Текст книги "Битва гигантов. Ротшильды, Рокфеллеры и Нобели"

Глава 2. Нобели и Ротшильды

Дело Нобелей гигантскими темпами расширялось. Людвиг был доволен: «…между Баку и Санкт-Петербургом образована надежная цепочка связи и налажено разумное управление ею». О компании заговорили печать и общественность, так что все предрекавшие ей крах теперь сожалели о том, что не стали вкладывать деньги, когда им такое предлагалось. Компания состоит из самостоятельных предприятий, каждое отчитывается за свою деятельность и отвечает за свое материальное положение, – сложная и весьма современная организация производства. Многие подозрительно смотрят на такой способ управления: неужели можно давать директорам столько независимости – и столько ответственности? Да, можно, считает Людвиг.

Впрочем, хватало и проблем, и критики. Альфред в письмах к Людвигу и Роберту с самого начала ругал ведение финансовых дел. Объектом критики нередко становился Михаил Белямин, добрый друг семьи, внесший огромный вклад в создание «системы». Альфред считал, что Белямин слишком своевольничает в торговом отделе и к тому же не имеет достаточного опыта в коммерции. Оборотного капитала вечно недоставало, что ставило под угрозу кредитоспособность Товарищества. Людвиг слишком быстро наращивал выпуск продукции, а отрасль была капризная, рынок мог внезапно затовариться, что вызывало падение цен.

Бензин, на который не было никакого спроса, сливали в море. Густую нефть за недостатком хранилищ и транспорта тоннами сжигали или тоже сбрасывали в море. Во время шторма в Каспийском море получил серьезную течь танкер «Будда».

Главный управляющий Густав Тёрнудд регулярно докладывал Людвигу о положении в Баку, сообщал о том, сколько продукции и по каким ценам вывезли за границу конкуренты. «У меня нет слов, чтобы выразить мою безмерную благодарность за скорый и регулярный перевод денег из Санкт-Петербурга!» Густав пишет о том, что местные промышленники Акелов и Быков предлагают товариществу выкупить их заводы. У Тагиева же скважина совсем оскудела, но он хочет бурить глубже и надеется на новые источники нефти. Говорят, его завод по производству смазочных масел сгорел. Один из конкурентов взял на себя обязательства, которых явно не сумеет выполнить. Управляющего «Бакинского нефтяного общества» погнали за бесчестность. Мирзоев испытывает серьезнейшие материальные трудности. И далее:

«Но больше всего Мирзоеву не повезло с тем, что в его фирме нет ни одного энергичного и головастого человека, […] иначе она бы уже давно обошла всех соседей. Из сказанного явствует, что в целом обстоятельства в Баку отнюдь не блестящие и следует ожидать перемен. Непосредственно нас касаются слухи о том, что все эти трудности якобы вызваны „Товариществом бр. Нобель“. До меня, однако же, не доходили какие-либо доказательства подобного утверждения, если не считать откровенной лжи, которой тоже не чураются, причем слишком часто. Нам надо целиком и полностью полагаться на собственные силы, не прибегая к посторонней помощи даже по самому малому поводу».

Помимо руководства машиностроительным заводом в Петербурге и нефтяной компанией в Баку, Людвиг занимался сбытом Альфредова динамита на российском рынке. В 1881 г., после того как царя Александра II убили бомбой с нитроглицериновой начинкой, Людвигу запретили ввозить динамит из Германии. Планы братьев об открытии динамитного завода в России совершенно расстроились, и о них пришлось забыть до 1914 г., то есть до начала Первой мировой войны.

Летом 1882 г. была оглажена непрерывная перегонка, и Людвиг даже в виде исключения взял на нее патент. В следующем году новый завод выработал 106 тыс. тонн керосина – больше всех бакинских конкурентов, вместе взятых. (В США непрерывный процесс был внедрен лишь в 1906 г.)

В течение некоторого времени Баку угрожали перепроизводство и падение цен, что означало бы кризис и для «Товарищества бр. Нобель». Альфред по собственной инициативе выделил кредит сначала в 600 тыс. рублей, а зачем в 1700 тыс. франков (в общей сложности около двух миллионов рублей). Собрание пайщиков прошло благополучно, Альфреда выбрали в правление, а Тёрнквиста весьма хвалили. Газеты, ранее с удовольствием хулившие Людвига и его нефтяную компанию, заговорили иначе, когда она раздала 20 % прибыли за 1882 г., хотя сама переживала сложный период, сопровождавшийся рядом неудач.

