Текст книги "Двери, всегда закрытые настежь"

– Костя, – ответил Костя, протянув для рукопожатия свою руку.

– Вовремя ты меня впихнул в дверь, – заметил Саня, поднимаясь на ноги и осматриваясь вокруг, – я уже почти было вырубился.

Тут Костя вспомнил раскалывающиеся головы нападавших, и его стошнило. Потом он долго отмывался возле небольшого ручья, протекавшего неподалеку, счищая с себя какую-то липкую дрянь желто-зеленого цвета, а Саня тем временем, с двумя револьверами в руках, внимательно посматривая вокруг, рассказывал свою историю.

Оказался он тем самым мальчиком из соседнего села, в пропаже которого обвинили Одноглазого. На острове он был недавно. Отец его был офицером-пограничником, потому Саня привык мотаться с ним по гарнизонам, обычно расположенным в самых дальних частях нашей необъятной Родины. Мать оставила их, когда он был совсем маленьким. Отец никогда не говорил с ним на эту тему. И не позволял задавать ему вопросов. Все, что мальчик о ней знал, – это то, что она живет где-то на материке, и он ей совсем не нужен. В это Саня верить не хотел и даже иногда плакал ночью в подушку. Ему очень хотелось, чтобы мама вернулась. На память о ней у него осталось несколько безделушек, которые он нашел в коробке с какими-то бумагами и облигациями: брошка со сломанной застежкой, маленькие женские часики с разбитым циферблатом и несколько круглых белых горошин, очевидно с какого-то ожерелья. Все это Саня спрятал у себя, тайком от отца. Отец же держал его в ежовых рукавицах и воспитывал в спартанском духе. Он часто брал его с собой на стрельбища, и потому с малого возраста Саня умел обращаться практически с любым видом стрелкового оружия, хорошо стрелял и даже владел приемами ножевого боя и боевого самбо, которым обучал его отец, проводя занятия со своими бойцами и ставя его в общий строй. Командование гарнизонов, как правило, закрывало на это глаза, понимая непростое семейное положение. Собственно говоря, все его детство проходило в окружении взрослых мужиков, к тому же еще и военных.

В день, когда Одноглазый появился в селе, находившемся по соседству с гарнизоном, Саня шел на рынок за молоком. Колоритную фигуру Одноглазого он приметил только после того, как тетка-торговка, налившая ему в бидон молока, сделав страшные глаза, зашипела соседке:

– Это он… я тебе про него рассказывала… Убийца… Как таких только земля носит?

Одноглазый шагал через базарную площадь, не обращая на окружающих никакого внимания, и Саня последовал за ним, чуть по– отстав, – все равно ему было по пути. Судя по всему, Одноглазый отправлялся в почтовое отделение, находившееся на полдороге к Саниной квартире. Когда Одноглазый зашел вовнутрь маленькой конторки, Саня, оставшись снаружи, раздумывал: «Отправиться домой или подождать еще немного? Вот только чего?» В конце концов, времени был вагон, и Костя решил удовлетворить свое неясное любопытство, которое возбуждал в нем Одноглазый. Интересно, что ему понадобилось в их селе?

Одноглазый, пробыв внутри минут 10, вышел и опустил в почтовый ящик, висевший на стене, письмо, которое, судя по всему, и написал только что. Потом он прошел на автобусную остановку, находящуюся в метрах двадцати от отделения связи, там сел в рейсовый автобус до райцентра. И автобус, как будто дожидавшийся именно его, тут же заурчал мотором и, выбросив синеватый бензиновый дымок, запылил по грунтовой дороге, вскоре скрывшись за поворотом.

Немного разочарованный, Саня совсем было собрался покинуть свой наблюдательный пункт (старый, давно неиспользуемый киоск «союзпечати»), как вдруг на тихой вымершей улице появилось третье действующее лицо.

