Текст книги "Вор звездной пыли"

Раздраженная и ошеломленная, Айша выругалась и потянулась за клинками. К счастью, оба по-прежнему оставались в ножнах у нее на поясе.

«Хорошо». Глаза у нее жгло, все тело болело, но оружие все-таки осталось при ней. Она сжала пальцы на рукоятях и, щурясь, всмотрелась в пылевую завесу. Именно тогда она увидела провал: пугающую темноту, полускрытую за пеленой сверкающего песка.

Айша оглянулась на пустыню. Буря по-прежнему ярилась у нее за спиной – злобная, ослепляющая, безжалостная… И такая же непреодолимая, как пропасть впереди. Айша знала толк в ловушках. Эту устроил джинн, и он сделал ее такой, чтобы Айша, куда бы ни повернула, потерялась.

«Найди меня». Вызов, пришедший из темноты, звучал как песня.

Она злобно посмотрела на мрак. Невозможно было сказать, вызвал ли бурю джинн, но это и не важно. Ее обязанность – истреблять этих тварей. Какой из нее охотник, если она позволит этому чудовищу уйти и терзать ни о чем не подозревающих путников?

Сначала она разберется с джинном, а потом отыщет своих спутников. Все очень просто.

Вор шагнула вперед.

– Готовься, джинн.

И Айша начала охоту.

21
Лули

Сначала Лули увидела костер Кадира: яркое, почти голубое пламя, отчаянно трепетавшее вдалеке. Оно стало единственным маяком в этой угольно-черной буре. Лули поехала на него и остановилась только тогда, когда из-под копыт коня стал раздаваться стук, а не хруст.

А потом Кадир оказался рядом с ней и завел ее коня в пещеру. Она с проклятьями начала разматывать платки, закрывавшие лицо. Глаза дико жгло, на зубах скрипел песок. Когда она спешилась, Кадир молча подал ей бурдюк с водой, и она смочила себе горло и протерла лицо, а потом начала отряхивать пыль, которая толстым слоем покрыла ее одежду.

– В легких песка нет? – спросил Кадир.

Она покашляла.

– Немногим больше обычного.

Вскоре после того, как Кадир стреножил ее коня, сквозь толстую завесу песка в пещеру шагнул принц. Глаза у него покрылись красными прожилками. Он соскользнул с седла и размотал платки. Лули ожидала увидеть на его лице ухмылку, но уж никак не тревогу.

– Айша не приехала? – спросил он. Лули посмотрела на Кадира, но тот покачал головой. Принц выругался. – Я потерял ее во время бури.

Хотя он произнес это спокойно, Лули прочла панику в том, как дергался его кадык и как он дважды оглянулся, словно ожидая, что это признание призовет к ним вора. Не успела Лули ничего сказать, как он прошел ко входу пещеры и там остановился. Песок летел в него со всех сторон, но принц стоял твердо и неподвижно, глядя в ту темную пустоту, в которую превратилась пустыня.

Она услышала, как он пробормотал «Боги!», и изумилась эмоциям, прозвучавшим в его голосе.

– Поищем ее, когда буря прекратится.

Кадир подошел к коню принца и стряхнул песок с его носа.

Принц развернулся,

– Но Айша бинт Луас…

Казалось, он не находит слов.

Ей было почти – почти – его жаль. Но в основном ее огорчило то, что он не пропал вместе со своим вором. Что ей не удалось отвязаться от него и прекратить этот ужасающий поиск.

Казалось, он заметил, что лишился своей маски, и, резко отвернувшись от выхода из пещеры, вздохнул.

– Хорошо. Подождем, пока буря не прекратится.

И они ждали. Когда наступил вечер, они поели у огня, по очереди наблюдая за устьем пещеры. Они почти не разговаривали, и Лули была этому рада. Ей не хотелось говорить о пропавшем воре. И ей не хотелось снова говорить о Дхиме, особенно когда предметом разговора становился Ахмед.

Она старалась не думать о вали с того самого момента, как о нем упомянули накануне вечером, однако тот разговор так и застрял в ее мыслях как напоминание о том, что ей тоже придется к нему пойти. Напоминание о том, что, при всем ее сложном отношении к Ахмеду, ей хочется к нему пойти. Лули рассеянно вертела это в голове так и этак, и мысль ушла только во время сна, снова превратившись в проблему, которую надо будет решить позже. Всегда – позже.