«Товарищество бр. Нобель» сооружает в Баку 13 самостоятельных заводов. Пять из них заняты перегонкой и очисткой сырой нефти. Один завод очищает нефть от воды и песка, для чего необходимы сода и серная кислота. Закупка этих химикатов обходится дорого. Механические мастерские производят и ремонтируют оборудование для заводов и судов. Газовый завод снабжает дома и предприятия светом и газом для плит. Бондарное заведение поставляет бочки и пиломатериалы. Весной 1882 г. закладывается фундамент «Виллы Петролеа», которая станет райским уголком Людвига!

В связи с этим 19 мая Роберт Нобель, которого бакинские сотрудники величали «наш хозяин», получает в Стокгольме телеграмму следующего содержания: «Цвет нефтепромышленности, собравшийся на закладку нового поселка для служащих, шлет Роберту Нобелю, который заложил основы Товарищества, свой нижайший и сердечнейший поклон! Дорпат, Талльгрен, Карасев, Нобель».

В 1881 г. Альфред получил разрешение производить гремучий желатин на заводе в Шотландии, в Ардире. Казалось, британский рынок ему обеспечен, но из-за конкуренции через каких-нибудь два года компания «Взрывчатые вещества Нобеля» вынуждена обращаться за ссудами к банкам и частным лицам. Альфред сам становится поручителем, отдав в залог за крупный заем в Англии свои акции «Товарищества нефтяного производства», что оказалось рискованнее, чем он ожидал, и подготовило почву для серьезного конфликта между братьями. Людвиг ведь продолжает расширять бакинское производство, и ему нужно еще 500 вагонов-цистерн. Российский государственный банк дает Людвигу средства на цистерны, однако тому все мало: он набрал миллион рублей, а ему желательно иметь от трех до шести миллионов. Бильдерлинг пытается продать в Париже акции и облигации «Товарищества бр. Нобель» – но безуспешно. У Альфреда закрадываются подозрения, что нефтяная компания идет к краху. В феврале 1883 г. Альфред как член правления едет в Петербург и учиняет безжалостный разнос в главной конторе. После этого посещения Людвиг пишет Альфреду (17 марта того же года):

«Твой краткий визит оставил у всех нас, от начальников до простых служащих, самые чудесные воспоминания и не перестает быть предметом наших разговоров. Не меньшую пищу для размышлений дают мне и высказанные тобой замечания. Я крайне ценю твой богатый опыт, поскольку ты уже много лет управляешь акционерным предприятием. До сих пор, пока мы вдвоем почти целиком владели компанией, можно было считать это нашим личным делом, теперь же, когда часть акций, пусть даже самая малая, продана в чужие руки, нам следует соблюдать формальности, важность которых я не склонен недооценивать. Посему заверяю тебя, что постараюсь прислушиваться к твоим претензиям и рекомендациям в той степени, в какой они будут совместимы со свободой действий, нередко более привычной для здешнего высокого начальства».

В апрельском письме Роберту Альфред излагает свою версию: «Несмотря на крупные ресурсы Людвига, финансовое положение довольно запутанное и едва ли не угрожающее. Совершенно очевидно, что расширение производства велось слишком поспешно и без учета необходимости иметь колоссальный оборотный капитал для предприятия, которое первые семь месяцев в году только поглощает средства, не давая никакой отдачи. Доверие к Товариществу подорвано тем, что Гинцбург [банкир. – Б. О.] и его бестолковый компаньон [Грубе. – Б. О.] метались по всей Европе, пытаясь собрать для предприятия кредит в 6 млн рублей, из которых по-настоящему нужны были лишь три, стучались во все банки… и везде получали отказ. Задача действительно трудноразрешимая. Доверие подорвано также и некоторыми мерами, предпринятыми самой компанией, в результате чего она теперь вынуждена платить на 2–3 учетных процента больше, чем другие перворазрядные фирмы. Как ты прекрасно знаешь, от высокой учетной ставки недалеко и до отказа в кредитах. При таких обстоятельствах мелкими вливаниями делу не поможешь, а потому я решил, пусть даже подрывая доверие к себе, выделить компании аванс в размере 4 млн франков – и это помимо миллиона, который она уже от меня получила, что составит в общей сложности два миллиона рублей».

