Автор книги: Чарльз Р. Кросс
Жанр: Биографии и Мемуары, Публицистика
Возрастные ограничения: +18
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 24 (всего у книги 31 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]
Первого июня Кортни устроила интервенцию в доме на берегу озера. Присутствовали Крист, друг Нильс Бернштейн, Джанет Биллиг из Gold Mountain, Венди и отчим Курта Пэт О’Коннор. Сначала Курт отказывался выходить из своей комнаты и даже смотреть на группу. Когда он наконец вышел, они с Кортни начали кричать друг на друга. В припадке ярости Курт схватил красный маркер Sanford и нацарапал на стене коридора: «Никто из вас никогда не узнает моих истинных намерений». «Было очевидно, что до него не достучаться», – вспоминал Бернштейн. Собравшаяся группа перечислила множество причин, по которым Курт должен был прекратить принимать наркотики, и одной из самых главных была его дочь. Мать сказала, что его здоровью угрожает опасность. Крист умолял Курта, рассказывая о том, как он сам ограничил свое пьянство. Когда Пэт О’Коннор рассказывал о своей борьбе с алкоголем, Курт молчал и смотрел на свои кроссовки. «По лицу Курта было видно, что он думает: “Ничто в вашей жизни не имеет отношения к чему-либо в моей”, – вспоминал Бернштейн. – Я подумал, что это так не сработает». Когда раздраженный Курт вернулся в свою спальню, собравшиеся начали спорить между собой о том, кто виноват в этом пристрастии Курта. Самым близким Курту людям было легче обвинять друг друга, чем возложить ответственность за это на него самого.
Тем летом Курт начал все больше замыкаться в себе. Друзья в шутку называли его Рапунцель, потому что он очень редко выходил из своей комнаты. Его мать была одной из немногих, кого он слушал, и Кортни все чаще использовала Венди в качестве посредника. Курт все еще отчаянно нуждался в материнской заботе, и по мере того как отдалялся от мира, он впадал практически в полное состояние отрешенности. Венди могла успокоить его, погладив по голове и сказав, что все будет хорошо. «Бывали моменты, когда он балдел в комнате наверху, и никто, ни Кортни, ни кто-либо другой, не мог достучаться до него, – заметил Бернштейн. – Но его мама приходила, и он разрешал ей войти. Я думаю, что это была химическая депрессия». В семье Венди депрессия передавалась по наследству. И хотя несколько друзей Курта предлагали ему лечение, он предпочел проигнорировать их и заняться самолечением с помощью наркотиков. По правде говоря, никому не удавалось заставить его что-либо делать: если мир Nirvana можно было бы считать маленькой нацией, то Курт был королем. Из-за страха быть изгнанным из королевства мало кто осмеливался ставить под сомнение душевное здоровье.
4 июня, после очередного ужасного трагического дня из-за Курта, Кортни пришлось вызвать полицию. Когда прибыли офицеры, она сказала, что у них с Куртом возник «спор из-за оружия в доме». Она выплеснула стакан сока ему в лицо, и он толкнул ее. «После чего, – говорится в полицейском отчете, – Кобейн повалил Лав на пол и начал душить ее, оставляя царапины». Закон Сиэтла требовал, чтобы полиция арестовывала хотя бы одну из сторон любого семейного спора – Курт и Кортни начали спорить о том, кто из них будет арестован, поскольку оба хотели быть удостоенными этой чести. Курт настоял на том, чтобы его посадили в тюрьму: для пассивно-агрессивного человека это была прекрасная возможность отступить эмоционально и сыграть роль мученика. Он победил. Его отвезли в Северный участок и поместили в тюрьму округа Кинг. Полиция также изъяла из дома большую коллекцию боеприпасов и оружия, в том числе два пистолета 38-го калибра и полуавтоматическую штурмовую винтовку «Кольт АR-15».
Но реальная история того, что случилось в тот день, демонстрировала растущее напряжение между Кобейнами. Словно у двух персонажей из рассказа Рэймонда Карвера, их ссоры все чаще включали в себя колкости по поводу недостатков друг друга, и в этот день Курт выставлял напоказ свое употребление наркотиков перед Кортни и ее экстрасенсом. «Конечно, он должен был найти тот наркотик, который сводит меня с ума, – вспоминала Лав. – Курт решил попробовать крэк. Он придумал большой безумный спектакль о том, как собирался приобрести и попробовать крэк стоимостью в десять долларов».
