Текст книги "Королева в ракушке. Книга вторая. Восход и закат. Часть первая"

“Я тоже не большой поклонник Бялика”, – согласился он и, к ее вящему удивлению, не разразился большой речью о том, какой великий поэт – Бялик.

“Он не освободился от атмосферы еврейского местечка, которая ветшает и окостеневает”.

“Нет у него глубины Рильке и Черниховского”.

“Да, – согласился Израиль, – Черниховский – человек большого мира”.

Полдень. Во дворе кибуца они встречаются с уважаемой парой – Бертой и Яковом Хазан.

“Вы встречаетесь?” – спрашивает Берта.

“Где Шик?” – многозначительно произносит Яков. Израиль снимает неловкость разговором о каких-то незначительных делах и уходит. Наоми направляется в читальный зал, а сердце ее переполнено новыми надеждами.

Израиль исчез. Она отчаянно нуждается в нём. Шик нашел в платяном шкафу тетрадь, в которой она записывала свои рассказы.

“Ну что, “Библиотека трудящихся” это не напечатает”, – посмеивается он.

Только Израиль сможет дать профессиональную оценку ее творчеству – решила Наоми.

Она написала письмо с просьбой дать совет по одному делу. Ответное письмо вызвало скандал. Шик ворвался в дом, размахивая этим письмом, которое нашел в груде писем, скопившихся в секретариате кибуца.

“Что за отношения у тебя с Израилем Розенцвайгом?!” – кричал он. Глаза его выкатились из орбит, когда он читал адрес и имя адресата: “Сделала с ним то же, что со мной? Соблазнила его?!”

“Я не желаю с тобой разговаривать!” – она выскочила из дома с письмом в руках. Израиль писал, что должен принять участие в конференции, в ее кибуце.

В сосновой роще, в тени высоких деревьев, сидела она обломке скалы, и тетрадка дрожала в ее руках. От Израиля не укрылась эта дрожь. Он сел рядом с ней. Она успокоилась и, преодолев страх, попросила прочесть и дать оценку.

Он прочел первую страницу и посерьезнел:

“Наоми, ты умна и талантлива. Но тебе необходимо проникнуть, как говорится, в самую душу иврита, сосредоточиться на изучении ивритской литературы и грамматики этого языка”.

Он внезапно прервал свою речь на полуслове. Увидел в ее глазах страшную тоску, молчаливую мольбу, чтобы он взял ее с собой отсюда. Он замолчал. Ему тяжело было стоять перед Наоми.

Жизнь её печальна. А он возникает неожиданно и так же неожиданно исчезает. Такое в ее жизни происходит все время. Она пропадает. Чувство неполноценности стирает её в прах. Она слаба, не может сопротивляться комиссии по образованию, требующей не отклоняться от общей линии. В кибуце коллектив всегда прав. Она боится скандала. Насколько возможно, она попытается приспособиться к коллективу. Но при этой мысли на нее наваливается черная меланхолия, которая может свести её с ума. Видимо, она лишена национальных и культурных черт, но со знаком проклятия Каина на лбу. Израиль ушел. Она напряженно, без всякой надежды, ждет его возвращения…

Октябрь 1946. Она занимает место в аудитории Еврейского Университета на горе Скопус в Иерусалиме. По требованию кибуца она должна изучать историю страны и иврит. Увидев на доске объявление о курсе по иудаизму, который ведет профессор Гершом Шалом, один из великих исследователей еврейских мистических учений, пионер в изучении Каббалы, её символов, а также мессианских движений, она тут же записывается на его лекции.

Профессор, как и Наоми, родился в Берлине, в еврейской ассимилированной семье. С детства получил еврейское образование, глубоко связан с национальными корнями иудаизма. Своими исследованиями он стал знаменит во всем мире, обретя высокий статус в академических кругах. Уже на первой лекции она потрясла аудиторию. Профессор озвучил идею еврейской мистики по книге “Сефер Баир” – “Ясная Книга”, написанной неизвестным автором в начале тринадцатого века: “Человек должен быть активным на путях Господних”.

