Текст книги "Локон с Изумрудного моря"

Всякий раз, когда человек открывает для себя момент радости, мир озаряется красотой. Мы, люди, не можем создавать энергию – только направлять ее. Мы не можем создавать материю – только придавать ей форму. Мы не можем даже создавать жизнь – только питать ее.

Однако мы можем создавать свет. Это один из способов впустить в наш мир красоту, и в этом наше главное предназначение.

Локон окинула взглядом корабль и увидела вышагивающую по палубе Ворону. Боль в животе, вызванная жестоким пинком и голодом, вернулась с удвоенной силой.

– А разве капитан не разозлится, увидев меня за штурвалом?

– Может, и разозлится, – ответила Салэй, – но мешать не станет. Есть традиция, такая же древняя, как и само море: рулевой сам решает, кому править кораблем. Ворона не посмеет ее попрать. Я вправе вообще не подпускать ее к штурвалу.

Словно в подтверждение своих слов Салэй повернулась к нактоузу, достала из него корабельный компас и карту звездного неба и попросила Локон скорректировать курс на пару градусов, чтобы разминуться с большими скалами, выпиравшими из океана спор на востоке прямо по ходу судна.

– Вот это и есть работа рулевого, – сказала Салэй с бесстрастным выражением лица. – Крепко сжимать штурвал и держаться подальше от штормов и взрывов спор. Короче говоря, обеспечивать безопасность корабля.

Локон заметила, что Салэй пристально следит за капитаном.

– Она толкает всех нас к пропасти, – произнесла Локон, стараясь тщательно подбирать слова. – Не думаю, что команде это по нутру.

– Это общее решение, – возразила Салэй. – Каждый из нас сам отвечает за свои поступки.

– Но разве ты не видишь, что она безрассудна? Поодиночке никто из вас не зашел бы так далеко. Она…

Локон хотела было рассказать про сговор Вороны и Лаггарта, но спохватилась. Выдвигать подобные обвинения против капитана сродни самоубийству. Салэй она знает едва ли лучше, чем других членов экипажа «Вороньей песни».

– Ворона – суровая женщина, – сказала Салэй. – Что есть, то есть. Как знать, быть может, именно такой капитан и нужен нам. Особенно теперь, когда мы пополнили ряды беглецов-висельников.

Салэй сама направила разговор в нужное русло. От Локон не укрылось неодобрение, сквозившее в голосе рулевой.

– Не понимаю, зачем вы пошли на это, – тихо проговорила девушка. – Что сподвигло вас стать теми, кем вы стали?

– Законный вопрос, – сказала Салэй. – Думаю, у каждого были на то свои причины. Передо мной, например, стоял выбор: либо разлучиться с морем навсегда, либо это… Может, и стоило разлучиться. Но видишь ли, когда стоишь за штурвалом… В этом что-то есть. Что-то особенное… О луны, я свихнулась! Такой вздор несу!

– Никакой не вздор, – сказала Локон. – Я прекрасно вас понимаю.

Салэй внимательно посмотрела на Локон, а затем кивнула.

– Если отбросить романтику, то у меня имеется и вполне реальная причина находиться на этом борту. Я путешествую по морям в поисках отца. Живу надеждой, что рано или поздно встречу его в каком-нибудь порту. Я заплачу его долги, и мы вместе отправимся домой… – Салэй взглянула на компас, а затем всмотрелась в горизонт.

Девушка уловила тоску в голосе Салэй, которая всей душой стремилась избавить родного человека от невзгод. Судя по всему, у ее отца в целом свете не осталось никого, кроме дочери.

«Но почему же я сейчас испытываю стыд?» – задалась вопросом Локон.

Тут штурвал в ее руках вдруг дрогнул, и корабль затрясло.

Испугавшись за Дугов на рангоуте, Локон крепче сжала рулевое колесо и плавно повернула его вправо, ставя руль прямо. Ее борьба со штурвалом возымела действие: «Воронья песнь» прекратила дрожать и постепенно сбросила ход. Бурлящее море спор утихло.

Потная, задыхающаяся от натуги Локон воззрилась на Салэй. Невозмутимая рулевая лишь сдержанно кивнула в ответ.

– Могло быть и хуже, – проговорила она.

