Текст книги "Башня Королевской Дочери"

Джулианна и не волновалась – с чего, собственно? В сложившейся ситуации Элизанда чувствовала себя абсолютно уверенно. Кожа, похожая на кору – кору мягкую, гладкую, умащённую маслом, – и стальные мышцы. Она могла идти всю ночь, поддерживая подругу, а потом починить колодец и отправиться на разведку, не обращая внимания на палящее солнце, в тот час, когда эта её подруга да и вообще весь мир дремлют в укромном местечке…

Что ж, каждому своё. Джулианна тоже кое-что умела, и излишней скромностью не страдала. Однако сейчас сомневаться в словах Элизанды не приходилось, и девушка решила поспать, как ей и было велено. А проснувшись, она почувствует прилив сил и тут уж сможет вволю позлиться на Элизанду.

Она вернулась в тенистую часть пещеры, где камень был прохладен, несмотря на тёплый воздух. Укрываться одеялом было бы слишком жарко, и Джулианна легла, подстелив оба одеяла под себя, чтобы не спать на голом камне. Закрыв глаза, девушка вытянулась, приняв позу, напоминающую позу спящего человека. «Тут как в склепе, – подумала она. – Здесь лежит Джулианна, одинокая и покинутая, и даже джинн не отыщет её тут…» Ей вспомнился Марассон, холодные статуи под высокими куполами, но эта мимолётная мысль мелькнула и пропала. Джулианна уснула.

Проснувшись, она обнаружила, что лучи солнца больше не проникают дальше порога пещеры. Вокруг царил полумрак. Девушка села, помня, что вставать во весь рост нельзя, и подумала, что стоило бы подползти к выходу и посмотреть, не возвращается ли Элизанда, однако вспомнила о пропасти и решила остаться на месте.

Тело уже полностью отдохнуло, значит, уснуть больше не удастся. Интересно, как тут убивал время отшельник – наверное, молитвой. Но для неё это не выход. Джулианна вытянула руку и стала водить пальцем по знаку Господа, вновь и вновь обводя его двойную петлю. Из-под пальцев посыпалась пыль и каменная крошка. Внезапно наружу вырвался золотой блеск.

Нет, это было не золото, а золотистый луч света, ярко сиявший на фоне тёмной стены. По сравнению с солнечными лучами он был слабее, но в точности того же цвета. И от него исходило тепло, согревавшее пальцы…

Озадаченная Джулианна нагнулась поближе, не отнимая пальца от рисунка и продолжая очерчивать его. Пыль и каменная крошка отпадали, золотистая линия бежала по знаку, растекаясь, словно молоко, по его очертаниям. В середине эти лучи встретились, но сияние продолжало бежать по знаку вслед за пальцем Джулианны. Впрочем, она вскоре отняла его, потому что сияние показалось ей слишком жарким. Теперь оно пылало так ярко, что на него нельзя было взглянуть. Пытаясь разглядеть за сиянием каменную стену, Джулианна бросила на неё косой взгляд, но у неё ничего не вышло.

– Ах ты, горе Господне, – пробормотала она враз осипшим голосом, жалея, что рядом, нет Элизанды. – Что я наделала?..

Стена не ответила. Золотой свет все бежал и бежал по знаку. И никто из богов не спешил откликаться на вопрос девушки. Значит, придётся справляться с этим самой.

Ну ладно. Здесь жил отшельник – «допустим, что это был отшельник», – у которого, должно быть, была кое-какая сила и способности к волшебству, а также милость Господня. И воспользовавшись всем этим, он, молясь, вырубил в камне знак Господа и в подтверждение своей веры заставил его сиять. Но сила принадлежала не ему, а Господу, она пережила отшельника и затаилась в камне, в знаке, до тех пор, пока палец глупой девчонки не пробудил его к жизни…

Да, это было похоже на правду – если, конечно, рядом с этим яростным пульсирующим светом могла быть, какая-нибудь правда.

