Текст книги "Беллетрист"

– Правильно! Разыграть холодильник, а то привыкли все в тесном кругу решать, – выступил Ефимов.

– Конечно, лучше разыграть. Так демократичней.

– Давай сюда, сыпь, – снял Плотников с головы кепку, оголив плешь.

– Надень, а то простынешь! – сострил Сапегин.

Мария Павловна скатала девять новых бумажек, бросила в кепку, перемешала.

Первым запустил руку в кепку Спицын – фортуна обошла его. Игорю тоже не повезло. Пустеев вытащил бумажку, развернул: «Холодильник».

– Везет дуракам, – не сдержался Бушмакин.

– Сам ты… – Гришка нецензурно выругался.

Никто не обратил внимания. Пустеев не мог без мата. Нецензурная брань в цехе – явление нередкое. Немногие обходились без брани.

На мужские полушубки никто не записался. Плотников взял со стола полушубок, долго его рассматривал, потом высоко поднял над головой, широко улыбнулся:

– Полушубок сорок восьмого размера – раз? Полушубок сорок восьмого размера – два! – устроил Алексей торг.

5

Клавдия всегда ложилась спать ровно в десять и сразу засыпала, вчера же долго ворочалась, прежде чем уснуть… Думала о Вадиме, новом сварщике. Проснулась в пятом часу, опять уснула, видела Вадима во сне, ходила с ним в кино. После фильма он начал приставать, она ударила его по лицу. У Вадима потекла из носа кровь….

Машинально, без аппетита Клавдия выпила чай с печеньем и без пяти минут семь вышла из дома. Пять минут восьмого была на автобусной остановке. Автобус пришел без опоздания. Клавдия стояла – свободных мест не было. Она никак не могла забыть сон. А если бы это был не сон? Могла бы она ударить Вадима?

Женские бытовки были рядом с мужскими – через дорогу. В тридцать пять минут восьмого Клавдия в рабочем вышла из бытовки. Она подходила к цеху, и тут дружное: «А-а-а!» Мужики забивали козла в домино, был «сопливый».

– Кричите, как сумасшедшие. Далеко вас слышно. Здравствуйте.

– Здравствуй, милая, – раскланялся Пашков.

– Здорово, – сдержанно ответил Владислав.

Больше никто Клавдии не ответил на приветствие – не потому, что не хотел или не слышал, просто некогда было, шел еще один «сопливый». Хлесткими были удары костяшек домино о стол. Игра достигла своего апогея. Дорофеев грязно ругался. Человек был несдержанный. Клавдия сидела на скамейке справа от Вадима.

– И не надоело вам стучать? – ничего хорошего Клавдия не находила в домино. – Ерунда какая-то. Лучше дома лишние полчаса провести. Вадим, тебя выгоняют, что ли, из дома?

– Конечно, выгоняют, – повернулся Вадим. – А ты что зеваешь? По ночам меньше бегать надо.

– Я не бегаю, – с достоинством ответила Клавдия, крепко прижимая к груди сумку.

– Знаем мы вас, – Вадим закурил. – Ну зачем ты крутишь по пять?! У него же есть пятерки.

– Фу, дымишь, как паровоз, – замахала Клавдия руками. – Много куришь.

– Чего? – Вадим специально глубоко затянулся, выпустил дым как из трубы.

– Сейчас как дам! – показала Клавдия кулак. – Сразу проглотишь трубу.

– А ты что, не куришь?

Клавдия не знала, что и ответить: она с шестнадцати лет курила. Курила и Хмелева. Они на пару дымили, закрывшись в туалете.

– Здравствуйте, товарищи, – подошел Бобров.

Он всегда приходил в одно и то же время, минута в минуту. Пришел Плотников, поднял руку, что означало: привет. Наталья Лазарева, кладовщик, пришла в новой шубе, нарядная.

– Привет всем, – небрежно кивнула она.

С Бобровым Наталья здоровалась персонально, за руку. Была взаимная симпатия. Дорофеев три раза садился играть и ни разу не выиграл.

– Эх ты, игруля, – не сдержалась от замечания Клавдия.

– Ни одной тройки! Как тут выиграешь? – психовал Вадим.

– Рассказывай… Не умеешь играть, так не садись.

