Текст книги "Никогда тебя не отпущу"

Бежать.

Ноги. Я должна переставлять ноги. Какая-то внутренняя сила кружит меня так быстро, что из рук выпадают ключи. Они падают, как в замедленной съемке, ударяются о тротуар с металлическим лязгом, который эхом отдается по мостовой. Я наклоняюсь, хватаю ключи и выпрямляюсь.

– Линдси.

Он идет ко мне. Расстояние уменьшается.

– Прочь от меня.

Я стою прямо, сжимая в руке ключи, как меч. Понятно, что толку от них никакого. Это просто кусок металла.

Он останавливается, подняв ладони вверх:

– Я был в банке и не знал, что ты здесь.

– Зачем ты приехал?

Это не важно. Я знаю, зачем он здесь. Мне нужно убираться прочь, но ноги словно приросли к асфальту. Я оглядываюсь, надеясь увидеть людей, но земля словно разверзлась и всех их поглотила. На улице нет ни автомобилей, ни прохожих.

– Строительная компания, в которой я работаю, получила новый контракт в Догвуд-Бэй. Я подыскиваю жилье для аренды.

Нет. Он знал, что мы тут поселились. Он спланировал это.

– Я не хочу, чтобы ты жил здесь. – Я ненавижу свой дрожащий голос и свою слабость. Мне хочется, чтобы он звучал сильно и властно, но он такой, как у умоляющего ребенка.

– Я понимаю, но я еду туда, куда нужно по работе. Времена сейчас сложные.

Для него никогда не бывало сложных времен. Я рада, что теперь о них говорит именно он. Я чувствую злость.

– Ты не можешь видеться с Софи.

– Ей через месяц исполнится восемнадцать.

– Она не хочет иметь с тобой ничего общего.

И все же он прав. Ей почти восемнадцать. Я не могу этому препятствовать. Я ничего не могу с этим поделать.

– Она меня не знает.

– Я хочу, чтобы так и оставалось. Она хороший ребенок. Не порть ей жизнь.

– Я изменился, Линдси. Я уже не тот, за кого ты выходила замуж. Я посещал психолога в тюрьме, а сейчас хожу в общество «Анонимных алкоголиков» и уже одиннадцать лет и капли в рот не брал.

Мне бы хотелось вонзить ключи ему в глаз и колоть, колоть его, чтобы он не смог больше на меня смотреть.

– Я ни на минуту не поверю в то, что ты изменился.

– Давай не будем об этом говорить прямо на улице. Могу я угостить тебя кофе?

– Я никуда не собираюсь с тобой идти.

Я не должна удивляться тому, что он действительно думает, будто я с радостью выпью с ним чашечку-другую кофе. Его способность игнорировать реальность просто поразительна. Похоже, что в его воображении мы старые друзья. Я разворачиваюсь, чтобы уйти.

– Линдси! – окликает он меня, но я продолжаю идти. И тут его голос снижается на октаву, но остается достаточно громким, чтобы я могла услышать: – Я знаю, что ты сделала. Я знаю, что ты подмешала мне той ночью.

Слова бьют мне в спину и едва не сбивают меня с ног. Я спотыкаюсь, тротуар расплывается в глазах. Мне кажется, что я падаю в обморок, и я зажмуриваю глаза, чтобы прогнать панику. «Нет, нет, продолжай идти».

Едва переставляя ноги, я оглядываюсь через плечо. Он все еще наблюдает за мной. Моя машина припаркована тут же, и значит, теперь он знает, что я езжу на голубой «мазде». Руки мои дрожат, когда я пытаюсь засунуть ключ в замок. Я смотрю на них, силюсь стиснуть пальцы, чтобы немедленно оказаться в машине. Злость помогает, делая меня сильнее. Я сажусь в нее и уезжаю как можно быстрее, прочь отсюда.

Я опаздываю на десять минут, но тем не менее Маркус открывает дверь с широкой улыбкой.

– Я уже начал недоумевать, куда ты пропала, – говорит он. – Подумал, что ты решила заскочить в «Дэйри Куин»[12]12
  «Дэйри Куин» – сеть закусочных быстрого питания, включающая более 5,7 тыс. заведений в США, Канаде и других странах. Специализируется как на продаже гамбургеров, так и на десертах.


[Закрыть].

