Текст книги "Счастье с книжкой. История одной книгоголички"

В возрасте двенадцати с половиной лет Алессандро решил научиться играть на скрипке. Об этом известно, поскольку сохранился его учебник – богато оформленный альбом крупного формата, на титульном листе которого мальчик написал готическим шрифтом свое имя и дату: 16 апреля 1883 года. Мы не знаем, занимался он один или с преподавателем. Не знаем, как отнеслись к этому в семье, восприняли с сарказмом или поощряли. Ясно лишь одно: в какой-то момент ему купили скрипку (которую мы бережно храним до сих пор), чтобы Алессандро мог исполнять этюды из учебника. И он настолько в этом преуспел, что, будучи еще учеником средней школы, играл в струнной группе оркестра Муниципального театра. Однако учебы ради своего увлечения не бросил и, добросовестно окончив медицинский факультет, успешно начал университетскую карьеру. Все это время он читал книги самых разных жанров: предпочтение отдавал приключенческим, но увлекался и поэзией. Так, сохранилось несколько потрепанное издание поэмы Вальтера Скотта «Властитель островов», выпущенное издательством «Сонцоньо» в 1884-м, а еще через два года, судя по написанной от руки дате, купленное шестнадцатилетним Алессандро.

Став ассистентом профессора, он объездил за своим ментором пол-Италии – Павию, Кальяри, Парму, Флоренцию, Сиену – пока не обосновался в Падуанском университете, где получил кафедру и преподавал до 1940 года. Дядя Алессандро так и не женился; в переездах его сопровождали лишь верная экономка-сардка Мария Антония[15]15
  Мария Антония стала прототипом Армеллины из романа «Интимная жизнь наших предков» и Изолины из повести «Когда мы были маленькими».


[Закрыть] с ручной швейной машинкой «Зингер», кот Толстопуз (которого после смерти немедленно сменял другой кот, также звавшийся Толстопузом), высокий, узкий платяной шкаф в стиле Либерти[16]16
  Либерти – итальянское название стиля модерн (по названию торгового дома сэра Артура Лазенби Либерти, первого популяризатора стиля в Италии).


[Закрыть] с личной монограммой, сделанный по заказу дяди знаменитым Клементе, лучшим во всем Сассари краснодеревщиком, комплектный к шкафу комод, скрипка, да тщательно собираемая библиотека. По датам, записанным на титульных листах, можно понять, что книги он продолжал покупать всю свою жизнь и, даже будучи стариком – или, скорее, состарившимся мальчишкой, – обожал приключения: Фенимора Купера[17]17
  Джеймс Фенимор Купер (1789–1851) – американский писатель, классик приключенческой литературы, один из родоначальников жанра вестерна, автор пенталогии о следопыте и друге индейцев Натти Бампо.


[Закрыть], Зейна Грея[18]18
  Зейн Грей (1872–1939) – американский писатель, один из родоначальников жанра вестерна.


[Закрыть], Понсона дю Террая[19]19
  Пьер Алексис де Понсон дю Террай (1829–1871) – французский писатель-романист, создатель первого в истории «супергероя», авантюриста Рокамболя. Всего за 20 лет творчества написал около 200 произведений, в т. ч. более десятка романов (1848–1949) в качестве «литературного раба» Александра Дюма.


[Закрыть]. Не брезговал и романами с продолжением, которые печатались в виде еженедельных выпусков, после чего компоновались, обычно самим издателем, и поступали в продажу отдельными томами. А единственным автором, чье творчество дядя собрал полностью, оказался неаполитанец Федерико Мастриани[20]20
  Федерико Мастриани (1819–1891) – практически забытый итальянский писатель, драматург и автор оперных либретто, написавший, по некоторым источникам, 105 крупных произведений, в основном детективного жанра. Считается одним из первых реалистов.


[Закрыть].

Страстный любитель захватывающих сюжетов, Алессандро почти каждый вечер ходил после работы в кино и, пока заведовал кафедрой, непременно таскал с собой ассистентов. Впрочем, сам он тоже был настоящим кладезем историй, поскольку помнил и постоянно рассказывал великое множество удивительных случаев из жизни своих и наших знакомых. Частенько цитировал афоризмы или фразочки знакомых, например полкового капеллана из Сассари, который, вспоминая военные годы, сказал: «У меня под сутаной вместо пота Изонцо[21]21
  Изонцо – река в Италии, место двенадцати кровопролитных сражений Первой Мировой войны.


[Закрыть] бежала». А цикл анекдотов, главным героем которых был его друг из Сорсо по имени Теренцио Гадони, составлял своего рода наивную эпопею, которую мы, внуки, знали наизусть.

Вот, например, что случилось в театре прямо посреди спектакля «Два сержанта»[22]22
  «Два сержанта или Великодушные друзья» (1825) – пьеса французского драматурга Жана-Мари-Теодора Бодуэна, известного также как Бодуэн д’Обиньи (1786–1866).


