Текст книги "Ведьмы поместья Муншайн"

Из рецептов Айви для винокурни поместья Муншайн

Джин, настоянный на розовом перце и розмарине

Ингредиенты:

1 бутылка водки «Поместье Муншайн»

3 ст. л. ягод можжевельника

1 ст. л. семян индийского кориандра

5 больших веточек свежего розмарина

1 ч. л. сушеной лимонной цедры

1 ч. л. цельных ягод пряного перца

2 ч. л. семян красного кампотского перца

2 ч. л. семян розового перца

Утварь:

Банка объемом в одну кварту [30]30
  Около литра.


[Закрыть]

Мелкое сито

Способ приготовления:

Положите в банку можжевельник и залейте его водкой «Поместье Муншайн». Плотно закройте крышкой и дайте настояться двенадцать часов или в течение ночи. Потом добавьте остальные травы и специи. Оставьте настаиваться еще на семьдесят два часа.

Процедите джин через мелкое сито, перелив его в другую банку. Хранить в бутылке или в банке в прохладном месте на протяжении года. После истечения года наслаждайтесь результатом, используя джин для приготовления грязного мартини.

Пометка от Иезавель:

Мартини должен быть как помыслы любовников – чем грязнее, тем лучше.

15

Суббота, 23 октября Вечер

– Что? – вскрикивает Айви, проливая мартини на свой балахон. – Ты, блин, серьезно?

Урсула ахает, потому что вдруг в голове у нее сложились все пазлы:

– Эта рекламная растяжка через дорогу. Там же написано «Скоро здесь будет мегакомплекс Кричли Хэкл!» Мы-то думали, что она установлена, потому что рядом съезд с шоссе, но, оказывается, они планируют отстраиваться прямо тут.

– Вот именно. – Квини злится на себя, что не восприняла эту рекламу в буквальном смысле. Как они могли быть настолько слепыми, ведь к этому дело и шло.

– У нас сто акров [31]31
  1 акр примерно равен 40 соткам.


[Закрыть] первоклассной земли, и пивоварню мы им преподносим на блюдечке с голубой каемочкой. – Квини устало трет глаза и оборачивается к Айви: – Наше поместье не так далеко от центра города, а еще рукой подать до Оксбриджа, Фландерс-Фоллз и Титсупа. У этих городов нет своих полей для гольфа или тиров, пейнтбольных площадок и стриптиз-клубов.

– Но нашей земли им не хватит, им нужно больше, – бурчит Айви.

– Так она у них уже есть. – Квини понуро опускает плечи и бросает в рот еще одну таблетку от изжоги. – Вся земля вокруг нас уже скуплена, включая… – Она тяжело сглатывает, прежде чем закончить фразу. – Включая бывшую землю Магнуса.

Женщины морщатся, как будто им всем одновременно нанесли рану. Именно поэтому они и не позволяют себе обсуждать вслух Магнуса.

– У новых владельцев земли Магнуса возникли финансовые трудности, и им пришлось все продать. Так что у застройщиков на круг еще семьдесят акров, – говорит Квини. – И уж коль мы тогда не согласились продать свою землю, он собирается отнять ее у нас силой.

– Он? – За стеклами очков удивленные глаза Айви кажутся еще больше. – Но ты же не про Бартоломью Гедни говоришь – он умер шестьдесят лет назад.

– Уж тебе ли не знать, как трудно извести иные сорняки, – говорит Квини, чувствуя, как в ней закипает былая злость. – Можно их жечь, травить химией, но они все равно вырастают, из поколения в поколение.

– Так ты про его сына? – вдруг понимает Айви. – Этот тот субчик, который тут вынюхивал насчет покупки земли накануне этого ужасного происшествия с Руби?

– Собственно, речь уже идет о внуке, – уточняет Квини. Ей хочется сплюнуть, настолько она зла. – Пивоварней и ликеро-водочным заводом «Казнь Салемских Ведьм» владеет Брэд Гедни. По-моему, уже само название говорит о его намерениях.