Чтобы заманить жену в ловушку, Курт вел себя так, будто «проворачивает сделку века с наркотиками», постоянно звоня дилеру. Тот факт, что он употребляет наркотики в их доме, привел Кортни в ярость, и, вместо того чтобы выплеснуть в него стакан сока, как говорится в полицейском отчете, она на самом деле швырнула в него соковыжималку. Это было не очень похоже на драку – физические схватки между ними заканчивались ничьей, как и их первый поединок на паркете портлендского клуба. Но Кортни все равно позвонила в полицию, решив, что лучше отправить его в тюрьму, чем позволить ему сжечь их дом вместе с наркотиками. «Я уверена, что Курт в конце концов каким-то образом получил свой крэк, но я так и не узнала об этом», – сказала она. Он провел в тюрьме всего три часа и был освобожден той же ночью под залог в 950 долларов. Позже обвинения с него были сняты.
После ареста Курт и Кортни помирились, и, как это часто случалось, эта травма сблизила их. На стене спальни Кортни написала внутри сердца: «Лучше тебе любить меня, ублюдок». Через месяц после драки Курт описал их отношения Гэвину Эдвардсу из Details как «бурлящий поток эмоций, все эти крайности борьбы и любви друг к другу одновременно. Если я злюсь на нее, я буду кричать, и это честно». Оба были мастерами раздвигать и проверять границы дозволенного – то, чем Курт занимался в детстве. И всякий раз, когда он сердил Кортни, Курт знал, что ему придется снова добиваться ее расположения, обычно с помощью любовных писем. Одна такая записка начиналась так: «Кортни, когда я говорю “я люблю тебя”, мне не стыдно, и при этом никто никогда не приблизится к тому, чтобы запугать, убедить и т. д. меня в том, чтобы думать иначе. Я не скрываю своих чувств. Я дистанцируюсь от тебя на размах крыльев павлина и все же слишком часто столь же внимателен, как пуля, летящая в голову». Проза была самоуничижительной, описывая его «непроницаемым, как цемент», но также напоминая ей о его брачных обязательствах: «Я гордо выставляю тебя напоказ, как кольцо на моем пальце, которое не содержит никаких минералов».
Через две недели после ареста за насилие в семье в дом Кобейнов приехал Нил Карлен, чтобы взять интервью у Кортни для New York Times. Когда он постучал, Курт открыл дверь, держа на руках Фрэнсис, и объявил, что его жена «на собрании АН». Он пригласил Карлена войти, и они сидели и смотрели телевизор. «Это был огромный дом, – вспоминал Карлен, – но в то же время повсюду были окурки, потушенные об тарелки, и такая уродливая, дерьмовая мебель. В гостиной стоял огромный восемнадцатифутовый телевизор. Как будто кто-то пришел в магазин и сказал: “Мне нужен ваш самый большой телевизор”».
По телевизору шел последний эпизод популярного на MTV шоу «Бивис и Баттхед». «Я знаю Бивиса и Баттхеда, – сказал Курт Карлену. – Я вырос среди таких людей, я их узнаю». По счастливой случайности в программе появился клип на песню Smells Like Teen Spirit. «Ну хорошо! – воскликнул Курт. – Посмотрим, что они о нас думают». Когда два мультяшных персонажа показали Nirvana большие пальцы, Курт казался искренне польщенным: «Мы им нравимся!»
Как по сигналу, Кортни вернулась домой. Она поцеловала Курта, усадила Фрэнсис к себе на колени и с легким оттенком сарказма объявила: «Ах, идеальная семья – прямо как на картине Нормана Роквелла». Даже Карлен был поражен этим домашним имиджем. «Я все время думал о них как о Фреде и Этель Мерц, – вспоминал он. – Курт больше походил на Фреда, засунувшего руки в карманы, пока Этель вела хозяйство». Карлен также заметил, что застал Курта в тот день, когда его взгляд был ясным. «Я видел достаточно наркоманов, чтобы понять, что он чист».
