Текст книги "Когда поют деревья"

Глава 12
Смена курса

Теплые дни в середине марта растопили остатки снега, наметенного вьюгой неделю назад. Началась слякоть, но зато можно было снова рисовать на улице.

Готовясь к приезду Эммы, Аннализа раскатала на веранде большой кусок холста, заляпанного краской, чтобы защитить кирпичный пол. Не успела она поставить перед мольбертом второй стул, как у их дома притормозил знакомый желтый «Битл».

Брат и сестра Барнсы помахали ей, подходя к крыльцу. От одного вида Томаса в модной толстовке сердце Аннализы таяло не хуже весенних снегов. Даже если на минуту забыть о колоссальном физическом влечении, перед преданностью этого парня невозможно было устоять. Не обращая внимания на отцовские запреты, Томас по-прежнему встречался с Аннализой и всеми возможными способами доказывал свою любовь. Да, когда он заговорил о любви и собрался переезжать с Аннализой в Портленд, она в первую минуту испугалась. Но если подумать – что тут такого? Ну поедет он следом за ней, ну и что? Когда идешь на такую авантюру, всегда приятно иметь сообщника.

Вдобавок девушку трогало, как он заботится о других, забыв о собственных семейных проблемах. Ведь ради того, чтобы вытащить сестру из депрессии, он убивал целый день, да еще и жертвовал свиданием с Аннализой. Такие парни каждый день не встречаются.

Перепрыгивая через две ступени, Томас взбежал по лестнице за поцелуем.

– Смотри-ка, – впервые увидев ее летнюю мастерскую, заметил он, – значит, здесь ты и работаешь?

– По крайней мере, в такую погоду, как сегодня, – щурясь на пригревающее кожу солнце, кивнула Аннализа и обняла Эмму, поднявшуюся на крыльцо. – Подходящий денек для встречи! Я очень рада, что ты приехала.

– И я тоже, – ответила Эмма и, кажется, совершенно искренне.

В каком-то смысле девушки заменяли друг другу сестер, которых у них никогда не было.

– Вы пока поболтайте, – предложила осмелевшая в последнее время Эмма, – а я пойду поздороваюсь с бабушкой. Скоро вернусь.

– Мы не против, – беспечно откликнулся Томас. По его жизнерадостному лицу было видно, что он считает бойкое поведение сестры самым настоящим чудом.

Когда за Эммой закрылась дверь, Томас взял Аннализу за руку.

– Она понемногу приходит в себя, ты заметила?

– Наверное, все дело в погоде, – пошутила Аннализа, рисуя пальцем у него на груди.

Томас откинул волосы с лица девушки и поцеловал ее в лоб.

– А по-моему, в тебе. Честное слово, она от тебя в восторге. И любит сюда приезжать. Ты пробудила ее от спячки.

– Мне нравится проводить время с Эммой, – смущенная чересчур щедрой похвалой, отмахнулась Аннализа. – Где я еще найду подругу, которая согласится не только со мной рисовать, но и смеяться над спортом?

Томас покачал головой – это был камешек в его огород.

– Между прочим, – сменила тему Аннализа, – у меня есть к тебе довольно серьезное предложение.

– И какое же? – склонив голову набок, полюбопытствовал Томас.

Аннализа скрестила руки на груди и пытливо на него посмотрела.

– Как ты смотришь на то, чтобы поехать со мной в апреле на арт-шоу Шэрон Максвелл?

Томас удивленно округлил глаза.

– Я и не думал, что ты попросишь.

Раньше Аннализа и сама в этом сомневалась, но теперь сомнения исчезли. Конечно, она еще не созрела для того, чтобы переехать и жить с парнем вместе, однако все равно это был серьезный шаг, означающий, что она готова впустить Томаса в свой мир искусства.

– Кто-то же должен меня подбросить, – поддразнила она парня.

– Ах вот как? – ничуть не обидевшись, откликнулся Томас. – А я-то думал, ты соскучилась по моей художественной критике.

У Аннализы вырвался смешок.

– Куда же без нее. – Она поцеловала Томаса, словно купаясь в лучах солнца и любви. – Я правда очень хочу поехать с тобой.

Как раз в эту минуту к ним присоединилась Эмма.

– Ну все, Томас, тебе пора. Время для девочек.

Томас усмехнулся, переводя взгляд с сестры на Аннализу.

