже входил в стеклянную старинную дверь, сжимая под пиджаком драгоценный сверток.

Зиновий Ефимович Коган, коренастый мужчина лет шестидесяти, вел неспешную торговлю за прилавком с каким-то гражданином в синем пальто. Наблюдая за ним, можно было подумать, что Зиновия Ефимовича всю жизнь только и делали, что обманывали. Но теперь ему это надоело. Каждую вещь, которую приносили для продажи, Коган тут же называл «безделушкой» и просил «не пить из него соки», потому что он и так дает за нее «хорошую цену». При этом глаза старого ювелира начинали быстро бегать, взгляд становился колючий, а на лбу выступал пот. Но стоило человеку принять условия сделки, как Зиновий Ефимович тут же превращался в добряка и самолично провожал клиента до двери.

Лешка пробрался к прилавку и спросил:

– Вы товарищ Коган?

– Кому – товарищ, а кому и Зиновий Ефимович! – строго ответил тот.

Лешка покраснел.

– А ты – Алексей. Верно?

– Угу, – кивнул Лешка и достал из-за пазухи сверток.

Коган быстро перехватил у Лешки посылку и удалился в подсобку…

Пока Зиновий Ефимович изучал варфоломеевскую шкатулку, Казарин, стоя у прилавка, слушал разговоры завсегдатаев антикварного магазина. Это был своеобразный люд: нищающая старорежимная интеллигенция, проедающая остатки припрятанного, перекупщики краденого и ненормальные коллекционеры. Острый глаз Казарина подметил кое-кого из ответственных работников, которые приходили сюда приобрести что-нибудь необычное для жен и любовниц. Живя в Кремле, Лешка научился отличать их по одежде и манере вести себя. Один из таких покупателей вел оживленный разговор с магазинным оценщиком.

– Что вы мне подсовываете всякую дрянь? – раздраженно говорил он. – Предложите же что-то дельное…

– Это вы Фаберже дрянью называете? – вскинул удивленные глаза оценщик. – Что бы вы понимали!

– Не обижайтесь. Просто я хочу приобрести что-нибудь посерьезнее, – понизил покупатель голос. – У меня с собой хорошие деньги.

– У нас весь товар серьезный, – гордо возразил оценщик. – А что вас, собственно, интересует?

Покупатель сделал вид, что задумался, а потом вдруг заявил:

– Ну, скажем, что-нибудь из коллекции Барона.

Продавец холодно посмотрел на покупателя и как бы понимающе переспросил:

– Барона?

Покупатель кивнул:

– Слыхали про такого?

Оценщик окинул покупателя с ног до головы таким взглядом, как будто только его увидел, и зашипел:

– Это, простите, никак-с невозможно-с. Барон свой товар в наш магазин не носит. Да мы ворованного и не держим…

Лешку Казарина этот разговор сильно удивил. Он бы еще послушал, но тут вернулся Коган и протянул ему сверток.

– Ну-с, молодой человек, пощупал я вашу вещицу. И вот мой вердикт: шестнадцатый век, понимаете ли вы меня? Но никакая это не Голландия, ни тем более Франция. Шкатулочка итальянская, работы ученика Челлини. Так и передайте Герману.

Лешке ужасно не терпелось узнать, кто же такой этот Барон, но Коган настойчиво проводил его к выходу и закрыл за ним дверь.

Вечером того же дня Лешка сидел возле кровати Варфоломеева и докладывал о проделанной работе:

– Италия, говорит, и точка.

Старик приподнялся и поправил подушку.

– Вот, видишь, и на старуху бывает проруха… А ты чего такой загадочный?

Лешка замялся.

– Ну, говори, говори.

Казарин почесал затылок и наконец решился:

– Герман Степанович, а вы про Барона слыхали?

Варфоломеев перестал рассматривать шкатулку и удивленно поднял глаза на Лешку.

– Ну, слыхал… А ты откуда про него знаешь?

– Да у Когана в магазине разговор подслушал.

– Что за разговор?

– Да так, собственно, никакой. Мужчина один у продавца спрашивал: нет ли в магазине чего-нибудь от Барона.

