Текст книги "Схизматрица"

И окостенение, сковывавшее раньше лишь плечи, сковало и руки. Теперь силе Паоло противостояла железная, мертвая хватка. Во внезапной тишине Нора не уловила его дыхания. Рубчатый поясок глубоко впился Паоло в горло; даже после смерти он продолжал борьбу…

Она позволила концам шнурка выскользнуть из сведенных судорогой пальцев. Паоло медленно вращался в воздухе; лицо его почернело, руки были притянуты к горлу. Казалось, он задушил сам себя.

В амбразуре показалась перчатка скафандра, грубая, вся в крови. Раздалось заглушенное шлемом бормотание – Линдсей пытался что-то сказать.

Она бросилась к нему. Он, прижавшись шлемом к железу пульта, кричал во всю глотку:

– Мертвые! Они мертвые!

– Сними шлем! – крикнула она.

Он шевельнул правым плечом:

– Рука!..

Просунув руку в амбразуру, она помогла ему снять шлем. Шлем отскочил с характерным хлопком воздуха, и она почуяла знакомый запах его тела. Из ноздрей и левого уха тянулись полузасохшие кровяные дорожки. Он подвергся декомпрессии…

Нора нежно провела ладонью по его щеке:

– Мы живы. Мы живы…

– Они хотели тебя убить, – отвечал он. – Этого я не мог допустить.

– И я тоже. – Она оглянулась на труп Паоло. – Это было.., вроде самоубийства. Мне кажется, что я сама мертвая.

– Нет. Ты принадлежишь мне, а я – тебе. Повтори мне то же самое, Нора.

– Да. Это так.

Закрыв глаза, она прижалась лицом к амбразуре. Он поцеловал ее. Солеными, окровавленными губами.

* * *

Когда Клео покончила со своей работой, она вышла в скафандре на поверхность, поднялась на борт «Консенсуса» и все, что смогла, обмазала клейким контактным ядом.

Однако Линдсей опередил ее. Чтобы добраться до тяжелого бронированного скафандра» ему пришлось прыгать через открытое пространство, подвергая себя декомпрессии. Он застиг Клео в рубке управления. В тоненьком пластиковом скафандре ей не на что было надеяться, – он разорвал пластик, и она приняла смерть от собственного яда…

Разрушению подверглось все. Пострадал даже семейный робот. Депутаты, проходя пустышечный цех, слегка свихнули ему мозги, и по соседству с пусковым кольцом разрушение, будучи поставлено на автоматизированную основу, пошло полным ходом. Тонну за тонной, робот наваливал руду на переполненные, полопавшиеся ветвэр-резервуары. Потоки жидкого пластика хлынули в туннель пускового кольца, и без того заблокированного застрявшей на полпути бадьей. Но как раз это тревожило Линдсея с Норой меньше всего.

Главную опасность представляла собой инфекция. Микробы, привезенные с Дзайбацу, мигом разорили деликатные биосистемы астероида. Через месяц с небольшим после всеобщего избиения сад Клео превратился в нечто кошмарное.

Изнеженные цветы шейперских оранжерей плесневели и рассыпались в прах от одного лишь прикосновения обычного, нестерилизованного человека. Растительность приобретала более чем причудливый вид: гниль свивала стебли в замысловатые штопоры. Линдсей навещал оранжереи ежедневно, и само присутствие его ускоряло распад. В воздухе витали привычные ароматы Дзайбацу, знакомая вонь жгла легкие.

Все это он таскал за собой. С какой скоростью ни беги, все равно потянется за тобой прошлое. От прошлого не сбежишь.

Они с Норой никогда от него не освободятся. Главное даже не в инфекции и не в беспомощно болтающейся руке. И не в россыпи болячек, обезобразившей кожу Норы и наполнявшей ее глаза каменным стоицизмом. Главное уходило корнями в далекое прошлое, в годы учебы, перековеркавшей их обоих. Именно это прошлое свело их вместе. Линдсей знал твердо, что ничего лучше этого в жизни с ним не бывало.