Знаю, что это шутка, – он всегда меня дразнит с тех пор, когда я появилась с двумя порциями мороженого «Близзард» для каждого из нас, – но сегодня мне не удается выдавить из себя улыбку.

– Извини. Надеюсь, я не испортила твой график.

– Я сам припозднился.

Маркус никогда не опаздывает. Он сказал это, чтобы меня успокоить. Я двинулась за ним, а затем упала в одно из его кресел.

– Я видела Эндрю в городе. Он был у банка.

Мне тяжело выдавливать из себя слова, принять то, что произошло. Мой голос звучит так, будто я запыхалась, пробежавшись по лестнице.

– Он преследует тебя?

Маркус сел в кресло напротив меня, его темные брови нахмурились, и вид у него стал суровый.

– Он говорит, что переехал сюда по работе, но это вздор. Он пытался донести до меня, что изменился. – Я с горечью смеюсь. – Ни черта он не изменился.

Мне хочется рассказать все Маркусу – о тех таблетках, о которых говорил Эндрю, – но я должна хранить эту жуткую тайну.

– Господи, Линдси! – Маркус наклоняется вперед, сжимает мою коленку. – Мне и правда жаль.

Он впервые прикасается ко мне не на тренировке, его рука кажется очень крепкой, когда он утешает меня.

– Я звонила полицейской. Она говорит, что, по его словам, он работал в то утро, когда кто-то забрался в дом моей клиентки. Знаю, что он лжет, но у них нет достаточных оснований, чтобы проверить его снова или обвинить в преступлении. Они не собираются тратить свое время на него.

– Ты можешь получить охранный ордер?

– Потребуется нечто большее, чем одна встреча с ним, и он не делал ничего угрожающего. И даже с ордером я не смогу помешать ему переехать в этот город. Он свободный человек.

– Порой я действительно ненавижу эту систему. Она защищает всякий сброд.

Он смотрит в окно, сжав губы, и я задумываюсь, не нахлынули ли на него воспоминания о Кэти.

Он поворачивается ко мне:

– Если тебе понадобится выехать на некоторое время из города, у меня на острове есть домик у озера. Вы с Софи можете пожить там.

– У тебя есть дом у озера?

– Он уже давно принадлежит моей семье. Это тихое, спокойное место, где можно погрузиться в размышления о жизни.

Маркус, должно быть, проводил там время со своей женой и дочерью, и такое предложение мне льстит, но это последнее место, где я хотела бы оказаться, – отдаленное, у озера, на острове, где Эндрю знает каждый дюйм как свои пять пальцев. Не очень-то внушает спокойствие.

– Спасибо, но не важно, где мы остановимся. Единственное, что заставит меня почувствовать себя в безопасности, – его возвращение в тюрьму. – Я выдавила из себя улыбку. – Это только вопрос времени.

Он улыбается мне в ответ, но все еще выглядит обеспокоенным.

– Я серьезно…

– Знаю. Мне просто хочется, чтобы все было хорошо. Я подумаю об этом, ладно?

Он кивает.

– Если понадобится, дом в твоем распоряжении.

Тренировка длится, пока я не выдыхаюсь, руки и ноги ноют от усталости. Затем я поспешно принимаю душ, расположенный рядом с залом, и натягиваю свежую одежду. Поток эндорфинов, хлынувший в мою кровь во время тренировки, уже иссяк. Когда я только приехала в дом Маркуса, я была потрясена, я вся оцепенела, не готовая взглянуть правде в глаза. Но сейчас я чувствую все ее грани.

Эндрю переезжает в Догвуд-Бэй, и он хочет видеться с Софи.

В гостиной я останавливаюсь у окна с видом на океан, на вздымающиеся вдалеке зимние волны, на серые облака, тяжелые и раздувшиеся. Я наблюдаю за ними с минуту, пытаясь делать успокаивающие глубокие вдохи. Нельзя давать волю слезам. Я думаю о Софи. Что мне ей сказать? Снова начинаю паниковать. Все будет хорошо, буквально через минутку.

Я выравниваю книги на столе, просматриваю их названия. Маркус читает все, но, похоже, его больше влечет к мемуарам и биографиям. Я обращаю внимание на одну из них, посвященную скорби, листаю первые страницы и думаю о нем и его дочери. Потом аккуратно кладу книгу на место.

