Текст книги "В паутине чужих заклинаний"

Глава 13

Неожиданно Дитрих оказался совсем рядом со мной, так близко, что я поняла – наши желания относительно поцелуя совпадают. Губы мгновенно пересохли, а в груди заныло. Все же конспирация оказалась слишком короткой, за это время ей даже научиться как следует нельзя. И хотя Дитрих предлагал потренироваться, я была не слишком уверена, что мне так уж нужны подобные конспиративные навыки. Ведь не так давно я встречалась со Штефаном и была уверена, что эти встречи закончатся в храме. Теперь я о нем почти не думала, но это совсем не значит, что я согласна вот так быстро переключиться на другого. И мне не давала покоя мысль, что артефакт против ментальной магии мне дал именно Дитрих, которому я все так же не доверяла. Я предостерегающе выставила перед собой руки.

– Дитрих, не все желания должны исполняться сразу.

– Но некоторым это вполне под силу, – возразил он. – Тем более, Линда, что наш поцелуй и поцелуем считать нельзя – мы только начали входить во вкус, как нас грубо прервали. Какой нехороший инор этот ваш Штефан.

– Он не мой, – возразила я. – Я ему отказала.

Я сделала шаг назад и приняла настолько неприступный вид, насколько это было возможно в такой ситуации, весьма для меня неоднозначной.

– Но это совсем не значит, что он отказался от вас. – Дитрих отошел от меня и опять сел за стол, что меня почему-то расстроило. – Выждет и сделает еще одну попытку. Кстати, где вы с ним познакомились?

– В книжном магазине, – ответила я. – Эмми его как увидела, начала пихать меня локтем в бок и издавать восторженные похрюкивания.

– Эмми вас и познакомила?

– Нет, ей просто такой типаж очень нравится, – ответила я. – Штефан к нам подошел сам.

Картинка годичной давности сама собой развернулась перед глазами. Длинный стол с новинками, которые я с интересом проглядывала, пытаясь себя убедить, что вот эта и вот эта мне совсем не нужны, отсюда я и так все знаю, а эта – слишком дорогая. Про инора, на которого указала подруга, я уже благополучно забыла, как вдруг почувствовала на себе чужой взгляд. Штефан стоял прямо напротив и держал в руках увесистый томик, но все его внимание было приковано ко мне. Не сказать, чтобы я была польщена – не люблю подобного поведения, да и сам Штефан не вызвал у меня такого восторга, как у подруги, которая наконец очнулась от созерцания и прошептала мне почти в ухо:

– Линди, как он на тебя смотрит, мама дорогая! Словно влюбился с первого взгляда.

Штефан увидел, что привлек наше внимание, улыбнулся и сказал:

– Инориты собираются оставить здесь всю стипендию, не так ли?

Я не стала ему отвечать, и скорее всего наше общение в этот день тем бы и закончилось, но Эмми радостно заулыбалась ему в ответ и сказала:

– Линда бешеные деньги тратит на книги. Думаю, она одной стипендией не ограничивается.

– Линда такая серьезная инорита. Но ей это идет, – продолжал он изображать любезность. – Штефан Эггер, к вашим услугам. Могу я узнать ваше имя?