Буря унялась только рано утром, и тогда они упаковали свои припасы и отправились искать пропавшего вора. Лули решила, что Айша нашла какое-то другое укрытие, однако поблизости не обнаружилось ничего, что могло бы послужить убежищем. Не видно было и ее лошади. Лули подумала было о том, чтобы обратиться в ее поисках к компасу, но решила все-таки этого не делать: ей не хотелось демонстрировать принцу магические возможности этой реликвии. Омар ведь тоже вор, и она вполне могла предположить, что он украдет компас.

Возвращаться по своим следам было невозможно: буря полностью их стерла. Нельзя было определить, где именно они потеряли Айшу: если не считать редких колючек или кустов, пустыня целиком состояла из высоких дюн, глубоких выемок и приземистых скал. Единственным признаком цивилизации был Дхим, который сегодня, казалось, стал дальше, чем был накануне. Он представлял собой всего лишь мазок на горизонте, видимый только с возвышенностей.

Лули застонала, когда они прошли мимо чахлого желтого кустика, который им сегодня уже точно попадался. Наверное, ей все-таки надо использовать компас…

– Кажется, вдали есть еще пещера, – сказал Кадир. Он указал направление, и хотя Лули увидела только какие-то пятна, эти пятна были серого цвета, что казалось многообещающим среди желтых и красных тонов пустыни. – Я поеду проверить.

Он посмотрел на нее, приподняв одну бровь. «Дождись меня», – говорил этот взгляд.

Лули колебалась. Остаться наедине с принцем Омаром? Эта мысль заставляла ее нервничать. Не потому, что она его боялась, нет, но потому, что ей противно было находиться вблизи от него без Кадира. Однако…

Она покосилась на принца. Он был мрачен. Губы сжимались, но лицо выражало скорее тревогу, чем гнев.

«Такой он терпим», – подумала она и кивком сказала об этом Кадиру.

Стоило Кадиру уехать, как принц соскользнул с седла и стал подниматься на ближайшую дюну. Лули нахмурилась:

– Что ты делаешь?

– Хочу получше осмотреться.

Он помедлил, песок осыпался у него под ногами, а потом повернулся и выжидательно на нее посмотрел. Лули ощетинилась. Она не желала, чтобы на нее смотрели сверху вниз, хоть в переносном, хоть в буквальном смысле.

Когда они добрались до вершины, ноги у нее уже сильно ныли, однако открывшийся вид придал ей сил. На востоке – тень, которая была городом Дхим. А на западе она увидела точку, которой был Кадир. Он направлялся к серому пятну – и отсюда было видно, что это и правда пещера. Вдали видна была цепочка теней – возможно, от каравана, однако расстояние было слишком большим, чтобы Айша успела до него добраться за одну ночь.

Лули посмотрела вниз. Дюна, на которой они стояли, высилась над небольшой глубокой выемкой, окруженной песчаными склонами. Картина была впечатляющей, хоть и зловещей.

– Я что-то вижу, – пробормотал принц.

Он вытянул руку – и Лули увидела внизу что-то серебристое. С этого расстояния это было похоже на тень без владельца.

Лули съехала в долину даже раньше его, стремясь выяснить, что это.

Она закопалась в песок, чтобы извлечь кусочек цвета. Когда он оказался у Лули в руках, у нее оборвалось сердце.

Это был бархатный платок.

Омар вырвал невесомую ткань у нее из рук.

– Такой носила Айша.

Лули выпрямилась и огляделась. Если этот платок действительно принадлежал вору и сейчас оказался здесь, между дюнами; означало ли это, что она сама попала в эту впадину? Или его сюда просто принес ветер?

Омар рядом вдруг резко втянул в себя воздух. Он стремительно развернулся, прищуривая глаза.

– Что это за… – его взгляд был странно расфокусированным, – инфернальный звук?

Лули напрягла слух, но смогла уловить только далекий крик ястреба.

– Это голос. – Омар шагнул к дюне и остановился, наклоняя голову. – Женский голос?

Он приложил ладонь к громадной песчаной горе. Несколько мгновений он стоял неподвижно, щуря глаза. А потом начал копать.