[Закрыть]. По ходу действия сержант Ренато, уходящий на войну, просил у командующего разрешения проститься с молодой женой. Его друг, второй сержант, поручился собственной жизнью, что тот вернется в срок. И все-таки, оказавшись дома, Ренато едва не поддался на ласки жены, которая принялась всеми правдами и неправдами уговаривать его дезертировать. Зал затаил дыхание. Но тут Теренцио Гадони поднялся со своего кресла и, гневно размахивая руками в сторону сцены, крикнул актрисе: «Синьора, может, хватит уже?! Вы разве не понимаете: если не отпустите Ренато, другого сержанта расстреляют?»

Актеры смешались, не в силах играть дальше. Публика зашумела, пытаясь заставить Теренцио замолчать. Тот же, распаляясь все сильнее, обернулся к соседям: «Так значит, вы ничегошеньки не поняли! Молодой человек в ужасной опасности!» – и продолжал свой монолог, покуда, к всеобщей радости, возмутителя спокойствия не выгнали прочь из зала и спектакль не продолжился[23]23
  Эта сцена описана в повести «У царя Мидаса ослиные уши».


[Закрыть].

Или другой случай, когда по улицам Сорсо ходил мошенник с дрессированным тюленем. В руках он держал оцинкованное ведро, полное свежей рыбы, и утверждал, что его питомец может разговаривать, как человек. Теренцио, конечно, ему не поверил, а не поверив, бросил вызов – «жлобский»[24]24
  «Жлобский вызов» – вызов, который нельзя не принять (прим. автора).


[Закрыть], как говорят у нас в Сассари. Мошенник взял из ведра рыбу, поднял над головой и, показал тюленю, спросив: «Cumpà, a ti lu magneresti uno pesceu?» Голодное животное, скуля, потянулось к еде. «Видал? – „перевел“ его довольный хозяин. – Ha dittu: „Magari dui“»[25]25
  «Приятель, не хочешь ли отведать рыбки?» <…> «Он сказал: „Может, парочку“» (сардский – прим. автора).


[Закрыть].

Из этого анекдота в дедушкином доме возникла традиция всякий раз, как к столу подавали блюдо с рыбой, спрашивать соседа: «Cumpà, a ti lu magneresti uno pesceu?». А под миску с салатом неизменно полагалось произносить: «И молвил Христос своим ученикам: „Не вкушайте травы, что суть пища волам“»[26]26
  «И молвил Христос своим ученикам: „Не вкушайте травы, что суть пища волам“» – тосканская поговорка XV в. Определение травы как «пищи для волов» встречается в Библии только в Ветхом завете (Иов 40:10, Пс. 105:20, Дан. 4:22).


[Закрыть].

Бабушка Пеппина

Моя бабушка по материнской линии читала исключительно романы, зато уж их – в достатке. К восьмидесяти годам, не в силах более заботиться о себе сама, она вынуждена была покинуть огромный дом с садом, принадлежавший еще родителям ее мужа, дом, куда когда-то вошла юной невестой, где вырастила шестерых детей и где жила с зятьями и внуками. Ее обманом заставили перебраться в квартиру старшей дочери, но за пятнадцать лет, что бабушка там прожила, она даже не распаковала чемоданы, так и стоявшие открытыми на стульях в ожидании скорого возвращения. С собой она взяла лишь несколько книг, которые снова и снова читала и перечитывала. Был среди них и четырехтомник серии «Омнибус» с основными произведениями Грации Деледды[27]27
  Книжная серия «Omnibus» («всеобщий» – лат.) выпускалась издательством «Мондадори» с 1937 года. Четырехтомник Грации Деледды (1871–1936) вышел в 1955 году.


[Закрыть], которой бабушка безмерно восхищалась, поскольку та была с Сардинии, поскольку та была женщиной и поскольку та, несмотря на свое островное происхождение и пол, получила Нобелевскую премию по литературе. Каждый год бабушка брала в руки «омнибусовское» издание Деледды и, начав с первого тома, не останавливалась, пока не дочитывала последнего. После чего, отложив книгу, приступала к «Саге о Форсайтах» еще одного своего любимца (и тоже нобелевского лауреата) Джона Голсуорси. Это поздневикторианское семейство моя бабушка знала как «Отче наш». Не зная английского, она звала персонажей по-итальянски, словно близких знакомых, осуждая или одобряя их поступки и выбор. Сомс и Ирэн Форсайты, Элиас Портолу и Марианна Сирка стали для нее родными, а их образы регулярно сличались с фотографиями реальных персонажей итальянских и международных новостей, сюжеты о которых (сегодня мы назвали бы их сплетнями) бабушка читала в еженедельных журналах.

Мой дядя Пеппино – муж той самой дочери, что ее приютила, – уж и не знаю, на каких условиях, заключил с газетным киоском возле дома пакт, по которому мог одалживать на два-три дня любые еженедельники (по тем временам еще не иллюстрированные), какие только издавались в стране, при условии возврата в товарном виде. Так что моя бабушка была в курсе амурных дел всех итальянских и американских актеров, миллиардеров, немногих правящих монархов и особенно политиков. В последние годы она даже научилась без душевного трепета произносить фразы типа «сердечный друг» и с некоторой тревогой спрашивала внучек, не торопившихся с замужеством: «Ты-то ведь не сердечную дружбу планируешь?»