Лицо это оказалось каким-то незнакомым мальчишкой – явно не из их села. Тот шел вдоль забора, постоянно оглядываясь и, похоже, держа курс на крыльцо почтового отделения. Сделав пару замысловатых зигзагов и удостоверившись, что за ним никто не наблюдает (тут Саня, прятавшийся за щелястой стенкой киоска, затаил дыхание), он, крадучись, поднялся на крыльцо и стал возиться возле почтового ящика. Очень скоро из открытого ящика на крыльцо высыпалась куча конвертов, быстро выбрав из них нужный ему, незнакомый мальчишка проворно положил остальные обратно, закрыл ящик и, спрятав письмо за пазуху, неторопливым шагом направился к автобусной остановке. Саня был почти уверен, что за пазухой у него было письмо Одноглазого. Что бы это ни было, но это попахивало приключением. Решение было принято тут же. А именно: отправиться вслед за этим мальчишкой в райцентр и попытаться выяснить, что он затеял. В крайнем случае, отобрать у него письмо и прочитать, что там написано. Поскольку мальчишка его нагло украл, Саня полагал, что имеет на это некоторое право. Что делать потом, он не имел ни малейшего представления. Пока же, располагая резервом времени (автобус из райцентра ходил каждый час), он отправился домой, чтобы доставить молоко до холодильника. Дома он позвонил отцу в часть и выпросил разрешение съездить в райцентр за якобы появившимися в продаже школьными тетрадями в клеточку (в рамках подготовки к началу учебного года). Взял деньги на проезд, сделал пару бутербродов и отправился на автобусную остановку.

Похоже, незнакомый мальчишка что-то заподозрил. Сошел с автобуса он на остановке, находящейся на самом въезде в город, Сане пришлось последовать за ним. Место было пустынное, до ближайших домов частного сектора оставалось еще метров триста, и Саня был, как на ладони. На всякий случай он переместился на железнодорожные пути, идущие параллельно дороге, и делал вид, что ему абсолютно наплевать на мальчишку и на то, куда тот направляется. Видимо, артист из него оказался никудышный, потому что, оглянувшись на него пару раз, мальчишка резко ускорил шаг, а когда Саня был вынужден сделать то же самое, бросился бежать.

Скрываться дальше смысла не было, и Саня устремился в погоню. Намереваясь легко догнать беглеца, Саня вскоре с удивлением обнаружил, что тот, развив невиданную скорость, не собирается ее сбавлять, как будто совсем не чувствуя усталости. Для Сани, привыкшего бегать многокилометровые кроссы наравне со взрослыми, это показалось обидным, и он прибавил ещё. Наконец, незнакомый мальчишка, кажется, выдохся, и расстояние стало стремительно сокращаться. Он свернул с дороги и побежал по направлению к участку, огороженному высоким забором. Когда он вскарабкался на забор, Саня был совсем рядом, и ему не хватило буквально пары сантиметров, чтобы успеть дотянуться до обуви беглеца и стащить его вниз. Вламываться на чужую территорию с ходу было опасно. Поэтому, прильнув к заборной щели, Саня попытался рассмотреть, где сейчас ускользнувший из-под самого носа мальчишка, и что он делает. В его поле зрения оказался лишь клочок двора, заросший лопухами (они сильно мешали обзору), и угол стены какого-то строения, обшитой рубероидом и дощечками от деревянных ящиков. С равным успехом это мог быть и дачный домик, и сарай. Из-за угла, прижав уши к голове, с леденящим душу воем показался огромный черный котяра, он передвигался медленно, но неумолимо, сантиметр за сантиметром, и это было жуткое зрелище. У Сани, который никогда не испытывал страха даже перед большими собаками, возникло желание немедленно сделать отсюда ноги. Но в этот момент что-то шлепнулось сверху в заросли лопуха и стремительно зашуршало прочь из сектора обзора. Котяра, тут же сделав огромный прыжок, помчался вслед за этим «чем-то», задрав хвост трубой. Послышался звук когтей, вцепившихся в забор, и мягкий стук лап о землю. Очевидно, кот покинул пределы участка, увлекшись погоней.

