Текст книги "Избранное. Аргонавты западной части Тихого океана"

IV

Теперь лодка полностью почти готова для спуска на воду. Однако прежде чем перейти к описанию церемонии спуска на воду и связанных с этим празднеств, следует сделать еще одно-два ретроспективных общих замечаний об уже описанных действиях.

Все действия первого этапа постройки лодки (то есть рубка дерева, выдалбливание колоды и изготовление других составных частей, а также связанные со всем этим магические обряды) совершаются только тогда, когда строится именно новая лодка.

А вот действия второго этапа должны совершаться над всеми лодками перед каждой большой заморской экспедицией кула. Для этого нужно все лодки заново перевязать, заново законопатить и перекрасить. Это, естественно, требует того, чтобы все они были разобраны на части, а затем снова перевязаны, законопачены и покрашены, точно так же, как это делается с новой лодкой. В этом случае над обновляемой лодкой совершаются, в соответствующем порядке, все магические обряды, сопутствующие этим трем процессам. Поэтому о втором этапе постройки лодки можно сказать, что он не только происходит в связи с кула, но что ни одна большая экспедиция никогда без него не происходит.

Мы уже описали магические обряды и отметили те идеи, которые стоят за каждым из них. Однако нужно упомянуть еще о нескольких общих характеристиках. Во-первых, о том, что можно назвать «церемониальным измерением» магических обрядов. Вопрос тут в том, в какой мере члены сообщества участвуют в совершении ритуала (если они участвуют вообще), активно ли они участвуют или просто живо следят за ним и ведут себя как заинтересованные зрители; или же они, хотя они при нем и присутствуют, обращают на него мало внимания или проявляют лишь незначительный интерес.

На первом этапе постройки лодки обряды совершаются самим магом, иногда всего лишь с несколькими помощниками-ассистентами. Деревенская публика в целом не испытывает особого интереса и не слишком увлечена, чтобы участвовать в этих церемониях; да к этому ее и не обязывает обычай. По своему общему характеру эти ритуалы больше похожи на демонстрацию технических действий, чем на церемонию. Например, приготовление трав для магии лигогу и чтение над ними заклинаний выполняются в сухой, деловой манере, а в поведении мага и тех, кто случайно собрались вокруг него, ничто не указывает на то, что в рутинной работе происходит что-то особенно интересное.

Магические обряды второго этапа самим фактом своего проведения привлекают всех тех, кто помогает собирать и связывать лодку, однако в целом при совершении этих ритуалов этим людям не поручается выполнять какую-то особую, только им порученную задачу. Что касается внимания и поведения во время совершения магии, то, конечно, многое зависит от того, является ли совершающий церемонию маг занимающим высокое положение вождем или каким-то человеком низкого ранга. Однако в любом случае будет соблюдаться определенный декорум и даже царить молчание. Но многие из присутствующих могут, если захотят, повернуться и уйти. Маг производит впечатление не верховного жреца, проводящего торжественную церемонию, но скорее специалиста-профессионала, выполняющего важную часть работы. При этом надо помнить, что сами обряды исключительно просты, а публичное произнесение заклинаний делается быстро, низким голосом без каких-то особенных голосовых эффектов. Более того, некоторые обряды (связанные, например, с конопаченьем или же обряды вайуго) совершаются (по крайней мере в некоторых разновидностях магии) в хижине мага без каких-либо помощников (это же относится и к раскраске черным цветом).

Вторым, имеющим общее значение, моментом можно назвать строгость исполнения магических ритуалов. В магии лодки, например, никогда нельзя опускать такие обряды, как изгнание токвай, ритуальное перерезание каната, на котором тянули лодки, магия топора (лигогу), магия связывания лодки бечевой (вайуго), магия конопаченья и магия раскраски черной краской. В это же время другие обряды не являются обязательными, хотя некоторые из них, как правило, совершаются. Но даже и те, которые считаются необходимыми, не имеют такого же значения в туземной мифологии и туземных представлениях, которое четко выражено в поведении туземцев и в их манере говорить об этих обрядах. Так, например, общим термином для магии лодки является вайуго или лигогу, из чего можно заключить, что эти два заклинания считаются важнейшими. Абориген скажет, что его вайуго лучше, чем вайуго кого-то другого, или что он научился своему лигогу у отца. И опять, как это мы увидим в мифе о лодке, оба этих обряда здесь упоминаются эксплицитно. И хотя изгнание токвай совершается всегда, туземцы определенно считают этот обряд менее важным. То же самое можно сказать о магии конопачения и о магии раскраски черным.

