Текст книги "Прекрасная незнакомка"

– Чем вы сейчас займетесь?

Он уже знал, что она, как принято в Испании, встречается с матерью, тетей и двумя кузинами и остановится с ними в отеле в Нью-Йорке.

– Сейчас? Встречусь с мамой в отеле. Они уже должны быть там.

– Могу я подвезти вас на такси?

Она медленно покачала головой.

– За мной приедут. На самом деле, – она с сожалением посмотрела на него, – как только мы приземлимся, я снова растворюсь в воздухе.

– По крайней мере, я помогу вам донести ваш багаж, – почти с мольбой произнес он.

Она снова покачала головой:

– Нет. Видите ли, меня будут сопровождать прямо от трапа самолета.

Он попытался улыбнуться:

– Вы уверены, что вы не преступница, путешествующая под надзором полиции?

– Очень похоже на то. – Ее голос сделался грустным, как и ее глаза. Внезапно веселое настроение последних пяти часов покинуло их. Реальный мир готов был вторгнуться в их игру. – Мне очень жаль.

– Мне тоже, – он серьезно посмотрел на нее, – Рафаэлла… Мы сможем увидеться, пока будем в Нью-Йорке? Я знаю, вы будете заняты, но мы могли бы просто зайти куда-нибудь выпить или… – Она уже отрицательно качала головой. – Но почему?

– Это невозможно. Моя семья этого не поймет.

– Но почему, бога ради, вы же взрослая женщина?

– Вот именно. И женщины нашего круга не ходят выпивать с незнакомыми мужчинами.

– Но я-то знакомый, – он снова стал похож на мальчишку, и она рассмеялась, – ну, хорошо, я незнакомый. Тогда согласитесь ли вы пообедать со мной и моей матерью? Завтра?

Эта мысль только что пришла ему в голову, но он затянет свою мать на этот обед, даже если ему придется тащить ее силой с редакционного совещания. Если понадобится дуэнья, чтобы убедить Рафаэллу пообедать с ним, лучше Шарлотты Брэндон никого не найдешь.

– Вы согласны? «Четыре сезона». В час дня.

– Алекс, я не знаю. Я уверена, что буду…

– Попытайтесь. Вам даже не нужно ничего мне обещать. Мы с мамой будем там. Если вы сможете прийти, отлично. Если вы не придете, я пойму. Просто подумайте. – Самолет коснулся посадочной полосы, и в голосе Алекса зазвучала настойчивость.

– Я не знаю, как… – их взгляды встретились, и в ее глазах он увидел растерянность.

– Неважно. Просто помните, как вы хотите познакомиться с моей матерью. «Четыре сезона». Час дня. Не забудьте.

– Да, но…

– Ш-ш… – Он приложил палец к ее губам, и они долго смотрели в глаза друг другу.

Внезапно он склонился ближе к ней и почувствовал непреодолимое желание поцеловать ее. Может быть, если он ее поцелует, то никогда больше не увидит, а если не поцелует, возможно, они встретятся снова. Поэтому вместо поцелуя он спросил ее сквозь рев моторов:

– Где вы остановитесь?

Она смотрела на него огромными глазами, в которых читалась неуверенность. По сути, он просил довериться ему, и ей самой этого хотелось, но она не была уверена, должна ли это делать. Самолет резко остановился, и слова вырвались у нее словно сами собой:

– В «Карлайле».

И в этот момент, словно следуя заранее согласованному сигналу, в проходе появились две стюардессы. Одна несла ее норковую шубу, вторая достала из-под сиденья дорожную сумку. Как послушный ребенок, Рафаэлла попросила Алекса достать ее шляпку с верхней полки и, не сказав ни слова, надела ее, отстегнула ремень безопасности и встала. Она выглядела так же, как тогда, когда он впервые увидел ее в аэропорту. Закутанная в меха, глаза, полускрытые вуалеткой черной шляпки, сумочка и книга, зажатые в руке. Она посмотрела на него и протянула ему руку в черной лайковой перчатке:

– Спасибо.

Это была благодарность за те пять часов, которые он подарил ей, за бесценную возможность убежать от реальности, за представление о том, какой могла бы быть ее жизнь. Могла, но не стала. Лишь на короткий момент она взглянула ему в глаза, потом отвернулась.