Саня собрался было вскарабкаться на забор и осмотреть двор сверху, но в этот момент совсем рядом за забором раздались голоса. Один из собеседников разговаривал на непонятном языке, содержавшем, казалось, в основном только шипящие и квакающие звуки. По интонации можно было понять, что он о чем-то спрашивает.

– Да. Забрал. Вот оно.

Опять шипение и кваканье…

– Все нормально. Только какой-то мальчишка, придурок, увязался, бежал за мной сюда до самого забора.

Может, ещё и не ушёл.

Тут Саня затаил дыхание.

Очень долгое шипение, закончившееся неожиданно по-русски:

– Мальчик… ты здесь?

– Ну здесь, – ответил Саня, подумав, что все равно он уже ничего не теряет, а убежать всегда успеет.

– Нехорошо подглядывать и подслушивать чужие разговоры.

– А воровать чужие письма лучше? – грубо ответил Саня, решив играть в открытую. За забором повисла продолжительная пауза, закончившаяся коротким шушуканьем.

– Я ведь могу Одноглазому рассказать, кто крадет его письма! – добавил Саня, закрепляя успех.

– А с чего ты решил, что письмо принадлежит Одноглазому? Впрочем, это неважно. Я смотрю, тебе хочется развлечений и приключений? – с этими словами над забором неожиданно появилась голова клоуна в огромном фиолетовом парике и с намалеванной до ушей улыбкой. Саня ошеломленно молчал. Он готов был ко всему, только не к появлению здесь клоуна.

– Могу тебе подарить один билет на сегодняшнее представление в нашем цирке. В программе будут невероятные аттракционы с призами для любого участника. Такие, например, как велосипед с переключающимися скоростями. Хочешь такой велосипед?

У Сани даже сердце заныло – этот велосипед был его голубой мечтой. Попадая в райцентр, он всегда заходил в магазин «спорттовары» и долго рассматривал предмет своего вожделения. Впрочем, там всегда находилась парочка ребятишек по такому же поводу. Продавцы к ним привыкли и даже не прогоняли, если, конечно, те не предпринимали попыток потрогать это чудо или даже оседлать. Велосипед стоил очень дорого, и на весь район от силы бы набралась и парочка счастливчиков, обладавших этим чудом.

– Ну как? Согласен? Если согласен, приходи сегодня ровно в полночь к зданию ДК (Дом культуры) с черного входа. Представление закрытое, только для избранных счастливчиков, потому и ночью, чтобы не привлекать внимание остальных. Дай ладонь, я напишу на ней номер твоего билета. Ровно в полночь подойдешь к двери, приложишь к ней эту ладонь, и тебе отопрут.

Мало соображая, что делает, Саня протянул ладонь, и клоун приложил к ней что-то влажное и липкое.

– Да… забыл сказать, возьми с собой какую-нибудь вещичку, принадлежащую твоей матери… любую пустяковину, пусть даже пуговицу… главное, чтобы мама хоть раз, но держала ее в руках. После проверки она будет сразу возвращена владельцу. Такие у нас правила. Все понял? И смотри – держи язык за зубами, а то не видать тебе приза, как своих ушей. А теперь беги. Одноглазый возвращается. И нам тоже пора!

С этими словами голова клоуна скрылась за забором. Саня, все ещё ошеломленный всем, что случилось, спрятался в зарослях. К дому действительно приближался Одноглазый, впереди него, в метрах пяти, семенил черный котяра.

Возвращаться домой (если он хочет принять приглашение) не имело смысла. Отец никогда не отпустит его на ночь глядя. Да и последний автобус в райцентр отбывает в 8 часов вечера.

Конечно, все, рассказанное клоуном, могло быть враньём, но желание получить вожделенный велосипед преобладало над всяким здравым смыслом.

В кармане у Сани лежали мамины часы, которые он попутно хотел отдать в ремонт часовщику, пожертвовав для этого свою копилку, в которой было ровно 11 рублей 57 коп. – сумма огромная по детским меркам, но абсолютно мизерная, по сравнению со стоимостью его голубой мечты. Эти часы, по словам клоуна, могли стать его пропуском. И все же Саня ни за что не согласился бы их отдать… но ведь клоун сказал, что после представления их вернут. Какой смысл ему врать? Тем более, часы разбиты и не представляют никакой ценности ни для кого, кроме Сани.