Наоми прервала профессора: “Следует спустить Бога на землю! Следует превратить его в земную личность, подобную человеку! Не оставлять его на небе!”

“Думаешь, ты оригинальна? – профессор стукнул кулаком по столу. – Каждый год у меня учатся воспитанники Ашомер Ацаир. Каждый год я слышу то же от какого-то “хохмача” из кибуцного Движения”.

Онемев от страха, она, подобно муравью, спряталась от профессора, который, собрав свои бумаги, покинул аудиторию.

Худой и высокий, он шагал по коридору, бормоча: “Спустить на землю небесную личность Всевышнего”. Неожиданно плюнул и вернулся к входу в аудиторию, остановил Наоми и спросил:

“Объясни мне, что значит – спустить Бога с неба на землю?!”

Она не могла раскрыть рта. Как объяснить, что это была досадная оговорка, вопреки ее истинному мнению слетевшая с языка, и нет у нее логического объяснения тому, что сорвалось с ее языка.

На второй лекции она снова возбудила любопытство профессора. Он обратился к аудитории с вопросом: что это такое – Бог? Ответы были разные. Бог – это выдумка. Бог – это личность, обитающая на высотах Высот. Особенно профессору не понравился ответ одного студента: Бог – это Ничто. Он обратился к Наоми, которая сидела тише травы, ниже воды. Она сказала: “Я не знаю, что это такое – Бог”. Ее ответ принес профессору видимое удовлетворение.

Уроки на тему “Вступление в Каббалу” произвели на нее глубокое, ни с чем несравнимое, впечатление. Профессор сказал, что не любит раввинов, и его молитва в синагоге имеет личный интимный характер. И вообще, Бог – это интимное дела каждого. Бог одного отличается от Бога другого.

Восприятие Божественной силы изменчиво. Её колебание, можно даже сказать, неустойчивость порождает человеческое творчество, ту силу, которая движет жизнью человечества, открывает ему бескрайние горизонты мышления. Из его слов она понимает, что в мире происходит постоянное обновление. Нет ничего вечного и статичного. Тяжелая жизнь в Израиле вовсе не навязана судьбой. Она должна измениться. Что же касается содержания и сущности жизни, они происходят с изменением сознания, с одной стороны, и с изменением душевной жизни, с другой.

“Человек должен быть активным на путях Господа”, – повторяет она про себя каббалистическую идею из “Ясной Книги”, объясняя себе, что ей лично необходимо выйти из тьмы на свет, попытаться познать новую реальность и приблизиться к Божественному началу в земной жизни. Эта строка пробуждает в ней желание отыскать путь к исправлению собственной жизни. Он побуждает себя к тому, что следует сосредоточить все положительные силы души в борьбе с отрицательными силами в ней. Это, по сути, борьба с разрывающими ее душу противоречиями. Она должна пробиваться к внутренней цельности. В конце концов, все эти внутренние борения в ней являются интегральной частью ее личности. Она обязана бороться с самыми ужасными наваждениями, которые пытались ее одолеть в прошлом, отбросить их. Такова динамика жизни.

Во Вселенной совершаются бесконечные изменения. Возможно, колесо ее жизни повернется и приведет к ее освобождению.

Напутствие из “Ясной Книги” ясно говорит: человек должен быть активен на путях Бога. Иначе, нет у него Бога. Это становится ее путеводной нитью. Во всех своих проявлениях человек пребывает в борьбе противоречий. Как диалектически мыслящий человек, профессор осторожно движется между этими противоречиями в своих мыслях и выводах. Всяческая борьба основана на диалектике, столкновениях между добром и злом, равновесии между ними.

Несколько упрощённо, не удовлетворяя ее до конца, человеческая драма представляется ей, как общественная, даже политическая драма. Система мышления профессора абсолютно противоположна тому, чему учат в кибуце. Он разворачивает перед студентами каббалистическое строение мира – Сотворение, динамику Божественного деяния, мужское и женское начала, так называемые Сефирот – сферы, столкновения сил добра и зла, напряженные связи между сферами. Бесконечность, являющуюся высшей Сферой, представляющей неуловимую сущность Божественного начала.