К двум стюардессам, пришедшим за Рафаэллой, присоединился стюард, вставший позади нее. Один из запасных выходов в хвостовой части самолета, рядом с тем местом, где сидели Алекс и Рафаэлла, открылся, в то время как стюардессы объявили, что высадка пассажиров будет осуществляться через переднюю дверь. Рафаэлла и три члена экипажа быстро вышли через запасной выход, который моментально закрылся за ними. И лишь несколько пассажиров, сидевших поблизости, на мгновение заинтересовались, что случилось и почему женщину в черной норковой шубе высадили через заднюю дверь. Но они были заняты своими делами, своими планами, и только Алекс долго стоял и смотрел на дверь, через которую она вышла. Она снова сбежала от него. Снова эта темноволосая женщина с ее дурманящей, преследующей его красотой исчезла. Но теперь он знал, что ее зовут Рафаэлла и что она остановится в «Карлайле».

Но внезапно у него упало сердце. Он сообразил, что не знает ее фамилии. Рафаэлла. И что дальше? Как он сможет спросить о ней в отеле? Теперь его единственной надеждой оставалось увидеть ее завтра за обедом. Если она придет, если сможет улизнуть от своих родственников… если… Чувствуя себя напуганным школьником, он взял свое пальто и портфель и начал пробираться к выходу.

Глава 6

Официант ресторана «Четыре сезона» проводил высокую привлекательную женщину к ее обычному столику возле бара. Аскетичное модное убранство служило идеальным фоном для колоритных персонажей, проводивших здесь дни и ночи. Пробираясь к своему столику, женщина улыбалась, раскланивалась, кивнула приятелю, который прервал разговор, чтобы помахать ей. Шарлотта Брэндон была здешним завсегдатаем. Для нее это было все равно что пообедать в своем клубе, и ее стройная фигура уверенно двигалась в знакомой обстановке. Ее белоснежные волосы виднелись из-под темной норковой шляпки, которая была очень ей к лицу и идеально сочеталась с роскошной норковой шубой, надетой поверх темно-синего платья. В ее ушах блестели сапфиры и бриллианты, шею обвивали три нитки крупного великолепного жемчуга, а на левой руке сверкал большой сапфир, который она купила себе на пятидесятилетие, после того как продала свою пятнадцатую книгу. Ее предыдущая книга разошлась тиражом более чем в три миллиона экземпляров в мягкой обложке, и она решила отпраздновать и купить себе это кольцо.

Она не переставала удивляться тому, что ее карьера началась со смерти ее мужа, когда его самолет разбился и она вынуждена была выйти на свою первую работу, состоявшую в том, что она собирала материалы для очень скучных обозрений. Эта работа ей не нравилась, но она быстро обнаружила, что ей нравится совсем другое – писать. И когда она начала писать свою первую книгу, она почувствовала себя так, словно была рождена для этого. Первую книгу приняли тепло, вторую – еще теплее. А третья книга сразу же стала бестселлером, и после этого все пошло гладко, она с каждым годом и с каждой новой книгой все больше любила свою нелегкую работу. И уже многие годы единственным, что имело для нее значение, были ее книги, дети и внучка Аманда.

После гибели мужа в ее жизни не было никаких серьезных отношений. Иногда она заставляла себя выйти в свет с каким-нибудь мужчиной. Теперь у нее было множество близких друзей и теплых взаимоотношений, но замуж выходить она не хотела. Первые двадцать лет она использовала детей как предлог, теперь стала использовать свою работу. «Со мной очень трудно ужиться! Я веду ненормальную жизнь. Пишу всю ночь и сплю весь день. Это сведет тебя с ума! Ты возненавидишь такую жизнь!» Ее отговорки были самыми разнообразными, но не слишком серьезными. Она была очень организованной и дисциплинированной женщиной, которая почти с армейской точностью планировала свой рабочий график. Правда заключалась в том, что она больше не хотела выходить замуж. Она никогда не смогла бы полюбить кого-нибудь после Артура Хейла. Он остался яркой звездой на ее горизонте и стал прототипом дюжины героев ее книг. А Александр был настолько похож на него, что у нее вставал комок в горле всякий раз, когда она видела его. Такой же темноволосый, высокий, стройный и привлекательный. Ее переполняла гордость, что этот необыкновенно красивый, умный и добрый человек был ее сыном. Эти чувства сильно отличались от того, что она испытывала при встрече с дочерью. При виде Кей ее охватывала тайная вина, словно она что-то сделала не так. Почему Кей выросла такой ожесточенной, холодной и злой? Что могло так повлиять на нее? Гибель ее отца? Или то, что мать слишком много времени уделяла работе? Ревность к брату? Шарлотта всегда испытывала чувство несостоятельности, грусти и тревоги, глядя в эти холодные глаза, такие похожие на ее собственные, только в них не отражалась любовь к жизни.