Минут десять спустя, Саня шёл по направлению к райцентру, и голова у него пухла от непрерывных размышлений, суть которых один известный человек в свое время изложил короткой фразой: «Быть или не быть?»

Как бы там ни было, но ровно в полночь, ощущая себя полным дураком, он стоял, приложив ладонь к двери черного входа в здание ДК. Когда он подошел к двери, она оказалась не заперта. Сквозняком ее периодически со скрипом приоткрывало на пару сантиметров и снова захлопывало. Но, решив соблюдать все правила, Саня раньше времени даже не пытался заглянуть внутрь.

Вот, собственно, и всё, что произошло до момента его появления в комнате с клоуном и двумя остальными участниками. Единственно, у Сани было ощущение, что перед тем, как очнуться в комнате, он очень долго спал. Даже все тело затекло.

Глава 12. Переход (продолжение главы 10)

Гроза бушевала над побережьем с не ослабевающей силой вот уже часа два подряд. За пределами бетонного куба весь мир заполонила вода, сплошным потоком льющаяся по стенам сооружения и плотной водяной шторой занавесившая проем единственного окна и входной двери. Несмотря на бешеные порывы ветра, вовнутрь, казалось, не проникало ни одной дождинки. Но Косте и мне было не до подобных странностей. Работа близилась к концу. На месте росшей березки красовалась внушительных размеров яма, которую мы продолжали углублять с упорством взбесившихся кротов. Бетонный пол, который проломила выросшая березка, поддался на удивление легко (видно, безымянные строители, заливая его в спешке, очень сильно сэкономили на цементе в свое время), бетон буквально крошился и отваливался целыми кусками под ударами короткого ломика, который я вместе с лопатой принес из машины. Мой старенький «ниссан-патрол» одиноко стоял во дворе, и при вспышках молнии казалось: вот-вот водопады, обрушивающиеся сверху, проломят ему крышу.

– Кажись, готово, – произнес Костя, – а ну, посвети…

В центре ямы показался край чугунной крышки – обыкновенной крышки, которыми закрывают канализационные и иные колодцы на дорогах. Быстро расчистив ее от остатков земли, Костя подковырнул край ломиком и откинул в сторону. При свете фонаря были видны только железные скобы, вмурованные в стену колодца, образующие своеобразную лестницу, уходящую в темноту.

Вдруг со стороны дороги послышался какой-то рокот, поначалу совсем неслышный за плотной занавеской белого шума, создаваемого потоками воды. Он постепенно усиливался. По водяной шторе скользнул и пропал луч света. Еще через пару секунд он вернулся и расширился.

– Вот чёрт! – ругнулся Костя, – Одноглазый был прав! Мы еле – еле успели. Похоже, директор цирка обнаружил, что его провели, и теперь очень сильно торопится. Это же сколько надо было заплатить дорожникам, чтобы они вышли на работу в ночь, да еще в такую погоду?

По направлению к бетонному кубу со стороны дороги двигалась колонна бульдозеров. Дальше раздумывать было некогда и, прихватив с собой рюкзаки, в которые были сложены необходимые нам вещи, мы стали спускаться в темноту. Костя двигался первым, держа фонарик в зубах, я – следом за ним, напоследок умудрившись задвинуть крышку люка на место. В колодце было абсолютно сухо и даже тепло. Мы успели спуститься, по моим ощущениям, метров на сто, когда сверху раздался продолжительный грохот и треск, видимо, ознаменовавший собой конец странного бетонного сооружения на бывшем участке Одноглазого. Сверху просыпалось несколько комьев земли, один из них попал мне прямо в рот, который я рефлекторно открыл, когда задрал голову вверх. Я долго отплевывался и чертыхался, Костя же по своему обыкновению гулко ржал, и, чтобы его утихомирить, пришлось внушительно съездить его ботинком по макушке. Это происшествие несколько разрядило царившую мертвую тишину, в которую мы опускались, и которой конца-края не было видно.

