Текст книги "Правила логики"

– Скажите, Игорь, – спросил вдруг Дронго, – а откуда вы знаете, что у него был именно синяк под глазом? Значит, вы видели его после супругов Лепелье?

Молодой человек понял свою ошибку. Тяжело вздохнув, он обхватил голову руками.

– Какой дурак! – тихо произнес Игорь.

– Я жду ответа на свой вопрос, – напомнил Дронго.

– Видел, – выдавил очень неохотно Игорь, – после того, как его чуть не убил Морис Лепелье…

– Это ложь… – вскочил Морис.

– Серж пришел ко мне, – докончил Игорь.

– Успокойтесь, – поморщился Дронго, – сядьте все и успокойтесь.

Жигунов принес щипцы для камина, дрова. Старательно разложил все и уже готовился щелкнуть зажигалкой, когда графиня Полонская спросила Игоря:

– Почему ты не говорил об этом? Почему меня не позвал?

– Он был в таком состоянии, – вздохнул Игорь, – не хотел вас беспокоить.

Жигунов наконец растопил камин.

Стало уютнее и немного веселее.

– Он поднялся к вам в комнату? – спросил Дронго.

– Да, я встретил его в парке. Он два раза падал.

– Вы привели его к себе?

– Да, он пошел принимать душ, но не дойдя, вдруг что-то вспомнил, начал ругаться, сказал, что ему заплатят за все. Я пытался его удержать, но он, оттолкнув меня, вышел, сильно хлопнув дверью.

– Как он сказал? – уточнил Дронго.

– Сказал, что они заплатят за все, и ушел.

– Вы не можете сказать куда? – снова спросил Дронго.

– Ко мне, – раздался невозмутимый голос вошедшего в гостиную Дольского. – Марии совсем плохо, – коротко сообщил он теще, – поэтому я оставил ее наверху.

– Вы видели Сержа в ту ночь? – спросила Полонская.

– Видел. Он ввалился в нашу комнату, когда там не было Марии. Что-то кричал, угрожал. Он был сильно пьян, к тому же мне не нравился его тон. И вообще весь его вид. Я просто выставил его за дверь.

– А что он просил?

– Как обычно, денег. Конечно, я ему отказал. И выставил за дверь.

– Слава Богу, – с чувством произнесла Полонская, – слава Богу.

Она сказала это по-русски.

– Что вы хотите этим сказать? – спросил тоже по-русски Дронго.

– Я знала, что Серж вернулся и побывал у Дольского. Я боялась, что это он. Он – из-за завещания. Горничная слышала их крики.

– А теперь вы так не думаете?

– Он же сам все рассказал!

– Это еще ни о чем не говорит.

Дронго выпрямился, посмотрел на продолжавшего стоять у стены Дольского.

– Вы его выгнали, и все?

– Да, потом, немного успокоившись, я спустился за женой. Она была у матери.

В этот момент раздался страшный крик, словно из преисподней. Все вскочили.

– Это на кухне, – испуганно прошептала Полонская.

Первыми бросились туда Морис, Жигунов и Дронго. Уже за ними на кухне появились Дольский, Жорж и Игорь. Женщины остались в гостиной.

Кричала самая молчаливая работница в этом доме. На столе с почти разрубленной головой лежал какой-то человек. Рядом валялся окровавленный топор.

Дронго подошел ближе.

– Кто это? – спросил он у остальных.

– Кажется, водитель – Альберт, – всмотрелся Морис. – Кто его так?

– Бегите к воротам! – почти приказал Дронго Игорю и Морису. – Только будьте вдвоем. Посмотрите, все ли там в порядке у сторожа. И сразу возвращайтесь. Господа, помогите мне.

Вместе с Жигуновым они перевернули тело. Водитель был мертв, уже не дышал, но по еще продолжающей сворачиваться крови Дронго понял, что убитый получил смертельный удар всего несколько минут назад.