До самой разнарядки, а она началась с опозданием, Клавдия с Вадимом препирались, присматривались друг к другу. Ни с кем из мужчин в цехе Клавдия не была так внимательна, как с Вадимом.

На прошлой неделе еще Чебыкин хотел провести сменное собрание, выбрать профгруппу, но было много работы, некогда. Сегодня – посвободней. Пять минут ушло на разнарядку.

– Товарищи, для ведения собрания надо выбрать председателя и секретаря. Предлагайте.

Минуты две прошло в томительном ожидании – ни одного предложения. Леонид Иванович больше ждать не мог:

– Предлагаю председателем Боброва, секретарем – Хмелеву.

– Пусть Хмелева за председателя и секретаря. Она там ближе, – имел в виду Олег, что Мария Павловна уже сидела за столом, не надо пересаживаться. Олег сидел далеко от стола.

– Ладно, – не стал Леонид Иванович спорить, затягивать собрание, хотя Олег мог бы и пересесть, не велика птица. – Инспектор по технике безопасности в смене Сапунов. Что я могу сказать: определенная работа Дмитрием, конечно, велась, заполнялся журнал. Но работа велась слабо. Хотелось, чтобы больше было инициативы. Грубых случаев нарушения техники безопасности в смене не было. Вот, пожалуй, и все про технику безопасности, – Чебыкин достал из тетради по инструктажу по технике безопасности чистый лист и положил перед Хмелевой для протокола. – Бушмакин – страхделегат, больные им навещались. Профгруппорг Васенина.

– Я скажу, – встала Клавдия. – Работой я была не загружена. Почти вся моя работа сводилась к составлению списка нуждающихся в бытовой технике. Я думаю, такое каждому по силам. Вполне можно обойтись и без профгруппорга.

– Нет, – не согласен был Леонид Иванович. – Кто-то должен и списки составлять. Время нестабильное. Какая будет дана оценка работе профгруппы? Не отмалчивайтесь, задерживаете сами себя. Ну?

– Я считаю, что работа профгруппой велась на «удовлетворительно», – выручил Бобров.

– А я считаю, что неудовлетворительно, – противоположного мнения придерживался Ефимов. – Когда я лежал в больнице с желудком, ко мне никто не пришел.

– Да потому что ты сам ни к кому не ходишь, вот к тебе никто и не пришел, – легко объясняла Клавдия.

– Анатолий, как страхделегат, должен был меня проведать. Может, я – пьяный.

– Никто никому ничего не должен! Много хочешь, – обрушился Олег на Ефимова. – То тебя КТУ не устраивает, то еще что…

– Да, КТУ меня не устраивает, я лучше тебя работаю.

– Почему это?

– Потому что, Олег, ты топчешься на одном месте, работаешь по старинке, не внедряешь передовые методы. У тебя нет роста производительности труда.

– Зато у тебя, Антон, высокая производительность! В рабочее время собираешь мотоплуг.

– Олег, мотоплуг здесь ни при чем, – уже спокойней заговорил Ефимов. – Надо менять систему оплаты труда. При сдельной оплате у меня был стимул. Я знал, сколько стоит работа, и думал, как быстрее ее выполнить. По новой системе заработок выводится на глазок.

Антон ничего и никого не боялся, говорил, что думал. Он последний день работал в цехе: переводился мастером в карьер. Но об этом мало кто знал в цехе.

– Ты, Леонид Иванович, уравниваешь КТУ.

– Слушай, Антон, мы уже все решили на собрании, а ты опять начинаешь спорить. Зачем? – Чебыкин мысленно уже простился с Антоном.

– Но так нельзя работать! Вот вы попомните мои слова, – горячился Антон. – Надо пригласить начальника отдела труда и заработной платы, разобраться, что к чему. Надо сделать оплату труда по конечному результату.

– Конечно, Сафронова пригласить бы не мешало, – согласился Олег. – А то, действительно, вывели всем на заводе средний заработок и успокоились.

– Товарищи, это потом! – замахал руками Леонид Иванович. – Сейчас у нас отчетно-выборное собрание. Какие будут предложения по новому составу профгруппы?

Плотников с безучастным ко всему видом стоял в стороне, курил. Бушмакин строил пирамиду из домино. Валиев также далек был от собрания, думал о чем-то своем.