Маркус сейчас на кухне, готовит кофе. Он тоже после душа, волосы у него влажные и взъерошенные.

Он приподнимает кружку:

– Время кофе?

– Конечно. – Я беру кружку и сажусь. – Ну, и как продвигается твой труд?

Маркус работает над книгой о своих путешествиях вокруг света, о том, как разные культуры относятся к смерти и скорби. Он дал прочесть мне несколько глав. Они пленили меня, и я надеюсь, что он даст мне еще. Пока он рассказывает о своих последних исследованиях, я пытаюсь сосредоточиться на его речи, но продолжаю думать о последних словах Эндрю, сказанных возле банка. Он это так не оставит. Все эти годы он знал и ничего не предпринял по этому поводу. До сегодняшнего дня. По моей коже пробегает холодок, заставляя меня дрожать. На миг мне кажется, что он сидит рядом со мной, нашептывая мне в ухо: «Я предупреждал тебя, – говорит он. – Я предупреждал тебя».

Глава 11. Линдси

Октябрь 2005 г.

В то утро он ушел еще затемно, коснувшись губами моей щеки. Я притворилась, что сплю, хотя не спала почти всю ночь, слушая его дыхание и тиканье часов.

Я заставила себя встать, убрала на кухне, чтобы Софи не увидела разбитые тарелки в раковине, остатки мясного рагу, размазанные по полу. Он так разозлился из-за того, что я его не дождалась. Как будто мне хотелось сидеть с ним за столом и наблюдать, как он жрет, хуже неряшливого старикашки: голова склонена, еда падает с вилки раньше, чем он доносит ее до рта.

Последние две недели он рано уходил на работу и часто возвращался домой грязный, изможденный и неопрятный, когда Софи уже спала. Но после того, как однажды ночью его остановил полицейский и на сутки лишил прав, он начал жевать мятную резинку, словно она могла приглушить запах пива. Он сказал, что полицейский – чересчур ретивый засранец.

Убравшись в кухне, я приготовила обед для Софи, а затем двинулась по коридору к ней в комнату, громко напевая нашу «песенку для пробуждения»:

– Я люблю тебя! Ты любишь меня!

И она ответила слабеньким голоском:

– Вот такая мы счастливая семья!

Я открыла дверь, забралась к ней под теплое одеяло и щекотала ее до тех пор, пока она не вылезла из кровати, извиваясь и громко хохоча.

– Мамочка! Перестань!

Я повезла Софи в школу, и по дороге она все время подпевала радио. Наши глаза встретились.

– Сегодня будет отличный день, мамочка.

Она была в этом уверена. Она и вправду верила, что в мире все хорошо. Что папа и мама любят ее и она в безопасности. Это именно то, чего я хотела. Мне бы и самой хотелось чувствовать то же самое.

– Да, малышка.

Я припарковалась за одним из автобусов и подождала, пока она выберется из детского сиденья.

– Учись хорошо.

Я крепко ее обняла и провожала взглядом до тех пор, пока она не вошла в здание. Потом я отправилась домой, чтобы выплакаться в душе. Я прямо-таки заходилась в рыданиях и диких панических воплях. Прислонившись к мокрой плитке, я подождала, пока слезы иссякнут, сосредоточившись на своем дыхании. Вдох. Выдох. Вдох. Выдох. Я должна взять себя в руки. Сегодня слишком важный день, чтобы все испортить.

Я вытерлась, высморкалась, отправила салфетку в урну. Эндрю снова выбросил мой журнал «Пипл». Ванная – моя слабость, единственное место уединения. В тот день, когда я отвезла обед к нему на работу, вернувшись домой, я долго сидела в теплой ванне, пытаясь унять свою дрожь. Взять Софи и убежать? Будет ли он преследовать меня? Я подумала о бетоне, представила себе, как он обволакивает мое тело. Когда Эндрю пришел домой, я все еще сидела в ванне, и он напугал меня, толкнув дверь. Войдя, он сел на край ванны. Я прижала колени к груди, слишком ошеломленная, чтобы кричать. Вот и все. Он сейчас засунет мою голову под воду и будет ее там держать.

– Я думал о том, что ты сказала утром, – произнес он. – Ты никуда не уйдешь. Я не хочу причинять тебе вред, но, может быть, я не смогу себя остановить. Я тебя слишком люблю, чтобы позволить тебе уйти.

