Текст книги "Ярость демона"

12. Джолан

Дайновая пуща

После долгих недель, проведенных в крепости Заповедного Дола, Джолану нравилось в джунглях даже в те дни, когда дождь лил по девять часов подряд. В кронах деревьев перекрикивались туканы и мартышки. Почти на каждом дайне росли неизвестные цветы. Для Джолана тут был настоящий рай.

Все ушли вперед, устраиваться на стоянку, а Джолан приотстал и начал собирать съедобные грибы, которые встречались в джунглях гораздо реже, чем ядовитые. Он негромко напевал себе под нос, укладывая грибы в котомку.

– Ты тут развлекаешься?

Вздрогнув от неожиданности, Джолан обернулся. Из кустов вышел Сайлас Бершад с перемазанной кровью бородой и пучком безголовых змей в руке.

– Мне нравится в джунглях.

– Мне тоже, – кивнул Бершад.

– Ты им головы пооткусывал? – спросил Джолан, указывая на змей.

– Пооткусывал и съел.

– Зачем? Они же ядовитые.

Бершад пожал плечами:

– Яд на меня не действует, а остальным достанется побольше мяса.

Они прошли мимо каравана ослов, чьи вымокшие под дождем спины поблескивали в неярком вечернем свете, как вода в извилистой реке. Джолан заметил, что все ослики дружелюбно обнюхивали Бершада и радостно прядали ушами, хотя он к ним никогда не прикасался.

Бойцы уже расстелили скатки под раскидистыми дайнами и набрали себе подножного корма – насекомых, грызунов и орехи. Тем, у кого еды не было, Бершад предлагал змей, а Джолан раздал всем грибы.

Потом Джолан осмотрел ранения и увечья у воинов. Один боец решил идти босиком, по примеру Бершада, но в кровь ободрал себе ступни. Джолан смешал для него целебную мазь, а Бершад велел не дурить и ходить обутым.

Наконец они отыскали Эшлин. Она, завернувшись в желтое пончо, сидела у костра вместе с Керриган, Симеоном, Голлом и Фельгором. На огне булькало варево, но в котле плавали только перистые листья чертополоха.

– Эй, Безупречный! – крикнул Голл. – Ты нам жратвы не принес?

Бершад швырнул ему последнюю змею, длиной в локоть. Мяса в ней было прилично.

– Сойдет, – заявил Голл и повернулся к Джолану. – А ты, алхимик, еще не научился превращать воду в какой-нибудь серьезный напиток?

Он постоянно предлагал огромное количество золота, если Джолан сможет превратить воду в данфарский ром.

– Я же тебе объяснял, алхимия такому не учит, – вздохнул Джолан. – И вообще, таких алхимиков не бывает.

Голл с подозрением прищурился:

– Я своими глазами видел, как алхимики вызывают монстров из-под земли и выращивают волшебные грибы величиной с деревья. Если такие чудеса возможны, то почему ты не можешь наколдовать мне выпивку?

– Потому что этого никто не может. Колдовства не бывает.

– Гм, по-моему, ты сговорился с Эшлин. Вы просто хотите лишить меня рома.

Голл разделал змею, нарезал мясо на куски и швырнул в котел. Фельгор достал мешочек соли, бросил в воду щедрую щепоть и размешал.

– Откуда у тебя соль? – спросила Эшлин.

– Да все оттуда же. Выиграл в кости.

– Знаешь, Фельгор, в один прекрасный день воины поймут, что ты жульничаешь, – сказал Бершад.

– Но не сегодня. Зато нам это на пользу.

Керриган скривилась, глядя на котел со змеиной похлебкой:

– В Душебродовом Утесе я завтракала яичницей из драконьих яиц, а на ужин ела сочные отбивные – свиней кормили отборными данфарскими желудями. Вот было времечко!

Симеон хмыкнул:

– Ну, если ты собираешься сокрушаться о давних трапезах, я с удовольствием съем твою порцию змеятины.

– Фигушки! Просто воспоминания улучают вкус любого ужина.

Пока похлебка варилась, Эшлин достала из котомки магнит и проделала кое-какие упражнения, поднимая и опуская его на разную высоту. Кольца на руке зажужжали и медленно завертелись.

– Королева-ведьма, а объясни-ка мне, как действует твоя колдовская рука, – сказала Керриган, разглядывая магнит, покачивавшийся в воздухе, будто поплавок на поверхности озера.