Внезапная остановка изрядно встревожила Локон. Заметив это по глазам девушки, рулевая прибавила:

– Думаю, тебе не помешает передохнуть.

21. Пиратка

Дневная вахта, как и корабль, застыла в бездействии, дожидаясь, когда море спор закипит вновь. Чтобы не терять времени даром, Лаггарт объявил перерыв на ужин. В то время как остальные отправились отдыхать, Локон, не желая более раздражать капитана, возобновила мытье палубы. Как это обычно и бывало, за работой она погрузилась в размышления.

Когда я встречаю таких задумчивых людей, как Локон, мне хочется их предостеречь. Ибо задумчивость отнюдь не безобидна. Она разит, точно обоюдоострый меч… Каждый раз ловлю себя на мысли, что этой метафоре чего-то не хватает. Ведь если рассуждать логически, то подавляющее большинство мечей – обоюдоострые. Кроме того, нет на моей памяти случая, когда бы меч с двойной заточкой оказался для своего обладателя хоть чуть-чуть опаснее клинка одностороннего. Если провести аналогию, то можно заключить, что задумчивому человеку надлежит опасаться отнюдь не склонности к рефлексии, а самого себя.

На беду, разум Локон был в ту минуту остер как меч. Только она мысленно проложила себе путь к свободе, как все стало усложняться. Как бы ей хотелось не слышать Энн, которая, опершись о мачту, болтала с Лаггартом!

– Спрашиваешь, кто наполнил мешочки спорами для твоей ненаглядной пушки? Уж явно не эти лентяи Дуги! – И Энн показала большим пальцем себе за спину, на Локон. – Думаю, тебе следует знать, что это заслуга нашей новенькой.

«Пожалуйста, не надо! Зачем ты так добра ко мне? – взмолилась про себя Локон, чувствуя очередной укол стыда. – Пожалуйста, не напоминай о том, какая ты хорошая!»

Вскоре опустилась ночь. Море вновь закипело, и корабль вернулся на прежний курс. Локон попыталась забыться в работе, однако от чувства вины не отделаешься так просто, как от налета спор.

– Классный сюртучок, – шепнул я, приближаясь к Локон вразвалку. – А если бы ты еще выкрасила половину в оранжевый цвет, было бы совсем замечательно!

– Оранжевый? – переспросила Локон. – Это… вызывающе.

– Поверь мне, нет ничего плохого в том, чтобы выглядеть вызывающе. Кстати, Форт просил передать, что он приберег для тебя съестного. – Я подмигнул. – Ты ступай, а я пока ногти на ногах пообгрызу. Пробовала когда-нибудь? Нет?.. Роковой вкус!

Локон хотела было проигнорировать мое предложение, но вскоре к ней прискакал Хак:

– Эй! Есть хочешь? Что до меня, то я помираю с голоду! Ну?.. Мы идем добывать еду или да?

Со вздохом Локон позволила Хаку взобраться на плечо и поплелась к баталеру. На камбузе, в свете тусклого фонаря, Форт протянул ей тарелку. В отличие от апокалиптичного завтрака, ужин оказался менее катастрофичным. Вероятно, оттого, что после утренней трапезы ее вкусовые сосочки совершили массовое ритуальное самоубийство.

Сидя на табурете перед Фортом, Локон хотела поблагодарить своего благодетеля, но тот лишь отмахнулся и написал на дощечке, что это не благотворительность, а сделка. Однако Локон видела Форта насквозь. Едва пустела бронзовая кружка (та самая, из которой она пила утром), как баталер наполнял ее вновь. Когда девушка доела, Форт явил на свет кусок пирога, припасенный для нее десерт. Признаться, хуже Локон в жизни не едала. Как и вся остальная снедь, пирог был лежалый, зачерствевший. Однако ей польстило внимание Форта.

«О луны! Как же тяжко!» – вздохнула Локон.

Она имела в виду, конечно же, не пищу, а свои предательские замыслы. Локон знала этих людей всего лишь день, однако уже успела прикипеть к ним. Девушка поймала себя на мысли, что улыбается с того момента, как на пороге камбуза возник Улаам. Доктор не спеша подошел к Форту и стал торговаться за оставшиеся после ужина кости чаек, которые тот специально для него сохранил. Однако Локон умилял не сам факт торга, а любезная манера, с какой они друг друга увещевали. Команда этого корабля была самой настоящей семьей. Семьей, обреченной своей безжалостной матерью на погибель.