– Успокойтесь, – сказал он кричавшей женщине, – где ваш повар?

– Он спустился в кладовую. А я пошла с ним выбирать вино для десерта.

Появился запыхавшийся толстяк.

По его рыхлому лицу Дронго сразу определил его профессию.

– Все выйдите отсюда, – сказал он. – Господин Дольский, вызовите полицию. Все остальные вернитесь в гостиную.

Он наклонился над убитым, подозвал повара.

– Вы останьтесь.

Жорж увел плачущую служанку в гостиную.

– Скажите, – спросил Дронго, когда они остались одни, – это удар профессионала?

– Я его не убивал, – смутился толстяк, не понявший английского.

– Знаю. Вы были вместе со служанкой в кладовой. Удар. Посмотрите удар, – показал Дронго, – это профессионльный удар.

Толстячок понял. Зажмурил глаза, наклонился, затем открыл один глаз, второй.

– Да, – сказал он, – удар очень сильный, профессиональный. Но это не я.

– Спасибо, накройте его какой-нибудь простыней.

Он вернулся в гостиную.

Там уже собрались все находящиеся в доме. Сама графиня Полонская, Жорж де Рувруа, Дольский, его супруга, спустившаяся вниз на крики, Жигунов, Игорь, супруги Лепелье и две служанки. Старшая, ставшая свидетелем происшедшего, продолжала что-то доказывать всем. Вторая, тоже испуганная, молча озиралась по сторонам.

– У сторожа все в порядке, – сообщил Морис, – никто не заходил и не выходил. Мы его предупредили, что сейчас приедет полиция.

– Это Божья кара, – простонала Полонская, – у меня было видение.

Все говорили одновременно, взволнованные происшедшим. Дронго отошел к камину и сел на один из стульев.

Итак совершено убийство. Еще одно. Убийца – один из находившихся в комнате. Это безусловно. Из гостиной выходили четверо – Дольский, он задержался дольше всех, Жорж де Рувруа, Жигунов и Морис Лепелье. Что-то услышанное во время ужина так потрясло убийцу, что он решил сразу начать действовать. Но почему водитель? Что он мог знать? Что-то связанное с машиной. Или он был сообщником убийцы.

В любом случае ясно, что этот Альберт обладал какой-то информацией. Стоп. Почему только информацией? Судя по всем находящимся в этой гостиной господам, все они люди довольно состоятельные. Крестик хоть и красивый, но стоил не больше пятисот-семисот долларов. Так рисковать за такие ничтожные деньги ни один из них не стал бы. Значит, у убийцы мог быть сообщник. Сообщник, для которого пятьсот долларов огромные деньги. Похоже, Альберту сегодня крупно не повезло. Кроме того, в ту ночь Серж не сумел далеко уехать на своем автомобиле. Если предположить, что «Шевроле» намеренно вывели из строя. Здесь нужна помощь профессионала, водителя. Думай быстрее, через полчаса здесь будет полиция, и тогда все. Ему придется задержаться здесь еще на месяц. Не спасут даже лавры «лучшего сыщика Интерпола».

Вокруг продолжали громко спорить, кричать, суетиться, а он молчал, продолжая сосредоточенно думать.

Жигунова послали за дровами.

Жоржа де Рувруа послали за накидкой.

Дольский помог увести жену.

У них у всех был повод выйти, обоснованный повод.

Морис взялся сам принести воду для жены. Она его, кажется, даже не просила. Дронго вспомнил его рукопожатие. Сильное, крепкое. Такой может ударом топора раскроить череп. В ту ночь Серж мог приставать к его жене по взаимной договоренности. На Терезу это похоже.

Заставший их Морис хотел убить Сержа, но тот убегает к себе домой.

Затем Морис возвращается, находит Сержа и убивает его. Похоже. Но при чем тут водитель? Тогда скорее второй жертвой должна была быть его Тереза.

