Текст книги "Когда поют деревья"

Аннализа взглянула на Эмму – однако девочка словно не слышала, что о ней говорят.

– Я и в самом деле доволен, – ответил Томасу мистер Барнс. И добавил: – Я ценю прямоту и смелость Аннализы. Но, несмотря на это, мы с твоей матерью, Томас, против серьезных отношений между вами. Зимой можете сколько угодно играть в любовь. Только проследите, чтобы на этом все и закончилось.

– Ты издеваешься? – воскликнул Томас, швыряя салфетку и вскакивая из-за стола. Он оглянулся на мать: – И ты не скажешь ни слова против? Да что вы понимаете в отношениях? Хуже вас советчиков не найти!

Миссис Барнс указала на стул и одними губами произнесла:

– Сядь.

Она украдкой обвела взглядом зал – явно в ужасе от того, что они устроили сцену.

– Не смей так с нами разговаривать, – добавил мистер Барнс.

Томас положил руку Аннализе на плечо, давая знак присоединиться к нему.

– Как разговаривать? – переспросил он. – Ты сам-то себя слышишь? По-твоему, ты можешь указывать мне, с кем встречаться? О, тогда ты глубоко ошибаешься.

Мистер Барнс недовольно откинулся на стуле с таким видом, словно его окружали одни идиоты.

– Семье из Давенпорта с сильными корнями нужна хорошая партия. Поверь, вы разрушите друг другу жизнь. Так подсказывает мне опыт. Страсть – это, конечно, хорошо, но когда вы познакомитесь ближе, то поймете, что между вами нет ничего общего. Извини, что развеял твои розовые иллюзии.

Он залпом допил коктейль.

«Может, Nonna и в самом деле была права?» – подумала Аннализа. Она не стала ввязываться в дальнейшую перепалку с Биллом Барнсом и посмотрела на мать Томаса, сверлившую суп таким взглядом, будто хотела, чтобы он разверзся перед ней, повторив чудо Моисея.

– Спасибо за обед, миссис Барнс.

Повернувшись к Эмме, девушка добавила:

– До скорой встречи.

Эмма покачала головой.

– Жаль, что так получилось.

Аннализа заставила себя ей подмигнуть.

Встав из-за стола, она вместе с Томасом пересекла обеденный зал. Остальные гости, бросив дела, наблюдали за уходящей парой.

Томас и Аннализа молча забрали пальто и заговорили, только выйдя на холод под звездами. Шагая к машине, Томас оглянулся и взял девушку за руку.

– Как он мог такое наговорить, – с отвращением покачал молодой человек головой.

Аннализа сжала его руку:

– Я не стала из-за них думать о тебе хуже. Все нормально.

– Вовсе нет! – отрезал Томас, отвернувшись от нее. – Где это слыхано – чтобы сын ненавидел отца? А вот я его ненавижу. Мать просто смотрит, как все катится к черту. Такая покорная… Неудивительно, что Эмма сходит с ума.

Они тронулись по запорошенной снегом дороге. Загородный клуб таял в зеркале заднего обзора, а в голове у девушки все вертелась мысль, что они взяли на себя слишком много. Они ехали в молчании до самого Миллза.

Припарковавшись, Томас пошел провожать Аннализу домой. Nonna сидела в гостиной в любимом кресле и смотрела новости. Слышала она плоховато, поэтому выкрутила звук погромче. По телевизору говорили что-то о Фреде Хэмптоне.

– Добрый вечер, миссис Манкузо, – громко сказал Томас, перекрикивая новости. – Я только зашел поздороваться.

– Какой ты молодец! – откликнулась Nonna. На столике рядом с ней стоял стаканчик бренди.

Аннализа подошла, чтобы убавить громкость. Диктор рассказывал о последствиях гибели Хэмптона, произошедшей в Чикаго несколько дней назад. Смерть лидера партии «Черные Пантеры» вызвала много толков и еще сильнее всколыхнула страну. «Пантеры» утверждали, что агенты ФБР вломились к Хэмптону в дом и хладнокровно застрелили его, спящего в постели.