– А что, колдовство тебя больше не устраивает? – спросила Эшлин.

– Не устраивает, – кивнула Керриган. – Только не отговаривайся, мол, там все очень сложно, математические принципы и прочая хрень. Я в одиночку создала экономику целого пиратского острова и сотрудничала с сотнями самых что ни на есть законных бирж во всей Терре, так что уж механику летающего камешка как-нибудь уясню.

Эшлин посмотрела на нее:

– Ладно. Ты понимаешь, что такое магнит?

– Да, конечно. На острове Призрачных Мотыльков были такие серые камни. Некоторые притягивались друг к другу, некоторые отталкивали друг друга.

– Верно. В естественном состоянии магниты так и взаимодействуют – притягивают или отталкивают друг друга. – Эшлин подняла руку, показывая Керриган вращающиеся кольца. – А здесь – сложное взаимодействие.

– Как это?

– В каждое кольцо вставлены десятки магнитов. Их положение обуславливает различное взаимодействие с этим вот камешком. Все основано на тех же принципах притяжения и отталкивания, только под сотней различных углов и с различной силой. Управляя этим взаимодействием, я могу заставить камешек двигаться в любом направлении.

Кольца на руке Эшлин завертелись чуть быстрее, магнит поднялся выше, а потом запорхал над огнем, как мотылек-самоубийца.

– Значит, обрывок драконьей нити, вплавленный в твое тело, подпитывает энергию колец? – уточнила Керриган.

– Да.

– А это больно?

Эшлин остановила кольца, и магнит упал в подставленную ладонь.

– К боли привыкаешь.

Керриган кивнула и умолкла.

Фельгор помешал варево в котле, попробовал и заявил:

– Готово.

Каждому из шестерых досталось всего по нескольку ложек, да и то потому, что Бершад есть отказался.

– Ты опять наелся змеиных голов? – спросила Эшлин.

– Они очень сытные. Теперь я могу обходиться без еды два или три дня.

– Они очень ядовитые, – сказала Эшлин. – Значит, два или три дня к твоему рту прикасаться нельзя.

– Глупости, – возразил Бершад. – Я на ночь его хорошенько прополощу. Нельзя же лишать королеву удовольствия.

– Фу-у-у, герои-любовники, – протянул Фельгор, почесывая воспаленную шею. – Между прочим, не всем приятно смотреть, как вы тут милуетесь.

– В чем дело, баларин? – спросила Керриган. – Неужели по борделю соскучился?

– Да, очень. – Фельгор задрал голову и посмотрел на ветви дайна, по которым прыгали мартышки. – Все-таки жизнь в джунглях – это не мое.

– А зачем ты тогда с нами увязался? – спросил Бершад.

Фельгор укоризненно посмотрел на него:

– Сайлас Бершад, как ты можешь такое говорить после всего, что нам с тобой довелось пережить? Твои слова ранят меня в самое сердце.

– Сочувствую.

Фельгор встал и потянулся, хрустнув позвонками:

– Извините, друзья, но у меня есть срочное, сугубо личное дело. Сайлас, где в этих джунглях можно безопасно посрать?

Бершад махнул рукой влево:

– Иди туда, шагов на пятьдесят, не дальше.

– Почему не дальше?

– Тебе лучше не знать.

Недовольно ворча себе под нос, Фельгор скрылся в зарослях.

– А что там такое? – спросила Эшлин.

– Ничего опасного. Гнездо тукана с птенцами. Я боюсь, что Фельгор распердится и перепугает малюток.

Симеон выругался по-скожитски.

– Тьфу ты, на острове Призрачных Мотыльков я думал, что ты настоящий убийца. Даже зауважал. Поэтому и пошел воевать на твоей стороне. Ну, еще и потому, что здесь можно убивать галамарцев. Решил, что большая честь воевать бок о бок с таким жестокосердым мерзавцем.

– И что? – спросил Бершад.

– А то, что чем больше ты нянькаешься с птенчиками и ведешь задушевные беседы с драконами, тем больше я в тебе разочаровываюсь.

Бершад пожал плечами:

– Ты же сам нянькаешься с Кочаном.

Лицо Симеона посуровело.

– С Кочаном я не нянькаюсь. За этим дурнем нужен глаз да глаз, иначе его прибьют. Он даже уши свои не смог сохранить.