О том, что путь наверх теперь отрезан, лучше было не думать.

Еще через некоторое время, прилично устав, мы оказались в довольно просторном помещении. Свет фонаря выхватывал из темноты фрагменты стальных коробов непонятного назначения с сотнями сигнальных ламп и переключателей, жгуты проводов и кабелей, опутывавших некое подобие помоста, на котором стоял до боли знакомый нам обшарпанный деревянный ящик. Кроме ящика, на помосте была укреплена в вертикальном положении самая обычная дверь. Такие двери во времена нашего детства стояли в каждой квартире. Дверь никуда не вела, помост располагался в центре помещения. Самый обычный ящик и самая обычная дверь – и все это находилось в очень необычном месте. При более тщательном осмотре помещения выяснилось, что когда-то оно имело примыкавший к нему коридор, который в настоящее время был наглухо замурован бетонной перегородкой. Но именно туда вели все провода и кабели. Помимо прочего, в углу помещения оказался ряд пустых вольеров, очевидно, когда-то в них держали животных и, судя по их размерам, не самых маленьких из обитающих на планете Земля. В некотором отдалении от помоста располагался ряд столов с пишущими машинками, даже на беглый взгляд их было никак не меньше десятка.

– Интересно… где тут свет включается? – спросил Костя.

И я громко фыркнул. Этот писака воображает, что спустя столько лет после того, как здесь побывал последний человек, он может включить свет простым щелчком выключателя. Похоже, он понятия не имеет, что такое электричество, и откуда оно берется. Хотя нет…Тут я уже откровенно развеселился. Он и ему подобные, это знают точно – оно берется из розетки!

– Чё ты ржёшь? Очень смешно, – обиженно буркнул Костя. И я тут же устыдился. Действительно, то, что мне, технарю с высшим электротехническим образованием, очевидно, совсем не очевидно для него. И в том абсолютно не его вина.

– Опа! – Вспыхнул яркий свет, и Костя торжествующе и насмешливо посмотрел на меня.

Он стоял возле стены, в которую был вмурован электрический распределительный щиток, и поочередно щелкал автоматическими выключателями, переводя их в положение «вкл». При ярком освещении стали видны настоящие размеры помещения и детали, ускользнувшие от нашего внимания в первом «прочтении». Для начала размеры помещения оказались гораздо больше, чем при свете фонарика. То, что мы приняли за одну из стен, оказалось просто перегородкой, за которой находился целый кинозал, размером разве что чуть меньше, чем в городском (и единственном) кинотеатре нашего детства. Даже зрительские стулья были такие же – фанерные, выкрашенные синей краской. Единственное отличие от кинотеатра состояло в том, что вместо кинопроектора за рядами зрительских кресел располагалась странная установка непонятного назначения, от которой к столам с пишущими машинками вела узкая транспортерная лента, и экран был просто растянут между двумя металлическими штангами.

Пока я ошеломленно осматривался, Костя упорно продолжал щелкать выключателями. После очередного щелчка транспортерная лента вдруг ожила и с негромким жужжанием сдвинулась с места. Странная установка, находившаяся за зрительскими креслами, выбросила яркий луч, и на экране появилось изображение листка бумаги с напечатанным на нем текстом. Изображение было размазанное, не сфокусированное. Во времена моего детства в такие моменты во время киносеанса было принято свистеть, громко топать ногами и орать в сторону будки киномеханика: «Сапожник! Резкость!»

Тут Костя, очевидно, включив все, что только мог, подошел к установке. На короткое мгновенье на экране мелькнули его пальцы, увеличенные многократно, и листок исчез с экрана, перекочевав в Костины руки. Прочитав, он протянул его мне со словами: «На, полюбопытствуй». На листе бумаги, было напечатано следующее:

«Внимание! Группе «В» надеть темные очки. Группам «А» и «С» приготовиться к быстрому приему информации. Излучателям принять препарат и занять места согласно штатному расписанию. Всем проверить надежность индивидуальной звукоизоляции. Объявляется трехминутная готовность!»