Аннализа переключилась на Томаса, слушая, как он в очередной раз пытается очаровать бабушку. Новости напомнили, как сильно ей хотелось покинуть захудалый городок с его ограниченными в суждениях жителями. Сегодня мистер Барнс очень доходчиво обрисовал ей эту картину. Сколько можно прятаться в коконе? Если она хочет узнать, что творится в мире, единственный способ – уехать отсюда.

– Мой отец сегодня вел себя с вашей внучкой отвратительно, – признался бабушке Томас. – Честное слово, мне очень стыдно.

Nonna огорченно опустила плечи.

– Жаль это слышать.

– Я все время говорю Аннализе: ей очень повезло с семьей. – Томас натянуто улыбнулся. – Да что тут говорить. Спокойной ночи. Мне пора ехать: надо узнать, как там сестра.

Аннализа вышла с ним на крыльцо и взяла его за руку.

– Все хорошо, – снова повторила она, слушая тихий перезвон ветряных колокольчиков.

Томас повернулся в ней лицом; изо рта у него вырывался пар.

– Я бы хотел, чтобы все было иначе.

– Послушай, – набравшись храбрости, сказала девушка, – что бы ни говорил твой отец – нас это не касается. Я вовсе не собираюсь осуждать тебя из-за твоей семьи.

– Спасибо. – Томас наклонился и поцеловал ее в губы. – Я завтра позвоню, ты не против? По крайней мере, с этим делом мы покончили.

После ухода Томаса Аннализа села на диван рядом с бабушкой. По телевизору показывали, как люди прощаются с Хэмптоном, проходя мимо его открытого гроба в битком набитой церкви.

– Его отец – настоящий мерзавец, – сказала Аннализа. – Но пожалуйста, не говори, что ты меня предупреждала. Только этого мне сейчас не хватало.

– А я молчу, – положив ногу на ногу, заметила Nonna.

Аннализа рассказала про обед, и как они умчались оттуда.

Nonna бросила на нее взгляд:

– Я не буду говорить, что предупреждала, Анна. Ты и сама все видишь. Наша семья и такие, как мы, ценят в жизни другое. Потому я и хочу, чтобы ты нашла молодого человека из своего круга. Может, кого-то из церкви.

Аннализа закатила глаза и кивнула на телевизор.

– Пока кругом творится такое, я не могу отсиживаться в Пейтон-Миллзе.

Nonna повысила голос:

– Значит, ты хочешь попасть в самую гущу событий? И чего ты добьешься? Тебя ведь могут убить.

Возможно, Nonna говорила то же самое и отцу Аннализы, когда он был в ее возрасте.

– Может быть, я докопаюсь до правды. Или хотя бы познакомлюсь с другими взглядами на жизнь.

Аннализа до сих пор не могла отойти от лотереи. Несправедливо, что люди вынуждены сражаться за дело, в которое не верят! А если ты с чем-то не согласен – правительство может тебя убить, как Фреда Хэмптона.

– Ужасные времена, – подтвердила Nonna, скрестив руки. – Что тут скажешь. Жаль, что вашим детям придется расти среди такого безумия.

Аннализа выпрямилась; под ней зашуршал целлофан.

– Дети? Надеюсь, ты сейчас не про моих детей?

– Я лишь хочу тебе счастья, – напомнила Nonna.

– Тогда лучше оставь меня в покое. Я не такая, как остальные девушки из церкви и школы. У меня другие цели.

– Думаешь, я не знаю? – Nonna опустила руки. – Как по-твоему, почему я много тебе позволяю?

– Если знаешь, тогда поддержи. Хватит ругать меня за то, что я хочу поехать в Портленд. И вместо того чтобы качать головой, дай мне хоть раз в жизни насладиться отношениями. – Аннализа кивнула на дверь. – Томас – хороший парень.

Nonna тоже посмотрела на дверь.

– На первый взгляд, да.

– Томас не такой, как другие, – настойчиво повторила Аннализа: ей очень хотелось поверить собственным словам. – Он не похож на своего отца. Да и на моего тоже, – добавила она.

