Текст книги "Колдовство королевы"

Брайан Наслунд
Колдовство королевы

Brian Naslund

SORCERY OF A QUEEN

Copyright © 2020 by Brian Naslund

© П. Александров, перевод, 2022

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2022

Издательство АЗБУКА®

* * *

Посвящается Джесс

Часть I

Безмятежность природы – иллюзия; обманка для неискушенного взгляда.

Эшлин Мальграв

1

Бершад

Терра, Море Душ

После охренительного фиаско в Незатопимой Гавани Бершад, Эшлин и Фельгор отправились на север, в Папирию.

Хороший мореход при попутном ветре проделал бы путешествие меньше чем за две недели, но ветер был встречный, а нескончаемые ливни и шквалы разодрали паруса в лоскуты. После двадцати семи дней плавания беглецы с трудом добрались до Надломленного полуострова – россыпи крошечных скалистых островков на полпути из Альмиры в Папирию.

На двадцать восьмые сутки погода улучшилась, и корабль прибавил ход. Впервые почти за месяц казалось, что удача склоняется на их сторону.

Наконец-то все вздохнули с облегчением. Бершад и Эшлин сидели на корме фрегата, разглядывая ночное небо, перечеркнутое истончающимся прерывистым косяком – последние стаи драконов летели на восток. Курносые дуболомы. Шипогорлые вердены. Громохвосты. Красноголовы. Гризелы. Высоко-высоко над ними парили серокрылые кочевники. Великий перелет подходил к концу. Приятно было сознавать, что все драконы найдут прибежище на дальнем берегу Моря Душ – в месте, которое отвоевали для них Бершад и Эшлин.

Пока Бершад вспоминал свои подвиги, в ожидании завтрака потягивая рисовое вино, пять красноголовов, оторвавшись от стаи, боевым клином устремились к кораблю.

Бершад выругался, вскочил и заметался по палубе в поисках оружия. Драконы с оглушительным рыком кружили над одиноким судном, устрашающе клацая челюстями в предвкушении поживы.

– Дайте мне копье!

– У нас нет копий, – буркнул капитан корабля, Джаку; это его матросы спасли Бершада и Эшлин после битвы в Незатопимой Гавани. – Есть только гарпуны для косаток. – Он махнул рукой на груду рыболовных принадлежностей.

Матросы на палубе сыпали папирийскими проклятиями и взводили арбалеты.

– Арбалетные болты только разозлят этих гадов, – прорычал Бершад, роясь в груде гарпунов, пока не выбрал один, хреново сбалансированный, но с таким острым наконечником, что им можно было резать стекло.

– Ты собираешься в одиночку убить пять красноголовов, альмирец? – спросил Джаку.

– Нет, – ответил Бершад. – Не в одиночку.

Он повернулся к Эшлин. Она уже разматывала драконью нить на запястье. Придурочный внутренний голос настаивал, чтобы Бершад побыстрее увел Эшлин в трюм, но эта самая Эшлин истребила два войска обрывком позвоночного волокна призрачного мотылька. Так что сейчас единственной надеждой на спасение был не Бершад, а именно Эшлин.

– Мы с Сайласом разберемся с драконами, – сказала она. – Все остальные марш в трюм.

Папирийских моряков дважды просить не пришлось. Джаку тоже не стал возражать и быстренько спустился. Фельгор, Хайден и остальные папирийские вдовы остались на палубе. Они дали клятву защищать Эшлин от любой опасности, включая драконов.

– Вы мне ничем не поможете, – сказала Эшлин Хайден. – Будете путаться под ногами и наверняка пострадаете. Ступайте.

Хайден замялась, но вдовы всегда отличались прагматичностью, а к тому же Эшлин была права. Хайден коротко кивнула и вместе со своими сестрами по оружию направилась следом за моряками.

Фельгор пожал плечами:

– Ну, раз уж вдовы рванули в укрытие, то и я не стану почем зря похваляться смелостью. – Он бросился к люку, ведущему в трюм, выкрикнув на ходу: – Постарайтесь не погибнуть!