Очень интересный момент, хотя и не столь общераспространенный, относится к черной магии (булубвалата) и к нарушенным табу. Я уже упоминал о нескольких экзорцизмах, направленных против этих влияний, но здесь нужно сказать о них еще несколько слов. Словом булубвалата называют все виды черной магии или чародейства. Именно черная магия, направленная на свиней, заставляет их убегать от их владельцев в чащу. Существует булубвалата, ослабляющая привязанность жены или любовницы; известна черная магия против огородов и (наверное, самая страшная) черная магия против дождя, вызывающая засуху и голод. Большой страх вызывает также черная магия против лодок, делающая их медлительными, тяжелыми и непригодными для мореходства. Многие мужчины говорили, что знают эту магию, однако раздобыть ее формулу этнографу очень трудно, и мне удалось записать лишь одну из них. Предполагается, что эта магия всегда должна совершаться владельцами лодок против того судна, которое они считают особо опасным соперником собственного.

Существует много табу, относящихся к уже построенной лодке, с которыми мы еще познакомимся позже, когда речь пойдет о плавании и управлении лодкой. Однако еще до начала этой стадии каждое загрязнение нечистым веществом той колоды, из которой выдалбливается лодка, может сделать ее медленной и плохой. К таким же плохим последствиям может привести ходьба по колоде для лодки или стояние на ней.

Здесь стоит упомянуть еще об одном пункте. Как мы видели, первый магический обряд второго этапа постройки лодки совершался над досками носа и кормы. Само собой, возникает вопрос, а не имеют ли рисунки на этих досках какого-либо магического смысла. Нужно ясно понять, что любые догадки или умозрения о происхождении какого-либо явления должны быть сурово устранены из предпринимаемого здесь типа этнографической полевой работы. Два типа фактов должен рассматривать этнограф ради получения социологически эмпирического ответа. Прежде всего он должен прямо спросить туземцев, изготавливаются ли для магических целей сами по себе доски носа или какие-либо из их декоративных украшений. Однако когда бы в Киривина такой вопрос ни задавался – или рядовому человеку или даже специалисту по магии лодки и резьбе, – на него всегда будет дан отрицательный ответ. Затем исследователь должен разузнать, нет ли в обрядах и формулах упоминаний о досках носа или о каких-нибудь декоративных мотивах на них. Но и в этом случае очевидность в целом будет негативной. Разве что в одном заклятии, да и то относящемся не к лодке, а к магии кула (ср. ниже главу XIII, раздел II, заклинание Кайикуна Табуйо), можно найти намек на доски носа, да и то лишь на такое название, которое описывает их вообще, без указания на какой-то особый декоративный мотив. Таким образом, единственная связь между декором лодки и ее магией заключается в том, что над ними совершается два магических обряда, об одном из которых мы уже упоминали, а о другом предстоит упомянуть в начале следующей главы.

На деле описание лодки, все приведенные в этой главе данные относятся только к одному из двух типов тех мореходных лодок, которые встречаются в сфере кула. Туземцы восточной половины кольца кула пользуются более крупными (а в некоторых отношениях и лучшими) лодками, нежели масава. Главное различие между восточной и западной разновидностями состоит в том, что у более крупных лодок имеются более высокие борта и, следовательно, их грузоподъемность больше, а погружаться они могут глубже. А более глубокое погружение повышает сопротивляемость при дрейфе, что позволяет лодкам плыть ближе к ветру. Следовательно, восточные лодки могут маневрировать, и потому плавающие на них туземцы более независимы от направления ветра. С этим связано также и положение мачты, которая на таких лодках ставится посередине и прикрепляется постоянно, а не снимается в конце каждого плавания. А потому, понятно, нет необходимости изменять ее положение всякий раз, когда лодка изменяет свой курс по отношению к ветру.