При упоминании Барона хранитель окончательно отложил шкатулку и нахмурился:

– А продавец чего?

– Послал мужика куда подальше. «Ворованного, – говорит, – не держим».

– И правильно сделал. Я бы еще в МУР позвонил.

Старик, кряхтя, присел на кровати и взял со стола капли Зеленина.

– Герман Степанович, так расскажите о Бароне.

Варфоломеев накапал в стакан лечебных капель.

– Рассказывать-то и нечего. Говорят, что он царскую коллекцию бриллиантов в свое время прихватил. Вот сейчас и распродает ее.

Но Лешка не отставал:

– А какой он? Ну, в смысле, как выглядит, сколько ему лет?

– Откуда мне знать? В лицо его я, естественно, никогда не видел. Где живет и чем промышляет – тоже не знаю… Слышал только легенду о коллекции. – Осушив стаканчик, он прилег поудобнее. – В последнее время в Москве стали всплывать камни, которых и в Кремле нет. Откуда – непонятно! А как только камешки появятся, так тут же и начинают твердить: «Барон! Барон!» А где этот Барон? Никто не знает.

Казарин-младший все это выслушал и твердо заявил:

– Надо его поймать.

Герман Степанович засмеялся:

– Ты уж определись – кого ты ловишь: Черного монаха или Барона?

Глава 10

Весь следующий день Лешка Казарин изнывал от любопытства: вчерашний рассказ о Бароне не шел у него из головы. Лешкино воображение беспрестанно рисовало его образ. Как назло, приболела Танька, и Казарин остался один на один со своими мыслями. Поделиться секретом было не с кем, и поэтому после уроков Лешка отправился гулять по Москве. Очень скоро ноги его сами собой привели в Лебяжий переулок – к лавке ювелира Когана. Тяжелая дверь оказалась не заперта, и, поразмыслив мгновение, Лешка решил войти. Правда, привычного «блямса» колокольчика он не услышал. Казарин обернулся – колокольчик застрял под притолокой.

Магазин был пуст. Не было на привычном месте и Зиновия Ефимовича. Ничего не оставалось, как направиться в маленькое подсобное помещение, где старик накануне осматривал посылку Германа Степановича. Но, сделав несколько шагов, Лешка остановился. Из подсобки доносились голоса. Фанерная дверка, разделяющая оба помещения, была наполовину приоткрыта. Этого хватило, чтобы Лешка увидел бархатный мешочек, на котором поблескивали крупные камни. Коган, нагнувшись, рассматривал их через лупу. Неожиданно он выпрямился, изменившись в лице.

– Откуда это у вас?

– Наследство, – ответил невидимый посетитель.

Коган еще раз осмотрел камни.

– Знаете, это вы зря ко мне пришли, понимаете ли вы меня? – пробормотал он, откладывая лупу. – Я такими вещами не занимаюсь. У меня с советской властью всегда все в порядке было.

Невидимка недовольно хмыкнул и прикрыл дверь в подсобку.

Казарин, почувствовав, что пришел не вовремя и теперь к тому же вынужден подглядывать, подошел к входной двери, осторожно взялся за ручку и потянул ее на себя. Колокольчик по-прежнему промолчал. Лешка вернул его на место и решил еще раз войти в магазин, обнаружив себя сразу. Он немного потоптался на улице, потом вновь распахнул дверь и тут же на пороге нос к носу столкнулся со странным человеком, выходившим от Когана. Этот субъект не был похож на обычных посетителей антикварной лавки ювелира: кремовое пальто, заграничная шляпа, лакированные ботинки. На руке – золотой перстень…

«Барон!» – пронеслось в Лешкиной голове. Он не мог сказать, почему так решил. Но именно таким Казарин и представлял Барона. Бриллианты только укрепили Лешкины подозрения. Тем временем незнакомец пропустил Лешку и зашагал по направлению к Волхонке.

Коган так и не появился из подсобного помещения. Он с кем-то очень оживленно говорил по телефону. Лешка услышал только последнюю фразу:

– … Говорю же, я собственными глазами их видел… Мое дело предупредить.

Выслушав молча ответ, Коган положил трубку и вышел из подсобки.