Сама по себе – без малейшего участия Джулианны – её рука потянулась к свету и ощутила его жар. В этой силе – а может, магии, а может, живой молитве – была непреодолимая притягательность. Джулианне хотелось коснуться этого знака, пусть даже это стоило бы ей жестокого ожога. Что-то толкало её ощутить этот жар собственной кожей – не то женское любопытство, не то отцовская выучка. Ей было интересно, обожжёт ли её этот свет или же окажется, что Господь заботится даже о самых ничтожных своих детях…

Она дотронулась до знака. Под пальцем вспыхнуло нечто вроде падающей звезды – нет, хвостатой кометы, подумала Джулианна, свет мерк там, где был мгновением раньше, но возвращался ещё прежде, чем камень успевал потемнеть. Девушка попыталась заслонить свет ладонью, но он словно бы проходил сквозь её плоть и кость…

Лёгкое покалывание и приятное тепло – вот и всё, что почувствовала Джулианна. Под её рукой не было скалы, пальцы проходили все дальше и дальше, гораздо глубже, чем был высечен знак. Над рукой Джулианны была каменная стена, но её было едва видно за яростным светом, разливавшимся вокруг её погружающейся все глубже руки. А пальцы не чувствовали ни малейшей преграды…

Это было невероятно, это походило на сон, но Джулианна точно знала, что не спит. Она медленно погружала руку в жидкий свет, не вызывая в нём никаких возмущений. Покалывание переместилось к локтю, и золотистый свет омыл его, Джулианна не видела больше своей руки, но её пальцы чувствовали пустоту…

…пока что-то не вцепилось ей в кисть.

Джулианна закричала.

Её схватила не рука, нет, это не принадлежало человеку. Скорее это походило на верёвку, на горячую верёвку… или на змею, а может, на побег какого-нибудь хищного растения. Это нечто обмоталось вокруг её запястья и руки. Пальцы инстинктивно сомкнулись, но не смогли ухватиться за загадочный предмет. Они прошли сквозь него, словно на месте предмета была пустота. Но когда Джулианна попыталась высвободить руку, загадочное нечто вцепилось в неё, словно речная трава в незадачливого купальщика.

Всхлипывая от ужаса, урывками хватая воздух, Джулианна сжала зубы и потянула. Медленно, но верно она вытаскивала руку из того загадочного места, где она вдруг оказалась, вытягивала её из золотого света обратно в пещеру.

Но вместе с рукой она вытягивала что-то ещё.

Джулианна чувствовала тяжесть какого-то постороннего предмета и его сопротивление. Впрочем, сопротивление было скорее пассивное, как если бы на её кисти повис какой-то груз. Всё равно что тянуть чугунную чушку, подумала она, на живое существо это не похоже. И не сопротивляется. И уж в любом случае лучше вытянуть это нечто сюда, чем быть затянутой сквозь свет и камень в его таинственное обиталище…

Вначале она увидела темноту, тень, появившуюся в золотистом свете и тень же на собственном запястье. Тень – и больше ничего. Потом, когда рука полностью вышла из сияния, Джулианна разглядела, что в запястье ей вцепилось нечто, смахивающее не то на верёвку, не то на росток, не то на змею.

Вокруг запястья был обмотан только кончик этой загадочной «верёвки»; второй, утолщающийся, конец уходил дальше, в свет, где его нельзя было разглядеть. Джулианна понимала только одно: там, за каменной стеной, прячется нечто гораздо большее, чем этот кончик щупальца.

Девушка вцепилась в него свободной рукой, пытаясь сорвать щупальце прочь с руки, но её пальцы вновь прошли сквозь него, как сквозь дым – дым, сохраняющий форму, клубящийся внутри неосязаемой оболочки. Охваченная паникой память Джулианны выдала образ существа, которое выглядело очень похоже и настолько же загадочно, существа, природа которого была ей неясна.

Джинн…

Впрочем, нет. Это был не джинн, это не мог быть джинн – ведь его прикосновение грозило смертью. Джулианна вспомнила мальчика на дороге и мужчину на крепостной стене – с их тел мясо было содрано до самой кости. А сама Джулианна ощущала сейчас только давление на руку. Правда, говорили, что джинн может принять любую форму, так почему бы ему не стать безвредным дымом…

Нет, это не был джинн, тут Джулианна не сомневалась, но существо принадлежало к тому же миру, что и джинны, миру духов. И ещё Джулианна была уверена в том, что существо это недоброе и опасное. Оно горячей плетью оплело её руку, но душа от этого прикосновения стыла.

Девушка опасливо поднялась на ноги, скорчившись в три погибели, чтобы не удариться о потолок пещеры, и медленно попятилась к выходу. Во рту у неё пересохло, дышать было больно, но она не могла бы закричать, даже если бы знала, что тогда к ней немедленно придёт помощь.