Я не видел, как строят нагега – так называются эти лодки, – но думаю, что в техническом отношении ее постройка гораздо более трудная, чем постройка масава. Мне говорили, что и магия, и церемониал, связанные с постройкой лодки, для обоих типов лодок почти одинаковы.

Нагега, то есть лодка более крупного и более пригодного для морских путешествий типа, используется в участке кольца кула начиная с Гава и до Тубетубе. Кроме того, такие лодки встречаются в некоторых частях региона Массим, лежащего вне кольца кула. Это, например, остров СадИст и окружающие его меньшие острова. А на континенте Новой Гвинеи встречаются они у южных массим. Но хотя их использование и весьма широко распространено, изготавливаются они только в нескольких местах. Важнейшими центрами постройки нагега являются Гава, несколько деревень на острове Вудларк, остров Панайати и еще, может быть, одно-два места на острове Мисима. Оттуда лодки торговым путем расходятся по всему региону, и фактически это одна из важнейших форм торговли в этой части мира. Лодки масава используются и изготавливаются в районах Добу, на островах Амфлетт, на Тробрианах, на Китава и Ива.

Заслуживающим внимания обстоятельством в связи с этими двумя типами лодок является то, что на протяжении последних двух поколений один из этих типов распространялся за счет другого. Согласно достоверной информации, собранной в разных местах на Тробрианских островах и островах Амфлетт, тип нагега (то есть более тяжелые, более ценные для мореходства и более пригодные для плавания лодки), некоторое время назад был вытеснен с островов Амфлетт и Тробриан: лодки масава – во многих отношениях уступающие нагега, но более быстрые и более легкие для постройки, заменили лодки более крупного типа. В давние времена (то есть два – три поколения назад) на островах Ива, Китава, Киривина, Вакута и Синакета использовались исключительно нагега, тогда как жители островов Амфлетт и Кайлеула обычно использовали нагега, хотя иногда плавали и в лодках масава. Настоящей родиной и главным центром масава был Добу. Когда начались эти перемены и когда они закончились, лично я сказать не могу. Но факт таков, что теперь даже и деревни Китава и Ива производят меньшие лодки масава. Таким образом, один из важнейших культурных элементов в этих районах распространяется с юга на север. Но есть и еще один вопрос, по которому мне не удалось найти достоверную информацию, а именно: привозились ли на Тробрианы в давние времена нагега с Китава или же они делались на месте руками приглашенных умельцев (как это бывает иногда в Киривина даже и сейчас), или, возможно, сами тробрианцы умели строить эти большие лодки. И всё-таки несомненно, что в былые времена туземцы с Китава и Ива сами делали лодки нагега. Миф Кудайури (см. главу XII) и связанная с ним магия относится к лодке этого типа. Таким образом, во всяком случае в этом районе (и, вероятно, также и на островах Тробриан и Амфлетт) не только использование, но и изготовление крупных лодок было вытеснено использованием и изготовлением меньших лодок масава, которые теперь распространены в этих местах повсюду.

Глава VI
Спуск лодки на воду и церемониальные визиты. Племенное хозяйство на Тробрианских островах

I

Лодка, источник гордости ее владельцев и строителей, предмет восхищения большого числа зрителей, раскрашена и украшена. Теперь она готова к спуску на воду. Новое судно – это не просто очередной предмет хозяйства. Это нечто большее. Лодка – это вызванное к жизни новое существо, – нечто такое, с чем будут связаны грядущие судьбы мореходов, которые от нее будут зависеть. Нет сомнений, что именно такого рода чувства охватывают аборигенов, которые выражают их в обычаях и поведении. Лодке дают личное имя, и она становится предметом глубокого интереса всей округи. Ее качества, эстетические достоинства, предполагаемые преимущества или недостатки обсуждаются по вечерам у очагов. Владелец лодки, его родственники и близкие ему жители деревни будут говорить о ней с привычным бахвальством и преувеличениями, а все прочие будут выражать живое желание увидеть ее в действии. Таким образом институт церемониального спуска лодки на воду является не просто предписываемой обычаем формальностью, но отвечает психологическим потребностям общества, возбуждает большой интерес и собирает большое число людей даже и тогда, когда лодка принадлежит маленькому сообществу. А если спускается на воду лодка большого вождя, будь то Касана’и или Омаракана, Оливилеви или Синакета, то на побережье собирается до тысячи аборигенов.