Эмми зарделась от удовольствия и тут же ему выдала и свое имя, и где мы учимся, и какие у нас планы на этот вечер, которые волшебным образом совпали с планами этого замечательного инора. Который не преминул этим восхититься и заявить, что это сама судьба привела его в этот магазин в этот день. Он подхватил нас под руки, словно мы уже давно знакомы и такая фамильярность была сама собой разумеющейся. Я хотела возмутиться, но перехватила умоляющий взгляд подруги и не стала. Тогда я подумала, что если это судьба, то, возможно, она привела Штефана к Эмми, а он просто не понял этих знаков. Да, Эмми он тогда очень понравился, и она долго надеялась, что наши прогулки втроем, которые были почти каждый день, перейдут в прогулки вдвоем. Они и перешли, только дама оказалась не та. Штефан действовал размеренно, без напора, пытаясь привлечь к себе интерес всеми возможными способами – от рассказа о своей высокой должности и больших возможностях до выказывания себя просто интересным собеседником, умеющим ответить почти на все вопросы. Не знаю, как так вышло, но вскоре я стала испытывать к нему симпатию, которая вскоре выросла до таких размеров, что мы всерьез обсуждали дату посещения храма. Штефан ждать не хотел, но что-то внутри меня противилось скорому браку, поэтому сошлись на конце лета – я отойду от сумасшествия защиты диплома и смогу полностью посвятить себя подготовке к свадьбе. Эмми расстроилась, но говорила, что наверняка это не последний инор в ее жизни, будут и лучше, а главное – влюбленные в нее, а не в подругу. Я чувствовала перед ней неловкость, но Штефан никогда не давал ей понять, что она может рассчитывать с его стороны на что-то большее, чем обычная вежливость. Вот это я и рассказывала Дитриху, пока готовился пирог.

– И ни разу у вас даже мысли не возникло, что в вашем чувстве к Штефану есть что-то неестественное? – спросил он.

– Нет, – твердо ответила я. – Если бы сегодня я была к нему равнодушна, а на следующий день – влюбилась без памяти, то это было бы подозрительно. Но чувство росло постепенно, я и сейчас не уверена, что оно было мне навязано. Все же ваши слова о привороте не имеют подтверждения, а Штефан – довольно привлекательный инор. Почему бы мне в него не влюбиться исключительно из-за его внешности и характера? А вовсе не потому, что он изо дня в день влиял на меня ментально. В конце концов, это мог быть и кто-то другой, а влиял с целями, о которых мы и не догадываемся.

– А вас не смущает, Линда, что ваше чувство к нему так быстро угасло?

Меня – смущало, но признаваться в этом я не собиралась.

– Возможно, он меня разочаровал, когда не пришел на помощь в столь сложный момент моей жизни? – парировала я. – Мне не нравится, когда инор, которого я рассматривала как будущего мужа, внезапно исчезает, пусть он потом и объяснил, что занимался исключительно государственными делами.

– Не хотите признавать очевидного? – усмехнулся Дитрих. – Ваше право. Кстати, пирог…

Пирог пах на всю кухню, и, пожалуй, его действительно можно было доставать из духовки, что я и сделала. К нему – салат, и кто теперь скажет, что в ресторане нас бы накормили лучше? Дитрих не сказал. Он молча отдавал должное еде, изредка бросая на меня взгляды то ли вопросительные, то ли восхищенные, но спрашивать ничего не торопился. Я предпочитала считать, что восхищенные, ибо отвечать на вопросы мне не хотелось. Не хотелось, но пришлось, лишь только пирог подошел к концу, а Дитрих получил чашку свежезаваренного чая.

– Как вы думаете, Линда, что такого вам могла сказать Вернер, что пришлось так срочно затирать вам память?

– Не знаю. Дитрих, вы уже спрашивали. К чему повторять?

– Возможно, у вас появились какие-то соображения по этому поводу. К примеру, вы могли при встрече сказать Эггеру, что ему передавала привет троюродная сестра, а сам момент с приветом не помнили.

– Дитрих, это несерьезно. Если вам так легко удалось выяснить, что они родственники, то какой смысл затирать мне это воспоминание?

– Я же сказал – к примеру. Любой разговор, который вы вспоминаете, и вам кажется, что в нем есть какая-то неправильность. Должно же быть что-то такое, из-за чего решились на столь жесткий метод?

– Да уж. – Я зябко передернула плечами. – Хуже ничего и не придумать.

– Почему? Можно еще физически устранить носителя информации, тогда она уйдет вместе с ним. Замаскировать смерть под несчастный случай проще простого.

– Возможно, посчитали, что это будет еще более подозрительно? – предположила я, хотя сама тема нашего разговора была мне не слишком приятна.

– То есть вы уверены, что ваша наставница не сама устроила этот громкий бабах, а ей помогли?