– Кстати, о драконах. Где твоя серокрылая приятельница? – спросила Керриган. – Разумеется, я ее побаиваюсь, но не хочу соваться в логово дуболомов без ее прикрытия.

– Не волнуйся, она здесь, поблизости.

– Керриган все время только и делает, что волнуется, – сказал Симеон.

– Отвянь! Не волнуются только глупцы, которые не в состоянии представить себе все возможные последствия своих поступков.

– Я очень хорошо представляю себе последствия своих поступков, – заявил Симеон. – Просто мне это без разницы.

Ответить Керриган не успела, потому что из кустов вышел Фельгор, подтянул штаны, уселся на свое место, подкинул хвороста в огонь и спросил:

– Симеон, слушай, а как ты снимаешь свой доспех?

– Я его никогда не снимаю, – ответил Симеон, поглаживая чешуйки на наруче. – Касамир поставил мне такое условие.

– Но если ты его не снимаешь, то как же ты срешь? – не унимался Фельгор.

Все с любопытством уставились на Симеона.

– По правде сказать, мне это тоже очень интересно, – добавила Керриган.

Симеон замялся, цыкнул зубом и сплюнул в костер.

– Там есть особое устройство, – наконец сказал он.

– Устройство?! – удивился Фельгор. – А какое…

– Сложное! – оборвал его Симеон и вскочил. – И вообще, это мое личное дело. Отстаньте уже от меня со своими вопросами!

Он скрылся в джунглях. Все притихли. Как обычно, Фельгор первым нарушил молчание:

– Видно, пошел прочищать устройство.

Все расхохотались и возобновили разговоры у костра. Фельгор рассказал байку о том, как вскрыл баларский замок куриной косточкой. Джолан слышал эту историю уже много раз, но притворился, что узнал об этом впервые.

В этой компании он все еще чувствовал себя посторонним. Все остальные пережили много совместных приключений, а Джолан только работал с Эшлин в Зеленом Доле, помогал ей разбираться во взаимодействии магнитов. Однако же ему очень нравилось проводить время с новыми знакомцами – все это очень напоминало путешествие к Черному Утесу с отрядом Камберленда. Вот только потом все испортилось.

Наконец все начали укладываться спать. Фельгор завернулся в одеяло у костра и негромко бормотал что-то себе под нос, опасаясь, что его закусают муравьи и мошкара. Бершад и Эшлин отошли подальше, явно намереваясь опытным путем выяснить, насколько ядовито дыхание Бершада. Голл отправился искать выпивку.

У костра остались только Джолан и Керриган.

Помолчав, она спросила:

– Что за муха укусила этого вечно недовольного воина в черной маске, как его там… Оромир? Это он из-за тебя?

Джолан удивленно взглянул на нее:

– А что, об этом говорят?

– Нет. Но когда вы рядом, он так холодно на тебя смотрит, что все вокруг просто замерзает. Вот мне и стало интересно, с чего бы это он.

– Не имеет значения.

– Завтра мы все пойдем в логово злобных драконов, нам всем придется полагаться только друг на друга, так что, по-моему, это имеет значение, и еще как.

Он вздохнул:

– Прошлой осенью я путешествовал с его отрядом. Только все очень плохо закончилось. Погиб человек, перед которым Оромир преклонялся, и теперь винит в его смерти меня.

– И ты себя в этом винишь?

– Да, – потупившись, признался Джолан.

Керриган понимающе кивнула:

– Видишь ли, обвинений всегда хватает, только пользы от них никакой. Вот, например, в моем последнем плавании сотни людей погибли. Конечно же, в этом непосредственно виноваты баларские неболёты, которые нас разбомбили. Но умный человек будет винить не только их, а посмотрит шире. Обвинит мерзавца, который развязал эту войну. Проблема в том, что тут не совсем понятно, кого винить. Может, генерала Актуса Шипа. Однако его роль во всем этом неясна, а вдобавок его убили, так что с него уже не спросишь. Может, виноват безумный старикашка, который построил эти неболёты? Это уже лучше. Если бы не было неболётов, мои люди бы не погибли. Но дело еще и в том, что, если бы не я, они не отправились бы в это проклятое плавание. Ведь они встретились со мной лишь потому, что я основала Душебродов Утес. А если бы я не основала Душебродов Утес, то всех их давным-давно сожрали бы драконы из-за того, что в Терре существуют дурацкие законы об изгнании и драконьерах. – Она подалась вперед и постучала себя по виску. – Понимаешь, о чем я?

