Текст книги "Полет длиною в жизнь"

Элизабет покачала головой. Она знала, как сильно Кейт любит Джо, и ей очень хотелось помочь дочери. Она так надеялась, что Джо предпримет какие-то конкретные шаги, прежде чем снова уедет! Двухнедельный отпуск, который он получил, был слишком большой редкостью, и никто из них не рассчитывал, что в ближайшее время Джо снова сможет приехать в Штаты достаточно надолго. Тем не менее Кларк хорошо понимал, что на этот раз никакой помолвки не будет…

– По-моему, Джо вообще не создан для семейной жизни, – сказал он. – Но ради Кейт… Ради нее он может постараться. Я и раньше не сомневался, что он любит ее, а сегодня он сам мне об этом сказал. И я ему верю. Джо не лжет – он действительно без ума от Кейт. Но он любит и свои самолеты…

Именно этого Элизабет и боялась, но сейчас ее гораздо больше пугало другое.

– А если, когда война кончится, Джо решит, что ему по-прежнему не хочется создавать семью? – спросила она. – Кейт потратит впустую годы, а под конец он разобьет ей сердце!

Кларк тяжело вздохнул. Этот вариант был вполне возможен, и не было никаких гарантий, что Кейт не ждет такая незавидная судьба. С другой стороны, если бы Джо женился на Кейт и погиб, она осталась бы вдовой, и трудно было сказать, что хуже. Они с Элизабет всегда мечтали, что у Кейт будет заботливый, любящий муж, крепкая семья, дети, дом – полная чаша. Но Джо на роль заботливого мужа подходил мало: даже Кларк не мог не признать, что он – довольно-таки эксцентрическая натура. В профессиональном мире – в мире авиации – эта эксцентричность вполне искупалась его гениальностью, но в повседневном общении такой человек мог казаться по меньшей мере странным. Кларк не был уверен, что это плохо, и все же он предпочел бы, чтобы муж его дочери был чуточку менее гениальным. Но изменить что-либо ни он, ни Элизабет были не в силах, поэтому он посоветовал жене вооружиться терпением и подождать хотя бы до конца войны.

– Что он еще сказал? – спросила Элизабет.

Пожав плечами, Кларк пересказал ей весь разговор с Джо.

– Но послушай, не кажется ли тебе, что он вообще не собирается жениться на Кейт?! – всполошилась Элизабет.

Кларк покачал головой.

– Я так не думаю, – спокойно сказал он. – Больше того, я уверен, что в конце концов Джо женится на Кейт. В свое время я знал нескольких парней, похожих на него. Такие люди ничем не хуже остальных, просто им требуется больше времени, чтобы смириться с неизбежным. – Он улыбнулся. – Некоторые лошади более упрямы, чем другие, как тебе известно, а наш Джо еще совсем дикий, необъезженный. Нам надо иметь терпение. Слава богу, что Кейт не волнуют все эти пустяки.

– Это не пустяки! – возмущенно воскликнула Элизабет. – И я имею право волноваться – ведь она моя дочь! Если б было возможно, Кейт бы отправилась с ним даже на луну. Она втрескалась в него по уши – так, кажется, выражается современная молодежь – и готова сделать для него все, что он ни потребует. Ты скажешь: это их дело, но я не хочу, чтобы моя дочь жила в палатке на краю какого-нибудь богом забытого аэродрома.

– Ну, я не думаю, что до этого дойдет, – улыбнулся Кларк. – В крайнем случае, мы всегда можем купить им дом.

– Я не о доме беспокоюсь, а о том, кто будет в нем жить. Или не будет!

– Не волнуйся, рано или поздно Джо поймет, что ему нужны и домашний очаг, и детишки, и все остальное, – твердо сказал Кларк.

Элизабет тяжело вздохнула.

– Надеюсь, я проживу достаточно долго, чтобы увидеть это своими глазами, – пробормотала она, и Кларк повернулся к ней, чтобы поцеловать.

– Ну, ты еще и стареть-то не начала, – улыбнулся он.