Как бы то ни было, Лав не хотела говорить с New York Times, но хотела высказать свое мнение для книги, которую Карлен писал о группе Babes in Toyland. Их беседа продолжалась несколько часов, и Курт часто вмешивался, когда Кортни подталкивала его. «Он не был таким пассивным, как все говорят», – заметил Карлен. Кортни использовала Курта как местного панк-историка – когда она высказывала свою точку зрения и нуждалась в уточнении даты или имени, она спрашивала Курта, и он всегда знал ответ. «Это было похоже на просмотр викторины, где они должны были обратиться к профессору, чтобы проверить некоторые факты», – отметил Карлен.
У Курта была одна проблема: он раздумывал, не купить ли гитару, которая когда-то принадлежала Ледбелли[186]186
Хадди Уильям Ледбеттер (англ. Huddie William Ledbetter; известный как Ледбелли или Лед Белли (англ. Leadbelly, Lead Belly); 15 января 1888, Муринг-спорт, Луизиана, США – 6 декабря 1949, Нью-Йорк, США) – американский певец, композитор-песенник, гитарист, легендарный исполнитель блюзов, чье влияние на последующих музыкантов признается огромным.
[Закрыть]. Она была выставлена на продажу за 55 000 долларов, но Курт не мог решить, был ли это выбор панка или же антипанка. Единственное напряжение, которое Карлен заметил между ними, возникло, когда Кортни наткнулась на альбом Мэри Лу Лорд в коллекции Курта. Это заставило Лав рассказать историю о том, как она гналась за Лорд по улице в Лос-Анджелесе, угрожая избить ее. Курт молчал, и это был единственный раз, когда Карлен подумал, что Курт ведет себя как «многострадальный муж».
Разговор Кортни об истории панк-рока продолжался еще несколько часов после того, как Курт лег спать. В конце концов Карлен переночевал в свободной спальне. Утро принесло единственное доказательство того, что это не обычный дом: когда Курт пошел готовить завтрак, еды в холодильнике не оказалось. Спустя пару минут поисков Курт положил на тарелку сахарное печенье и объявил, что пора завтракать.
Как это обычно бывает в браке двух музыкантов, они стали думать одинаково, обмениваться идеями и использовать друг друга в качестве редакторов.
1 июля Hole отыграли свое первое за несколько месяцев шоу в Of-f Ramp в Сиэтле. Кортни купила своей группе новое оборудование, и они готовились к туру по Англии и к записи альбома. Курт пришел на шоу, но он был в полном раздрае. «Он был настолько не в себе, что едва мог стоять на ногах, – вспоминала Мишель Андервуд из клуба. – Мы вынуждены были помогать ему передвигаться. Похоже, он очень волновался за нее». Его нервы были еще более напряжены из-за того, что в день шоу Seattle Times опубликовала в разделе домашнего насилия статью о его аресте в прошлом месяце. Кортни пошутила со сцены: «Сегодня мы жертвуем все деньги, что вы заплатили, в Фонд борьбы с домашним насилием!» Позже она вернулась к этой теме: «Домашнее насилие – такого со мной никогда не случалось. Мне просто нравится заступаться за своего мужа. Это не настоящая история. Они всегда лгут. Почему каждый раз, когда мы пьем чертово пиво, это показывают в чертовых новостях?» Несмотря на эту драму, ее выступление было захватывающим, и тогда она впервые покорила аудиторию Сиэтла.
Концерт Hole закончился в пятнадцать минут второго, но для Кобейнов это был еще не конец вечера. Брайан Уиллис из NME зашел за кулисы и спросил, не хочет ли Кортни дать интервью. Она пригласила его к себе домой, но большую часть интервью провела, рекламируя альбом Курта. Лав даже проигрывала In Utero для Уиллиса. Тогда журналист впервые услышал этот альбом. Он был ошеломлен, написав: «Если бы Фрейд мог услышать это, он бы кончил от нетерпения. Он назвал его “альбомом, беременным иронией и озарением”. In Utero – это месть Курта».