В старости бабушка прочла и «Унесенных ветром» Маргарет Митчелл, но ветреность и цинизм Скарлетт, которая сперва с легкостью добивалась, а затем бросала мужчин, одобрения у нее не вызвали. С этой книгой у меня приключилась странная штука. Томик все той же серии «Омнибус» издательства «Мондадори» был у нас дома, и я, постоянно о нем слыша, была уверена, что успела его прочесть, тогда как на самом деле видела лишь одноименный фильм с участием Кларка Гейбла и Вивьен Ли. И фильм не привел меня в восторг, поскольку «романтические» любовные истории я в те годы недолюбливала: слишком уж слащавыми они выглядели. В итоге я убедила себя, что книга никак не могла мне понравиться, и потому избегала перечитывать ее даже в зрелые годы. Пока, наконец, несколько лет назад, заинтригованная спорами о новом «политкорректном» переводе, не взяла роман в руки и не обнаружила, что читаю его впервые. И что вещь эта замечательная, очень хорошо написанная и вовсе не слащавая. Хотя, кто знает… возможно, за столько лет я тоже успела измениться и люблю теперь совсем не то, что любила (или, в данном случае, любила бы) в свои тринадцать.

Первое знакомство с Грацией Деледдой тоже произошло благодаря бабушкиному «Омнибусу». Жадно глотая ее романы, я была ими совершенно очарована, а тот факт, что действие почти всегда происходило на Сардинии, наводил на мысли, что и сами сюжеты были правдой, хроникой реальной жизни, а не выдумкой или рафинированной литературной аллюзией. Конечно, описанные Деледдой среда и персонажи были крайне далеки от тех, что я видела каждый день: мы ведь жили в городе, причем на широкую ногу, часто ходили в кино, ездили в автомобилях. Мы никогда не заявлялись на деревенский праздник, проскакав целый день верхом по ущельям среди гранитных скал, у нас не было верных слуг, спавших на циновке у очага. И все же я так глубоко впитала эти истории, этот архаичный мир, что много лет спустя, принявшись за первые рассказы, даже обычаи и пейзажи, которых не видела своими глазами, описывала «под Деледду». Мне пришлось приложить невероятные усилия, чтобы отыскать собственный голос, собственные темы. Наверное, это случилось лишь после того, как я покинула остров и уехала жить «на материк». Полагаю, то же происходило и со многими другими сардинскими писательницами, а то и с писателями, – настолько сильна была магия Грации Деледды, словно ореол ее Нобелевской премии, о которой нам прожужжали все уши, бросил слабый отсвет и на нас, заключив тем самым в рамки стиля и череды сюжетов, принадлежавших ей одной, а нам самим чуждых.

«Форсайты» же, напротив, меня в то время не заинтересовали. Шанс открыть и оценить их представился лишь много лет спустя, когда, заметив в букинистической лавке четырехтомник в подарочной коробке, я купила его в память о бабушке. И влюбилась с первых страниц, стоило только начать читать, – возможно, еще и потому, что была до слез растрогана встречей с бабушкиными старыми друзьями, о которых я так много слышала в детстве.

Верный Каммамури

Мои дяди по материнской линии были заядлыми читателями Сальгари[28]28
  Эмилио Сальгари (1862–1911) – итальянский писатель, автор историко-приключенческих романов.


[Закрыть], персонажи которого упоминались в семье в самых разнообразных обстоятельствах повседневной жизни, словно они были нашими друзьями или родственниками. «Верным Каммамури» называли самого надежного и усердного дядиного однокашника. «Ага, последняя сигарета Янеса…» – подтрунивали над старшим братом, когда он заявлял, что бросит курить. Мой дед, преподававший в лицее латынь и греческий, напротив, выражался цитатами из Гомера и Вергилия, а, если кому из нас, детей, случалось в безудержном запале игры удариться и, хныча, прибежать к нему просить утешения, немедленно и довольно грубо призывал к стоицизму, повторяя фразу, которую мы поняли лишь много лет спустя: «Tu l’as voulu, George Dandin»[29]29
  «Ты сам этого хотел, Жорж Данден!» (фр.).


[Закрыть]. Теперь, когда я знаю, о чем говорил мой дед, мне кажется, что это его нравоучение вообще типично для основанной на сарказме разновидности педагогики, в рамках которой он был воспитан сам и которую впоследствии применял к нам. «George Dandin, ou le Mari confondu»[30]30
  «Жорж Данден, или Одураченный муж» (1668) – поздняя комедия Мольера (1622–1673) о простаке, страдающем оттого, что все его неразумные желания исполняются.


[Закрыть] – забавная комедия-балет Мольера, главный герой которой, богатый старый фермер, желая быть принятым в обществе, женится на молодой аристократке, а та ему на каждом шагу изменяет. Он узнает об измене, даже собирает доказательства, но никто ему не верит. «Ты сам нашел рога на свою голову, старый дурак» – вот что означала эта фраза, но я до сих пор не уверена, стоило ли говорить ее нам, детям, не подозревавшим о существовании Мольера или страданиях рогоносцев.