Вид шейперского робота за работой натолкнул его на мысли о смерти. Робот непрестанно и неустанно набивал руду в кишки пустышечного ветвэра. Оба они умрут от удушья, а машинная гиперактивность, эта жуткая пародия на жизнь, будет длиться бесконечно. Он мог, конечно, выключить робота, но почему-то жалел его – так трогателен был робот в слепом своем упорстве. И тот факт, что кольцо заливали тонны пластика, означал победу пиратов. Бесполезную победу, которую Линдсей не решался отнять у мертвых…

Чем больше портился воздух, тем дальше они отступали, герметизируя за собой туннели. И наконец – добрались до последнего хозяйственного сада, бережно расходуя напоенный ароматами сена воздух, любя друг друга и пытаясь залечить раны.

В обществе Норы он снова принял жизнь шейпера – утонченную, со всей присущей ей многоплановостью мышления и болезненным блеском. А острые грани Норы в его обществе постепенно сгладились, расплелись тугие узлы невыносимейшей напряженности, исчезли болезненные вывихи и заскоки.

Они приглушили реактор, в туннелях сделалось холоднее, и это сдерживало распространение заразы. По ночам, закутавшись в большое, с хороший ковер, покрывало, которое Нора время от времени принималась украшать вышивкой, они тесно прижимались друг к другу.

Она не собиралась сдаваться. Она была средоточием какой-то неестественной, непреоборимой энергии, которой Линдсей мог лишь позавидовать. Множество дней потратила она на ремонт радиорубки, прекрасно понимая, что пользы от этого не будет ровным счетом никакой.

Служба безопасности Совета Колец прекратила свои передачи – военные аванпосты стали ненужной помехой. Механисты эвакуировали их и со всей дипломатической вежливостью доставляли персонал на Совет Колец. Какая война? Нет и не было никакой войны. Никто ни с кем не дрался. Картели рассчитывались сполна с отозванными каперами и спешно обращали их к мирному образу жизни…

С ними было бы то же самое, сумей они докричаться. Но все передатчики уничтожены – запчастей к ним не было, да и технических навыков обоим недоставало.

Линдсей примирился со смертью. За ними никто не прилетит, все сочтут аванпост погибшим. Когда-нибудь, конечно, проверят, но – не в ближайшие годы.

Как-то ночью, утомленный любовью, Линдсей лежал без сна, играя с протезом мертвого пирата. Было в нем что-то притягательное – и одновременно он радовался, что, умерев молодым, хотя бы не докатится до подобного. Собственная его правая рука почти полностью потеряла чувствительность. Нервы начали разрушаться еще со времен инцидента с пушкой. Боевые ранения лишь ускорили этот процесс.

– Проклятые пушки, – сказал он вслух. – Ведь кто-то же найдет когда-нибудь это место! Разобрать бы их да сломать, чтобы знали: мы тоже были достойными людьми. Надо бы… Но дотрагиваться противно.

– Ну и что? Они все равно не действуют.

– Не действуют, потому что заблокированы. – То был один из его прошлых триумфов. – Но можно же разблокировать! Это – зло, милая. Их нужно сломать.

– Ну, если тебе так… – Нора привстала, открыв глаза. – А что, если выстрелить?

– Нет, – немедля ответил Линдсей.

– Взорвать «Консенсус» пучком частиц! Тогда кто-нибудь заметит.

– Что заметит? Что мы – уголовники?

– Раньше это были бы просто мертвые пираты. Все в порядке вещей. Но сейчас разразится такой скандал! За нами обязательно прилетят. Чтобы такое не повторилось.

– Ты согласна рискнуть мирным фасадом, который пока что демонстрируют людям пришельцы? Только ради того, чтобы нас, может статься, спасли? Представляешь, что с нами сделают, когда прилетят?

– Что они могут сделать? Убить? Мы и так почти уже мертвые. А я хочу жить.

– Уголовницей? Всеми презираемой?

– Как раз в этом для меня ничего нового нет, – горько улыбнулась Нора.

– Нет, любимая. Всему есть предел.

Она погладила его по спине:

– Я понимаю.

* * *

Две ночи спустя он проснулся в страхе: астероид тряхнуло. Норы рядом не было. Вначале он решил, что это метеорит – штука редкая, но ужасная. Он прислушался, не шипит ли где уходящий в трещину воздух, но в туннелях все еще отдавалось эхо.