Локон не покидала мысль, что она должна помочь.

– Форт… – произнесла наконец Локон, уткнувшись взглядом в тарелку и ковыряя вилкой последний кусок чаячьего мяса. Очень хотелось верить, что это и вправду чайка, а не что-то неопознанное. – Мне кажется, капитан Ворона действует совсем не в интересах команды.

Полировавший кружку Форт оцепенел. Добротная оловянная посудина с очаровательными вмятинками на кромке, образовавшимися от частого использования, притягивала взгляд. Сказать наверняка Локон не могла, но вполне могло статься, что кружку сделали еще в седьмом веке. Или это очень качественная стилизация под традиции Хоргсвеллоу. Как бы там ни было, экземпляр радовал глаз.

– Э-э-э… мне довелось подслушать разговор, – поспешила объяснить Локон. – Ворона и Лаггарт…

«Замолчи! – написал Форт на дощечке. – Еще слово, и тебя выбросят за борт! С мятежниками разговор короткий!»

– Но, Форт, – понизив голос, продолжила Локон, – ты так тревожился из-за пушечных ядер, вот я и провела расследование…

Хлопнув ладонью по стойке, Форт заставил девушку умолкнуть, а затем написал огромными буквами: «НИ СЛОВА БОЛЬШЕ» – и постучал по дощечке.

«Лунные тени! А ведь он не на шутку перепугался», – подумала Локон, глядя, как дрожат узловатые от множественных переломов пальцы.

«Ко мне заходила капитан Ворона, сказала, что я сую нос куда не следует. Мне даже этого нельзя писать! Мой тебе совет: лучше помалкивай! Кроме шуток, Ворона очень опасна!» – обливаясь потом, нацарапал Форт и с опаской зыркнул на дверь. Затем, встряхнув дощечкой, он стер написанное. Убедившись, что ничего компрометирующего на ней не осталось, приписал: «Хватит болтать, доедай и уматывай!»

– Почему вы так ее боитесь? – спросила Локон. – Вас ведь много, а она одна!

Глаза Форта округлились.

«Ты не знаешь, с кем имеешь дело. Да и откуда тебе знать! Однако я ничего не расскажу. Не мне обсуждать начальство. Поверь, она может убить любого из нас. Причем с легкостью. Поэтому держи язык за зубами и выбрось эти мысли из головы навсегда!»

Словно в подтверждение своих слов Форт бросил дощечку на стойку и отвернулся.

«Вот и предупредила экипаж о коварных планах капитанши!» – подумала в сердцах Локон.

Заставив себя проглотить последний кусок мяса, она выскользнула за дверь. Еле переставляя ноги, будто скованные цепями, Локон поднялась на верхнюю палубу. Наевшись от пуза, она стала вялой, как сонная муха.

– Луны! – прошептал Хак, восседая на плече у Локон. – Пока не поздно, надо рвать когти. Кстати, какой у нас план побега? Ты ведь еще ни словом не обмолвилась…

Вместо ответа Локон показала пальцем на горизонт. Вдалеке полыхнула и сбросила споры Изумрудная луна. Вспышка оказалась достаточно яркой, чтобы палубу озарило зеленым сиянием. Впереди они различили темные очертания Мерцающей бухты и множество огней портового города, что сулил им свободу.

– Мне-то вырваться на волю проще простого, – сказал Хак. – А вот за тобой будут следить. Капитан выставит стражу. Тебя не выпустят.

– Не переживай, как миленькие выпустят! – сказала Локон, морщась от тяжести в желудке.

Когда «Воронья песнь» зашла в порт, Ворона объявила, что стоянка будет недолгой. Пригрозив любителям самоволки плетьми, капитан отправила матросов в кубрики, оставив Лаггарта на ночную вахту. Корабль замер, и Локон, как и в прошлый раз, улеглась прямо на палубе с мыслью, что этой ночью об нее уже никто не споткнется.

Около полуночи Лаггарт побрел в гальюн, нарочито громко топая по ступенькам. Но старался он зря, Локон не спала. Хотя его предупредительность она оценила по достоинству. Локон поднялась, тихо взвалила сумку с чашками на плечо и двинулась к трапу.