– О том, что никто не виноват?

– О том, что виноваты все.

Джолан встретился с ней взглядом:

– И такая логика тебе помогает?

Керриган поморщилась:

– Нет, не особо.

– И мне тоже.

Джолан не собирался идти к Оромиру, но каким-то образом оказался на стоянке его отряда, устроенной в стороне от остального воинства.

Бойцы Оромира украшали свои шатры костями убитых Змиерубов. Так поступали многие воины-ягуары, но мало кто мог похвастать таким внушительным числом боевых трофеев. Ребра, берцовые кости и черепа убитых наемников перестукивались на ветру. Джолан подошел к шатру в центре стоянки, украшенному пятью черепами.

Рядом с шатром стреноженная лошадь Оромира щипала траву.

Джолан медлил. Он вообще не знал, что сказать. Может, лучше уйти. Глупо все это. Внезапно из шатра вышел человек.

Не Оромир.

Воину было лет тридцать; в длинных черных волосах сверкали кольца, густая борода маслянисто поблескивала в лунном свете. Толстыми мозолистыми пальцами он затягивал пояс штанов.

– Ты что, смерти ищешь, малец? – спросил он, выговаривая слова на манер обитателей Дайновой Пущи.

– Я… Ох, извини…

– В чем дело, Кес? – спросил Оромир из шатра.

– Тут какой-то малец бродит. – Кес вгляделся в Джолана. – А, это вроде бы наш лекарь, тот, который хвостом за королевой таскается.

Оромир фыркнул:

– Он зла не причинит. Пусть войдет.

Кес пожал плечами и зашагал мимо Джолана.

В шатре пахло пивом и потом. Оромир сидел на скатке в углу – совершенно голый, в обнимку с глиняным кувшином.

Снаружи снова начался дождь.

– Судя по всему, Кес – хороший человек, – сказал Джолан.

– Зачем ты пришел?

– Поговорить.

Оромир пожал плечами:

– Ну, говори.

Джолан посмотрел на Оромира. Раны, полученные в битве у Фаллонова Гнезда, заштопали грубо и небрежно, из-за чего лицо выглядело устрашающе.

– А если б ты ко мне обратился, – сказал Джолан, дотрагиваясь до своей щеки, – шрамы были бы незаметнее.

Оромир поморщился и отпил из кувшина.

– От шрамов не умирают.

– Верно. – Джолан сглотнул и уселся на пол. – Виллем говорит, что ты по-прежнему ищешь Гаррета.

– Я буду искать мерзавца до тех пор, пока не отправлю его в последнее плавание. Или сам туда не отправлюсь.

– Ты знаешь, где он?

Оромир скривился:

– Ты пришел поговорить о Гаррете?

– Нет. – Джолан замялся. – После гибели Камберленда мы с тобой не общались. Мне захотелось узнать, как ты.

– У меня все великолепно. О такой жизни я и мечтал.

Внезапно Джолан разозлился.

– Что ж, живи как хочешь. – Он вскочил. – Топи свое горе в выпивке, если тебе так больше нравится. Извини, что помешал. И завтра постарайся уцелеть в логове дуболомов.

Джолан направился к выходу из шатра.

– Погоди, – со вздохом сказал Оромир. – Пережди дождь, до вашей стоянки далеко. Хочешь выпить?

Он отыскал глиняную кружку и налил в нее какой-то едко пахнущий и явно очень крепкий самогон.

– Где это вы такое зелье варите? – спросил Джолан после первого же глотка.

– Тебе лучше не знать.

Джолан пожал плечами и отпил еще.

– А тебе как живется в помощниках у королевы-ведьмы? – спросил Оромир.

– Мы пытаемся разобраться в устройствах Варда, но… в общем пока все наши старания безуспешны.

– Кес говорит, что вы общаетесь с демонами. Трахаетесь с ними, чтобы усилить свои колдовские чары.

– Я каждый день по восемнадцать часов решаю всякие математические уравнения, чтобы улучшить магнитную ориентацию опытных моделей.

– По-моему, трахаться с демонами интереснее.

В небе сверкнула молния, стреноженная лошадь испуганно заржала.

– Не бойся, все в порядке, – окликнул ее Оромир из шатра. – Это просто гроза.

– Как зовут твою лошадь? – спросил Джолан.