Бершад оглядел небо. Красноголовы все быстрее и быстрее закладывали круги над кораблем, с каждым заходом сужая витки. Только драконы этого вида охотились подобным образом и никогда не меняли своего поведения.

– Сейчас два дракона отделятся от стаи и нападут с противоположных сторон, – сказал Бершад.

– Знаю, – ответила Эшлин. – Ты какую сторону возьмешь?

– Ту, с которой подлетит дракон поменьше, королева-ведьма, – заявил Бершад.

– Не смей меня так называть! – Она резко рванула нить, зажатую в кулаке; заискрили разряды молнии, которую Эшлин ловко сгребла в ладонь и приготовилась метнуть, как увесистый речной голыш.

Бершад сунул в рот последние комочки божьего мха – остатки запасов, сделанных в Незатопимой Гавани, – и быстро проглотил. Желудок наполнился жаром, а мышцы привычно налились неодолимой силой.

Два дракона разорвали круг. Самки. Громадные.

– Отлично, – пробормотал Бершад и отступил к правому борту.

Эшлин шагнула в противоположном направлении, воздев обвитую молниями руку.

Бершад стал напротив одной из самок красноголова. Она была в два раза больше той, которую он убил под Аргелем, – огромные распростертые крылья, бьющий по воздуху длинный хвост. Дракониха устремила на Бершада взгляд горящих глаз. Бершад ответил ей тем же и покрепче сжал древко гарпуна, выжидая, пока самка не приблизится на сотню локтей.

– Давай! – выкрикнул он и швырнул гарпун.

Эшлин метнула молнию. Гарпун вроде бы тоже попал, только непонятно, куда именно. Дракониха пронеслась над головой Бершада. Мелькнула чешуя, просвистел порыв ветра. Раздался пронзительный визг, что-то громыхнуло, и Бершаду достался резкий удар по затылку. Драконьер ничком грохнулся на палубу. Глаза застил белый высверк.

В падении Бершад сломал себе челюсть и нос, а еще, судя по невыносимой боли, заработал трещину в черепе. Впрочем, божий мох помог телу залечить увечья. Бершад поспешно вправил челюсть, пока кости не срослись криво. Зрение понемногу возвращалось, и он с усилием поднялся на ноги. Эшлин, целая и невредимая, по-прежнему стояла на месте. Оглядывалась. Половину корабельной мачты снесло, оба красноголова оказались в воде. У головы драконихи, которую загарпунил Бершад, расплывалось багровое пятно. Дракониха, сбитая Эшлин, покачивалась на воде брюхом вверх, как дохлая рыбина.

Бершад хмыкнул, ощупывая затягивающуюся трещину в черепе:

– Для начала неплохо.

– Еще бы. Если не считать сломанной мачты и трех оставшихся красноголовов. – Дымящимся пальцем Эшлин указала на драконов, которые закладывали дугу слева; их костяные макушки алели под яркими лучами полуденного солнца. – Они вот-вот нападут.

– Ага.

Бершад вытянул еще один гарпун из груды на палубе. Оставалось только надеяться, что им еще раз повезет.

Красноголовы были не только жестоки, но и очень умны. Увидев, какая судьба постигла двух охотниц, драконы сменили тактику – решили напасть сразу с трех сторон, держась на большом расстоянии друг от друга.

– Фигово, – сказал Бершад, пытаясь сообразить, в какого из драконов лучше метнуть гарпун.

– Ты подбей одного, – сказала Эшлин, снова дернув нить в кулаке, чтобы создать очередной разряд. – Я могу расщепить молнию и ударить сразу в двоих. Наверное.

– Наверное?

– Теоретически такое возможно. Главное – поддерживать равновесие и… Ох, погоди… что за хрень?!

Треск и шипение электрических разрядов затихли.

Бершад обернулся к Эшлин. Ее руку обвивал дым. Эшлин еще раз рванула нить, посыпались искры, но никаких молний не возникло.