– Хм… – сказал Хак. – Если Ворона не хочет, чтобы команда сошла на берег, зачем же тогда она приказала опустить на причал сходни?

– Вороне нужно, чтобы я растрезвонила, что она потопила «Мечту Ута», – прошептала Локон, останавливаясь у сходни. – Ты что, уже успел забыть ее коварный план? Она хочет лишить своих людей выбора, сделать их беглецами-висельниками. По замыслу Вороны, сбежав, я непременно расскажу о ее злодеяниях. И тогда команда окажется в ловушке, а капитан станет ее единственной надеждой на избавление от верной гибели. Матросы слишком боятся Вороны, чтобы поднять бунт. И слишком напуганы грозящим им наказанием, чтобы сбежать. Точно рабы, они подчинятся воле Вороны и отправятся в самые опасные моря, какие ей только взбредет в голову посетить.

– Жаль, конечно, этих безумцев, – сказал Хак. – Давай же смоемся отсюда, чтобы не закончить, как они.

Но Локон отчего-то медлила. Королевский порт находился на значительном удалении от причалов Мерцающей бухты, однако не расстояние удерживало ее в ту минуту. Оказавшись в городе, она сможет вернуться к изначальному плану: выяснит, какой выкуп требует Колдунья, и найдет способ освободить Чарли из плена. И все же…

– Локон, – напомнил о себе Хак, – не хочу показаться занудой, но мы стоим на месте.

– Я должна остаться и помочь команде, – прошептала Локон.

– Что?! – воскликнул Хак. – Нет, не должна!

– Но эти люди так добры ко мне…

– Да ты едва знакома с ними! Ты здесь никому и ничего не должна!

– А тебя все же спасла, – резонно заметила Локон. – Хотя мы и пяти минут не были знакомы.

– Так-то оно, конечно, так… – замялся Хак, потирая лапки. – Что ж… Ну да…

Получится ли вызволить Чарли из плена, Локон не знала. Разумеется, она желала этого больше всего на свете. Однако сей же час избавить любимого от страданий она была не в силах, хоть и мучилась, вероятно, не меньше его самого.

А вот с командой «Вороньей песни» дело обстоит иначе. Ей Локон способна помочь здесь и сейчас.

– Что, если я помогу им, а они в благодарность довезут меня до Полуночного моря, чтобы я могла спасти Чарли? – задалась вопросом Локон.

– Не забывай, что эти люди – пираты.

– Они одна большая семья, а я… – возразила Локон, у которой уже созревал план, как остановить Ворону, прежде чем случится непоправимое. – Слушай, Хак, я должна сделать для них все, что в моих силах.

Едва она озвучила это решение, будто гора свалилась с плеч. Нет, Локон вовсе не отрекалась от Чарли, она просто делала что должно.

– Ой-ой-ой… – запричитал Хак, глядя, как Локон возвращается к своему спальному месту на палубе.

– А ты уходи, – сказала Локон. – Беги, Хак. Никто тебя не осудит. Так поступил бы любой на твоем месте.

Хак щелкнул зубами, что на крысином языке жестов, вероятно, было эквивалентно человеческому пожатию плечами.

– Хоть у меня и нет дурного предчувствия на твой счет, но ты точно уверена, что тебе нужны эти проблемы? – спросил Хак.

«Ну конечно я не уверена! – воскликнула про себя Локон. – Я вообще ни в чем не уверена с тех пор, как покинула родную Скалу!»

Вдруг в ночи вспыхнуло. Спичка! В озарившейся оранжевым светом тьме Локон различила знакомый абрис лица. На ступеньках, ведущих на ют, раскуривала трубку капитан Ворона.

Видела ли она Локон и Хака? Слышала ли их разговор?

Выпустив дым, Ворона тряхнула рукой и потушила спичку. Лицо вновь погрузилось в ночную мглу, чуть разбавленную тусклым сиянием луны.

– Капитан? – позвала Локон.

– Беги, пока не поздно, – откликнулась Ворона. – За эти два дня ты доказала мне, что достойна жизни, как никто другой. Так что давай не задерживайся. Просто растворись в ночи.

– Я… – начала Локон и перевела дыхание. – Я хочу присоединиться к вашей команде.