– Я не дал ей имени.

– А…

– Ну да, а сейчас ты меня в этом укоришь. Начнешь нести всякую херню про то, как я изменился в худшую сторону.

Джолан пожал плечами:

– Во время войны нет смысла давать имена лошадям.

Оба опустошили кружки, и Оромир снова наполнил свою.

– Мне до сих пор снятся кошмары про гибель Камберленда, – сказал Джолан. – А тебе?

– Когда-то снились, – прошептал Оромир и качнул кувшин. – Но выпивка их отгоняет.

Джолан это знал. В первые недели после гибели Камберленда он и сам каждый вечер готовил себе имбирное снотворное и прекратил его принимать лишь тогда, когда начал работать с Эшлин.

– А иногда, очень редко, мне снятся не кошмары, а хорошие сны. О том, как у нас все было раньше, – сказал Джолан. – Как мы сидели в таверне, а Виллем упился ливенелем. Как мы скакали вдоль реки. Как ужинали у костра и делали вид, что Стэн умеет готовить…

Оромир молчал.

– А еще мне снятся сны о нашей ночи в каюте неболёта. И тогда… понимаешь, я просто хочу сказать, что у меня сохранились к тебе чувства. Не только боль, вина и сожаление. – Джолан вздохнул. – Я знаю, что ты винишь меня в том, что произошло. Я и сам себя виню. Но может быть, ты глубоко в душе тоже что-то чувствуешь?

Оромир долго смотрел на него, а потом сказал:

– Не важно, какие у меня к тебе чувства, Джолан. Потому что для меня ты всегда будешь тем дурачком, из-за которого погиб Камберленд. Я не могу тебе этого простить. Так что да, я готов с тобой выпить и поболтать о прошлом, если тебе от этого станет легче. Хотя меня очень расстраивают напоминания о самой большой ошибке в моей жизни.

Джолан выбежал из шатра. Из-за слепящих слез он не смог отыскать свою палатку, поэтому без сил опустился на корточки под огромным дайном, обхватил себя руками и стал дожидаться рассвета.

13. Нола

Заповедный Дол, таверна «Кошачий глаз»

– Почем остаток паку? – спросил Келлар, жадно поглядывая на рыбу.

– По договорной цене, так сказать, – ответила Нола, протирая барную стойку, на которой недавний посетитель оставил после себя россыпь крошек, потому что целых полчаса потягивал кружку ливенеля и жевал горстку кешью.

Келлар облизнул губы.

– Два серебряка.

– За два серебряка могу предложить щепотку рыбьей чешуи, – фыркнула Нола.

– Три монеты?

– Обижаешь.

Прошлой луной за три серебряка Келлар получил бы целую рыбину и бесплатный ливенель в придачу. Но времена переменились, и серебро дешевело с каждым днем. Единственным по-настоящему ценным товаром была данфарская провизия. Ее по большей части разобрали бароны, а банды растащили остатки. А Ноле сегодня нужна была хорошая выручка, чтобы завтра на черном рынке купить данфарскую свинью. Для этого требовалось отчаянно накручивать цену на оставшуюся в таверне еду и выпивку.

– Таких денег у меня нет.

– Значит, рыбы ты не получишь.

Почесав в затылке, Келлар предложил:

– А как насчет папирийской подзорной трубы? Я ее выиграл прошлой весной у какого-то пирата. Она серебряная, в нее весь город видно.

– Кому сдался этот задрипанный городишко?

Келлар оторвал взгляд от рыбы и посмотрел на Нолу. На минуту ей показалось, что он вот-вот выхватит из-за пояса карманный нож. Тогда Ноле несдобровать. Она ответила Келлару таким же злобным взглядом, даже злее. В этом и был секрет таких сделок: ни за что не отступать, не показывать слабину.

– Ну, раз уж мы с тобой торгуемся, а тебя мое предложение не устраивает, назови свою сраную цену, – вздохнул Келлар.

– Не ругайся при ребенке, – угрожающе сказала Нола, оглядываясь на Гриттель, которая пыталась открыть полупустую банку маринованной редьки.

– Да у тебя самой язык как помело!

– Все равно не ругайся.

Келлар тяжко вздохнул:

– Ну? Так сколько с меня?

Нола улыбнулась. Подзорная труба – вещь в хозяйстве бесполезная, а вот кое-что другое…

– У тебя в погребе рисового вина не осталось?