С каждым шагом она вытягивала из пылающего света хватавшееся за её руку существо. Его тёмная неясная тень маячила в золотистых лучах, ставших для него воротами. А потом верёвка вдруг исчезла, её тяжесть больше не висела на руке у Джулианны, а у задней стены пещеры появилась огромная вихрящаяся фигура, обретшая наконец плоть.

Джулианна с трудом вдохнула воздух. Освобождённую руку покалывало, она повисла плетью. Девушка подхватила её и на миг прижала к груди, а потом повернулась и рванулась наружу, к солнечному свету.

Совсем забыв об обрыве, чувствуя ужас только перед тем, что оставалось в пещере, девушка во весь дух помчалась вниз, едва успевая переставлять ноги. Камушки скатывались с края тропы; Джулианна балансировала на краю обморока. Все глубинные страхи выплыли наружу, и она уже не могла думать ни о чём, могла только бежать, повинуясь инстинкту перепуганного животного…

Но она не была животным. Она была дочерью королевской тени, её учили многому, но никогда не учили бежать. Выучка оставалась с нею всегда, даже в моменты отчаянного ужаса, и за неё можно было уцепиться, чтобы остановиться хотя бы у подножия утёса. Так она и поступила и даже сумела обернуться, чтобы посмотреть на то, от чего она бежала.

Оно спускалось по тропе вслед за ней. Существо больше не походило на облако дыма – оно почернело и покрылось блестящей оболочкой, словно жук огромных размеров, перебирающий бессчётным количеством ножек, щёлкающий огромными жвалами и шевелящий пастью, словно уже пережёвывавшей её плоть. А над этими челюстями виднелось лицо каменного идола с горящими красными глазами и рогами во лбу. Полужук-полудьявол, страшный и смертельно опасный.

Чем защититься от чудовища?

Кинжалами. У неё было два кинжала и руки, однако клинки кинжалов были чересчур коротки, чтобы ударить, оставаясь вне пределов досягаемости страшных жвал…

Джулианна повернулась, вновь собираясь бежать, потому что вся её выучка была здесь бесполезна. Однако не успела она сделать полдюжины спотыкающихся шагов, как заметила фигуру, поднимающуюся из тени видневшейся впереди скалы. Девушка вдохнула, собираясь закричать, чтобы Элизанда тоже бежала, бежала в другую сторону, потому что кинжалы и отвага тут не помогут, однако вместо этого резко остановилась, обнаружив, что перед ней отнюдь не Элизанда.

Это был мужчина, нет, юноша в тёмно-голубом шарайском одеянии. В руках юноша держал лук с наложенной на тетиву стрелой.

Он бросил какое-то слово, которого Джулианна не поняла, но последовавший за этим кивок головы был совершенно однозначен: прыгай в сторону и падай.

Джулианна нырнула за подвернувшийся камень – жалкую защиту от чудовища, однако надеяться больше было не на что. Не помогут ни кинжалы, ни быстрые ноги – вся надежда на этого незнакомого юношу и на его лук.

Первая из стрел сорвалась с тетивы в тот самый миг, когда Джулианна бросилась наземь, и руки юноши тотчас же схватили вторую стрелу, положили на тетиву, натянули лук, выстрелили и выхватили следующую из-за верёвки, служившей поясом его обтрёпанному бурнусу. На верёвке, кроме стрел, был клинок, длинный изогнутый ятаган, но юноша явно намеревался прикончить чудовищного жука прежде, чем тот окажется в пределах досягаемости клинка.

Джулианна проследила за полётом второй стрелы и увидела, как та ударилась в чёрное блестящее тело чудовища и отлетела прочь. Джулианна не видела, куда попала первая стрела, и решила, что её постигла та же участь. «В глаза меть, в глаза!» – хотелось закричать ей, но времени хватило бы только на один выстрел. А то, что юноша до сих пор не прикончил чудовище, означало лишь одно: можно начинать молиться какому-нибудь богу и готовиться к смерти…

Перед лицом смерти Джулианна попыталась сохранить хладнокровие, однако её тело предало её – оно дрожало от глубинного страха, а в голове вертелась молитва, обращённая не к Богу, а к молодому шарайцу: «Ну пожалуйста, попади наконец, у тебя есть ещё один выстрел…»

Она увидела, что шараец тоже молится, держа в руке стрелу и шевеля губами. Чудовище подходило все ближе. Наконец юноша наложил стрелу на тетиву и выстрелил не целясь, просто натянул и отпустил тетиву. То ли он не надеялся, что от выстрела будет толк, то ли решил, что чудовище уже слишком близко и промахнуться невозможно…

И он не ошибся, потому что стрела не прошла мимо и не отскочила от чёрного панциря чудовища. Она полетела точно в цель и вонзилась между глазами чудовища, как раз у основания чёрных рогов.