Наоми в лекциях профессора пытается найти личное освобождение. Радость жизни, внутреннее ощущение счастья, которых она не знала до сих пор, дают ей крылья, уносят в высшие миры. Мировоззрение, по законам Каббалы, придает ей неведомые раньше духовные силы. Человек может влиять на высшие миры, совершать сдвиги в Божественной вселенной, своим деяниями может внести в земной мир избыток духовности.

Теперь она понимает, почему еврейская мистика распространилась в еврейском мире, как огонь в сухом хворосте. Если в средневековье человек чувствовал себя отрезанным от общины, без чувства принадлежности и личного статуса, то после кризиса он ощутил обновление в еврействе. Каббала, в основе которой заложена идея диалектики мира, книги по еврейской мистике объясняет ей исторические сдвиги, которым она ранее не могла найти объяснения.

Толкования профессора сложны и запутаны. Вместе с тем дух Каббалы и древние мистические книги очаровывают её. Она боится пропустить слово из объяснений профессора о рассеянии еврейского народа и его освобождении. Она прикована к обсуждению практической Каббалы, которую основал и развил рабби Ицхак Лурия, обессмертивший свое имя – Адонейну рабби Ицхак – АРИ акадош – Святой рабби Ицхак, создавший учение о цимцуме – сокращении в шестнадцатом веке. Профессор связывает лурианское учение с историческими событиями в жизни еврейского народа, согласно которому Диаспора и Освобождение вовсе не явление историческое и национальное, а вопрос универсально-космический.

Впервые, из лекции Гершома Шалома она узнает о “Возвращении в Сион” и еврейских мессианских движений.

Сильнейшая тоска евреев мира по стране Израиля, невозможность приобщиться к жизни в диаспоре, привели к взрыву национального самосознания и возникновению мессианского движения.

Профессор упоминает имена лжемессий – Давида Реувени, Шломо Молхо и Шабтая (Саббатая) Цви, сосредотачиваясь именно на последнем и его пророке Натане из Газы. По словам профессора, внутренний неудержимый порыв толкнул их выступить против Галахи (свода законоучений Талмуда). Шабтай Цви и Натан из Газы – личности спорные. Из Турции они добрались до Израиля и выбрали местом жительства Хеврон, город праотцев. Оттуда вышла их весть об Освобождении и явлении Мессии. Эта весть привела в движение все мировое еврейство от Йемена до северной Германии.

Наоми в последнее время не устает размышлять об отчем доме. На пути ассимиляции предки ее стерли из своей исторической памяти Израиль как отечество. С того момента, как Наполеон разрешил евреям остаться евреями, вернув им гражданские права при условии отказа от страны Израиля в качестве родины, с девятнадцатого века, представители еврейства Европы могли существовать в любой стране как равноправные граждане. В конце того века и в двадцатом веке репатриация вовсе не была возвращением в Сион, а поиском убежища от погромов. Бежавшие от гибели, евреи создавали на новом месте социалистические и коммунистические партии без малейшего желания создать еврейское государство, основанное на религиозных и национальных традициях прошлого. С приходом нацистов к власти и с момента завершения Второй мировой войны, в стране обосновались беженцы из Европы, которым чужды были понятия иудаизма.

“Отец учил меня тому, что страна Израиля принадлежит прошлому, и только в пределах собственного дома я еврейка”, – сказала она профессору по окончанию одной из лекций.

“И мой отец не одобрял мою тягу к иудаизму, – сказал профессор и, увидев ее удивленный взгляд, добавил: – ему хотелось, чтобы я стал выдающимся математиком, как говорили мне преподаватели. В конце концов, он изгнал меня из дома. Будучи владельцем типографии, человеком, уважаемым в еврейской общине, он хотел воспитать своих четырех сыновей светскими аристократами и интеллектуалами”.