– Мой юный друг? – удивился ювелир при виде Казарина. – Давно ждете?

– Не очень…

Любопытство распирало Лешку до краев.

– Зиновий Ефимович, а что это за человек от вас сейчас вышел?

Коган внимательно посмотрел на Лешку:

– А чем это, любезный, он так вас заинтересовал?

Лешка помялся немного и выпалил:

– Это… Это не Барон?

– Барон?! – удивленно переспросил ювелир и приподнял очки на лоб. – Ну что же, смешно… А я как-то не подумал… Постой! А ты откуда про Барона знаешь?

– Слыхал, – уклончиво ответил Лешка.

Коган усмехнулся и нацепил вместо очков лупу-глазок на резинке.

– Барон! – презрительно фыркнул ювелир. – Развелось, понимаете ли вы меня, разной шушеры. Носят каждый божий день всякое… А что носят – сами не знают. – Коган нагнулся, вынул из-под прилавка небольшой кофр и начал раскладывать инструменты на прилавке. – Ладно, давай посмотрим, что ты принес…

Лешка растерянно пожал плечами:

– Да я так приходил. Просто…

Коган нахмурился.

– «Просто» – ходят за дверью. А у нас, понимаете ли вы меня, работа. Прощайте, милостивый государь.

Лешка стоял на набережной и смотрел на Москву-реку. Напротив высилась серая громада нового дома на бывшей Болотной площади, куда с недавних пор переехали многие их соседи по Кремлю. Казарину этот дом сразу не понравился. Напротив легкого, похожего на праздничный торт, Кремля Дом на набережной со своей кубической архитектурой выглядел мрачно и тяжеловесно.

Но сейчас Лешка думал совсем о другом. Он был разочарован: Коган так ничего и не рассказал про Барона. По-видимому, у ювелиров, как и у врачей, есть своя служебная тайна. Тем не менее Казарину понравилось, что Зиновий Ефимович оказался порядочным человеком: ведь не стал же он связываться с ворованными камнями. Что ж, в поисках Барона теперь оставалось надеяться только на себя. И Лешку это не пугало. Представлялась реальная возможность стать Шерлоком Холмсом и Эркюлем Пуаро в одном лице. Смущало лишь одно: пока у Казарина не было ни одной зацепки, за которую можно было бы ухватиться.

Звуки города отвлекли Лешку от его размышлений. Грохот трамвая, марш духового оркестра, крики извозчиков, обрывки чьих-то фраз не давали возможности сосредоточиться. Из открытого окна донесся женский крик: «Погаси свет! Я за тебя платить не буду! Нечего газету в уборной читать!»

Проза жизни шла по пятам. Казарин вздохнул и поплелся домой, в Кремль.

Глава 11

Следующий день был выходным. Приглашенный к Шапилиным на обед, Лешка, чтобы не идти с пустыми руками в гости, с утра забежал в кондитерский магазин на улице Горького. На прилавке лежали коробки шоколадных конфет «Деликатес», расфасованный в пакетики «Театральный набор», «Мессианские», «Карнавал», «Лилипут», шоколадные «бомбы» размером с бильярдный шар и с сюрпризом внутри. Остановив свой выбор на коробочке «Ровесник Октября», Казарин расплатился и через двадцать минут уже сидел за шахматной доской в кабинете Шапилина. Рядом с ним в кресле устроилась Татьяна. Петр Саввич спрятал за спиной две пешки.

– Правая, – указал Лешка.

Шапилин разжал ладонь с черной фигуркой.

– Повезло, я начинаю. Предлагаю е-два – е-четыре, – зевнув, предложил Петр Саввич и двинул пешку.

Лешка в ответ нестандартно двинул пешку от слона с Ц7 на Ц6.

– Ну, не волнуйся. Ты ведь книжку прочел? – покровительственно спросил Шапилин.

Лешка кивнул.

– Переходи.

– Не хочу.

Шапилин усмехнулся:

– Это сложный дебют. Не простой – тебе еще рано его играть.

– Ну и ладно.

Лешка взял яблоко из вазы и смачно впился в него зубами.