Джулианне показалось, что при ударе от стрелы полетели золотистые искры.

У чудовища не было человеческого рта, чтобы закричать, но его челюсти задвигались туда-сюда, а по ушам Джулианны ударил пронзительный визг. Девушка зажала уши, но это не помогло. Она увидела, как юноша бросил лук, обнажил ятаган и бросился вперёд. «Не будь глупцом, – едва не закричала она, – не подходи, стреляй!..»

Но за пронзительным визгом её крики были бы не слышны, да и юноша скорее всего не понял бы её языка. Почему ни один из многочисленных учителей Джулианны не научил её катарскому наречию?

Про себя девушка мельком подумала, что, вероятно, ей следует обнажить кинжалы и броситься вслед за юношей. Однако её короткие клинки ничем не могли бы помочь ему, если ятагана окажется недостаточно. Тем временем чудовище оседало, пошатываясь, его визг переходил в стон. Похоже, одной благословлённой стрелы оказалось достаточно. Для пущей ли уверенности или просто из удовольствия убивать шараец легко вскочил на опущенные жвала и вонзил ятаган в красный глаз, глубоко погрузив сталь в череп чудовища. Джулианна встала и увидела, что огонь в глазах громадного жука померк, многочисленные тонкие ножки скрючились, а огромное тело скорчилось и покатилось по земле. Его голова выбила фонтанчик пыли, а мёртвые глаза с укором уставились на Джулианну: «Это ты привела меня сюда, на смерть». Потом блеск панциря огромного жука потускнел, стал призрачным и вновь превратился в дым, все ещё сохраняющий некое подобие формы. Лёгкое дуновение ветерка развеяло дым, он заклубился и исчез.

Шараец проворчал что-то, посмотрел на свой клинок и, похоже, не обнаружил на нём ни крови, ни вообще каких-либо последствий боя. Всё же он спрятал ятаган в ножны только после того, как тщательно вытер его, едва не изрезав остатки собственной одежды. Потом он наклонился и подобрал стрелу, поразившую чудовище, которая после исчезновения демона осталась лежать на земле.

Медленно, стараясь не допустить дрожи в ногах, Джулианна подошла поближе к нему. Юноша посмотрел на неё, и она поняла, что он ещё моложе, чем ей показалось, моложе даже её суженого. Шараец едва успел выйти из детского возраста. Он нерешительно улыбнулся, скрывая собственное потрясение, пробормотал что-то негромким свистящим голосом, перевёл взгляд на тот клочок каменистой земли, где исчез его противник…

…и вдруг резко повернулся назад. Его глаза округлились и он произнёс ещё одну фразу, резкую и требовательную.

Она пожала плечами, выдавила из себя улыбку и произнесла:

– Извини, я тебя не понимаю.

Его рука коснулась рукояти ятагана, и Джулианна подумала, что на этом клинке может остаться и её вполне земная кровь.

Однако шараец удержал руку, нахмурился, напряжённо подбирая слова, и наконец сказал:

– Ты не катари. И не мальчик.

– Нет, – ответила девушка и добавила: – Меня зовут Джулианна. Ты спас мою жизнь, я тебе очень благодарна….

Он пожал плечами и отвернул лицо.

– Закрой голову. Женщина.

У Джулианны на голове был тюрбан, скрывающий волосы. Тюрбан этот и обманул вначале юношу. Поняв, что он имел в виду, Джулианна быстро высвободила один конец тюрбана и прикрыла этой импровизированной вуалью лицо. «Так лучше? – хотелось спросить ей с изрядной долей ехидства. – Так я тебя не напугаю?»

Однако вслух она умиротворяющим тоном произнесла:

– Прошу прощения, я впервые в этих землях и не знаю ваших обычаев.

– Ты одета как мальчик.

– Я знаю. Это… так нужно. Но… – Внезапно она вздрогнула и поняла, что перепугана гораздо больше, чем хотелось бы, так, как подобает разве что простой девчонке, но никак не дочери её отца. – Но что это было?

