Текст книги "Избранное. Аргонавты западной части Тихого океана"

VI

Прямо на это территориально-политическое деление налагается деление на тотемические кланы, каждый из которых обладает рядом связанных между собой тотемов, причем главным из них является птица[31]31
  Открытием т. н. «связанных» тотемов и введением этого термина и этого понятия в науку мы обязаны профессору Зелигману. Цит. соч., с. 9, 11; см. также «Указатель».


[Закрыть]. Члены этих четырех кланов рассеяны по всему племени Бойова, причем в каждой деревне можно обнаружить членов всех этих четырех кланов, и даже в каждом доме представлены по меньшей мере две тотемные группы, поскольку муж должен принадлежать к другому клану, отличному от клана жены и детей. В рамках клана существует определенная солидарность, основанная на весьма смутном ощущении общей родственности с тотемными птицами и животными, хотя в гораздо большей степени это ощущение опирается на многочисленные социальные обязанности – на такие, например, как совершение определенных церемоний (а особенно – траурных), которые и сплачивают членов данного клана. Однако подлинная солидарность достижима лишь между членами субклана. Субклан – это местное подразделение клана, члены которого заявляют об общности предков (отсюда возникает и ощущение подлинной кровной общности) и, кроме того, принадлежат к той местности, откуда родом их предки. Именно с этими субкланами и связано понятие определенного ранга. Так, один из тотемных кланов, Маласи, включает в себя как наиболее аристократический субклан, то есть Табалу, так и субклан самого низшего ранга – то есть местное подразделение Маласи из Бвойталу. Вождь Табалу почувствовал бы себя весьма оскорбленным, если бы ему хотя бы намекнули на то, что он в родстве с поедателями стингари из нечистой деревни, хотя эти люди – такие же Маласи, как и он. Принцип ранга, связанный с тотемическими подразделениями, встречается только в тробрианском обществе; он совершенно чужд всем другим папуо-меланезийским племенам.

Если говорить о родстве, то прежде всего следует помнить о том, что оно у туземцев матрилинейно и что наследование ранга, членство во всех общественных группах и наследование имущества происходит по линии матери. Брат матери считается подлинным опекуном мальчика, и существует целый ряд взаимных обязанностей и обязательств, которые устанавливают между ними очень тесные и значимые отношения. Считается, что подлинное родство, подлинная общность крови существует лишь между мужчиной и родственниками его матери. В первую очередь это относится к его братьям и сестрам как особенно близким ему людям. В пользу сестры или сестер он обязан начать работать, как только они вырастут и выйдут замуж. Однако несмотря на это между ними существует ряд очень строгих табу, которые начинают действовать довольно рано. Мужчине не позволено шутить или свободно разговаривать в присутствии своей сестры, или даже поглядывать на нее. Даже и самый легкий намек на сексуальные дела (как недозволенные, так и супружеские) брата или сестры, сделанный кем-то из них в присутствии другого, считается смертельным оскорблением и унижением. Если мужчина приближается к группе людей, в которой разговаривает его сестра, то либо она уходит, либо он разворачивается обратно.

Отношение отца к детям весьма примечательно. Физиологическое отцовство здесь неизвестно[32]32
  См. мою статью «Балома, духи мертвых» («Baloma, Spirits of the Dead»), часть VII, JRAI, 1917, где это положение было подтверждено со всей очевидностью. Дополнительные сведения, полученные во время следующей экспедиции на Тробрианы, изобиловали новыми деталями, подтвердившими то, что о физиологическом отцовстве тут не имеют ни малейшего понятия.


[Закрыть], и предполагается, что никаких родственных связей и отношений между отцом и ребенком не существует – за исключением отношений между мужем матери и ребенком жены. И все-таки отец является ближайшим и самым искренним другом своих детей. Много раз я наблюдал, когда ребенок – маленький мальчик или девочка – оказывался в опасности или заболевал, и если в связи с этим возникал вопрос о том, что кому-то придется взять на себя трудности или подвергнуть себя опасности ради ребенка, то в этом случае все волнения выпадали на долю отца, которому предстояло перенести все необходимые лишения, – на долю отца, но не дяди по материнской линии. Такое положение вещей признается вполне отчетливо, о чем недвусмысленно говорят и сами туземцы. В вопросах наследования и передачи собственности мужчина стремится для своих детей сделать все, что только в его силах, при этом, конечно, считаясь и с обязанностями по отношению к семье сестры.