“Именно из-за изучения иудаизма он выгнал вас из дома?” – зрачки ее расширились от удивления.

“Он не простил мне, что ради польских дел я забросил математику”.

Профессор посмотрела на нее сосредоточенным взглядом, и решительным тоном взрослеющего и бунтующего подростка рассказал, как отец впал в бешенство, когда он сказал ему, что нашел великую истину в “Ясной Книге”, на которую случайно наткнулся в библиотеке. Он решил потратить время на подготовку нового издания с переводом и своими комментариями. Более того, его превращение в сиониста и открытое выражение радикальных взглядов на еврейство Германии, резко отвратило от него отца.

“А как отнеслась к этому мать?” – осторожно, явно колеблясь, спросила она, ибо негоже бередить душевные раны. Но беседа их, перешедшая на личные рельсы, развязала язык профессора перед своей землячкой из Берлина.

“Мама была из классической мелкобуржуазной среды и не могла сдержать гнев отца. Таким образом, я переехал в общежитие”.

Уроки иудаизма чужды Наоми, но тянет ее к символам Каббалы: кажется, что попытка расшифровать эту символику спасет ее от внутренней неуверенности и одолевающих страхов. Знакомство с миром, сотканным из противоречий, заставляет рассматривать любое явление диалектически. Она словно приобретает инструменты, с помощью которых может развязать узлы внутренних, мучающих ее противоречий, изматывающих душу мыслей. Она ищет разгадку внутренних непонятных ей сил, которые в детстве тянули её к иудаизму. В немецкой школе ее преследовало чувство отчужденности, хотя в школьных стенах она не чувствовала атмосферу антисемитизма. Неужели ее отвращение к ассимиляции вытекало из ощущения фальши в стремлении евреев раствориться в христианском обществе?

На уроках Каббалы она слышит вещи, которые не звучали, да и не могли звучать в среде воспитателей в кибуце.

“В периоды кризисов в мире еврейства, Кабала сохраняла сплоченность нации. Древние народы исчезли с лица земли. Еврейский же народ благодаря вере и мистическим учением сохранился”, – говорит профессор и остерегает от распространения движения “ханаанцев”, которое пытается навязать свою идеологию, могущую привести к тому, что еврейский народ потеряет длящийся, к нашему счастью, порыв национальной жизни.

Об атеизме он говорит: “Нет абсолютного неверия, в нем всегда проскальзывает религиозная искра. Как в любой разрушительной силе, в атеизме есть и нечто положительное – освобождение и опасность”.

Он не верит в то, что атеизм представляет часть процесса вхождения еврейского народа в Историю, и добавляет:

“Наш народ не таков, как все остальные народы! Евреи пришли к мысли, что их приведет к полному уничтожению и исчезновению, если они будут объяснять свою сущность только с исторической точки зрения. Евреи не будут существовать без теологии. Если же они пойдут путем других народов, они уничтожат себя”.

Профессор отметает атеизм как антитезу вере: “Атеизм – это безграничная власть страстей без внутренних ценностей. В любой истинной ценностной морали скрыта религиозная основа. Религия обладает силой сдерживания”.

Наоми мысленно иронизирует: марксисты видят главное в социализме, не связывая его с религией, и обманывают сами себя тем, что “строят новый мир”. Благодаря урокам Каббалы она понимает, почему всегда спонтанно сопротивлялась марксизму.

Она бурно переживает лекции каждого преподавателя. Историю преподает доктор Йегуда Бен-Сасон, маленький религиозный еврей. Главная его тема – учение Рамбама – гениального Рабби Моше Маймона, известного в христианском мире, как Маймонид. Она удивлена. Впервые она слышит о еврейском философе и ученом. Рамбам, живший в Средневековье, дискутирует с Аристотелем, принципы философии которого изучил досконально. Отец Наоми часто говорил об Аристотеле, но ни разу не упомянул Рамбама.