– Присоединиться?.. – хохотнула Ворона. – Ты не далее как сегодня проклинала нас за убийство твоей семьи!

– Капитан, я солгала. Хотела разжалобить вас, чтобы меня накормили. Похоже, вы и сами догадались, что я лгу. И ваш пинок – прямое тому доказательство. Каюсь, мне не следовало даже пытаться…

– То есть ты хочешь сказать, что путешествовала на том корабле в одиночку? Без семьи?

– Да, – созналась Локон. – На борт я пробралась тайком. По правде говоря, мне что на «Мечте Ута», что в Мерцающей бухте – все едино. Думаю, с тем же успехом я могу жить и здесь, на «Вороньей песни».

Ворона поначалу ничего не ответила. В ночной тиши раздался лишь металлический скрежет – капитан свинтила крышку с фляги. Локон могла поклясться, что знает, какие сейчас у Вороны мысли.

«Наверняка решила, что раз я не потеряла близких и не злюсь на команду, то я и…»

Темный силуэт сидящего человека выпрямился.

– Все равно беги. Здесь для тебя нет места. Нам не нужно, чтобы кто-то целыми днями драил палубу и путался под ногами. Эта работа для провинившихся. Взяв на себя такую обязанность, ты лишаешь меня рычага воздействия на корабельную дисциплину. У каждого здесь есть своя судовая роль. А у тебя ее нет. Если только не желаешь испытать себя в роли якоря.

Когда Ворона, попыхивая трубкой, закончила тираду и повернулась, чтобы уйти к себе в каюту, девушка едва не поддалась соблазну и не бросилась прочь. Однако…

Локон терпеть не могла запугивания. И этого оказалось достаточно, чтобы поступиться принципом не навязываться людям. Она видела, как герцог запугивает Чарли, как инспекторы запугивают портовых работников. А теперь эта пиратка, что стоит прямо пред ней. Вообразившая, будто ей дозволено вершить судьбы и вообще делать все, что заблагорассудится.

– У вас нет споровщика, – сказала Локон.

Ворона замерла перед дверью в каюту.

– Он погиб, и вам нужна замена, – продолжила Локон. – Дуги ни за что не возьмутся за эту работу. Иначе бы вы уже давно заставили кого-нибудь из них стать споровщиком. Но вы прекрасно знаете, что ни к чему хорошему такое принуждение не приведет. Ведь при любой возможности он сачканет, как это было с картузами зефирных спор. Ведь это Дуги заставили меня их наполнять. А почему? Да потому, что сами боятся спор до одури!

– Ты и в самом деле не боишься спор, девочка? – спросила Ворона из темноты.

– Конечно боюсь, – ответила Локон. – Но думаю, если относиться к спорам с должным уважением, это значительно продлит споровщику жизнь.

Воцарилась тишина. Ворона стояла тенью в ночи, пуская дым в изумрудное небо и оценивая слова Локон.

– А ведь ты права, – наконец произнесла капитан. – Допустим, тебе найдется место на моем корабле. Но по плечу ли тебе это дело? Ты не понаслышке знаешь, что такое споры. Рискуя жизнью, прошлась по морю от одного корабля к другому, пережила взрыв зефирных спор прямо на лице… Неужто после всего этого осталось желание работать со спорами? Можешь не отвечать. Вижу, что ты упряма. Думаю, я найду тебе применение. Даже больше скажу: пожалуй, у меня найдется для тебя идеальное местечко!

Локон нахмурилась. У нее сложилось впечатление, будто капитан превратно ее поняла.

– Что ж, тогда добро пожаловать на «Воронью песнь»… корабельная споровщица! – заявила Ворона, открывая дверь в каюту. – По традиции долю с первых трех призов отдашь команде. После станешь получать офицерскую долю. Трапезничать с остальными запрещаю, будешь питаться остатками. Обращайся, если что, к Форту. Споровщики – престранная братия. Не хотелось бы, чтобы споры попали в еду.

– Я… Конечно, капитан!

– И больше не смей мне врать. Иначе проведем эксперимент: заставим тебя съесть споры и посмотрим, что будет. То-то Улаам обрадуется! Он давно гадает, что произойдет, если человек проглотит целый картуз зефирных спор. – Ворона глотнула из фляги и захлопнула за собой дверь.