– Но зачем ему это? – говорит Урсула, вспыхивая синими очами. – Почему он так ненавидит нас?

– Потому что женоненавистничество – это семейный спорт Лиги Плюща [32]32
  Ассоциация восьми частных американских университетов, расположенных в семи штатах на северо-востоке США. Это название происходит от побегов плюща, обвивающих старые здания в этих университетах.


[Закрыть], разве вы не знали? – хмуро отвечает Квини.

Она вспоминает, как умерла Мирабель, как Айви унаследовала поместье и как Урсула предсказала появление Бартоломью Гедни, кузена Мирабель, с которым она давно потеряла связь. Так оно все и случилось – однажды он возник на пороге их дома, предлагая Айви продать все одним махом.

Бартоломью большим человеком не назовешь, как ни крути. Было в нем что-то беличье: весь какой-то маленький, сгорбленный, с лицом как у грызуна, зато с огромным, раздутым самомнением – в его-то восемьдесят лет.

Он предлагал за поместье какие-то жалкие деньги, и Квини, которая уже взяла на себя обязанности Мирабель, сказала, что она о нем думает, и послала его кур доить. Бартоломью рассвирепел: молодая женщина, да к тому же еще и черная, разговаривает с ним подобным образом. Он вернулся через неделю и заявил, что впредь будет иметь дело только с Айви.

Он немного накинул цену, а потом еще, приходил к Айви три раза, пока та не выдержала и не сказала, что ему она не продаст поместье ни за какие деньги, пусть даже они и родственники. И что если бы Мирабель хотела заключить с ним сделку, она бы так и поступила.

В ответ Бартоломью обозвал Айви и ее подопечных уродками. Мол, всем известно, что они ведьмы, а ведьм сжигают на костре. Он поиздевался над Квини с Табитой, сказав, что черным даже в транспорте нельзя ездить с белыми, не говоря уж о том, чтобы жить с ними под одной крышей. Уходя, он поклялся, что Айви пожалеет о том дне, когда отказала ему.

Некоторое время все было спокойно, но однажды мистер Фолкс, давний адвокат Мирабель, сообщил Айви, что Гедни намерен оспорить завещание. Спасибо Мирабель и мистеру Фолксу – они позаботились о том, чтобы завещание было железобетонным, но все равно пару месяцев сестры жили как на вулкане.

– А Мирабель никогда не рассказывала, почему Бартоломью так взъелся на нее? – спрашивает Урсула, задумчиво глядя на огонь в камине.

– Нет, – говорит Айви. – Она только сказала, что он винит ее во всех своих проблемах, но об этом даже говорить не стоит. – На виске Айви пульсирует синяя жилка, лицо раскраснелось.

Иезавель готовит новую порцию коктейлей.

– Так, значит, этот Брэд Гедни превратил городской совет в своих карманных собачек? – говорит она. – И поэтому они захотели снести наш дом?

– Именно. – Квини с благодарностью принимает из рук сестры мартини. – Сначала, шестьдесят пять лет тому назад, мы дали от ворот поворот его дедушке, тридцать три года назад – его отцу, а теперь вот и внук хочет прибегнуть к подлости. Сидит и выжидает, чтобы задешево прикарманить нашу землю и отстроить тут свою «Мужскую Вселенную». Остается только дождаться, когда Джон Хаторн и банк обратят взыскание. – От этих слов Квини чувствует, как вскипает кровь.

Какое-то время все молчат, слушая, как гудит огонь в камине и как погромыхивает водопровод – это дом выражает вместе с женщинами свое негодование. Виджет вспархивает с жердочки, опускается на подлокотник кресла и начинает громко шуршать, чистя перышки. В ночи воет какой-то зверь, и Табита вздрагивает.