По тому, как вытянулось лицо Келлара, Нола поняла, что запасы на исходе.

– Да так, пара бутылей, может, и найдется.

Отлично! В таверне было только полбочонка ливенеля, и, хотя выпивку можно было загнать втридорога, вырученных денег все равно не хватило бы на свинью. Но по соседству жили две престарелые сестры-папирийки – они добрались до Альмиры на том же пиратском корабле, на котором вернулся домой Бершад Безупречный. Сестры захаживали в «Кошачий глаз» по вечерам, чтобы полюбоваться закатом.

Нола решила, что папирийки неплохо заплатят за вино из родных краев:

– Ладно, с тебя две бутыли, три серебряка и папирийская подзорная труба. По рукам?

– Так тебе же труба не нужна!

– Я передумала.

Сейчас от этой штуки мало проку – всем нужны были только еда и питье, – но рано или поздно ситуация переменится. По крайней мере, Нола на это надеялась.

– Ладно-ладно. Давай рыбу, а я принесу вино, когда…

– Ты что, слепил глиняного божка, который превратил меня в круглую дуру? Нетушки, ни фига у тебя не выйдет. Сначала расплатись, а потом получишь рыбу.

Келлар проворчал что-то неразборчивое, но встал с табурета и направился к входной двери.

– И не вздумай разбавлять! – крикнула Нола ему вдогонку. – У меня рыба свежайшая, я не отдам ее за какое-то дерьмо!

Когда он ушел, Гриттель отставила банку с редькой:

– Что хуже – сраный или дерьмо?

– А?

– Келлар сказал «сраный». То есть «сраная». А ты сказала «дерьмо». Какое слово хуже?

Нола задумалась, но так и не сумела подыскать достойный ответ.

– Давай сюда банку, я помогу.

Сестры-папирийки Сако и Кико пили рисовое вино. Нола улыбнулась. Они выложили кругленькую сумму за бутылку. Теперь денег почти хватало, чтобы заплатить за свинью. Если вечером завсегдатаи не подведут, Нола запасется свининой на несколько недель вперед.

Она задержала взгляд на сестрах, которые посмеивались, прихлебывая вино. Она гадала, доживут ли они с Гриттель до того, чтобы вот так вместе выпивать, любуясь закатом, семьдесят лет спустя.

Теперь, когда война в самом разгаре, а в небе кишмя кишели драконы и летучие корабли, надеяться на долгую жизнь было все равно что ждать прибыли от папирийской подзорной трубы, выторгованной у Келлара. Нола оторвалась от мрачных мыслей, увидев, что с холма, строго по расписанию, спускаются Трокци и Перн, давние завсегдатаи таверны, оба бывшие воины. Трокци заметно прихрамывал – след увечья, полученного во время баларского нашествия. Перн не хромал, но у него был отсутствующий взгляд, который Нола часто встречала у тех, кто сражался с баларами. Такие же пустые глаза были и у старшего брата Нолы, и у молодых воинов-ягуаров, которые приходили в Заповедный Дол после стычек со Змиерубами и серокожими чудищами. Она ненавидела этот взгляд.

– Мои любимые посетители! – радостно воскликнула Нола, когда Трокци и Перн вошли в таверну. – Начнете с ливенеля?

– А то! – кивнул Трокци. – И если опять разбавишь водой, я тебе уши отрежу.

– Наливает у нас Гриттель, – сказала Нола. – Ты готов отрезать уши маленькой девочке?

– Любой, кто посмеет надругаться над моим элем, будет сурово наказан. И возраст здесь ни при чем.

– Обижаешь, – сказала Гриттель, ставя перед ними кружки. – Я скорее ракушку проглочу, чем разбавлю выпивку героям войны.

– Не подлизывайся, – вздохнул Трокци и обернулся к Ноле. – Это ты ее подучила?

– Я? По-твоему, я стану учить свою единственную сестру коварным уловкам, чтобы она могла подольститься к двоим самым грозным и отважным воинам Заповедного Дола?

На самом деле, именно этому Нола и учила Гриттель. И пока Нола шумно восхищалась какой-то байкой, которую Трокци рассказывал ей в сотый раз, Гриттель плеснула воды в обе кружки. Правда, меньше, чем остальным посетителям. Гриттель очень нравились Трокци и Перн.

По правде говоря, Ноле они тоже нравились.