– Прогоняешь… ну ладно же. Только предупредите, когда будете обсуждать хоккей. Я с удовольствием составлю компанию.

Аннализа приобняла Эмму.

– Пока-пока, Томас.

Девушки дружно помахали ему на прощанье.

Томас лучился счастьем, видя сестру такой бодрой. Уезжая, он напоследок встретился с Аннализой взглядом. В ту же минуту налетел ветерок, пощекотал ветряные колокольчики, и у Аннализы промелькнула мысль: как жаль, что мама не может познакомиться с Томасом. Он бы ей обязательно понравился.

Выпуская Эмму из объятий, Аннализа уже не впервые заметила, с каким трудом девочка расстается с братом даже на пару часов. Она не отводила глаз до последнего, пока желтый «Битл» не скрылся из виду. Когда Томас предложил Аннализе поехать с ней в Портленд, именно эта нездоровая привязанность – или правильнее сказать зависимость? – пугала ее чуть ли не больше всего. Не то чтобы это напрямую касалось Аннализы, но вряд ли Эмма спокойно воспримет переезд брата. Увы, с учетом их нынешней дружбы, теперь Эмму затронет даже переезд самой Аннализы. Вопрос в другом – что теперь делать? Больше не приглашать ее в гости?

– Ты готова? Начнем? – спросила Аннализа. Она взяла тюбик и выдавила на палитру немного коричневой краски. – Давай сегодня потренируемся на деревьях, раз уж листья наконец проклюнулись из почек…

– А она всегда тут висела? – не слушая, перебила Эмма.

Аннализа обернулась. Девочка зачарованно смотрела на музыкальную подвеску. Ветер еще не оставил ее в покое, и старинные ложки отплясывали вокруг серебряных колокольчиков.

– Мы с мамой сделали ее уже давным-давно.

Эмма не сводила глаз с колокольчиков.

– Очень нежный перезвон… Мне нравится, как они звенят.

Аннализа тоже засмотрелась, погрузившись в воспоминания.

– Это с нами разговаривает дух моей матери.

Девочка улыбнулась и, помолчав, добавила:

– Я могла бы закрыть глаза и слушать эти колокольчики целый день.

– Обычно я так и делаю, – призналась Аннализа, перебирая тюбики с красками. – Вот мой кузен, например, почти до шести лет слюнявил свое одеяло – coperta, как он его называл. Наверное, эти колокольчики для меня то же самое. Когда они звенят, меня словно опять обнимает мама. Мы любили их слушать, рисуя вдвоем.

– А представь, если бы их были тысячи, – задумчиво произнесла Эмма. – Тогда это было бы настоящее волшебство.

Аннализа замерла, захваченная фантазией девочки, хотя раньше такая идея никогда не приходила ей в голову. Она будто наяву представила себе это зрелище.

– Однажды я так и сделаю, – с непривычной уверенностью пообещала Эмма. – Соберу из них целый оркестр – большой такой лес поющих деревьев. Буду сидеть и часами слушать их музыку, забыв обо всем на свете.

От красоты этой картины хотелось плакать. Аннализа обернулась к девочке, которая, закрыв глаза, наслаждалась мелодией – и сказала:

– Какая прекрасная мечта…

– Я слышу их сейчас, – прошептала Эмма.

И я, мысленно согласилась Аннализа. Положив краски, она подошла к девочке и взяла ее за руку.

– Ты чудесный человек, Эмма… Мне кажется, или в тебе опять заговорила художница?

На губах Эммы заиграла улыбка.

Следующие два часа Эмма не замолкала – казалось, что болтать ей куда интереснее, чем рисовать. Но почему бы и нет? В этом не было ничего плохого.

Закрашивая неровный круг оттенками коричневого, Эмма шепотом спросила:

– А что сегодня с бабушкой? Она какая-то грустная. Или притихшая.

– Вы с Томасом тут ни при чем, – успокоила ее Аннализа. – Завтра будет годовщина: шесть лет со смерти дедушки, поэтому Nonna горюет. Она всю неделю носит траур.

Эмма безостановочно водила кисточкой по кругу.

– Поэтому я и не хочу замуж. Кому надо потом так страдать?

– Ты говоришь прямо как я, – заметила Аннализа.

– Я серьезно. Кроме брата, мне никто не нужен. Только он обо мне заботится… да еще, похоже, ты.