Господи, в какую гнусную историю его втянула эта старуха! Он ведь еще вчера чувствовал, что все будет плохо. А теперь все очень плохо. И есть еще один труп. А убийца здесь рядом, смотрит на него и насмехается.

– Скоро приедет полиция, – говорит Жорж де Рувруа.

– Ничего нельзя трогать, – это испуганный голос Игоря.

– Какой ужас! – бормочет кто-то из служанок.

– Не нужно было вообще ничего рассказывать, – это, кажется, Морис говорит своей супруге.

– Господи, у нас в доме, – причитает Мария.

Все эти крики, вздохи, стоны, конечно, отвлекают. Он быстро достал бумагу и ручку.

Написал цифру 1.

Кто мог уйти на кухню и оказаться там в момент убийства?

Затем поставил четыре фамилии.

Написал цифру 2.

Кто мог нанести такой удар?

Подумав, поставил уже три фамилии.

Кто мог договориться с водителем об автомобиле? Четыре фамилии.

Кто должен был дать деньги Сержу Полонскому? Две фамилии.

Кто мог отправить письмо, подделав почерк Сержа? Пять фамилий.

Кто мог быть заинтересован в гибели Сержа Полонского? Три фамилии.

Затем, подумав, дописал: кто не встречался с Полонским в тот вечер? И снова поставил две фамилии.

И наконец, еще один вопрос. И всего одна фамилия.

Затем положил ручку в карман.

Он уже приблизительно знал, чего хочет. Следивший за ним убийца вдруг понял, что Дронго знает.

И отчаянным усилием воли заставил себя улыбаться, игра шла до конца. Уходить было поздно. Через десять минут приехала полиция.

Дронго подошел к хозяйке дома.

– Вы знали, что у Сержа сломается машина? – спросил он.

– С чего вы взяли? – угрюмо спросила мадам Полонская.

– Я задал вопрос, – терпеливо напомнил Дронго.

– Знала, – отвернулась женщина, – я не хотела, чтобы он уезжал.

– Кому вы дали поручение?

Полонская тихо сказала. Дронго кивнул головой.

Полицейские инспекторы добросовестно осмотрели весь дом, исследовали труп, опросили всех находящихся в доме. По их версии, убийца был посторонний грабитель, проникший в дом из парка. Возглавлявший бригаду инспектор Бувье, долговязый, мрачный, неразговорчивый субъект, дотошно спрашивал каждого свидетеля, пытаясь найти противоречие в их показаниях.

Дронго сидел в стороне, не обращая внимания на суету вокруг. Он для себя выяснил почти все.

Бувье долго разглядывал его документы, удивляясь, что месье Леживр не знает французского. На предложение позвонить в Интерпол или комиссару Дюбуа в Монпелье только неприятно улыбался, обнажая желтые лошадиные зубы. Дронго добросовестно отвечал на все его вопросы, пока наконец мадам Полонская не принесла газету с его фотографией.

– Это знаменитый детектив, – злорадно сказала она, протягивая инспектору газету, – он может найти убийцу и без вашей помощи.

– Очень хорошо, мадам, может, он мне скажет, кто убил водителя? – спросил инспектор.

– Вы правильно ищете, господин Бувье, – кивнул Дронго, – это наверняка мог быть только посторонний. Все остальные мужчины находились в гостиной, сторож слишком стар, а повар ушел в кладовую, где он был не один. Так что ищите этого неизвестного!

– Что я и делаю, – мрачно заявил Бувье, – в любом случае прошу вас завтра зайти еще раз в комиссариат города.

– Разумеется.

Уже под утро полицейские, завершившие предварительный осмотр, уехали, забрав тело с собой. Следом уехали Лепелье. Тереза чувствовала себя очень плохо. За ними ушли Мария и Дольский.

Правда, последний, уложив жену, спустился вниз, выпить чаю. Так они и сидели за столом вшестером. Графиня, Жорж де Рувруа, Дольский, господин Леживр, Жигунов и Игорь.