– Ифрит, – коротко ответил шараец.

Конечно же, ифрит. Дух, подобный джинну, но не такой равнодушный, а скорее жестокий, ужасный, безжалостный…

– Он… он вышел из скалы. – Джулианна не собиралась рассказывать о том, что сама вытащила его оттуда и что именно её любопытство едва не стоило им обоим жизни.

Шараец проворчал что-то и бросил взгляд на ведущую к пещере тропу, словно собираясь забраться наверх.

На этот раз Джулианна осмелилась возразить ему.

– Нет, – твёрдо сказала она, – там слишком мало места, ты не сможешь использовать свой лук. И волшебную стрелу. И потом, там больше никого нет.

Скорее всего, чтобы зажечь свет в знаке Господа и открыть в этом свете проход, требовалась её рука. Но ей не хотелось, чтобы шараец видел сверкающий знак чужого бога. И без того Джулианне, с трудом приходившей в себя после случившегося – так ей по крайней мере казалось, – было нелегко говорить с шарайцем, она гадала, стоит ли удержать его на месте или же будет лучше, если он уйдёт прочь…

К счастью, ей не пришлось принимать решение. За их спинами раздался звук шагов – намеренно громкий, подумала Джулианна, потому что при желании её подруга могла передвигаться бесшумнее парящего сокола, – и шараец резко обернулся, мгновенно выхватив из ножен ятаган.

Джулианна оказалась медлительнее, гораздо медлительнее; Элизанда могла умереть ещё прежде, чем поняла бы, что именно проткнуло её насквозь.

Однако Элизанда думала и действовала быстро. Она уже успела прикрыть лицо краем тюрбана, уподобившись Джулианне. При первом же движении шарайца она застыла с самым что ни на есть дружелюбным видом, оставаясь при этом вне пределов досягаемости ятагана.

Не сказав Джулианне ни слова, она заговорила с шарайцем на его наречии.

Он ответил, Элизанда снова заговорила, и внезапно в позе шарайца появилось почтение, он с уважительным вниманием начал прислушиваться к словам собеседницы.

Джулианна больше ничего не могла сделать. Она попятилась, наткнулась на камень и опустилась на него. Ноги дрожали после всего пережитого, думать удавалось только об ифрите, о том, какой он был большой и страшный. Как близка она была к смерти. Джулианна зажмурилась, но это не помогло, поэтому она вновь открыла глаза и стала смотреть в жаркое бледно-голубое небо, гадая, когда в этой иссушенной, Богом забытой земле пойдёт дождь.

– Джулианна!

– Да, Элизанда?

Девушка заговорила быстро, чтобы шараец ничего не успел понять:

– Его зовут Джемаль. Он был с отрядом, который напал на Рок, но потом покинул его, не взяв даже свою лошадь. Его друг – или скорее возлюбленный – погиб на стене; возможно, это был именно тот, кого убила я. Я ему этого не сказала. Он согласен довести нас через пустыню до Рабата. Имя моего деда ещё чего-то стоит. А откуда взялся ифрит?

Джулианна заморгала – она ещё не успела понять всего, что услышала, а ей уже задавали вопрос. Она узнала эту манеру, но – почти – не поддалась ей, однако увиливать от ответа всё же не стала.

– На стене пещеры был знак Господа. Я прикоснулась к нему, и он засветился ярким светом. В этот свет прошла моя рука. Ифрит схватился за неё и вылез, пока я пыталась освободиться.

– А, вот оно что. Джемаль хочет подняться в пещеру. Я думаю, нам стоит пойти с ним, понимаешь? Мы теперь в его тени.

Джулианна прекрасно понимала это; поняла она и то, почему в голосе Элизанды слышалась досада. Видимо, имя её деда было не всемогуще.

Она могла бы спросить, что это было за имя, но не стала. Вместо этого она пошла за Элизандой, которая, в свою очередь, следовала за Джемалем. Когда они вступили в пещеру, свет уже не бежал по знаку Господа, а тени больше не клубились в тёмных углах. Вокруг были пыль и камень, а на полу лежали одеяла и скромные пожитки девушек.

Элизанда коснулась высеченного в стене знака, но почти сразу же отдёрнула руку, прежде чем Джулианна успела предостеречь её.