Постепенно перед ней раскрывается во всей своей сложности история народа во времена Второго Храма, которую читает в концепции, оспариваемой многими, Гдалия Алон.

Она ходит, как во сне. Доктор Людвиг Штраус, лицо которого всегда печально, ведет курс ивритской поэзии, расцветавшей в Испании в течение пятисот лет. Ицхак Ибн Шпрут и его сын Хисдай познакомили испанских евреев с завершающей частью Талмуда – Гемарой и, буквально, заставили их изучать иврит. За пятьсот лет накопилась целая библиотека поэзии, религиозных песнопений на священном языке.

С тяжелым германским акцентом доктор Штраус насыщает свои лекции всяческими рассказами из истории евреев Средневековья.

Это возвращает Наоми к большой библиотеке отца. Там она вычитала в книгах о рыцарях, которые устраивали засады на торговых путях и грабили купцов. Евреи нашли обходные дороги и шли большими караванами в центры торговли. Еврейские общины этих центров помогали купцам. К сожалению, рыцари ловили некоторых купцов, подвергали их пыткам, чтобы выведать пути их передвижения. Несмотря на пытки, еврейские купцы жертвовали жизнью, но своих братьев не выдавали.

Лекции доктора Штрауса пробудили в душе Наоми не просто интерес, а сильнейшее желение узнать историю и культуру евреев Испании. Она видит себя жительницей Барселоны, присутствующей на диспуте выдающегося знатока иудаизма и, в частности, Каббалы, Рамбама – Рабби Моше бен Нахмана – с крещенным евреем Пабло Христиани. Тема диспута – христианство и иудаизм.

“Вы хотите рассказать нам, евреям, что женщина может родить ребенка в непорочном зачатии. Без участия мужчины?” – спрашивает Рамбам представителя церкви, организовавшей этот диспут. Рамбам также оспаривает Троицу – Отца, Сына и Святого духа – и противникам его нечем ответить. Победив в диспуте, Рамбам подвергается преследованиям со стороны церкви.

Пламя охватывает духовные сокровища иудаизма: библиотека Рамбама, включая все его оригинальные работы о Каббале, сжигается дотла. Такова злоба христиан, проигравших диспут. Без вины виноватый, Рамбам изгоняется из Испании.

Наоми преклоняется перед доном Ицхаком Абарбанелем, первым евреем-республиканцем, образцом для подражания. Чем-то он напоминает ей отца, аристократа и либерала. Иудаизм был вне его интересов. Отъявленный индивидуалист, он отрицал землю Израиля, высмеивал движение “Любовь к Сиону”. Вместе со своими друзьями интеллектуалами, он видел в культуре западной Европы путь к мировой цивилизации. Франция была его путеводной звездой, и он надеялся, что с созданием республиканского строя в Германии, расцветет культура германских народов.

Наоми не может с этим смириться: ее ассимилировавшийся отец принадлежит к предателям! В каждом поколении выделялись самые яркие из них. Еще в детстве она читала “Вести из Гренады”, ужасаясь предательству Авраама Сеньора своих корней. Он был главным сборщиком налогов короля Испании Фердинанда. Вместе с доном Ицхаком Абарбанелем, финансовым советником королевы Изабеллы, они сумели помочь своему другу Колумбу получить и снарядить корабли в путешествие, открывшее Америку. Но не всегда им способствовал успех. На съезде лидеры еврейских общин в Севилье обратились к Аврааму Сеньору и дону Ицхаку Абарбанелю с просьбой – использовать доброе отношение к ним короля Фердинанда и королевы Изабеллы и умолить их – отменить указ об изгнании евреев из страны за большие деньги. Дон Абарбанель согласился, сказав при этом, что в случае отрицательного ответа покинет Испанию вместе со всеми евреями. Оба выехали в Гренаду, где королевская чета находилась вместе с войсками.