– А все-таки, – спросил вдруг Жорж де Рувруа, – к какому выводу вы пришли? Это действительно был посторонний?

– Конечно, нет, – спокойно ответил Дронго, – так я говорил только для полиции.

– А что вы можете сказать нам? – поднял на него свои красные глаза господин Дольский.

– Очень много. Даже назвать имя убийцы.

– В таком случае почему вы молчите? – резко спросила графиня.

– Я могу говорить только в том случае, если вы все дадите мне слово, что сказанное мною останется здесь.

– Конечно, – за всех сказала графиня, – они все дают слово.

Дронго осторожно поставил чашечку на стол.

– С самого начала было ясно, что пропавший Серж, его найденный крест и это письмо не стыкуются друг с другом. Крест мог украсть только грабитель, человек, польстившийся на довольно скромную, по вашим меркам, сумму. А вот письмо мог отправить только заботливый друг, решивший успокоить графиню.

– Интересное наблюдение, – холодно заметил Жорж де Рувруа, – и к каким выводам вы пришли?

– Прежде всего я не верю в случайных убийц. Так не бывает. Значит, кто-то узнал вчера такую информацию, что она стала смертельной для Альберта. Теперь мне нужно было узнать, какая это информация. Но у меня было мало времени. Я начал анализировать. В таких случаях применяют правило логики профессионала. Верно сформулированный вопрос – уже половина решения. Кто мог оказаться на кухне незамеченным? Только четверо: господин де Рувруа, когда приносил накидку, господин Дольский, когда спускался от супруги, господин Жигунов, когда приносил щипцы для камина, и господин Лепелье, принесший воду своей жене. Но кто мог нанести такой сильный удар? Здесь я вынужден исключить господина де Рувруа, для этого он слишком почтенного возраста, простите меня, мсье.

– Никогда еще мой возраст не служил мне таким надежным алиби, – холодно заметил Жорж.

– Потом я вспомнил, что Серж просил денег. Кто мог давать ему обычно деньги? Только двое: господа Дольский и Жигунов. Наконец, кто мог отправить письмо, подделав почерк Сержа? Только тот, кто не знал о его возвращении в ту роковую ночь. Семейство Лепелье знало. Господин Дольский, очевидно, рассказавший все своей жене, тоже знал. Игорь видел своего родственника. А господин Жигунов просто знал, что Серж никуда не уедет. По поручению графини именно он просил Альберта немного «подкрутить» машину. Оставался только один человек, который мог отправить письмо. Это был господин Жорж де Рувруа, не знавший о возвращении Сержа в ту ночь.

Все посмотрели на де Рувруа.

Тот заметно побледнел.

– Я думал успокоить мадам Полонскую, – прошептал он.

– Спасибо, мой друг, – пожала графиня руку де Рувруа. – Я вас понимаю.

– Вы не сказали, кто убил Сержа Полонского, – сухо напомнил Дольский.

– По-моему, я сказал уже все. С племянником вашей супруги в тот день не встретились лишь двое – господин де Рувруа и господин Жигунов. Я задал себе вопрос: почему так быстро был убит Альберт? Значит, убийца узнал нечто такое, что стоило Альберту жизни. Я задал себе последний вопрос – для кого возвращение Сержа в ту ночь и найденный крест стали новостью, ранее неизвестной. Ведь и Морис Лепелье, и господин Дольский, и Игорь знали о возвращении Сержа. И ответил на этот вопрос. Это были вы, господин Жигунов.

Жигунов, на которого посмотрели все присутствующие, продолжал спокойно пить чай.

– Ну и что? – спросил он наконец. Правда, шея у него покраснела.

– В тот вечер вы по поручению мадам Полонской приказали Альберту сделать так, чтобы «Шевроле» далеко не уехал. Альберт все сделал как нужно. Но Серж вернулся, сначала к соседям Лепелье, где у него, видимо, все-таки был роман с молодящейся Терезой, затем в дом.