Лули шагнула назад, чтобы ее не засыпал летящий песок.

– Ага, отличная мысль, Ваше Высочество. Я даже не подумала, что Айша могла зарыться в песок!

Принц продолжал копать словно одержимый, отправляя ей в лицо тучи пыли. Лули ахнула, что было глупо. Она вдохнула целую горсть песка и зашлась в кашле. Когда песок опал, горло у нее горело.

Она развернулась к принцу с проклятьем на губах, но оно с них так и не сорвалось. Несмотря на тучи осыпавшегося песка, дюна выглядела точно так же, как в самом начале.

А Омар исчез.

Она почти ожидала, что он выскочит прямо на нее. Этого не происходило, и на ее оклик принц не отозвался.

Магия?

Выяснить это можно было только одним способом. Из-под одеяния она достала компас. Еще не успев на него посмотреть, она уже знала, что именно он покажет. Прибор жужжал так, как обычно делал вблизи еще не обнаруженной реликвии.

И действительно: стрелка указывала прямо на стену из песка, подрагивая, словно от нетерпения. Лули настороженно посмотрела на дюну. Реликвии достаточно часто изменяли окружающее их пространство. Чем сильнее реликвия, тем больше это изменение. Но дюна?..

Она приложила ладонь к холму и вздрогнула: ее кольца нагрелись. Охваченная нерешительностью, она снова посмотрела на компас. Она еще никогда не отправлялась искать реликвию без Кадира. Никогда не уходила от него, не оставив способа ее разыскать. Но…

«Нужно просто схватить принца и выбраться. Я вернусь раньше, чем Кадир появится».

Она засунула компас в карман и шагнула вперед. На этот раз магия не стала от нее скрываться. Песок расступился, открывая вход, которого только что не было. Лули шагнула в темноту и исчезла из долины.

22
Мазен

Коридор был великолепен. От пола до потолка он был заполнен прекрасной сияющей мозаикой. Каменные колонны поддерживали своды, покрытые узорами из разноцветного стекла. Со стен свисали светильники в форме черепов с горящими белыми свечами, из-за которых кафельный пол сиял небесной лазурью. Хоть коридор и был зловещим, ничего прекраснее он в жизни не видел.

Мазен понятия не имел, как здесь оказался.

Он смутно припоминал, что увидел дюну. Раскапывал дюну. Упал в дюну. Оказавшись внутри, орал в кромешной тьме. Помнил, что паниковал, стучал кулаками по темным стенам, пытаясь найти выход. А потом – туман.

Он глубоко вздохнул и повернулся к растрескавшейся мозаике справа. Перед ним предстало скученное, хаотичное изображение – как он догадался, семи повелителей джиннов. Один джинн был наполовину человеком, а наполовину птицей, с человеческим торсом и ногами, но птичьими крыльями и головой сокола. Ему стало интересно, не тот ли это повелитель джиннов, которого взял в плен Амир.

Второго джинна изобразили поворачивающимся, его черты прятались за пеленой тумана. Третий держал череп в одной руке и скипетр в другой. У четвертого по спине шел плавник, а на коже сверкала чешуя. Пятый – джинн, облаченный в дару, состоящую из двух половинок: одна в сверкающих каменьях, а вторая – черная и изорванная. Последние два джинна оказались самыми странными: один был сделан из дерева, и между пальцами у него прорастали цветы, а второй был клыкастой тенью с блестящими красными глазами.

При виде его Мазен попятился и в ушах у него зашумело. Изображение напомнило ему теневую джинну. Но нет… Она же не могла быть повелительницей джиннов?

Он проглотил нервный смешок и заставил себя двинуться вперед. Каждый шаг гулко отдавался в тихом коридоре, а джинны со стен словно следили за ним своими взглядами.

«Без паники». Мазен снял кинжал Омара с пояса, надеясь, что оружие придаст храбрости. В развалинах было так тихо, что он слышал шорох своей одежды, отчаянный стук сердца. Обычно даже тишина имела свой звук – некую глубинную каденцию, которая оставалась незаметной, пока другие шумы не исчезали. Здесь отсутствие звука было полным. Неестественным.

«Без паники». Он заставил себя идти. И идти. И идти.