Увидев Нору, он сразу обо всем догадался.

– Ты все-таки выстрелила. Ее трясло.

– Перед тем как стрелять, я сняла «Консенсус» с якоря. Вышла на поверхность. Там что-то жуткое. Пластик течет из жерла кольца в пространство.

– И слушать не желаю.

– Но я должна была это сделать. Ради нас. Прости меня, милый. Клянусь, я никогда больше не обману тебя.

Некоторое время он хмуро молчал.

– Думаешь, прилетят?

– Не исключено. Я только дала нам шанс… – Нора была расстроена. – Тонны пластика. Вылезают, как паста из тюбика. Вроде гигантского червя.

– Случайность, – сказал Линдсей. – Запомни, нужно будет сказать, что все вышло случайно.

Она виновато взглянула на него:

– Теперь я разрушу пушку.

Он печально улыбнулся и потянулся к ней:

– Что сделано, то сделано. Будем ждать.

ESAIRS XII

17.07:17

Сквозь сон до слуха Линдсея донеслись мерные глухие удары.

Нора, как обычно, проснулась первой и тут же стряхнула с себя остатки сна.

– Что-то шумит, Абеляр.

Линдсей просыпался мучительно, веки никак не хотели разлепляться.

– Что там? Утечка?

Она выпуталась из простыней, оттолкнулась босой ногой от его бедра и зажгла свет.

– Вставай, милый. Что бы там ни было, это надо встретить достойно.

Нет, не так предпочел бы Линдсей встретить смерть. Но вместе с Норой… Он облачился в шнурованные штаны и пончо.

– Тяги нет, – сказал он, трудясь над сложным шейперским узлом. – Это не декомпрессия.

– Значит, спасатели! Механисты!

Они устремились к шлюзу.

Один из спасателей – наверное, самый смелый – сумел протиснуться в шлюз и пробраться в загрузочную камеру. Он неловко балансировал на носках громадных, похожих на птичьи лапы башмаков скафандра. Линдсей в изумлении взирал на него из туннеля, сощурившись и козырьком ладони прикрыв глаза.

У пришельца имелся мощный фонарь, водруженный на «переносицу» вытянутого шлема. Луч света, вырывавшийся из фонаря, был ярок, словно сварочный электрод, – жесткий, зеленовато-голубой, переходящий в ультрафиолет. Коричневый с серым скафандр, собранный складками на сочленениях пришельца, был усеян разъемами.

Луч фонаря выхватил их из темноты, и Линдсей, сощурившись, отвернулся.

– Вы можете называть меня «лейтенант», – сказал пришелец на бейсик-инглиш, вежливо сориентировав свое тело по вертикали.

Линдсей положил руку Hope на предплечье.

– Я – Абеляр, – представился он. – А это – Нора.

– Как поживаете? Я желаю обсудить это имущество.

Пришелец достал из бокового кармана что-то вроде пачки бумаги. По-птичьи быстрым движением он встряхнул пачку, и та развернулась в телеэкран. Он поставил экран у стены. Приглядевшись, Линдсей не обнаружил линий развертки – картинка состояла из миллионов крохотных цветных шестиугольников.

А изображала эта картинка их собственный астероид. Из жерла пускового кольца в пространство тянулась толстая струя застывшего вспененного пластика, почти полукилометровой длины. Верхушку ее увенчивало нечто круглое. Потрясенный Линдсей догадался, что это. Каменная голова Паоло была аккуратно обрамлена венцом из разошедшейся лепестками пусковой бадьи. Композиция накрепко приклеилась к вырвавшемуся из пустышечного цеха пластику, а затем была выдавлена в пространство.

– Понимаю, – сказал Линдсей.

– Автор этой работы – вы?

– Да. – Линдсей указал на экран. – Обратите внимание на тонкий оттеняющий эффект завершающего ожога.

– Мы обратили внимание на взрыв, – сказал пришелец. – Очень необычная изобразительная техника.

– Мы и сами-то необычны. Я бы сказал – уникальны!

– Я согласен, – вежливо сказал лейтенант. – Редко увидишь работу такого масштаба. Согласны ли вы вести переговоры о продаже?