Однако Элизабет так не думала. Ей уже исполнилось шестьдесят, и в последнее время она чувствовала себя усталой и подавленной. Ей очень хотелось увидеть Кейт счастливой замужней женщиной, хотелось понянчить внуков, но она понимала, что сейчас не самое подходящее для этого время. Никто не знал, как долго продлится война, сколько жертв она потребует, сколько горя и страданий принесет.

Правда, Кейт отнюдь не была несчастна. Она любила и была любима, и ее чистую радость омрачало только то, что Джо вынужден был сражаться с врагом в далекой Англии. Вряд ли она задумывалась о будущем, а если и задумывалась, то оно, несомненно, представало ей в самых радужных красках. Но Элизабет знала, что никаких гарантий здесь быть не может. Джо слишком напоминал ей дикую, вольную птицу, и предсказать, что он будет делать, когда кончится война, она не могла. Да и никто не мог. Вот почему Элизабет отнюдь не разделяла уверенности мужа, считавшего, что Джо непременно женится на Кейт. Не будь она сама лицом заинтересованным, она могла бы убедительно доказать кому угодно, что вероятность этого ничтожно мала. Но поскольку речь шла о ее собственной дочери, Элизабет предпочитала не думать об этом, а положиться на мнение Кларка.

«По крайней мере, – сказала она себе, – они любят друг друга, а это не так уж мало».

Элизабет не знала, что, когда Джо рассказал Кейт о своем разговоре с Кларком, она страшно рассердилась на отца.

– Это отвратительно! – воскликнула Кейт, и ее голубые глаза гневно сверкнули. – Как он мог?!

Ей казалось, что родители пытаются принудить Джо жениться на ней, а такого брака Кейт хотелось меньше всего. Она считала, что, покуда они нужны друг другу, все остальное не имеет большого значения, хотя если бы Джо предложил что-то в этом роде, она бы, конечно, не стала отказываться.

– Почему папа заговорил с тобой об этом? – требовательно спросила она. – Неужели он хотел заставить тебя жениться?

– Просто они волнуются, волнуются за тебя, – спокойно объяснил Джо. Он прекрасно понимал, что́ чувствовали родители Кейт, и ему было очень неловко. Еще ни разу ему не приходилось так подробно объяснять другим – и самому себе тоже, – чего он хочет и к чему стремится. – Они вовсе не собираются никого ни к чему принуждать, – добавил он. – Твои отец и мать хотят только одного: чтобы тебе было хорошо. Тебе, да и мне тоже… И, по совести сказать, это даже лестно – ко мне еще никто так хорошо не относился. Твои родители не выставили меня вон и не сказали, что я недостаточно хорош для их дочери, хотя у них есть на это полное право. И мистер Джемисон заговорил со мной не потому, что хочет насильно нас поженить. Его другое интересует…

– Что же? – спросила Кейт, все еще хмурясь.

– Твои отец и мать хотят знать, действительно ли я люблю тебя и не собираюсь ли расстаться с тобой, как только ты мне надоешь. Кстати, если тебе интересно, я сказал, что люблю тебя и не расстанусь с тобой ни за что на свете. Что же до остального, то… Я думаю, что, когда я вернусь из Англии, у нас с тобой будет достаточно времени, чтобы спокойно решить все вопросы. Впрочем, одному богу известно, куда меня занесет тогда…

Эти последние слова не особенно понравились Кейт. Она знала, конечно, что Джо, словно перекати-поле, мотается по всей стране, с одного аэродрома на другой, и не была уверена, что подобная жизнь окажется ей по плечу. Однако она решила, что не будет подробно расспрашивать Джо о том, как ему представляется их совместная жизнь. Достаточно было и одного допроса с пристрастием, который учинил Джо ее отец.