– Я – ладно, но не забудь про свою маму, – почувствовав неловкость, напомнила Аннализа.

Эмма возлагала на нее слишком большую ответственность.

– Наверное, ты права. А если не считать маму и Томаса… только ты одна. У меня больше нет друзей.

Эмма продолжала говорить, и Аннализа отчетливо вспомнила, как мучительно одиночество. Конечно, она не хочет, чтобы Эмма осталась одна… но готова ли она к тому, что девочка будет полностью на нее полагаться?

На веранду ворвался сильный порыв весеннего ветра, и музыкальная подвеска зазвенела еще громче. Может, Селия Манкузо услышала мысли дочери и уговаривает не ломать попусту голову?

Вернувшись, Томас ушел, как обычно, сидеть с бабушкой, пока Эмма и Аннализа заканчивали урок. К удивлению и радости Аннализы, Nonna пригласила Барнсов остаться на обед – словно таким образом ненавязчиво выражала одобрение встречам Томаса и Аннализы.

Хотя бабушка редко садилась за стол во время еды, когда гости добрались до огромного блюда с маникотти, она все-таки составила им компанию. И даже смеялась, когда Эмма с Аннализой поддразнивали Томаса за его любовь к хоккею и мечты о голубых заборчиках. Он легко и с юмором воспринимал их насмешки, и Аннализа подумала: ну разве Nonna не видит, какой он чудесный парень, как умеет радоваться жизни? Разве не счастье, когда рядом с тобой такой человек?

После ухода гостей Аннализа стала помогать бабушке убирать со стола.

– Nonna, кажется, я не против, чтобы он поехал со мной в Портленд, – поделилась она, накрывая пластиковой крышкой блюдо со спагетти.

Nonna коротко усмехнулась, приступая к мытью тарелок.

– Вот уж не подумала бы.

Аннализа поставила блюдо в холодильник и облокотилась о кухонную тумбу, чтобы видеть лицо бабушки.

– Я знаю, по-твоему – он мне не пара. Но я влюбилась. Не хочу и думать о том, чтобы с ним расстаться. Ты чувствовала то же самое, когда встретила Nonno?

Бабушке явно было что сказать, но она ограничилась простыми словами:

– То же самое, хотя это было давно.

Аннализа взяла тряпку и стала вытирать столешницу. Бабушка с внучкой работали слаженной командой: уже два года они прибирали кухню чуть ли не каждый день.

– Я просто разрываюсь на части, – вслух размышляла Аннализа, ссыпая в горсть крошки со стола. – Как будто что-то мешает мне целиком отдаться любви, но при этом я понимаю, что Томас – часть моей жизни. Мне просто страшно. Допустим, мы поедем в Портленд. Вдруг что-то пойдет не так? Ему придется все бросить ради меня. А если он станет мешать моей карьере? Я не могу этого допустить. А как воспримет новости Эмма? Даже думать не хочу.

Nonna поскребла тарелку.

– Ты задаешь правильные вопросы. Поэтому я и сомневалась.

– Но он хороший человек.

– Бывает и хуже, – нехотя согласилась Nonna. – Только чем ты заплатишь за эту любовь? И чем за нее заплатят Томас и Эмма?

– Значит, по-твоему, я не права?

Аннализа мечтала, чтобы Nonna ответила: вперед, забудь про все свои страхи и отдайся любви, расцветающей в твоем сердце.

Бабушка поставила тарелку на стол и посмотрела на небо в окошке.

– Откуда мне знать, что задумал Господь Бог. Боюсь, что выбор за тобой, nipotina. – Нахмурившись, она покачала головой. – Что скрывать – я тоже волнуюсь. Но я не стану ссорить тебя с Томасом и отговаривать брать его в Портленд.

Аннализе не понравился ответ бабушки.

– Что бы ты сделала на моем месте? Порвала бы с ним и нашла другого?

Nonna стала мыть другую тарелку. И под конец ответила:

– Нет. Слушай только себя. Свое сердце и Бога. Только так ты повзрослеешь. Не мое дело тебе указывать, но, что бы ты ни решила, я всегда буду на твоей стороне.

– На моей стороне? – удивилась Аннализа.

Nonna уверенно кивнула.

– Мы с твоими родителями вложили в тебя все, что могли, и ты выросла достойным человеком. Я очень тобой горжусь. Я знаю, что ты примешь правильное решение.

Аннализа положила тряпку на стол и обняла бабушку.