Я пыталась что-то ответить, думала о том, что должна сказать ему: «Ты не можешь вынудить меня оставаться с тобой. Любви больше нет». Его взгляд заставил меня замолчать.

– Просто дай мне немного времени, – сказал он. – Все наладится. – Он встал на колени рядом с ванной, погладил меня по затылку. – Не разбивай мне сердце.

Так что я осталась. Не ради него. Я осталась ради Софи, не переставая думать о яме в земле. Я не хотела, чтобы моя дочь росла без матери, всю жизнь уверенная в том, что я ее бросила. Мне нужно больше стараться. Стать по-настоящему хорошей женой. Я должна заставить себя это сделать.

Это произошло год назад. Ничто так и не изменилось к лучшему.

Я взглянула на часы, когда месила тесто для пирога, и ощутила тревожное волнение. До обеда еще три часа. Каким сегодня будет Эндрю – улыбающимся или молчаливым и унылым? Нужно закончить этот праздничный пирог ко дню его рождения и заехать за продуктами до того, как он вернется к обеду. Мысленно я пробежалась по списку. В доме было безукоризненно чисто, я повесила венок Хэллоуина на входную дверь и подготовила тыквы, чтобы Софи могла вырезать на них все, что пожелает, когда вернется из школы.

Обычно в день рождения Эндрю мы ужинали в ресторане, но в этом году он сказал: «Давай останемся дома. Не нужно этой суеты». Я не знала, что он подразумевал: действительно ли не хотел суматохи или, наоборот, желал, чтобы я занялась устройством праздника и у него появилась причина разозлиться на меня за то, что мы всего лишь поужинали дома.

Мои пальцы скользнули вниз по металлической ложке, и тесто шлепнулось на стол. Я поспешно все вытерла. Присев, я прижала руки к вискам, пытаясь унять головную боль, везде меня преследовавшую.

Я подумала о тех скромных денежных средствах, которые положила в банку и закопала в саду под кленом. Эти деньги я сэкономила на хозяйстве, добавляя к ним наличные, которые находила в его карманах. То было единственное место в саду, которое нельзя было увидеть через камеры, но, так или иначе, я всегда таскала с собой садовый инвентарь. Я не переставала думать о том, как можно заработать деньги. Убирать в соседских домах, работать сиделкой? Но я не могла сообразить, как мне не попасться при этом.

Я встала и посмотрела на оранжевое тесто, опустила в него палец для пробы. Четырехслойный тыквенный пирог с творожной глазурью, как готовила мама. Я напишу его имя на глазури и надену синее платье, которое он мне купил. Хотя всего этого будет недостаточно.

Мрачная хэллоуинская музыка в магазине заставила меня стиснуть зубы, да и скелеты в конце каждого ряда, с их светящимися глазами, выглядели зловещими, совсем не смешными. Я забросила продукты в тележку, проскочила через кассу. Выйдя из магазина, я обнаружила, что стелется густой туман, скрывая горы, пылающие золотым, красновато-коричневым и темно-фиолетовым. Влажный осенний воздух каплями ложился мне на лицо. Они были как слезы. Домой пришлось ехать медленно, сосредотачивая внимание на разделительной полосе.

Грузовик Эндрю уже был во дворе. Я так резко припарковалась, что ремень безопасности врезался мне в живот. Он приехал на полчаса раньше обычного.

Я вышла из машины, положила руку на капот грузовика. Холодный. Машина была девственно-белого цвета: ни следа рабочей грязи, ни пылинки, шины блестели, обода отливали серебром. Когда у него было дурное настроение, он всегда вылизывал свой грузовик.

Я подскочила к парадному крыльцу с продуктами в руках, толкнула дверь.

– Эндрю? – Никакого ответа.

Я зашла на кухню. Он сидел за столом, перед ним стояла миска. Кастрюля все еще была на плите, пустая консервная банка из-под томатного супа валялась рядом с раковиной. Он ненавидел консервированные супы.

– Извини, – сказала я. – Мне нужно было раньше приехать домой. В магазине сущий дурдом. Я могу сделать тебе бутерброд. В пекарне сказали, что хлеб свежий.

Я вынула буханку ароматного хлеба и несколько кусков индейки из пакета и быстро засунула остальные продукты в холодильник. Он молча сидел за моей спиной. Я решилась оглянуться. Он смотрел на меня, прищурившись.

