Текст книги "Беллетрист"
Автор книги: Чихнов
Жанр: Современная русская литература, Современная проза
Возрастные ограничения: +18
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 7 (всего у книги 28 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]
– Следи за партнером. Куда ставишь?! Спишь!
– Вылазь!
– Списано.
– Я тебе покажу «списано»!
– Несчастливое это место, – говорил токарь. – Я тоже проиграл.
Пришла Татьяна, фрезеровщица, встала в стороне, сложив на груди руки. Подошли Марина с Галиной – токаря.
– Двигайтесь! – потребовала Марина, женщина уже в годах. – Расселись.
– Женщинам надо место уступать, – поддержала ее Галина.
– Вам дай слабинку, так быстро на шею сядете.
– Да, – упрямо тряхнула головой Марина.
– А-а! – завизжала пышнотелая Галина.
– Так ее, Витька, жми! – учил Тимофеев.
Подошла Тамара, инструментальщица. Интеллигентная, симпатичная женщина. По одному, по двое собиралась смена. У большинства была работа.
– Про технику безопасности не забывайте, – напомнил Забелин.
Федор сверлил трубы на фильтра, после обеда была уже другая работа: надо было срочно заменить ролик на мельнице в сортировочном цехе, приварить два листа двести на триста. Пантелеев, крановщик, там уже ждал.
– Вот черт! Нашли работу в конце смены, – сматывая кабель, ворчал Рашид.
Ветер дул то в лицо, то заходил в спину. Где-то рявкнул тепловоз.
– Холодно. – Втянув голову в плечи, беспрестанно фыркая, Рашид шумно вбирал в себя богатое содержимое носоглотки. – Не люблю я эти срочные работы.
Сортировочный цех был сразу за обжигом. В цехе – никого. В бетонных ячейках лежали разного калибра шары для мельниц. Чуть в стороне стоял сортировочный барабан.
Федор с Рашидом поднялись на площадку, что у сортировочного барабана.
Откуда-то снизу появился мужчина в фуфайке с ободранными рукавами. Это был Пантелеев, крановщик. Он рассказал, что надо сделать, объяснил, как работает барабан; пожаловался на шум.
Час с небольшим ушло на замену ролика, потом Рашид приварил пластины.
– Спасибо. – Пантелеев долго махал рукой в знак благодарности.
– Значит, не куришь, не пьешь?.. – спрашивал Рашид. – Не теряйся, у нас много в цехе незамужних женщин. Например, инструментальщица… симпатичная баба. Такие как ты, самостоятельные, нравятся женщинам. Через месяц Забелин рассчитывается, ты – на его место. А я бы не хотел быть мастером: отработал свое – и свободен. Пошли, Федор, зайдем в одно место, тут недалеко.
Это была бойлерная – царство больших и маленьких вентилей, труб. Было тепло – хоть не уходи. За столом сидела дежурная. Рашид стал обниматься.
– Уймись, уймись, дурак! – отстраняясь, смеялась дежурная.
– Ладно, потом к тебе зайду.
– Бутылку не забудь! – то ли в шутку, то ли всерьез крикнула дежурная.
– Раньше она в помоле работала, – рассказывал Рашид. – Сейчас ее перевели на легкий труд. Силикоз легких у нее.
Пошел снег.
6
Скрипнула в комнате дверь, и вошла Тамара, инструментальщица. Красавица.
– Вот, пожалуйста, инструмент, – разложила Тамара на столе метчики, ключи. – Выбирайте.
Федор долго искал нужный инструмент.
– Федор Семенович! Федор Семенович! – Кто-то ломился в дверь.
Милиция.
– Вставайте. На работу.
Мария.
– Ездил бы на автобусе и высыпался. И тебе, Мария, меньше забот. – Лежал Юрий Владимирович, вставать – рано. – Ты его, Мария, больше не буди. Проспит – проспит. Его проблемы.
– Неудобно. Гость…
– Это ему должно быть неудобно. Встал?
– Встал.