– Как оно…

Джулианна не могла ответить, но Элизанда и не ожидала ответа. Последовала ещё одна короткая и невразумительная беседа с шарайцем, которую Элизанда перевела для подруги. Джемаль согласился остаться в пещере до темноты. В окрестностях могли быть шарайцы других племён, и сталкиваться с ними не стоило. Джемаль собирался караулить у входа в пещеру, и Элизанда отправилась с ним.

Джулианна отошла в сторонку. Пусть они разговаривают, пусть Элизанда удовлетворяет свою любопытство, пусть грозит именем деда и понемногу подбирается к этому яростному юноше. Джулианна же соберёт одеяла, сделает себе ложе в дальнем прохладном углу пещеры подальше от этой парочки и от знака, все ещё притягивавшего её взгляд, и постарается не смотреть на него до тех пор, пока глаза её не закроются, а голова не упадёт на грудь.

– Джулианна…

– M-м… .

– Джулианна!

– Ну что?

– Всадники.

Джулианне не хотелось шевелиться. Она просидела неподвижно не так уж долго и рада была бы никогда больше не совершать никаких движений. Однако при словах Элизанды каждый мускул её тела напрягся, и девушке захотелось вскочить на ноги. Через мгновение она уже сидела на корточках у входа, прячась за спиной Элизанды.

– Кто это? Искупители или элессинцы? Или шарайцы, или ещё кто-нибудь?

– Я не вижу, они подняли слишком много пыли. Но они скачут с юга.

Джулианне не надо было объяснять, что это значило. На юге была дорога, а значит, этих людей послали, чтобы схватить беглянок и привезти обратно в лагерь. Делать что-либо было уже поздно – разве что замереть и молиться, чтобы отряд прошёл мимо, не заметив грязных серовато-коричневых бурнусов среди грязных серовато-коричневых скал.

И они замерли и не шевелились, пока…

– Собаки!

– Что? – Джулианна вскинула голову и, забыв о своём решении, стала вглядываться вдаль.

– У них собаки, вон, видишь?

Джулианна прикрыла глаза от солнца рукой. Вначале она разглядела только облако пыли в долине, и только тут поняла, как высоко она забралась, хотя на размышления об этом времени не было. Так, люди и лошади, едва заметные в пыли… и другие тени, маленькие, бегущие впереди, поднимающие небольшие облачка пыли… собаки.

– Гончие-секари, – заметила Элизанда, привычная к местному солнцу и знакомая со страной. – Их вывели для охоты катарские князья…

– Я таких уже видела. – Секари были высокими поджарыми псами с острыми зубами и роскошной шелковистой шерстью песочно-белого оттенка. Какое-то время назад секари вошли в моду среди знати Марассона, но отец не позволил Джулианне завести себе такого щенка. «Это тебе не болонки, это настоящие охотничьи псы», – сказал он, и подарил дочери щенка, больше подходящего для девочки: крошечное создание, которое лизало хозяйку в щеку, сидело у неё на коленях и спало на её подушке, всячески изъявляло свою любовь и ни разу не доставило ей никаких неприятностей.

– Если бы я знала, что у них есть собаки…

– Ты всё равно ничего бы не смогла сделать. Не думаю, что ты можешь заморочить собачью свору.

Но сама Джулианна могла кое-что сделать. Она встала, не обращая внимания на шипение Элизанды, и пошла, нет, побежала вниз по тропе, забыв свою усталость и страх перед высоким обрывом, который когда-то высасывал из неё всю храбрость.

Она остановилась у колодца и стала ждать. Вскоре к ней присоединилась Элизанда, увешанная одеялами и мехами для воды. Джулианна взглянула на неё всего раз. Джемаль же затаился в пещере – что ж, прощай, проводник. Джулианна вновь повернулась к все растущему пыльному облаку.

Первыми к ним подбежали собаки. Они звонко лаяли, оповещая хозяев о находке, скакали вокруг дедушек и тыкались им в ноги. Элизанда трепала их по любопытным носам и ласково перебирала длинные уши, что-то приговаривая, но Джулианна стояла прямо и твёрдо, как скала, ни на что не отвлекаясь. Она ждала.

Подскакали всадники. Первый из них опередил товарищей на несколько корпусов. Предводитель остановил коня, спрыгнул с седла, бросил поводья спутнику и быстро зашагал к ликующей своре. Он отозвал собак пронзительным свистом, но Джулианна не шелохнулась и даже не посмотрела на гончих.