Первой молчание прерывает Иезавель:

– То есть город теперь закупается спиртным у Брэда Гедни? – Квини молча кивает, и Иезавель бормочет: – Так вот почему так упали наши продажи. А потом мужчины Кричли Хэкл заявились к нам.

В течение последних тридцати лет сестры «сдабривали» продаваемый ликер снадобьем Айви. После нескончаемой охоты на ведьм сестры решили, что для безопасности стоит немного подкорректировать воинственный нрав местных мужчин.

И тогда Айви начала экспериментировать с различными составами, выяснив, что наилучший эффект достигается сочетанием буплерума [33]33
  Семейство однолетних и многолетних растений, в основном произрастающих в Азии и Средиземноморье.


[Закрыть], бенедикта благословенного [34]34
  Лекарственное растение.


[Закрыть], шлемника широколистного, страстоцвета и пыльцы трупного цветка. Предлагались и другие рецепты, но все они были отвергнуты. Достаточно было одной рюмки спиртного, принятой, как полагается, за воскресным обедом, и тот, кто надо, становился спокойным, а на не буйных эликсир просто не действовал.

Конечно, сестер беспокоила этическая сторона вопроса – ведь таким образом они контролировали состояние посторонних людей. Но подобная уловка шла на пользу не только ведьмам. Город процветал. Браки становились прочными. Родители являли собой хороший пример для своих детей. Мужская энергия была перенаправлена в положительное русло, отсюда и достижения в развитии города.

– Но сегодня, – говорит Иезавель, наморщив лоб, – сегодня мужчины были агрессивны как никогда. Чем это объясняется?

Из рецептов винокурни «Поместье Муншайн»

Грязный мартини с перцем и розмарином от Иезавель

Ингредиенты:

2¹/₂ унции [35]35
  Одна унция примерно равна 30 мл.


[Закрыть] специальной партии джина Айви, настоянного на перце и розмарине

¹/₂ унции оливкового рассола

¹/₂ унции сухого вермута

¹/₂ столовой ложки молотого черного перца

долька лимона

По желанию украсить оливками

Утварь:

Коктейльный шейкер или стакан для смешивания

Способ приготовления:

Начните с римминга [36]36
  Римминг – окантовка бокала для мартини. Второе значение – анилингус.


[Закрыть] (не в том смысле, распутницы!). Положите в тарелку молотый перец. Увлажните край бокала лимонной долькой, затем переверните его и опустите в тарелку с молотым перцем, слегка надавите. В емкость со льдом добавьте джин, оливковый рассол и вермут. Перемешайте до охлаждения.

Аккуратно перелейте в бокал, украсив напиток оливкой. Напиток лучше употреблять в обнаженном виде и в возбужденном состоянии.

16

Суббота, 23 октября Вечер

– У меня имелось одно предположение… – говорит Квини, стрельнув взглядом в сторону Айви. Та воспринимает это как осуждение и ощетинивается.

– Ну конечно, давайте все валить на меня! – вопит Айви, вскакивая на ноги. – Я вам что, факир? Ни одна лаборатория в мире не способна точно определить количество серотонина в человеческом мозгу, таких диагностических критериев вообще не существует. – Пульс у Айви зашкаливает, гнев, подобно наждаку, раздирает грудь и желудок. Айви кидает бокал в огонь, и он вдребезги разбивается.

Сестры, раскрыв рты, смотрят на нее, потрясенные такой вспышкой, как будто не они довели ее до подобного состояния. Айви, сделай то и это! Придумай для нас спасительный эликсир! Поддерживай дом в нормальном состоянии, чтобы у нас было где жить! Хренотень какая-то, сил уже никаких нет.

– Если ты такая умная, Квини, то почему сама не провела эти исследования? – возмущается Айви. – Сидишь тут и поносишь меня и мои растения.

– Ничего я не поношу, – говорит Квини, всплескивая руками. – Я просто сказала, что…

– Так, не надо! Да кто ты такая, чтобы ко мне придираться, да еще после того, что ты натворила? Это все ты виновата, и нечего в меня тыкать!