– Спасибо. Для меня это очень важно.

Nonna похлопала внучку по спине, намекая, что пора бы вернуться к уборке. Тяжело будет променять бабушку на Портленд.

Но это не повод оставаться. У любого решения будут свои последствия. Закрыв глаза, Аннализа прислушалась к себе. Она знала, что тут не о чем думать. Ее любовь к Томасу сильнее всего, что было прежде, и она будет ненавидеть себя всю жизнь, если не прыгнет к нему в объятия без оглядки.

Раз он готов поставить все на карту, то и она тоже готова.

Глава 13
Серебристые глаза Шэрон Максвелл

Первое, что подумала Аннализа, увидев Шэрон Максвелл – она неземное создание. Не только как художница, но и сама по себе – произведение искусства. Полная противоположность всему, что представляет собой Пейтон-Миллз. Экстравагантное платье Шэрон вызвало у Аннализы желание выбросить собственный гардероб.

Длинные белые волосы Шэрон с фиолетовой прядью были подвязаны фиолетовой банданой. В ушах покачивались крупные бирюзовые серьги в форме колец – под цвет многослойного платья, облегающего ее внушительную фигуру. Шею обвивал шарф с кричащим рисунком из ярких перьев, хотя и не подходящий по цвету к платью, но смотрящийся очень эффектно.

А серебристые глаза и спокойная улыбка Шэрон… Они так умиротворяли… Аннализа еще ни разу не видела в женщине такой уверенности в себе, такого принятия своей женской природы. Обаяние Шэрон притягивало как магнит. Аннализа буквально глаз не могла отвести от художницы в кругу ее собеседников. Никто бы не назвал Шэрон красавицей, но она производила неизгладимое впечатление. Даже Томас не мог устоять.

Время было – около часа дня. Томас и Аннализа разгуливали по арт-выставке Шэрон, размещенной в принадлежащем ей складском помещении на Эксченьдж-стрит. Они любовались чудесными экспонатами с заоблачными ценами – часто с очень рискованной тематикой – собранными со всех уголков Новой Англии. Аннализе оставалось шесть недель до выпускного. Скоро ее жизнь будет неразрывно связана с миром искусства. Ожидание казалось ей таким долгим…

Сейчас они находились в Старом Порту – малообитаемых кварталах Портленда, где располагались в основном старые и давно пустовавшие корабельные склады. Аннализа однажды в шутку сказала бабушке, что, если у нее не хватит денег на жилье, она поселится на таком складе. Но Шэрон сумела приспособить эти склады под свои нужды и превратить огромный первый этаж в выставочную галерею и студию. Аннализа завидовала ей и восхищалась ее предприимчивостью.

Девушка никогда не думала о том, чтобы завести собственную галерею, хотя ее мать лелеяла такую мечту. Но сегодня Аннализа поняла, как это здорово. У Шэрон можно было найти все что угодно: одну стену занимали ее собственные работы в стиле абстрактного импрессионизма, которые Аннализа нашла просто гениальными, а на остальных были развешаны картины, которые были созданы ее учениками за прошедший год. У Шэрон оказался просто исключительный вкус. Возможно, хороший учитель владеет навыками не хуже талантливого художника. А может, прежде чем идти в учителя, надо сначала стать отличным художником.

Рабочая студия Шэрон, открытая для посетителей, оказалось просто мечтой. Впервые Аннализа начала замечать красоту абстрактного импрессионизма – может, благодаря тому, что ей попались на глаза и менее абстрактные работы Шэрон. Много раз Аннализа слышала выражение: сначала выучи правила, и тогда ты сможешь грамотно их нарушать. Очевидно, Шэрон заслужила право отклоняться от стиля после того, как в совершенстве усвоила основы.

– Иди поговори с ней, – пихнул подругу в бок Томас.

– Я не хочу ей надоедать, – ответила Аннализа, выглядывая из-за одной из кирпичных колонн, помогавших зонировать огромное пространство галереи. В животе у девушки плясали бабочки.

– Да что ты робеешь? – подбодрил он. – Это ей нужно перед тобой робеть.

Аннализа обняла парня за талию и с благодарностью поцеловала в щеку.

– Главное, чтобы она позвала меня участвовать в ее следующей выставке. А остальное не так важно.

Парень посмотрел на нее влюбленным взглядом. Аннализа мечтала, что скоро будет видеть этот взгляд, просыпаясь, каждое утро.