Линдсей улыбнулся:

– Что ж, давайте поговорим.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ. СООБЩАЮЩИЕСЯ АНАРХИИ

Глава 5

Мало-помалу мир вступал в новую эпоху. Пришельцы милостиво приняли навязанный им человечеством таинственный ореол полубогов. Систему обуяло предчувствие счастливого Тысячелетия. В моду вошла разрядка. Впервые начали поговаривать о Схизматрице – постчеловеческой Солнечной системе, разнообразной, однако единой, в которой воцарится терпимость и каждый получит свою долю.

Мощь пришельцев – они называли себя Инвесторами – казалось, была беспредельна. Они принадлежали к расе столь древней, что напрочь забыли о тех временах, когда еще не летали к звездам. Могучие корабли пришельцев бороздили обширное экономическое пространство, торгуя с девятнадцатью другими разумными расами. Было ясно, что их технология достигла такого могущества, что при желании они могли бы запросто разнести этот мирок не одну сотню раз. Так что человечеству оставалось лишь радоваться, что пришельцы выглядели такими безмятежными и приветливыми. Спокойствие и любезность их в данных обстоятельствах немало радовали человечество. Товары, которыми они торговали, почти всегда были безопасны, часто представляли собой немалый – но чисто академический – интерес для искусства либо науки, хотя практической пользы от них было на удивление мало.

Богатства человечества рекой текли пришельцам в казну. К звездам на кораблях Инвесторов отправлялись лишь крохотные посольства, которым никогда ничего существенного добиться не удавалось, и они так и оставались крохотными – кораблевладельцы заламывали за проезд суммы поистине астрономические.

Инвесторы же оборачивали богатства, выкачанные из человеческой экономики, и постепенно откупали человеческие предприятия. Одна-единственная техноновинка из их обширного арсенала могла превратить индустрию, пребывающую при последнем издыхании, в отрасль, акции которой ракетой взмывали в небо. Различные группировки ожесточенно грызлись промеж собой за пришельческую благосклонность; миры же, не желавшие сотрудничать с Инвесторами, очень скоро поняли, как легко и бесповоротно могут быть обойдены остальными.

При Замирении Инвесторов пышным цветом расцвела торговля. Откровенная война стала считаться вульгарной; на смену ей пришла благопристойная скрытность наглого промышленного шпионажа. Грядущий Золотой Век казался все ближе и ближе – вот-вот, только руку протянуть. А годы текли, текли…

Государство Совета Голдрейх-Тримейн

03.04.37

Публика Линдсею понравилась. Пространство вокруг переполняли люди; разноцветные куртки с пеной кружев, ноги в узорных чулках, обутые в изящные ножные перчатки с пятью пальцами, запахи парфюмерии шейперов…

Небрежно прислонившись к стене, обитой расшитым бархатом, Линдсей просунул руку в швартовочную петлю. Одет он был по самой наипоследней моде: парчовая куртка цвета «морской волны», зеленые атласные панталоны, чулки в желтую, булавочной толщины, полоску и элегантные ножные перчатки для невесомости. На фоне жилета поблескивала золотая цепочка видеомонокля.

Его длинные, чуть тронутые сединой волосы были заплетены в косу, перевитую желтым шнурком.

Среди шейперов Линдсеи считался гораздо старше своих пятидесяти одного года – его полагали генетическим типом из начала шейперской истории. Таких в Голдрейх-Тримейне, одном из старейших шейперских городов-государств в кольцах Сатурна, хватало.

Из театрального зала в холл выплыл механист, облаченный в цельнокроеный костюм изысканного оттенка красного дерева. Заметив Линдсея, он оттолкнулся ногой от двери и поплыл к нему.

Дружелюбно выставив перед собой, руку, Линдсеи помог ему погасить инерцию. Протез правой руки под рукавом тихонько прожужжал, и смолк.

– Добрый вечер, мистер Бейер.

Небрежно-элегантный механист кивнул, продевая руку в петлю:

– Добрый вечер, доктор Мавридес. Всегда рад видеть вас.

Бейер служил в посольстве Цереры унтер-секретарем по культурным связям. Это бесцветное звание являлось всего лишь прикрытием для его работы на разведслужбу мехов.

– Не часто увидишь вас в это время суток, мистер Бейер.