– Ты видела? – говорит Квини, поворачиваясь к Иезавель, а затем переводя взгляд на Урсулу. – Ты видела, что произошло с ее глазами?

– Ты о фиолетовой вспышке? – спрашивает Иезавель.

– Ну да! – Квини ликует. – Ты, случаем, не отхлебывала из тех бутылок или банок, что я принесла тебе в лабораторию? – интересуется она у Айви.

Айви вся сжимается – кажется, ее хотят доконать придирками.

– Я хотела пить, я намучилась с деревом, с газоном и этим журналистом. У меня даже не было времени поесть. Уж простите, если я глотнула немного пива, ничего другого под рукой не было.

– Вот именно. – Квини довольно улыбается. – Считай, что ты провела испытания и получила ответ.

– В каком смысле? – спрашивает Айви. У нее аж руки чешутся, чтобы запулить в кого-нибудь еще чем-нибудь.

Квини опасливо пытается подойти к Айви, словно она невиданный зверь.

– Я так и думала, что они добавляют в алкоголь нечто, вызывающее гнев и агрессию. И ты только что это доказала.

Иезавель делает большие глаза:

– Ты хочешь сказать, что Брэд Гедни не только перечеркнул все наши труды, но и довел мужчин до озверения?

– Именно.

– Плохи наши дела, – говорит Иезавель и смотрит на Айви, все еще боясь подойти к ней слишком близко.

– Ясен хрен. «Плохи» – это ты мягко выразилась, – констатирует Квини.

Она достает свою волшебную палочку, направляет ее на Айви и бормочет: «Цесса» [37]37
  Cessa – прекрати (лат.).


[Закрыть].

И тут огонь, бушующий в жилах Айви, остывает, и гнева как и не бывало. Айви чувствует себя потрясенной и опустошенной. Более того, ей ужасно стыдно, что она потеряла над собой контроль.

– Я… Простите, пожалуйста. Я вела себя безобразно. Простите. – Она поворачивается к Квини и берет ее за руку: – Прости, я не знаю, что на меня нашло.

– Тебе не за что извиняться, – говорит Квини. – Дело не в тебе. Они что-то подмешивают в алкоголь.

Квини помогает Айви присесть, а Иезавель делает для нее другой коктейль. Дрожащей рукой она протягивает его Айви, а та дрожащей рукой принимает его. Все молчат, кидая в сторону сестры тревожные взгляды, давая ей время прийти в себя.

Наконец Айви восстанавливает равновесие и смотрит на сестер, в чьих глазах отражается свет от огня в камине.

– Давайте зададимся вопросом, почему? – говорит Айви. – Почему они пришли именно сегодня, не дождавшись, пока банк не лишит нас права собственности?

Урсула тихо ахает. После произошедшей сцены и наполовину выпитого коктейля щеки ее пылают.

– Думаешь, Брэд в курсе насчет Руби?

– Маловероятно, но уж больно вовремя он подгадал. Ведь только Руби знает, где спрятаны сокровища.

В животе у Айви формируется ледяной комок.

– Такое чувство, что Брэд и городской совет в курсе, что нас может спасти только Руби.

– Но она не общалась ни с кем из нас тридцать три года. – Голос Иезавель натянут как струна. – С чего мы вообще взяли, что она собирается вернуться в понедельник?

Айви задается тем же вопросом. Да они все об этом думают, и только одна из них озвучила свои сомнения. Как вообще отреагирует Руби, встретившись с сестрами? Оттолкнет ли она их, как это случилось в прошлом, или все-таки будет выше этого?

Айви смотрит на Урсулу, понимая, что у нее есть ответ на этот вопрос.

Урсула убирает руки от вязанья, но спицы не падают, а продолжают вязать сами собой, пока Урсула тянется к своей водке «сауэр». Со спиц свисает фиолетовый шарф из кашемира, предназначенный для Руби. Айви знает об этом, даже не спрашивая.