Вы поручили тогда Альберту привести «Шевроле» обратно в гараж. Выехавший за машиной водитель вернулся и доложил, что молодой хозяин уехал на такси в город. Только сегодня вы узнали, что Альберт соврал. Только сегодня ночью вы узнали, что Серж вернулся домой. Наконец, только вы не знали, что он возвращался домой. Именно поэтому вы и пошли на кухню за щипцами для камина. Встретив там Альберта, вы потребовали объяснений, каким образом крест мог оказаться в магазине и почему Альберт обманул вас в ту ночь. Вы уже понимали, что он, убив Сержа, взял его крестик. Для него это было целое состояние. Альберт не знал, что Сержа видело еще несколько человек. А вы, понявший, в чем дело, только сегодня ночью, решили, что скорый суд более надежен, чем суд обычный. Все верно?

– Он убил нашего мальчика, – хрипло произнес Жигунов, – и не хотел признаваться. Я не думал его убивать, просто кровь ударила в голову. Бедный Серж, я носил его на руках еще в детстве.

– Какое несчастье, – строго произнес Дольский, – вы хоть понимаете, что натворили? Как теперь объясняться с полицией?

– Господа, я дала от вашего имени слово, – напомнила Полонская.

– Он так мне и не сказал, где похоронен Серж, – пробормотал Жигунов.

– Где-нибудь в парке, возле гаража, – предположил Дронго. – Вызовите людей, пусть они перекопают все вокруг.

– Вы странный человек, мистер Леживр, – немного задумчиво сказал Жорж де Рувруа, – ваше появление у нас вызвало целый ряд воспоминаний и два серьезных преступления. У вас должна быть нелегкая жизнь.

– Так и есть, – серьезно подтвердил Дронго, – никто не говорил, что у меня легкая жизнь.

Он поднялся.

– Остальное вы можете решать без меня, господа.

– Храни вас Бог, – произнесла графиня, – хотя вы в него не очень верите.

– Человеческий суд оказался сильнее Божьего, – напомнил Дронго.

– Нет, – возразила Полонская, – рукою нашего друга двигал Бог. Он не убийца, он справедливый мститель.

Она закрыла глаза.

– Мой Серж, – тихо произнесла Полонская.

Дольский встал, выглянул в окно.

– Кажется, приехало такси. Кто его вызвал?

– Я, – Дронго подошел к графине.

– Прощайте, мадам Полонская.

– Благодарю вас, мистер Леживр. Может, я должна вам какую-нибудь сумму за беспокойство? Простите, что спрашиваю.

– Через пять лет, – невесело улыбнулся Дронго, – через пять лет пригласите меня снова на ужин.

Жорж де Рувруа, уже стоявший за спиной графини, кивнул головой, прощаясь.

Игорь крепко пожал руку.

Жигунов стоял отвернувшись.

«Я здесь уже лишний», – подумал Дронго.

Он вышел из дома, сел в такси и, когда машина тронулась, еще раз оглянулся. Дом стоял какой-то серый, блеклый, будто размытый. И это все создавало общее впечатление нереальности, какой-то эфемерности происходящего.

Он откинулся на сиденье. В запасе еще два дня, Господи, сделай так, чтобы они были спокойными.

Эпизод 3
Смерть банкира

1

В офисе все было монументально и торжественно, как и подобает в учреждениях такого рода. Бесшумно работали кондиционеры, мягкие шаги торопящихся клерков заглушали ковры, протянувшиеся по всем коридорам. Лишь иногда раздавалось мелодичное звучание звонка, сигнализирующего о пришедшем на очередной этаж лифте, и слышался шорох открываемых дверей. Здесь царил дух респектабельности и порядка.