Прослушивание Уиллиса было прервано, когда Курт вошел в комнату, чтобы сообщить: «Мы только что были в новостях на MTV. Они говорили об этой истории в Seattle Times и о том, как Hole только начали свое мировое турне с Сиэтла в Of-f Ramp». С этими словами Курт сделал себе закуску из английских оладий и горячего шоколада и сел за стойку, наблюдая восход солнца. Когда Уиллис писал о ночных событиях для NME, он закончил свою статью небольшим анализом: «Для человека, который прошел через такое количество дерьма за последние два года, чье имя снова окунули в грязь и который собирается выпустить пластинку, которую весь рок-мир отчаянно жаждет услышать, и столкнувшийся с ошеломительным вниманием и давлением, Курт Кобейн – удивительно счастливый человек».
Глава 21
Повод улыбнуться
Сиэтл, Вашингтон
Август 1993 – ноябрь 1993
Черт побери, Иисус, блядь, Христос Всемогущий, Люби меня, меня, меня, мы можем продолжить на испытательном сроке, пожалуйста, мне все равно, если это кто-то из толпы, мне просто нужна компания, тусовка, повод улыбнуться.
– Из дневника
Как и любая другая американская семья с маленьким ребенком, Курт и Кортни купили видеокамеру. Курт мог собрать гитару из куска дерева и лишних проводов, но так и не научился вставлять в камеру батарейку, поэтому ею пользовались только тогда, когда рядом была розетка. На единственной видеокассете был запечатлен период от их первого совместного Рождества в декабре 1992 года до кадров с малышкой Фрэнсис в марте 1994 года.
Несколько сцен на пленке были с концертов Nirvana или кадрами, где группа тусуется за кулисами. Один короткий фрагмент запечатлел Курта, Кортни, Дэйва, Криста и Фрэнсис, сидящих в студии Pachyderm и слушающих первый прогон All Apologies. После недели в студии все выглядели уставшими. Но большая часть кассеты документировала развитие Фрэнсис Бин и ее взаимодействие с их друзьями: она ползала вокруг Марка Ланегана и разговаривала, пока Марк Арм пел ей колыбельную. Некоторые из записей были забавными. Например, когда Курт поднял попку ребенка и издал пукающий звук, или кадры, где он пел ей серенаду а капелла – версию Seasons in the Sun. Фрэнсис была счастливым ребенком, таким же фотогеничным, как и ее родители, с завораживающими глазами отца и высокими скулами матери. Курт обожал ее, и видео документирует всю сентиментальную сторону его личности, которую публика редко лицезрела, – взгляд, которым он одаривал Фрэнсис и Кортни в эти нежные минуты, был полон неподдельной любви. Хотя это была самая известная рок-н-ролльная семья, большая часть материала могла быть отснята и в любой другой семье с открытым счетом в Toys «R» Us.
Но один момент на пленке выделяется среди всех остальных и показывает, насколько удивительной была эта семья. Снятая Кортни в ванной их дома в Карнейшен, запись начинается с того, что Курт купает Фрэнсис. Он одет в бургундский домашний халат и выглядит, как красивый деревенский сквайр. Когда он поднимает Фрэнсис как самолет над ванной, она невольно фыркает, потому что ей весело. На лице Курта застыла улыбка от уха до уха, которая никогда не запечатлевалась на фотографиях. Ближе всего к этому было фото Курта, Венди, Дона и Ким со времен Абердина. На видео Курт выглядит именно тем, кем он был: заботливым любящим отцом, увлеченным своей красивой дочерью и не желающим ничего в этой жизни, кроме как притворяться, что она – самолет, парящий над ванной и пикирующий на желтых резиновых уточек. Он разговаривает с ней голосом Дональда Дака – точно так же, как его сестра Ким в детстве, – и она хихикает и посмеивается, полная того ликования, которое может выражать только восьмимесячный ребенок.
Затем камера поворачивается к раковине, и в мгновение ока сцена меняется. Справа от раковины, закрепленный на восемь дюймов выше стены, стоит держатель для зубных щеток – типичный белый фарфоровый держатель для зубных щеток, как и в 90 процентах домов в Америке. Но это приспособление примечательно тем, что в нем вовсе не было зубных щеток. Там был шприц. Это такой удивительный и неожиданный объект, который можно увидеть в ванной комнате, что большинство зрителей даже не заметят его. Но шприц торжественно висит иглой вниз – печальное и трагическое свидетельство того, что, как бы ни выглядела эта семья снаружи, есть призраки, которые сопровождают даже эти нежные моменты.
К июлю 1993 года зависимость Курта стала настолько обыденной, что стала частью жизни дома Кобейнов, и все крутилось вокруг нее. Метафора, часто использовавшаяся для описания роли алкоголизма в семье, – например, 10000-фунтовый слон посреди гостиной, – казалась настолько очевидной, что мало кто удосуживался ее произнести. То, что Курт будет под кайфом по крайней мере определенную часть дня, стало статус-кво, таким же обычным, как дождь в Сиэтле. Даже рождение ребенка и назначенное судом лечение отвлекли его лишь на время. Хотя Курт и сидел на наркотиках по несколько недель подряд, он не был свободен от опиатов достаточно долго, чтобы полностью вывести их из организма в течение практически года.
В безумной логике, которая настигает семьи, попавшие в зависимость, казалось, что было лучше, когда Курт принимал наркотики. Иначе, когда он страдал от физической боли во время ломки, то был просто невыносим. Лишь немногие действительно высказывали эту теорию – что система, вращающаяся вокруг Курта, была более стабильной, когда он употреблял наркотики, а не воздерживался от них, – но Курт сам признавался в этом. В своем дневнике он утверждал, что если ему суждено чувствовать себя наркоманом в состоянии ломки, то он вполне может быть им на практике. И у него были друзья, которые соглашались с ним. «Задумка “заставить его прекратить употреблять наркотики” была абсурдной и в конечном счете вредной для Курта, – утверждал Дилан Карлсон. – Наркотики – это проблема, когда они влияют на вашу способность, скажем, иметь дом или поддерживать работу. Пока они не превратятся в проблему такого рода, вы просто оставляете человека в покое и ждете, пока он сам достигнет эмоционального дна, – ведь вы не сможете довести его до этого самого дна… У него не было никаких причин не принимать наркотики».
К лету 1993 года зависимость превратилась в линзу, через которую преломлялось все в жизни Курта. И хотя внешне казалось, что наркотики делали его счастливее, в безумном отрицании зависимости, внутренне он был полон раскаяния. Его дневники были исписаны жалобами на неспособность оставаться трезвым. Курт чувствовал, что все вокруг оценивают его, и был прав: каждый раз, когда его товарищи по группе, семья, менеджеры или команда сталкивались с ним, они быстро делали обзор, чтобы определить, под кайфом он или нет. Этот десятисекундный момент Курт испытывал десятки раз в течение каждого дня и приходил в ярость, когда окружающие приходили к выводу, что он под кайфом, хотя все было наоборот. Курт чувствовал себя функциональным наркоманом – он мог употреблять наркотики и выступать, – поэтому он ненавидел постоянное наблюдение и проводил все больше и больше времени со своими друзьями-наркоманами, где он чувствовал, что его изучают менее внимательно.
Однако к 1993 году даже наркотики перестали действовать так хорошо, как раньше. Курт обнаружил, что реальность наркомании далека от очарования, которое он когда-то представлял себе, читая произведения Уильяма С. Берроуза, и даже в замкнутой субкультуре наркоманов он чувствовал себя аутсайдером. Одна запись в дневнике того периода показывает его отчаянно умоляющим о дружбе и в конечном счете о спасении:
Эй, друзья, с которыми я могу поговорить, потусоваться и повеселиться, как я всегда мечтал, мы могли бы просто поговорить о книгах, политике и бесчинствовать по ночам, как насчет этого? А? Эй, я не могу перестать рвать на себе волосы! Пожалуйста! Черт побери, Иисус, блядь, Христос Всемогущий, Люби меня, меня, меня, мы можем продолжить на испытательном сроке, пожалуйста, мне все равно, если это кто-то из толпы, мне просто нужна компания, тусовка, повод улыбнуться. Я не буду тебя душить. Ах, черт, черт, пожалуйста, неужели там никого нет? Кто-нибудь, кто угодно, Боже, помоги мне, пожалуйста. Я хочу, чтобы меня приняли. Меня должны принять. Я буду носить любую одежду, какую ты захочешь! Я так устал плакать и мечтать, я так одинок. Есть тут кто-нибудь. Пожалуйста, помоги мне. ПОМОГИ МНЕ!
Тем летом 60-летний Роберт Фримонт, врач-нарколог Курта, был найден мертвым в своем кабинете в Беверли-Хиллз, лежащим на своем рабочем столе. Причиной его смерти был назван сердечный приступ, хотя сын Фримонта, Марк, утверждал, что это – самоубийство с помощью передозировки и что его отец снова пристрастился к наркотикам. В момент своей смерти Фримонт находился под следствием Калифорнийской медицинской комиссии, обвиняемый в грубой халатности и непрофессиональном поведении за чрезмерное назначение наркотика своим пациентам. Фримонт, конечно же, сделал доступным большое количество наркотика для своего самого известного клиента – он выписывал его Курту коробками.
17 июля 1993 года Nevermind наконец вылетел из чартов Billboard, пробыв там чуть менее двух лет. На той неделе группа отправилась в Нью-Йорк, чтобы выпустить пресс-релиз и сыграть выступление-сюрприз в рамках New Music Seminar. Вечером накануне шоу Курт дал интервью Джону Сэвиджу, автору книги «England’s Dreaming» («Англия мечтает»). Возможно, из-за того что Курт восхищался книгой Сэвиджа, он был особенно откровенен о своей семье, описывая развод родителей как нечто, что заставило его почувствовать «стыд» и тоску по тому, что он потерял: «Я отчаянно хотел иметь классическую, понимаете, обычную семью. Мать, отец. Мне нужна была эта безопасность». И когда Сэвидж спросил, мог ли Курт понять, каким образом сильное отчуждение может привести к насилию, он ответил утвердительно: «Да, я определенно вижу, как психическое состояние человека может ухудшиться до такой степени, что он может сделать это. Я дошел до того, что стал фантазировать о подобном, но я уверен, что предпочел бы сначала покончить с собой». Практически в каждом интервью, которое Курт давал в 1993 году, поднималась тема самоубийства.
Когда Курту задали неизменный вопрос о наркотике, он неизменно солгал. Курт говорил в прошедшем времени, отвечая, что употреблял наркотик «около года, время от времени», и утверждал, что делал это только из-за проблем с желудком. Когда Сэвидж задал вопрос о болях в животе, Курт заявил, что они прошли. «Я думаю, что это психосоматика». Сэвидж нашел Курта особенно веселым в этот вечер. «Я не чувствовал себя таким оптимистически настроенным с тех пор, как мои родители развелись», – объяснил он.
Двенадцать часов спустя Курт лежал на полу своей гостиничной уборной с очередной передозировкой. «Его губы были синими, а глаза совсем закатились, – вспоминал пресс-агент Антон Брукс, один из людей, которые тут же бросились к Курту. – Он не дышал. В его руке все еще торчал шприц». Брукс был потрясен, когда увидел, что Кортни и няня Кали начали действовать, как опытные медицинские работники, – они были настолько методичны, что у него создалось впечатление, будто они делали это постоянно. Пока Кортни проверяла признаки жизни Курта, Кали поднял его и неистово бил кулаком в солнечное сплетение. «Он ударил его один раз, но тот никак не отреагировал, поэтому он ударил его снова. Потом Курт начал приходить в себя». Эти действия в совокупности с холодной водой в лицо заставили Курта дышать. Когда на шум прибежала охрана отеля, Бруксу пришлось подкупить их, чтобы они не вызывали полицию. Брукс, Кортни и Кали вытащили все еще не пришедшего в себя Курта на улицу. «Мы помогали ему идти, – вспоминал Брукс, – но сначала его ноги не двигались». Когда Курт наконец обрел дар речи, он заявил, что не хочет ехать в больницу.
После еды и кофе Курт, казалось, полностью пришел в себя, хотя все еще был под кайфом. Он вернулся в отель, где ему назначили массаж в номере. Пока Курт обтирался, Брукс подобрал с пола пакетики с наркотиками и спустил их в унитаз. По иронии судьбы менее чем через три часа после того, как он впал в коматозное состояние в уборной, Курт снова делал интервью, полностью отрицая, что употреблял наркотики. В тот вечер на саундчеке он все еще был слишком обдолбан – возможно, из-за сумки, которую так и не нашли его помощники. «Он почти умер прямо перед этим шоу», – вспоминал звукооператор Крейг Монтгомери. Когда Дэвид Йоу из разогревающей группы The Jesus Lizard пошел поболтать с Куртом перед началом шоу, «Курт не мог говорить. Он мог только бормотать. Я спросил: “Как ты?” И он сказал: “Баззколлодбед”». В образе, который становился все более знакомым, несмотря на недавнее ухудшение состояния, на сцене Курт казался вполне нормальным, и само шоу было удивительным. Группа взяла к себе Лори Голдстон на виолончели. Это был первый раз, когда они включили в концерт акустическую интерлюдию.
На следующей неделе Nirvana вернулась в Сиэтл и 6 августа провела благотворительный вечер по сбору средств для расследования убийства местной певицы Мии Сапаты. На той неделе Курт, Кортни, Крист и Дэйв провели редкий вечер вместе, сходив на концерт Aerosmith в Coliseum. За кулисами Стивен Тайлер из Aerosmith отвел Курта в сторону и рассказал ему о своем опыте работы с группами реабилитации 12 шагов. «Он не читал нотации, – вспоминал Крист, – а просто рассказывал о том, что ему довелось пережить. Он попытался подбодрить его». В кои-то веки Курт, казалось, прислушался, хотя в ответ почти ничего не сказал.
На той же неделе, также в Сиэтл-центре, Курт дал интервью газете New York Times, проводившееся на самом верху Спейс-Нидл[187]187
Спейс-Нидл – самая узнаваемая достопримечательность на северо-западе тихоокеанского побережья США и символ города Сиэтл.
[Закрыть]. Курт выбрал это место, потому что никогда не бывал в самом знаменитом месте Сиэтла. Теперь он настаивал, чтобы представитель отдела рекламы DGC записывал каждое интервью, – он думал, что это сократит количество неверных цитат. Разговор с Джоном Парелсом, как и все интервью Курта в 1993 году, звучал как сеанс психотерапии, когда Курт обсуждал своих родителей, жену и значение своих текстов. Он открылся, и этого было достаточно для того, чтобы Парелс мудро заметил явные противоречия: «Кобейн рикошетит между противоположностями. Он осторожен и неосторожен, искренен и саркастичен, уязвим и бесчувствен, сознает свою популярность и пытается ее игнорировать».
В первую неделю сентября Курт и Кортни на две недели вернулись в Лос-Анджелес – их первый продолжительный визит после переезда. Они посетили MTV Video Music Awards 1993 года, и Nirvana победила в номинации «Лучший альтернативный клип» за In Bloom. В этот вечер группа не выступала, и там было мало представителей с предыдущих церемоний награждения. За последний год в музыкальном бизнесе многое изменилось, и большую часть времени Nirvana в этом не участвовала. Хотя все ужасно ждали In Utero, они больше не были самой большой рок-группой в мире, по крайней мере в коммерческом плане. Эта награда перешла к Pearl Jam.
На той неделе Курт и Кортни появились на благотворительном вечере Rock Against Rape (Рок против насилия) в голливудском Club Lingerie. Кортни выступала с сольным номером, но после исполнения Doll Parts и Miss World она позвала «своего мужа Йоко», и на сцену поднялся Курт. Вместе они исполнили Pennyroyal Tea и мелодию Ледбелли Where Did You Sleep Last Night? Это был единственный случай, когда они выступали вместе на публике.
In Utero был наконец выпущен 14 сентября в Великобритании и 21 сентября в США, где он вошел в чарты под номером 1, и 180 000 копий было продано только за первую неделю. Эти показатели были достигнуты без какого-либо участия Wal-Mart или Kmart. Обе сети были против названия песни Rape Me и коллажа на задней обложке из кукол-эмбрионов Курта. Когда его менеджер позвонил с этой новостью, Курт согласился внести изменения, которые позволили бы альбому появиться в магазинах. «Когда я был ребенком, я мог ходить только в Wal-Mart, – объяснил Курт Дэнни Голдбергу. – Я хочу, чтобы дети могли приобрести эту пластинку. Я сделаю то, что они хотят». Голдберг был удивлен, но он знал, что должен принять слова Курта: «Никому и в голову не придет сказать ему “нет”. Никто его ни к чему не принуждал».
