Текст книги "Избранное. Аргонавты западной части Тихого океана"

VI

Я перечислил главные правила кула так, чтобы этого было достаточно для ее предварительного определения. Теперь же нам необходимо сказать о связанных с кула действиях и о ее вторичных аспектах. Если мы понимаем, что иногда этот обмен должен проводиться между теми районами, которые отделены друг от друга опасными морями, причем множество людей должны переплывать их на парусных лодках, придерживаясь при этом установленных сроков, то нам сразу же станет ясно, что такого рода экспедиции требуют значительных приготовлений. Многие такие предварительные действия тесно связаны с кула. Таковы, в частности, строительство лодок, подготовка снаряжения, обеспечение провиантом, установление дат и социальная организация экспедиции. Все это является для кула вспомогательным и выполняется ради нее, образуя нечто взаимосвязанное, и потому при описании кула мы должны учитывать все эти предварительные действия. Детальный рассказ о строительстве лодки, о сопутствующих этому церемониях, о сопровождающих его магических обрядах, о спуске на воду и пробном рейсе, о связанных с этим обычаях, сопровождающих подготовку снаряжения, – все это будет детально описано в нескольких последующих главах.

Другой важной задачей, неразрывно связанной с кула, является аспект вторичного обмена товарами. Из путешествия в далекие края, природные ресурсы которых были неизвестны на родине, мореходы кула всякий раз возвращаются на лодках, доверху нагруженных этими вещами – трофеями экспедиции. И опять же для того, чтобы иметь возможность преподнести подарки партнеру, каждая отплывающая за море лодка везет груз таких вещей, о которых известно, что о них больше всего мечтают в заморских районах. Часть из них передается партнерам в форме подарков, но значительная их часть берется для того, чтобы заплатить ими за вещи, которые нужны дома. Иногда путешествующие туземцы исследуют природные запасы заморских стран сами. Так, например, жители Синакета ныряют за раковинами спондилуса в лагуне Санароа, а добу ловят рыбу на южных оконечностях Тробрианских островов. Этот вторичный обмен еще больше усложняется тем обстоятельством, что такие большие центры кула, как, например, Синакета, не отличаются успехами в тех ремеслах, которые особенно ценны для добу. Поэтому жители Синакета вначале должны запастись всем необходимым сами, добыв это в деревнях Кубома в центральной части острова, что они и делают во время менее значительных предварительных торговых экспедиций, предшествующих кула. Как и строительство лодок, этот вторичный обмен будет детально описываться ниже: здесь же мы только упомянем о нем.

И все-таки здесь вспомогательные и сопутствующие действия должны быть представлены как в их взаимных отношениях, так и в отношении к основной сделке. Как о строительстве лодки, так и об обычной торговле мы говорили как о вторичных или вспомогательных действиях по отношению к собственно кула. Это требует комментария. Считая, что и то, и другое по своему значению подчинено обмену кула, я вовсе не собирался высказывать широкие философские соображения или собственные взгляды на относительную ценность этих предприятий с точки зрения некоей социальной телеологии. Ведь и в самом деле ясно, что если посмотреть на эти действия извне, как это делают социологи-компаративисты, и оценить их реальную пользу, то торговля и строительство лодок покажутся нам действительно важными, тогда как обмен кула покажется нам всего лишь косвенным стимулом, побуждающим туземцев к мореплаванию и торговле. Однако здесь меня интересует не социологическое, а чисто этнографическое описание, и если я и даю тот или иной социологический анализ, то он абсолютно необходим для того, чтобы избежать недоразумений и определить понятия[41]41
  Было бы, пожалуй, излишне подчеркивать, что все вопросы, связанные с происхождением, развитием или историей институтов, были решительно исключены из этой работы. Смешивание умозрительных или гипотетических взглядов с описанием фактов является, по моему убеждению, непростительным нарушением правил этнографического метода.


[Закрыть].