Ноги вдруг стали ватными, колени подломились, и Локон бухнулась на палубу. Плотнее закутавшись в инспекторский камзол, она с ужасом осознала, во что впуталась.

Несмотря на сиюминутную слабость, она была полна решимости. Локон знала, чувствовала, что поступает правильно.

К добру ли, к худу ли, Локон сделалась пираткой.

Часть 4

22. Идиотка

На следующий день Локон проснулась от окрика капитана Вороны. И сразу поняла: что-то не так. Ведь капитан не упустила бы возможности отвесить ей хорошего пинка. Чтобы Ворона да отказалась причинить боль? Ни в жизнь! Скорее банки начнут выдавать всем желающим беспроцентные ссуды!

Подняв Локон на ноги, Ворона подвела ее к двери с амбарным замком. Он выглядел настолько внушительно, что за ним просто не могло не скрываться нечто крайне важное.

– Неужто эта девчонка и впрямь не боится спор? – спросила Ворона, перебирая ключи на связке.

– Капитан… я уже сказала вам, что боюсь. Но поскольку в последнее время меня пытаются убить все кому не лень, то я воспринимаю споры всего лишь как одну из угроз моей жизни. Ничуть не страшнее прочих.

– Не страшнее? – хмыкнула Ворона. – Что ж, мне по душе такой фатализм. Добро пожаловать на твое новое поприще, девочка. Кто бы мог подумать, что мой новый споровщик будет щеголять красным инспекторским камзолом!

Замок зловеще щелкнул, точно сработавшая крысоловка. Капитан сняла с кольца ключ и протянула его Локон:

– Теперь он твой.

Локон взяла ключ и отметила, что на связке остался дубликат. Толкнув плечом дверь, Ворона шагнула в проем. От Локон не укрылось, как несколько шептавшихся поблизости Дугов в ужасе отшатнулись при виде распахнувшейся двери.

Собравшись с духом, Локон вошла в каюту вслед за Вороной. Там оказалось совсем не так страшно – и чего, спрашивается, испугались Дуги? Узкое помещеньице с единственным иллюминатором в глубине, за которым плещется море. Споровые волны, рассекаемые форштевнем, иногда вздымаются так высоко, что закрывают обзор и на мгновение погружают каюту в сумрак.

Койка в дальнем углу каюты представилась Локон настоящей роскошью: одеяло, матрас и даже подушка! Конечно, матрац прохудившийся, подушка крошечная, а одеяло выглядит так, будто его не стирали со времен изобретения стирки. Но после нескольких ночей на палубе под открытым небом на подобные вещи начинаешь смотреть по-новому.

У противоположной стены примостился столик, а над ним утопленные в стене полки. Больше ничего примечательного, не считая большого зеркала, благодаря которому каюта казалась просторнее. Но это была лишь иллюзия, чего нельзя сказать про спутанные космы Локон. Из зеркала на нее взирало чудовище, пробудившееся от векового забытья. Оно простерло свои косматые щупальца во все стороны, угрожая раскроить мир на лоскуты и высосать жизненные соки из всех невинных дев, если в жертву ему не будут немедленно принесены сотни фиалов королевского кондиционера.

Ворона подошла к изголовью койки, открыла в углу неприметную дверь и жестом велела девушке заглянуть. Внутри оказалась кабинка с краном под потолком и утопленным на полметра полом со сливным отверстием. Локон не могла поверить глазам. Кран?! Слив?! Это что, ванна?.. Если койка показалась роскошью, то ванна – настоящим раем на корабле.

– Наверху бочка, – объяснила Ворона. – Когда надо будет долить воды, дай знать. Уив много ее тратил на эксперименты.

– Эксперименты?..

– Со спорами, – вздохнув, пояснила Ворона. – Тебе стоит побыстрей достичь его уровня, если и впрямь хочешь называться нашей споровщицей. Возиться со спорами разрешается только здесь. Разве что я дам четкий приказ работать в другом месте. Вообще-то, я бы предпочла, чтобы даже зефирные споры ты засыпала в картузы тут.

– Как скажете, – кивнула Локон.