– Раз ты этого хочешь, то обязательно добьешься.

От цен, обозначенных на табличках под каждой картиной, у Аннализы голова шла кругом. Она рисовала в воображении, как будет жить чудесной полной жизнью, заниматься тем, что умеет лучше всего, и зарабатывать достаточно, чтобы не думать больше о деньгах. Аннализа не стыдилась своей бедности, но хотела принимать решения, не оглядываясь на счет в банке.

В эту минуту на выставке Шэрон Аннализа ощущала всю полноту жизни – и как женщина, и как художница. Она еще не сказала Томасу, что хочет позвать его в Портленд, но их прогулка по городу перед выставкой, когда они обсуждали все достопримечательности, доказала, что Томас ей нужен. Если бы не он, она бы не испытывала сейчас такого восторга.

– Аннализа? – послышался голос из-за соседней колонны. – Звучит прямо как Мона Лиза… Очень легко запомнить.

К ним подошла Джеки Бартон, хозяйка галереи из Портленда с ежевично-черной шевелюрой, первая рассказавшая Аннализе о сегодняшней выставке.

– Как я рада вас видеть, – поздоровалась Аннализа. – Спасибо, что рассказали об этом мероприятии. Я в полном восторге.

– Ну разве не чудо? – Джеки жестом указала на некоторые картины. – Кто знает, может, в один прекрасный день и твои работы окажутся здесь.

Аннализа коснулась груди. Если она вытащит счастливый билет, ее счастью не будет предела. Она познакомила Джеки и Томаса, и все трое отошли в сторону, чтобы поговорить.

Джеки упомянула несколько обязательных к просмотру картин и спросила:

– Ты еще не разговаривала с Шэрон?

– Не было случая, – уклончиво ответила Аннализа, не желая признаваться, что у нее просто не хватило на это духу.

Джеки развела руками.

– А ты знаешь, что она будет давать здесь уроки? Причем независимо от колледжа?

– Правда?

Аннализе словно протянули последний кусочек пазла, и картина ее жизни окончательно сложилась.

– Правда. Иди и запишись немедленно, не теряя ни минуты. Не знаю, остались ли у нее места, но учитель она прекрасный.

Всю робость Аннализы как рукой сняло: теперь она была готова мчаться вперед, не замечая препятствий.

– Вы не откажетесь меня представить?

– Идем.

Джеки пошла прямиком к Шэрон. Аннализа шепотом предупредила Томаса, что скоро вернется, и поторопилась за ней следом, размышляя на ходу, что, если класс окажется переполнен, она просто прикончит одного из студентов, и дело с концом. Ничего личного: это будет легкая и безболезненная смерть. Разве можно упустить такую возможность? Да ни за что на свете.

Джеки увела Шэрон в сторону от пятерых гостей, засыпавших ее вопросами о работе. Знаменитая художница выглядела лет на пятьдесят с небольшим – примерно столько было бы матери Аннализы, будь она жива. Теперь девушка поняла, что в присутствии Шэрон ее одолевал не страх, а кое-что другое. Это было все равно что оказаться рядом с человеком со сверхспособностями. Аннализу охватил трепет.

Джеки хлопнула в ладоши и представила их друг другу.

– У Аннализы настоящий талант, Шэрон. И будущим летом она перебирается в Портленд. Ты еще проводишь здесь занятия? Но самое главное: у тебя остались места?

Аннализа затаила дыхание, ища на лице Шэрон хоть какой-то намек на то, что она подарит ей тот счастливый билет в будущее.

Шэрон положила руки на пояс и пристально посмотрела Аннализе в глаза, словно читая у нее в душе. Потом перевела взгляд на Джеки и снова на Аннализу.

– Как ни странно, одно место еще осталось. – Даже в ее речи слышалось что-то волшебное: словно ее устами говорил ангел. – Если Джеки тебя рекомендует, мне этого достаточно.

Аннализа онемела. У нее пропало всякое желание шутить, на что она пойдет ради этого места. Все было слишком серьезно. По рукам девушки пробежал холодок. Она давила в себе бурю эмоций, с трудом веря, что все это происходит наяву.

Прошло неизвестно сколько времени. Аннализа очнулась от того, что Джеки махала у нее перед глазами рукой:

– Эй, ты еще здесь? У Шэрон есть свободное место.