Бершад перевел взгляд на ближайшую дракониху, стремительно рассекавшую небеса. Вроде как и справедливо, что он, сознательно уничтоживший десятки драконов, погибнет в море от случайного нападения ящеров. Жаль только, что вместе с ним в последний путь отправится и Эшлин.

Красноголов выпустил когти, раззявил устрашающую пасть.

Бершад встал рядом с Эшлин, взял ее за руку:

– Я люблю тебя, Эш. Всегда любил.

Гигантская тень накрыла палубу. Красноголов рухнул в море.

Краем глаза заметив дымчато-серую шкуру, Бершад запоздало сообразил, что над кораблем пронесся серокрылый кочевник. Самка невероятных размеров.

С громким раскатистым ревом она начала драть красноголова когтями, разбрызгивая над волнами кровь и ошметки внутренностей. Размах ее крыльев был так велик, что в сравнении с ней красноголов казался хилой болотной ящерицей. Два оставшихся красноголова, позабыв о нападении, порскнули в разные стороны, как перепуганные кролики.

Бершад не выпускал из рук гарпуна, опасаясь, что серокрылая кочевница нападет и на корабль, но дракониха просто-напросто подцепила когтями половину туши красноголова и улетела с ней к ближайшему острову, в нескольких сотнях локтей от корабля, где бросила добычу на берег, жадно вгрызлась в нее и начала жевать. Громадные челюсти окрасились кровью. Эшлин, будто зачарованная, молча наблюдала за драконихой. Из трюма на палубу потянулись моряки и остальные путники.

– Что стряслось? – спросил Фельгор.

Бершад пожал плечами:

– Самка серокрылого кочевника загрызла красноголова.

– Она тебе чем-то обязана, что ли? – поинтересовался Фельгор.

– Нет, тут что-то другое, – ответил Бершад.

Все смотрели, как кочевник расправляется с добычей. Наевшись, дракониха обернулась и пристально посмотрела на корабль сияющими голубыми глазами, а потом расправила огромные крылья и за несколько взмахов поднялась высоко в небо. С дымчато-серого брюха стекала морская вода, смешанная с кровью. В сотнях локтей над кораблем дракониха поймала восходящий поток воздуха и по широкой спирали устремилась ввысь, посверкивая в разрывах облаков, пока не стала размером с монетку.

– Я и не знал, что бывают такие громадные драконы, – сказал Джаку, прикрыв рукой глаза от солнца.

– И я тоже, – кивнул Бершад, не сводя глаз с драконихи; за свою жизнь он повидал немало летучих ящеров, но до размера этой драконихи остальным было далеко.

Течение уносило корабль на северо-восток, однако серокрылая кочевница упрямо следовала за ним.

– Похоже, она не собирается с нами прощаться.

– И что теперь делать? – спросил Фельгор.

– А ничего, – ответил Бершад. – Главное, чтобы она не решила к нам спуститься.

– Меня больше беспокоит не дракон, а то, как мы продолжим плавание, – сказала Эшлин.

– Да, с этим придется разбираться. – Джаку кивнул на обломанную мачту. – Для начала хорошо бы придумать, как соорудить новую.

Эшлин указала на близлежащий остров, где высились стройные кедры:

– Нам туда.

– Точно, – согласился Джаку и сказал матросам: – Ребята, сейчас мы с вами поплотничаем. Доставайте-ка пилы и топоры.

Одиннадцать дней они плыли на север, лавируя между островками Надломленного полуострова.

Погода оставалась ясной, но корабль по-прежнему шел медленно. Теперь, когда поставили новую мачту, а шторма и драконы остались позади, возникла новая опасность: флот Линкона Поммола мог обнаружить беглецов.