Nonna посмотрела на нее своими мудрыми глазами.

– Надеюсь, что ты права.

Глава 11
Удары судьбы

Через три дня после Рождества Томас привез Эмму в гости. Они обменялись парой слов о кошмарном ужине в загородном клубе, а потом Томас взял коньки и ушел кататься на соседний пруд. Аннализа не могла не восхищаться его готовностью менять свои планы ради сестры. Если он продолжит в том же духе, она окончательно в него влюбится.

Эмма хоть и успела немного освоиться с Аннализой, но сильно оробела, когда ее представили бабушке.

– Приятно познакомиться, миссис Манкузо, – с трудом роняя слова и дергая за подол зеленого свитера, пробормотала она.

К удивлению Аннализы, Nonna спокойно подошла к девочке, которая была намного ее выше, и, глядя на нее снизу вверх, приветливо ответила:

– Мне тоже, Эмма. Надеюсь, ты проголодалась?

Аромат итальянского печенья сфольятелла, приготовленного бабушкой к приходу гостей, наполнял кухню. Эмма с любопытством уставилась на духовку.

– Брат советовал как следует запастись аппетитом.

Nonna с улыбкой потрепала девочку по щеке.

– Всегда бери аппетит с собой, когда приходишь к нам в гости.

Эмма тут же расслабилась, и у Аннализы потеплело на душе. Бабушка умеет быть такой милой, если захочет!

Аннализа устроила подруге экскурсию по дому, показывая свои любимые картины, созданные за последние несколько лет. Эмма была в полном восторге – или хорошо притворялась. Большая часть картин, висевших в гостиной на самом виду, напоминала о счастливых периодах жизни Аннализы. Более мрачные творения Nonna предпочитала развешивать в неприметных местах – например, над дверью туалета – хотя никогда бы не призналась, что делает это нарочно. И все-таки она не обходила вниманием ни одну картину внучки – а это что-нибудь да значило.

Потом подруги зашли в спальню Аннализы.

– А здесь я сплю и работаю, – пояснила она. – Когда тепло, я рисую на улице, но зимой целыми днями сижу тут.

Девушки окинули взглядом комнату: кровать, вплотную придвинутую к шкафу, и порядком захламленное рабочее место, где стояли мольберт, стул и парта, заляпанная акриловыми красками и усыпанная тюбиками, кисточками и палитрами.

Эмма стала разглядывать последние работы Аннализы, развешанные по стенам, среди которых были две еще не просохшие картины с обнаженной натурой. Аннализа спохватилась, что их следовало убрать, прежде чем приводить сюда четырнадцатилетнюю подругу.

– Извини, наверное, тебе рановато на них смотреть.

Эмма покраснела.

– Мама бы ни за что не разрешила мне такое рисовать. Разве Nonna не против?

Девочка с таким ужасом смотрела на изображение нагой брюнетки, раскинувшейся на желтом диване, словно это было лох-несское чудовище.

– Я все-таки постарше, – заметила Аннализа. – К тому же в этом и заключается учеба. Ты никогда не слышала, что во всех художественных школах позируют обнаженные модели?

– Не может быть… – В голосе Эммы слышалось потрясение пополам с восторгом.

– Еще как может!

Оказывается, Эмма – очень милая девочка, когда немного осмелеет.

– И ты была на таком занятии? – не сводя с Аннализы глаз, восхищенно спросила она.

– Пока нет, – призналась Аннализа. Вряд ли в Миллзе разрешат занятия с голыми моделями даже для взрослых. – Но когда-нибудь обязательно схожу. А эти картины я частично срисовала с книг, а частично придумала сама. Хочешь порисовать? Не обязательно обнаженную натуру – что угодно, лишь бы тебе понравилось.

Эмма наконец отвела глаза.

– Думаешь, стоит попробовать?

– Почему бы и нет? – пожала плечами Аннализа. – Если я что и умею – так это рисовать. Если хочешь, с удовольствием тебя поучу.