Кей так отличалась от Алекса, который поднялся при виде матери. В его глазах читалась искренняя радость, а на лице сияла счастливая улыбка.

– Бог мой, мама, ты выглядишь потрясающе!

Он наклонился поцеловать ее, а она обняла его. Прошло уже несколько месяцев с тех пор, как он последний раз прилетал в Нью-Йорк из Сан-Франциско, но Шарлотта никогда не чувствовала, что их разделяет большое расстояние. Он часто звонил ей, справиться о том, как у нее идут дела, сообщить какую-нибудь новость, поинтересоваться новой книгой или рассказать о своем последнем судебном деле. Она чувствовала себя частью его жизни, но при этом они сильно не навязывались друг другу. И эти отношения она высоко ценила. Она села за столик напротив сына, и в ее глазах светилась радость от встречи с ним.

– Ты выглядишь лучше, чем когда-либо! – Он улыбнулся с откровенной гордостью.

– Лесть, мой дорогой, безнравственна, но очень приятна. Спасибо.

В ее глазах появились смешинки, и Алекс улыбнулся ей.

В шестьдесят два года она все еще была эффектной женщиной, высокой, грациозной, элегантной, с гладкой кожей, сделавшей бы честь женщине вдвое моложе ее. Пластическая хирургия помогала ей сохранять красоту и прелестный цвет лица, но она изначально была ослепительной женщиной. И она прилагала усилия, чтобы оставаться молодой, учитывая, сколько ей приходилось участвовать в рекламных кампаниях по продвижению своих книг. С годами имя Шарлотты Брэндон стало товарным знаком. И она понимала, что ее лицо является важной частью ее имиджа, так же как ее душевная теплота и жизненная сила. Она была женщиной, которую уважали другие женщины и которая за три десятка лет завоевала преданность своих поклонниц.

– Итак, что ты затеял? Должна сказать, что ты тоже прекрасно выглядишь.

– Я был очень занят. На самом деле работал без передышки после нашей последней встречи.

Но тут он перевел взгляд на дверь. На мгновение ему показалось, что он увидел Рафаэллу. Темноволосая женщина в норковой шубе поднималась по лестнице, но это была не Рафаэлла. Он снова повернулся к матери.

– Ты кого-то ждешь, Алекс? – Она заметила выражение его глаз и улыбнулась. – Или просто устал от калифорнийских женщин?

– А когда мне с ними встречаться? Я работаю днем и ночью.

– Тебе не следует этого делать.

На мгновение она посмотрела на него с грустью. Она хотела, чтобы он жил полной жизнью, а не только работой. Она хотела большего для обоих своих детей, но до сих пор ни один из них, похоже, не получил того, чего хотел. У Алекса не сложился брак с Рейчел, а Кей была поглощена своей политикой и амбициями, которые заслонили собой все прочее. Иногда Шарлотте казалось, что она не понимает их. Ей же удалось совместить семью и карьеру. Но дети говорили, что теперь настали другие времена, что карьеру так легко не сделаешь, как в прошлом. Было ли это правдой или они просто прятались за этими словами от своих неудач? Наблюдая за сыном, она размышляла: был ли он счастлив в своем одиночестве или все-таки хотел чего-то другого? Ей хотелось бы знать, есть ли у него женщина, которую он любит по-настоящему.

– Не смотри на меня так обеспокоенно, мама, – он похлопал ее по руке и подал знак официанту. – Выпьем?