– Товарищи, почему молчим? Как будто мне одному это надо. Предлагайте, – сердился Леонид Иванович.

И опять выручил Бобров:

– Оставить в прежнем составе.

– Какие еще будут предложения? – Мария Павловна взяла ручку, быстро записала число, повестку дня, кто выступил. – Предложений больше нет? Тогда голосуем. Кто за предложение Боброва, чтобы оставить профгруппу в прежнем составе, прошу проголосовать. Единогласно.

Повестка дня была исчерпана. Собрание закончилось. Плотников с Копыловой устроили возню. Плотников норовил все ущипнуть Зойку за тощий зад, Зойка не давалась, визжала, била ногами об пол, точно необъезженная кобылица.

– Вали ее, Алексей, на скамейку, – подсказывал Бобров.

– Ты ему, Зойка, ногами в морду! – советовал Пашков.

Плотников начал сдавать, движения его стали вялыми, пропал энтузиазм, желание шкодить.

– Сейчас как стукну ногой по больному месту, старый пердун, – наседала Зойка.

– Говори прямо… – по сучку, – тяжело дыша, отошел Плотников в сторону.

– У тебя все сучки давно отпали, – поправила Зойка на голове берет, одернула костюм.

– Один остался. Хочешь, покажу?

– Тьфу! – плюнула Зойка и пошла в инструменталку, вынесла ведро с веником, занялась уборкой.

Сидорчук уходил в отпуск, работал последний день. По сложившейся традиции полагалось отметить это дело. Намечалась пирушка. Валиев, к примеру, с отпускных поставил три бутылки водки, две бутылки вина. Теперь была очередь Николая угощать. Раньше, до перестройки, чтобы не угостить с отпуска, считалось в высшей степени кощунством, неуважением к коллективу, предательством. Сегодня немногие в цехе, в основном кадровики, придерживались традиции. Вот уж второй день «Винно-водочный» не работал по причине отсутствия товара. Конечно, при желании можно было достать спиртное у спекулянтов за двойную цену. Но это было накладно.

– Где же взять водки? – расстроенный ходил Пашков. – Говорят, вагон пришел, но тянут с разгрузкой. Я уж и забыл, как водка пахнет. Когда денег нет, водка есть, когда водка есть – денег нет. Вот жизнь… Но должны сегодня завезти. Должны! Я чувствую.

Пашков не обманулся, после обеда водку завезли в магазин. Первым об этом узнал Сапегин от знакомого. Но как купить? Очередь, по словам знакомого, растянулась аж до дороги, это метров на сто. К пяти часам очередь удвоится, если не утроится; в худшем случае – спиртное закончится. Надо было торопиться, искать транспорт.

У электрика был грузовой мотоцикл, вместо коляски ящик, мало ли что увезти, привезти. Иван иногда ездил и за спиртным, выручал.

Иван был у себя, в мастерской, что-то сверлил для планера.

– Скоро полетим, значит? – как бы между прочим заметил Пашков.

– …как только, так сразу, – заученно отвечал Иван.

– Иван, голубчик, съезди за водкой, – за всю компанию просил Пашков. – Сидорчук уходит в отпуск. Надо по этому случаю… сам понимаешь.

– Успокойся, не плачь. Одно дело сделал, переходим ко второму. Давай! – протянул Иван как лопату-ладонь.

– Дай тебе бог здоровья! Вот молодец! – затанцевал Сергей.

Через полчаса Иван уже был в цехе с товаром. Пашков на радостях пел. Пили после работы у Сидорчука дома.

Часть четвертая

1

Не за что было работать: в магазине пусто, а если что и появлялось – по договорным высоким ценам. Зарплаты только-только и хватало на питание. На тридцать процентов упала производительность труда на заводе по сравнению с прошлым годом. Не стало соцсоревнования. Осталась одна работа, как она есть, в самом неприглядном ее виде, – как средство к существованию.

– Эй ты, старый хрен! Хватит шуметь! – ругался Дорофеев на Плотникова. – Как перекур, так он начинает шуметь! Хитрый, старый хрен.

– Что, без меня и покурить не можете? – обращал Алексей неприятный разговор в шутку, наждак все же выключил.

– Иди сюда, покурим! – махнул рукой Пашков.