Эта торжественная публичная демонстрация готовой лодки, полностью выкрашенной и украшенной, гармонирует не только с чувствами туземцев по отношению к новому судну; она согласуется с их общим отношением к результатам хозяйственной деятельности. В земледелии или рыболовстве, в строительстве жилищ или ремесленном производстве всегда наблюдается тенденция выставлять продукты своего труда напоказ, раскладывать их и даже украшать (по крайней мере, некоторые их типы), чтобы вызвать большой эстетический эффект. В рыболовстве мы встречаем всего лишь следы этой тенденции, но уже в земледелии она приобретает весьма большие размеры, а держание в руках, приведение в порядок и показывание земледельческой продукции является одной из характерных проявлений племенной жизни, отнимающей много времени и труда[53]53
  См. главу II, разделы III и IV и некоторые из следующих разделов этой главы.


[Закрыть].

Вскоре после окончания раскраски и украшения лодки назначается дата церемониального спуска на воду и пробного рейса, или торжеств под названием тасасориа. Известие об этом передается вождям и начальникам соседних деревень. Те из них, кто имеет собственные лодки и принадлежит к одному и тому же сообществу кула, всегда должны приплывать на лодках и принимать участие в устроенной по этому случаю своего рода регате. Поскольку новая лодка всегда строится в связи с экспедицией кула, а другие лодки того же сообщества должны быть или отремонтированы, или заменены другими, то, как правило, в день тасасориа на побережье собирается целая флотилия новых или обновленных лодок. Все они сверкают свежими красками, украшениями из раковин каури и выбеленными лентами пандануса.

Сам спуск на воду начинается обрядом мвасила (магия кула) под названием Кайталула вадола вага («пачкание красным губ лодки»). Аборигены снимают сплетенные листья кокосовой пальмы, которые защищают лодку от солнца, и толивага произносит заклятье над куском красной охры и мажет ею нос и корму лодки. Мажут охрой и каждый конец специальной раковины каури, привязанной к носу (табуйо). Потом лодку спускают на воду. Жители деревни сталкивают ее в воду по поперечно уложенным кускам дерева, выполняющим роль катков (см. фото XXX). Это происходит под крики и гомон, которыми всегда сопровождается работа, которую предстоит выполнить в торжественной и церемониальной манере, – как, например, тогда, когда мужчина приносит и церемониально дарит урожай мужу своей сестры или когда земледелец складывает дары – ямс и таро – перед домом рыбака, или когда тот в свою очередь дарит ему в ответ рыбу.

Так после долгой сложной работы и церемониальных торжеств, после технических трудов и магических обрядов лодка наконец спущена на воду.

После спуска лодки на воду происходит пир или, точнее сказать, раздача продуктов (сагали) с соблюдением всех формальностей и ритуалов. Такая раздача совершается всегда, когда толивага строил лодку не сам и когда он, следовательно, должен заплатить строителю лодки и его помощникам. Раздача продуктов происходит также и тогда, когда спускается на воду судно большого вождя; делается это для того, чтобы отпраздновать это событие, продемонстрировать его богатство и щедрость и дать пищу тем многочисленным людям, которых приглашали помогать в постройке лодки.

После завершения сагали (церемониальной раздачи продуктов), которая происходит, как правило, в полдень, новая лодка оснащается, на ней поднимается мачта и прикрепляется парус. Затем вместе со всеми другими лодками она отправляется в пробный рейс. Но это не соревнования в строгом смысле слова. Лодка вождя, которая и впрямь бывает, как правило, самой лучшей и самой быстрой, в любом случае всегда выиграет это состязание. Даже если она и не плывет быстрее, другие наверняка будут плыть сзади. Пробный рейс – это скорее демонстрация новой лодки рядом с другими.

Чтобы конкретно проиллюстрировать церемониал, связанный с постройкой лодки и спуском ее на воду, я лучше расскажу один действительный случай. То есть я опишу тасасориа, который я видел на побережье Каулукуба в феврале 1916 г., когда в Касана’и спускали на воду новую лодку. В пробном рейсе участвовало восемь лодок, то есть все лодки из Киривина, составляющие то, что я назвал «сообществом кула», или социальную группу, которая предпринимает экспедиции кула совместно и совершает обмены ценными предметами.