Федор все никак не мог забыть сон, с ним пришел и на работу. Прошла разнарядка, Тамары все не было. В инструменталке Андрей, токарь, выдавал инструмент.
– Как жизнь? – спрашивал Трошин.
– Ничего, – заученно отвечал Федор.
– Как к тебе Власов относится? Я знаю, он мужик справедливый, – подмигнул Трошин проходившему мимо Рябову, фрезеровщику.
Федор рубил на гильотинных ножницах пластины на печь на футеровку. Пластин надо было много. Шли они на крепление кирпича в печи. За ножами стоял упор, все пластины одного размера. Каких-то навыков не требовалось, знай нажимай на педаль.
За два дня работы на ножницах Федор настолько освоился, что выполнял работу механически.
– Обед. Пошли, – стоял за спиной Чесноков, торопил. – Выключай ножницы.
Мужики уже забивали козла за расточным.
У столовой Борис опять ругался:
– Ты молодой. Они за тобой бегают. У тебя кровь с молоком.
– Я видел тебя тут с одной…
– Молчи, сопляк!
– Да, – глубокомысленно протянул Чесноков. – Если его не дразнить, послушаешь – нормальный человек. А если его еще приодеть, он даст фору обидчикам. С другой стороны приятно, что такой вот есть… хуже тебя. Ты уже не последний человек. Бытие определяет сознание. Заходи, Федор, как-нибудь, потолкуем.
В столовой опять была очередь.
– Спешить, Федор, некуда. Не война. Садись.
Федор с Чесноковым еще обедали, когда появилось заводоуправление, у них обед был на полчаса позже. Красивые кофточки, духи, капрон…
После обеда Федор опять рубил пластины на футеровку.
Трошин подошел:
– Дела идут.
Тимофеев с Новиковым собирали защитный кожух на двигатель. Тимофеев все никак не мог приставить лист к уголку – лист соскальзывал. Новиков с откинутым щитком стоял рядом, ждал, когда слесарь установит лист, чтобы его приварить. Но у Тимофеева ничего не получалось. Тогда Новиков, смачно сплюнув, легко поставил лист на уголок, приварил. Тимофеев, довольный, отошел в сторону:
– Готова собачья будка. Теперь собаку надо.
Кожух действительно похож был на собачью конуру.
– Надо Генку туда посадить, чтобы не лаял.
Генка, токарь, всегда с кем-нибудь да ругался, был недоволен.
7
Обжиг: на второй печи лопнула шестерня главного привода. Работа срочная. Почти все большое начальство собралось – инженер, главный механик, начальник обжига. Власов тоже был, Забелин.
Чуть в стороне от печи был разведен костер, заложена шестерня для нагрева, запрессовки в нее вала.
Рядом с костром, задрав стрелу, наготове стоял кран на гусеничном ходу. Рабочий в фуфайке с меховым воротником все подбрасывал в костер доски, подливал масло. Механик обжига который раз уже замерял вал, лежащий рядом; щупал шестерню, проверял нагрев. И вот последовала команда: приготовиться! Рабочий в фуфайке с меховым воротником застропил шестерню. Юрий Владимирович еще раз проверил нагрев: лучше было перегреть, чем недогреть. В случае недостаточного нагрева вал намертво застревал в отверстии, не садился. Это называлось «посадить козла». Ничего хуже нет.
Вал легко зашел в отверстие шестерни. Повезло. Облегченно вздохнул главный механик завода; просветлели лица рабочих. Запрессовать вал – это было полдела, надо было еще соединить шестерню с главной венценосной шестерней, опоясывающей печь, попасть в зуб.
Ветер пронизывал насквозь, не помогала фуфайка.
– Холодно, – пытаясь согреться, прыгал рабочий в зеленой каске.
– Ладно, перекур, – согласился главный механик завода.
Рабочие потянулись в обжиг.