Если не считать этого небольшого инцидента, десять сентябрьских дней сорок второго года показались обоим настоящим чудом. Кейт каждый день ездила в колледж, а после занятий Джо уже ждал ее. Они часами гуляли в парке, сидели на скамейках или просто на траве под деревьями, разговаривая обо всем, что казалось им значительным и важным. Правда, разговор сворачивал на самолеты гораздо чаще, чем хотелось Кейт, однако вскоре она стала ловить себя на том, что эта тема интересует ее все больше и больше. Она просто не могла оставаться равнодушной к тому, что было частью жизни Джо. Впрочем, иногда он говорил с ней и о людях, с которыми познакомился, о городах, где ему довелось побывать. Кейт решила, что постоянный риск, которому Джо подвергался на войне, научил его больше ценить жизнь во всех ее проявлениях, и была рада такой перемене.

Часто, забравшись в какой-нибудь глухой уголок парка, они целовались или лежали рядом на земле, взявшись за руки, но дальше этого дело не заходило. Они сразу условились, что не будут спать друг с другом, и хотя соблюдать этот уговор им с каждым днем становилось все труднее, нарушить его они не решались. Джо не хотел жениться, чтобы не сделать ее вдовой, и еще меньше он хотел бы вернуться на войну, оставив ее в положении. Однажды он сказал Кейт, что если они когда-то и поженятся, то только потому, что сами захотят, а не потому, что им пришлось. И Кейт была вполне согласна с этим утверждением – правда, за исключением все того же маленького «если», которое все портило. В глубине души ей все-таки хотелось, чтобы день, когда она сможет назвать Джо своим мужем, наступил поскорее. Однако поскольку это зависело не только от нее, Кейт старалась думать об этом поменьше.

Была и другая мысль, которая пусть изредка, но тревожила ее. Если с Джо что-нибудь случится, ей бы хотелось, чтобы у нее остался хотя бы ребенок – его ребенок. Но Джо на это все равно бы не пошел, и Кейт не смела настаивать. Им обоим оставалось только положиться на будущее. Никаких обещаний, обязательств, гарантий – лишь неопределенное, туманное будущее, да еще надежды и мечты, которые одни только и могли согреть их в разлуке и дать силы ждать. Все остальное было покрыто туманом неизвестности, неопределенности.

За десять дней, пролетевших как одно мгновение, они узнали друг о друге почти все и полюбили друг друга еще крепче, чем прежде. Они по-прежнему были очень разными, но, несмотря на это, Кейт теперь не сомневалась – они просто созданы, чтобы быть вместе. Правда, временами Джо все еще чувствовал себя неловко, иногда смущался или замолкал, погружаясь в собственные мысли, но Кейт каждый раз угадывала, что с ним происходит, и эти его маленькие странности даже стали ей дороги. Когда Джо уезжал, в его глазах тоже стояли слезы. Целуя Кейт на прощание, он снова сказал, что любит ее, и обещал написать, как только окажется в Англии.

Это было единственное обещание, которое он дал ей перед отъездом, но Кейт этого было вполне достаточно.

Глава 6

Октябрь сорок второго года был отмечен активизацией боевых действий в Европе и на Тихом океане, откуда – впервые за все время – начали поступать обнадеживающие сообщения. Австралийцы и их американские союзники сумели вытеснить японцев с Новой Гвинеи и перешли в наступление. Британские войска в Северной Африке измотали германский экспедиционный корпус в позиционной войне и теперь наверстывали упущенное. Сталинград продолжал стойко обороняться, хотя положение на Восточном фронте было по-прежнему близко к критическому.

Джо, как и раньше, совершал по нескольку боевых вылетов в день. Один из них даже вошел в историю. Он и еще три пилота-истребителя сбили в бою над Гибралтаром сразу двенадцать немецких пикирующих бомбардировщиков, что обеспечило удачное начало союзнической военно-морской операции под кодовым названием «Факел». За этот бой Джо был награжден британским крестом «За летные боевые заслуги» и вылетел в Вашингтон, чтобы принять из рук президента аналогичный американский орден.

На этот раз он заранее предупредил Кейт о своем приезде, и за три дня до Рождества она села в поезд Бостон – Вашингтон, чтобы встретить его. У них было всего сорок восемь часов, и все же Кейт считала эту встречу бесценным подарком судьбы.