У Мазена сердце оборвалось, когда он снова увидел изображение семи джиннов. Он был уверен, что оно то же самое из-за камней, выщербленных точно в тех же местах. Он шел не по бесконечному коридору, а по одному и тому же месту.

Огонь поблизости дрогнул. Мазен крепче сжал кинжал. Мышцы его напряглись, дыхание прервалось, и он подумал: «Боги, прошу, не допустите моей одержимости, прошу…»

– Салам.

Он повернулся, выбрасывая кинжал перед собой. Лезвие взрезало пустоту. Говорившая оказалась так далеко, что кинжал даже кожу ее не тронул.

Мазен окаменел. Эту женщину он знал.

Длинные волосы блестели, словно полированное дерево, смуглую кожу покрывали веснушки, в золотистых глазах были рассыпаны карие пятнышки… Мазен опустил кинжал. Это были его глаза. Глаза его матери.

– Ума?

Он моргнул, и каким-то чудом она не исчезла.

– Хабиби, – прошептала она.

Он вздрогнул, но не отстранился, когда она приложила ладонь к его щеке. Кожа у нее была холодной (такой холодной!), но рука – невероятно мягкой. Когда она убрала руку, Мазену показалось, что она выдернула из него какую-то жизненно необходимую нить. Он моргнул – и мать пошла волнами, словно мираж.

– Ума…

Его пальцы прошли сквозь воздух.

– Хабиби.

Он повернулся и увидел, что она стоит чуть дальше по коридору и держит лампу, которая дает такой же резкий свет, как и свечи в светильниках. Она поманила его с нежной улыбкой:

– Иди за мной.

И он шагнул вперед.

– Куда ты идешь?

Шафия не ответила. Она повернулась и пошла прочь, и свечи моргали и гасли, когда она проходила мимо них. Темнота кусала Мазена за пятки. «Не важен», – шептал мрак. Он отшатнулся и поспешил за матерью.

Сердце гулко стучало у него в ушах и пульсировало в глазницах. Он смутно ощущал странную тяжесть во всем теле и нарастающее давление в голове. Железные кольца у него на пальцах стали слишком горячими и тесными, а потом перестали ощущаться. Каждый раз, когда он моргал, его разум затуманивался все сильнее, пока не опустел полностью, если не считать тихого напева. Коридора больше не было. Оставалась только мать, еле слышно напевавшая:

Звезды, они горят в ночи

И освещают шейху путь…

Мазен не знал слов, но обнаружил, что подпевает, прикрыв веки, наслаждаясь странной ностальгией, которая его охватила.

Они проходили по залам, расцветавшим у него на глазах. Только что они были в паутине и пыли, а в следующий миг на стенах разворачивались причудливые гобелены и под ноги ложились пышные ковры. Они вошли в диван, где скелеты сидели наш пиалами, полными жуков. Однако когда Мазен поравнялся с ними, скелеты превратились в живых людей, приветственно поднимавших свои чаши и восклицающих: «Спаситель! Спаситель!»

Ему не раз хотелось высказать свои вопросы. «От чего я вас спасаю?» – хотел он узнать. Или, возможно: «Как получилось, что ты жива, ума?» Однако желание пропадало, как только мать начинала петь.

Песня продолжала звучать у него в голове долго после того, как она остановилась, продолжала притуплять его мысли, когда мать нарушила тишину:

– Ты знаешь историю Королевы Дюн, Мазен?

Мазен услышал слова, но почему-то не смог уловить их смысл. Он улыбнулся, надеясь, что это окажется должным ответом.

Его мать улыбнулась в ответ. Это была все та же веселая улыбка, которая всегда возникала у нее на лице, – та, от которой в уголках ее рта появлялись ямочки.

– Она может осуществить твои желания. Даже невозможные. – Шафия остановилась у винтовой лестницы, уходившей в темную башню, и стала подниматься по шатким деревянным ступеням. – Но у всех желаний есть цена, – добавила она. – У Королевы будет к тебе просьба. Ты должен на нее согласиться, и тогда она исполнит твое заветное желание.

«Если ты пожелаешь, я могу даже воскресить мертвых».

Низкий, но мягкий голос ласкал его разум.