Плотников прошел за вальцы, закурил. Алексей не держал зла на Вадима: был не лучше, тоже хамил. Два сапога – пара. Если бы Алексей захотел стать другим, то у него ничего бы и не получилось: коллектив знал его как балагура и не хотел знать другим. Одна возня Плотникова с Зойкой чего стоила. Комедия.

Зойка с ведром, веником под мышкой прошла к станку Бушмакина подметать.

– Зойка, иди сюда! – вытянув тонкую длинную шею, замахал руками Плотников.

– А ну тебя!

– Ишь, не в настроении, – довольный, объяснил Плотников. – Вчера мужик ее пришел с работы пьяный и сразу завалился спать. Даже не удовлетворил. Хмелевой жаловалась. Зойку, мне кажется, трудно удовлетворить. Худая – жадная.

– Это от организма зависит, от темперамента, а не от худобы, – запальчиво принялся объяснять Вадим. – Думаешь, худая, так много надо? Не всегда. Есть женщины, которым совсем не надо.

– Клавдия вот уж лет десять живет одна с дочерью. Я не слышал, чтобы она гуляла, кто-то у нее был.

Вадим жадно затянулся, выбросил окурок, сплюнул:

– Не слышал… В тихом омуте, Алексей, черти водятся. На днях у нее был день рождения. Подхожу я к ней, говорю: в гости приду? «Ой, я не готова к гостям». Заплакала. Строит из себя… Овечка.

«Станет она каждого принимать. Не дура!» – проникся Плотников гордостью за Клавдию.

– Неисправимый ты, Алексей, человек, – встрял в разговор Пашков. – Через неделю на пенсию, а ты все о бабах. Ты давай брагу ставь. Угощать нас будешь. Не угостишь, лучше в цех не приходи. Понял?!

– Мне ящик водки обещали оставить по справке, – признался Алексей.

– Ну смотри, чтобы ящик водки был, – успокоился Пашков

Пенсия для кого-то трагедия: работал, работал человек и вдруг оказался не у дел, стал не нужен. А для кого-то пенсия – долгожданный отдых. Алексей и ждал, и не ждал пенсии: придет – и ладно. И вот уж через неделю с небольшим – пенсия. Сильно болели руки. За кувалду Алексей уже и не брался, а если надо было хорошо ударить, просил Пашкова или Дмитрия. В помощи ни тот, ни другой не отказывали.

– Был у нас в СМУ бригадир один, Андреев, – рассказывал Вадим. – Баран бараном. Интересно он закрывал наряды. Я, значит, режу, варю, а он, козел, пишет мне в нарядах: уборка снега. И говорит, мол, я тебе в наряде закрываю девять тонн, а разве ты перекидал бы столько снега за смену? А перекидка снега стоит копейки. Ты мне, балбес, заплати за произведенную работу, и у меня выйдет пятнадцать-шестнадцать рублей в смену. Видишь, как у нас делается? Не хотят платить. На зарплате экономят. А сколько у нас денег уходит на никому не нужные объекты? Канал построили, а оказалось, что не надо было строить, экологии вредно. Деньги затрачены. Нет у нас хозяина.

– Так оно, – соглашался Плотников. – Как-то откомандировали нас, человек двести, на уборку картофеля. Приехали в колхоз, а там убирать-то нечего. Ведро картошки на человека. Целый день просидели, дурака проваляли, а ведь платить всем надо. В среднем девять рублей на человека. Капиталист бы так не сделал.

– Платить не хотят, – опять закурил Вадим. – Если бы мне платили, я бы стойку за четыре часа заварил, так я ее буду варить смену, потому что все равно мне больше не заплатят. Что я буду варить четыре часа, что смену – все едино.

– Конечно, если бы платили, можно было бы работать, – закурил Пашков. Сергей все хотел бросить курить, полгода продержался – по пьянке закурил. Около трубы, где сидел Вадим, все было оплевано. Вадим страшно плевался, даже когда слюней не было, все равно отхаркивался.

Вадиму уже был выставлен КТУ. Он уже больше не стремился сегодня сделать больше, чем вчера; есть работа – работал, нет – сидел. Дмитрий размечал фланцы. Нерабочей была атмосфера в цехе. Хмелева с кладовщицей пошли в инструменталку делить ситец. Вчера на заводе давали дешевую колбасу по два килограмма на человека, сегодня – ситец по пять метров на руки.