– А что мы будем рисовать? – Эмма обвела взглядом краски и кисточки на столе.

Аннализа подошла к мольберту и махнула рукой – иди сюда.

– Для начала можно что-нибудь абстрактное. Чем меньше думаешь – тем лучше. Иногда выходит интересно.

Хотя Аннализа предпочитала рисовать на холсте, из-за нехватки денег ей приходилось обходиться плотной бумагой. Когда Эмма села, Аннализа дала ей специальную блузу, чтобы не испачкалась красками, и прикрепила к мольберту заранее загрунтованный лист бумаги. В большинстве случаев прежде, чем смешивать краски, она делала на отдельном листе набросок, но сегодня не хотела усложнять.

За час она показала Эмме основы: как выбрать кисть, как пользоваться смывкой и как, смешивая краски, добиться нужного цвета.

– Забудь о правилах, – учила она подругу, – и развлекайся. Рисуй тем цветом, который тебе нравится, и ни о чем не думай.

– Значит, можно рисовать что угодно?

Глядя на Эмму, можно было подумать, будто ей впервые в жизни разрешили поступать по-своему.

Аннализа протянула кисть.

– Сегодня будет только одно правило: рисуй так, как подскажет сердце. Что выйдет, то и выйдет. Поддайся чарам и наслаждайся движением кисти.

Окончательно отбросив робость, Эмма расслабилась и, кажется, прониклась удовольствием водить кисточкой по бумаге. Картина, состоящая из бесформенных мазков, оживала под ее рукой, а тем временем между подругами завязался разговор.

Аннализа понимала, что Эмме надо отвести душу, поэтому поделилась кое-чем из собственного опыта, чтобы ее разговорить. Эмма начала с историй из детства, и, похоже, все ее воспоминания крутились вокруг Томаса.

– Я так рада, что он все время рядом, – закончив рассказ, добавила она. – Ведь он остался дома из-за меня, хотя сам ни за что в этом не признается.

Аннализа знала, что девочка права насчет брата, и не уставала удивляться преданности Томаса. Эмма взяла веерную кисть и мазнула в верхнем углу картины бирюзовой краской.

– Попробуй нажимать не так сильно, – опустившись на колени рядом с Эммой, посоветовала Аннализа. – Давай я покажу?

Забрав кисть, она легко, будто перышком, провела кистью по бумаге. Аннализа заметила, что девочка отчего-то предпочитает круговые движения.

Эмма повторила мазок за Аннализой, продолжая рассуждать вслух:

– Если бы он меня бросил, не знаю, что бы я делала. Наверное, сбежала бы из дома. Отец меня не любит, а мама часто вообще не в себе. Да ты сама видела. Она стала такой с тех пор, как узнала, что отец ей изменяет. Томас тебе наверняка говорил.

– Вообще-то нет, – удивилась Аннализа.

Странно, что он не рассказал, ведь они почти ничего друг от друга не скрывали. Хотя новость о том, что мистер Барнс оказался неверным мужем, ничуть ее не удивила.

– Это случилось несколько лет назад, – продолжила Эмма. – Как-то раз, когда мама гостила у бабушки с дедушкой в Нью-Гемпшире, я заболела, вернулась раньше времени домой и увидела отца, выходящего из спальни с другой женщиной.

– Кошмар. – Аннализа сочувственно коснулась ее руки.

Эмма продолжала рисовать, словно, как и Аннализа, находила в этом утешение.

– Он уговаривал, чтобы я ничего не говорила маме. Сначала я молчала. А два года назад рассказала. Просто не могла больше скрывать.

– Так вот почему отец тебя не любит… – Аннализа поморщилась от отвращения. – Не хватило совести самому во всем признаться?

Эмма опустила кисть.

– Вот такая мы семья. Со стороны высший класс, а стоит копнуть чуть поглубже – и добро пожаловать в сумасшедший дом. Пока он пытался удержать меня на своей стороне – угождал во всем, а когда я не оправдала доверия – повернулся ко мне спиной. И не только ко мне, а ко всей нашей семье.