Она кивнула, и он заказал для них обоих «Кровавую Мери», а потом с улыбкой откинулся на спинку стула. Пора все рассказать ей. Прямо сейчас, на случай, если Рафаэлла придет вовремя. Он сказал ей, что будет ждать ее в час дня, а с матерью встретился в половине первого. Конечно, существует возможность, что Рафаэлла вовсе не придет. На мгновение он нахмурился, потом взглянул в темно-синие глаза матери:

– Я пригласил одну знакомую присоединиться к нам. Но я не уверен, что она сможет прийти.

По-мальчишески смущенно он опустил глаза, потом снова посмотрел на мать:

– Надеюсь, ты не возражаешь?

Но Шарлотта Брэндон уже смеялась молодым счастливым смехом, который всегда вызывал у него улыбку.

– Перестань смеяться надо мной, мама.

Но ее смех был таким заразительным, что Алекс не сдержал улыбки, глядя в ее веселые глаза.

– Ты выглядишь так, словно тебе четырнадцать лет, Алекс. Прошу прощения. Кого, бога ради, ты пригласил на обед?

– Просто знакомую. Женщину.

Он чуть не добавил: «Я подцепил ее в самолете».

– Ты встречаешься с ней здесь, в Нью-Йорке?

Вопрос не был назойливо любопытным, а просто дружеским. Шарлотта продолжала улыбаться сыну.

– Нет. Она живет в Сан-Франциско. Она прилетела сюда всего на несколько дней. Мы летели одним рейсом.

– Очень мило. Чем она занимается?

Шарлотта сделала первый глоток коктейля, сомневаясь, стоит ли его расспрашивать, но ее всегда интересовали его друзья. Иногда было трудно вести себя не как мать, и, если она переступала черту, он всегда мягко останавливал ее. Сейчас она смотрела на него вопросительно, но он, похоже, не возражал. Она давно не видела, чтобы он выглядел таким счастливым, и его глаза были удивительно теплыми и ласковыми. Он никогда не был таким с Рейчел, с ней он чувствовал себя неуютно и озабоченно. Внезапно Шарлотте пришло в голову, что Алекс готовит ей какой-то сюрприз.

Но он лишь с улыбкой смотрел на нее, словно ее вопрос позабавил его.

– Ты, возможно, сочтешь сложным в это поверить, Знаменитая Писательница Шарлотта Брэндон, но она, похоже, ничем не занимается.

– Так, так. Настоящее декадентство, – но Шарлотта не выглядела обеспокоенной, просто заинтересованной тем, что прочла в глазах сына. – она очень молода?

Это бы все объяснило. Очень молодые люди имеют право ничем не заниматься, пока не решат, чего бы им хотелось. Но когда они становятся старше, Шарлотта полагала, что они уже должны выбрать свой путь. По крайней мере, начать работать.

– Нет. Я хочу сказать, не так уж молода. Ей около тридцати. И она из Европы.

– А-а, – понимающе сказала Шарлотта, – тогда все ясно.

– Хотя все это странно, – задумчиво сказал он, – я никогда не встречал никого, кто бы вел такой образ жизни. Ее отец француз, а мать испанка, и девушка провела большую часть своей жизни под замком, окруженная родственниками и дуэньями. Такая жизнь кажется невероятной.

– Как тебе удалось оторвать ее от них хотя бы на то время, чтобы подружиться с ней?

Шарлотта была заинтригована и отвлеклась лишь на мгновение, чтобы помахать рукой приятелю, сидевшему напротив.

– Я еще с ней не подружился. Но рассчитываю на это. Это было одной из причин, почему я пригласил ее сегодня на обед. Она обожает твои книги.

– О господи, Алекс, только не это! Бога ради, как я могу есть с людьми, которые задают вопросы о том, как давно я пишу и сколько месяцев у меня уходит на написание одного романа? – но ее упреки были шутливыми, а на губах играла улыбка. – Почему бы тебе не завести знакомства с девушками, которые предпочитают других авторов? Какая-нибудь милая барышня, которая любит читать Пруста, или Бальзака, или Камю, или мемуары Уинстона Черчилля? Что-нибудь посерьезнее.