Определяя кула в качестве первичного и первостепенного действия, а все остальные – в качестве вторичных, я имею в виду, что эта иерархия вытекает из самих институтов. Изучая поведение туземцев и все обсуждаемые обычаи, мы видим, что главной – во всех отношениях – целью является обмен кула: сроки устанавливаются и социальная организация определяется не относительно обычной торговли, но относительно обмена кула. Большой церемониальный пир перед началом экспедиции посвящен кула; заключительная церемония оценки и подсчета трофеев относится к кула, а не к тем предметам, которые были получены путем торгового обмена. И, наконец, магия, являющаяся одним из главных факторов всей процедуры, относится исключительно к кула, что касается даже и части тех магических обрядов, которые совершаются над лодкой. Некоторые обряды всего этого цикла совершаются ради самой по себе лодки, другие же – ради кула. Лодки всегда строятся в непосредственной связи с экспедициями кула. Все это, конечно, станет действительно очевидным и убедительным после того, как я дам детальное описание. Однако в данном случае было необходимо определить правильную перспективу отношения между главным обменом кула и обычной торговлей.

Понятно, что не только те многие из соседних племен, которые ничего не знают о кула, тоже строят лодки и совершают далекие и смелые торговые путешествия, но даже и в пределах кольца кула (например, на Тробрианах) есть несколько таких деревень, которые не участвуют в кула, но, однако, обладают лодками и ведут оживленную заморскую торговлю. Однако там, где осуществляется кула, ей подчинены все остальные вспомогательные виды деятельности, а строительство лодок и обычная торговля являются по отношению к ней вспомогательными. Это выражается как самой природой института и всеми подготовительными действиями, с одной стороны, так и поведением и непосредственными высказываниями туземцев – с другой.

Кула (а я надеюсь, что читатель получает о ней все более и более полное представление) – это большой и сложный институт, каким бы малозначительным ни казалось его ядро. Для туземцев он представляет один из самых важных жизненных интересов, и в этом своем качестве он обладает церемониальным характером и окружен магией. Можно легко представить, что драгоценности могли бы переходить из рук в руки без каких-либо церемоний или ритуалов, но в обмене кула этого не бывает никогда. Даже и тогда, когда иногда в заморскую экспедицию отправляются маленькие экипажи из одной или двух лодок, привозя домой ваигу’а, – даже и тогда соблюдаются определенные табу и сохраняются предписываемые обычаем традиции отправления, плавания и возвращения; даже и самая маленькая, состоящая из одной лодки, экспедиция является имеющим некое значение племенным событием, о котором знают и говорят во всем районе. Однако характерной является такая экспедиция, в которой принимает участие значительное количество лодок, по-особому организованных и представляющих собой нечто единое. Здесь происходят пиршества, распределение продуктов и другие общественные церемонии; здесь имеется один лидер или капитан экспедиции, и здесь соблюдаются разнообразные правила в добавление к обычным табу и предписаниям, связанным с кула.

Церемониальный характер обмена кула тесно связан с другим его аспектом – с магией. «Вера в эффективность магии преобладает в кула, как и во многих других племенных действиях аборигенов. Магические обряды должны совершаться над мореходным судном во время его постройки для того, чтобы сделать его быстрым, устойчивым и надежным; магия совершается также над судном и для того, чтобы обеспечить ему удачу в кула. Другая система магических обрядов совершается ради предотвращения опасностей плавания. Третьей магической системой, связанной с морскими путешествиями, является собственно магия кула, которую называют мвасила. Она состоит из многочисленных обрядов и заклинаний, причем все они непосредственно воздействуют на сознание (нанола) партнера и делают его податливым, легко управляемым и готовым дарить подарки кула» (op. cit., p. 100).

Ясно, что столь тесно связанный с магическими и церемониальными элементами институт, как кула, не только покоится на мощном фундаменте традиции, но и окружен многими легендами. «Существует богатая мифология кула, в которой присутствуют сказания о тех давних временах, когда мифические предки совершали далекие и рискованные морские путешествия. Благодаря своему знанию магии они умели избегать опасностей, побеждать врагов, преодолевать препятствия и своими деяниями создали много таких прецедентов, которым теперь, согласно племенным обычаям, надлежит строго следовать. Однако их значение для потомков главным образом заключается в том, что посредством их была передана магия, что сделало кула возможной для последующих поколений» (op. cit., p. 100).

В некоторых районах, к которым, однако, тробрианцы не принадлежат, кула связана еще и с траурными торжествами, называемыми со’и. Эта связь интересна и важна, о чем будет рассказано в главе XX.