Трудно в нескольких словах выразить разницу между этими двумя отношениями, то есть между отношением мальчика к дяде по матери и отношением сына и отца. Лучшим из кратких выражений этой мысли будут слова о том, что положение дяди по матери как близкого родственника считается справедливым и с точки зрения закона, и с точки зрения обычая, тогда как интерес и любовь отца к его детям порождены чувством и существующими между отцом и детьми доверительными отношениями. Отец видел, как дети росли; он вместе с матерью нежно заботился о малышах, ухаживал за ними, носил их на руках и давал им то воспитание, которое происходит в процессе наблюдения за работой старших и постепенного присоединения к ней. Когда речь идет о наследовании, отец дает ребенку все, что только может, – отдает свободно и с удовольствием, тогда как брат матери под давлением обычая дает племянникам то, что он не может удержать и сохранить для собственных детей.

VII

Стоит сказать еще несколько слов о некоторых религиозно-магических представлениях тробрианцев. Больше всего в связи с их верой в духов умерших меня поразило то, что они почти совсем не боятся духов, то есть не испытывают ни одного из тех жутких чувств, которые охватывают нас при мысли о возможном возвращении умерших. Всевозможные страхи и ужасы туземцев связаны лишь с черной магией, летающими ведьмами, злобными существами, насылающими болезни, и, самое главное, с колдунами и ведьмами. Духи же сразу после смерти попадают на остров Тума, лежащий к северо-западу от Бойова, и там какое-то время пребывают под землей, как говорят некоторые, или же, как утверждают другие, на поверхности земли, хотя там они и невидимы. Раз в году они навещают свои деревни и принимают участие в больших ежегодных празднествах миламала, во время которых они принимают подношения. Иногда в это время они являются живым, которых, однако, это не тревожит. Да и вообще духи не оказывают на людей большого влияния – ни хорошего, ни плохого[33]33
  См. статью «Балома, духи мертвых» (Б. Малиновский. Т. 2. – Прим. ред.)


[Закрыть]. В некоторых магических формулах присутствуют обращения к духам предков, которые во время некоторых обрядов принимают приношения. Однако это не имеет никакого отношения к тому взаимодействию или тесному сотрудничеству между людьми и духами, которое составляет сущность всякого религиозного культа.

Но с другой стороны, магия как попытка человека управлять силами природы непосредственно при помощи особого знания пронизывает собою на Тробрианах буквально все и имеет всеобъемлющее значение[34]34
  Я использую термины религия и магия в соответствии с тем разграничением, которое было произведено сэром Джеймсом Фрэзером (см. «Золотую ветвь», т. 1). Определение Фрэзера соответствует киривинским данным гораздо лучше, чем какое-либо другое. И хотя начиная мои полевые исследования, я был убежден, что изложенные в «Золотой ветви» теории религии и магии неадекватны, все мои наблюдения в Новой Гвинее вынудили меня принять позицию Фрэзера.


[Закрыть]. Мы уже упоминали о колдовстве и о земледельческой магии. Здесь достаточно добавить лишь то, что все жизненно важное для туземца сопровождается магией. Все хозяйственные дела имеют свою магию; любовь, благополучие детей, таланты и умения, красота и проворство – все это или стимулируется, или нарушается магией. В связи с обменом кула (а он имеет для туземцев огромное значение и затрагивает почти все их общественные страсти и амбиции) мы встретимся с другой системой магии, и тогда у нас будет возможность поговорить о проблеме в целом более детально.