«Так она из-за этого тогда пошла на скалу?» – подумала Аннализа.

– А когда узнал Томас?

– Первым делом я призналась Томасу, потом мы вместе рассказали маме. – В словах Эммы было столько горечи, словно это случилось вчера. – В тот день разрушилась наша семья. Томас возненавидел отца и стал за меня вступаться. Поэтому он и не переехал – чтобы меня защитить…

– Вот что значит – хороший брат, – похвалила Аннализа. – Черт возьми, ты, наверное, мечтаешь сбежать из Давенпорта не меньше, чем я из Миллза. Тебе бы надо было ехать со мной.

– Я бы с радостью! – оглянувшись, воскликнула Эмма.

Испугавшись, что девочка приняла ее слова слишком всерьез, Аннализа пошла на попятный:

– Мы с Портлендом будем тебя ждать, когда ты окончишь школу.

Эмма сникла.

– Я знаю. Осталось три года, а потом я уеду, если ничего не помешает. Жаль бросать маму с отцом, но я так больше не могу.

– Куда бы ты поехала после школы, если бы перед тобой был открыт весь мир? – спросила Аннализа, желая ободрить подругу.

Эмма окунула кисточку в краску и поднесла к бумаге.

– Если брат поступит в Нью-Йоркский университет, я хочу учиться там, с ним вместе. Главное, не испортить оценки.

Аннализа подумала, что однажды Эмме придется отпустить Томаса и жить своей жизнью.

– Давай сменим кисть, – предложила она.

Аннализа забрала веерную кисть, поставила в воду и протянула Эмме маленькую круглую кисточку.

– Вот этой я рисую чаще всего. Она умеет выписывать мельчайшие детали – главное, чтобы не дрожала рука.

На этот раз Эмма выбрала еще более светлый голубой оттенок. Аннализа вернулась к разговору:

– Прежде чем ехать в Нью-Йорк, тебе надо понять, что ты больше всего любишь. Я с удовольствием буду учить тебя рисованию, но если хочешь – найди другое занятие. Например, купи себе гитару. Или, как Томас, попробуй смотреть хоккей. Хотя, как я понимаю, мы с тобой обе терпеть не можем спорт.

Девушки обменялись понимающими улыбками.

Раздался стук, и в комнату заглянул Томас.

– Привет, девчонки. Как дела?

Будто солнечный луч забрел к ним в гости.

– Ты уже вернулся? – разочарованно протянула Эмма. – Но мы не закончили.

Он шагнул назад.

– Не спеши, сестренка. Я пока поболтаю с бабушкой – в общем, найду, чем заняться. – Томас вопросительно взглянул на Аннализу.

– Еще несколько минут, – улыбнулась своему парню Аннализа.

Да, он ведь мой парень! – напомнила себе она.

Когда дверь закрылась, подруги продолжили разговор. Наконец Эмма опустила кисточку в стакан.

– Можно я закончу в следующий раз?

Аннализа внимательно оглядела ее работу. Округлые элементы рисунка и выбор цветов радовали взгляд. Эмма явно выучила сегодняшний урок и следовала велению сердца.

– По-моему, в тебе сидит художница: я так и вижу, как она просится наружу.

– Мне очень понравилось рисовать! – обрадовалась похвале Эмма.

Подруги обнялись.

– Скоро повторим занятие, – пообещала Аннализа.

Томаса они нашли в гостиной: он сидел на диване и разговаривал с бабушкой, занимавшей свое любимое кресло. Удалось ли ему еще немного подточить ее защиту или Nonna по-прежнему удерживала свои позиции? Даже если не удалось, Аннализа была благодарна ему за старания.

– Спасибо, что пригласили меня в гости, – сказала Эмма бабушке.

– Приходи, когда захочешь, мы всегда тебе рады, – радушно отозвалась Nonna.

Проводив брата и сестру, Аннализа вернулась домой. Интересно, что на самом деле думает обо всем этом Nonna? Как она относится к тому, что у нее побывали двое гостей из Давенпорта? Самой Аннализе нравилось проводить с ними время, она считала, что у них с Томасом и Эммой много общего – в жизни появился иной смысл, кроме рисования.