Трижды они замечали папирийские фрегаты под флагом с черепахой – эмблемой Линкона, – патрулирующие побережье Альмиры. Линкон Поммол считал, что Эшлин погибла, поэтому использовал захваченные корабли для устрашения мелких баронов Атласского побережья. Чтобы не нарваться на неприятности, беглецам пришлось углубиться в хаос Надломленного полуострова. Так называемый полуостров на самом деле был архипелагом: мелкие островки, соединенные сетью извилистых узких проливов, где стремительное течение грозило разбить судно об острые подводные камни или выбросить на мель. Если путники заплывали слишком далеко в лабиринт внутренних островов, то потом тратили несколько дней, чтобы выбраться в открытое море.

Самка серокрылого кочевника все время кружила над ними. Не опускалась на землю. Не меняла курса.

– Интересно, и сколько он будет вот так летать? Ну, без отдыха? – спросил Фельгор, разглядывая серебристо-серого дракона.

– Я же тебе говорила, это не он, а она, – откликнулась Эшлин, сидя на корме и угольком набрасывая очертания драконихи на обрывке парусины. – Из всех драконов Терры кочевники совершают самые длинные перелеты и могут оставаться в воздухе целый месяц.

– А вдруг она проголодается? – не унимался Фельгор.

– Не волнуйся, – сказал Бершад, – если и проголодается, то не скоро. Она сожрала половину туши красноголова.

Он не понимал, каким образом чувствует сытость драконихи. Серокрылая кочевница с туго набитым брюхом кружила в небе, а нутро Бершада ощущало эту тяжесть.

– Дракон следует за нами по всему Надломленному полуострову, как мальчишка-оборванец за тележкой с сосисками, надеясь поживиться лакомым кусочком. По-твоему, это нормально? – спросил Фельгор.

Эшлин отложила уголек и потянулась, разминая затекшие обнаженные плечи, что тут же привлекло внимание папирийских моряков. Битва в Незатопимой Гавани оставила на коже Эшлин темно-синие шрамы, зубчатыми зигзагами тянувшиеся по кровеносным сосудам, начиная с правого запястья, по всей руке и по груди.

– Нет, это очень необычно, – сказала она.

Бершад поднес руку ко лбу, защищая глаза от яркого солнечного света, и тоже взглянул на дракониху. Она парила на потоке восточного ветра, широко раскинув крылья, так что перепонки сверкали под лучами полуденного солнца.

– В последнее время ничего обычного вообще не происходит, – сказал Бершад.

По правде говоря, он не воспринимал постоянное присутствие серокрылой кочевницы как что-то странное. Куда удивительнее было то, что ему совершенно не досаждал зуд в костях, который еще недавно возникал при приближении любого дракона. Вместо этого кровь в жилах драконьера и драконихи словно бы пульсировала в унисон, и эта объединяющая связь была очень прочной: Бершад чувствовал какой-то едва уловимый толчок всякий раз, когда серокрылая кочевница взлетала повыше, опускалась к морю, отлетала подальше или приближалась.

Бершад не мог объяснить, почему это происходит. Однако же он давно привык к тому, что с ним случаются необъяснимые вещи, и оставлял без внимания скрытый в них смысл.

– Уж не знаю, обычно оно или нет, но дракониха распугала всю рыбу. – Капитан Джаку закрепил штурвал потертой кожаной веревкой и подошел к Бершаду. – Тут всегда ловились тунец и марлин, легче легкого. Цапле и то сложнее таскать лягушек из пруда. А из-за этой драконихи вся рыба улепетнула куда подальше. Похоже, придется до самого дома глодать сухари.

– А долго нам еще? – спросил Фельгор, почесывая ухо. – Потому что эти ваши сухари нарушают нормальную работу кишечника. Я уж и не помню, когда в последний раз толком просрался.

Джаку сплюнул за борт.

– Если мы и дальше будем шастать по этому Поломанному Сральнику, а ваш черепаший барон будет нам жопу щекотать, то еще месяц проваландаемся, не меньше.