– И накормят, и оденут. Чего еще надо? – шутила Хмелева.

2

Вчера в торжественной обстановке в красном уголке Плотникова проводили на пенсию; был сделан подарок – стиральная машина-малютка «Фея».

– Человек всю жизнь проработал на заводе. Завод выделил на подарок тридцать рублей. Как подачку кинули! – возмущался после собрания Чебыкин.

Когда Кичигин, кузнец, уходил на пенсию, ему подарили большой ковер, одеяло ватное, транзистор – рублей на пятьсот, наверно, а тут – стиральная машина, да еще «Малютка».

Плотников спешно взял отпуск без содержания на три дня, чтобы не устраивать пьянку: тремя бутылками водки было не обойтись, а поить людей за просто так, на дармовщинку, Алексей не хотел. Чтобы Бушмакин и другие любители выпить на дармовщинку не приставали, придумал историю с пропажей водки с веранды: был ящик водки, и нет. Украли и все!

С выходом Плотникова на пенсию Дмитрий осиротел: Алексей был единственный человек в цехе, кому Дмитрий доверял, с кем был в хороших, приятельских, несмотря на разницу в возрасте, отношениях. Дмитрий сразу же после школы устроился на завод и был приставлен к Плотникову учеником. Наставник из Алексея был неважный, теорию слесарного дела Алексей не знал, да и практик был – так себе… Ученичество затянулось. И это было не лучшее время: много было всякого рода хозяйственных работ. Вместо положенных шести месяцев Дмитрий год проходил в учениках. Случалось, что и бегал за водкой, магазин был рядом. В армию Дмитрий ушел с четвертым разрядом. Демобилизовавшись, вернулся в цех, через год сдал на пятый разряд, обошел своего наставника в квалификации.

Начало смены было неплохим, работа несложная: отрихтовать, иначе, выправить пруток диаметром двенадцать из бухты на шпильки. Труд сродни кузнечному – с молотком. Прошел уже час за работой. Чуть побаливало с непривычки плечо. Тепло приятно разливалось по всему телу. Перекур. Чем изнурительней, напряженней работа, тем приятней, желанней перекур.

Чебыкин рубил уголок на комбинированных ножницах. «Подойдет, не подойдет? – курил, гадал Дмитрий. – Подойдет».

– Дмитрий, ты уже пятнадцать минут сидишь. Работы нет?

– Какие 15 минут? Ты что! Я только сел! Спроси у Пашкова.

– Я и так знаю, без Сергея. Не слепой.

– Ты, Леонид Иванович, смотришь: человек сидит, значит, филонит, надо ему зарплату урезать. Я только сел!

– Я, Дмитрий, смотрю, как человек работает: старается. Бывает, конечно, что человеку нездоровится, не работается. Но это – раз в месяц, два… Я ставлю ему за смену средний КТУ. Стараюсь не обидеть.

– «Не обидеть»…

– Ты, Дмитрий, много себе позволяешь. Копыловой грубишь. Я слышал, как ты с ней разговаривал. Она баба с придурью, но она – человек.

– «Человек». «Человек». У тебя своя правда, у меня – своя. Мы никогда не поймем друг друга.

Чебыкин ушел.

– Слышали?! – не мог Дмитрий молчать. – Я, говорит, пятнадцать минут уже сижу. Я только что сел. Время было пять минут десятого, я посмотрел еще на часы, когда сел. Сейчас урежет КТУ. Как после этого работать?

– Видишь ли, им же надо, чтобы ты хорошо работал, чтобы у них был заработок, – принялся объяснять Вадим. – Они же ничего не производят. Дармоеды! Мы их обрабатываем. В Америке человек получает шестьдесят пять процентов от того, что произвел, а у нас – пятнадцати не выходит. Куда это годится!

«Все, хватит! – не хотел Дмитрий больше так работать. – Рассчитаюсь. К черту все! Завтра же подам заявление на расчет. Хватит с меня! Сколько можно терпеть!»

3.

– Сергей Константинович, где Шубин?

– Шубин у меня отпросился. К нему мать приехала, я его отпустил. Все-то тебе, Бобров, надо знать.