Зайдя в гостиную, она села на диван.

– Ну? Ты ведь хочешь мне что-то сказать?

– Я бы на твоем месте была осторожнее, – кивнув на дверь, заметила Nonna.

– С кем, с Томасом? – переспросила Аннализа. – По-моему, ты меня уже несколько раз предостерегала.

Nonna выпрямилась в кресле, собираясь вставать.

– Нет, с Эммой. Ты ей очень нравишься. Но ты разобьешь ей сердце, если поссоришься с Томасом.

– Разве это от меня зависит?..

– Ты молодец, делаешь доброе дело. Но Эмма – очень непростой человек, – веско добавила Nonna. – Тебе до нее далеко, хотя ты тоже была трудным подростком.

С этими словами бабушка скрылась в коридоре.

Всю зиму Томас навещал Аннализу по два-три раза в неделю, и она все время по нему скучала. Еще дважды он брал с собой Эмму, и пока убивал время в Миллзе или беседовал с бабушкой, подруги развлекались рисованием и болтовней. Томас никогда не забывал благодарить Аннализу за помощь Эмме: по его словам, сестренка в последние дни очень повеселела.

Аннализа еще никогда столько не рисовала, мечтая скакнуть во времени вперед, чтобы наступил выпускной. Она была поглощена последними новостями и так старалась их понять, что черпала вдохновение в основном из происходящих вокруг событий. Например, она запечатлела на картине выступление группы демонстрантов в Бостоне против полиции. Нарисовала Никсона с обритой наголо головой – потому что не могла выкинуть из головы лотерею. Насмотревшись на фотографии и плакаты, она рисовала солдат во Вьетнаме, пытаясь представить, как они день за днем выживают в чужой стране.

Аннализе хотелось получить доступ к внешнему миру, к миру искусства, и она считала дни до упомянутого Джеки апрельского шоу, которое устраивала Шэрон Максвелл – последовательница абстрактного импрессионизма, преподававшая в Портлендской школе изящных и прикладных искусств. Но самое главное, ей было необходимо своими глазами видеть произведения искусства. Отныне никаких книг.

В третью субботу февраля Аннализа поддалась уговорам Томаса и взяла выходной, чтобы покататься на лыжах. Жаль было пропускать смену и терять деньги, но ей так хотелось хоть разок покататься, что она сдалась. Тем более она так закрутилась со своим рисованием, дневными, субботними и воскресными сменами у Гарри и домашней работой, что ей нужен был выходной.

Надев теплую куртку, Аннализа выскользнула за дверь и покачала головой: всего час назад она почистила садовую дорожку – и вот опять все засыпал снег. И стоило так стараться? Хорошо, что у них нет машины, а то Nonna заставила бы ее чистить заодно всю подъездную дорогу.

На крыше «Битла» красовались две пары лыж; на Томасе была лыжная шапка и белый свитер. Аннализа запрыгнула в машину и торопливо поцеловала своего парня в щеку, надеясь, что Nonna не смотрит в окно. В последнее время бабушка начала привыкать к Томасу – по крайней мере, больше не отговаривала с ним встречаться – но Аннализа не хотела заработать вечернюю лекцию о птичках и пчелках.

Когда их квартал остался позади, Аннализа заговорила:

– Забыла сказать. Помнишь моего кузена Майкла, которому выпало в лотерее маленькое число? Сегодня он вызвался добровольцем во флот.

В последнее время они только и говорили об армии: три дня назад призвали парней, родившихся в один день с Томасом. К счастью, как Томас и обещал, его самого спасла отсрочка.

– И правильно, – прямо ответил Томас. – Какой смысл ждать, пока назовут твое число?

Все знали, что лучше идти добровольцем, чем ждать вызова по лотерее – так больше шансов выжить. Тот, кто шел по лотерее – обычно попадал на передовую, а доброволец мог выбирать и часто попадал туда, где безопаснее.