– Все знаки указывают на то, что Руби возвращается, – говорит Урсула, опустошив бокал. – И карты, и чайные листья, и мой хрустальный шар. – Ей хочется доверительности, но в голосе ее чувствуется сомнение.

– Ты чего-то недоговариваешь, – рискует высказаться Айви. – Какие знаки?

Урсула краснеет, словно застигнутая врасплох.

– Да ничего особенного. Просто мне все время видится какой-то туман.

– Туман? – спрашивает Квини. – В смысле – непогода?

– Не могу сказать точно. Скорее туман в прямом смысле слова.

Айви вспоминает слова тетушки Мирабель: «Туман в октябре – снег в декабре».

– Может, ты глядела не в хрустальный шар, а типа в снежок? – шутит Квини. Все хихикают, а Квини заканчивает свою мысль: – Ты просто не хочешь признаться, что тебе пора носить очки.

– А этот туман… – Айви пытается сгладить ситуацию, – он как-то связан с возвращением Руби?

– Да, – кивает Урсула. – Я вижу его постоянно, но не понимаю его значения. И чувствую, что он станет для нас огромной проблемой.

– Да ладно тебе, – отмахивается Квини. – Подумаешь, немножко тумана. Главное, что Руби скоро будет с нами.

Айви слишком хорошо знает Урсулу, знает, что она что-то недоговаривает, что-то очень плохое. Но еще она знает, что нет смысла наседать на сестру, иначе та упрется рогом. Кому понравится, когда тебя загоняют в угол.

Айви глядит на Табиту. Она у них как белый слон – вроде его и нет, но он есть, и все аккуратно обходят эту тему. Да, что будет с Табитой, если кран с ядром вернется через девять дней? Ведь Тэбби не выходит из дома тридцать три года. Как они вытащат ее на улицу, если возникнет такая необходимость?

Уже поздно, и все вымотались. Айви чувствует, как усталость въелась ей в кости, как налились свинцом руки-ноги, как отяжелели веки.

– Ладно, – говорит она, поднимаясь с тяжелым вздохом. – На сегодня хватит. Завтра тяжелый день, надо готовиться к возвращению Руби. Я пошла спать.

Все, кроме Табиты, поднимаются с мест.

– Виджет узнала, как там Персефона? – спрашивает Урсула, складывая свое вязанье в корзинку.

Когда Персефона освободилась от наручников, ведьмы предложили ей остаться, но девочка отказалась: ей надо делать домашку, надо обновить информацию на платформах социальных сетей – черт его знает, что это такое.

Табита, оскорбленная вопросом Урсулы, молчит, поджав губы и уставившись на огонь. Виджет открывает клюв, чтобы сказать что-то, но воздерживается от комментариев, сочувственно поглядывая на Урсулу.

– С Персефоной все в порядке, – говорит Квини. – По информации Виджет, по крайней мере час назад на домашнем фронте у девочки все было спокойно.

Женщины гуськом следуют за Урсулой, выходят в фойе.

– Этот ребенок меня очень беспокоит, – говорит Иезавель. – Какая-то она потерянная.

Точно так же, как все мы в ее возрасте, не более того, – думает Айви. Персефона кого-то ей напоминает, но Айви пока не может вспомнить, кого именно. Может, всех их вместе взятых, когда они беспомощно барахтались, постепенно приноравливаясь ко взрослой жизни.

Вдруг Урсула останавливается. Айви успевает вовремя отойти в сторону, но Иезавель врезается в Урсулу, а та никак не реагирует. Взгляд ее затуманен, словно она видит нечто, неподвластное зрению других. Все привыкли к такому и ждут, когда Урсула придет в себя.

Вынырнув из грез, Урсула с улыбкой кивает.

– Персефона скоро вернется, – говорит она и оборачивается к Квини, замыкающей процессию: – И когда она придет, впусти ее.

Квини многозначительно закатывает глаза.