– Болотовой нет.

– Олег, с ней плохо стало, – отозвался начальник цеха. – Владимир Осипович, ведите собрание.

Владимир Осипович – через три года на пенсию. Расточник, каких поискать.

– Четыре человека в отпуске, два на больничном. Итого присутствует на собрании тридцать четыре человека.

Появилась Болотова, больная. Она не пошла домой: не каждый день отчетно-выборное собрание, было интересно послушать.

– Какие будут предложения по открытию собрания?

– Открыть, чего по десять раз собираться, – предложил Валиев.

– Итак, товарищи, поступило предложение открыть собрание. Кто за данное предложение, прошу голосовать. Единогласно. Для ведения собрания надо выбрать председателя и секретаря. Какие будут предложения?

– Вершинина. Лысенко.

– Кто за данное предложение? Единогласно.

Галина Афанасьевна без лишних слов заняла место секретаря за столом. Вершинин хотел было отказаться: сколько можно председательствовать, есть молодежь – но прошел к столу.

– Товарищи, – повел собрание Андрей Павлович. – На повестке дня у нас три вопроса – отчет председателя цехкома о проделанной работе, выборы нового состава цехового комитета и «разное». Кто за данную повестку, прошу голосовать. Единогласно. На собрании у нас присутствует член заводского комитета Вера Максимовна Кузнецова и начальник отдела труда и заработной платы Петр Николаевич Сафронов. По первому вопросу слово предоставляется председателю цехового комитета Владимиру Осиповичу Синельникову.

– Товарищи, – откашлялся Владимир Осипович. – Моя работа, в основном, была – получить бытовые и другие товары для цеха. Я, вроде как, был за снабженца. Вы сами хорошо знаете, что в магазинах все по талонам, ничего не купить. Вот, пожалуй, о моей работе все. Остановлюсь вкратце на жилищном секторе, спортивно-массовой работе, технике безопасности и работе страхделегата. Жилищный сектор вел Бобров. Все заявки на жилплощадь своевременно передавались им в завком. У меня к нему претензий нет. За спортивно-массовый сектор отвечал Лаптев. Спортивная работа в цехе велась слабо. Да и как-то не до спорта было. Страхделегат – Сапегин, больные им навещались. Инспектором по технике безопасности была Сидорова – работа велась. Был сделан транспортер для подачи заготовки на механическую ножовку. А то Клавдия чуть без ног не осталась: заготовка с механической ножовки упала, еще немного бы – и по ногам. Все обошлось.

– Всё? – спросил Вершинин.

– Вроде всё.

– Какие вопросы будут к докладчику? Может, кто из членов цехкома хочет выступить? Добавить? Нет желающих? Какой будет оценка работе цехового комитета?

– Можно я? – поднял руку Леонид Иванович и, недождавшись, когда Вершинин даст слово, встал. – Моя оценка будет «удовлетворительно». Не все получалось, как хотелось бы, но время неспокойное. Живем одним днем.

– У кого еще какие будут предложения?

– Я тоже за «удовлетворительно», – поднял и тут же опустил руку Бушмакин.

– Итак, поступила оценка «удовлетворительно». Кто за данное предложение, прошу голосовать. Виктор, ты «за» или «против»?

– За.

– Выше тяни руку, чтобы видно было, – делал Вершинин замечание. – Кто против? Воздержался? Тоже нет. Переходим к следующему вопросу – выборы нового состава цехового комитета. У кого какие будут предложения?

– Оставить цеховой комитет в прежнем составе, – поднялся Ельцов.

– Еще какие будут предложения? Предложений больше нет. Тогда голосуем.

– У меня самоотвод.

Заявление Сапегина было как гром среди ясного неба.

– Как? – растерялся Вершинин.

За тридцать шесть лет в цехе он и не помнил случая, чтобы кто-нибудь отказался от работы в цеховом комитете. Быть избранным в цеховой комитет считалось престижным.

– Андрей Павлович, если человек не хочет работать в цеховом комитете, зачем его принуждать? – спокойно отнеслась кладовщица к самоотводу Сапегина. – Я думаю, надо удовлетворить его просьбу.

– Ну ладно, – согласился Вершинин. – Тогда кто будет вместо Сапегина? Предлагайте.