– Слишком много мускатного ореха в пироге.

Я увидела другую тарелку на столе, пустую, с пятном белой глазури. Повернувшись, я взглянула на лоток, стоявший на стойке. Он отрезал себе кусок пирога.

Я заставила себя посмотреть ему в глаза.

– Я испеку другой.

– Дерьмово выглядишь.

Я коснулась своих волос:

– Они мокрые…

Он откинулся на спинку стула, продолжая смотреть на меня.

– Я приведу себя в порядок.

Шагая по коридору, я пыталась не растерять мысли. Он отчего-то вне себя. Может, из-за того, что меня не было дома? Может, я что-то упустила? Я до блеска вымыла кухню.

Толкнув дверь в ванную, я тут же замерла. Косметика была разбросана повсюду, пудра, румяна – все смешалось на полу, белая плитка перепачкана разными цветами. Дверки шкафчика раскрыты. Бутылки шампуня, мыло, зубные ополаскиватели, лосьоны – все было выброшено. Одна из бутылок открылась. Бледно-голубая радужная пена для ванны просочилась в это месиво, источая приторный запах.

Я опустилась на колени и трясущимися руками схватила коробку с тампонами. «Нет, нет, нет».

Сзади раздался звук шагов. Они остановились у двери. Эндрю стукнул кулаком по дверной коробке. Я закрыла глаза, плотно сжала веки, перед тем как открыть их снова, и медленно повернулась.

Он держал блестящий, отливающий серебром пакетик с таблетками.

– А я-то думал, – начал он, – как же у Линдси так легко получилось забеременеть в первый раз, а сейчас никак? Врач говорит, что причина не во мне.

Я встала, уперлась спиной в столешницу, жесткий угол врезался в кожу.

– Я не готова заводить еще одного ребенка. Я пыталась тебе это сказать.

– Ты заставила меня думать, что дело во мне.

– Нет! Я не это имела в виду…

– Ты лживая сука.

Меня отшатнуло прочь от ненависти, отражавшейся на его лице.

– Ты заставил меня лгать. – Во мне самой разрасталась ярость. Негодование, которое я так долго держала в себе, вырвалось наружу. – Как я могу хотеть другого ребенка, если ты так со мной обращаешься?

– Как я с тобой обращаюсь, Линдси?

Его голос был холодным, и я знала, что зайду далеко и тревожные звоночки в моей голове отключатся, и это было здорово: я наконец-то нанесу ответный удар.

– Как с ничтожеством. Как со своей служанкой или ребенком, которому не дано права ничего решать. Как с той, которую ты не любишь.

– Похоже, что ты все-таки для себя кое-что решила, не так ли? Но все изменится.

Он двинулся на меня, и я вжалась в столешницу, но он протиснулся мимо.

Он встал над унитазом, вынул таблетки из пакетика и высыпал их в воду. Подойдя ближе, он остановился напротив и уперся руками в столешницу по обе стороны от меня.

– Ты, кажется, не понимаешь, как чертовски здорово, что у тебя есть я. Тебя больше никто не захочет, Линдси. Ты не такая уж смышленая и уже совсем не милая.

– Тогда отпусти меня, – сказала я. – Разведись со мной. Мы можем согласовать совместную опеку.

– Этому не бывать.

– Не тебе решать, – ответила я, удивившись, как уверенно звучит мой голос. – Суд решит.

– Ты думаешь, я буду сидеть и ждать этого? Если ты когда-нибудь уйдешь от меня, если ты даже попытаешься уйти от меня, у Софи останется только один родитель, ты меня понимаешь?

Я больше не могла говорить. Сердце билось в груди, мне казалось, что я упаду в обморок, но я заставила себя кивнуть. Он стоял в дюйме от меня, впиваясь в меня взглядом. Схватив меня за волосы, он больно дернул за них и прошептал мне в ухо:

– Я заберу Софи из школы, и мы поедем ужинать в город в честь дня моего рождения. Ты не приглашена.

Эндрю отпустил меня, и я прислонилась к умывальнику. Он прошел через дом, громко топая. Я побежала за ним через коридор. Он уже был снаружи, спускался по ступенькам. Я поискала ключи на стойке, порылась в кошельке, медленно повернулась, оглядывая комнату, проверила крючок у двери. Ключи пропали.