В больших экспедициях кула участвует много аборигенов – все жители целого района. Однако те географические пределы, которыми ограничен набор членов экспедиции, четко определены. На карте V «мы видим ряд кругов, каждый из которых представляет одну социологическую единицу, которую мы назовем сообществом кула. Сообщество кула состоит из одной или нескольких деревень, жители которых совместно отправляются в большие заморские экспедиции и участвуют в сделках кула как единое целое, сообща совершают магические обряды, имеют общих лидеров и обмениваются драгоценностями в границах одной и той же внешней и внутренней социальной сферы. Таким образом, кула состоит, во-первых, из маленьких внутренних сделок, совершаемых в границах сообщества кула или смежных сообществ и, во-вторых, из больших заморских экспедиций, во время которых происходит обмен вещами между двумя разделенными морем сообществами. В первом случае мы имеем дело с хроническим, постоянным перетеканием предметов из одной деревни в другую или даже в пределах одной и той же деревни. Во втором случае вся совокупность драгоценностей, число которых иногда достигает более тысячи предметов одновременно, обменивается в ходе одной огромной сделки, или, точнее говоря, в ходе многочисленных сделок, совершающихся одновременно» (op. cit., p. 101). «Торговля кула состоит из серии таких периодических заморских экспедиций, которыми соединяют воедино разные группы островов, и благодаря которым ежегодно из одного района в другой перевозятся большие количества ваигу’а и совершается вспомогательная торговля. Эта торговля продолжается, товарами пользуются, однако ваигу’а – браслеты и ожерелья – ходят и ходят по кругу кула» (op. cit., p. 105).

В этой главе было дано краткое, суммарное определение кула. Я перечислил одну за одной все ее самые заметные черты и правила в том виде, в каком они запечатлены в туземных обычаях, повериях и поведении. Это было необходимо для того, чтобы дать общее представление об институте прежде, чем перейти к детальному описанию его действия. Однако никакое краткое определение не может дать читателю полное представление о человеческом социальном институте. Для этого необходимо конкретно объяснить его действие, познакомить читателя с людьми, показать, как они поступают на каждом последующем этапе, и описать все актуальные проявления тех общих правил, которые были представлены абстрактно.

Как уже было сказано выше, обмен кула происходит двояким образом: во-первых, это большие заморские экспедиции, во время которых одновременно перевозятся более или менее значительные количества ценностей. Помимо этого существует и обмен в границах одного острова, когда предметы кула переходят из рук в руки, часто меняя своих обладателей прежде, чем передвинуться на несколько миль вперед.

Большие заморские экспедиции являются наиболее зрелищной частью кула. А еще они содержат гораздо больше публичных церемоний, магических обрядов и установленных обычаев. Они, понятное дело, требуют гораздо более существенной подготовки и предварительных действий. Поэтому мне придется говорить о заморских экспедициях кула гораздо больше, чем о внутреннем обмене.

Поскольку связанные с кула обычаи и поверия изучались в основном на Бойова, то есть на Тробрианских островах, и с точки зрения жителей Бойова, то первым делом я опишу типичный ход заморской экспедиции в то виде, в котором она готовится, организуется и отправляется с Тробрианских островов. Мы начнем с описания постройки лодки, потом перейдем к церемониальному спуску лодки на воду и визитам, связанным с формальным показом лодки, затем мы изберем сообщество Синакета и последуем за туземцами во время одной из их заморских экспедиций, которую мы опишем в подробностях. Она послужит нам примером типичной экспедиции кула в дальние страны. Затем будет указано на те особенности, которыми подобные экспедиции могут отличаться от других ответвлений кула, для чего я опишу экспедицию, отправляющуюся с Добу, а также экспедицию из Киривина на Китава. Рассказ о внутриостровном обмене кула на Тробрианских островах, о некоторых связанных с ним формах торговли и других ответвлениях дополнит этот отчет.

В следующей главе я перейду к описанию предварительных стадий кула на Тробрианских островах начиная с описания лодок.

Глава IV
Лодки и плавание

I

Лодка – это элемент материальной культуры, и в этом своем качестве она может быть описана, сфотографирована, и даже перенесена в музей. Однако (и эту истину зачастую упускают из виду) сама этнографическая реальность лодки не может быть перенесена к ученому домой – даже и в том случае, если ее отличный образчик будет у него прямо перед глазами.