– Бушмакина!

– Ну и дурак же ты, Олег! Тянут тебя за язык, – Анатолий был не против работы в цеховом комитете, но уж как-то все неожиданно…

– Еще будут предложения?

– Тихомирова, – откликнулась Лысенко.

Владислав был человек самостоятельный, вел здоровый образ жизни. Мужчина – симпатичный. Кузнец.

– Голосуем.

Бушмакин набрал наибольшее количество голосов и вошел в состав цехового комитета. Тридцать пять минут ушло на отчетно-выборное собрание – своеобразный рекорд. Обычно было по несколько кандидатур на каждую должность. Затем была выбрана счетная комиссия. Голосование было тайным. После объявления результатов голосования счетной комиссией новый состав цехового комитета еще собирался в узком кругу на выборы председателя.

– Переходим, товарищи, к разделу «разное». Слово предоставляется начальнику отдела труда и заработной платы Сафронову Петру Николаевичу. Пожалуйста.

Разговор предстоял серьезный. Люди были настроены решительно.

– Товарищи, мне знакомы ваши проблемы, – в дружеском тоне начал Сафронов, – но ничем вам помочь не могу. Все мы зависим от конечного результата. Будет щебень – будет и заработок. Если мы не реализуем продукцию, нам никто ничего не даст и будем без денег. Так?

– Петр Николаевич, мы это уже слышали. Это все понятно, – взял Бобров слово. – Но вот КТУ – сколько конфликтов из-за него!

– Значит, КТУ действует, – нашелся Сафронов.

– Да уравниловка ваш КТУ! Мастер не может точно определить объем выполненной работы. КТУ выводится на глазок. Взять Садовского или Бушмакина. У них большой опыт работы, что для них перекур?! Они потом нагонят в работе. А другой – всю смену простоит за станком, а ничего не сделает. Нет стимула в работе. Фонд зарплаты у нас постоянный. Сколько ни старайся, все равно больше не заработаешь.

– Что ты, Олег, с ним разговариваешь. Он же баран! – выкрикнул Дорофеев.

– Попрошу выбирать выражения, – держался Сафронов с достоинством.

– Извините, – покраснел Вадим. – Вырвалось.

Вадим был выпивши. После обеда варил бачок знакомому, шабашил.

– Постоянный фонд зарплаты связывает нас по рукам. Нет у нас стимула в работе, – повторялся Олег.

– Товарищи, у нас на заводе коллективный подряд и оплата труда с применением КТУ, – отвечал Сафронов. – В будущем мы, может, перейдем на аренду – и оплата труда будет другой. А если вам хочется стать хозяевами, выкупайте цех.

– Директор нам цех не отдаст, – усмехнулся Олег. – Чего зря говорить. Была же у нас чековая система, только надо было до ума ее довести. Заработали мы, скажем, по чекам двадцать тысяч – отдай нам эти двадцать тысяч. Тогда человек будет заинтересован работать больше и лучше.

– Над твоим предложением, Олег, стоит подумать, – сдался Сафронов. – В нем есть здравый смысл.

– Еще какие будут вопросы к товарищу Сафронову? – встал Вершинин. – Нет вопросов?

Ничего конкретного, обнадеживающего Петр Николаевич не сказал. Разговор прошел впустую, словно его и не было.

– Когда в столовой будет наведен порядок? – хотел бы знать Лаптев. – Обеды во вторую смену плохие. Качество низкое.

– Да, качество низкое, – поддержал Лаптева Бобров. – Очередь большая. Весь обед на ногах.

– Много чужих в столовой.

Замечания по столовой адресовались Вере Максимовне Кузнецовой, как представителю завкома.

– Товарищи, со столовой разберемся. Обязательно будет наведен порядок! – обещала Вера Максимовна.

Без пятнадцати пять собрание закончилось, если в душевой не размываться, можно было успеть на автобус.

Через две недели после собрания на дверях столовой появилось объявление, что с одиннадцати до тринадцати обслуживаются только рабочие завода. Во вторую смену в столовой появилось рагу – не одни котлеты. Разнообразнее стало меню.

4

Чебыкин временно исполнял обязанности начальника цеха. За мастера был Лаптев.