Альфред с Робертом считали, что компания могла бы получить больше прибыли с помощью «разумных спекуляций». Людвиг же не хотел о них слышать: «На твоем месте я бы и думать забыл о биржевых спекуляциях, оставив их тем, кто не способен к истинно плодотворному труду». Людвиг вел переговоры с Государственным банком о предоставлении кредита под залог акций и облигаций «Товарищества бр. Нобель», и в апреле 1883 г. такой кредит был ему выделен. Поддержка Нобелей министром финансов «подкрепила эту однократную ссуду, подняла доверие к нобелевским акциям и облигациям и повысила их рыночную стоимость». Правительство одобрило выдачу кредита в размере 3 млн рублей под новое долговое обязательство, а Государственный банк открыл специальный текущий счет на миллион рублей под залог Людвиговых акций в товариществе.

Несмотря на такое пополнение казны, Людвиг до конца жизни не сумел вернуть крупные суммы, одолженные у Альфреда. Более опытный в коммерческих делах Альфред обвиняет предпринимателя Людвига в том, что у него слишком малый оборотный капитал и это может подорвать доверие кредиторов. Банки, биржи и другие финансовые учреждения в Петербурге и крупных европейских столицах регулярно проверяют «Товарищество бр. Нобель». Берлинский «Дисконто-банк» оценил его активы в 14 710 тыс. рублей, из которых пять миллионов приходилось на Баку, пять с половиной миллионов было вложено в паровозы и вагоны-цистерны, а четыре миллиона – во флот.

Выпуск новых ценных бумаг принес 10 млн рублей, и компания преодолела кризис. Альфред, хотя и критиковал Людвига, остался весьма доволен его трудами, «которые отличались крайней эффективностью. […] Теперь во всех странах акционерные общества получают ограниченный кредит, так что если „Товарищество бр. Нобель“ стало исключением, этим, на мой взгляд, оно обязано исключительно высокому доверию и уважению лично к Людвигу». Это был значительный успех, и Людвиг пишет:

«Тем, кто намеревался обобрать нас, это не удалось; Гинцбург, который вздумал было зарабатывать по 15–18 %, берет наши бумаги за скромные шесть. Теперь все пляшут вокруг меня и предлагают свои услуги. И если я рассказываю об этом с торжеством в голосе, пожалуйста, не считай, что я не ценю твоей услуги, напротив, без нее мне не удалось бы снизить выплаты по займам с 9 до 6 процентов и банкиры не остались бы с носом. Увы, у всякой медали есть оборотная сторона. Твоя тревога вкупе с поселившимся в твоей душе недоверием бросили на нас такую тень, что мы ничем не могли рассеять ее, пока наше солнце вновь не поднялось высоко над горизонтом. Доход, полученный от Гинцбурговых акций и сэкономленных процентов, не умаляет моей грусти по этому поводу. […] У меня мало дельных сотрудников, отчего возникают ошибки и просчеты, газеты тенденциозно и бессовестно врут, на каждом шагу тебя подстерегает зависть, а из-за огромных расстояний любое извращение фактов стократ опаснее. Чтобы справляться со всем этим, нужны убежденность и душевное спокойствие, а также профессионализм и умение смотреть в будущее. Конкуренты тоже не стоят на месте, так что идет постоянная борьба, в которой победа достигается не без усилий и даже победителя могут здорово пощипать».

7 июля 1883 г. Альфред пишет Роберту:

«Людвиг не хочет ни на йоту поступиться своим влиянием и намерен и далее поддерживать эту систему, которая тяжким бременем ложится на его здоровье и подрывает его силы. По сути дела, ни у кого из нас нет достаточно здоровья, чтобы управлять такой махиной, как Баку. Нам пора ограничивать себя мыслительной работой, оставляя всю механическую другим».

5 декабря 1883 г. Альфред представляет 28-страничную памятную записку, в которой подводит итог своему посещению товарищества, анализирует его положение и дает некоторые рекомендации. В записку вложен большой труд, свидетельствующий как о познаниях Альфреда-финансиста, так и о его глубокой заинтересованности в «Товариществе бр. Нобель». По-видимому, к этому времени ему принадлежит там не меньший пакет акций, чем в его динамитных предприятиях. 11 декабря Людвиг отвечает из Лондона:

«Если бы ты знал, какую безумную боль доставили мне эти никому не нужные объяснения, ты бы сжалился и оставил меня в покое. Ты, в свою очередь, забыл несколько совершеннейших пустяков: что я разбираюсь в предмете лучше тебя, что сам я всегда верил и продолжаю верить в это предприятие, что я возложил полную ответственность за него на самого себя и никогда не допущу, чтобы кто-нибудь терпел из-за этого убытки, и что я готов гарантировать это собственными средствами, буде их хватит. Я также не сообщил о твоих опасениях на родину, а твое участие в компании понимается всеми очень просто: ты один из братьев Нобель. Люди привыкли к тому, что я пекусь об интересах Товарищества больше, чем о своих собственных, посему не приходится удивляться, что тебя тоже не посчитали в данном случае человеком сторонним. Прими это во внимание, если тебя опять потянет на размышления о прошлом; исходи из того, что прежде дельца и счетовода стоит человек, наделенный душой и чувством чести и твердо намеренный исполнить свой долг».

В довершение неприятностей Роберт просит выплатить из принадлежащих ему в компании средств 68 тыс. рублей. Людвиг как раз распорядился о выпуске новых акций на 3 миллиона рублей и новых облигаций, которые появятся в феврале. Он не может заплатить Роберту теперь, поскольку это подаст дурной пример другим пайщикам – что, если они тоже потребуют свое? Момент для выдвижения Робертом такого требования избран крайне неудачно! Людвиг выражает надежду, что «ты удостоишь нас чести оставить значительную часть своих активов в нашем предприятии […]. На предстоящем вскоре собрании шинников я попробую растолковать, почему Товарищество действовало так, а не иначе, и какие я вижу для него перспективы на будущее».

Альфред продолжал год за годом критиковать коммерческий отдел главной конторы. «В Петербурге, похоже, творится жуткий беспорядок. Здесь уже опротестовали два их векселя. Не потому, что у компании нечем платить, а потому, что расчет направили не в тот банк». Работали в конторе действительно небрежно, спустя рукава, и репутация Альфреда в финансовых кругах поколебалась. По его мнению, в правлении не хватало человека, достаточно сведущего в торговле и финансах, и Альфред писал: «Я могу рассердиться до чертиков, моту полыхать от злобы, но не более получаса. И не думай, что я злюсь без веских оснований». За эти полчаса он успевал отправить ругательные письма, о которых потом жалел – но было поздно. Та же чреватая конфликтами тема возникнет снова через три года, усугубляя обиду Людвига.

Снова Ротшильды

Создав в 1883 г. БНИТО, Ротшильды стали самым опасным конкурентом из всех, с какими приходилось сталкиваться «Товариществу бр. Нобель». Черноморский порт Батум закипел деятельностью: там работали на полную мощность построенные Ротшильдами заводы, там нагружали и выгружали товар 5 тыс. судов.

Развитие событий в далеком Закавказье стало восприниматься как угроза и Соединенными Штатами, и Европой. Разворачивается борьба за обладание нефтяными рынками. Первым ее признаком стало обращение братьев Ротшильд к Нобелям с вопросом: не интересует ли тех возможное сотрудничество? На переговорах в Париже в мае 1884 г. товарищество представляли Альфред Нобель, Михаил Белямин и Ивар Лагервалль.

Ротшильды сообщили размеры своих активов и долей в перегонных заводах в Австрии, Франции и Испании. Добываемая ими в Баку сырая нефть отгружалась через Батум. Людвиг поручил своим представителям обсудить продажу 25 % акций товарищества – незадолго перед этим проводилась оценка его активов, и решено было увеличить уставный капитал до 20 млн рублей. Людвиг подумывал о новых вложениях в Баку и Батуме – в размере 5 млн рублей. По-видимому, он надеялся получить часть этой суммы от продажи акций Ротшильдам, а остальное – за счет выпуска облигаций.

Людвиг был «нефтяным королем Баку», а потому чувствовал себя уверенным и сильным. Молва о его достижениях в России, а также об успехах Альфреда шла по всей Европе. После возобновления переговоров Ротшильды отвергли Людвигово предложение: они хотели иметь либо контрольный пакет акций в «Товариществе бр. Нобель», либо ничего. Людвигу нужно было изыскивать новые способы добыть средства для капиталовложений. Он вступил в переговоры с «Дисконто-банком». Состоялась еще одна встреча с Ротшильдами, но и она кончилась безрезультатно.

В 1883 г. американский керосин был фактически вытеснен с российского рынка, и тут компания «Стандард ойл» пробудилась от своей самодовольной спячки и стала прощупывать почву насчет объединения. Впрочем, американцы не претендовали на полное завладение товариществом: они считали Людвига с его опытом и связями незаменимым руководителем.