Полоска света скользнула по стене гостиной. Я встретила их у парадной двери. Эндрю зашел первым. Я посмотрела ему в лицо, заметила, что его щеки и нос раскраснелись. От холода? Или он пил? Боже, пожалуйста, скажи мне, что он не был пьян, когда вез Софи в грузовике! Софи шла за ним, волоча школьный рюкзак. Она вся съежилась в своем пальто, но глаза светились счастьем.

– Привет, мамочка!

– Малышка, я волновалась. – Я упала на колени перед ней, погладила ее по плечам. – Почему ты такая холодная?

Ее коса сбилась на сторону, и тонкие волоски свисали ей на лоб. Я пригладила их назад и снова посмотрела ей в лицо. Она не казалась расстроенной, но все же накручивала прядь волос на палец и смотрела на отца. Позже она стала ходить за ним по всему дому, когда он являлся пьяный, либо садилась рядом с ним на диване, пока я не прогоняла ее спать или не подкупала ее обещанием рассказать новую сказку на ночь.

– Я в порядке, мама.

– С ней все хорошо.

Эндрю сбросил ботинки, и они с глухим звуком стукнулись в стену позади меня. Я старалась не вздрагивать, осознавая, что дочь смотрит на меня очень пристально. До меня донесся звук удара, когда он входил в гостиную. Вряд ли он споткнулся.

– Где вы были? – спросила я у Софи, пытаясь говорить бодро.

– Оставь ее, – сказал Эндрю из гостиной. – Ей пора спать.

Софи закусила нижнюю губу маленькими беленькими зубками.

– Я замерзла.

Я расстегнула ее пальто.

– Наберем ванну?

Я бросила взгляд в гостиную. Эндрю уставился в телевизор и переключал каналы.

– Хватит с ней нянчиться, – сказал он.

Софи оцепенела и быстро взглянула на меня. Я обняла ее.

– Я положу еще одно одеяло в твою кроватку, – прошептала в ее маленькое замерзшее ушко. – А ты наденешь свою пушистую пижамку.

Я закутала ее в любимое одеяло с диснеевской принцессой, затем прижалась к ней, согревая теплом своего тела, растерла ей ручки и стопы, помассировала ей ножки.

– Вы хорошо провели время?

Она кивнула, ее мягкие волосы щекотали мне нос в темноте.

– Куда тебя водил папа?

– Мы поднялись на гору и смотрели на звезды. Папа купил мне новый бинокль. Звезды – они розовые. Ели пиццу. Папа все время ронял свой кусок. Он весь был в сыре! – Она захихикала, подкатилась ближе ко мне и коснулась моей руки. – Тебе лучше, мама?

– Что?

– Папа сказал, что ты заболела. – Она была сбита с толку.

Мышцы живота у меня сжались. Конечно же, он врал ей. Впрочем, я определенно больна. Больна и устала жить в страхе.

– Мне уже лучше, детка. Я рада, что ты повеселилась.

Она смачно зевнула, и ее голова склонилась к моему плечу.

– Я могу уже спать?

Я оставалась с ней, пока дыхание ее не стало ровным. Я знала, что он ждет меня в гостиной. Что он скажет? Что мне нужен ребенок? Или сделает что-нибудь ужасное? А что, если я откажу ему в сексе? Когда он пьян, секс его не интересует. Но когда трезв, его тянет к сексу, и я уже научилась мириться с этим, есть у меня настроение или нет. Я как бы отделялась от своего тела, пока это все не заканчивалось. Если я пыталась отговориться усталостью, он проявлял враждебность и обвинял меня во лжи. Легче было позволить этому случаться.

Войдя в гостиную, я увидела, что Эндрю отключился на диване, рядом на полу стояла пустая бутылка из-под виски. Значит, он пил сегодня вечером. Он всегда заканчивал свои возлияния дома несколькими бокалами виски. Я села в кресло напротив него, смотрела на то, как он спит, и представляла себе, как он, напившись пива, везет мою дочь по извилистой дороге в горы. Один пропущенный поворот, и я потеряла бы ее навсегда.

Я огляделась в гостиной, такой же, как и в остальных домах, где мы жили. Работа Софи сушилась перед камином. Она провела много времени, приклеивая листочки и сосновые шишки к ватману и посыпая все это золотым блеском. Ей не терпелось показать свой проект отцу.