– А я слинял со службы, – с удовольствием сказал Бейер.

В Голдрейх-Тримейне жизнь не затихала круглые сутки. Период от полуночи до восьми утра здесь был самым разгульным, да и полиции в это время было поменьше. Тут и механист мог смешаться с толпой, не привлекая к себе косых взглядов.

– Вам понравилась пьеса, сэр?

– Триумф! Не хуже, чем у Рюмина, можно сказать. Странно, раньше я об этом авторе – Фернанде Феттерлинге – ничего не слыхал.

– Он местный, из молодых – и из самых талантливых.

– О-о, один из ваших протеже… Ну, по поводу разрядки я его чувства разделяю. Знаете, в конце этой недели в нашем посольстве намечается небольшой прием; я был бы рад пригласить и мистера Феттерлинга. Хочу лично выразить свое восхищение.

Линдсей уклончиво улыбнулся:

– Я всегда рад видеть вас у себя. Нора часто о вас вспоминает.

– Польщен. Доктор-полковник Мавридес – очаровательнейшая хозяйка.

Бейер пытался не выказывать разочарования, однако чувствовалось, что ему явно хочется поскорей отделаться от Линдсея и наладить контакт с кем-нибудь из столпов местного общества. Линдсей его за это не осуждал – чего уж, работа такая.

Линдсей и сам имел звание доктор-капитана Службы безопасности и занимал должность эксперта по социологии Инвесторов. Даже в эти дни, в дни Замирения Инвесторов, чин в Службе безопасности был обязателен для работников военно-научного комплекса шейперов. Что ж, с волками жить – значит, и выть соответственно.

В ипостаси театрального администратора Линдсеи никогда – даже намеком – не упоминал своего чина. Однако ж Бейер был о нем прекрасно осведомлен, и только дипломатическая вежливость позволяла им держаться на дружеской ноге.

Ярко-голубые глаза Бейера обшарили толпу, которая заполонила фойе, и лицо его вдруг сделалось каменным. Линдсей проследил направление взгляда.

Причиной заминки Бейера оказалась некая личность: на губе – микрофон-клипса, в ушах – клипсы-наушники, и явная нехватка элегантности в костюме. Охранник, причем не из шейперов: волосы, гладко зализанные назад, поблескивают антисептической смазкой, а лицо не по-шейперски перекошено.

Линдсей вставил в правый глаз видеомонокль и начал съемку.

Заметив это, Бейер кисловато улыбнулся:

– Здесь их четверо. Ваша постановка привлекла внимание весьма видного человека.

– Похожи на обитателей Цепи, – сказал Линдсей.

– Официальный визит, – пояснил Бейер. – Но здесь он – инкогнито. Глава государства, Республики Моря Ясности, Филип Хури Константин.

Линдсей отвернулся:

– Не имею чести знать этого джентльмена.

– Он – не из сторонников разрядки. Я знаю его лишь с чужих слов и представить вас не могу.

Держась к толпе спиной, Линдсей поплыл вдоль стены.

– Я должен быть в кабинете. Не откажетесь покурить в моем обществе?

– То есть втягивать дым в легкие? Не имею привычки.

– В таком случае прошу прощения…

Линдсей удалился.

* * *

– Ведь двадцать лет прошло…

Нора Мавридес сидела за консолью: мундир Службы безопасности, черный плащ небрежно накинут на плечи поверх янтарного цвета блузки.

– Что это он вдруг? – проговорил Линдсей. – Мало ему Республики?

Нора начала рассуждать вслух:

– Причина его визита сюда, наверное, в милитантах. Они хотят, чтобы он поддержал их здесь, в столице. Во-первых, он имеет вес, во-вторых, не сторонник разрядки.

– Правдоподобно. Если дела обстоят противоположным образом; Если милитанты полагают Константина ручным, лояльным к ним генералом-дикорастущим и понятия не имеют о его амбициях. И о его возможностях. На самом-то деле как раз он ими манипулирует.

– Он тебя видел?

– Не думаю. Сомневаюсь, что он вообще меня сможет узнать. – Линдсей медленно погрузил ложку в коробку с йогуртом. – Возраст сильно изменил мою внешность.