– Инора Вернер не занималась дома ничем таким, – ответила я, – у нее даже лаборатории там не было. Не стала бы она варить зелье на кухне?

– Почему не стала бы? – Дитрих сильно удивился моим словам. – При необходимости – вполне.

– Нет, Дитрих, – чуть снисходительно ответила я, – это невозможно. У нее иной склад характера, чем у вас. Она любит… любила порядок во всем. И самыми страшными студенческими прегрешениями для нее были безалаберность и нарушение техники безопасности. И сама она очень жестко следовала собственным правилам. Приготовление пищи и занятия алхимией в одном месте для нее было немыслимо.

– У нее в доме могло быть помещение, о котором вы не знали, – предположил Дитрих.

– У нее был очень маленький дом. Спальня, библиотека-кабинет, гостиная и кухня. Подвала не было. Нет, конечно, можно предположить, что лаборатория была настолько тайная, что она оборудовала ее на чердаке, – язвительно сказала я.

Дитрих усмехнулся. Для него в лаборатории в таком месте не было ничего странного, он даже реактивы был способен держать где попало, а на банке с печеньем написать «Мышьяк». Но инора Вернер была совсем другой. Серьезное занятие алхимией не допускает легкомысленного к себе отношения. Не допускает и не прощает.

– Библиотека… – Дитрих заинтересовался совсем не возможной лабораторией на чердаке. – И большая у нее была библиотека?

– Не слишком. Но зато какая… – Я мечтательно вздохнула. – Вы не представляете, какие там были редкости.

– Дорогие? – деловито уточнил Дитрих.

– Студентам точно не по карману, – вздохнула я. – Инора Вернер оставляла в букинистических магазинах и на аукционах большую часть своей зарплаты. Но зато у нее была такая подборка книг по алхимии, что я бы там часами сидела, если бы наставница позволяла.

Но Дитрих моего восторга не разделил.

– То есть дорогие, но не такие, ради которых можно пойти на столь затратное преступление, – резюмировал он. – Или у нее было нечто, стоящее как пол-Гарма? Хотя… вряд ли оно стояло просто так на полках, даже с такой хорошей защитой, как у Вернер.

– У нее был сейф, – немного уязвленно сказала я, – где находились особо ценные книги.

– Только книги?

– Не знаю. При мне она сейф ни разу не открывала.

– А значит, там вполне могло быть что-то, что и бабахнуло, – сказал Дитрих с явным разочарованием.

– Зачем бы ей было хранить такое дома, если она даже использовать его там не могла?

– Попросил троюродный брат?

Я невольно рассмеялась, уж очень забавный вид был у Дитриха, когда он это сказал.

– Почему вы так стремитесь приписать все Штефану?

– Потому что он мне не нравится, – не задумываясь, ответил Дитрих. – Этакий скользкий тип, да еще и претендующий на мою секретаршу. Лучше ему быть подальше от Гаэрры, а Гармские Каменоломни – самое подходящее для этого место.

– Дитрих, но ведь он может быть и ни при чем, – возмущенно сказала я. – А вы исключительно из личной неприязни пытаетесь его посадить!

– Я? – теперь возмутился уже он. – Если я его засажу за решетку, то лишь потому, что он виновен, а не чтобы он не мог ухаживать за моей де… секретаршей.

Оговорка его была весьма занимательна. Но я сделала вид, что не обратила на нее внимания.

– Вот уволюсь от вас, и чем вы будете тогда оправдываться? – пригрозила я.

– Не уволитесь, – нахально ответил он. – Я вас буду шантажировать фикусом. Надеюсь, судьба фикуса вам небезразлична?

– О, какие ужасные угрозы. Неужели вы настолько жестокий инор? Никогда бы не подумала.

Я с трудом сдерживала смех.

– А зря. – Дитрих сохранял серьезное лицо. – Не в ваших интересах оставлять заложника.

– Я заберу его с собой, и у вас не будет возможности мне угрожать.

Почему-то захотелось показать ему язык и заявить: «Что, съел?» Но солидному дипломированному алхимику это не к лицу, поэтому я пыталась держать себя в руках. Из последних сил пыталась.