Болезнь, здоровье и смерть также являются результатами действия магии или контр-магии. Теоретические воззрения тробрианцев на этот вопрос чрезвычайно сложны, но и в высшей степени определенны. Так, хорошее здоровье прежде всего, конечно, является состоянием естественным и нормальным. Более легкие болезни можно получить от перегрева, переедания, переутомления, плохого питания или из-за других обычных причин. Такие недомогания непродолжительны, не приводят к по-настоящему плохим последствиям и не представляют непосредственной опасности. Но если человек болеет сколько-нибудь долго и его силы по-настоящему подорваны, то, значит, тут действуют злые силы. Одной из самых распространенных форм черной магии является магия бвага’у, то есть злых колдунов, некоторое количество которых есть в каждом районе. Обычно даже и в каждой деревне имеются один-два человека, вызывающих больше или меньше страха как бвага’у. Чтобы стать им, никакого особого посвящения не требуется, достаточно знать заклятия. Научиться им (то есть научиться так, чтобы стать признанным бвага’у), можно лишь за высокую плату или в исключительных обстоятельствах. Так, отец часто «передает» свое колдовство сыну, – однако всегда бесплатно; обычный член племени может научить колдовству человека высокого ранга. Или человек научит этому сына своей сестры. В этих двух последних случаях требуется заплатить очень высокую плату. Это имеет значение как характеристика отношений родства, – то, что человек учится колдовству у отца, хотя отец, согласно традиционной системе родства, не является кровным родственником, тогда как за это же самое надо заплатить дяде по матери, естественным наследником которого он является.

Как только человек овладевает искусством черной магии, он применяет ее к своей первой жертве, которой всегда должен стать кто-то из его собственной семьи. Среди туземцев существует твердое и четкое убеждение в том, что если в колдовстве мужчины и должно быть что-то хорошее, то в первую очередь оно должно быть испробовано на его матери, сестре или каком-нибудь из его родственников по линии матери. Такой матереубийственный акт и делает его настоящим бвага’у. Потом его искусство можно будет практиковать и на других людях, став твердым источником доходов.

Связанные с магией поверья сложны; они различаются в зависимости от того, исходят ли они от колдуна или от непосвященного; со всей очевидностью существуют также и напластования верований, что объясняется или местными вариациями, или наложением разных версий. Здесь нам достаточно подвести краткие итоги.

Когда колдун хочет напасть на кого-то, первым делом он наложит легкое заклятье на обычно посещаемые этим человеком места. Это заклятье вызовет легкую болезнь и вынудит человека оставаться в постели у себя дома, где он будет пытаться вылечиться, ложась на несильно горячие угли, чтобы согреть тело. Это первое недомогание, называемое кайнагола, предполагает такие боли в теле, которые (если говорить с нашей точки зрения) могут быть вызваны ревматизмом, общим переохлаждением, гриппом или другой болезнью в начальной стадии. Когда жертва лежит на нарах, с горящим под ними огнем и, как правило, посреди хижины, бвага’у украдкой подходит к дому. Вместе с ним – несколько ночных птиц, сов и козодоев, составляющих его свиту. Весь он окружен ореолом того легендарного ужаса, который заставляет туземцев трепетать при мысли о встрече с колдуном во время такого вот ночного обхода. Потом он пытается просунуть сквозь соломенную стену привязанный к длинной палке пучок трав, заколдованных каким-то смертоносным заклятьем, стараясь просунуть это в огонь, над которым лежит больной. Если ему это удастся, то дым от сгоревших листьев будет вдыхать этот обреченный человек, имя которого произносится в заклятии, и тогда его одолеет та или иная из тех жутких болезней, целый список которых имеется у аборигенов, причем каждая из них имеет как четко выраженные симптомы, так и магическую этиологию. Это предварительное колдовство необходимо было для того, чтобы удержать жертву в доме, поскольку только там может осуществляться смертоносная магия.

Конечно, и больной тоже будет защищаться. Прежде всего, его друзья и родственники (а такова одна из главных обязанностей братьев жены) будут его сторожить, сидя с копьями и у хижины, и у всех подходов к ней. Я часто натыкался на такие «дозоры», когда поздней ночью гулял по какой-нибудь деревне. Кроме того, прибегают и к услугам конкурирующего бвага’у (поскольку искусством убийства и лечения владеют всегда одни и те же люди), который произносит контрзаклинания так, что иногда усилия первого колдуна (даже если ему и удалось сжечь травы в соответствии с наводящим ужас обрядом тогинивайу) бывают напрасными.