В дежурке было тепло, сидеть бы и сидеть: работа не ждала. Сразу как-то, не договариваясь, встали, пошли на печь. Наверху, у привода, в беспорядке валялись гаечные ключи, трубы. Коварно блестело масло, припорошенное цементом. Рабочий в фуфайке с меховым воротником опять застропил шестерню уже с валом. Шестерня неумолимо поползла вверх. Вот она уже оказалась над печью. Кто-то в последний момент подобрал ключи, отбросил в сторону. На шестерню была наброшена веревка, чтобы оттянуть шестерню, завести ее за фундамент редуктора. Шестерня легла на опору печи, но не так, как надо. И опять подъем. Шестерня вдруг соскочила с выступа и – на рабочего, стоявшего у редуктора. Все… Кто-то из бригады бессознательно потянулся к шестерне, чтобы изменить ее ход, но куда там… – пять тонн. По счастливой случайности шестерня чуть коснулась плеча рабочего.
Шестерня никак не попадала в зуб с венценосной шестерней. Мешал кожух – трос соскальзывал… Третья, четвертая попытка. Пошли в ход ломы, трубы, доски. Главный механик командовал, то отходил в сторону, полагаясь на сноровку рабочих, то опять давал команду. Сломался домкрат. Работали без обеда, до победного конца. Докуривали последние сигареты.
– Спирту бы сейчас, – жалобно протянул кто-то из рабочих.
Механик распорядился, чтобы накормили рабочих, привезли продукты, дал денег.
Собрались опять в дежурке. Было высказано немало предложений, как лучше завести шестерню, попасть в зуб венценосной шестерне.
Темнело. Шестерня, точно заговоренная, ни в какую не хотела вставать на место. Очередная попытка, и шестерня легко вошла в зуб венценосной. Наконец-то! Последовал длинный перекур.
– Где здесь мой Валера? – подошла женщина в желтом пуховике.
– Испугалась, что мужа долго нет?
– Конечно, скоро сутки будут, как его дома нет.
– Скоро приду, – обещал супруг. – Кожух поставим.
Негнущимися от холода пальцами Федор крепил кожух, закручивал болты. Дежурный электрик принес две переноски. Осталось работы часа на два.
В конце недели, кто работал на печи, были премированы.
8
– Проходи, Федор, садись, – указал Юрий Владимирович на стул у окна. – У нас в инструменталке некому дежурить. Тамара ушла от нас, рассчиталась.
– Можно? – вошел Кадочников, токарь.
– Я занят.
– Но…
– Я разговариваю. Освобожусь – тогда… И на чем мы с тобой, Федор, остановились? Ах да, Тамара рассчиталась. Я хотел бы попросить тебя поработать некоторое время в инструменталке. Работа не тяжелая. В зарплате ты не потеряешь. Думай, решай. Надумаешь, Забелину скажешь.
Аванс давали.
– Пересчитай, – говорила Лужина, табельщица, полная, в годах женщина с добрым лицом.
Кто пересчитывал, кто, махнув рукой, доверял.
– Тимофеев опять без очереди, – схватил Трошин слесаря за куртку.
– Ишь, примазался, – возмущалась крановщица. – Лезет без очереди.
– Гони его!
– Тише, тише… У меня долги. Вот этому я должен, вот этому, – тыкал Тимофеев пальцем чуть ли не каждому в очереди в грудь.
Тимофеев все же не стал стоять, без очереди получил аванс, разделил деньги на два кармана:
– Это домой, это на пропой.
– Товарищи, не толкайтесь! – призывала к порядку табельщица.
Тут же за столом сидел комсорг, с профсоюзом собирали членские взносы.
– Пересчитай, Федор.
– Хорошо пересчитывай, чтобы не надули. На свет посмотри. Может, фальшивка.
– Хватит вам смеяться над человеком, – окинула взглядом табельщица очередь. – Правильно он делает. Ничего в этом зазорного нет. Я не счетная машина, могу и ошибиться. Вот не стану выдавать деньги, если не будете пересчитывать!
– Будем, будем… – ответил Борис за всех.
До конца смены еще сорок пять минут.
Было много праздношатающихся, собирались все больше компаниями.