– У меня сердце не на месте после просмотра того, что ты снял. Абеляр, столько лет все у нас было замечательно… Если он поймет, кто ты такой… Он же нас уничтожит.

– Не факт. – Сморщившись, Линдсей заставил себя проглотить йогурт, приготовленный специально для нешейперов, чей кишечник и желудок прошли антисептическую обработку, и ужасно горчивший от ферментов. – Ну разоблачит меня Константин – а дальше? У нас останутся пришельцы. Инвесторам плевать и на мои гены, и на мое образование… Они нас прикроют.

– Он же – убийца! На него нужно напасть первым.

– Не нам, дорогая моя, обсуждать такую возможность. – Механическая рука Линдсея взяла картонку, тонкие стенки слегка вогнулись. – Я всегда старался избегать с ним столкновения. По возможности. Я нарвался совершенно случайно. Это – как кости бросить.

– Не говори так! Неужели мы ничего не можем сделать?

Линдсей побарабанил железными пальцами по столу. Вот и рука – тоже часть маскировки. Когда-то этот древний протез принадлежал Верховному судье; древность вещи как бы намекала посторонним на преклонные годы ее носителя…

На стене кабинета Норы медленно проворачивался Сатурн – телезапись вращения была сделана со спутника. Золотистую дымку, окутывавшую поверхность, бороздили ярко-оранжевые токи ветров.

– Может, в конце концов, уехать отсюда? – предложил Линдсей. – Не сошелся же свет клином на Голдрейх-Тримейне. Ущелье Кирквуда – тоже, между прочим, неплохо. Или Кластер Кассини.

– И пусть все, чего мы здесь достигли, пойдет прахом?

Линдсей рассеянно взглянул на экран.

– Мне хватит того, что со мной – ты.

– Абеляр, я не могу без этого места. Без должности профессора-полковника. И потом – как же дети? И – наша лига? Они ведь полностью зависят от нас…

– Ты права. Наш дом – здесь.

– Именно. И не делай из мухи слона. Он скоро уедет в свою Республику. Не будь Голдрейх-Тримейн столицей, Константин вообще бы сюда не сунулся.

В соседней комнате раздался взрыв детского смеха. Нора убавила звук.

– С Филипом мне не ужиться, – задумчиво сказал Линдсей. – Слишком многое мы друг о друге знаем.

– Не будь таким фаталистом, милый. Я не собираюсь сидеть сложа руки, когда какой-то дикорастущий выскочка является и начинает угрожать моему мужу.

Поднявшись из-за консоли, она подошла к нему. Центробежное тяготение в половину земного одернуло подол ее юбки. Усадив жену на колени, Линдсей взъерошил пальцами своей «природной» руки ее волосы:

– Забудем про него, Нора. Иначе опять дойдет до смертоубийства.

Она поцеловала его:

– Раньше ты был один. А теперь многое изменилось. За нами – Полночная лига. За нами – Мавридесы, Инвесторы и мой чин в «Безопасности». Мы уверены в себе, и жизнь принадлежит нам!

Государство Совета Голдрейх-Тримейн

13.04.37

Филип Константин наблюдал отправление своего корабля в видеомонокль. Монокль ему нравился – стильная штучка. Ему было до боли обидно, что приходится жить в стороне от таких замечательных новшеств. Мода, что ни говори, мощный фактор воздействия.

Особенно – на шейперов. За кормой его «Фрэндшип Серен» комплекс Голдрейх-Тримейна неспешно вращался против часовой стрелки. Константин внимательно изучал вид города, транслируемый на его монокль с камеры, установленной на корпусе корабля.

Этот орбитальный город был прямо-таки наглядным пособием по истории шейперов.

«Ядром» служил темный, из толстой брони цилиндр – прибежище первопоселенцев, отчаянных пионеров, прибывших добывать минералы в кольцах Сатурна, несмотря на высокую радиацию и тяжелейшие электромагнитные бури. Цилиндрическое ядро Голдрейх-Тримейна было темным, словно упрямый желудь, выживший и разросшийся в совершенно фантастическое растение. Ныне «желудь» опоясывали кольцом металлические сферы, по поверхности его плавно скользили установленные на рельсах радарные установки, вокруг него на белых керамических стеблях вращались два громадных взаимно уравновешивающихся трубчатых «пригорода». Внутренний комплекс окружала россыпь жилых комплексов, лишенных тяготения. За пузырями пригородов вставали стены нематериальной Бутыли.