Если это удалось, то колдун прибегает к последнему и самому роковому обряду – указыванию с помощью кости. Удалившись подальше в дебри джунглей, бвага’у вместе с одним или двумя сообщниками произносит сильные заклятия и кипятит в горшочке кокосовое масло. Потом этим маслом смачиваются листья травы, которые оборачиваются вокруг острого скелета рыбы стингари или подобного остроконечного предмета. Над этим скелетом поется последнее, самое убийственное заклинание. Затем бвага’у крадучись возвращается в деревню, видит свою жертву и, скрываясь за кустом или хижиной, указывает на нее своим магическим кинжалом, то есть, на деле, с силой и злостью вертит им в воздухе, как если бы ему хотелось пронзить жертву, повернуть острие в ране. Это действие, если оно исполнено соответствующим образом и не вызвало противодействия другого, еще более сильного колдуна, обязательно убьет человека.

Я здесь в общей форме обозначил последовательность действий черной магии, которые, как в это верит и сам маг, и сторонний человек, должны принести болезнь и смерть. Нет сомнения в том, что теми, кто сами верят в то, что владеют черными силами, акты черной магии и впрямь совершаются. В равной степени очевидно, что нервное напряжение, вызванное самим сознанием того, что бвага’у покушается на чью-то жизнь, чрезвычайно велико и, вероятно, оно еще усиливается от того, что человек знает, что за магом стоит мощь вождя, и этот страх наверняка очень способствует успеху черной магии. С другой стороны, вождь, если на него нападают, всегда может положиться на хорошего охранника, который его защищает, и на самых сильных магов, оказывающих ему поддержку, а также на свою власть, позволяющую ему впрямую иметь дело с каждым, кого подозревает в заговоре против него. Таким образом черная магия, являясь одним из средств поддержания установленного порядка, в свою очередь им же и укрепляется.

Если мы вспомним, что и здесь, как и во всех других верованиях в чудесное и сверхъестественное, существует лазейка для противодействующих сил, а черная магия, будучи неправильно или неэффективно выполненной, разрушается из-за нарушения табу, неправильно произнесенных заклятий или по еще каким-либо причинам, и что, с другой стороны, внушение сильно влияет на жертву и ослабляет ее естественное сопротивление, что, кроме того, все болезни неизменно приписываются тому или иному магу, который, правда это или нет, зачастую открыто признает свою ответственность ради укрепления своей репутации, – то, приняв все это во внимание, мы без труда поймем, почему вера в черную магию процветает, почему никакая эмпирическая очевидность не может ее подорвать, и почему колдун верит в собственные силы не меньше, чем его жертва. По крайней мере трудность понимания этого такова, как и при объяснении многих современных примеров результатов от, например, чудес исцелений верой (при помощи сайентологии или в Лурде), или при любом излечении с помощью молитв и благочестия.

Хотя бвага’у и важнее прочих, но он всего лишь один из тех, кто насылает болезни и смерть. Часто упоминаемые летающие ведьмы, всегда приходящие или с южной части острова или с востока, с островов Китава, Ива, Гава или Муруа, даже еще ужаснее. Все очень быстро наступающие и жестокие болезни (а особенно такие, которые не сопровождаются непосредственными, явными симптомами) приписываются именно мулукуауси, как их называют. Невидимые, они летают по воздуху и садятся на деревья, крыши домов и другие высокие места. Оттуда они бросаются на мужчину или женщину, вырывают и прячут их внутренности, то есть легкие, сердце, кишки, мозг или язык. Жертва умрет через один-два дня, если только другая ведьма, которую позовут на помощь и хорошо ей заплатят, не разыщет и не отдаст жертве недостающие внутренности. Конечно, иногда сделать это уже поздно, поскольку тем временем похищенные органы уже бывают сожраны. И тогда жертва должна умереть.

Другим мощным носителем смерти являются таува’у – антропоморфные, но не человеческие существа, вызывающие эпидемии. Когда в конце сезона дождей появляется свежий, но еще незрелый ямс, начинает свирепствовать дизентерия, уничтожающая целые деревни. Или же когда в жаркие и сырые годы над районом, собирая обильную дань, проносится какая-нибудь инфекционная болезнь, это означает, что с юга прибыли таува’у и что, незримые, они проходят по деревням, побрякивая своими тыквенными посудинами с известью и тыкая деревянными дубинками или палками в жертвы, которые немедленно заболевают и умирают. Таува’у, если он захочет, может принять вид человека или рептилии. Тогда он предстает в обличии змеи, краба или ящерицы, причем ты узнаешь его сразу, поскольку он от тебя не убежит, а на шкуре у него имеется, как правило, пятно какого-нибудь яркого цвета. Убить эту рептилию – значит совершить что-то роковое. Наоборот, ее следует бережно поднять и относиться к ней, как к вождю – то есть ее следует поместить на высокий помост и в качестве подношения разложить перед ней некоторые являющиеся признаками богатства ценные предметы, как-то: полированное нефритовое лезвие, пару браслетов или ожерелье, бусины которого сделаны из раковин спондилуса.