– Целый месяц? – протянул Фельгор. – Значит, я больше никогда в жизни не просрусь, спаси и сохрани меня Этернита! Между прочим, запор очень вреден для здоровья. У меня был приятель в Бурз-аль-дуне, так он однажды стащил на причале здоровенный ящик хурмы и трескал ее каждый день, пока всю не сожрал. А потом три недели посрать не мог, так что угодил в…

– О боги, Фельгор, будет тебе рыба! – не выдержал Бершад. – Только заткнись.

Он посмотрел на дракониху. Конечно же, днем она распугивает рыбьи стаи – все живые существа, даже подводные обитатели, знали, как опасны днем небеса Терры, – а вот ночью другое дело.

– Я тебе ночью рыбы наловлю, – пообещал Бершад.

– А раньше бывало, что дракон за тобой следовал? – спросила Эшлин, когда они с Бершадом спустились в каюту.

– Ну, пару лет назад я промазал, охотясь на дуболома, так он меня пятнадцать лиг по болотам гонял, пока не надоело. Успокоился только через сутки, тогда я его и убил.

– Не валяй дурака. Я имею в виду вовсе не твои драконьерские промахи.

– Нет, раньше такого не бывало, – со вздохом признался он. – Это что-то новенькое.

Эшлин погрузилась в размышления.

– Все твои раны быстро затягиваются. Дракон от тебя не отстает. Всему этому должно быть какое-то объяснение.

– Ага. Я – демон хренов.

– Ха-ха, очень смешно. Озирис Вард об этом упоминал?

Бершад помотал головой:

– Не-а. Но этот старый псих в детали особо не вдавался.

После побега из Незатопимой Гавани Бершад рассказал Эшлин об Озирисе Варде и о хирургических опытах в подземелье, однако скрыл предостережение Варда о том, что сила в крови в конце концов приведет к смерти Бершада. Говорить об этом он вообще не собирался. Бершад настолько привык к смертным приговорам, что еще один его совершенно не беспокоил.

Эшлин окинула его проницательным взглядом:

– Ты от меня что-то скрываешь, Сайлас.

– Ничего подобного.

– Врешь.

Бершад пожал плечами. Он хранил свою тайну из глупого упрямства, а еще потому, что хорошо знал Эшлин. Если сказать ей, что он обречен, то она начнет искать, как ему помочь, невзирая на то, куда ее это заведет. Бершада не беспокоила дракониха в небесах, он чувствовал, что она не станет нападать. Ему хотелось провести оставшееся ему время в тишине и покое. Поселиться на каком-нибудь из необитаемых островов Папирийского архипелага, где их с Эшлин никто не потревожит. В жизни ему почти не выпадало покоя. Поэтому он и мечтал спокойно прожить хотя бы неделю, месяц или год, сколько бы там ни было ему отпущено, главное, чтобы Эшлин была рядом.

– Ты же понимаешь, что в конце концов я все разузнаю, – добавила Эшлин в ответ на его молчание.

– Может быть. А может, в мире есть и кое-что непознаваемое, королева-ведьма.

– Не смей меня так называть!

– А не то что мне будет?

– Вот то и будет… – с притворной угрозой в голосе пообещала Эшлин.

Она пересекла каюту, ухватила Бершада за горло и заставила его опуститься на колени.

После того как Эшлин уснула, Бершад тихонько соскользнул с узкой койки в каюте и вышел на палубу. Вдохнул соленый ночной воздух и приветливо кивнул вахтенному – бедняга забился в крохотную каморку штурмана и крепко, будто возлюбленную, прижимал к себе арбалет.

Чтобы не лишать вахтенного надежды, пусть даже и обманчивой, Бершад не стал напоминать, что стрелять в серокрылого кочевника из арбалета – все равно что тыкать зубочисткой в воина, облаченного в боевые доспехи.

В груде рыболовных принадлежностей на палубе он отыскал моток прочной бечевки и большой серебристый крюк, потом нацепил на крюк селедку посвежее – далеко не первой свежести – и прошел на корму.