«Фрэндшип Серен» достиг прохода в Бутыли. В монокле сверкнули разноцветные струи помех, и Голдрейх-Тримейн исчез. Видимым осталось только отсутствие Голдрейх-Тримейна: лепешка черного тумана на фоне белых ледяных глыб Кольца. Черный туман и был собственно Бутылью: магнитное токамак-поле восьми километров в длину, защищавшее город-государство шейперов «паутиной» на термоядерной энергии.

На таком громадном расстоянии от Солнца от энергии светила толку было немного. Шейперы обзавелись собственными солнцами, яркими ядрами, для каждого государства Совета – своим. Для Голдрейх-Тримейна, Дермотт-Голд-Мюррея, Фазы Тельца, Ущелья Кирквуда, Синхрониса, Кластера Кассини, Кластера Энке, Союза старателей, Арсенала… Константин знал на память их все.

Включились двигатели, еле заметное ускорение чуть встряхнуло корабль. Метеостанция Голдрейх-Тримейна дала разрешение на вылет, значит, страшных молний, проскакивающих иногда между элементами Кольца, не ожидается. Радиационный фон невысок. А путешествие на новых, шейперских, двигателях займет каких-то несколько недель.

В каюту вошел Зенер и сел рядом.

– Вот и все… – сказал он.

– Что, Карл, уже ностальгия? – Константин поднял взгляд на высоченного драматурга.

– По Голдрейх-Тримейну – да. А по тамошнему народу… Это другой вопрос.

– В один прекрасный день ты вернешься сюда триумфатором.

– Очень любезно со стороны вашего превосходительства.

Зенер поскреб подбородок, и Константин отметил, что стандартные бактерии Республики уже пометили его шею.

– Давай без чинов, – сказал Константин. – В Совете Колец так принято, но в Республике это отдает аристократизмом. А такая идеология у нас не поощряется.

– Понимаю, доктор Константин. И буду поосторожнее.

Гладко выбритое лицо Зенера дышало безликой шейперской красотой. Костюм его был чрезмерно изыскан, в тускловатых коричневых и бежевых тонах.

Константин спрятал монокль в карман расшитого бронзовой нитью бархатного жилета. На спине под льняным вышитым пиджаком выступил пот; кожа спины шелушилась там, где омолаживающий вирус пожирал старые клетки. Уже два десятка лет бродила эта инфекция по его организму – первая награда за лояльность к шейперам. В местах, где поработал вирус, оливково-смуглая кожа становилась гладкой, как у младенца.

Зенер осмотрел стены каюты. Толстый слой изоляции был украшен пуантилистскими гобеленами, изображавшими виды Республики. Буйные фруктовые сады под небом в белоснежных облаках, солнце, с церковной торжественностью озирающее с высоты золото пшеничных полей, сверхлегкий летательный аппарат, несущийся вдаль над каменными особняками, крытыми красной черепицей…

– А как же выглядит эта ваша Республика на самом деле?

– Глухая дыра, – ответствовал Константин. – Осколок прошлого. До нашей революции она здорово загнила. Не только в социальном смысле, физически – тоже. Столь огромная экосистема требует тотального генетического контроля. Но основатели о будущем не задумывались. На их век хватило – и ладно. – Константин сложил кончики пальцев. – И мы унаследовали этот бардак. Цепь миров высылала своих прожектеров и мечтателей. Например, генетиков-теоретиков, сформировавших Совет Колец… Цепь слишком уж привередничала и к настоящему моменту профукала всю свою силу. Превратилась в полуколонии…

– Доктор, вы думаете, мы, шейперы, победим?

– Да. – Константин улыбнулся Зенеру, а улыбался он исключительно редко. – Потому что мы понимаем, за что идет борьба. За жизнь. Нет, я не хочу сказать, что мехи будут разом уничтожены. Они могут доживать свое еще века и века. Но все равно вымрут. Превратятся в киберов, перестанут быть живыми людьми из плоти и крови. А это – тупик, ведь пропадает сила воли. Ни императивов, ни воображения – одни программы.