Он усмехнулся над ее серьезным выражением лица и внезапно заметил видение, входящее в двери ресторана. Шарлотта, казалось, услышала, как у него перехватило дыхание. Проследив за направлением его взгляда, она обернулась и увидела необыкновенно красивую высокую и темноволосую женщину, стоявшую на лестнице. Она казалась невероятно хрупкой и в то же время полностью владевшей собой. Ее необыкновенная красота привлекла всеобщее внимание и откровенное восхищение. У нее была идеальная осанка, высоко поднятая голова, а ее волосы, тщательно уложенные в узел, казались сделанными из натурального шелка. На ней было надето узкое платье из кашемира цвета темного шоколада, которое было почти такого же цвета, как и роскошные меха. Вокруг ее шеи был небрежно повязан кремовый шарфик, в ушах сверкали бриллианты и жемчуга. Ее стройные ноги казались невероятно длинными в колготах шоколадного цвета и коричневых замшевых туфлях. Ее сумочка была такого же темно-коричневого цвета, и на этот раз это был не Гуччи, а «Гермес». Она была самой красивой женщиной из встреченных Шарлоттой за много лет, и она внезапно поняла восторженное выражение лица сына. Что поразило ее, когда Алекс, извинившись, встал из-за стола и направился в сторону их гостьи, так это то, что в этой девушке было нечто знакомое. Шарлотта уже видела это лицо, или, может быть, оно было типичным для испанской аристократии. Она подходила к их столику с грацией и чувством собственного достоинства, как молодая королева, но в то же время в ее глазах было выражение застенчивости и мягкости, которые были удивительны при ее ошеломляющей внешности. На этот раз Шарлотта едва удержалась от восклицания, разглядывая ее. Девушка была настолько прекрасна, что созерцать ее можно было лишь с благоговением. И легко было понять очарованность Алекса. Это была редкая, очень редкая драгоценность.

– Мама, я хочу представить тебе Рафаэллу. Рафаэлла, это моя мать, Шарлотта Брэндон.

На мгновение Шарлотта удивилась отсутствию фамилии, но ее удивление быстро прошло при взгляде в темные, затравленные глаза девушки. Вблизи было видно, что она была почти испугана и неровно дышала, словно только что совершила пробежку. Но, полностью владея собой, она, в соответствии с этикетом, пожала Шарлотте руку, позволила Алексу взять ее пальто и села за столик.

– Мне очень стыдно за то, что я опоздала, миссис Брэндон, – она посмотрела Шарлотте прямо в глаза, и на ее щеках выступил легкий румянец, – я была занята. И мне было очень трудно… освободиться.

Прикрыв ресницами глаза, она устроилась на своем стуле, и Алексу на секунду показалось, что он тает при виде ее. Она была самая невероятная из всех женщин, кого он встречал. И глядя на них, сидевших рядом, Шарлотта подумала, что из них вышла бы потрясающая пара. Темноволосые головы, склоненные друг к другу, огромные глаза, гибкие молодые тела, изящные руки. Они выглядели как два бога из древней мифологии, созданные друг для друга. Шарлотта заставила себя вернуться к разговору с доброжелательной улыбкой.

– Не беспокойтесь, дорогая. Мы с Алексом просто обменивались новостями. Он сказал мне, что вчера вы летели одним ночным рейсом из Сан-Франциско. Навестить друзей?

– Встретиться с моей мамой. – Рафаэлла начала медленно расслабляться, хотя и отказалась от выпивки, когда ее усаживали за стол.

– Она живет здесь?

– Нет, в Мадриде. Она просто остановилась здесь на пути в Буэнос-Айрес. И она подумала… ну, во всяком случае, это дает мне возможность прилететь в Нью-Йорк на несколько дней.

– Ей повезло, что она встретилась с вами. Я тоже всегда так себя чувствую, когда Алекс приезжает сюда.

Все трое улыбнулись, и Алекс предложил заказать обед, прежде чем они продолжат беседу. И только после этого Рафаэлла призналась Шарлотте, как много для нее значили ее книги за прошедшие годы.