На вид мужчина был молод, высок, худощав и силён. Нижняя часть его лица была закрыта от пыли шёлковым шарфом. Джулианна с трудом оценила иронию происшедшего – она стояла перед ним с неприкрытым лицом, её тюрбан был брошен на тропе, чтобы не ввести погоню в заблуждение. Впрочем, удовольствия это ей не доставило.

Мужчина встал перед ней и какое-то мгновение колебался, но всё же снял с лица шарф. Светлые волосы, мягкая светлая бородка, кожа – всё было покрыто серым слоем всепроникающей пыли. Когда он заговорил, голос его тоже был словно бы припорошен пылью, избавиться от которой не помог бы никакой кашель.

– Мадемуазель, я рад, что нашёл вас…

– Вы охотитесь на меня с собаками, господин барон? – оборвала она его, позволяя наконец выплеснуться накопленной ярости. – С собаками, да?

Она подняла руку и отвесила ему пощёчину, ударив изо всех сил, зло и быстро, так, что от удара поднялось облачко пыли. Быть может, при виде такого зрелища она и рассмеялась бы, будь она в другом настроении.

– Или я заяц, или олень? – продолжала она, потому что барон ошеломлённо замолк, в то время как его спутники бормотали все громче. – Или я беглая рабыня, которую нужно выслеживать с собаками? Я что, животное?

– Вы – девушка, сбежавшая из-под венца, – тихо ответил Имбер, – и тем нарушившая договор и отцовскую волю. Будь вы элессинкой, находись мы в Элесси, вас выпороли бы за такое непослушание. А если бы мой дядя увидел, что вы, ударили меня, вас высекли бы прямо тут, невзирая ни на что.

– Не думаю.

– Вы не знаете моего дядю. – Лёгкая улыбка послышалась в его голосе и тронула лицо прежде, чем он успел спрятать её. – Он может потребовать наказания, когда услышит о случившемся. Но от этого я по крайней мере смогу защитить вас, если вы вернётесь сейчас со мной.

– А если я откажусь? Вы снова напустите на меня свою свору?

Как ни странно, барон покраснел и смущённо провёл рукой по сбившейся от пота и пыли шевелюре.

– Джулианна, я очень сожалею, что взял с собой собак, но это было единственным способом отыскать вас прежде моего дяди. Я собирался подарить их вам, чтобы обрадовать вас…

Что-то похожее на искреннее сожаление в его голосе тронуло Джулианну, и её ярость утихла сама собой. Она промолчала, глядя прямо на барона, на отметины, оставленные её пальцами на его щеке, и на блестящие серо-зелёные глаза, обрамлённые золотистыми ресницами.

– Мадемуазель, – проговорил он весьма чопорно, но негромко, не желая, чтобы их слышали, – неужели перспектива выйти за меня замуж кажется вам столь страшной, что вы готовы бежать от меня через час после нашего знакомства, нарушив отцовскую волю, которой вы прежде повиновались…

Да, подумала Джулианна, в его глазах всё выглядит именно так – он отпугнул её и заставил бежать. Как могла она возразить на это? Никак, и потому Джулианна промолчала, глядя безнадёжным взглядом, как он поклонился, отвернулся и стал отдавать приказания своим людям. Он больше не смотрел на Джулианну, если не считать того, что он протянул ей свой шарф, чтобы она закрыла лицо. А глаза у него были серые, непонимающие… о, как он ошибался!

Джулианна и Элизанда вдвоём сели на одну лошадь, а человек, уступивший им скакуна, схватился за стремя одного из товарищей и побежал рядом с ним. Джулианне подумалось, что он очень быстро взмокнет, начнёт задыхаться и на остатках дыхания будет проклинать всех взбалмошных и капризных девчонок вообще и её саму в частности, и это будет похоже на элессинские манеры куда больше, чем вежливость его господина.

Впрочем, возможность ознакомиться с элессинскими манерами поджидала её весьма скоро: надвигалась встреча со старшим бароном Имбером, о которой Джулианна предпочитала не думать. В его глазах она повела себя словно капризный ребёнок: сбежала от жениха, нарушив отцовскую волю и нанеся барону смертельное оскорбление. Но что было ещё хуже – за ней охотились с собаками, а глаза сопровождавших её элессинов над бесполезными шарфами были безжалостны. А когда они прибыли в лагерь, все тамошнее население молча смотрело на них, и в молчании была презрительная насмешка, что было уже совсем невыносимо. И всё же Джулианна вынесла это, руки её на поводьях не дрогнули – она не станет вести себя как испуганное животное.