В пятницу утром Валентин Петрович еще заходил в кузницу, в слесарное отделение. Где-то в одиннадцать пришел механик с дробилки, срочно потребовался шибер. Но на расточном станке стоял вкладыш, и тоже – срочно. Леонид Иванович не знал, как быть – пошел к начальнику. Валентин Петрович лежал справа от стола, на спине, раскинув руки, бледный, рот открыт…

Клавдия долго не могла успокоиться, ревела. Иванова тоже в слезы. Решали, что делать, как помочь товарищу. Для многих в цехе Валентин Петрович был свой человек. Для Плотникова начальник цеха по сей день был – слесарь. Плотников упорно не хотел признавать его за начальника: Валентин – и все. Никто и не слышал, чтобы Валентин Петрович когда-нибудь жаловался на здоровье, и тут такое…

Вчера Ельцов был в больнице, проведывал, позавчера – Клавдия ходила. Валентин Петрович спрашивал о работе, интересовался керамзитом, как идет наладка оборудования.

В цехе прибавилось всякого рода рутинной, не по специальности, работы. Вчера Дмитрий не стал размечать фланцы: не захотел, пошел на принцип. Лаптев спрашивал:

– Почему не разметил?

– Не успел. Струбциной лист было не взять, три тонны.

– Надо было отверстие вырезать.

– Вадим был занят.

– Я ведь предупредил тебя, что работа срочная.

– Срочная… Но я даже не знаю, за что работаю.

– И не узнаешь!

Труд терял свою привлекательность, становился в тягость. Были минуты, когда Дмитрий ненавидел свою работу; шел на работу как на эшафот. Скоро в отпуск! В отпуск! …не будет ни Лаптева, ни КТУ, ни сидящего без работы Вадима, ни фланцев. Никогда еще Дмитрий так не ждал отпуск. В отпуск! В отпуск! До отпуска – еще целых два месяца.

5

После Дня Конституции по цеху поползли слухи о создании малого предприятия «Ремонтник» на базе ремонтного цеха и цеха отгрузки. И скоро, действительно, ремонтный цех, отгрузка были преобразованы в «Ремонтник». Как объяснил директор малого предприятия Борис Иванович Жигалев, это делалось с целью увеличения заработной платы. Малое предприятие – это самостоятельное предприятие, со своим счетом в банке, фондом заработной платы. Главным для «Ремонтника» оставался ремонт заводского оборудования. При заводе уже было два малых предприятия – «Прогресс», «Механизатор». Жигалев неплохо знал коллектив ремонтного цеха, одно время работал мастером, потом перешел в отдел сбыта. Борис Иванович был небольшого роста, представительный седовласый мужчина. Широкое скуластое лицо с угасающим румянцем. Взгляд умный, понимающий. Держался Борис Иванович независимо, знал себе цену.

В среду прошло собрание, на котором Борис Иванович рассказал о малом предприятии, что оно собой представляет. Оратор он был никудышный, к тому же заикался. У «Ремонтника» будет своя бухгалтерия, снабжение – все, как на большом предприятии. За электричество, воду – за все надо будет платить. Можно работать и в выходные.

– Надо нам быть сплоченнее. Думаю, мы не ударим в грязь лицом. Будем хорошо работать – жить будем лучше. Нам не на кого надеяться, как на самих себя. Главное, не надо отчаиваться. Верно?! – на оптимистической ноте закончил выступление директор «Ремонтника».

Время было неспокойное, голодное. На заводе каждую неделю что-нибудь да давали: то колбасу, то сыр, то яйца. Даже завозили импортные куртки. В магазине трусов не было. С созданием малого предприятия у людей появилась уверенность в завтрашнем дне; можно было работать. Вышел из отпуска Плотников, думал с годик еще поработать. Теперь можно было работать: по новому трудовому законодательству и пенсия начислялась, и заработок шел. Раньше пенсия и зарплата в сумме не должны были превышать триста рублей, приходилось работать неполную смену; уходить в вынужденный отпуск. Плотников подсчитал – зарплата и пенсия, рублей четыреста должно выходить.

Бушмакин с Пашковым все приставали к Плотникову, чтобы «поставил» с пенсии, а то нехорошо получается. Алексей: украли водку и все, целый ящик. Нет водки!