В приемной находилось два человека. Сидевший почти у самых дверей молодой охранник – Роман Назаров – откровенно скучал, усилием воли заставляя себя сохранять почти бодрствующий вид. Он иногда незаметно дремал, когда не было посетителей, но старался не закрывать глаза слишком плотно, чтобы не заснуть окончательно.

Слева от дверей за большим столом, в окружении компьютеров и телефонов, сидела молодая женщина лет тридцати. Высокий, правильной формы лоб, строгий, почти римский, прямой нос, тонкая линия губ, светлые волосы, собранные и зачесанные назад, красивые длинные пальцы. Роман видел ее уже второй год. Первый месяц красивая женщина действует ободряюще. Через год даже она не способна спасти от скуки. Некоторые охранники, правда, пытались за ней ухаживать, но неизменно получали вежливый и твердый отпор. А если учесть, что разговаривать с ней нельзя, то дежурство у дверей превращается просто в нудную и никому не нужную работу. Согласно полученным инструкциям, Назаров не имел права никуда отлучаться. Даже если острая необходимость заставляла его покинуть свой пост хотя бы на десять секунд, он обязан был вызвать замену из дежуривших внизу охранников. По его мнению, все эти фокусы никому не были нужны. Внизу очень строго проверяли каждого посетителя, и никто не мог пронести в банк ни оружия, ни взрывчатки, ни других посторонних предметов. А тем более пройти незамеченным мимо дежуривших внизу, в вестибюле и у лифтов, бдительных охранников. Но обсуждать или тем более нарушать полученные инструкции Роман не собирался. Здесь слишком хорошо платили.

Раздался требовательный звонок из кабинета и почти сразу громкий голос президента банка. Он предпочитал общаться с секретарем именно таким образом:

– Кира, кто еще сегодня ко мне придет?

Женщина чуть поморщилась, ей не нравились эти внезапные громкие слова, раздающиеся без ее ведома в приемной.

– К вам еще два посетителя, Аркадий Борисович, – доложила она спокойно.

– Кто? – Очевидно, хозяин кабинета не любил гостей.

– Журналистка Горюнова из «Независимой». Вы ей назначили на сегодня. И другая женщина – Марина Левина. Вы тоже назначили на сегодня.

– Первой дадите десять минут, – прохрипел Аркадий Борисович и отключился.

Женщина, подумав немного, включила переговорное устройство по своему каналу. Через полминуты наконец раздался голос:

– Что тебе еще?

– Вы не сказали, сколько минут предоставить Левиной?

– Не сказал… ну, смотря по обстановке. Думаю, ей не нужно оговаривать время.

– Хорошо, Аркадий Борисович, – очень спокойно согласилась Кира.

Она положила перед собой несколько листков бумаги и нахмурилась, пытаясь сосредоточиться. Следующие пять минут в приемной была тишина. Затем раздался звонок. Она подняла трубку внутреннего телефона.

– К господину Воробьеву приехала журналистка Горюнова, – доложили ей снизу.

– Аркадий Борисович ждет ее, – подтвердила Кира, – пусть поднимается к нам.

Роман встрепенулся, кажется, будет хоть какое-то разнообразие.

Через минуту в дальнем конце коридора раздался мелодичный звоночек, известивший о прибытии гостьи.

В приемную вошла женщина лет сорока, невысокого роста, с короткой, почти мальчишеской стрижкой. Она была словно сгусток энергии, почти шаровая молния, внезапно попавшая в закрытое помещение.

– Здесь кабинет самого Воробьева? Как это приятно! Когда же можно войти к нему? Прямо сейчас? Чудесно. Как здесь интересно!

Кира с улыбкой следила за ней.

– Вашу сумку, – потребовал Роман, протянув руку. Он сразу вошел в образ требовательного охранника.

– Меня проверили внизу, – возмутилась Горюнова, поправляя очки. Охранник по-прежнему держал перед собой руку. Она недовольно положила сумку на стол. Роман быстро осмотрел ее. Магнитофон, микрофон, кассета, ничего необычного. Косметика, платок.