Интересно заметить, что считается, будто таува’у прибывают с северного побережья острова Норманби из района Ду’а’у и в особенности из местности, называемой Севатупа. Именно в этом месте, согласно повериям и мифам Добу, и берет начало черная магия. Таким образом, то, что для местных племен этой местности считается обычным, становится, если посмотреть на него издали, с точки зрения чужого племени, чем-то нечеловеческим, обладающим такими сверхъестественными способностями, как умение менять облик, становиться невидимым, а также причинять смерть – непосредственно и безошибочно.

Иногда таува’у вступают в сексуальные отношения с женщинами, тому есть несколько случаев, о которых говорят, причем те женщины, которые были близки с таува’у, становятся опасными колдуньями, хотя для туземцев остается и не совсем ясным, как именно они этим колдовским ремеслом занимаются.

Значительно меньшую опасность представляет токвай – дух дерева, живущий на деревьях и скалах, крадущий урожаи с полей и из хранилищ ямса, а также вызывающий легкие недомогания. В давние времена некоторые люди научились делать это у токвай и передали это знание своим потомкам.

Итак мы видим, что кроме очень легких недомоганий, которые быстро и легко проходят, все остальные болезни приписываются колдовству. Даже и случайности, как в это верят аборигены, не происходят без причины. Это относится и к утопленникам, о чем мы еще будем говорить подробнее, когда последуем за тробрианцами в их опасных морских путешествиях.

Естественная смерть от старости принимается как возможная, но когда в некоторых конкретных случаях, когда причиной смерти был, несомненно, возраст, я спрашивал у аборигенов, почему такой-то и такой-то человек умер, то мне говорили, что это сделал бвага’у. Лишь самоубийство и смерть на поле боя занимает в сознании аборигенов иное место, что также подтверждено поверьем, что и убитые на войне люди, самоубийцы, и те, смерть которых была вызвана злыми чарами, – все они отправляются на тот свет своими путями, особыми для каждой из этих разновидностей.

Нам пока достаточно этого очерка тробрианской племенной жизни, поверий и обычаев, хотя нам еще представится возможность обсудить подробнее те вопросы, которые наиболее существенны для нашего исследования.

VIII

Нам осталось упомянуть о еще двух районах, которые включены в обмен кула, прежде чем вернуться к месту, откуда мы начали свое путешествие. Первый из них – западная область северных массим, охватывающая острова Маршалла Бенетта (Китава, Ива, Гава, Квайавата) и остров Вудларк (Муруа) с малой группой островов Нада. Второй район – это остров Святого Айнана (St. Aignan), называемый аборигенами Масима или Мисима вместе с более мелкими островами Панайати.

Если смотреть с самого высокого мыса скалистого берега острова Бойова, то взгляд наш будет скользить над окаймляющими риф белыми бурунами и над морем, в этом месте всегда голубым и чистым: здесь-то и выделяется силуэт низкой горы с плоской вершиной, которая расположена почти точно на востоке. Это Китава. Для тробрианцев из восточных районов и этот остров, и те, что находятся за ним, являются обетованной землей кула – то есть тем, чем Добу является для туземцев южной части Бойова. Однако здесь в отличие от юга и приходится общаться с аборигенами, говорящими на их собственном языке лишь с небольшими диалектическими различиями, и обладающими почти такими же установлениями и обычаями. Действительно, ближайший остров Китава лишь очень незначительно отличается от Тробрианских островов, хотя более отдаленным островам, в особенности Муруа, присуща несколько иная форма тотемизма, согласно которой почти никакое понятие о ранге не относится к субкланам, и потому, следовательно, там нет института вождей в тробрианском смысле, хотя их социальная организация во многом такая же, как и в западной провинции[35]35
  См.: Seligman C.G. Op. cit., где можно найти параллельное описание социальных институтов на островах Тробриана, Маршалла, Вудларк и Лафлэнд (гл. XLIX–LX).