Там он зашвырнул насаженный крюк за борт, и кильватерная струя поволокла бечевку вслед за кораблем. После побега из Незатопимой Гавани беглецы проводили в ожидании долгие часы и даже дни, то скрываясь от погони в рощах, то прячась от проходящих кораблей за скалистыми утесами, но все это время Бершад никогда не оставался в полном одиночестве. Он либо убредал в каюту к Эшлин, либо сражался с драконами, либо сидел на палубе, слушая нескончаемую болтовню Фельгора, а все остальные краем глаза следили за кружащей в небе драконихой.

Сейчас он наслаждался уединением. Ему невольно вспомнились события прошедшего года: переход через Вепрев хребет, гибель Роуэна и Альфонсо в Таггарстане, убийство императора Баларии, жуткие пытки под ножом безумного мерзавца Озириса Варда. Возвращение в Незатопимую Гавань. Невероятные поступки, совершенные Эшлин ради того, чтобы выжить.

Туманная пелена скрыла звезды, не позволяя Бершаду разглядеть в ночном небе силуэт драконихи. Но он знал, что она там. Он ощущал ее присутствие.

Спустя час бечевка в руках Бершада дрогнула и резко натянулась.

Он быстро обмотал ее вокруг локтя, напрягся, чтобы не упасть за борт от внезапного рывка, а потом начал не торопясь подтягивать добычу. Бечевка глубоко впилась в руку, но он радовался боли, потому что она заставляла его сосредоточиться. Когда борешься с огромной рыбиной, способной уволочь тебя в море, нет времени беспокоиться о про́клятой крови, назойливых драконах, потерянных королевствах или колдовских нитях. Бершаду это было по душе.

Минут через десять он вытащил на палубу красноперого тунца размером с жеребенка. Ощущая под пальцами сумасшедшее биение рыбьего сердца, он снял с пояса нож и убил рыбину ловким ударом в голову.

Запахи рыбы и крови ощущались резко, гораздо сильнее, чем обычно. Бершад с какой-то звериной жестокостью склонился над тунцом, срезал увесистый шматок с рыбьего бока и впился зубами в кровоточащую, солоноватую плоть.

Подгоняемый первобытным инстинктом и голодом, он наелся до отвала. Утер кровь с губ, посмотрел на огромную тушу – ее хватило бы, чтобы накормить всю команду корабля, и больше чем достаточно, чтобы прочистить кишечник Фельгора. А серокрылая кочевница сожрала красноголова уже несколько недель назад и с тех пор ничего не ела. Бершад не знал, почему она следует за ним, но чувствовал себя в ответе за нее. Он оглянулся. Вахтенный все еще подремывал в своей каморке и не видел улова.

Бершад высвободил крюк из рыбьей пасти и столкнул тунца в море.

Поначалу ничего не происходило. Рыбья туша, сверкая чешуей, легонько покачивалась на волнах. Бершад пожалел, что так легко расстался с добычей, но тут над водой мелькнула серая тень, подхватила тунца и снова скрылась в тумане.

Бершад почувствовал, как дракониха перекусила рыбину пополам, проглотила сначала голову, а потом и остаток туши. Солоноватая плоть теперь покоилась и в желудке Бершада, и в брюхе драконихи. Бершад кивнул и направился к носу корабля.

– Я слышал какой-то шум, – сказал вахтенный. – Ты что-нибудь поймал?

– Ага. Вот только рыба сорвалась с крючка.

В каюте Бершад отыскал склянку с Багряной Башней, растер комочки мха по ладоням, до крови изрезанным бечевкой, и перемотал их чистыми бинтами. К утру раны затянутся. Бершад улегся на койку, скользнул под грубую дерюгу и прижался к теплому телу Эшлин, сосредоточившись на биении ее сердца, но все равно ощущал присутствие драконихи в небе.

Прежде чем уснуть, он подумал, что, наверное, они наконец-то оторвались от рыскающих вдоль побережья кораблей Линкона Поммола и что теперь, когда завершился Великий перелет, можно мирно и спокойно доплыть под ясными небесами до самой Папирии.

Он ошибся и в том и в другом.