Драматург кивнул:

– Логично. Не то что лозунги, которые вы, должно быть, слышали на днях в Голдрейх-Тримейне. Единство в разнообразии… Все группы составляют одну огромную Схизматрицу… Род людской заново объединяется перед лицом пришельцев…

Константин заерзал в кресле, пытаясь тайком почесать зудящую спину.

– Да, я слышал подобные упражнения в риторике. Со сцены. Тот продюсер, о котором вы говорили…

– Мавридес? – оживился Зенер. – Могущественный клан. Голдрейх-Тримейн, Джастроу-Стейшн, Ущелье Кирквуда… Они никогда не были представлены в Совете, но имеют общие гены с Гарза, Дрейперами и Феттерлингами. А Феттерлинги очень влиятельны.

– Вы говорили, этот человек – только по браку Мавридес. Что он не генетический.

– Одиночка, вы хотите сказать. Не из линии. Да. И ему не позволено вносить в линию свои гены. – Зенер рассказывал сплетню с явным удовольствием. – К тому же Инвесторы в нем души не чают. И еще он – цефеид.

– Цефеид? То есть из Службы безопасности?

– Доктор-капитан Абеляр Мавридес, цефеид, доктор философии. Чин для его возраста – не бог весть какой… Говорят, когда-то он был бродягой, потом – горняком-кометчиком. Где-то на границе Системы встретился с пришельцами, каким-то образом пролез к ним в доверие… Буквально через несколько месяцев после первого своего появления они привезли этого Мавридеса с женой в Голдрейх-Тримейн на одном из своих звездолетов. И с того момента он все идет и идет в гору. Корпорации нанимают его для посредничества в делах с пришельцами. Он преподает инвесторологию и бегло говорит на их языке. И достаточно богат, чтобы напустить тумана на свое прошлое.

– Шейперы из старых ревностно оберегают свою личную жизнь…

Зенер помрачнел.

– Он – мой враг. Он сломал мне карьеру.

Константин обдумал услышанное. Он-то знал о Мавридесе гораздо больше, чем Зенер, и этого последнего выбрал не наугад. Вполне естественно, что у Мавридеса не может не быть врагов, а значит, куда легче отыскать их, чем создавать новых.

Вот Зенер – он жестоко разочарован. Первая его пьеса с треском провалилась, а вторую так и не поставили. К закулисным махинациям Мавридеса и его Полночной лиги не допущен. Ярый антимеханист. Генетическая линия катастрофически пострадала во время войны. Сторонники разрядки его отвергают…

А Константин его приблизил и обласкал. Заманил в Республику, суля богатые театральные архивы и живые драматургические традиции, которые Зенер сможет невозбранно осваивать и воплощать в жизнь. Конечно же, этот шейпер был ему благодарен, и чувство признательности превратило его в пешку Константина.

Константин молчал. Мавридес не давал ему покоя. Щупальца влияния этого человека оплели весь Голдрейх-Тримейн.

Нет, такие совпадения – за гранью возможного. Они складывались во вполне осмысленный сюжет.

Человек, пожелавший назваться именем Абеляр. Театральный импресарио. Ставящий политические пьесы. И супруга его – дипломат.

Слава богу, Константин точно знал, что Абеляр Линдсей мертв! Его агенты в Дзайбацу зафиксировали смерть Линдсея от рук Гейша-Банка. И он, Константин, даже разговаривал с женщиной, приказавшей убить Линдсея, шейпером-ренегаткой по фамилии Кицунэ… Он знал всю эту печальную историю от и до: связь Линдсея с пиратами, в припадке отчаяния – убийство бывшей главы Гейша-Банка… Смерть Линдсея была ужасна.

Но – почему все-таки наемный убийца, нанятый Константином, так и не вернулся из Дзайбацу? Он не допускал, что этот человек подался в бродяги. Наемным убийцам имплантированы «предохранители»; выживают очень немногие.

Многие годы Константин провел в постоянном страхе перед этим пропавшим наемником. Элита Службы безопасности Совета Колец уверяла его, что этот убийца мертв. Константин не поверил и никогда больше с ними не связывался.