Придя в себя, Аннализа отчаянно закивала и, поймав серебристый взгляд Шэрон, твердо ответила:

– Да, мне нужно это место.

– Я очень хочу, чтобы ты поехал со мной, – без оглядки прыгнув навстречу неизвестности, сказала Аннализа.

По пути в Пейтон-Миллз молодые люди остановились возле укромного пляжа в заливе Маквойт, о котором знал Томас. Оставив машину у дороги, они взяли по пиву и, кутаясь от ветра в куртки, пересекли небольшой лесок. За деревьями открывалась спокойная водная гладь. Кроме голосов влюбленных, тишину нарушал только щебет птиц, прятавшихся в древесных кронах.

Томас сидел, скрестив ноги, лицом к Аннализе.

– Погоди, ты серьезно?

Аннализа лежала на боку в нескольких шагах от Томаса и делала с него набросок. Она до сих пор была на седьмом небе от выставки и от встречи с одной из самых интересных, по ее мнению, женщин на земле. Подумать только, ей выпал шанс брать у этой женщины уроки, и надежда на то, что в один прекрасный день она во что бы то ни стало украсит своими картинами ее галерею.

Но кроме всего прочего, ее опьяняла близость Томаса.

– Если ты все еще не против, – кивнула Аннализа.

Томас – единственный, кого она захотела взять на выставку, единственный, кого она любит. Почему бы не доверить ему и все остальное?

Томас воткнул банку с пивом в песок и с преувеличенной серьезностью ответил:

– Честно говоря, уже нет. Я решил остаться в Вестоне. Прости, что разрушил твои надежды, но мне нравится жить с родителями. Да и отец уже пришел в чувство.

Аннализа приподняла бровь, подыгрывая Томасу:

– Неужели?

– Ты не поверишь. Когда мы вчера играли партию в гольф, он говорил, что гордится мной и ему очень стыдно, что он хотел лишить меня денег. Между прочим, он и о тебе спрашивал. Просил, чтобы ты заглянула поиграть в теннис и приглашал пообедать вместе. Он даже хочет заказать у тебя картину.

Никто не умеет лучше Томаса ее рассмешить. Даже если шутка иногда не очень, его улыбка слаще конфет из магазинчика Гарри.

Затеняя карандашом глаза на рисунке, Аннализа размышляла, смогут ли они с Томасом идти рука об руку, будут ли эти глаза всегда смотреть на нее.

– Жаль, тогда мне придется взять в Портленд другого парня. Все равно мне никогда не нравились скульпторы.

Томас скрестил руки на груди.

– Только попробуй.

– Вот увидишь.

Аннализа пожала плечами, не отрываясь от портрета. На Томаса было приятно смотреть, а еще приятнее было его рисовать.

Отбросив шутки, он спросил:

– Значит, ты правда хочешь, чтобы я поехал с тобой?

Стены, возведенные Аннализой, пали перед парнем, ставшим ее судьбой. Он спрашивает, серьезна она или нет? Ну что ж, ему не придется долго ждать.

– Если ты готов, то и я готова.

– Хм, тогда давай прикинем, какой у меня выбор. – Томас поднял руки ладонями вверх, словно чаши весов. Взвесив воображаемый груз правой рукой, он сказал: – Провести еще несколько лет в обществе моего невыносимого, твердолобого папаши? – Взвесив левой, добавил: – Или отправиться на поиски приключений с гениальной, талантливой, веселой, влюбленной в Элвиса девушкой моей мечты? Как думаешь, что лучше?

Сердце Аннализы вдруг накрыло волной чистейшего восторга, и эта волна выплеснулась наружу улыбкой, растопившей все ее сомнения. Это был всплеск на поверхности воды после ее отчаянного прыжка – и он с лихвой оправдал ожидания. Бог с ними, с сомнениями и страхом, что они будут тянуть друг друга назад – все это не имеет значения. Ведь ради подобных минут и стоит жить.

– Знаешь, что меня в тебе удивляет, Томас Барнс? – заметила Аннализа. Он смотрел на нее с блаженной улыбкой Будды. – Из-за тебя я уже забыла, что такое грусть. Ты словно взял и стер все мои печали, и мне остается только благодарить судьбу за то, что я тебя встретила. Кто же от такого откажется?

Кажется, Томаса искренне зацепили ее слова.

– Это самое трогательное, что я от тебя слышал, – ответил он. И добавил: – Не только от тебя – и от других тоже.