Большим событием, которое послужило причиной постройки и обновления лодок, была экспедиция кула, намеченная То’улува и его сообществом кула. Они должны были плыть на восток – на Китава, Ива или Гава, возможно даже до Мурува (остров Вудларк), хотя с этим островом туземцы не имеют непосредственного обмена кула. Как обычно в таких случаях, за несколько месяцев до приблизительной даты плавания начали строиться планы и делаться прогнозы, заново рассказываться истории о прежних путешествиях. Старики погружались в воспоминания и рассказывали о том, что их родители рассказывали о тех временах, когда еще не было известно железо и когда приходилось плавать на восток за зеленым камнем, добываемым в Сулога, на острове Вудларк. И, как это всегда бывает, когда у деревенских очагов толкуют о будущих событиях, воображение выходит за все границы вероятного, а надежды и ожидания становятся все больше и больше. В конце концов каждый действительно начинает верить в то, что его экспедиция доплывет по крайней мере до самого восточного края архипелага Маршалла Бенетта (Гава), хотя в действительности она не смогла доплыть и до границ Китава.

По этому случаю в Касана’и пришлось строить новую лодку, что было сделано самим Ибена, вождем этой деревни, который по своему рангу равен высшему вождю (в действительности его родственнику), хотя власть его и меньше. Ибена был опытным строителем и хорошим резчиком по дереву, и не было той разновидности магии, в которой он, по его словам, не был бы силен. Лодку построили под его руководством; он сам вырезал доски и совершил магию, и, конечно, был толивага.

В Омаракана конструкцию лодки пришлось слегка изменить; она была заново перевязана и перекрашена. Для этого вождь То’улува вызвал мастера-строителя и резчика с острова Китава – того самого, который пару лет назад построил эту лодку. Для лодки Омаракана нужно было сделать и новый парус, так как старый был слишком мал. Церемония тасасориа (спуск на воду и регата) должна была по праву проходить на побережье Касана’и, но поскольку братская деревня Омаракана играла более важную роль в округе, торжество состоялось в Каулукуба на его морском берегу.

Близился назначенный срок, и вся округа жила подготовкой, поскольку прибрежные деревни должны были привести свои лодки в порядок, а жители внутриостровных сообществ должны были приготовить праздничные наряды и пищу. Пища была предназначена не для еды: ее собирались преподнести вождю для его сагали (церемониальная раздача). Только женщинам из Омаракана приходилось готовить праздничный пир, который должен был состояться после возвращения с тасасориа. Если все женщины вечером отправляются в чащу, чтобы набрать побольше дров, то на Тробрианах это всегда считается признаком того, что приближается какое-то торжественное событие. На следующее утро эти дрова будут использованы для кумкумули, выпекания пищи в земляной печи, что является одной из форм приготовления пищи во время торжественных событий. Вечером в канун церемонии тасасориа люди из Омаракана и Касана’и были все еще заняты многими другими приготовлениями, бегали на берег и назад, наполняли корзины ямсом для сагали, готовили праздничные наряды и украшения на следующий день. Праздничный наряд для женщины – это новая юбка из травы, блестящая свежими красной, белой и фиолетовой красками, а для мужчины – заново выбеленная, снежно-белая набедренная повязка, сделанная из стеблей листьев пальмы арека.