– Вот именно, – согласилась Аннализа. Голос Томаса звучал странно – или ей показалось? К тому же они ехали медленнее обычного. – А ну-ка признавайся, что случилось? Ей-богу, ты не умеешь скрывать, когда что-то не так.

Томас серьезно посмотрел на нее.

– Ты и представить себе не можешь.

Радость от грядущего катания на лыжах испарилась бесследно.

– В последнее время я могу представить что угодно.

Он молчал, пока они не доехали до знака «стоп».

– Отец сказал, что больше не даст мне денег. Он требует, чтобы я съехал из дома до конца семестра, если буду и дальше с тобой встречаться. Мало того, он угрожает лишить меня наследства.

Аннализа стиснула зубы.

– Ты не шутишь? Серьезно?

Томас кивнул, по-прежнему не трогаясь с места.

– Он говорит, что к лету я обязан с тобой порвать, а если буду поддерживать с тобой отношения и отвлекаться, то он больше не станет мне помогать.

Аннализа взмахнула руками. Она чувствовала горечь на языке.

– Откуда он вообще знает, что мы все еще встречаемся? Он что, нанял частного сыщика?

– Нет, – брезгливо ответил Томас, провожая взглядом машину, промелькнувшую по соседней полосе. – Это я ему сказал. Мне надоело скрывать, что мы вместе. И знаешь что? Если он не хочет мне помогать, то и не надо, обойдусь сам.

Неужели Аннализа настолько плохой человек и до такой степени не подходит Томасу, что его отец готов разрушить сыну жизнь? Пусть катится к черту со своими предрассудками. Недалекий мерзавец. Неужели он не видит, что за чудесный человек его сын? Почему он не верит Томасу?

– Прости, – наконец выдавила Аннализа.

Почему жизнь так жестока?

Томас покосился на нее и чуть ли не прошипел сквозь зубы:

– За что «прости»? За то, что мой отец – придурок? Ты-то тут при чем?

Аннализа молчала, уставившись в приборную панель, пока машина не тронулась с места, удаляясь от города. Как бы она ни старалась открыться и верить Томасу, в подобные минуты ей казалось, что она делает большой шаг назад.

В салоне машины буквально искрило от гнева Томаса. Может, так оно и начинается? Неужели они стали помехой друг другу?

– А что, если я переведусь на бюджет в Портлендский университет? – вдруг предложил он.

От неожиданности у Аннализы перехватило дыхание.

– Тебе нельзя бросать Вестон.

Тогда пропадет отсрочка.

Томас сильно стиснул рулевое колесо, даже на предплечьях проступили жилы.

– Еще как можно. Все равно без денег родителей он мне не по карману.

Аннализа успокаивающе положила руку ему на бедро и негромко спросила:

– А стипендию тебе не дадут?

Томас слегка расслабился.

– В Вестоне не дадут, а в Портлендском университете – запросто. Об этом я и говорю.

У Аннализы упало сердце: неужели из-за нее Томас лишится мечты стать стоматологом и останется без наследства? А что, если они расстанутся, после того как переедут? Нельзя, чтобы он подстраивался под ее жизнь. Один только стресс станет айсбергом, который потопит корабль их любви.

– Будет глупо бросать одну из лучших школ Новой Англии, а то и всей страны ради того, чтобы переехать в Портленд. И не забудь про сестру.

Деревья становились все выше, а дома попадались все реже.

Томас вдруг утопил педаль газа, припустив к горнолыжному курорту на полной скорости.

– Отец считает меня идиотом. Но по мне – глупостью будет отказаться от тебя ради образования и наследства.

Аннализа не знала, что ответить: ей было и лестно, и в то же время страшно.

– А сестра… она меня поддержит. Она понимает, что я не смогу вечно оставаться дома.

– Я в этом сильно сомневаюсь.

Эмма была совершенно не готова терять брата.

Томас потянулся за ее рукой, как видно, пытаясь расслабиться.

– Я люблю тебя, Анна, и хочу на тебе жениться. А без диплома Вестона я обойдусь.