– Я вам что, дворецкий? Или все из-за того, что я черная? – говорит она и с укором добавляет: – Урсула, ты же знаешь, что мы не принимаем гостей.

– Но эту девочку мы должны принять. И когда я прошу впустить ее… – Урсула стучит пальчиком по виску Квини, а потом по груди, там, где ее сердце, – я не имею в виду просто дверь.

Айви улыбается. Ей не терпится увидеть, как Квини выполнит наказ. Она ведь у них самая колючая, никогда не любила чужаков. Она и в детстве была такой, хотя когда-то и сама была чужачкой.

17

Воскресенье, 24 октября День

Когда на следующий день Персефона стучится в дом поместья Муншайн, озабоченная Квини высовывает нос наружу и прежде всего видит свирепо взирающую на нее Рут Бейдер Гинзбург.

С упавшим сердцем Персефона понимает, что Квини не очень-то рада ее приходу. Девочка не понимает, почему ей так не везет – ведь и в школе, и дома она тоже чувствует себя лишней.

И все же Персефона заставляет себя улыбнуться.

– Привет. Я тут подумала, что забегу и немного помогу вам, – щебечет она.

– Поможешь? – несколько отстраненно переспрашивает Квини.

– Ну да. Помогу в сборе денег, – уточняет девочка и бойко начинает рассказывать то, на чем она собаку съела, разъезжая по городу на своем велосипеде: – У меня уже есть идеи, как развернуть кампанию. Но нам, конечно же, нужно разместить ее в социальных сетях, а еще нужно разработать бренд. Вы уж простите, но в глазах общественности вы не лучшим образом сейчас выглядите.

– Так, стоп. – Квини поднимает руку, на лице ее написано изумление. – Ты тут накидала столько слов, и все непонятные.

– Ой, простите. – Персефона трясет головой, и ее светлые кудряшки весело подпрыгивают в такт словам. – Я же совсем забыла, что вы – старенькая.

Квини набирает в легкие воздуха, чтобы дать достойный ответ, но тут к дому подъезжает розовый фургончик. Со стороны водительского сиденья выпрыгивает мужчина, роется в багажнике и трусцой бежит в сторону крыльца. В руках у него – огромный букет роз, практически скрывающий его лицо.

– Вот, очередная доставка для Иезавель, – говорит он, выглядывая из-за цветов. – Каждую неделю букет становится все больше, – сетует он. – Этот уже еле влез в багажник.

– Иезавель держит твой бизнес на плаву, Рой, так что нечего жаловаться, – парирует Квини.

С ворчанием мужчина протягивает Квини бланк на подпись. Квини щурится, неразборчиво расписывается, и мужчина швыряет ей в руки букет. Через минуту, скрипя колесами по гравию, фургончик уезжает.

– Погоди минуту, – говорит Квини Персефоне, заходя в дом. – Иезавель, тебе снова принесли цветы от Артемиса, – кричит она. – Сделай же что-нибудь, чтобы этот дуралей позабыл о тебе. Нам что, своей оранжереи мало? – Квини снова возвращается на крыльцо, уже без букета, и смотрит на Персефону, словно не зная, что с ней делать. – М-м-м…

Персефона собирается продолжить свою речь, но из глубины дома доносится какой-то грохот.

Стоящая рядом с девочкой Рут Бейдер Гинзбург начинает рычать, ее плоское тельце сотрясает дрожь. Нагнувшись, Персефона подхватывает собаку на руки.

– Прощу прощения, еще одну минуту, – говорит Квини и, зайдя в дом и прикрыв дверь, кричит что-то невнятное. Шум стихает. Затем дверь слегка приоткрывается, и Квини говорит сквозь щель: – Послушай, девочка, сейчас не очень подходящее время. – Квини едва успевает произнести эти слова, как из дома доносится протяжный крик, и Квини морщится.

Персефона удивленно таращится на нее.