Петр Саввич хмыкнул и шагнул пешкой с Д 2 на Д 4. Лешка ответил пешкой Д 7-Д 5.

– Защита «Каро-Кана», – усмехнулся Шапилин. – Ну держись…

До шестого хода все развивалось по учебнику для начинающего шахматиста, и Петр Саввич снисходительно похлопал Алексея по плечу:

– Давай-давай, Ласкер… Не робей…

Они обменялись пешками в центре доски, и тут Петр Саввич сделал ход, которого ему не следовало бы делать.

– Слон Ц1-Ж5…

Это была небольшая неточность, приведшая в дальнейшем к фатальным последствием. В ответ на это Лешка прижал пешкой коня.

– Ну, брат, – высокомерно протянул Шапилин, – так ты без фигуры останешься. – Петр Саввич съел слоном Лешкиного коня и сочувственно вздохнул.

Алексей поднял брови:

– Вы уверены?

Шапилин только хмыкнул в ответ.

Алексей пешкой съел коня, на что Петр Саввич уверенно подтащил слона и Лешкина атака, казалось бы, захлебнулась. Однако далее произошло то, о чем Петр Саввич в дальнейшем старался не вспоминать. Через два хода Алексей пожертвовал ферзя, и Шапилину ничего не оставалось как его съесть. Произошел размен фигур, в результате которого у Алексея оказался лишний слон и проходная пешка, которая опять превращалась в ферзя.

Шапилин напрягся:

– Фу-ты черт, прозевал.

Лешка как ни в чем не бывало «съел» слона и опять откусил от яблока.

– Вы ошиблись пять ходов назад. Такую же ошибку допустил в одна тысяча девятьсот шестнадцатом году шахматист Шустер, который играл в городе Бремене с Карлосом.

– Что?! – Шапилин не верил своим ушам.

– Слона, говорю, не надо было двигать. Защита «Каро-Кана» играется не так.

Шапилин покраснел от злости.

– Ты что, гараж, будешь меня учить? Ты играть сначала научись!

Через пять минут ситуация стала для Петра Саввича угрожающей.

– Шах, – тихо сообщил Лешка.

Шапилин чесал затылок. Он сделал еще пару бессмысленных ходов.

– Извините, Петр Саввич, вам мат.

Шапилин долго глядел на доску, не желая признавать очевидного. В конце концов он развел руками и положил короля.

– Случайность… Но все равно, для первого раза ты сыграл блестяще.

– Спасибо.

– Давай еще одну.

Они заново расставили фигуры, и теперь играть белыми предстояло Лешке…

Через пятнадцать минут все повторилось. Шапилин вскочил и зашагал по комнате.

– Не понимаю! Такого не бывает! Как это у тебя получается?

Лешка молча пожал плечами.

– А может, ты врешь? Небось, с отцом с утра до вечера фигуры двигаешь, а мне голову морочишь?

Лешка отложил яблоко и встал с кресла.

– Ладно, ладно! Не кипятись! Но как?

– Да очень просто: я запомнил все комбинации, описанные в той книге, что вы мне дали. Вы играете комбинации в два-три хода, поэтому их легко просчитать.

– А сколько ходов ты сам просчитываешь?

– Может, пять, может, шесть. Я не задумывался…

Шапилин онемел от удивления. Он развел руками и вышел из кабинета.

Танька прыснула от смеха.

– Он что, обиделся? – виновато спросил Лешка.

Танька махнула рукой и сняла фантик с очередной конфеты.

– Папа вообще не обижается, – прожевав, ответила она, нахмурилась и строго посмотрела на Лешку.

– А вот я могу. Скажи-ка, где это ты шляешься по вечерам?

Теперь улыбаться настала Лешкина очередь.

– Ты что, ревнуешь?

– Еще чего! – возмутилась Танька. – Но все-таки?

Лешка решил не мучить подругу и рассказал ей историю о Бароне, не упустив подробностей про бриллианты и загадочного посетителя. Танька слушала затаив дыхание.

– Будем ловить! – резюмировала она Лешкину историю.

– Кого? – вздохнул Казарин.

– Ясно «кого»! Того – в кремовом пальто.