Главный сборщик налогов Авраам Сеньор произвел расчеты в присутствии короля и указал на большую потерю государственной казны в период, когда страна ведет войну. Король согласился с ним и сказал, что евреи Испании должны пройти обряд крещения или, в противном случае, покинуть страну, ибо у него, короля, нет полномочий отменить декрет Папы Римского. Он предложил Сеньору креститься и остаться в королевстве на высоком посту.

Абарбанель же, войдя в королевский шатер, преклонил колени перед королевой, с губ которой не сходила улыбка, и разразился блестящей речью о вкладе евреев в культуру Испании и в мировую культуру. Глаза королевы были холодными и явно недоброжелательными. Она подняла руку, указав ему на выход из шатра. Авраам Сеньор крестился. Абарбанель сдержал слово и не предал еврейство. Еврейская история не любит предателей. Сеньор был стерт с ее страниц. Дон Абарбанель увековечен в истории народа Израиля как легендарная личность, ушедшая в изгнание и скитания. Обладая великой духовной силой, он создавал общины изгнанных испанских евреев в диаспоре и также поставил во главу угла страну Израиля, призывая евреев не связываться с земледелием, чтобы не привязываться к чужим землям. И так в любом поколении сохраняется меньшинство, которое хранит не тускнеющий уголёк еврейства даже в периоды погромов, разрухи, катастроф.

В университете ее отличие от остальных не вызывает антагонизма. Насмешки и оскорбления со стороны профессоров не относятся лично к ней. “Вы идиоты!” – кричит профессор, глубоко религиозный Йешайяу Лейбович на своих уроках философии биологии. Он ругает студентов, левых и правых, первый раз, когда слышит вопросы и ответы не в его духе. Лейбович уж очень странная личность. Внезапно поворачивается спиной к студентам и читает лекцию классной доске.

Профессор, читающий лекции по литературе, Барух Курцвайль, тоже все время гневается. Но не на студентов. Образ израильской молодежи в ивритской литературе вызывает у него тошноту.

“Всё, что они пишут, это просто… тьфу! – Щеки его надуваются, как баллоны, глаза мечут молнии. – Писатели в Израиле – ветер и свист. Произведения их второстепенны!” Курцвайль заклинает израильских писателей не ковылять за поколениями, которые призывают к ассимиляции еврейского народа в диаспоре.

“Ивритская литература, – голос его гремит, голосовые связки трепещут, – должна с преклонением и любовью принять естественные ограничения, долженствующие привести к источнику истинного легитимного счастья”. Он уверяет своих слушателей, что если более чутко внимать звучанию нашей маленькой страны, ее языку, возможно, наши источники и язык породят большое и важное произведение литературы.

Кто-то из студентов спросил его, как он относится к Гейне. Он поджал губы и, после паузы, разразился ругательствами по поводу произведений этого германского выкреста, захватившего сердца немцев стихами о любви, листопаде, весне и лете. “Стихи Гейне напоминают коммунистическую поэзию”, – сказал он, вызвав изумление и ворчание всей аудитории.

В неряшливой одежде Наоми носится с курса на курс. За внешний вид в университете ей дали кличку – Нехама Лейбович, которую она воспринимает с любовью.

Нехама Лейбович, читающая курс по Священному писанию, женщина, острая на язык, пригласила её к себе домой – обменяться мнениями по поводу учебы. Счастливая, она возвращается в свою жалкую хибару, которую сняла в квартале Махане Йегуда во дворе семьи йеменских евреев. В комнатке шаткая кровать и небольшой старый стол. Зарабатывает гроши уборкой, учит новых репатриантов основам иврита, берет частные уроки по специфике языка иврит Священного Писания и Талмуда, которые ей оплачивает старшая сестра Лотшин. Вот уже десять лет она живет в стране Израиля, и все еще иудаизм ей чужд. Изучая еврейскую культуру, ее развитие в поколениях, она надеется ощутить себя частицей земли Обетованной.

29 ноября 1947. Оглушают крики радости – “Еврейское государство, свободная репатриация”. Евреи плачут и смеются, поют и пляшут на улицах. Решение Генеральной Ассамблеи ООН о завершении английского мандата и разделе страны Израиля между евреями и арабами – застает британцев врасплох. Реакция арабов вселяет в них надежду, что их мандат на Палестину еще не завершился.