Он вернул сумку журналистке.

– У вас десять минут, – улыбаясь, сказала Кира, – идите за мной.

Обе женщины вошли в кабинет. Почти тут же Кира вышла и, усевшись за свой стол, подняла трубку внутреннего телефона, набрав номер телефона буфета.

– Два кофе Аркадию Борисовичу, – попросила она, – у него гость.

Роман снова сел на свой стул. Можно было не проверять журналистку. Но ему было скучно, а это хоть как-то развлекало. В приемную принесли поднос, накрытый салфеткой. Девушка в белом халате, оставив все на столе, улыбнулась Кире. Та, улыбнувшись в ответ, кивнула в знак благодарности и, поднявшись со своего места, взяла поднос, направляясь к кабинету. Роман, вскочив, открыл ей дверь.

Едва Кира скрылась за дверью, как в приемную уверенным шагом вошла высокая светловолосая женщина. Она строго и испытующе посмотрела своими голубыми глазами на Романа. От неожиданности тот чуть не упал со стула. Это была сама Светлана Бабич, жена президента банка. Он вскочил со своего места. Служащим полагалось знать, кто жена их хозяина, тем более такая жена – Светлана Викторовна – и такого хозяина.

– Я не слышал, как вы приехали, – растерянно произнес Роман.

– Я воспользовалась президентским лифтом, – небрежно ответила женщина.

В другом конце коридора был лифт, предназначенный только для президента банка. Кроме него, никто не смел садиться в этот лифт. Разумеется, для его жены было сделано исключение. Многие говорили, что основной капитал банка принадлежит ей, вернее, ее отцу – генералу Виктору Бабичу, заместителю командующего группы Западных войск в Германии, сумевшему нажить невероятное состояние на распродаже советского имущества, оставляемого в Европе.

Кира вышла из приемной.

– Это вы, – кажется, она не удивилась.

– У него гости? – спросила Светлана Викторовна.

– Журналистка, заканчивает через три минуты, – ответила Кира.

– Доложите, что я пришла, – в голосе Бабич проскользнуло нетерпение.

Кира кивнула головой и снова вошла в кабинет. Вышли они уже вдвоем. Вместе с журналисткой.

– Я такая неловкая, – огорченно вздыхала Татьяна Горюнова, – вы меня простите, пожалуйста, так получилось, – говорила она, пытаясь закрыть сумку.

Светлана Бабич с удивлением следила за ней.

– Пожалуйста, Светлана Викторовна, – открыла двери кабинета Кира. Высоко подняв голову и уже ни на кого не глядя, Светлана Бабич вошла в кабинет. Кира мягко закрыла за ней дверь.

– До свидания, – попрощалась Таня Горюнова, – вы меня простите еще раз.

– Все в порядке, – мягко произнесла Кира, – до свидания.

– Что произошло? – спросил Роман, когда журналистка вышла из приемной.

– Ничего особенного, – махнула рукой Кира, – она разлила кофе, задела чашку рукой, когда убирала свой микрофон, и немного вылила на свое кресло и стол. Я уже вытерла.

– Какая-то она несуразная, – вздохнул Назаров, прислоняясь к спинке стула.

Снова раздался звонок.

– Слушаю, – сняла трубку Кира.

– К Аркадию Борисовичу еще одна посетительница. Красивая, – не удержался охранник, – зовут Марина Левина. Кажется, артистка, я ее где-то видел. Таких женщин в мире больше не осталось.

– Пусть поднимается, – строго разрешила Кира. Охранник был армянин и, как всякий восточный человек, не мог удержаться от комплиментов в адрес стоявшей перед ним красивой женщины, слышавшей весь разговор.