Ранним утром в назначенный день пища была разложена по корзинам из плетеных листьев, поверх нее лежала личная одежда, и все это, как обычно, было прикрыто сложенными циновками и вынесено на берег моря. Женщины несли на головах большие корзины в виде больших перевернутых колоколов, мужчины несли на плечах жерди, причем с каждого конца жерди свисало по две корзины в виде мешков. Другие мужчины несли весла, лопасти, снасти и парус, поскольку это все всегда хранится в деревне. Несколько мужчин из одной деревни принесли прямо на раибоаг (коралловый берег) сделанную из палочек одну из больших призматических емкостей для пищи: ее собирались подарить вождю Омаракана как долю в сагали. Вся деревня пришла в движение, и на ее окраине сквозь обступающие ее рощи можно было увидеть группы людей из внутренних районов, быстро идущих к побережью. Вместе с группой высокопоставленных лиц я покинул деревню около восьми утра. Пройдя через рощицу плодовых деревьев и пальм, которые вокруг деревни Омаракана растут особенно густо, мы вышли на заключенную между двумя стенами зелени обычно монотонную тробрианскую дорогу, которая тянулась среди низких кустов. Вскоре мы вышли к занятому огородами пространству и за легкой покатостью увидели поднимающиеся склоны раибоаг, покрытые буйной растительностью, среди которой тут и там вздымались монументальные валуны из серых кораллов. Через них вела тропинка, петляя среди небольших провалов и выступающих скал, между огромными, старыми деревьями фикуса, с широко разросшимися стволами и воздушными корнями. На вершине рифа перед нами вдруг блеснуло сияющее сквозь листву голубое море, а до наших ушей докатился рокот волн, плещущих о рифы. Вскоре мы очутились среди толпы, собравшейся на берегу около большого лодочного сарая в Омаракана.

Около девяти часов все уже собрались на побережье. Во всю силу светило восходящее солнце, хотя оно и не поднялось достаточно высоко для того, чтобы лить свой свет прямо сверху, оказывая мертвящее воздействие тропического полдня, когда тени вместо того, чтобы выделять детали, стирают всякую вертикальную поверхность, делая всё тусклым и бесформенным. Побережье так и сияло веселыми красками, а живые коричневые тела прекрасно смотрелись на фоне зеленой листвы и белого песка. Аборигены умастили себя кокосовым маслом, разукрасили себя цветами, раскрасили лица. В их волосы вплетены большие красные цветы гибискуса, а венки из белых, прекрасно пахнущих цветов бутиа венчают их густые черные волосы. То была отличная выставка резьбы по эбеновому дереву, палочек и ложек для извести. Были там и украшенные горшочки для извести, и такие предметы украшения, как пояса из красных раковинных дисков или из маленьких раковин каури, носовые палочки (теперь ими уже совсем редко пользуются) и множество других предметов, так хорошо знакомых каждому по этнографическим музейным коллекциям, где их обычно называют «церемониальными», хотя, как уже было сказано выше (глава III, разд. III), им больше подходило бы название «парадные предметы», поскольку это гораздо больше соответствовало бы их действительному назначению.

Такие народные празднества, которые подобны описанному здесь, являются теми случаями, когда парадные предметы, иногда отличающиеся изумительным художественным совершенством, появляются в туземной жизни. До того, как мне представилась возможность увидеть искусство аборигенов во время настоящего показа в их подлинных, «жизненных» декорациях, мне всегда казалось, что существует определенное несоответствие между их художественным исполнением и общей грубостью первобытной жизни – грубостью, которая особенно явно проступает в эстетической сфере. Часто в наших представлениях с понятием «дикаря» ассоциируются засаленные, грязные голые тела, кишащие вшами лохматые головы, и прочие реалистические черты, что во многих отношениях подтверждается и самой действительностью. Однако это несоответствие сразу же исчезает, стоит только увидеть туземное искусство в свойственном ему обрамлении. Празднично одетая толпа аборигенов, золотисто-бронзовый цвет их чистой и умащенной кожи, оттененной сияющей белизной, краснотой и чернотой перьев и украшений, искусно вырезанные и отполированные предметы из эбенового дерева, мастерски сделанные горшочки для извести – все это уже само по себе своеобразно и элегантно, и ни одна деталь художественного исполнения не выглядит гротескной или дисгармоничной. Существует очевидная гармония между праздничным настроением аборигенов, демонстрацией цветов и форм, и той манерой, в которой они надевают и носят свои украшения.