– Надеюсь, что так и будет, – сказала Ворона, – иначе пеняй на себя. Изнутри каюта обшита алюминием, а снаружи – серебром. На тот случай, если что-то вдруг захочет вырваться на волю. Однако на защиту уповай, а сама не плошай. Не будешь осторожна – корабль разнесет в щепы, и никакая защита не поможет.

Локон кивнула.

– Ты совсем не понимаешь, да? – спросила Ворона. – Что предстоит делать, чего от тебя ждут? Есть ли хоть малейшее представление, как опасна твоя новая работа? Ты уверена, что знаешь, на какой риск идешь?

– Мне ведь можно будет спать на этой койке?

– Да.

– Ну тогда я в деле!

Ворона растянула губы в белоснежной улыбке. Более естественной улыбки можно было бы ожидать разве что от настоящей вороны.

– Пришлю Улаама, он тебя проинструктирует. И восторгаться своим новым пристанищем не спеши… Для начала взгляни под ноги.

С этими словами Ворона, прихлебывая из фляги, неторопливо двинулась к выходу. Локон села на койку, гадая, что имела в виду капитан. Пол выглядит нормально. Половицы хоть и малость пыльные – похоже, после смерти Уива никто здесь не прибирался, – но в остальном самые обыкновенные.

Почему каюту никто не занял? Эта мысль насторожила Локон. Каюту с кроватью, зеркалом, ванной… Да матросы должны были передраться за одну только призрачную возможность вселиться в жилище споровщика!

И тут Локон сообразила. На полу отсутствовала серебряная инкрустация!

Будь у нее опыта в морском деле чуть больше, она бы заметила это сразу. «Воронья песнь» – добротное, даже роскошное торговое судно, сплошь покрытое серебряными жилами, которые отсутствуют только на артиллерийской площадке и в трюме. При постройке не поскупились на алюминий. Конечно, теперь этот металл гораздо доступнее, чем в прежние времена, однако цена по-прежнему кусается. В общем, корабль сработан на совесть: комфортный и, что самое главное, безопасный…

Но только не в этой каюте. Лаборатория споровщика и безопасность – взаимоисключающие понятия. Локон бросила взгляд в иллюминатор, на неспокойное Изумрудное море. Каждый раз, когда корабль взрезал толщу споровой волны, свет в каюте мерк и сердце Локон начинало биться чуть чаще.

«Луны! – воскликнула про себя девушка. – Неудивительно, что никто не захотел занять каюту. Надо быть безумцем, чтобы решиться здесь ночевать…»

Хак вскоре разыскал Локон и обнаружил, что подруга мирно посапывает в койке. Упрекнуть ее за это нельзя, ведь сон на палубе под открытым небом вряд ли можно назвать здоровым.

– Локон, – прошептал Хак, – это что, твоя собственная каюта?

Сонная девушка села в постели:

– Ага. Моя собственная уютная западня. Где ты пропадал, Хак?

– Они завели кошку, – проворчал Хак, с опаской поглядывая на дверь. – Кошку! Это смертельное оскорбление! В том смысле, что приведет к моей смерти.

– Держись меня, – сказала Локон. – Постараюсь тебя защитить.

– Ненавижу кошек, – содрогнулся Хак. – Какими дураками надо быть, чтобы взять на борт такое чудовище из-за одной крысы? Кто, в конце концов, больше съест? Я или зверюга вдесятеро крупнее? Людишки все как один идиоты! Ой… Не все, конечно. К тем, кого зовут Локон, это не относится.

– Не переживай, я тоже идиотка. Причем идиотка, каких поискать! Учитывая, что я все еще торчу на этом корабле…

Со вздохом Локон поднялась с койки и сходила на палубу за своим мешком. Вернувшись, принялась расставлять на столе чашки, припоминая истории, что Чарли придумывал для каждой, когда они вместе любовались ими.

Локон чувствовала себя предательницей. Это ж надо было додуматься: она останется на корабле и будет помогать едва знакомым людям, вместо того чтобы искать способ спасти Чарли! Шепча молитвы всем лунам и выстраивая коллекцию чашек, она клятвенно пообещала себе, что обязательно найдет такой способ.

«Я спасу этих пиратов, даже если они откажутся идти в Полуночное море, – размышляла Локон. – Быть может, они все же принесут мне пользу… Например, помогут собрать нужную для выкупа сумму».