При этом звуке сердце у Мазена дрогнуло. В глазах помутилось, и мать исчезла. На ее месте возникло долговязое бледное существо с длинными руками и ногами и провалами вместо глаз. Оно заговорило с ним голосом его матери:

– Ты мне поможешь, правда, Мазен?

Мазен открыл рот, чтобы ахнуть, чтобы завопить, но тут тихая песня зазвучала снова, прогоняя его страхи. Существо исчезло: перед ним снова стояла мать, тревожно хмуря брови.

«Конечно, я тебе помогу, ума».

Она широко улыбнулась.

– Я знала, что ты меня не подведешь, Мазен.

Он заморгал, не заметив, чтобы эти слова были произнесены вслух. Но, конечно, это значения не имело: мать всегда умела читать по его лицу…

Он замер. Он забыл, что находится в теле Омара. Тогда как же…

– Мы пришли. – Она указала на бронзовые двери на лестничной площадке. – Помни, что я сказала. Если ничем не пожертвуешь, ничего не получишь.

Мазен медлил. Странный туман снова забирался ему в голову, не давая формировать мысли. Тут мать положила руку ему на плечо – и его сосредоточенность окончательно растворилась.

– Верь, Мазен. – Она сказала это заговорщическим шепотом. – Не все, что у нас украли, должно оставаться украденным.

Мазен отвернулся. Сделал глубокий вдох. И медленно пошел к дверям.

Он был хорошо знаком с потерями. Он потерял мать. Потерял свободу. А сейчас даже потерял свою личность.

«Я могу ее вернуть, – проговорил напевный голос у него в голове. – Могу вернуть твою мать».

За дверями оказался круглый зал, освещенный гаснущими факелами. Быстрый ветерок пробирался в трещины ветхих стен, колыша красно-коричневые занавеси. Если не считать шорохов, тут было неприятно тихо. Пустой круглый зал с растрескавшимися стенами.

Мазен шагнул внутрь и услышал хруст.

Посмотрев вниз, он увидел на плитках пола кости. Он смутно сознавал, что это зрелище должно его взволновать. Что, наверное, оно должно было стать причиной озабоченности. Однако ему некогда было тревожиться, так что он отложил это открытие, чтобы осмыслить позднее, и продолжил путь к каменному постаменту, возвышающемуся над морем костей. На постаменте лежал венец – кольцо искусно вырезанных золотых черепов. Какой-то уголок сознания Мазена недоумевал, почему его тянет сюда, однако он не позволил себе задержаться на этой мысли, потому что знал: венец осуществит его желания. Достаточно только взять его, и…

«И я снова стану Королевой».

Шагая к постаменту, Мазен начал напевать. Кости зашептали, когда он потянулся к золотым черепам. «Королева, Королева, Королева». Это слово пульсировало у него в теле. В кончиках пальцев.

Он ухватил венец из черепов.

23
Лули

«Огонек? Проснись, Огонек!»

Казалось, весь мир превратился в черный пепел.

«Лули! Лу-Лу-Лули!»

Лули вздрогнула.

– Баба?

Так нелепо звал ее только отец. Она сонно всматривалась во мрак, пытаясь его найти.

«Я здесь, Огонек».

Странная темнота стремительно исчезла, открыв коридор, заполненный искусной мозаикой и зловещими светильниками в форме черепов. Она всмотрелась в эту тьму, но конца коридора не увидела. В воздухе повисла вязкая тишина, заставляющая неприятно ощущать собственное дыхание. Однако тишина нарушилась раньше, чем Лули успела это обдумать.

– Сюда, Лули.

Тут она увидела его в отдалении, силуэтом в голубом свете свечей: своего отца. Широкоплечего и высокого, с темно-карими глазами, которые постоянно лучились смехом. В одной руке он держал светильник, а другой манил ее к себе.

– Баба?

Ее сердце гулко стукнуло. Один раз. «Не может быть». Второй. «Ты умер».

Она ошеломленно пошла к нему. Или, вернее, попыталась: с каждым ее шагом он словно сильнее отдалялся.

– Огонек! – позвал он издалека. – Иди. Следуй за мной.

Отец повернулся, и его одеяние – такое же, какое носила она в роли Полночного Купца, – скользнуло по полу.