– А я вам его не отдам.

– Как это вы можете мне не отдать мою собственность?

– Честно украденную в соседском кафе? – ехидно спросил он. – О, придумал. Я же еще могу вас шантажировать тем, что донесу на вас в Сыск. Знаете, какой срок за такое серьезное преступление против Гарма? Вот то-то же. Лучше не доводите меня до крайности.

Он принял необычайно серьезный вид. Даже поправил несуществующий галстук.

– И что теперь? – жалобно спросила я. – Мне всю жизнь придется у вас работать?

– Конечно, – ответил он.

– У меня недостаточно высокая квалификация, – напомнила я. – Дитрих, вы можете найти кого-нибудь получше…

– Квалификацию повысим, я ради своего персонала готов на любые жертвы. Вот прямо хоть сейчас. Помнится, у нас были проблемы с конспирацией…

Он с важным видом подошел ко мне и состроил страдальческую гримасу, словно ему предстояло нечто ужасное. Нечто такое, на что он идет исключительно ради дела. Тут я не выдержала и рассмеялась в голос.

– Дитрих, не надо таких жертв. Если вам себя не жалко, то напоминаю – рабочее время у меня уже закончилось. Так что идите-ка вы домой.

– А конспирация? – грустно сказал он. – Линда, у вас здесь так уютно, что уходить не хочется.

– Придется, – твердо ответила я. – Не будете же вы спать здесь на табуретке или на коврике в прихожей?

– Мне тоже кажется, что он слишком короткий…

Дитрих с надеждой на меня посмотрел, отклика не дождался, вздохнул и начал прощаться.

Стук в дверь раздался почти сразу после его ухода. Я было решила, что он что-то у меня забыл, но нет, на пороге возник мрачный Штефан. Он сделал попытку пройти, но я его не впустила – на сегодня лимит иноров в моей квартире был исчерпан, и лишние мне были не нужны.

– Штефан, я очень устала, мне не до разговоров, – твердо сказала я.

– Линда, не можешь же ты перечеркнуть в одночасье все, что между нами было? – умоляюще сказал он. – Ты сейчас совершаешь ошибку, поверь. Этого Хартмана не просто так выгнали из Сыска…

Он сделал паузу, ожидая от меня какой-то реакции, но я молчала.

– Я понимаю, ты ему благодарна, что он в такой сложной для тебя ситуации взял на работу. Но, Линда, ничего хорошего тебя с ним не ждет.

– Возможно, – ответила я. – Но с тобой, Штефан, меня тоже ничего больше не ждет – ни хорошего, ни плохого. Спокойной ночи.

Дверь я закрыла сразу, хоть он и пытался мне сказать что-то еще. Нет, Штефан, ничего тебе не изменить. Я не знаю, будет ли у меня что-то с Дитрихом, но с тобой уже точно – нет.

Глава 14

Утром меня разбудил посыльный из цветочного магазина. Обижать мальчика я не стала и взяла корзину, хотя она была от Штефана, который не забыл вложить не только карточку, но и письмо. Такое красивое письмо, что я зачиталась. Наполненное глубокими чувствами, заверениями в вечной любви и просьбами о прощении. Хорошо, что короткое, а то бы я от восхищения эпистолярными талантами бывшего жениха могла и на работу опоздать. А так посмеялась, позавтракала да и убежала из дома. Штефану я вчера сказала все, что думаю, и никаким письмам это не изменить. Не знаю, прав ли Дитрих, когда говорил, что Штефан меня привораживал, но если даже и так – приворот прошел, а от нового меня защищает выданный на работе артефакт.