Военное министерство зарезервировало для Джо номер в отеле, и Кейт сняла комнату на том же этаже. Вместе с ним она ездила в Белый дом на церемонию награждения, где сам президент Рузвельт пожал ей руку и поздравил как «жену героя». После церемонии они сфотографировались с президентом в зале для приемов, и Джо повел ее обедать. Пока он делал заказ, Кейт смотрела на него и улыбалась – он казался ей еще красивее, чем прежде, а два ордена на летном парадном мундире заставляли даже официантов относиться к нему с особой почтительностью.

– Не могу поверить, что ты здесь! – воскликнула Кейт, сияя.

Джо – ее Джо – оказался настоящим героем. И он был жив, он был рядом! Торжественный прием в Белом доме произвел на нее двойственное впечатление: Кейт была рада за Джо, она ужасно им гордилась, но одновременно ей стало до боли очевидно, как близко была к нему смерть. Впрочем, в каждом дне, который она проживала без него, были свои горечь и сладость. Радость от сознания, что Джо жив, смешивалась с печалью, которую она испытывала каждый раз, когда узнавала о гибели кого-нибудь из знакомых. Многие девушки, с которыми училась Кейт, уже потеряли любимых, братьев, мужей, и только ей продолжало везти. Каждый вечер перед сном она молилась в тишине и просила бога, чтобы он сохранил Джо жизнь.

– Я и сам не могу поверить, – отозвался Джо, отпивая небольшой глоток вина. – А самое обидное, что не успею я это осознать, как снова окажусь в Англии. Неплохая страна, но уж больно там сыро зимой. Сыро и холодно.

В самом деле, по сравнению с осажденной Британией, Америка, от которой война была очень далеко, выглядела гораздо более приветливой. В витринах подмигивали огнями рождественские елки, из окон доносились звуки праздничных гимнов, а дети смеялись и пели, готовясь к приходу Санта-Клауса. На улицах встречались счастливые лица, чего Джо уже давно не видел в Англии, где в глазах людей все чаще отражались страх и боль. Даже английские дети, с молчаливой покорностью семенившие ко входу в бомбоубежище, лишь только раздавался сигнал воздушной тревоги, походили на маленьких старичков, переживших своих близких. И зачастую они действительно оказывались свидетелями того, как гибли их родители или как в мгновение ока обращался в дымящиеся развалины дом, где прошло их детство. Жизнь тех, кто уцелел, тоже была далеко не легкой, и все же англичане не падали духом и продолжали сражаться с врагом упорно и яростно.

Вашингтон показался Джо сущим раем – здесь никто не погибал под бомбежками, и никому не грозила смертельная опасность, от чего он уже успел отвыкнуть. К тому же в ресторане подавали сколько хочешь превосходного кофе, и Джо выпил подряд три большие чашки.

Сразу после обеда Кейт и Джо пошли в отель и долго сидели в общей гостиной. Сначала им там было довольно уютно, просто отлично, но ближе к вечеру в гостиной стали появляться другие постояльцы. Кейт не хотелось расставаться с Джо, но и пригласить его в свою комнату она не могла: ей казалось, что поступить так значило бы обмануть доверие родителей. Кларк и Элизабет сначала тоже хотели поехать с ней – правда, вовсе не для того, чтобы следить за ее поведением, а чтобы повидать Джо и поздравить с наградой, – однако в последний момент совместная поездка расстроилась. Кларку срочно пришлось встречаться с важными клиентами, неожиданно приехавшими из Чикаго, а Элизабет по протоколу тоже полагалось присутствовать на приеме в их честь. Так что Кейт пришлось отправиться в Вашингтон одной. Элизабет, впрочем, дала свое согласие не очень охотно, но все же со стороны родителей Кейт это было безусловным проявлением доверия – и не только к ней, но и к Джо.

Поэтому они остались сидеть в гостиной, однако спустя еще час в ней стало настолько холодно, что Кейт начала стучать зубами. Заметив это, Джо предложил ей пойти к нему в номер; он пообещал вести себя прилично, и Кейт согласилась, поскольку другого выхода все равно не было. Ресторан при отеле давно закрылся, а на улице валил снег и трещал мороз.

Поднявшись с дивана, на котором сидели, они прошли по узкому коридору к комнате Джо. Отель был маленьким и дешевым, что, собственно, и привлекло к нему внимание военного министерства, снимавшего здесь номера для командированных военнослужащих. В другое время Кейт ни за что бы не остановилась в такой развалине, но здесь был Джо, и все остальное не имело для нее значения. Убогая обстановка, холод, шум и многолюдье – что за беда, если они могли быть вместе? Эта встреча была единственным рождественским подарком, которого Кейт отчаянно желала и который почти не надеялась получить. Внезапный приезд Джо был ответом на ее жаркие молитвы, однако, встретившись с ним, Кейт неожиданно почувствовала себя виноватой перед другими женщинами, которые не видели своих любимых уже больше года. По сравнению с ними Кейт могла считать себя счастливой: ведь за прошедшие четыре месяца она уже дважды встречалась с Джо!

Номер был совсем маленьким, и, очевидно, поэтому в нем было заметно теплее, чем в холле. Здесь стояла кровать, два стула и платяной шкаф с зеркалом, а в углу примостилась раковина для умывания. За тонкой фанерной дверцей находились туалет и душ.

Войдя в номер, Кейт сразу села на стул, а Джо опустился на кровать и достал откуда-то небольшую бутылку шампанского, которую он купил, чтобы отпраздновать встречу.

– За мои медали, потому что только благодаря им я попал сюда, к тебе! – провозгласил он и, откупорив бутылку, налил вино в простые чайные стаканы.

Кейт молча кивнула. Ей все еще не верилось, что они с Джо были в Белом доме и видели президента и его супругу. Миссис Рузвельт оказалась очень милой женщиной, к тому же она выглядела именно так, как Кейт и ожидала. У Первой леди были очень красивой формы руки, и некоторое время Кейт не в силах была отвести от них глаз. Это, однако, не помешало ей заметить и другие подробности приема у президента, которые – Кейт знала – она будет помнить всегда. Ее, правда, несколько удивило, что торжественная церемония и великолепная обстановка Белого дома не произвели на Джо особого впечатления, но потом она сообразила, что он вместе с Чарльзом Линдбергом не раз бывал на приемах у высоких особ. Кроме того, Джо никогда не принадлежал к людям, которых может впечатлить блеск позолоты или гром фанфар.

Впрочем, своими орденами Джо тоже гордился, хотя считал, что эти награды принадлежат не только ему, но и его погибшим товарищам. Второй тост он предложил за них, сказав, что предпочел бы отказаться от орденов, если бы это помогло вернуть друзей, которых за год войны он потерял – увы! – слишком много.

Стул, на котором сидела Кейт, оказался расшатанным и жестким, и вскоре Джо, заметив, что она постоянно ерзает, предложил ей перебраться к нему на кровать. Кейт понимала, что они искушают судьбу, но все-таки не представляла себе, что Джо вдруг начнет совершать какие-то глупости только потому, что они будут сидеть рядом на узкой продавленной койке, застеленной колючим шерстяным одеялом. Поэтому она без колебаний пересела к нему, и они продолжили разговор.

Когда часы показали половину второго ночи, Кейт сказала, что ей пора идти к себе. Но прежде, чем она успела подняться, Джо обнял ее за плечи и поцеловал. Это был долгий, медленный поцелуй, наполненный всей печалью и тоской, которую они пережили в последние месяцы; но была в нем и радость встречи, и восторг от простого ощущения близости любимого человека. Когда Джо наконец оторвался от ее губ, он слегка задыхался, да и грудь Кейт тоже вздымалась часто-часто. Несколько мгновений они сидели неподвижно, глядя друг другу в глаза и чувствуя, как внутри их нарастает странный голод. Казалось, в эти минуты на них вдруг снова обрушились все тяготы, скорби и лишения первого военного года, и оба испытывали непреодолимое желание немедленно вознаградить себя за пережитые страдания.