– Ну, и как ты полагаешь, что эта белиберда означает? – спросил я Костика.

– Точно не знаю, но все, что я здесь вижу, косвенно подтверждает мою теорию. Думаю, здесь проводились опыты по созданию новых реальностей… хотя… (тут Костя на секунду задумался) скорее всего, даже не по созданию новых, а по влиянию на существующую. Объект явно находился в ведении КГБ. Как будто подтверждая его слова, откуда-то из-под потолка, теряющегося в темноте, раздалось шипение, и приятный женский голос сказал:

– Внимание! Обслуживающему персоналу занять свои места. Боевым расчетам готовность №1. До открытия портала – две минуты тридцать секунд. Даю обратный отсчет. Тут раздалось какое-то протяжное мяуканье, голос дикторши, став на несколько октав выше, что-то быстро пролепетал, и наступила тишина.

– Похоже, лента порвалась, – сказал Костя, – помнишь ещё бобинные магнитофоны?

Я ему не ответил. Поднявшись на помост и подойдя к двери, я попробовал её открыть. Дверь свободно открывалась, слегка поскрипывая петлями, – обычная межкомнатная дверь, выкрашенная белой краской.

– А ящик по-прежнему не открывается, – сообщил мне Костя, поднявшись за мной следом. Он опустил на пол рюкзак с нашими пожитками и уселся на ящик, доставая из кармана сигареты.

– Что будем дальше делать? – поинтересовался я у него.

– Понятия не имею, – пожал плечами Костя, – Одноглазый сказал, что, если все пойдет так, как он задумал, на данном этапе беспокоиться не о чем.

– А меня, напротив, как-то беспокоит полученная только что информация об открытии портала и, в особенности, – о боевых расчетах! Как ты думаешь, что это может означать?

– Вероятно, вот это… Костя выронил незажженную сигарету изо рта и указал куда-то мне за спину. Там послышалось натужное гудение сервоприводов, и затем клацающий металлический звук защёлкнувшихся деталей механизма. А с потолка, теряющегося в темноте, быстро опустились толстые металлические штыри, плотным частоколом окружившие помост, и вошли в специальные углубления, проходившие по его периметру. Мы оказались в клетке. Обернувшись, я увидел нацеленные, казалось, мне прямо в лоб, два крупнокалиберных пулемета.

– Надеюсь, боевые расчеты сейчас ниоткуда не выскочат, – заметил Костя, когда прошел первый шок.

– Очень хотелось бы на это надеяться, – в тон ему попытался пошутить я, – и еще очень надеюсь, что пулеметы не работают автоматически. Шутка явно не удалась.

Дверь протяжно скрипнула и распахнулась. Сразу за дверным проемом начинался лес. Стволы ближайших деревьев примыкали чуть ли ни вплотную к двери. В лесу кто-то шёл. Судя по звуку, кто-то очень большой, грузный и… голодный. Он явно направлялся в нашу сторону.

– Надо бежать, – прошептал Костя, – на счет «три» – прыгаем в проем и бежим направо!

Едва мы успели, проскочив в проем и отбежав метров на тридцать, рухнуть в небольшую ложбинку, поросшую густой травой, как из кустов напротив двери выдвинулась голова какого-то странного животного. Представьте себе морду крокодила, заканчивающуюся розовым поросячьим пятачком и утыканную от пятака до самых глаз иглами. Чудище очень походило на оживший кактус-мутант. Совершенно по– поросячьи хрюкнув, оно, моргнув глазками, сунуло морду в проем двери. И в тот же момент я понял, насколько неудачной была моя последняя шутка. Раздался оглушительный гогот пулеметов. С хрустящими и чавкающими звуками от чудища отлетали какие-то ошметки. Оно рухнуло на землю, судорожно вытянувшись, и дверь исчезла.

Вскоре мы довольно бодро шагали по лесу, состоящему из самых невероятных растений.