Дитриха уже не было, но у меня на столе лежала бумажка, гордо озаглавленная «Отчет для инора Кремера», которую я с интересом изучила и из которой я не поняла ровным счетом ничего, кроме одного-единственного факта – наблюдение проводится и все встречи бедной Магдалены Кремер записываются. И делает это скорее всего не сам Дитрих, а кто-то им нанятый. Про полынь, которую мне пытались вручить для анализа, в отчете не было ни слова. Впрочем, она могла и не иметь никакого отношения к делу инора Кремера. Чем еще занимался мой работодатель, я не знала, что было вполне понятно – я же для него просто секретарша, а не напарник. Я задумалась, не хотелось бы мне стать его напарником, но решила, что нет. Сыск меня не привлекал, я и сейчас с большим удовольствием попробовала бы устроиться на одно из тех предприятий, что прислали вчера письма. Если бы не… фикус. Да, конечно, я не могу оставить беззащитное растение на растерзание бессердечному шантажисту. Фикусовый лист чувствовал себя прекрасно, бугорки, которые вчера были лишь намеком на корешки, сегодня вытянулись и выглядели крепкими беленькими отростками, вызвавшими мое законное восхищение. Полюбовавшись немного на уворованный лист, я достала из ящика стола очередной учебник и погрузилась в мир алхимии. Если не получается улучшать рабочие навыки, будем поднимать теорию. Хотя теоретическая алхимия – это совершенно неправильно, но практики у меня пока не предвидится, разве что Дитрих все же настоит на анализе полыни. Теперь я даже жалела, что отказалась. Вдруг бы там обнаружилось что-то неожиданное? И потом, Эмми утверждала, что когда я вожусь с зельями в лаборатории, вид у меня вдохновенный и это меня очень красит. Да и сидеть без дела тоскливо. Читать намного интереснее, если знаешь, что все это сможешь применить…

Долго скучать мне не дали. Инор Кремер решил не дожидаться обеда, а прийти пораньше. Или обед начинался у него не как у всех остальных людей? Этого я тоже исключить не могла, поскольку после его прошлого визита стала сомневаться в его нормальности. Но сегодня этот инор был опять добродушен и вежлив.

– Инорита, вы сияете, как роза в лучах утреннего солнца, – расщедрился он на комплимент. – Я помню, что обещал зайти лишь в обед, но дела… Знаете ли, дела заставляют меня отбыть из Гаэрры. Поэтому я и решил заглянуть и предупредить, что уже не срочно.

– Добрый день, инор Кремер, отчет уже готов. – Я старалась быть любезной, но улыбаться у меня не получалось. – Инор Хартман подготовил его для вас.

Я взяла со стола листок с отчетом и подала нашему единственному клиенту. Или единственному, о котором я знала. Были ли у Дитриха другие дела, не было ли ничего – этого мне так и не соизволили рассказать.

– Право слово, не стоило так торопиться, – добродушно сказал инор Кремер. – Я и зашел, чтобы сказать, что не к спеху.

Но отчет взял. Правда, просматривать не стал, сложил вчетверо и убрал во внутренний карман сюртука. Похлопал по груди – то ли проверить, не выпадет ли чего, то ли просто поперхнулся, – удовлетворился результатом и, приподняв над головой шляпу, начал прощаться:

– Я даже не надеялся на столь скорый результат, вы меня поразили, инорита. Благодарю вас и вашего мага по особым поручениям. Такой деликатный молодой инор. Хорошего вам дня. Как приеду, а это будет где-то через неделю, так и зайду за окончательным отчетом.

– Если будет окончательный отчет, инор Кремер. Вы же понимаете, в таком деле, как у нас, нельзя обещать точных сроков, – важно ответила я. – Хорошей вам поездки.

– Спасибо, инорита!

Он опять приподнял шляпу в прощальном жесте и ушел. Странное дело, вчера ему этот отчет был настолько необходим, что он даже пытался мне угрожать, глаза у него были такие нехорошие, колючие, а голос ужасно неприятный. А сегодня словно другой человек приходил – любезный, добродушный. Тот же, что и заключал договор с Дитрихом. Бедная инора Кремер, как она выдерживает такие перепады настроения мужа? Наверное, на ее месте я бы давно сбежала, если Кремер номер два – явление регулярное и неуправляемое. Но, возможно, перед прошлым своим визитом он просто был выведен чем-то или кем-то из равновесия? Скандалом с той же инорой Кремер, о которой я знаю только, что она рыжая и встречается со Штефаном по каким-то загадочным делам. Возможно, у нее такой же огненный темперамент, как и шевелюра? И тяжелая рука, регулярно бьющая мужа по голове…

– Скучаете, Линди? – Дитрих ворвался в офис, словно за ним гнались и он торопился скрыться в защищенном месте. – Читаете романы на рабочем месте?