И все же Курт спорил со своими менеджерами по поводу концертных дат. Он начал 1993 год, утверждая, что не планирует гастролей. И хотя это решение не было чем-то немыслимым, оно, безусловно, уменьшило бы шансы нового альбома попасть на вершину чартов. В этом вопросе Курт столкнулся с чудовищным сопротивлением: все, кто работал с ним – от его менеджеров до его команды и товарищей по группе, – зарабатывали большую часть своих денег именно на гастролях, и они убеждали его пересмотреть свое решение. Но когда он обсуждал этот вопрос со своим адвокатом Розмари Кэрролл, то казался непреклонным. «Он сказал, что не хочет никуда ехать, – вспомнила она. – И, честно говоря, его заставили».
Большая часть давления исходила от руководства, но некоторые волнения были вызваны его собственным страхом нужды. Хотя сейчас он был богаче, чем когда-либо мог себе представить, тур, несомненно, сделает его еще богаче. Записка, которую Дэнни Голдберг отправил Курту в феврале 1993 года, содержала подробные сведения о его предполагаемом доходе на следующие восемнадцать месяцев. «На данный момент Nirvana было выплачено чуть больше 1,5 миллиона долларов, – говорится в записке о доходах за сочинение песен. – Я считаю, что в течение ближайших двух лет будет выплачено еще 3 миллиона». Голдберг подсчитал, что доходы Курта после уплаты налогов в 1993 году будут составлять 1 400 000 долларов – авторские гонорары за написание песен и 200 000 долларов за ожидаемые продажи двух миллионов экземпляров нового альбома, а если Nirvana отправится в тур, то будут еще дополнительные 600 000 долларов от продаж и концертных доходов. Даже эти цифры, писал Голдберг, были скромными. «Я лично считаю, что твой доход в течение следующих восемнадцати месяцев будет как минимум вдвое больше, но для рационального планирования бюджета, я считаю, разумно будет предположить 2 миллиона, что, судя по всему, дает тебе возможность очень красиво обставить свой дом и знать, что у тебя будет солидная заначка». Несмотря на свои прежние протесты, Курт все-таки согласился отправиться в тур.
25 сентября Nirvana вернулась в Нью-Йорк, чтобы снова появиться на Saturday Night Live. Они сыграли Heart-Shaped Box и Rape Me, и хотя выступление было рок-н-ролльным, в нем не было того напряжения, которое ощущалось при первом визите. К виолончелистке Голдстон они добавили бывшего гитариста группы Germs Георга Рутенберга, известного под сценическим псевдонимом Пэт Смир. Смир был на восемь лет старше Курта, и он уже прошел через длительную драму наркоманов с Дарби Крэшем, его товарищем по группе Germs. Казалось, что его мало что могло расстроить. Его ироничное чувство юмора оживляло группу, а твердая игра помогала Курту меньше раздражаться на сцене.
За неделю до начала тура In Utero Курт прилетел в Атланту навестить Кортни, которая записывала альбом Hole. Когда он пришел в студию, продюсеры Шон Слейд и Пол Колдери поставили ему песни с ее пластинки, которые уже были сведены. Казалось, что Курт гордился усилиями Кортни и хвалил ее лирическое мастерство.
Позже в тот же день Кортни попросила Курта спеть бэк-вокал на нескольких незаконченных песнях. Сначала он запротестовал, но в итоге уступил. Для Слейда и Колдери было очевидно, что Курт не был знаком с большей частью материала. «Кортни говорила: “Давай, споешь на этой”, – вспоминал Колдери. – А он все время повторял: “Так, дай мне послушать. Как я могу петь, если я ее не слышал?” Она отвечала: “Просто спой и не думай”». Результаты были менее чем впечатляющими, и вокал Курта был использован только в одной песне в финальном миксе. Но Курт заметно разогрелся, когда официальная сессия закончилась и последовал джем. Он сел за барабаны, Эрик Эрландсон и Кортни взяли гитары, а Слейд – бас-гитару. «Это было нереально круто», – вспомнил Слейд.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?