Но старший барон – с ним всё будет куда хуже.

То, что осталось от лагеря, уже не заслуживало этого названия. Все шатры, кроме одного, были сняты; остался только самый большой, где прошлым вечером бароны пили за её здоровье вместе с людьми из всех отрядов, вместе с Элизандой, элессинами, рыцарями-искупителями и самим магистром Шерролом.

Вооружённые солдаты, как и прежде, были разбиты по отрядам, но их костры уже потухли, а мешки грудами лежали на земле. Они с дерзким любопытством поглядывали на Джулианну и подталкивали друг друга локтями, и на этот раз она ничуть не жалела, что не слышит, о чём они перешёптывались, пока она проходила мимо. Должно быть, Имберу тоже было неприятно. Если девушка предпочитает бегство замужеству, то каков же у неё жених?

Подбежавшие к лошадям оруженосцы удивлённо уставились на её крестьянский наряд. Имбер спрыгнул с коня, подошёл к Джулианне, помог ей спешиться и, предложив руку, повёл её к шатру. Жалкая подачка её гордости, которая только раздула жар унижения. Твёрдым шагом идя рядом с бароном, Джулианна сжала зубы.

Тканые занавеси у входа были раздвинуты, чтобы внутрь шатра проникал воздух, однако Джулианна поняла, что воздуха этого недостаточно, потому что на неё обрушилась удушающая волна жара. То же самое было и прошлой ночью – она провела здесь около часа, чувствуя себя крайне неуютно, и не столько от того, что старший барон всё время ворчал и ругался, сколько потому, что она ничего не могла сказать его племяннику.

Должно быть, подумала Джулианна, этот шатёр навсегда останется в её памяти местом, где угнетено все – и тело, и душа, и разум. Старшего барона сейчас не было, но облегчение оказалось недолгим – рано или поздно он всё равно появится. И что тогда будет… В шатре было почти пусто, убрали даже скамьи и длинный стол на козлах, за которым прошлой ночью после ухода Джулианны и Элизанды продолжался пир. Похоже, по элессинским обычаям женщины ели отдельно. В целом от шатра остался только остов да натянутая на него ткань. Джулианна решила, что это сделано скорее ради того, чтобы знати было где укрыться от любопытных глаз и ушей, нежели для защиты от солнца. Ни один человек не стал бы сидеть в такой духоте, если снаружи дует приятный ветерок, пусть даже несущий с собой тучи пыли. Имбер послал какого-то мальчишку за стулом, и Джулианна с удовольствием села. Тот же мальчик принёс фрукты и сок, и девушка искренне обрадовалась как возможности освежиться, так и тому, что у неё появилось хоть какое-то занятие. Она очищала и разламывала фрукты, ела и пила, подсовывая кубок под вуаль, а Имбер деликатно отворачивался. Молчание стояло между ними стеной, каждый ждал появления барона, но сказать друг другу им было нечего. Вскоре – слишком скоро – раздался грохот копыт, заклубилась пыль и налетел порыв ветра. Старший барон широким шагом вошёл в шатёр. В руках у него был хлыст, а в глазах – мрачное выражение человека, намеревающегося этот хлыст использовать по назначению. Руки Элизанды, лежавшие на плечах Джулианны, испуганно сжались, и когда короткое постыдное замешательство прошло, когда она справилась с желанием заскулить: «Нет, не бейте меня», – Джулианна поняла, что её подруга подвергается большей опасности, чем она сама. Даже сам барон Имбер фон унд цу Карлхайм, брат-наследник графа Элесси, не поднял бы руки на дочь королевской тени – по крайней мере до тех пор, пока она не стала женой его племянника. Разъярённый отец мог бы разорвать помолвку, и это только добавило бы проблем к уже имеющимся напастям. Но сказано: «Если не можешь высечь даму, высеки её служанку», а у Элизанды не было могущественного отца или родственника, которые защитили бы её. Да, Джулианна готова была просить и даже умолять не наказывать её служанку, но пользы от этого не было бы никакой. Впрочем, во всём этом не было нужды: Имбер опередил её. Он опередил даже своего дядю. Будучи знакомым с его бешеным характером, он, не дожидаясь, пока барон перестанет сопеть и снимет плащ, произнёс: