Электронная библиотека » Далия Трускиновская » » онлайн чтение - страница 2

Текст книги "Умри в полночь"


  • Текст добавлен: 28 октября 2013, 20:54


Автор книги: Далия Трускиновская


Жанр: Современные детективы, Детективы


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

Шрифт:
- 100% +

– Понимаете, Наталья Александровна, – издалека начал Артем, – вряд ли девочку среди бела дня схватили, затолкали в машину и увезли. Вряд ли также ее похитили девочки из техникума или ваши коллеги. Мне кажется, дело было так – человек, которого она знала, заманил ее в машину, или в поезд, или на квартиру. Ведь она не пошла бы с совершенно незнакомым, так? Не пошла бы.

– А шут ее знает, – выпалила Наташа.

Артем вздохнул. Эта растяпа пыталась переложить вину за все на дочку. Хотя, возможно, девочка была с сюрпризами…

– У вас есть основания так думать? – холодно спросил Артем. – Она плохо вела себя там, у бабушки? Или вы уже здесь что-то заметили?

Наташа молчала. И Артем понял, что, скорее всего, она знает о своей пятнадцатилетней дочери не так уж много.

– Как Люся жила с бабушкой?

– Нормально жила. Пока сестрица не вмешалась.

– Чем же она вашей сестре не угодила?

– Да Люська у мамы прописана! А сестрица чего засуетилась – из-за дома!

И тут Наташа увлеченно рассказала Артему какую-то запутанную историю насчет дома, где были прописаны и Люся, и сестрица, и еще какие-то родственники матери, а дом, как удалось пронюхать, предназначался года через два на снос, там должны были прокладывать скоростное объездное шоссе, а всем прописанным дать по квартире, а сестрицын сын был прописан у своей жены, а там места было с гулькин нос, но не так мало, чтобы его поставить на очередь, и вот он срочно развелся с женой, чтобы прописаться у бабки, но там площадь уже не позволяла делать такие финты, и потому родственники составили гнусный заговор, учитывая возраст Люси и ее потребность в дипломе. Таким образом, Люся приехала сдавать экзамены в техникум с тем расчетом, чтобы здесь и остаться, прописавшись у матери. А ее место в домике должен был занять сестрицын сынок, и так далее, с эпитетами, сдержанной яростью, ненужными и нелепыми подробностями…

Артем невольно потянул за первую из своих ниточек и вытянул огромную отчаянную обиду, которая, возможно, и имела отношение к пропаже девочки, а возможно, и вовсе не имела.

– А у вас-то хватит места дочку прописать? – поинтересовался Артем.

– Места! Горе это, а не место! Комната в двадцать метров – так нет ни одного метра, чтобы сверху не текло!

Арткм вспомнил, что действительно окна были под самой крышей, в таких домах крыши наверняка протекают, да и жить в одной комнате матери со взрослой дочерью радости мало. Мать-то еще не старая – стало быть, проблема личной жизни… Стоп!

– А скажите, Наталья Александровна, вы Люсю со своим другом познакомили? – внезапно спросил Артем. Наташа уставилась на него в ужасе – вопрос никак не вытекал из хода их беседы.

– С каким еще другом? – растерянно спросила она, и Артем понял – есть в ее жизни некий мужчина, и этот мужчина регулярно появляется у нее дома, но почему-то его визиты настолько законспирированы и окружены тайной, что даже совершенно незнакомому человеку, даже в минуты, когда ради спасения жизни требуется предельная откровенность, Наташа не хочет ничего рассказывать об этом мужчине.

– Ну, есть же у вас близкий человек, – даже не спросил, а, досадливо морщась, констатировал Артем. – Наверняка есть.

Наташа пожала плечами, что означало – а какое ваше дело?

Артем задумался.

Возможно, девочка совершенно случайно познакомилась с этим человеком. Возможно, они не поладили… или слишком хорошо поладили? Как бы то ни было, Артем не мог с грацией слона в посудной лавке соблюдать сейчас вымученную деликатность. Если был еще один, знающий многое о Наташе, способный повести за собой куда-то ее дочь, то требовались подробности…

– Расскажите мне о нем, пожалуйста, – тихо попросил Артем. – Это очень важно. Я его ни в чем не подозреваю, но это важно, понимаете? Он мог случайно сделать что-то такое… с кем-то познакомить Люсю, ну?…

– Предположим, у меня есть близкий человек, – сухо ответила Наташа, – но он тут вовсе ни при чем. Он две недели назад уехал в отпуск на юг.

По голосу Артем почувствовал – она отчаянно держится за этого мужчину, настолько отчаянно, что сознательно не допускает возможности, будто он причастен к шантажу, нелепому требованию двадцати пяти тысяч и прочим радостям. А то, что он уехал отдыхать на юг, оставив ее здесь, могло означать только одно.

– С семьей?

– С семьей, – помолчав, подтвердила она.

– Значит, Люся с ним ни разу не встречалась?

– Ни разу.

– А она знает о его существовании?

Артем подумал – если бы дочка так уж ничего не знала, Наташа с гордостью сообщила бы об этом – мол, чем бы я ни занималась, ребенок тут ни при чем! Стало быть, девочка что-то разнюхала про материнские проблемы… Артем знал, как нетерпимы в таких случаях молодые девушки и даже женщины, даже выйдя замуж, даже родив собственных детей. Редкую дочь привел бы в восторг роман матери с женатым человеком.

Кроме того, он обратил внимание на интересное совпадение – две недели назад Люся приехала поступать в техникум. Две недели назад загадочный любовник с семьей уехал на юг. Четвертая ниточка? Или нет?

– Ладно, – он решил сменить тему, – поговорим о том, что было дальше. Ночевать Люся не пришла. Утром вы собрались идти в техникум.

– Нет, с утра у меня не получилось, – честно призналась Наташа. – Я думала, она переодеваться прибежит, она же у меня чистюля, каждый день трусики меняет. Ну, и заждалась. Чуть на работу не опоздала. Я думала, в обеденный перерыв выскочу, всем им там головы поотвинчиваю. А потом соседка на работу позвонила – записку в дверях нашла.

– Записку подложили после того, как вы ушли на работу?

– Да.

– Тот, кто подложил, не знал, наверное, во сколько у вас начинается работа?

– Откуда я знаю! Вераша позвонила, говорит – в незаклеенном конверте, не удержалась, заглянула, чуть в обморок не упала. Я, конечно, сразу домой.

– Что на работе сказали?

– Ничего. В отделе никого не было, я даже не подумала отпрашиваться… Так и понеслась.

– Что было в записке?

Наташа коротко вздохнула.

– Ну, что… «Мамочка, родненькая, помоги, выручай!» О Господи! Как беда, так мамочка, родненькая! А как порядок – старуха грешная! Господи, господи, что же с ними делается, с детьми? Меняет их кто, что ли? За что они нас так?…

Жалобное Наташино бормотание заставило и Артема вздохнуть. Он уже видел и слышал все эти утренние, за чашкой чая, беседы этой матери и этой дочери. Он уже мог перечислить все их взаимные упреки. Он уже знал, как больная бабка, удерживая внучку подольше в маленьком городке, нашептывала ей про материнские стыдные дела. Он уже чувствовал, как с пьедестала своей чистоты девчонка вслух презирала кратковременные романы Бог весть с кем – с семейными, с женатыми! И он понимал, как трудно той, что не знает голоса собственной плоти, поладить с той, кого этот голос мучает ещенощно.

– «Старуха грешная» – ее словечки?

– Ее! За что, спрашивается? Что она может знать? И какое ее дело?! Я живу как живу! Бог мне судья, а не она! Разве я когда для нее чего жалела? Каждый месяц – то пятьдесят, то шестьдесят рублей посылала! Она подумала, откуда у меня эти деньги берутся? Пальто ей купила зимнее, с меховым воротником, сапоги заказала – думаете, дешево обошлось? Сумку ей купила на лекции бегать, туфли купила, еще туфли и босоножки! А колготки с серебром – это уже глупость, на это не дам! Тридцать рублей на базарчике, это колготки-то! И зачем ей с серебром? Ей и надеть-то не к чему! Откуда у нее такие платья?

– Из-за колготок с утра поругались?

– Ага… Если бы знала – да вот тебе эти тридцать рублей, только не убегай так, сломя голову!…

Артем все понимал, ох, как понимал, словно сам сидел на кухне под столом и слушал эту перебранку, в которой одна перечисляла свои действительные и мнимые заслуги, зимнее пальто и пятьдесят рублей в месяц, пыталась изобразить состояние своего семейного бюджета, а другая чувствовала в этом огромное подспудное вранье: не можешь ребенка прокормить – не рожай, а если родила – не трать полторы сотни на косметический трехэтажный набор! Логические доводы взрослой женщины разозлили девчонку, которой возразить было нечем – разве что швырнуть матери в лицо и пальто, и туфли, и другие туфли, ведь все это – никому не нужные, старомодные, благопристойные, дешевые вещи, неспособные привлечь внимание настоящего парня! Артем не слышал конкретных слов, он только чувствовал, как летят и с той, и с другой стороны упреки, как доходит до откровенной брани, как обе, и мать, и дочь, выскакивают из-за стола, как раздается хлесткая пощечина…

Очевидно, так все и было на самом деле. И Наташа, одновременно с Артемовой реконструкцией, переживала всю утреннюю сцену, а дойдя до пощечины и до последних слов, которыми обменялась с дочерью, не выдержала, зарыдала в три ручья.

Артему было безумно жаль эту неудачливую мать, понятую им насквозь, не состоявшуюся ни в каком качестве, не сумевшую построить семью, плохую дочь и сестру, заурядную бухгалтершу в никому не известном управлении… Он не знал, что бы из нее получилось, попади она в благоприятные условия. Возможно, деньги, муж и квартира не удержали бы ее от поиска приключений и не укрепили бы в ней привязанности к ребенку. Артем понимал, что рыдает рядом с ним совсем не ангел. Но именно такая – она нуждалась в помощи. И уже по одному этому он готов был все понять, во всем утешить! Артем прожил достаточно, чтобы знать – ангелы ни в помощи, ни в сочувствии не нуждаются.

Он обнял Наташу и пристроил ее голову у себя на плече. Он понимал, что это кричит в ней растревоженная совесть, неуклюже прячась за грубость и за перетерпленную обиду. Вот что погнало ее ночью к указанному дереву, под которым лежал белый капроновый шнур. Она осознавала свою вину, возможно, даже говорила себе: если бы не эта пощечина, ничего бы не случилось, Люська бы не вылетела из дому как ошпаренная, готовая Бог весть на какие подвиги!

И Артем невольно усмехнулся, простив ей ущербность ее любви к собственному ребенку, любви, готовой в любой миг посторониться перед чувством к мужчине, и жестоко казнящей себя за это, – как будто он имел право карать или прощать…

А просто в эту минуту он был для Наташи единственным в мире мужчиной, способным или неспособным что-то для нее сделать, и волей-неволей возникла ответственность со всеми ее привилегиями, в том числе и с претензией на высшую справедливость. Впрочем, Артем знал, что именно этого ждет попавшая в беду женщина от единственного мужчины – потому что сама она, как правило, все свои простенькие жизненные ориентиры в такой катавасии растеряла. И она подспудно жаждет, чтобы взяли за руку и провели по мостику над пропастью, ругая при этом немилосердно, обещая всякие неприятности, и чем круче брань, тем крепче сжимали бы ее руку.

Артем покачал головой: действительно, они – мужчина и женщина, невзирая на ситуацию, невзирая ни на что. И, возможно, именно это выручит их, подскажет нужное решение – сперва ему, а потом уж он, как самый сильный и умный, сумеет убедить ее. И он уже чувствовал, что должно произойти между ними, чтобы она успокоилась, раскрылась полностью, доверилась, рассказала самую стыдную правду. Ведь она наверняка знала что-то такое, чему подсознательно сопротивлялась. И рассуждала по принципу: «Этого не может быть, потому что этого не должно быть!» Артем мог дать голову на отсечение – каким-то боком тут пристегнулся ее женатый друг или его предшественник, или они оба, или кто-то из их приятелей. Но Наташе проще было сунуть голову в петлю, чем допустить такое… Или он все же умудряется идеализировать ее чувство к семейному человеку?

Рассуждая, Артем несколько отвлекся от той конкретной Наташи, что сидела рядом, хлюпая носом и даже украдкой вытирая этот мокрый нос о его плечо. И упустил ее мысли, которые до сих пор улавливал более или менее точно. Не то чтобы он умел это делать, как те экстрасенсы, о которых ему приходилось читать в газетах, – нет, вряд ли, хотя не исключено, что в нем сидела такая способность. Но до сих пор он умудрялся угадывать, о чем она беспокоится, и своими вопросами попадал в точку. И тут возникла пауза – и он упустил Наташу.

Она внезапно качнулась назад.

– Нет, ничего не получится, – мотая головой, сказала она. – При чем тут все это? Чему быть – тому не миновать… Везите меня лучше, откуда взяли…

– Вы не верите мне?

– Почему я должна вам верить?

– Значит, была секунда, когда он разочаровал ее? Ведь она без лишних размышлений пошла за ним следом! Она послушно ждала, пока он привезет куклу, она безропотно приняла участие в подвешивании куклы, она сама дала свой адрес и указала окна! А после всего жтого, когда его поиск привел в такие тупики, куда ей совершенно не хотелось вместе с ним заглядывать, она вдруг отстранилась… Почему?

Причин могло быть много, но Артем нюхом почуял главную. Между ними все еще было огромное расстояние. Та ступенька в лестнице человеческих отношений, на которой они стояли, допускала определенный уровень откровенности, и не больше. Женщина почувствовала, что не может быть более откровенна, чем позволяет ей ступенька. А о том, чтобы подняться чуточку повыше, должен думать он, мужчина… И тогда она, отогревшись, расскажет что-то еще, а то, о чем шла речь, изложит чуточку иначе, и так – пока не иссякнет ресурс доверия, положенный следующей ступеньке. И мужчине опять придется подниматься чуточку выше и вести ее, бедолагу, за собой… Для этого пути нужно время, довольно много времени. А в распоряжении у мужчины и женщины – всего одна короткая ночь. К утру он уже должен узнать что-то такое, что позволит ему действовать.

Артем усмехнулся – все то же, все то же… Ночь, мужчина и женщина. И ему приходит в голову соответствующая мысль, а она подспудно ждет, когда же перейдут от слов к делу. Сколько раз в этой же обшарпанной «Волге», Бог знает на каких дорогах, сидела рядом с ним женщина, а мимо мелькало то, что позволяла увидеть в свете фар ночь. И оба молчали об одном и том же. Бывало, «Волга» сворачивала, забиралась в лес, гасила фары. Какое-то время спустя путь продолжался.

Сейчас они застряли в своем разговоре посреди спящего города. Некому заглянуть в окошко. Пес Арго спит на заднем сиденье и иногда постанывает и покряхтывает. Он возражать не станет…

И, раз уж это столько раз бывало с Артемом без любви, только потому, что пустынна была дорога, а рядом молчала женщина, и даже красота женщины не играла особенной роли, то почему бы и нет?

Благими намерениями вымощена дорога в ад, подумал Артем. Цель оправдывает средства, и так далее… Другого пути сейчас нет. Затевать еще раз долгий и нудный разговор о том, что он – единственный, способный помочь, но только нуждается в полной откровенности, не имеет смысла. Ей через что-то нужно переступить, чтобы честно рассказать о своем любовнике и его роли в этой истории. И нетрудно догадаться – просто нужно, чтобы любовник стал бывшим.

За долгие года Артем узнал, что внезапные бурные порывы не нуждаются в объяснениях. Скорее уж приходится объяснять женщине, почему бурного порыва не получилось. И если ни с того ни с сего начать целовать эту перепуганную Наташу, одной рукой придерживая ее затылок, а другой копаясь под сиденьем в поисках рычага, она, возможно, будет бормотать ерунду, но уж никак не удивится.

Но сперва он повел машину по ночной улице, где все-таки время от времени и транспорт появлялся, и люди проходили, свернул в переулок, проехал поглубже – и там остановился в удачном месте, на тротуаре, впритык к высокому забору.

– Конечно, вы не обязаны мне верить, – задумчиво сказал Артем, – но это было бы безумно обидно. Ведь мне так хочется помочь вам! Если я ничего не смогу для вас сделать, это будет ужасно. Понимаете, бывают такие встречи – роковые, что ли… Встречаешь человека в какой-то сумасшедшей ситуации… Да что я говорю… Вы ведь и сами все отлично понимаете.

Наташа внимательно на него посмотрела.

– Понимаю, – ответила она, – только все это так странно.

– Иначе и быть не могло! – убежденно заявил Артем, выключил зажигание, повернулся к Наташе и притянул ее к себе.

– Ты сошел с ума! – прошептала она.

– Не говори глупостей, – мягко сказал он и поцеловал ее. Едва ощутив его губы, она обхватила его руками и тесно-тесно, насколько позволяла машина, прижалась. Вот что нужно было, чтобы хоть на час исцелить ее от страха. Вот что требовалось, чтобы она действительно отдала ему тяжкий груз своей беды – ему, сильному, спокойному, уверенному в себе. Только таким образом она могла поверить, что этот человек принесет ей спасение.

Артем нашарил первый рычаг – и Наташино сиденье подалось вперед. Тогда он протянул руку и отыскал сбоку второй рычаг, повернул его на сто восемьдесят градусов – и спинка отклонилась Артем переполз поближе к Наташе. Поснувшийся Арно в переполохе гавкнул и перескочил на переднее сиденье, заняв шоферское место. Артем умудрился шлепнуть его по боку пару раз – мол, все в порядке, спи дальше. Наташа прошептала что-то непонятное, он ответил поцелуем.

Все бы ничего, но Артем не любил некоторых слов – «милый», «миленький», тому подобных. Он и в более нейтральной ситуации от них морщился. А Наташа оказалась разговорчивой.

– Ой, миленький, как хорошо, какой ты хороший, как с тобой здорово, Артем, милый… – и все это она твердила, задыхаясь, на разные лады, целуя его в лицо и в шею. Артем предпочитал молчать, прислушиваясь к своим ощущениям. Он знал простейшие приемы пролонгации. С того времени, как он их освоил, делом чести для него было максимально ублаготворить подругу. А сейчас этобыло вдвойне важно – он боролся с этой женщиной за ее же собственную жизнь. И если бы ей не было сейчас с ним хорошо – он проиграл бы, только и всего.

Дождавшись ее стонов, напряжения и расслабления, он наконец-то отпустил на свободу и себя. После чего они еще полежали молча рядышком, теснясь на узком сиденье, вынужденные крупко обнимать друг друга, чтобы не набить синяков.

– Ты замечательная, – сказал, целуя Наташу, Артем.

Она ему действительно понравилась. Сперва он судил по внешности – ну, чересчур стандартную внешность сделала себе эта женщина, чтобы произвести впечатление на такого привереду. Он нагляделся на красавиц, знал в них толк, все его подруги были очень хороши собой – и юные, и постарше. Наташа, очевидно, брала лаской – а может, это она так цеплялась за единственного человека, который в беде оказался рядом.

Но настал миг, когда Артему кое-что стало ясно в ее нескладной судьбе, – это когда благодарность, перешагнув за грань, стала слащавой и назойливой. Кроме всего, он не выносил издевательств над своим именем. Близким женщинам лучше было не называть его Артемчиком и Артемушкой. Сперва он морщился, потом наводил порядок, и это было для них не очень приятно.

Здесь ему приходилось сдерживаться. И так же уверенно, как он владел собственным телом в любой ситуации, он овладел и собственным настроением. В конце концов, этого требовал его профессионализм.

Артем уже понимал, как эта женщина преследовала своей нежностью всех любовников по очереди, как нежность тяготила их, как недоумевала Наташа – а иначе и быть не могло, ведь кому-то должно было достаться все это богатство нераздельно! Где-то в другом городе росла практически чужая девчонка Люська, которой от Бога оно предназначалось. Но Люська получала шестьдесят, или сколько там, рублей в месяц, пальтишко из «Детского мира» и дешевые сапоги. К тому же ее присутствие в материнской квартире было обременительно для матери – и тут Артему стало интересно, бабка ли предложила сама забрать на жительство внучку, или Наташа спихнула шестилетнюю дочку с рук в надежде устроить личную жизнь.

Впрочем, «Сезам, откройся!» было сказано. Артем уже стал ее любовником, принял на себя волну восторга и благодарной нежности, и, следовательно, все, что было до него, автоматически становилось для Наташи недействительным.

И тут Артем оказался прав. Точнее, правильно угадал.

Но он не торопил теперь Наташу, домогаясь искренности. Он знал, что полчаса расслабленности окупятся – она заговорит сама, она расскажет про своего прежнего друга, потому что в глубине душщи поставит на нем крест. Конечно же, окажется, что он безумно ее любит, а из семьи не уходит, потому что – дети. И с женой он, истинный рыцарь, фактически не живет. А живет с Наташей, и вот она, так и быть, отпустила его на две недели – свозить семью на юг. Потому что дети – это святое.

Что-то в этом роде Артем слышал раза два от примерно таких же бедолаг, как Наташа. Но только тогда он выслушивал из вежливости. Теперь же от этого зависела человеческая жизнь.

Видя, что Артем как будто весь выложился и продолжения не будет, Наташа стала приводить в порядок одежду. Лежа это плохо получалось. Артем поэтому перебрался на водительское место, пропихнув задремавшего было Арго обратно на заднее сиденье. Пес перебрался – и перепугал Наташу, лизнув ее в лицо. Артем вернул оба рычага на прежнее место – и вот уже Наташа сидела рядом с ним, поправляя волосы и поглядывая в зеркальце над лобовым стеклом.

Посмотрел в это зеркальце и Артем. Увидел немолодого лысоватого мужчину с сухим лицом, морщинистого, почти безбрового, как и положено бывшему блондину. Вздохнул – чему тут нравиться? Однако же дамы не обделяют вниманием. Неужели срабатывает вечно заинтересованный взгляд и способность выслушивать любую их дребедень? Возможно, и профессиональная наблюдательность – он всегда замечал смену прически и новые туфли. Думал ли он, что эти качества, делающие его вполне конкурентоспособным среди красавцев-атлетов, понадобятся совсем в другой области?

– Дать тебе щетку для волос? – спросил Артем.

– Дай, миленький. Я ни на что не похожа.

– Напрасно ты так осветляешь волосы, – заметил Артем, доставая из бардачка щетку. – тебе бы больше пошли светло-русые. У тебя такой тип лица, что желтые волосы для тебя хуже погибели.

– Тебе не нравится? – растерялась она.

– Мне бы больше понравились светло-русые, – значительно сказал Артем. – И подлиннее. Тебе никто никогда не говорил, что мужчинам нравятся длинные волосы?

– Не всем, – строптиво ответила она.

– Которые со вкусом – тем нравятся. У тебя же такие густые волосы, зачем тебе эта банальная стрижка, будто у продавщицы из овощного магазина?

– И стрижка тебе не нравится?

– Возможно, мне не нравится то, что ты сделала ее на чей-то дурной вкус, – помолчав, сообщил Артем. – И хотела, чтобы она понравилась кому-то другому…

Честно говоря, он ждал хихиканья и какой-нибудь пошлости насчет ревности. Но иной возможности заговорить о женатом любовнике Артем найти не мог.

– Мало ли чего я хотела, – тут в голосе Наташи обозначилось недовольство, и Артем даже удивился – значит, положенного вранья не будет?

– Ему нравятся блондинки? – подначил Артем.

– Дуры ему нравятся! – отрубила Наташа.

– Ну, тогда мои шансы повышаются, – Артем даже приосанился. – Дурой тебя никак не назовешь. И давно ты догадалась?

– Чего – догадалась?

– Что ему дуры нравятся?

– Когда подсвечник продать уговаривал.

– Какой еще подсвечник?

Пауза была – в четверть секунды, не больше. Наташа вдруг сообразила, что брякнула лишнее. Но Артем не дал ей опомнитьсч, быстро протянул руку у нее за спиной и привлек ее к себе.

– Артемчик, люди смотрят! – спохватилась она, заметив краем глаза парочку заблудших прохожих, но от поцелуя не уклоняясь. – Ты что, сумасшедший…

– Мне тоже нравятся глупые женщины, которые сидят в два часа ночи в запертой машине и боятся целоваться, – заколдовал бархатным голосом Артем, – мне нравятся дурочки, которые боятся таких же ошалевших от свободы дурачков, ты погляди, они сейчас войдут в подъезд и тоже будут целоваться…

– Все-таки ты сумасшедший… – прошептала она и вдруг заметила, какое время показывают часы на панели. – Артем! Гляди! Ведь уже третий час! Господи!…

– Вспомнила? – жестко спросил Артем. – А теперь давай выкладывай, что за подсвечник, почему понадобилось его продавать и какое отношение к нему имеет этот твой Шурик.

– Какой еще Шурик? – изумилась Наташа. – Витя он, а не Шурик.

– Витя? Хорошее имя. Ну, девочка, начинай, благословясь. И учти, что Витя только что ушел из твоей биографии. Был Витя – и нету. Ты ведь сама это прекрасно знаешь, миленькая.

Последнее слово Артем употребил, невзирая на внутреннее сопротивление. Ему самому была противна фальшь собственного голоса. Но словечка нравилось Наташе – возможно, называя Артема миленьким, она ждала и от него того же?

– Ну, я его в сарае нашла… – опустив глаза, призналась Наташа. – Раз в жизни повезло. Под дровами кусок стены провалился, а там коробка со всякой дрянью, туфли какие-то дореволюционные, карточки, муфта меховая, уже ни на что не похожая, и этот подсвечник.

– Клад, стало быть, выкопала, – подытожил Артем. – Ну и как ты им распорядилась? Муфту, конечно, приспособила к вечернему туалету, в туфлях будешь по ресторанам ходить…

– Ой, Артемка, по ним же помойка плакала! – вдруг развеселилась Наташа. – Этим же туфлям сто лет было! А муфту я сквозь газету брала! Она же вся расползлась! Смеху было! Игорь тоже покатывался – клад нашла! Говорил: нужно в муфте швы распороть, брилики поискать! Я ему говорю – сам пори, я к этой дряни даже не прикоснусь! Ну, мы договорились – добыча пополам.

– Погоди, Наталья, какая добыча? – поддержал ее смехом Артем. – Вы что, действительно камушки нашли? Вот это да!

– Ага, камушки! Брилики! Ведро бриликов! – тут Артем понял, смех-то у женщины нехороший, крепко обнял ее и легко куснул за ухо, напоминая, что их амурная игра продолжается. Она поцеловала его в нос, прижалась и опять оттаяла.

– Не нашел он, конечно, ни фига, – продолжала Наташа. – Только ввозился весь, из нее же шерсть клочьями лезла и по воздуху летала. Он этой дряни нанюхался, ругаться начал.

– А зачем ему половина добычи вдруг понадобилась? Машину купить захотелось?

– Да на кой ему машина? Он в такси работает, она ему и на работе осточертела. Верашки дома как раз не было, когда мы этот клад потрошили, он сказал – с первых же больших денег уйду ко всем чертям, квартиру куплю, хоть конуру, да свою, чтобы от этой стервочки подальше… Ой, Артемчик, это тебе совсем ни к чему знать. Соседи у меня хорошие. Я и с ним, и с ней прекрасно лажу. Вераша меня всегда замечательно понимает. И насчет Вити – тоже все о’кей! И Игорь тоже понимает. Когда Витя приходит, мы даже на кухне все вместе чай пьем. Они только между собой, ну, ты понимаешь… Поженились совсем молодые, детей не получилось, разводиться – это или ему под забором жить, или ей. Ты же знаешь, разменяться, когда в коммуналке, вообще очень сложно. А одну комнату в коммунадке вообще можно только на такую же конурку выменять, на две ну никак не получится. Вот он и искал в муфте брилики.

– Ну и отдала бы ты ему половину? – полюбопытствовал Артем.

– В долг бы, конечно, дала, – деловито ответила Наташа. – Оформили бы у нотариуса расписку, все чин чином. Он, когда муфту потрошил, все мне объяснил.

– А свою половину на что?

– Как это на что? Тоже на квартиру, конечно! Артемчик, родненький, ты когда-нибудь жил в коммуналке?

– Считай, что жил.

Если быть до конца честным, как раз в своей замечательной двухкомнатной квартире, все удобства, центр Москвы, возле Никитских ворот, даже гараж – и тот поблизости, Артем практически не бывал. Так, гостил раз пять-шесть в году по два-три дня, все остальное время квартира пустовала, и покрывались московской пылью два импортных гарнитура в комнатах и один советский – кухонный. В классических коммуналках он иногда бывал в гостях. А вообще жилищные условия случались самые разнообразные. Из комнатехи с разбитыми стеклами и ручными тараканами, откуда в туалет ходишь коридором с тремя поворотами, в душ вообще спускаешься на два этажа, а стряпаешь внизу, где на общей кухне к двум плитам – очередь в дюжину молодых мам с детишками на руках, – так вот, из этго рая он переезжал в апартаменты с радужно-переливчатыми портьерами на окнах, цветным телевизором и холодильником, финским санфаянсом в ванной и вежливыми горничными, каждая из которых привычнее шпарит по-английски, чем по-русски. Но были в этой роскоши некие сиюминутность и иллюзорность, не позволявшие принимать ее всерьез и наслаждаться ею. У Артема, впрочем, хватало чувства юмора на все, даже на быт.

– Ну, значит, понимаешь, о чем я. Господи ты мой Боже, хоть бы на старости лет пожить по-человечески!

– И дочку бы к себе взяла… – мечтательно произнес Артем.

– Люську? Нет, я иначе думала – Люську прописать сюда и оставить ей эту комнату. А что? Комната большая, красивая даже. А что с потолка течет – так дом через год на капитальный ремонт, может, поставят. И все-таки центр, все поблизости, техникум этот самый – и тот всего за четыре квартала.

Артем усмехнулся в глубине души – все та же история, все та же надежда на мужика, которого можно приманить – если повезет, то квартирой. Конечно, какая-то логика в эгоизме Наташи была. Артем не раз наблюдал семьи, где взрослые дети разбежались кто куда, а осталась доругиваться пара стариков. Сорок лет эти старики все собирались развестись, сорок лет твердили друг дружке и всему миру, что лишь ответственность перед детьми удерживает их в одной семейной упряжке, и вот настал час свободы – и что же? Оказалось, что единственное существо, которое будет врачевать его болячки и выслушивать его воркотню вплоть до смертного часа – это она, осточертевшая и единственная. Оказалось, что кроме этого старого черта, изводившего ее то выпивками, то загулами, то ревностью, некому подать ей, прихворнувшей, стакан чая с медом. Наташа, возможно, боясь самой себе признаться в мыслях об этих последних годах, искала того старого черта, который будет лет через двадцать помирать рядом с ней, рядом с которым и ей помирать будет не так одиноко. А Люська – Люську, когда нужно, вызовут телеграммой.

Наташа еще похвалила свою комнату в коммуналке, особенно отметив большое окно, телефон, ванную с кафелем, где помещается, кроме всего прочего, и столик, и табуретка для удобства стирки, где стоят и не мешают обе стиральные машины.

Наташа тосковала по маленькому женскому раю, где можно с наслаждением кулинарить, с восторгом мыть посуду, блаженствовать за стиркой и так далее, где сознание, что на полировке ни пылинки, а обувь в прихожей выстроена по ранжиру, наполняет душу неизъяснимым счастьем. Артем понял – вот этим она готова заниматься двадцать пять часов в сутки, а если будет, кому похвалить ее старания, – то и все двадцать шесть. А ее, бедолагу, снабдили трудовой книжкой и посадили за облупленный стол в неком управлении. И зачем это управление, что за цифры проходят через Наташины руки, никто не знает, и сама она – меньше, чем кто-либо. И выполняет она свои обязанности так же бездарно, как все ее соседки по комнате, сидящие за такими же столами. А талантишко-то в течение восьми проклятых часов криком кричит – дура, в «Хозяйственном» набор эмалированных кастрюль продается, дура, напротив ситчик привезли и лен на простыни, дура, брось к черту свой калькулятор, сходи и купи цветов и поставь их дома посреди стола в большой вазе лилового стекла, с кружевным верхом и тяжелой ножкой! Да… Вот именно эти вопли и понимал Артем лучше, чем кто-либо.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.


Популярные книги за неделю


Рекомендации