– Я могу выпить хоть сколько, – рассказывал Полыгалов. – Пьяный буду говорить, говорить… У меня у пьяного все можно выведать, узнать. Прошлый раз, помнишь, собирались у меня. Я что-то рассказывал, рассказывал, потом бух – и отключился.
– Мы тебя на диван положили. А меня, когда выпью, тянет на улицу, на разные там подвиги.
– А мне пьяному на деньги везет. Раз я был на дне рождения, иду домой, все уже прошли, я смотрю – три рубля валяются. И не раз уже так. А ты что, Федор, молчишь?
– А у него, когда выпьет, память отшибает.
– Ты, Федор, не обижайся, – заговорил Трошин, – ты какой-то… не нашенский. Не от мира сего.
Федор прошел аптеку, парикмахерскую и вышел к кафе, где с Митиным напился, уснул; хотел зайти, не стал, пошел в кино. Перед сеансом в полной тишине диктор местного радио обнародовал фамилии местных дебоширов. Фильм был военный, про разведчиков.
Вышел Федор из клуба в сумерках, зашел в столовую. Очередь была небольшая.
– Товарищи! – взорвался женский голос. – Я здесь стояла, спросите вот этого товарища. Я стояла впереди вас, потом вышла на минуту, мне надо было.
– Ладно, вставай, – разрешил мужчина.
– Что значит «ладно»! – не унималась женщина. – Я законно стояла здесь, это мое место.
– Вставай!
– Вы не кричите на меня, пожалуйста. Я вам не жена!
После столовой Федор зачем-то пошел в «Культтовары». В магазине играла музыка, сильно пахло духами. Продавец, блондинка, задумчиво смотрела куда-то вверх. Рядом с грампластинками был трикотажный отдел – нижнее белье, носовые платки, носки…
Было уже девять часов. Совсем темно.
– Вы что-то, Федор Семенович, сегодня припозднились? – спрашивала Мария. – Ужинайте.
– Я в столовую ходил.
– Юра, я говорю тебе, что он не пьяный.
– А где же он тогда был? С первой получки он должен угостить товарищей, обмыть получку. Традиция такая.
– Не знаю, – шептались супруги в комнате.
9
– Вот, пиши, Федор, – положил Забелин на стол бланк соцобязательства. – Можешь посмотреть, как у других написано. Бери только те пункты, которые можешь выполнить. Например, работать без травм и аварий, участвовать в общественной жизни цеха, повышать свой общеобразовательный уровень, отработать на благоустройстве завода, города столько-то часов, сдать в Фонд мира столько-то, подтвердить звание «Ударника комтруда». Тебе же надо бороться за звание «Ударника комтруда», так как ты – человек новый. Можно, конечно, и не брать соцобязательства, только у нас таких нет.
Забелин встал, подошел к окну. Вошел Николай Спиридонович Покушев, нормировщик, с блуждающей улыбкой на лице.
– Что, Аркадий Петрович, обозреваем вселенную?
– Да, – безрадостно ответил Забелин.
– Смотрел вчера по телевизору американских астронавтов. Их жены тоже хотели бы летать. Я спросил свою жену, полетела бы она. «Нет», – ответила она. Я ей стал говорить, что ее будут показывать по телевизору, от поклонников отбоя не будет. «Почему ты не хочешь полететь?» А она говорит: «Меня все равно не возьмут». Практичными стали женщины.
– Написал?
Зашел Чесноков.
– Федор, подожди меня, я сейчас быстро приму соцобязательства. Такое тебе скажу – упадешь. Я быстро.
И пяти минут не прошло, Александр вышел.
– Поздравляю, Федор, – протянул Александр руку. – Пляши. Тебе дают комнату. Не забудь меня в гости пригласить. У меня в завкоме есть знакомый, вот он про твою комнату мне сказал.
– Идет! – зашумели станочники. – Где ты ходишь? Инструмент нужен.
Федор открыл окно выдачи инструмента, встретился с недружелюбным взглядом Комарова, токаря.