Я захлопнула книжку и показала своему работодателю обложку, на которой было написано «Методы анализа органических пятен».

– Повышаю свою алхимическую квалификацию. Вдруг вам все же понадобится ваша лаборатория в соседнем помещении, а я уже вооружена последними методиками.

– Это хорошо, – усмехнулся Дитрих. – В нашем деле главное – постоянно быть во всеоружии. Где там отчет для Кремера? Мне в него пару строк дописать нужно.

– Отчет забрал клиент, – пояснила я. – Был он необычайно любезен и сказал, что отчет ему не очень и нужен, но если уж вы его сделали, то он, так и быть, просмотрит за ту неделю, что его в Гаэрре не будет.

– Вот как… И зачем он тогда приходил?

– Сказать, чтобы вы не торопились с отчетом.

– А потом приедет раньше и начнет возмущаться, что для него бумажка не написана, – проворчал Дитрих. – Знаем мы таких. Нет уж, чем раньше мы разделаемся с этим делом, тем лучше будет для всех.

– И для инора Кремера?

– Он же хочет получить результат вне зависимости от того, насколько он будет печальный для его семейного благополучия.

– А он будет печальный? – невольно заинтересовалась я. – Вы же говорили, что Штефана с инорой Кремер вряд ли связывают нежные отношения?

Дитрих посмотрел на меня как-то странно.

– Даже если их не связывают нежные отношения, инор Кремер уверен в существовании у его жены любовников, – заметил он.

– Но он не считает это препятствием для их семейного благополучия, – напомнила я.

– Далось вам это их благополучие…

Дитрих водрузился на мой стол, в опасной близости от фикуса, которым он собирался меня шантажировать, поднял колбу с листом, повертел зачем-то в руках. Пришлось колбу у него отобрать и поставить подальше. Очень было похоже, что вчерашнюю мою просьбу не мешать корням прорастать он благополучно пропустил мимо ушей. Еще бы – к расследованию фикусы никакого отношения не имеют, а значит, заботиться об их выживании незачем…

– Смотрю, заложник себя прекрасно чувствует, – заявил он.

– Если вы будете продолжать в том же духе, останетесь без заложника. Растения не любят, когда их все время дергают.

– Ничего, скоро мы его посадим, – оптимистично сказал Дитрих. – Никуда он от меня не денется. Горшок ему не пора присматривать?

– Присматривайте, – милостиво разрешила я. – Но пересаживать его пока рано. Корешки слишком маленькие.

– Обидно. С горшком ему будет труднее сбежать.

– Ему и без горшка трудно сбежать – у него ножек нет.

– Ничего, всегда найдется тот, кто ему поможет. – Он выразительно на меня посмотрел. – Линда, а не пойти ли нам пообедать? Я не фикус, у меня баночки с питательным раствором нет, а ваш пирог был прекрасен, но он был вчера…

Дитрих выразительно вздохнул, намекая, что он сегодня еще не ел. Соседство с театральными курсами явно пошло ему на пользу в нарабатывании нужных навыков.

– А что вам помешало позавтракать?

– Дела… – опять вздохнул он. – Вы же понимаете, Линда, когда работаешь на себя, не можешь сидеть и ждать, что на голову внезапно свалится куча золотых.

Он посмотрел на потолок, то ли опасаясь, что оттуда что-то упадет, то ли на это надеясь. Но больше – чтобы произвести на меня нужный эффект.

– Было бы неплохо, – заметила я и тоже посмотрела на потолок – а вдруг? – Куча золотых еще никому не помешала.