Лидеры арабов дают сигнал к началу враждебных действий, доказывая миру, что реализация плана разделения Палестины невозможна.

Арабы повсеместно нападают на евреев, убивают и грабят.

На центральной улице Иерусалима Шломцион Амалка более двухтысяч арабов, подстрекаемых провокаторами, закидали камнями магазины евреев. Английские солдаты жестоко расправились с арабскими крестьянами, нахлынувшими из деревень.

Второго декабря Наоми присоединяется к оборонительному отряду студентов, которые собираются спуститься в долину Вади Джоз, заселенную арабами, продемонстрировать боевой дух в борьбе с бандитами. На центральных улицах Иерусалима отряд натыкается на массы погромщиков. В конце улицы Яффо толпа арабовов разгромила торговый центр, напала на ряд еврейских домов, поджигала магазины и лавки. Центр города накрыли клубы черного дыма. У знаменитого магазина люстр семьи Маркс потрясенные студенты стояли над грудами прозрачного и цветного стекла.

Кибуц Мишмар Аэмек быстро изменил облик. Роют окопы. Готовятся к жизни под землей, куда перенесли секретариат, поликлинику, кухню и другие необходимые службы. Охрана кибуца усилена. Члены кибуца отправляются на работу с оружием.

Полиция еврейских поселений патрулирует по полям, готовая защитить работников от нападений арабов. Сильнейшая напряженность ощущается в атмосфере.

Арабы ведут войну на дорогах, атакуют отдельные поселения и блоки поселений. Взрывают мосты, минируют пути движения, устраивают засады. Еврейские поселенцы также действуют против арабского транспорта, но действия эти разрознены и не организованы. На дорогах бесчинствуют отряды Арабского легиона, британская полиция и армия. Это весьма затрудняет ответные действия. Положение обостряется. Арабские снайперы обстреливают дома евреев в смешанных кварталах, взрывают адские машины – в Хайфе, около автобусной станции в центре и порту, в Иерусалиме – около здания редакции газеты “Палестайн Пост”, на улице Бен-Йегуда, в пригороде Ямин Моше.

Арабы определяют район атаки, ее размах и места нападений на еврейский анклав. Руководство анклава решает, что поселенцы будут бороться с врагом в местах своего проживания.

Присутствие британцев ограничивает возможность оборонительных действий. Напряжение между евреями и британцами растет не по дням, а по часам. Трудно им расстаться с потерей мандата на Палестину, и они тайно поддерживают арабов.

Март 1948. Кибуц Мишмар Аэмек на прицеле Фаузи Каукджи. Он сконцентрировал большие силы в Дженине, и подразделения его “Армии спасения” вторглись в Абу-Шоша и Абу-Зурик с целью отрезать кибуц от главного шоссе, соединяющего Хайфу с “треугольником” через долину Вади Ара и Дженин, перекрыть дорогу из Вади Милк на Хайфу и, таким образом, соединиться с находящемися там арабами. Еврейское командование решает изменить стратегию: из обороны перейти в наступление.

Воскресенье, 29 число месяца Адар Бет, 1948 года. Тысячи членов арабских банд во главе с Каукджи начинают атаку на кибуц Мишмар Аэмек. С пяти часов после полудня воскресенья до полудня во вторник члены кибуца будут мужественно сражаться, имея в руках лишь легкое стрелковое оружие.

4 апреля 1948 арабская “Армия спасения” начнет со всех сторон обстреливать кибуц из броневиков и полевых орудий. У арабов явное преимущество, географическое и военное. Они ведут огонь с холмов и окружают кибуц плотным кольцом. Но до полного окружения и перекрытия дорог в кибуц прибывает подкрепление. Грузовики из Ирака загружают арабские семьи, чтобы увезти их в соседние арабские страны. Крестьяне бегут в панике.