Лодка делается для того, чтобы ее определенным образом использовали, и изготавливают ее для определенной цели, она является средством для этой цели, и мы, изучая туземную жизнь, не должны переворачивать это отношение, делая сам объект фетишем. Изучая же экономические цели, для которых сделана лодка, и те разные способы, которыми ею пользуются, мы начинаем приближаться к более глубокому, этнографическому рассмотрению этой проблемы. Дальнейшие социологические данные о собственности на лодку, выяснение того, кто на ней плавает и каким образом это происходит, сведения о церемониях и обычаях, связанных с ее постройкой, своего рода типичная «история жизни» туземного судна – все это приближает нас к пониманию того, чем в действительности лодка является для аборигена.

Но даже и это все-таки не затрагивает самой живой реальности туземной лодки. Ведь судно, сделано ли оно из древесной коры или из дерева, из железа или из стали, для плавающих на нем мореходов живет своей жизнью и является для них чем-то большим, нежели просто куском имеющего форму материала. Для туземца в не меньшей степени, чем для белого мореплавателя, лодка окружена атмосферой романтики, овеяна традицией и связана с личным опытом. Она является объектом культа и восхищения, живым существом с собственной индивидуальностью.

Мы, европейцы (независимо от того, знаем ли туземную лодку по опыту или по описаниям), привыкшие к нашим необыкновенно развитым средствам водного транспорта, склонны смотреть на туземную лодку свысока и видеть ее в ложной перспективе; мы считаем ее чуть ли не детской игрушкой, неудачной и несовершенной попыткой решить проблему мореходства, которую мы-то сами решили удовлетворительно[42]42
  Сравнивая хрупкую и неповоротливую туземную лодку с изящной европейской яхтой, мы склонны рассматривать первую чуть ли не юмористически. Эта нота звучит во многих любительских описаниях путешествий, где непритязательное остроумие находит себе выход, когда грубо обтесанные челноки называют «дредноутами» или «королевскими яхтами», подобно тому как простые дикарские вожди в насмешку именуются «королями». Такой юмор, конечно, можно понять и даже развлечься им, но если подойти к этому вопросу с научной точки зрения, то, во-первых, следует воздерживаться от любого искажения фактов, а во-вторых, проникнуться мыслью и чувством дикарей по отношению к их творениям.


[Закрыть]. Однако для туземца его неуклюжая разлапистая лодка является удивительным, почти чудесным изобретением, чем-то прекрасным (см. снимки XXI, XXII, XL, XLVII, LV). Туземцы окружают ее легендами, украшают самой изысканной резьбой, раскрашивают и декорируют. Она является для них мощным средством овладения природой, позволяющим пересекать опасные моря и добираться до далеких стран. В сознании туземца лодка ассоциируется с полным опасностей плаванием, с надеждами и мечтами, которые он выражает в своих песнях и рассказах. Короче говоря, и в традиции туземцев, и в их обычаях, в их поведении, и в непосредственных высказываниях можно обнаружить глубокую любовь, восхищение и своего рода привязанность к лодке как к чему-то живому и личному, что так характерно для отношения морехода к своему судну. Так вот, именно это эмоциональное отношение туземцев к их лодкам, которое я рассматриваю в качестве глубочайшей этнографической действительности, и должно руководить нами в нашем исследовании других аспектов – обычаев и технологий, связанных с постройкой и использованием лодки; экономических условий и связанных с ними поверий и традиций. Этнология или социальная антропология, наука о человеке не должна оставлять без внимания глубин его «Я», его инстинктивной и эмоциональной жизни.

Взглянув на снимки (например, XXI, XXIV, XXXIX или XLVII), мы получим некоторое представление об общем устройстве туземной лодки: у нее длинный, довольно глубокий корпус, который соединен с бортовым поплавком, идущим параллельно корпусу почти по всей его длине (см. снимки XXI и XXIII), а также с помостом, идущим с одного борта к другому. Легкость материала позволяет туземной лодке погружаться гораздо глубже, чем аналогичному европейскому морскому судну, что придает ей большую плавность хода. Лодка скользит по поверхности воды, плавно касается волн, то скрываемая их гребнями, то опять поднимаясь на них. Испытываешь восхитительное, но страшное ощущение, когда сидишь в легкой лодочке, летящей вперед с поднятым поплавком, круто накренившимся помостом и с постоянно переливающейся через борт водой; или же, еще лучше, вскарабкавшись на помост или на поплавок (последнее возможно только на больших лодках), пересекать море на своего рода летящем плоту, почти что чудом скользящем над волнами.