Она медлила. Это явно уловка. Ей некогда гоняться за миражами по темным коридорам. Она обернулась в поисках входа, но увидела только тупик.

Это переполнило ее досадой. «Прелестно!»

– Быстрее! – позвал призрак. – В темноте бродят неприятные твари, Огонек.

И действительно: она заметила какое-то движение, шепоты. Содрогнувшись, она двинулась вперед, мысленно составляя план. Шаг первый: не дать разумной темноте себя сожрать.

Но хотя она могла уйти от темноты, убежать от голосов не удавалось. Чем ближе она оказывалась к миражу отца, тем громче они становились. Она стиснула зубы и прикоснулась к своим кольцам, сосредоточилась на обжигающем кончики пальцев жаре. «Ничего этого нет. Это магия. Это…»

Ее отец запел:

Звезды, они горят в ночи

И освещают шейху путь.

Лули замерла. Откуда она знает эту песню? Чем больше она об этом думала, тем сильнее туманился ее разум, пока там не остались одни только слова этой песни. Песня наполнила ее теплом и томлением, заставила почувствовать, будто она возвращается домой.

– Да, – мягко сказал отец, – мы возвращаемся домой.

– Домой?

Она произнесла это слово еле слышно. Лули уже давно не возвращается, потому что… Потому что что-то случилось. Она вспомнила огонь, боль и смерть. Вспомнила утрату – и свое неприятие этой утраты. Вспомнила нежелание вспоминать.

– Домой, – ласково подтвердил отец. – Но сначала нужно всех вернуть.

Лули медленно кивнула, решив, что это звучит разумно. Даже убедительно. Отцу можно довериться: он еще никогда не вел ее в неправильном направлении. Никогда…

Тут пришло воспоминание. Треснувшее и хрупкое, словно разбитое стекло. Она сидит у костра, коленом к колену отца. Он запускает руку в карман и достает плоский диск из дерева и стекла. Компас. «В пустыне много таинственных вещей, Огонек. Если тебе попадутся такие предметы, с ними надо быть очень осторожной, потому что может оказаться, что они зачарованы джиннами».

Она вспомнила, какими теплыми были его руки, положившие этот компас на ее ладони. «Значит, этот компас наполнен магией?» – спросила она.

Он рассмеялся.

«У меня он не работает, но, может, тебе путь покажет».

Воспоминание ускользнуло. Лули прищурилась, стараясь снова сфокусироваться. Они как раз собирались завернуть за угол, когда ее взгляд зацепился за особенно мерзкую мозаику. На ней моряки беспомощно погружались в иссиня-черный океан, напрасно протягивая руки к небу. Рты у них были распахнуты, глаза нелепо выпучивались. Лули чуть повернула голову и увидела бога, к которому моряки взывали: женщину с неестественной перламутрово-белой кожей и черными глазами, блестящими, словно тушь. Ее спутанные волосы были хлопьями пепла, которые горели, словно угли, и падали на землю. Шею ее обвивал воротник из золотых костей.

– Лули? – позвал отец, но голос его был очень далеким.

Она приложила руку к мозаике. Изображение оказалось холодным. Достаточно холодным, чтобы напомнить ей об ее обжигающих кольцах. Реальность обрушилась на нее. Она внезапно вспомнила, где именно слышала эту песню. «Кадир. Эту песню напевает Кадир!»

Она повернулась, но мираж уже ушел далеко вперед. Свет стал крошечным голубым пятнышком в темноте. А потом он пропал. Огонь погас, и все вокруг исчезло.

Тихий напев в голове превратился в резкий звон, от которого заложило уши и подогнулись колени. Лули ощутила вкус металла – кровь у себя на губах. У нее носом пошла кровь, а голова разболелась так, что она ощутила близость обморока.

«Беги! – подумала она, и приказ оказался жестким, как у Кадира. – Беги, или умрешь!»

Она повернулась и побежала, ни о чем не думая. И темнота погналась за ней. Она падала Лули на плечи, хватала за лодыжки и орала в уши: «Убийца джиннов! Убийца!»

Ей было слишком страшно, чтобы возражать.