– Должна признаться, что вначале читала их на испанском, а время от времени на французском. Но когда я переехала в эту страну, мой… – Она покраснела и на мгновение опустила глаза. Она чуть было не сказала им, что ее муж купил для нее несколько книг Шарлотты на английском, но она тут же остановилась. Это было нечестно, но ей не хотелось говорить сейчас о Джоне Генри. – Я купила их на английском, и теперь читаю их только в оригинале. – Ее глаза снова сделались печальными, когда она посмотрела на Шарлотту. – Вы даже не представляете, как много ваша работа значит для меня. Иногда я думаю, что только это, – еле слышно добавила она, – дает мне силы жить.

Шарлотта смотрела на нее и слышала почти агонию в ее голосе, а Алекс вспомнил, как увидел ее в первый раз, плачущей на лестнице. Теперь, сидя в шикарном нью-йоркском ресторане, он начал задумываться о том, что за тяжкий груз лежит у нее на душе. Но Рафаэлла только взглянула на его мать со слабой улыбкой благодарности, и, не раздумывая, Шарлотта накрыла ее руку своей.

– Они очень много значат для меня, когда я их пишу. Но самое важное – чтобы они имели значение и для других людей, вроде вас. Спасибо вам, Рафаэлла. Это замечательный комплимент, и в некотором смысле он делает мою жизнь стоящей. – Потом, словно угадав отдаленную мечту, несбыточное желание, она пристально посмотрела на Рафаэллу: – Вы тоже пишете?

Но Рафаэлла только улыбнулась и покачала головой. Она выглядела при этом очень молодой, наивной и не такой искушенной, какой показалась вначале.

– О нет! – рассмеялась она. – Но я рассказчица.

– Это уже первый шаг.

Алекс молча наблюдал за ними. Ему нравилось смотреть на них вместе; они создавали потрясающий контраст. Две красивые женщины, при этом одна такая молодая и хрупкая, а другая – такая зрелая и сильная. Одна с седыми волосами, другая с черными, одну он знал так хорошо, а другую не знал вовсе. Но он хотел узнать ее. Он хотел знать ее лучше, чем кого-либо прежде. Наблюдая за ними, он услышал, как его мать спросила:

– А какие истории вы рассказываете, Рафаэлла?

– Я рассказываю истории детям. Летом. Всем моим маленьким кузинам и кузенам. Мы проводим лето вместе в нашем семейном доме в Испании. – Но Шарлотта была достаточно искушена, чтобы понимать, как выглядит этот «семейный дом». – У меня несколько дюжин маленьких родственников, мы очень большая семья, и я очень люблю командовать детьми. И я рассказываю им истории, – она улыбнулась счастливой улыбкой, – а они слушают, смеются, хихикают. Это замечательно. И это очень согревает душу.

Шарлотта улыбнулась, кивая и глядя на выражение лица Рафаэллы. Когда она внимательно посмотрела на нее, все вдруг сложилось в ясную картину. Рафаэлла… Рафаэлла… Испания… фамильное поместье… И Париж… банк… Она с трудом сдержала желание сказать что-нибудь вслух. Вместо этого она предоставила Алексу вести беседу, снова и снова бросая взгляд на лицо девушки. И глядя на Рафаэллу, она размышляла, знает ли Алекс всю историю. Что-то подсказывало ей, что не знает.

Спустя час после того, как она присоединилась к ним, Рафаэлла с огорчением нервно посмотрела на свои часы:

– Мне так жаль… Боюсь, мне пора возвращаться к моей матери, тете и кузинам. Они, возможно, решили, что я сбежала.

Она не стала говорить матери Алекса, что ей пришлось притвориться, будто у нее болит голова, чтобы избежать необходимости обедать с родственниками.