Наоми – связистка. Перемещается с одного края окопов на другой край, перенося сообщения от одного командира к другому. Друзей ранят. Друзья погибают. Руфь Розенкранц, двадцати одного года, с восьмимесячной дочерью, одна из школьниц, старик из кибуца Мерхавия, оказавшийся в Мишмар Аэмек, – все они погибают. Воспитанница учебного центра Эстер Дубна из кибуца Негба смертельно ранена. Среди раненых – Наоми Нойбер, Хана Хадши, Михаил Коста, Двора Диамант и Асаф Хатули. Подкрепление оказывает упорное сопротивление арабской пехоте, которая беспрерывно атакует с использованием пулеметов, минометов и винтовок.

На третий день боев атакующие силы, понесшие большие потери, отброшены. Но и в кибуце немалые потери от огня орудий. Враг решительно настроен сломить сопротивление евреев. Шестеро отчаянных друзов пытались прорвать забор кибуца и были уничтожены. Линию обороны не сумели прорвать вступившие в бой новые силы врага. Кибуц истекает кровью.

Долина превратилась в “долину плача”. В разгар всего этого ужаса неожиданное изменение совершается в Наоми. Исчез страх, сопровождавший ее с детства. Этот интимный, скрываемый ею страх обернулся необычной силой. Она чувствует, как сверхчеловеческая сила вселилась в защитников кибуца. Мужчины и женщины сутками не смыкали глаз, и, несмотря на это, словно обновили в себе силы. В руках защитников минометы с малым диаметром ствола, винтовки и гранаты, но нет современного оружия против танков. Чтобы создать иллюзию, что в руках защитников много пулеметов, парни перебегают с места на место с одним пулеметом, чтобы сбить с толку и отбить атаки иракцев, приблизившихся к забору. С невероятной смелостью и риском защитники оставляют оборонительные позиции и врываются в арабские села, чтобы спутать готовящегося к атаке врага. История творится на глазах Наоми. Чувство принадлежности к окружающим ее защитникам кибуца укрепляет ее дух. Впервые никто ни в чем ее не укоряет. Новое чувство, вперемежку с разочарованием в друзьях из соседних сел, которые в одну ночь превратились в жестоких врагов и требуют каждую пядь земли, принадлежащей евреям, не дает ей покоя.

“Еврейский врач в опасности! – Наоми врываются на телефонную станцию кибуца. Товарищи требуют, чтобы она немедленно ушла. Она не сдвигается с места. – Еврейского врача могут убить!” Наоми настаивает, чтобы ей дали возможность немедленно позвонить в инфекционную больницу в Иерусалиме. Врач узнает её по хриплому голосу. Она лежала там с тяжелым воспалением кишечника, и все три недели врач часами не отходил от кровати, ведя с ней философские беседы.

“Доктор! – она тяжело дышит. – Не работайте вместе с арабским врачом! Покиньте больницу. Мы ведем жестокую войну”.

“Не беспокойся, девочка, мы с ним товарищи”.

“Доктор, умоляю вас, не оставайтесь в больнице. Мы ведем войну!”

“О чем ты говоришь, девочка, я столько лет с ним работаю. Мы ходим друг к другу в гости. Он приходит с женой и детьми. Он дружит с евреями”.

“Берегите себя!”

Понедельник, 11 апреля 1948. Она носится по окопам, перенося сообщения. Командир Моше Фурманский ведет снайперский огонь по арабам с передовой позиции. Пули свистят рядом. Арабский снайпер попадает в Моше. Она тяжело переживает его смерть. Моше, дорогой человек, всегда полный жизни, развлекавший товарищей еврейскими анекдотами, какое-то время живший в их доме в Берлине до прихода Гитлера к власти, друживший с ее дедом, единственный, который уединялся с ней, вел долгие беседы, и тон его всегда был дружеским.

Пришло сообщение из Иерусалима о хладнокровном убийстве. Врач-араб явился в больницу, вооруженный пистолетом, и убил врача-еврея.