Ах, если бы ее светящийся шар не разбился у султана в диване! Как он сейчас пригодился бы – хотя бы показал врага. Но нет: она одна, она…

Внезапно оказалась под чем-то, топорщащимся острыми краями и углами. Паникуя, она ударила локтем. Раздался хруст, что-то с шипеньем отшатнулось. Она вскочила и бросилась бежать. Когда она позволила себе оглянуться, темнота уже целиком поглотила того, кто на нее напал.

Лули все еще бежала, когда тьма рассыпалась на кусочки голубого золота. Она слишком поздно сообразила, что это кто-то, держащий светильник. Она врезалась в него, и оба рухнули на пол, переплетая руки и ноги.

Лули высвободилась и села. Она ошеломленно уставилась на пригнувшуюся перед ней Айшу бинт Луас: глаза у той сверкали кинжалами. Айша наставляла на шею Лули нож, но опустила его, разглядев ее лицо. Это были мгновения напряженной неуверенности.

«Истина или иллюзия?»

Лули еще не определилась, когда Айша вскинула руку и метнула нож.

Нож пролетел у нее над плечом. Лули услышала звук рвущейся ткани, а потом вопль, от которого у нее все кости затрещали. Подобного звука она никогда в жизни не слышала – и тем не менее его опознала.

Это кричал ее отец.

Развернувшись, она увидела то, что кричало голосом ее отца. Проклятая жилистая тварь, напоминающая человека, с впавшими глазами и отслаивающейся плотью, с чересчур длинными конечностями и скрежещущими костями, прорывающими слишком тонкую кожу, словно ножи.

Гуль.

«Не мой отец».

Эта мысль сработала как сигнал тревоги: она вытащила кинжал Кадира и бросилась на гуля. Паника придала ей жестокости: она отсекала бескровную плоть с костей без передышки. Колола, резала и била – а потом уничтожать стало нечего. Она вся дрожала, разбивая последние обломки костей в пыль.

Лули уже сталкивалась с гулями, но не так – без искажающих иллюзий. Для нее гули были ищейками, почти слепыми тварями, ощущавшими запах магии издалека и преследующими людей, у которых находился ее источник. Они были хитрыми тварями: их самым смертоносным умением было приглушение звуков. Часто при их приближении на пустыню опускалась неестественная тишина.

Ну что ж, теперь хотя бы стало понятно, почему до этого в коридоре было так тихо.

Айша бинт Луас со вздохом прошла мимо нее.

– Салам, аль-Назари.

Лули изумилась ее спокойствию. На плаще и волосах Айши все еще поблескивал слой песка, принесенного бурей, но в остальном она была цела и невредима. Лули невольно почувствовала раздражение. Она пришла сюда спасать эту женщину, а та имеет нахальство вздыхать, словно это Лули доставила ей неудобство!

– Где ты была? Мы тебя повсюду искали!

Лули даже не пыталась смягчить свой голос.

Айша заправила кинжал за пояс.

– Казалось бы, ответ очевиден. Я охотилась за джинном. Он даже был так любезен, что пригласил меня к себе домой.

Лули вспомнила, какое странное лицо было у принца, когда он стоял перед той дюной. Он сказал что-то насчет того, что слышит женский голос. Сейчас ей пришло в голову, что он мог оказаться под чарами голоса раньше ее, и не исключено, что все еще находится под ними. Однако это казалось маловероятным. Тот Омар, которого она знала, был убийцей, а не жертвой.

– Вот что ты говоришь, когда оказываешься у джинна в ловушке в погребенных под песком развалинах? – Лули нахмурилась. – Что он пригласил тебя к себе домой?

Айша ответно нахмурилась.

– Поосторожнее, купец. Я не намерена терпеть твои ехидные высказывания.

– А я не намерена терпеть воров, которым спесь не позволяет признаться, что они заблудились. Если ты такой хороший охотник, то почему до сих пор не нашла этого джинна?

Айша молча отвернулась и пошла прочь. Лули двинулась за ней.

– Ну и?

Она уже собиралась вытянуть руку и схватить Айшу за плечо, но не стала, заметив отметины на ее руках. Обычно Айша не распахивала плащ, так что Лули не обращала внимания на узоры, нанесенные хной на ее руки: сложные цветочные композиции, обвивавшие локти и уходящие на плечи. Она сочла бы их неуместными, не будь у них столько шипов и бритвенно-острых листьев.