Восприняв все эти события как предупреждение, Людвиг постарался обезопасить себя от новых угроз и попыток отнять завоеванные товариществом территории. Он перезаключил контракты со своими агентами как в России, так и в Европе, а заведовать торговым отделом в главной конторе посадил крепкого начальника по фамилии Гиссер, который состоял в правлении нескольких русских банков и возглавлял санкт-петербургскую транспортную компанию «Шёнман и Шпигель». В Австрии была создана новая торговая организация ЭНИГ, получившая право торговать нефтепродуктами также в Швейцарии и Южной Германии. Вскоре «Товарищество бр. Нобель» охватило своей сетью сбыта всю Северную Европу – за исключением Франции, в которой господствовали Ротшильды. Впрочем, парижская фирма Александра Андре обладала монопольным правом на продажу нобелевских смазочных масел и мазута по всему континенту. Теперь-то Людвиг и заказал океанский пароход «Петролеа», призванный совершать рейсы в Скандинавию, Германию и Бельгию. В Стокгольме, Любеке, Свинемюнде, Копенгагене и Антверпене были оборудованы крупные склады.

По Черному морю начали курсировать суда «Фергюсонс» и «Свет», оба построенные на Мутальском заводе. «Свет» принадлежал «Российскому обществу пароходства и торговли», которое посрамило скептиков, когда в 1885 г. «Свет» доставил свой груз очищенной нефти прямо в Лондон. Больше всего спроса на нефтепродукты было в России, за ней шли Англия, Германия, Бельгия, Швеция и Дания. Гиссер подумывал о дальнейшей экспансии, когда компания «Стандард ойл» вдруг резко снизила цены. Рокфеллер контролировал более 90 % американского рынка и мог позволить себе снижения цен, разорительные для других фирм, – уловка, к которой он в случае необходимости будет прибегать еще не раз.

«Стандард ойл» главенствовала на нефтяном рынке по всему миру – кроме России. Падение цен немедленно сказалось на сбыте продукции у «Товарищества бр. Нобель», и ни о какой экспансии уже не было речи. Чтобы навредить Нобелям, американцы стали прибегать к саботажу, распространению слухов и подкупу. Для отражения этих нападок Людвиг вынужден был обратиться к независимым экспертам из научных кругов. Впрочем, в Англии возникли проблемы уже у «Стандард ойл», поскольку нефть из Огайо была низкого качества и потребители стали высказывать претензии. За несколько следующих лет Людвигу удастся совместно с Ротшильдами – через компанию «Бесслер энд Вэхтер» занять третью часть британского рынка.

«Стандард ойл» ответила учреждением «Англо-американской нефтяной компании» (Anglo-American Petroleum Company) со штаб-квартирой в Англии. Спустя два года был создан филиал и для Германии – «Дойче американише петролеум гезельшафт», ДАПГ. На протяжении долгих лет между БНИТО, «Товариществом бр. Нобель» и «Стандард ойл» происходили переговоры в самом разном составе. Договоренности и обманы, ценовая война, взятки, клевета, сплетни, промышленный шпионаж – в борьбе за новые европейские рынки все средства были хороши.

Земля для новых предприятий

В 1885 году Людвиг Нобель посылает Тёрнудда поездом на Черное море, в Батум. Товариществу нужна земля для новых предприятий. «Пришлось принимать разные меры предосторожности; прежде всего купили самый большой глиняный горшок, какой только сыскали в Баку. Его обшили во много слоев одеялами и заполнили льдом из подвалов „Виллы Петролеа“. Затем упаковали в ящик 100 бутылок зельтерской, перекладывая их опилками и опять-таки льдом». Взяли также по два веера на человека. И вот Густав и землемер Карасев размещаются в салоне первого класса, где тотчас распахивают все окна и двери и опускают все шторы. Жара усиливается, и к концу путешествия оба едут в одних рубашках. Сутки они добираются только до Тифлиса. «Местность приобрел гористый характер, и впервые за почти два года взгляд мог снова ласкала пышная зелень». Их путь лежит мимо золотеющих нив и цветущих долин. Позади остаются развалины то ли рыцарских, то ли разбойничьих замков, орлиные гнезда на вершинах утесов. Как явствует из описания, в отвесных скалах высечены целые города. Поезд взбирается все выше, и Густав, забыв про жару, неотрывно смотрит в окно. «Жители здешних гор со своей светлой кожей, белокурыми волосами и голубыми глазами оказались очень похожи на наших северян, а уж дети в национальных костюмах были точь-в-точь как деревенские ребятишки в Финляндии».