– Спасибо, милая, – сказал Трокци, когда Гриттель поставила кружки на стол. – А как насчет закуски?

– Выбор у нас ограниченный. Остатки паку уже раскупили, но Себита наловила сверчков, они как раз жарятся. По две штуки каждому. Устраивает?

– Хм. А лаймов к сверчкам не найдется?

– Лаймов? Шутишь, да? Я с самой весны никаких цитрусов не видела.

– Ладно-ладно, – сказал Трокци, подталкивая монеты по столу. – Неси сверчков.

– Перн?

– Обойдусь. Не хочу десны оцарапать.

– Но тебе же нужно что-нибудь поесть, – сказал Трокци.

– Ты мне не мамочка! – Перн пригубил из кружки. – И ливенель считается за ужин.

С начала войны Нола не раз обходилась кружкой ливенеля вместо ужина, но на тощие руки и осунувшееся лицо Перна было жалко смотреть.

– Может, их отварить, чтобы были помягче?

– Ладно, – вздохнул Перн.

Нола отправилась на кухню готовить заказ. Обрабатывая сверчков, она замечталась о завтрашней свинье, да так, что заурчало в животе. Она все-таки решила поджарить и третьего сверчка, внушая себе, что это для Гриттель. Привирала, конечно, чтобы совесть не слишком мучила.

Вернувшись за стойку, Нола заметила, что новых посетителей в таверне не появилось. Вот гадство.

– Гриттель, иди сюда, – сказала Нола, присаживаясь за их столик. – Я и нам с тобой сверчка поджарила.

Когда есть почти нечего, в хорошей компании еды кажется больше.

– Гриттель, говорят, ты виделась с бароном Бершадом, – сказал Трокци. – Это правда?

Гриттель важно закивала:

– Он помог мне с паку. Подсказал, где прячется рыбина. Именно там я ее и поймала!

– Это его серый дракон надоумил. У них есть тайный колдовской язык.

– Я барона Бершада как раз про это и спросила, – ответила Гриттель. – А он сказал, что это все враки.

– А что ему еще было говорить? По-твоему, он должен был обсуждать тайное колдовство с малой девчонкой? Сама посуди, откуда ему было это выведать?

– Может, дело в том, что он вырос в Заповедном Доле? – предположил Перн.

– Я тоже тут вырос! – сказал Трокци. – Но не знал, где прячется паку.

– Может, Бершад Безупречный умеет ловить рыбу получше тебя, – сказала Нола.

– Ха! Драконьи ссаки! Просто у него есть колдовские силы.

Нола разрезала сверчка надвое тупым ножом для масла и отдала Гриттель кусочек побольше. Обе сосредоточенно заработали челюстями.

– Однажды я своими глазами видел, как Бершад убил дуболома, – заявил Трокци, проглотив еду. – Я вам рассказывал?

– Уже раз триста.

– Это было лет семь назад, – продолжил Трокци, не обращая внимания на ее слова. – Я отправился в долину Горгоны, вез лаймы на продажу… Ну, лаймовые сады тогда еще были целы, балары их не пожгли.

Нола терпеливо слушала Трокци. Когда он начинал рассказывать байки из своей жизни, то обычно выпивал еще одну, а то и две кружки ливенеля, особенно в присутствии заинтересованных слушателей. Гриттель старательно задавала вопросы, ответы на которые были ей давно известны, так что байка затягивалась раза в полтора, а вдобавок рассказчику требовалось промочить горло.

Когда Трокци закончил свой рассказ, таверна уже наполнилась посетителями. Среди них были сапожник Джакелл и его жена Винди, жители теневой стороны города, а еще Дервис, молодой боец, который лишился руки на войне и совсем недавно покинул лазарет крепости. За увечье воинам-ягуарам полагался мешочек серебра, и Дервис явно вознамерился пропить свою долю. Правда, Нола всегда уговаривала его еще и поесть.

Были и другие, с которыми Нола всегда обменивалась дружелюбными приветствиями, но не всегда помнила, кого как зовут. Впрочем, сейчас от любого посетителя был толк, ведь за счет одних завсегдатаев концы с концами не сведешь.

Гриттель разносила по столам выпивку, а Нола подавала жареных сверчков и сулила вскорости попотчевать посетителей свининой, так что двое гостей даже выдали ей задаток за особо лакомые кусочки.