Его кошелек лежал на журнальном столике. Он редко его так оставлял. Моя связка ключей оказалась рядом. Это западня? Я посмотрела ему в лицо, прислушалась к его тяжелому дыханию, затем наклонилась вперед и медленно подняла его кошелек. Открыла его и заглянула внутрь. Пять стодолларовых банкнот.

Он подвинулся, и я замерла, наблюдая за ним. Он повернулся лицом к спинке дивана. Я подождала, пока его дыхание замедлится. Пальцами коснувшись банкнот, я осторожно вытащила их из кошелька. Я не могла поверить, что делаю это. В какой-то миг я даже остановилась, а потом вспомнила о своих противозачаточных, спущенных в унитаз.

Подняв ключи, плотно сжав их в руке, чтобы не звенели, я на цыпочках вышла из гостиной. Нашла свой чемодан в шкафу, сложила в него одежду, туалетные принадлежности, методично двигаясь по спальне. Потом прошла в комнату Софи, открыла ее ящички и достала ее белье, пижаму, джинсы и свитера. Платья. Да, я должна помнить о ее платье принцессы.

– Что ты делаешь, мама?

Я повернулась, прижала палец к губам.

– У нас будет приключение, – прошептала я.

Она приподнялась:

– Папа едет?

– Нет. Ему завтра на работу, поэтому нам нужно вести себя очень тихо, хорошо?

Она кивнула, волосы упали ей на лицо, серебристо-голубые в лунном свете. Я взяла ее на руки, а она обхватила ногами мою талию и склонила голову к моей шее, как она делала, будучи совсем малышкой. Я почувствовала, как она обмякла и стала тяжелее. Она уснула. Я занесла ее в машину, обрадовавшись, что дверцы открыты, и усадила ее в кресло. Ее голова склонилась вперед. Я повернула ее личико в сторону. Потом укутала ее одеялом и забросила сумки на заднее сиденье.

Сев за руль, я повертела в руках связку ключей. Что-то было не так. Я не могла нащупать ключ от машины. Взглянув на дом, я занервничала, боясь включить свет в кабине. Я вытащила мобильник из сумочки неловкими пальцами. Наконец ощутив холод пластика, направила свет на связку. Ключ от почты, ключ от дома, но нет ключа от машины.

Рядом раздался шум, меня обдало порывом холодного воздуха, а затем его рука схватила меня и потащила из машины. Я боролась изо всех сил, вцепилась в руль, сжав его обеими руками, но он был слишком силен, и я упала на землю, а ноги еще оставались внутри автомобиля. Он выволок меня оттуда, сел мне на грудь. Я подавила свой вопль. Софи. Нельзя ее разбудить.

Я толкнула Эндрю в плечо, пытаясь выскользнуть из-под его тела. Свет от дверцы машины очерчивал его силуэт. Я не видела его лица. Все было черным.

Его руки сжимали мне горло. Я не могла дышать. Впиваясь ногтями в его руки и запястья, я коленями била его по спине. Все вдруг стало замедляться.

– Я тебя предупреждал, – прошипел он.

Что-то словно вспыхнуло в моих глазах, кровь хлынула мне в голову. Я попыталась расцарапать ему лицо, но он отклонился в сторону. Мои глаза закрывались, руки слабели.

– Мамочка?

Воздух, неожиданно свежий воздух. Голова сама собой повернулась набок, я ощутила холодную грязь и гравий под щекой. У меня не было сил, я могла только хватать воздух ртом. Горло казалось сломанным.

– Мама выпала из машины, – сказал Эндрю.

– Мамочка?

Голос Софи был нерешительным и взволнованным. Пристегнутая к своему креслу, она не видела меня на земле. Эндрю подвинулся и слез с меня, но рукой продолжал давить мне на живот, как бы предупреждая.

– Все хорошо, – выдохнула я.

Через минуту я перекатилась на бок, села, поджав колени. Эндрю вытащил Софи из машины и взял ее на руки. Она держала свое одеяло.

– Я думала, у нас будет приключение, – сказала Софи.

– Приключение, милая, закончилось, – ответил Эндрю.

Он зашагал к дому с Софи на руках. Она смотрела на меня через его плечо. Я могла разглядеть лишь очертания ее маленькой головки, покачивающейся в такт его шагов.