Однако Лули остановил не сам узор, а отметины под хной – многослойные шрамы, которые рисунки на коже Айши одновременно прятали и подчеркивали.

Вор обернулась.

– Ты что-то хочешь сказать, купец?

– Довольно глупо задавать вопрос, когда ты не ответила на предыдущий.

Они с Айшой обменялись неприязненными взглядами. Лули заставила себя не моргать.

В итоге Айша отвернулась.

– Хочешь услышать правду? Да, я заблудилась. Я заблудилась во время песчаной бури, а теперь застряла в этой проклятой дыре. У меня не получается найти выход с тех самых пор, как меня сюда затянуло. Если у тебя имеется масса прекрасных идей, то почему бы тебе не указать нам на выход?

Лули вспыхнула. Помимо ножа при ней было всего два предмета. Наверное, если и пускать их в дело, то сейчас.

Сначала она достала компас, но тут же отказалась от попытки им воспользоваться: стрелка вращалась словно безумная. Даже мысленный приказ не смог ее остановить. Монета только подтвердила, что она действительно заблудилась и выход действительно есть, где-то.

Айша хмыкнула.

– Так что даже хваленый Полночный Купец в растерянности.

– Ты не могла бы помолчать? Я думаю.

Лули вспомнила, что гуль прикинулся ее отцом. Он пытался куда-то увести ее – до того как она вышла из транса, – в этом сомнений не было.

Она посмотрела на Айшу.

– Гуль пытался тебя куда-то вести?

Губы Айши скривились.

– Далеко не ушел, но да.

По особо мрачному взгляду вора Лули догадалась, что гуль тоже был искажен иллюзией. Ей стало интересно, кого та видела. Кого-то из близких? Или презренного хозяина, убийцу джиннов?

Айша бесстрастно спросила:

– Что ты хочешь сказать?

Лули представила себе свое любопытство как язычок пламени – и затушила его. Ей меньше всего нужно еще прочнее привязывать себя к убийце джиннов. Она качнула головой:

– Думаю, гули – это ключ к поискам пути отсюда.

Айша выгнула бровь.

– Выбраться отсюда можно только в сопровождении гуля?

Разве она это имела в виду? В физическом плане у гуля не было ничего такого, чего не было бы у них самих. Он нес фонарь, но фонарь есть и у них. Он шел по коридорам точно так же, как сейчас идут по ним они. А еще он…

– Песня!

Осознание пришло как удар молнии.

Айша скрестила руки.

– Наверное, если это завывание можно назвать песней. Ну и что?

Ей пришла в голову нелепая идея. Настолько нелепая, что она чуть было не засмеялась в голос. Однако сейчас не было только песни, так почему бы не попробовать?

Она повернулась к бесконечной тьме и набрала в грудь воздуха. Не обращая внимания на вспыхнувшие щеки и спазмы в животе, она позволила песне Кадира угнездиться у себя в мыслях. Сосредоточилась на словах, стараясь не думать о том, что их пел Кадир.

Звезды, они горят в ночи

И освещают шейху путь…

Слова приходили – поначалу медленно, а потом все быстрее: неподвижное озеро превращалось в стремительный поток. Она отрешилась от хохота Айши и сосредоточилась на песне.

 
«Иди к ней, иди, – твердят они, —
К звезде твоих очей.
Иди к ней, иди,
К компасу сердца твоего…»
 

Лули казалось, что она парит. Песня превратилась в карту, слова – в тропу через смутное, незнакомое воспоминание. Она пела – развалины вокруг размывались и превращались в великолепный дворец из мрамора и золота. Все было ослепительно-ярким.

 
Солнце согревает песок
И распаляет сердце шейха.
Она ждет в тени, солнце говорит:
«Возлюбленная из твоих снов
Ждет в тени, в тени…»
 

Ноги Лули двигались сами по себе, ведя ее по дороге, которая вилась через прошлое и настоящее. Она проходила через комнаты, одновременно полные и лишенные красок, через дворы, заросшие растениями и усыпанные пеплом. Они миновали залы с толпами веселых танцующих, а в следующий миг – с безжизненными скелетами, коридоры, сияющие новизной и поблекшие от времени. А потом наконец оказались у ненадежной на вид лестницы.