После захода солнца сестры-папирийки перебрались со двора в таверну и уселись за столик к Джакеллу и Винди. Проходя мимо них, Нола сказала:

– У меня есть еще одна бутыль рисового вина.

– А вино и впрямь отменное, – сказала Кико с сильным акцентом. – Может, прибережем до завтра, а, Сако?

«Тьфу, гадство. Мне же нужны эти деньги на свинью!» – подумала Нола.

– Да, вино превосходное. Напомнило мне о родном доме, – улыбнулась Сако и умолкла, задумавшись.

Тут к ним подбежала Гриттель и заявила:

– А Трокци говорит, что в его возрасте опасно откладывать что-нибудь вкусное на завтра, ведь каждый день рискуешь не проснуться.

– Гриттель! – укоризненно воскликнула Нола. – Это очень невежливо.

Сестры-папирийки расхохотались.

– Нет-нет, она права! – выдавила Кико сквозь смех. – В наши годы такое часто случается. Неси бутыль. И побольше кружек для наших друзей.

Нола украдкой одобрительно кивнула Гриттель. Они часто разыгрывали такие сценки, а Гриттель сходили с рук неподобающие замечания, потому что она еще маленькая.

Нола пошла за рисовым вином и кружками. К ее возвращению Джакелл доел сверчков и ковырял в черных зубах сверчковой лапкой.

– Джакелл, а ты все-таки уговорил барона Сайласа купить у тебя пару сапог? – спросила она.

– Нет, он отказывается. – Сапожник поглядел на Нолу. – Ты тоже в него влюблена, как все женщины в городе?

Нола пожала плечами:

– Он не в моем вкусе.

Джакелл фыркнул и ухмыльнулся во весь рот, демонстрируя черные гнилые зубы.

– Нет, ты слышишь, Винди? Он не в ее вкусе.

– Слышу, слышу, – пробормотала его жена, дожевывая сверчка. – И, при всем уважении, не соглашусь.

– Дай моей женушке волю, давно сбежала бы с бароном Бершадом куда глаза глядят.

– У него елдак с руку длиной.

– Глупости, – отмахнулся Джакелл.

– А вот и нет. Бекки Старк держала таверну в каком-то городишке на Атласском побережье, так она с ним перепихнулась два раза. Один раз – когда он ехал в Вермант, а потом по дороге обратно. Так вот, она так и сказала, длиной с руку.

– Бекки всегда преувеличивает.

Гриттель недоуменно наморщила лоб:

– А что такого особенного в большом елдаке?

Женщины переглянулись и захохотали. Винди потрепала девочку по голове:

– Солнышко, мала ты еще для таких разговоров.

Нола, в общем-то, представляла, о чем они говорят, но настоящего опыта у нее не было, да и вовсе не хотелось, чтобы кто-то совал в нее елдак любого размера.

– Вот мне никогда не нравились слишком большие, – сказала Сако. – Такие мужики – самые большие лентяи в койке.

– Бершад Безупречный не похож на лентяя, – мечтательно сказала Винди.

– Определенно, – согласилась Кико. – Хотя королева Эшлин всего наполовину папирийка, но нам, островитянкам, под силу сделать из любого мужчины умелого любовника. Не сомневаюсь, Бершад точно знает, как удовлетворить женщину своим здоровенным елдаком.

– Может, хватит уже про хозяйство Сайласа Бершада? – взмолился Джакелл. – Гриттель слишком маленькая, а у меня от таких разговоров одно расстройство желудка.

– Ты же первый об этом заговорил!

– Нет, это Нола начала!

Нола шутливо вскинула руки:

– Я спрашивала про сапоги. Кто ж знал, что разговор так обернется.

– А о чем тогда говорить? – спросила Винди. – Об этой ужасной войне? Или о том бедолаге, которого недавно дракон сожрал?

– Лемми, да? – спросила Нола.

– Ага. Три дня назад угодил в пасть к дуболому.

Все ненадолго замолчали. Лемми был хорошим посетителем. Даже до войны он расплачивался в таверне не звонкой монетой, а фруктами из дайновых чащоб. Сборщикам фруктов всегда грозила опасность, потому что в дайновых чащобах водилось много драконов. Что ж, вот и Лемми не повезло.

– А давайте поговорим о сапогах, – предложил Джакелл. – Я тут придумал новый способ кроить подошвы. Качество не хуже, а материала уходит намного меньше, что очень важно в наши непростые времена.