От этих мыслей стало только хуже. Локон вовсе не хотела грабить честных людей, чтобы вызволить Чарли. И в этот момент, разглядывая чашку с бабочкой, Локон окончательно и бесповоротно решила, что план с выкупом никуда не годится. Во-первых, пиратствовать она не собирается. Во-вторых, нужной суммы, кроме как грабежами, ей ни в жизнь не раздобыть.

«Нужен другой способ, – задумалась Локон. – Но какой? Что я могу сделать?»

Локон размышляла, стараясь не поддаваться унынию, как вдруг за порогом раздался веселый голос:

– Смотрю, ломаешь голову? Нужна помощь? Мм?..

– Надеюсь, вы не в буквальном смысле, доктор? – спросила Локон.

– Вы обо мне столь ужасного мнения, мисс Локон?

– Иначе бы и не спрашивала.

Пепельное лицо врача растянулось в ухмылке. Локон никак не могла понять, что он собой представляет. Человеческое существо? Инфернальную сущность?

Улаам прошел в каюту. Я хотел было войти следом, но, не обнаружив у Локон ни одной мартышки, в последний момент передумал.

– Вы разбираетесь во всем этом, доктор? – Локон кивнула на ванную. – Капитан сказала, эта комнатушка предназначена для экспериментов.

– О да! Это был главный и самый любимый эксперимент в жизни Уива. И назывался он «Обдурить всех и заиметь личную ванную». Вот почему бочка стоит в таком месте, куда не падает тень. Воду, конечно, горячей не назовешь, но и уши не отморозишь. – Улаам глянул на Локон и прибавил: – Но если все-таки отморозишь, прибереги их для меня, хорошо?

– Выходит, это настоящая ванна, – заключила Локон.

– В защиту Уива скажу, что ему действительно требовалось место для опытов со спорами. Иногда он даже оживлял их, но так, чтобы не причинить вреда кораблю или экипажу. Поэтому без этой керамической емкости, что так похожа на ванну, ему было не обойтись. Уив был дальновидным малым и из любой ситуации мог извлечь выгоду. За исключением той последней переделки. – Улаам сокрушенно покачал головой. – Какого прекрасного трупа мы лишились!

– Капитан сказала, что мне придется занять место Уива, если я хочу остаться на борту. Чем он еще занимался, кроме зефирных спор?

– Тебе нужно научиться обращаться с розеитом, чтобы быстро латать пробоины, – сказал Улаам. – А еще проращивать изумрудные лозы, не развалив при этом корабль. Это на случай, если иссякнут съестные припасы. Вижу, ты удивлена, но их можно есть. В принципе, есть можно все. Главное – оставаться при этом оптимистом!

– А я еще тот оптимист! – сказал я, снова заглянув в каюту. – Однажды я съел целый булыжник! Правда, сначала пришлось отбиваться от его родни. – Сказав это, я зарычал и побрел прочь.

Похоже, мои речи казались Локон полнейшей чепухой. Но ее заинтересовал мой недуг.

– Доктор, а что с ним?

– С Хойдом много чего, – произнес Улаам, изучая содержимое ящиков над столом. – Но ты за него не беспокойся. Проблемы он решает почти так же искусно, как и создает.

Локон кивнула и посмотрела на свою койку. Когда Улаам уйдет, она с удовольствием вздремнет еще. Или за сон в рабочее время ее накажут?

– Н-да… – рассеянно произнес Улаам. – Хватило же Хойду ума связаться с Колдуньей. На самом деле ума-то у него достаточно, вот только пользуется он им пугающе редко.

Весь сон как рукой сняло.

– С Колдуньей?

– Ну а кто же еще мог его так отделать? Хойд еще и подыгрывает своему недугу, стараясь выглядеть обычным идиотом. Но поверь, он – не обычный идиот, а необычайный! В одном я с ним согласен: что бы ни случилось, надо держать лицо. Или парочку про запас…

– Выходит, в нашей команде есть человек, – заговорила Локон, тщательно подбирая слова, – который знает дорогу к Колдунье? Он побывал у нее и сумел выбраться живым?

– И побывал, и выбрался, да, – ответил Улаам. – Но я понятия не имею, как Хойд это проделал. Когда я получил от него письмо и прибыл на вашу планету, он уже был идиотом.