– Нехорошо, Федор, так делать, – выговорил Комаров, сокрушаясь. – Ты уходишь, а нам работать надо, инструмент надо.
– Хватит лясы точить. Бери, что надо, уходи! – крикнул кто-то.
– Не кричи.
Подошел Забелин:
– Что за шум?
– Инструментальщика не было.
– Он принимал соцобязательства.
– Что же молчит? Молчун.
У слесарей что-то загромыхало, вроде как упало.
Тимофеев уже мыл руки, он рано всегда уходил в столовую и потом играл в домино.
На дверях столовой висела «Молния». Отмечалась хорошая работа машиниста цементной мельницы А. А. Шариповой. «Позор пьяницам и хулиганам» – мужчина с красным носом, С. К. Мякитцкий, с обжига, шагал пьяный с бутылкой в кармане. «25 ноября заседание завкома. Явка обязательна».
Говорило заводское радио. Смена Заварухина первенствовала в соревновании «25 съезду КПСС – 25 ударных декад».
В столовой опять очередь. У кассы стояла «дикая дивизия» – женщины с помола, человек шесть. Одна обычно занимала очередь, потом к ней вставали другие.
В меню на второе был говяжий язык. Большая редкость.
– На днях проходили выборы в партийных организациях, так вот осталось… – не мог без шуток Покушев.
Федор пришел из столовой – был еще обед.
– А ты не получал «сопливого»?
– А ты каждый день получаешь. Играть не умеешь!
– Зато ты умеешь! – сошлись Кулаков с Тимофеевым.
К концу смены уже весь цех знал про комнату Федора в коммуналке.
– Все образуется, Федор, – говорил Трошин. – Поживешь – осмотришься. Там женишься. Квартиру получишь. Только выбирай хорошую женщину.
Подошел Круглов. Трошин отошел в сторону, вскинул руки:
– Посмотри, Федор, какой красавец!
– Не болтай! – замахнулся токарь на Трошина резцом.
– Вот видишь, я с ним по-хорошему, а он ругается. Убьешь. Жена у меня плакать будет.
– Ты все равно с ней не живешь.
– Все знает! – крепко обнял Трошин токаря.
Федор не заметил, как прошла смена: принимал, выдавал инструмент. В бытовой опять дежурила женщина с девочкой..
– Ребенка зачем привела? – делал Гусев женщине замечание. – Голые мужики, и ребенок здесь…
– А с кем я его оставлю?
– Думать надо!
В душевую Федор не пошел, работа не грязная.
По радио передавали последние новости. Григорий Золотухин, бригадир каменщиков СМУ-14 награжден знаком «Победитель соцсоревнования». Бригада досрочно выполнила план девятой пятилетки. Высоких результатов добились Семенов Евгений Петрович, Григорьев Леонид Иванович и многие другие в бригаде. Бригаде Золотухина второй год присуждается звание «Бригада комтруда». За девятую пятилетку на счету бригады уже шесть пятиэтажных домов. Это значит, сотни людей переселятся в новые квартиры. Это достойный подарок 25-му съезду КПСС. Больших успехов добились и животноводы Украины. Они уже выполнили задание пятилетки на 150%. Позывные о досрочном выполнении плана девятой пятилетки поступают со всех концов страны. Инженеры, рабочие, колхозники, все встали…
Радио замолчало. «…все встали на ударную предсъездовскую вахту».
– Федор, подожди! – кричал Чесноков. – Фу, устал. Ты хоть рад, что комнату дают? Тебя не поймешь. Свой угол будет, мужик! Радуйся!
Мария весь вечер говорила про комнату, словно сама переезжала.
– Теперь у тебя будет своя крыша над головой. Это самое главное. А там будешь работать, квартиру получишь, женишься. Мы с Юрой семь лет стояли в очереди на квартиру. Да, Юра?
– Да, семь лет… Я с Чесноковым пятнадцать лет уже работаю, а то, что он философ, впервые узнаю: он, когда выпьет, начинает выдумывать, философствовать.
– Вот так, муженек, не знаешь своих рабочих. Командир производства
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?