– Вы там что, проводите ритуал? – срывающимся голосом говорит она, пытаясь заглянуть внутрь. – Может, жертвоприношение какое? Вы точно не убиваете животных? Ничего не имею против колдовства, но только если безо всяких жестокостей.

– Колдовство? – фыркает Квини. – С чего ты взяла?

– Так все в городе говорят, что вы – ведьмы. – Персефона стоит и хлопает глазами. – Вот я и подумала, что…

За спиной Квини раздается взрыв, и та бормочет сквозь зубы: «Всемилостивая Богиня…»

Повернувшись к Персефоне, она мрачно улыбается и говорит:

– Еще одну минуту, пожалуйста.

Дверь снова закрывается, и Квини что-то кричит, обращаясь к другим обитательницам дома. Крик звучит приглушенно, но Персефона, большой спец в подслушивании, приставляет ухо к двери и теперь в состоянии разобрать каждое слово.

«Зашибись! Ну что за сучки! Эта малявка донимает меня вопросами про магию и жертвоприношения, а я как идиотка стою и пудрю ей мозги. Вы не можете колдовать потише?»

Грохот стихает, Квини тихо чертыхается (слов уже не разобрать), потом она снова открывает дверь, и на улицу выпархивает облачко розового дыма.

– Прошу прощения, – говорит Квини. – Как я уже сказала, нет тут никакого жертвоприношения и нет никаких ведьм.

– Но я сама слышала, что вы пытаетесь «запудрить мне мозги», пока суч…

– Ладно, ладно! – обрывает ее Квини и опускает голову, словно в знак поражения. – Я… – Квини трет кулаком глаза. – Кто бы знал, что ты все услышишь. – Потом она бормочет себе под нос: – Ох уж эти детки, все-то они слышат, и здоровье у них крепкое. Сплошная показуха.

– Хочу заметить, – говорит Персефона, – что никакая я не детка. Мне уже пятнадцать. – Увидев сомнение на лице Квини, девочка всплескивает руками. – Ну да, я кажусь маленькой. Из-за этого меня никто не воспринимает всерьез. Гемор сплошной.

Теперь Квини более внимательно вглядывается в девочку:

– Если хочешь выглядеть на свои пятнадцать, вовсе не обязательно носить одежду на три размера больше. Так поступают только малявки.

Персефона оглядывает свое любимое красное пальто.

– Это пальто моей мамы, между прочим. И еще терпеть не могу, когда мне диктуют, как одеваться. Женщины имеют право поступать так, как им угодно. – Она кивает в сторону балахона Квини: – Вы же носите, что хотите.

– Туше [38]38
  От франц. touche («укол») – термин, используемый в фехтовании.


[Закрыть], – кивает Квини, и в глазах ее сверкает искорка уважения.

– И еще нехорошо называть друг друга сучками. Это антифеминистично.

– И кто тут диктует, а? Кстати, насчет сучек ты неправа. – Пикировка закончена, и Квини уже разговаривает более спокойно. – Слова обладают силой, именно поэтому их надо «одомашнивать». Из оскорбительного слова можно вынуть жало, превратив его в ласкательное или даже похвалу, таким образом одержав победу над ругательством.

Персефона скептически смотрит на нее:

‒Только тон у вас был не больно ласковый.

Квини ухмыляется:

– Ну да. А все оттого, что я сама по себе не очень ласковый человек.

– Допустим, – кивает Персефона. Поставив собачку на землю, она засовывает руки в карманы, словно стараясь придать себе важности. – Послушайте, меня совершенно не беспокоит, что вы ведьмы.

– Но мы не…

– Но я же видела вчера, как ваша подруга наколдовала бурю, – говорит Персефона, повышая голос. – И, по-моему, это очень даже круто. Мне и самой всегда хотелось заниматься колдовством. Именно поэтому я и освоила фокусы. Это, конечно, не настоящее колдовство, как у вас, но все равно я здорово вчера прикололась над копами. – И Персефона передразнивает полицейского, который вытаскивал из ее кармана гирлянду шелковых платков.