– Но пока у меня этой кучи нет и сверху ничего не падает, приходится крутиться.

– Дитрих, а почему вы ушли из Сыска? – спросила я. – Штефан говорил, что вас выгнали…

– Не следует верить всему, что говорит Эггер. Я ушел сам.

Дитрих замолчал, но как-то так, что стало понятно – эта тема ему неприятна. Поэтому я не стала дальше расспрашивать, хотя и подумала, что с его уходом из Сыска не все так просто. Если бы он в чем-то провинился, то вряд ли сохранил бы хорошие отношения с бывшими коллегами и не смог бы достать, к примеру, копию результата моего ментального сканирования. Дитрих оперся на руку и чуть склонился ко мне, но что он хотел сказать, я так и не узнала, поскольку стук в дверь волшебным образом согнал его с моего стола.

– Письмо из магистрата, – важно сказал вошедший инор неопределенного возраста. – Кто здесь инор Хартман?

Он переводил взгляд с меня на Дитриха и обратно, словно раздумывал, кто из нас двоих может отказаться адресатом. До этого дня я была уверена, что моя принадлежность к лицам женского пола неоспорима, но курьер из магистрата заставил меня усомниться.

– Инор Хартман – это я, – положил конец его мучениям Дитрих.

– Вам официальное письмо. Извольте расписаться в получении.

– Расписаться? Какие формальности.

– Положено, – сурово сказал курьер. – Чтобы потом не говорили, что ничего не получали и не читали. Знаем таких, проходили. Вот здесь нужно поставить подпись и еще здесь.

Почему-то я сразу уверилась, что ничего хорошего в этом письме нет – слишком неприятное было лицо у курьера, словно он уже настраивался на скандал. Но Дитрих невозмутимо расписался, получил тоненький конверт с гербом Гарма и так же невозмутимо распрощался с курьером. Вскрыл письмо, быстро пробежал глазами и сказал:

– Похоже, Линда, вы остаетесь без работы. У меня отзывают лицензию на частный сыск.

– Как отзывают? Из-за чего?

– Написано «временно, до окончания проверки». Но проверки иной раз растягиваются.

– Вы меня увольняете? – уточнила я.

– Боюсь, что в нынешнем положении дел я смогу прокормить только фикус, – ответил Дитрих. – Из наличных у меня пока только аванс от Кремера. Отработанные дни я вам оплачу, не волнуйтесь.

У меня не было ни малейшего сомнения, откуда взялась эта внезапная проверка. Со стороны Штефана это было совсем некрасиво. И если этим он хотел добиться, чтобы я отнеслась к нему по-другому, то он преуспел – я перестала уважать своего бывшего жениха. И жалеть тоже перестала. Недостоин он ни того ни другого.

– А я от вас не уйду, – нахально заявила я. – Вы забыли, что у вас в заложниках остается фикус? Я должна быть уверена, что с ним все в порядке.

– Линда…

– Я прекрасно понимаю, почему вам пришла эта бумага, – непреклонно сказала я. – Эггер только этого и добивается.

– Возможно, вы и правы, – сказал Дитрих. – Но у вас самой ситуация не слишком хорошая.

– Я вас не брошу, Дитрих, – твердо сказала я. – Лицензию у вас отобрали из-за меня, а значит, нам нужно доказать, что Эггер воспользовался своим служебным положением, чтобы прикрыть неблаговидные дела, и вернуть лицензию.

– Сейчас этого не доказать. Уверен, даже менталист будет отрицать факт сговора.

– Значит, надо найти доказательства. Это мы можем делать и без лицензии.

– Мы?

– Вы же берете меня в партнеры? Агентство «Хартман и Мельсбах» – очень даже солидно звучит.

– «Хартман и Хартман» звучит солиднее, – задумчиво сказал Дитрих. – Маленькое семейное предприятие…

В его словах прозвучал намек. Намек на то, о чем даже думать было рано, не то что говорить.

– Название можно и позже обсудить, – ответила я. – Главное, чтобы оно, это предприятие, появилось.