Вскоре раздался звонок лифта. Когда очередная гостья вошла в приемную, Роман уже стоял у дверей. Молодая женщина была действительно очень красива. Распущенные волосы блиндинки, ровные, правильные черты лица, чуть вздернутый носик, придающий лицу неповторимое очарование. Несмотря на достаточно душную летнюю погоду, на гостье были темная блузка и красивые серые брюки, выгодно подчеркивающие длину ее ног. Через плечо был перекинута маленькая сумочка. Роман попросил скорее для порядка:

– Дайте, пожалуйста, сумку.

Быстро просмотрев содержимое, он вернул сумку гостье, постаравшись коснуться ее пальцев.

– Подождите немного, – попросила Кира, – у Аркадия Борисовича сейчас люди.

Гостья кивнула головой, села на одно из кресел, стоявших в приемной. Роман опустился на свой стул, но почти сразу же вскочил. Из кабинета Воробьева показалась его супруга. Кивнув на прощание Кире, она быстро вышла из приемной.

– Идите, – пригласила в кабинет Воробьева красивую гостью Кира.

Левина встала, поправила волосы, достала платок, вытерла лицо и вошла в кабинет.

Кира наклонилась над бумагами.

Минут через пять Левина вышла. Она была как-то странно задумчива и печальна.

– До свидания, Кира, – сказала она, протягивая руку секретарю. Та протянула ей руку в ответ.

Левина кивнула на прощание Роману, и вскоре из коридора послышался характерный звонок подошедшего лифта. Кира собрала бумаги и доложила Воробьеву.

– Материалы, которые вы просили, у меня. Можно, я их принесу?

Не получив ответа, она собрала бумаги и прошла в кабинет. Роман посмотрел на часы. До конца его смены еще полчаса. Его так утомляет это идиотское безделье! Сидеть по четыре часа у кабинета, ничего не делая, так можно с ума сойти. Даже книгу нельзя читать или смотреть телевизор, как в дежурке.

Из кабинета вышла Кира. Она села за стол, посмотрела на часы, и в этот момент радался звонок.

– Кто говорит? – спросила Кира. – Сейчас соединю с Аркадием Борисовичем.

Она включила переговорное устройство:

– Аркадий Борисович, вам звонят из Министерства финансов. Вы просили соединить, когда они позвонят.

Кира переключила телефон на хозяина кабинета, а сама, собрав бумаги и положив их на стол, вышла из приемной, оставив Назарова одного. Через минуту она вернулась.

«Видимо, ходила в туалет, – подумал Роман. – Конечно, ей можно, а нам – нет».

Через полчаса в приемной появился другой охранник – Валерий Кочкин. Назаров, с удовольствием уступив ему свой стул, вышел в коридор, доставая сигареты. Здесь курить не полагалось, но многие охранники с большим воодушевлением нарушали это правило. Открыв новую пачку и затянувшись, он пошел к лифту, еще не зная, что это будет его последняя пачка сигарет, открытая им на свободе.

А в приемной раздался требовательный звонок внутреннего телефона.

– Кира, – закричал в трубке кто-то очень нетерпеливый, – почему не отвечает Аркадий Борисович? Мы договаривались с ним в пять часов созвониться. Он не берет трубку своего прямого телефона.

– Аркадий Борисович сейчас занят, – попыталась объяснить Кира.

– Какой к черту занят? Он же всегда берет этот телефон сам. Если он в кабинете, пусть возьмет трубку.

– Он просил его не беспокоить.

– Соедини, говорю, это очень важно.

Кира сильно колебалась.

– Хорошо, – наконец сказала она, – сейчас я ему доложу, что вы звоните.

Она подошла к дверям кабинета. Кочкин проводил ее взглядом. Она открыла дверь кабинета и, сделав три шага вглубь, внезапно застонала или закричала. Кочкин одним прыжком очутился у дверей.

За столом сидел Аркадий Борисович Воробьев с простреленной головой. Все лицо было залито кровью. Он уже не дышал.