По соседству с обычными соснами и березами росли огромные папоротники с совершенно бамбуковыми стволами и цветы, похожие на колокольчики, только каждое соцветие было размером с голову человека.

Проглядывали целые островки пальм, почему-то насыщенного бирюзового цвета, и много чего, не поддающегося описанию. Лес был говорлив. Он булькал, ухал, хрустел, чавкал и сопел на все лады. Чувствовалось, что множество невидимых глаз наблюдает за нами с любопытством. Пока что в этом любопытстве не ощущалось ничего плохого, и мы шагали с Костей вдоль русла небольшого ручья вниз по течению, логично рассудив, что рано или поздно все ручьи становятся реками.

По Костиным предположениям, место, где мы находились, должно было быть некоей переходной зоной между различными мирами. А проще говоря, общим коридором, в который имелись выходы со всех существующих реальностей. А поскольку территория была нейтральная, то особо опасаться было нечего – так считал Костя. Когда же я язвительно поинтересовался у него, к какой степени дружелюбия отнести поведение кактуса-мутанта, он сказал, что мы не можем знать наверняка, что он хотел нас сожрать, а потому – не считается. В этом был весь Костя и, зная его упёртость, я не стал с ним спорить.

Минут через двадцать мы вышли на широкую песчаную отмель большой реки.

Противоположный берег реки был отвесной, неприступной кручей сплошного скального массива. Прямо в скале, напротив нас, была вырублена арка, от которой на наш берег был перекинут странный мост. С нашего берега он был каменный, с ажурными чугунными решетками и вычурными фонарями, заканчивавшийся на середине реки последней опорой, от которой до самой арки на противоположном берегу мост был уже подвесной, состоящий из канатов и хлипкого деревянного настила.

У первых ступеней каменного моста, в луже буро-зеленого цвета, возились родственники кактуса-мутанта. По повадкам – вылитые поросята. Они хрюкали, рыли пятаками землю и, в принципе, выглядели абсолютно мирно. Размером они были гораздо меньше, чем первый, увиденный нами возле двери, и, скорее всего, просто были еще детенышами.

Увидев нас, они, как по команде, выстроившись в ряд, задрали пятачки к небу и громко захрюкали. Когда мы приблизились ещё на несколько шагов, они выпростали (к немалому нашему изумлению) откуда-то из-под иголок огромные «бабочкины» крылья, переливающиеся всеми цветами радуги, и, совершенно бесшумно взлетев, запорхали в сторону леса, огибая нас по безопасной дуге. Кем бы ни был их создатель, с чувством юмора у него все было в порядке.

Миновав и каменный и подвесной мосты, мы углубились в длинный тоннель, вырубленный в скале. Где-то, метров через триста, просматривался выход из тоннеля. Внутри было довольно светло, хотя источник освещения был непонятен. По обеим сторонам тоннеля тянулись ряды разномастных дверей: от огромных (больше похожих на ворота) дубовых, с массивными металлическими накладками, до совсем маленьких (напоминающих калитку в палисаднике). Некоторые были украшены геральдическими символами и барельефами. Другие были сколочены наспех из не струганых досок. Я хотел было из любопытства заглянуть в одну из них, но Костя остановил меня самым решительным образом. То есть, грубо оттолкнул в сторону и выдал следующее:

– Не вздумай! Открывающий дверь должен туда войти – другого варианта нет. А мы еще не дошли до нужного нам места.

– И где же это загадочное место и как мы найдем? – язвительно поинтересовался я.

Тут Костя достал из-за пазухи сложенный в несколько раз лист и расстелил его на крыльце очередной двери. Это было некое подобие карты. Красная линия, вероятно, обозначающая наш маршрут, по спирали последовательно проходила по границам множества разноцветных зон и, пересекая некоторые из них, упиралась в пятно – кляксу серого цвета, без четко очерченных границ. Зоны были подписаны.

Пятно серого цвета содержало надпись: «территория свободных публикаций». Оно находилось в самом центре карты, и его выросты – щупальца были направлены во все стороны.