Иногда волна заливает помост, перехлестывает через него, и лодка – этот на первый взгляд громоздкий квадратный плот, движется вдоль и поперек волн, взлетая над ними с грациозной ловкостью. Когда поднимается парус и его тяжелые, жесткие складки золотистой циновки разворачиваются с характерным свистящим и хрустящим шумом, и лодка начинает свой ход; когда вода с шипением отбегает вниз, а золотой парус пламенеет на фоне ярко-синего моря и неба – тогда романтика мореплавания и впрямь открывается перед тобой в каком-то новом ракурсе.

Естественной реакцией на это описание будет мысль о том, что оно представляет ощущения этнографа, а не туземца. На самом же деле, очень трудно отделить наши собственные ощущения от правильной интерпретации того, что в глубине своего «я» ощущает туземец. Однако если исследователь, говорящий на языке аборигенов и какое-то время живущий среди них, попробует проанализировать и понять их чувства, то он обнаружит, что может правильно оценить их. Вскоре он научится различать, когда поведение туземцев гармонирует с его собственным поведением, а когда, как это иногда случается, от него отличается.

Следовательно, в данном случае не будет ошибкой считать, что хорошая лодка вызывает у туземцев огромное восхищение. Несомненно также, что они быстро оценивают различия в скорости, грузоподъемности и устойчивости разных лодок. Очевидна их эмоциональная реакция на такого рода различия. Когда в тихий день вдруг поднимается свежий ветер, наполняя развернутый парус, и лодка поднимает из воды свой ламина (бортовой поплавок), несется вперед, разбрызгивая воду направо и налево, то не будет ошибкой сказать, что это вызывает у туземцев необыкновенную радость. Каждый кидается занять свое место и живо следит за движениями лодки; некоторые начинают петь, а юноши перегибаются через борт и играют с водой. Они никогда не устают обсуждать хорошие качества своих лодок и анализировать качества разных судов. В прибрежных деревнях близ Лагуны мальчики и юноши зачастую выплывают в море на маленьких лодках и катаются на них просто ради удовольствия, состязаясь друг с другом в скорости и исследуя менее знакомые бухточки. Эти прогулки, несомненно, вызывают у них такое же удовольствие, какое они вызвали бы и у нас.

Рассмотренная изнутри – если мы уже познакомились с ее конструкцией и оценили на собственном опыте ее пригодность для соответствующей цели – лодка не менее привлекательна и выразительна. Когда на морской глади появляется флотилия туземных лодок, совершающих торговую экспедицию или направляющихся в гости, а треугольные паруса судов рассеяны над водой, как крылья бабочек (снимок XLVIII), при гармонических звуках звучащих в унисон сигнальных раковин, – это незабываемое впечатление[43]43
  Паруса, в виде клешней краба, которыми пользуются на южном побережье – от Маилу, где я их обычно видел, и западнее, вплоть до Порт Морсби, где они сочетаются с двухмачтовыми лакатои, еще более живописны. Я с трудом могу вообразить нечто более странное и впечатляющее, чем эта флотилия лодок с парусами в виде клешней краба. Их изображение было помещено на почтовой марке Британской Новой Гвинеи, выпущенной капитаном Фрэнсисом Бартоном, последним губернатором колонии. См. также снимок XII в «Меланезийцах» Зелигмана.


[Закрыть]. Когда же потом приближаются лодки, покачиваясь на голубой воде во всем великолепии их свежих белых, красных и черных раскрасок, с их изящной формы носами, с их бряцающими доспехами из белых раковин каури (см. снимки XLIX, LV) – тогда вы прекрасно понимаете то любовное восхищение, результатом которого являются все те заботы, которые проявляют туземцы, украшая свои лодки. И даже когда лодки не используются и праздно лежат в бездействии на берегу перед деревней – даже тогда они являются характерным элементом пейзажа, в некоторых случаях влияющим на жизнь деревни. Очень большие лодки в некоторых случаях помещают в просторных сараях (см. снимок XXII), являющихся самыми большими из возводимых тробрианцами строений. В других же деревнях, где мореплавание происходит постоянно, лодку, чтобы сохранить ее от солнца, просто прикрывают пальмовыми листьями (см. снимок I, LIII), а туземцы часто сидят на ее помосте, разговаривая, жуя бетель и смотря на море. Меньшие лодки, лежащие на берегу длинными параллельными рядами, готовы к тому, чтобы в любой момент их спустили на воду. Со своими скругленными профилями и сложными конструкциями из жердей и палок они создают одну из самых характерных декораций туземной деревни.