Она отчаянно хотела познакомиться с Шарлоттой Брэндон и снова увидеть Алекса, пусть всего лишь один только раз. Он предложил проводить ее до такси и, оставив мать допивать кофе, пообещал вернуться немедленно и ушел со своей ослепительной подругой, держа ее под руку. Прежде чем уйти, Рафаэлла сказала все положенные вежливые фразы Шарлотте, и на мгновение их глаза встретились. Рафаэлла словно взглядом рассказала ей свою историю жизни, а Шарлотта словно ответила, что уже все знает. Это было безмолвное общение, которое случается между женщинами, и, пока они смотрели в глаза друг другу, Шарлотта почувствовала безмерную жалость к этой прекрасной девушке. Она вспомнила всю эту историю, сидя с ними за столиком, только теперь это не было печальным сообщением в новостях. Она увидела живую, одинокую молодую женщину, с которой эта трагедия произошла. На мгновение ей захотелось обнять ее, но вместо этого она просто пожала холодную тонкую руку и проводила их взглядом. Ее сын, такой красивый, и девушка, ослепительно прекрасная, вскоре исчезли из поля ее зрения, спускаясь по ступеням.

Алекс смотрел на Рафаэллу с явным удовольствием, когда они вышли на улицу и остановились на мгновение, вдыхая холодный осенний воздух и чувствуя себя счастливыми и молодыми. В его глазах прятались смешинки, и он не мог сдержать улыбку, когда она посмотрела на него печальным, задумчивым взглядом, в глубине которого скрывалось оживление.

– Знаете, моя мать в восторге от вас.

– Не знаю, с чего бы это. Но я тоже в восторге от нее. Какая она милая женщина, Алекс! У нее есть все качества, которыми должна обладать женщина.

– Да. Она славная. – Он словно поддразнивал Рафаэллу, но думал не о своей матери, глядя в глаза девушки. – Когда я снова вас увижу?

Но она нервно отвернулась, прежде чем ответить, и стала глазами искать свободное такси. Потом она снова повернулась к Алексу, и ее темные глаза были встревожены, а лицо внезапно сделалось печальным.

– Я не могу, Алекс. Мне очень жаль. Я должна быть со своей матерью… и…

– Вы не можете проводить с ними весь день и всю ночь, – упрямо сказал он, и она улыбнулась.

Ему невозможно было это объяснить. Он никогда не жил такой жизнью, как она.

– Но я так живу. Провожу с ними каждую минуту. А потом мне нужно будет вернуться домой.

– Мне тоже. Тогда мы увидимся там. Кстати, юная леди, вы забыли сказать мне кое-что, когда сообщили, что остановитесь в «Карлайле».

– Что именно? – Внезапно взгляд ее стал встревоженным.

– Вашу фамилию.

– Правда? – трудно было понять, было ли ее удивление настоящим или притворным.

– Правда. Если бы вы сегодня не пришли, я был бы вынужден сидеть в вестибюле отеля до конца недели, ожидая вашего появления. И тогда я бросился бы к вашим ногам на глазах вашей матери и поставил вас в ужасно неловкое положение, требуя, чтобы вы сказали мне свою фамилию. – Они оба рассмеялись, и он нежно взял ее за руку: – Рафаэлла, я хочу снова видеть вас.

В ее глазах таились все желания, которые томили и его, но было в них и понимание, что она не имеет на эти желания права.

Он медленно склонился к ней, собираясь поцеловать ее, но она отвернулась, зарывшись лицом в его плечо и крепко держась рукой за лацкан его пиджака.

– Нет, Алекс, не нужно.

Он подумал, что, если ее мир был заполнен дуэньями, она вряд ли станет целоваться с мужчиной на улице.

– Хорошо. Но я хочу видеть вас, Рафаэлла. Как насчет сегодняшнего вечера?

Она тихо рассмеялась, снова посмотрев ему в лицо:

– А как же моя мать, моя тетя и мои кузины?

Он был невероятен, бесподобно упрям, но в то же время он был одним из самых привлекательных мужчин, которых она встречала.

– Захватите их с собой. А я приведу с собой свою мать.

Он всего лишь дразнил ее, и она знала это и заразительно рассмеялась.

– Вы невозможны.

– Знаю. И я не приму отказа.

– Алекс, пожалуйста! – Она снова взглянула на часы и запаниковала: – Бог мой, они убьют меня! Они, должно быть, уже вернулись с обеда!

– Тогда пообещайте мне, что вечером мы пойдем куда-нибудь выпить.

Он крепко держал ее под руку и внезапно вспомнил:

– Дьявольщина, так какая у вас фамилия?