[Закрыть]. Этих аборигенов я знаю постольку, поскольку часто видел их на Тробрианах, куда они большими группами прибывали с экспедициями кула. На острове Муруа я провел немного времени, в течение которого я занимался полевыми исследованиями в деревне Дикойас. По внешнему виду, одежде, украшениям и манере поведения эти туземцы ничем не отличаются от тробрианцев. Их представления и обычаи касательно половых отношений, брака и родства, различаясь лишь в деталях, точно такие же, как на Бойова. По своим верованиям и мифологии они также относятся к той же культуре.

Для тробрианцев эти восточные острова являются еще и местом обитания вождя и оплотом внушающих ужас мулукуауси (летающих ведьм) – страной, откуда исходит возникшая на острове Ива любовная магия: это именно те дальние берега, к которым плавал мифический герой Тудава, совершавший множество подвигов и наконец неизвестно где исчезнувший. Согласно самой свежей версии, он скорее всего окончил свой путь в стране белого человека. На восточные острова, согласно туземным верованиям, отправляются в круговое путешествие духи умерших от черной магии. Однако там они долго не задерживаются, а только пролетают над ними по воздуху как облака, прежде чем, повернув вспять, направиться к северо-западу к Тума.

С этих островов на Бойова (острова Тробриана) привозят много важных предметов, однако ни один из них не имеет даже и половины значения того прочного и однородного зеленого камня, из которого в прошлом изготавливались все орудия и из которого и по сей день делают обрядовые топорики. Некоторые из этих мест (в особенности Китава) славятся своими плантациями ямса, известно, что именно отсюда вывозятся лучшие резные изделия по черному дереву. Наиболее существенной чертой, отличающей туземцев этого района от тробрианцев, является способ поминального распределения продуктов, к чему мы еще вернемся в последующих частях книги, поскольку оно тесно связано с кула.

От Муруа (остров Вудларк) путь обмена кула поворачивает на юг и разветвляется по двум направлениям: один ведет на Тубетубе, а второй – на Мисима, а оттуда на Тубетубе и Вари. Район Мисима мне почти совсем неизвестен: я только раз-другой разговаривал с туземцами этого острова, и, насколько мне известно, об этом районе нет никаких достоверных опубликованных данных, так что нам придется обмолвиться об этом всего несколькими словами. Однако этот недостаток информации особой роли не играет, поскольку даже то немногое, что я об этом знаю, со всей определенностью свидетельствует, что туземцы ничем существенным от остальных массим не отличаются. У них распространены тотемизм и матрилинейность; у них нет института вождей, а форма власти у них такая же, как и у южных массим. В ремеслах они специализируются на строительстве лодок, и на маленьком острове Панайати изготавливают такие же лодки, как на островах Гава и Вудларк, причем от тробрианских лодок они отличаются только слегка. На острове Мисима имеются большие запасы ореха арека (бетель), поскольку там существует обычай сажать эти деревья после смерти всякого человека.

Малые островки Тубетубе и Вари, образующие последнее звено в цепи кула, расположены уже в районе южных массим. Остров Тубетубе был одним из тех мест, которые были детально исследованы профессором Зелигманом, а его этнографическое описание является одним из тех трех параллельных монографических исследований, которые посвящены южным массим в его уже не раз цитировавшейся нами работе.

В заключение я хотел бы еще раз указать на то, что описания районов кула, представленные в этой и предыдущих главах, хоть они и точны в каждой своей детали, все-таки не претендуют на то, чтобы служить исчерпывающими этнографическими обзорами отдельных племен. Здесь обрисованы лишь самые общие контуры, чтобы передать читателю живые и, так сказать, личные впечатления от разных типов туземцев, районов и культур. Если мне удалось представить, так сказать, физиономии каждого из этих разнородных племен (тробрианцев, обитателей островов Амфлетт, Добу и южных массим), а также пробудить к ним определенный интерес, то главная цель уже достигнута и создана необходимая этнографическая основа для адекватного описания системы обмена кула.