– Тогда запомни мои слова хорошенько, – посоветовала она, – они дались мне не так-то просто.

Томас сделал движение, чтобы подняться и подойти к ней, но Аннализа протестующе вытянула ладонь.

– Стой, я еще не закончила. Не шевелись.

Она стала растушевывать пальцем тень, которую он отбрасывал под лучами заходящего солнца, чтобы навсегда запечатлеть это мгновение.

Внезапно Аннализа вспомнила единственное, что ее огорчало:

– Нам надо быть помягче с твоей сестрой и все ей объяснить. Ты же знаешь, что твой отъезд разобьет ей сердце.

– Знаю… – согласился он, – но я не могу вечно быть рядом. У меня своя жизнь. И ты права – надо ей объяснить, что мы все равно ее любим. Пусть приезжает, когда захочет, я с радостью ее подвезу.

Аннализа вздохнула. Она хотела прояснить все до конца: у нее осталось последнее неразвеянное сомнение, и ей хотелось окончательно его истребить.

– Я полностью готова, Томас, но не хочу, чтобы по моей вине пострадала твоя семья.

– Знаешь, что я скажу? – слегка поменяв позу, ответил он. – Тогда тебе не надо было приходить в тот музей и ехать на игру с «Орлами» тем вечером. Не надо было быть собой… А теперь уже поздно – я увяз по уши и больше никуда не уйду. Забудь про моего отца и мой престижный колледж. Сразу после окончания семестра мы поедем в Портленд и больше не будем оглядываться назад.

Вот так его любовь развеяла остатки ее сомнений. Теперь их ничто не остановит – если не считать рисунка, который надо дорисовать, пока Томас сидит на месте.

Сообщив об этом Томасу, Аннализа снова взялась за карандаш и добавила:

– Но нам нельзя жить в одной квартире – Nonna убьет нас обоих. И перестань дергаться – ты портишь мне свет.

– А откуда Nonna узнает? – спросил Томас, почти не шевеля губами, будто чревовещатель. – Кроме того, по-моему, она ко мне подобрела.

– Губами можно шевелить, глупый, – ответила Аннализа, посматривая то на рисунок, то на него. – Только руками не мельтеши: я почти закончила. Даже если ты ей нравишься, она ни за что не одобрит, если мы будем жить вместе.

Аннализа чуть не добавила: пока мы не поженимся. Но в последний момент прикусила язык. Ничего, не все же сразу.

– Ну правда, как она узнает? – ухмыльнулся Томас.

– Что значит – как она узнает? – сделав вид, что в шоке от такого глупого вопроса, возмутилась Аннализа. – Ты что, первый день знаком с бабушкой? Мы вообще-то не в Нью-Йорк собрались, до Портленда рукой подать. Первым делом она пошлет кого-нибудь из родни на разведку, да и сама обязательно нагрянет в гости. Нам ни в коем случае нельзя жить вместе.

Аннализа заканчивала рисунок второпях: ей хотелось быть поближе к Томасу. Чтобы он сел рядом с ней.

– Ладно, договорились, снимем две квартиры. – Томас вызывающе скрестил руки на груди. – Но будем жить по соседству, дверь в дверь. И только пока не распишемся.

Аннализа обвиняюще наставила на него карандаш.

– Что я говорила? Хватит двигать руками.

Он опустился на колени и двинулся к ней.

– Отсюда плохо слышно.

– Кто-то у меня сейчас получит.

Аннализа бросила карандаш и блокнот на песок. Кому нужен дурацкий рисунок, когда перед ней сам натурщик?

Томас демонстративно подобрался к Аннализе на четвереньках, подкрадываясь, будто лев. Заразившись от него дурашливостью, Аннализа со смехом стала изображать тигрицу, вокруг которой наматывает круги ее самец. Добравшись до Аннализы, Томас оседлал ее.

Аннализа откинулась на песок. Он смотрел на нее сияющими, словно россыпь звезд, глазами. Где-то далеко в лесу завыл волк. Или не в лесу, а глубоко в ее сердце?

Томас медленно опустил голову и замер в нескольких сантиметрах от ее лица.

– Я люблю тебя, Анна. Ты не представляешь, как я тебя люблю.

Она зарылась пальцами в его волосы, заглянула в полные обожания глаза и ответила без тени сомнений:

– Я тоже тебя люблю.