Прибывшие издалека и те, кто из-за долгого пути попортили раскраску и украшения, моются водой и умащаются маслом кокосового ореха непосредственно перед тем, как прибыть на место торжеств. Как правило, лучшая раскраска наносится позже, когда приближается кульминационный момент торжества. В этом же случае, после окончания подготовительных действий (распределение пищи, прибытие других лодок) и перед самым началом регаты, аристократия Омаракана – То’улува, его жены, дети и родственники – удаляются за навесы около сарая для лодки и начинают по полной программе раскрашивать лица красным, белым и черным. Для этого раскалывают молодой орех бетеля, смешивают его с известью и растирают пестиком в ступке; затем добавляют немного ароматической черной смолы (сайаку) и белой извести. Поскольку обычай пользоваться зеркалами еще не очень распространен на Тробрианах, один человек раскрашивает лицо другому, причем оба они проявляют большую заботу и терпение.

Многочисленная толпа проводит весь день, почти не подкрепляя себя пищей – черта, явно отличающая киривинские торжества от наших понятий о развлечениях или пикниках. Не готовится никакой еды, лишь кое-где кто-то подкрепляет себя несколькими бананами и ест зеленые кокосовые орехи. Но даже и эта скромная пища потребляется весьма умеренно.

Как всегда в таких случаях, люди собираются группами; посетители из каждой деревни отдельно. Местные аборигены держатся вблизи своих лодочных сараев, жители Омаракана и Курокаива по естественному обычаю собираются на побережье Каулукуба. Прибывшие из других мест также держатся вместе на берегу соответственно местным разделениям. Так, люди из северных деревень толпились на северной части берега, южане направлялись в сторону юга, и поэтому жители соседних деревень и здесь оказывались рядом. В толпе никто не смешивался, и люди не переходили из одной группы в другую. Никто не покидал своего места. Аристократы поступали так из чувства собственного достоинства, люди низкого звания – из предписанной обычаем скромности. То’улува в течение всего мероприятия просидел на специально воздвигнутом для этой цели помосте, с которого он сходил только для того, чтобы подойти к своей лодке и подготовить ее к рейсу.

Лодочный сарай Омаракана, вокруг которого собрались вождь, его близкие и другие жители деревни, был центром всех действий. Под одной из пальм был возведен довольно высокий помост для То’улува. Перед сараями и навесами стояли в ряд призматические емкости с провизией (пвата’и). Их тут поставили накануне жители Омаракана и Касана’и, частично наполнив их ямсом. Остальную пищу должны были принести люди из других деревень в день лодочных состязаний. Поскольку туземцы приходили сюда именно в этот день, деревня за деревней, то они приносили свою долю, а прежде чем разместиться на предназначенных им местах на побережье, они наносили визит вождю и оставляли ему подношения, которые клались в одно из пвата’и. Не каждая деревня приносила свою долю, однако большинство это делало, хотя из некоторых деревень приносили всего по несколько корзин. А вот одна деревня принесла наполненный ямсом целый пвата’и и преподнесла все это вождю.

Тем временем прибыли восемь лодок, включая лодку Касана’и, которая этим утром при совершении соответствующего магического обряда была церемониально спущена на воду на собственном берегу примерно за полмили отсюда. Лодка из Омаракана тоже была спущена на воду в это утро (снимок ХХХ) при совершении того же магического обряда. Его должен был совершить вождь То’улува, но поскольку он почти не умеет запоминать магических заклинаний (да он и впрямь никогда не совершил ни одного магического обряда из тех, которые ему положено совершать по рангу и по должности), то на этот раз ритуал был совершен одним из его родственников. Это типичный случай, когда правило, очень строго формулируемое аборигенами, когда вы их об этом спрашиваете, в действительности часто соблюдается с послаблениями. Если вы спросите их об этом прямо, то каждый из них ответит, что этот ритуал, как и все другие обряды мвасила (магия кула), должен совершаться толивага. Однако всякий раз, когда ему нужно было этот обряд совершить, То’улува находил какую-нибудь отговорку и поручал его исполнение другому.

Когда прибыли все лодки и собрались жители всех важнейших деревень (около одиннадцати часов пополудни), было проведено сагали (церемониальная раздача провизии). Пища раздавалась людям из разных деревень, а особенно тем, кто принимал участие в соревнованиях или помогал в постройке новой лодки. Таким образом, провизия, принесенная перед началом сагали всеми деревнями, была попросту перераспределена между ними, причем значительное ее количество добавил сначала сам вождь, что и является обычным для сагали. В этом случае, разумеется, львиная доля досталась жителям Китава, которые помогали при постройке лодки.