Она высвободила руку и подала знак такси, которое проезжало мимо. Такси остановилось, и Алекс крепче ухватил ее за руку.

– Алекс, не нужно. Я должна…

– Но не до тех пор, пока вы не скажете… – Он продолжал игру, но отчасти был серьезен, и Рафаэлла нервно рассмеялась и снова посмотрела ему в глаза:

– Ну, хорошо, хорошо. Филлипс.

– Вы под этой фамилией зарегистрировались в «Карлайле»?

– Да, ваша честь. – На мгновение она посмотрела на него кротким взглядом, потом снова занервничала: – Но, Алекс, я не могу встречаться с вами. Ни здесь, ни в Сан-Франциско, нигде. Мы должны сказать друг другу «прощай».

– Бога ради, не говорите ерунды. Это только начало.

– Нет, – она серьезно посмотрела на него, и таксист нетерпеливо фыркнул, пока Алекс, не отрывая глаз, смотрел на нее, – Алекс, это не начало. Это конец. И мне пора уходить.

– Но не так! – Алекс выглядел отчаявшимся, а потом пожалел, что не поцеловал ее. – Так что произошло? Вы пообедали со мной, чтобы познакомиться с моей знаменитой матерью. Что в этом дурного?

Он поддразнивал ее, но она смотрела на него в смятении, и он знал, что удар попал в цель.

– Алекс, как вы можете…

– Мы увидимся позже?

– Алекс…

– Решено. Сегодня вечером в одиннадцать часов. Кафе «Карлайл». Мы сможем поговорить, послушать музыку. Если вас там не окажется, я поднимусь наверх и буду ломиться в дверь к вашей матери. – Внезапно он забеспокоился: – Вы сможете избавиться от них к одиннадцати часам?

Даже он вынужден был признать, что все это нелепо. Ей тридцать два года, а он спрашивает ее, сможет ли она ускользнуть от матери. Это был абсолютный вздор.

– Я попытаюсь, – она улыбнулась ему, внезапно снова помолодевшая, но ее взгляд казался виноватым, – но нам бы не следовало так поступать.

– Но почему?

Она чуть было не сказала ему, но не могла этого сделать, стоя на тротуаре рядом с такси, водитель которого уже начал ворчать от нетерпения.

– Мы поговорим об этом сегодня вечером.

– Хорошо. – Он широко улыбнулся. Значит, она придет. Он открыл дверцу такси и галантно поклонился. – Увидимся вечером, мисс Филлипс.

Он слегка наклонился и поцеловал ее в лоб. Спустя мгновение дверца была уже закрыта, а машина мчалась в центр города, в то время как Рафаэлла сидела на заднем сиденье, злясь на себя за собственную слабость. Ей не следовало вводить его в заблуждение с самого начала. Она должна была сказать ему правду еще в самолете. И она ни в коем случае не должна была идти на этот обед. Но один раз, всего один раз, подумала она, есть у нее право сделать что-нибудь сумасбродное и романтичное? Но кто дал ей такое право, когда Джон Генри умирает, сидя в своем инвалидном кресле? Как смеет она играть в подобные игры? Когда такси приблизилось к отелю, Рафаэлла поклялась себе, что сегодня вечером скажет Алексу, что она замужем. И не сможет больше видеться с ним. После сегодняшнего вечера… Но у них впереди еще целая встреча… И ее сердце затрепетало при одной мысли о том, что она увидит его еще раз.

– Ну?

Алекс победно посмотрел на свою мать, усаживаясь за столик. Она улыбнулась ему и внезапно почувствовала себя очень старой. Он выглядел таким молодым, полным надежд, счастливым и очарованным.

– Что «ну»?

– Что ты хочешь сказать этим? Разве она не бесподобна?

– Бесподобна, – сухо подтвердила Шарлотта, – она, возможно, самая красивая женщина из всех, кого я видела. И она обаятельна, воспитанна и мила. И она мне понравилась. Но, Алекс… – Она колебалась несколько мгновений, потом решила говорить откровенно: – Какая тебе от этого радость?

– Что ты имеешь в виду? – Он отхлебнул холодного кофе с видом внезапного недовольства. – Она изумительна.

– Насколько хорошо ты ее знаешь?