Квини улыбается:

‒Я бы и сама научилась у тебя парочке таких фокусов.

– Знаете, я просто обожаю «Зачарованных», обожаю Хиллтаун [39]39
  Вымышленный городок, в котором происходит действие сериала «Зачарованные».


[Закрыть]. Вот бы и мне таких сестер.

Квини удивленно приподнимает бровь:

– Ты снова произносишь слова, которые для меня лишены всякого смысла.

– Да вы что? Вы ничего не слышали про Мейси, Мэл и Мэгги? – удивленно спрашивает девочка.

– Нет, а что? Это кто-то из местных? – Видя изумление на лице Персефоны, Квини пытается объяснить: – Я не могу отслеживать, кто из новых появляется в городе, мы не очень-то общительны.

– Это я заметила, – фыркает Персефона. – Я стою тут уже пять минут, – она делает движение, словно готова отправиться домой, – и вы, сучки, даже не предложили мне войти.

От этих слов Квини вздрагивает.

– В чем дело? – спрашивает Персефона, вытаращив глаза на Квини. – Вы же сами сказали, что это нормальное слово.

Из дома раздается голос:

– Квини, не забудь, что я советовала тебе впустить ее!

Квини качает головой и бормочет:

– Ради всемилостивой Богини, да заходи уже. – Она распахивает дверь, пропуская внутрь Персефону вместе с ее Руфью Бейдер Гинзбург.

Все дети Кричли Хэкл только и говорили, что в этом доме живут призраки и чудища. Но, к разочарованию Персефоны, она находит обстановку вполне себе симпатичной. Во-первых, тут есть двойная парадная лестница, какую можно увидеть разве что на вокзале, где нужно разводить разнонаправленные потоки людей. Персефона с восхищением глядит на широкие лакированные перила, с которых так и хочется скатиться.

Прямо над ее головой висит, переливчато сверкая и угрожающе раскачиваясь, огромная люстра. Распахнутые слева двери ведут, кажется, в библиотеку, справа виден коридор и еще какая-то комната. Между лестницами тоже имеется проход, который ведет в глубь дома. А в самом фойе, в разных его точках, застыли взмыленные от работы те самые три пожилые женщины, знакомые ей по вчерашним событиям. Все они такие чумазые, просто ужас. С невинной улыбкой заталкивая что-то в карманы, женщины нестройным хором приветствуют гостью.

Вся комната завалена швабрами, вениками, ведрами с грязной водой, метелками из перьев и банками с полиролью. Посреди фойе лежит гора разномастных тряпок – очевидно, что ведьмы просто побросали их в спешке. Вышеописанный букет с розами стоит в вазе на столике сбоку: от цветов остались лишь обугленные стебли, словно цветы сгорели.

Рут Бейдер Гинзбург рычит на вазу, и Персефона цыкает на нее, судорожно пытаясь вспомнить, какую ведьму как зовут. В сумбуре вчерашних событий девочка успела запомнить лишь имя Квини. Персефоне не хочется показаться невежливой, признавшись, что имен она не запомнила, но будет еще хуже, если она продолжит молчать.

Кажется, пухленькая женщина с короткой стрижкой и ярко-синими глазами поняла, в чем дело, и говорит:

– Мы не успели вчера познакомиться. Я Урсула. А это… – Ведьма указывает на красивую женщину с иссиня-черными волосами. – Это Иезавель. – Затем Квини поворачивается к высокой ведьме с цветами в волосах. – А ее зовут Айви. – После этого Квини указывает в сторону вазы, на которую рычит РБГ, и говорит: – А это Табита.

– М-м-м… – озадаченно мычит Персефона, глядя в пустоту между Урсулой и столиком. – Но там никого нет.

Урсула прикрывает рот ладошкой, а Квини тихо чертыхается.

Из соседней комнаты прилетает ворона и хрипло каркает:

– Какого хрена, Урсула!