Даже при беглом взгляде на карту становилось понятно, что пятно постепенно поглощает соседние с ним зоны, расширяясь хаотично, но неотвратимо.

– Это всё, что у нас есть на данный момент, – сказал Костя и добавил, – плюс ты… вернее – твое чутье… пригодится, когда мы войдем в серую зону.

– Мда… не густо…

– Совершенно с тобой согласен, – заметил Костя, при этом откровенно посмеиваясь… сволочь, он наверняка имел в виду моё предполагаемое чутьё.

– А это что за пунктирные линии? – спросил я, указывая на карту. От красной линии отходили тонкие пунктиры, пересекавшие зоны в различных направлениях.

– Наверное, пути, по которым можно проложить наикратчайший маршрут до точки назначения, но, скорее всего, не самые безопасные. Думаю, нам лучше придерживаться основной линии.

– Ты посмотри, – возразил я, – судя по карте, мы в самом начале пути. Вот эта тонкая ниточка – это река. Если придерживаться основной магистрали, до точки назначения мы будем добираться не меньше месяца. А если пойти через вот эту область, – я показал на зону, выделенную фиолетовым цветом, – то максимум через пару дней мы будем на месте.

– А что там написано? – спросил Костя. И мы оба склонились над картой, чтоб разобрать мелкий текст, трудно различимый на фиолетовом фоне. Надпись гласила следующее:

«территория русских народных сказок и былин».

– Ну что? Змей-Горынычи, Бабки – Ёжки, богатыри да Соловьи-разбойники. Рискнём?

– Всё тебе шуточки! – взорвался Костя, – Ты даже не представляешь себе, что там может нас ждать! Ты думаешь, у нас впереди забавные переходы по детским сказкам? Территории живут и развиваются по законам жанра, но и только! Это для главных героев – в конце всегда хэппи-энд. А мы с тобой пришельцы, чужаки, одинаково и для Ильи-Муромца, и для Кощея Бессмертного. Добра ни от того, ни от другого ждать не приходится.

– А, что, по-твоему, следующая зона на основном пути лучше? Я указал на надпись, согласно которой к концу дня мы должны были вступить на территорию: «темные миры Стивена Кинга», – она вплотную прилегала к зоне серого пятна, но основное направление проходило мимо, почти по самому краю территории Кинга. Пунктирных линий, пересекавших остальные зоны, эта территория не содержала.

Чёрт его знает, – пожал плечами Костя, – возможно, ты и прав. Уж больно фантазия у автора непредсказуемая. Ладно, дойдем до развилки, там и решать будем.

Спустя часа три мы подошли к воротам, стоящим в чистом поле. Основная тропа забирала левее от вытоптанной площадки перед воротами. Ворота были старые и даже на вид трухлявые до невозможности, казалось, пни ногой, они и рассыплются по досточкам. Никакого ограждения к воротам не прилегало, и было видно, что за ними вьется узкая, едва приметная в густой траве, дорожка, ведущая в густой дремучий лес, метрах в трехстах от ворот.

Судя по карте, здесь и начиналась территория сказок. Странное это было место. Место слияния двух миров. Там, где находились сейчас мы, небо было без солнца, мягкое, рассеянное освещение без теней излучала белая муть, закрывавшая весь небосвод до самого горизонта. А на территории, находившейся сразу за воротами, было, судя по всему, раннее утро. Солнце вставало где-то за лесом, окрасив его край желто-розоватой каймой, и трава была тяжелая от утренней росы. В конце концов, решив проблему выбора древним методом подброшенной монетки, мы зашагали по направлению к лесу. Ворота за спиной неслышно притворились, и, обернувшись, мы увидели только бесконечное зеленое поле, тянувшееся, куда хватало взгляда, во все стороны. Воздух был напоён ароматами трав, и дышалось так легко, что даже чуть кружилась голова, вероятно, от обилия кислорода. Мы шли молча, думая каждый о чем-то своем, и даже не заметили, как поле кончилось, и мы углубились в густой хвойный лес. Мои размышления были прерваны самым бесцеремонным образом.