Эти два слова – люблю и женюсь – пугали Аннализу. Конечно, она и сама сильно привязалась к Томасу. Он поддерживал ее везде и всюду, но каждый новый день ставил под удар их чувства, их будущее, и даже будущее Эммы.

Раздираемая борьбой между сердцем и разумом, Аннализа решила указать на самое очевидное:

– А как же стоматологический колледж?

– С тем же успехом я могу поступить туда из Портлендского университета. – Томас отпустил ее руку, переключая передачу. – Подумай как следует, Анна. Ты выпустишься из школы через несколько месяцев, я закончу семестр и переведусь. Отсрочка никуда не денется. И вдобавок мы переедем в Портленд вдвоем, будем жить вместе.

Хорошо, что он не видел ее лица. У Аннализы было такое чувство, что они вдруг свернули с дороги и припустили по холмам и буеракам через лес.

– Только подумай, – продолжал он. – Мы с тобой… вдвоем… в большом городе. Сбежим наконец от всего этого дерьма.

На первый взгляд казалось, что ничего прекраснее и быть не может, если бы не одно «но».

– Я не готова к браку, Томас. Я даже не готова его обсуждать. Это не значит, что я тебя не люблю. Просто… всего три месяца назад я и не думала ни с кем встречаться.

– Однако теперь все изменилось? – Томас оглянулся на нее. – Не только для тебя, но и для меня. Я ведь тоже не подозревал, что тебя найду. Накануне нашей первой встречи я уже подумывал о том, чтобы сбежать из Мэна на поиски своей второй половины.

– И зачем ты меня встретил?.. – в сердцах пробормотала Аннализа. Томас был прав: они родственные души, просто слишком рано нашли друг друга. – У меня все было так хорошо. Я уже продумала, как буду жить.

Томас сделал поворот.

– Ну прости. Что я могу сказать? Мы встретились, и теперь мы вместе. Мы уже не сможем стать прежними. По крайней мере, я точно не смогу. Я люблю тебя. Вся моя жизнь изменилась с той минуты, как я увидел тебя в музее. Да, мы разные, и нам придется преодолеть не одну преграду, но мне безразлично. Меня ничто не остановит – нас ничто не остановит.

Аннализа вцепилась в джинсы, едва сдерживаясь, чтобы не сказать Томасу о своих чувствах.

– Я… я…

Нет, она не могла.

– Что? – переспросил он.

Неужели так трудно признаться парню в любви? К сожалению, ей казалось, что на признание ее толкает чувство вины, а вовсе не симпатия к Томасу. Разговор принял слишком серьезный оборот. Залезая в машину, Аннализа думала только о лыжах и не собиралась планировать остаток своей жизни. Ее распирало от мыслей и чувств. Да, она любит Томаса, но разве этого достаточно? Признание только может все испортить.

Аннализа сдалась.

– Я не знаю, что ответить, Томас. Хотя ты появился в моей жизни внезапно, ты и в самом деле для меня важен. Но мы очень молоды. Что, если мы еще не готовы принимать такие серьезные решения? И в итоге пожалеем, оставшись вместе?

Томас прикусил губу.

– Я не прошу ради меня отказываться от карьеры. Тебя ведь волнует карьера? Такого я никогда не потребую. Что бы ты ни задумала, я всегда буду с тобой. Ты художница, рисование для тебя важнее всего, и мне это нравится. Может, даже нравится больше всего остального. Я всего лишь хочу объяснить: тебе незачем выбирать. Давай стремиться к мечте вместе. Понимаешь, для меня… именно ты важнее всего.

От такого потока любви Аннализе стало нехорошо, ей даже в какой-то момент захотелось открыть дверь, выпрыгнуть из машины и укатиться в какую-нибудь безопасную канаву.

– Мне страшно.

Он положил руку ей на бедро.

– Я знаю, и мне тоже. Но еще больше я боюсь того, что мы с тобой расстанемся. Мне ни к чему благословение родителей. Мне нужна только ты. А остальное уладится.

Уладится? Откуда ему знать? Что, если они, наоборот, съедут с проторенной дороги, и все закончится аварией?