Они прибывают в бывший турецкий город Батум, где приглядывают подходящий участок и решаются на покупку. Его владелец, Гемий Ахмат Касимаба, живет в горах. По дороге к нему их останавливает громовой окрик «Стоять!»: сверху, из-за каменного бруствера в чаще леса, поблескивает ружейный ствол. Они знакомятся с Ахматом, почтенным 80-летним старцем с длинной седой бородой, восхитительным орлиным носом и голубыми глазами, в которых светится задорный, живой огонек. Происходит обмен любезностями, гостей угощают мацони и кукурузными лепешками, турецким кофе и кальяном. «И тут я выдвинул свое предложение. Неспешно обдумав его, Ахмат сказал, что хочет узнать мнение родни, после чего в комнату пожаловали не только мужчины, но и прежде остававшиеся невидимыми женщины в чадрах. Я был тем более поражен, когда дело было с ходу решено госпожой Касимаба, которая, выслушав предложение, некоторое время внимательно рассматривала меня, а потом заявила, что нужно согласиться на сделку, поскольку чужеземец ей весьма нравится и наверняка станет кабалетцам добрым и верным другом. […] В отличие от других восточных народностей, у кабалетцев женщина пользуется огромным уважением и ее голос в большинстве случаев оказывается решающим. Зато в трудную минуту приходится вставать рядом с мужчиной – не менее его вооруженной и храброй».

Далее Тёрнуд пишет: «В лице Людвига Нобеля я обрел хозяина, который всякий раз видит дальше меня и не только на словах, но и на деле осуществляет задуманное, причем столь быстро, что иногда подхватывал другую, из мимоходом брошенных мною, разработал ее и приказал довести до конца.

Проклятие всех прочих предприятий – деньги – он, казалось, выкапывал из-под земли; как бы то ни было, они в конце концов неизменно являлись, так что наш неутомимый муравейник трудится сутками напролет и на результаты его самоотверженного труда невозможно смотреть без радости, ибо целые поселки возникают словно по мановению волшебной палочки и там, где еще месяц назад была безлюдная пустыня, сегодня, как звезды в ночи, горят тысячи огней. И альфа и омега всего этого Людвиг Нобель. Какой богатырский дух живет в этой хрупкой оболочке и как он умеет заразить своим энтузиазмом всех, кто оказывается с ним рядом; иногда кажется, будто все на свете зависит лишь от желания и воли!»

«Не случайно у нас снова ожидаются грандиозные усовершенствования и стройки. Здесь идут вперед семимильными шагами. Сегодня приходит телеграмма: „Не могли бы вы в 1884 г. произвести столько-то миллионов пудов?“ Завтра отсылается ответ: „Могли бы“, а послезавтра следующая телеграмма: „Затребуйте необходимые средства и исполняйте“».

«В настоящее время положение таково, что рынок Российской империи целиком зависит от нас, и мы всерьез подумываем о вытеснении американцев не только из Европы, но и из Азии. Теперь взгляды наши устремлены в одну точку – на Батум, и я надеюсь в течение 1884 года наладить оттуда крупные поставки, с одной стороны – в европейские порты, с другой – в Турцию, Египет и Ост-Индию. В мыслях я уже вижу, как нобелевским керосином освещают себе путь в Центральной Африке дикари Стенли».

«Вчера, в самое Рождество, я приобрел для нас дагестанские серные копи, которые в свое время поставляли серу на пороховой завод Шамиля, четверть века сражавшегося с превосходящими русскими силами. Тут все обернулось как в сказке. Для производства керосина нам требуется 100 тысяч пудов серы в год. Сицилийская сера дорожает и становится нам не по карману. Когда положение кажется совсем аховым, объявляются бывшие воины Шамиля и рассказывают чудесную историю про волшебные горы и нескончаемые запасы серы, запрятанные среди лесов в труднодоступном горном районе Дагестана. Скоренько туда посылают с сопровождением скандинава [т. е. самого Тёрнудда. – Б. О.]. В пути его кормят исключительно ослятиной, а в Баку он возвращается с туземным владельцем горы, после чего никто оглянуться не успевает, как гора переходит во владение Нобеля! Ура! Ловко мы это спроворили! А сам Нобель тем временем понятия не имеет о происходящем. Впрочем, с чего бы ему быть недовольным, если мы сбережем ему эдак сто тысяч рублей в год?»