Ничего подобного Джо никогда прежде не испытывал. Не в силах думать ни о чем, кроме близости этой бесконечно дорогой ему женщины, он бережно уложил ее на кровать и поцеловал, а потом осторожно лег сверху.

Кейт не мешала ему. К собственному удивлению, она не сделала ничего, чтобы остановить Джо, хотя знала: для этого было бы достаточно одного ее слова. Но она не хотела его останавливать. Больше того, слушая слова любви, которые Джо хрипло нашептывал ей на ухо, она страстно желала того, что́ должно было произойти, и мысленно торопила его.

– Я тоже люблю тебя! – прошептала она.

В эти сладостные секунды ей хотелось только одного: прижимать его к себе, целовать, чувствовать тяжесть его крепкого тела. Не думая больше ни о чем, Кейт принялась непослушными пальцами расстегивать пуговицы его мундира. Она позабыла о родителях, о своих обещаниях матери, обо всем на свете – сейчас ей хотелось только прикасаться к его коже, прижиматься к ней лицом, ощущать на губах ее сухой, солоноватый вкус.

– Что… что ты делаешь? Зачем?! – прошептал Джо, но Кейт уже справилась с последней пуговицей, распахнула его мундир и рубашку, и Джо начал расстегивать на ней блузку. Уже через несколько мгновений она почувствовала его руки на своей груди, которую он жадно целовал, слегка покалывая отросшей щетиной.

Когда Джо сорвал с нее блузку и лифчик, Кейт негромко застонала. Он уже стянул через голову майку, и ощущение, которое рождалось в ней от прикосновения к его широкой груди, подействовало на Кейт как шампанское, которое они пили несколько часов назад. У нее даже закружилась голова, и она прижалась к Джо всем телом.

– Кейт, любимая… Мы должны остановиться… – прошептал он, тщетно стараясь сохранить контроль над ситуацией. Но одного взгляда на ее запрокинутое лицо и полуоткрытые губы ему было достаточно, чтобы забыть обо всем.

– Я знаю, но… не хочу, – ответила Кейт в промежутке между поцелуями, которыми он покрывал ее лицо, шею и грудь.

Она действительно не хотела и… не могла. Слишком долго она сдерживала себя. Быть с ним – только этого Кейт страстно желала сейчас. Она уже готова была вручить ему себя целиком, когда Джо вдруг отстранился и посмотрел на нее с едва сдерживаемой болью и страданием.

– Кейт, послушай… Не надо. Мы не должны, потом ты пожалеешь об этом…

Кейт понимала, что это была его последняя попытка спасти ее. Но она не хотела, чтобы ее спасали. Только не от этого. Она хотела любить его – любить и быть любимой.

– Я так люблю тебя, Джо! И я… хочу тебя!

Кейт с ужасом подумала о том, как мало времени у них осталось, и твердо решила, что должна заняться с ним любовью до того, как он снова вернется на фронт. Сегодня, во время приема у президента, она с особенной остротой поняла, какая эфемерная, зыбкая, непрочная штука – жизнь и как легко можно ее потерять. Быть может, Джо уедет, чтобы никогда не вернуться, но тогда у нее останется хотя бы память о том, что сейчас произойдет.

Услышав ее слова, Джо почувствовал, что больше не может сдерживаться. Они поспешно помогли друг другу раздеться и снова улеглись на кровати рядом. Джо нежно ласкал ее тело, целовал, наслаждаясь этими долгожданными ощущениями, а она негромко постанывала под его прикосновениями. Когда он вошел в нее, Кейт, как ни странно, совсем не почувствовала боли. А потом ее закружил, завертел вихрь эмоций и ощущений – незнакомых, чуть-чуть пугающих и бесконечно приятных. Страсть захватила их обоих, все барьеры рухнули. Они отдались друг другу всеобъемлюще и полно, никак не сдерживая себя, и в первые секунды это даже напугало обоих. Но они отринули все страхи, растворяясь друг в друге и чувствуя, как соединяются, сливаются в одно их тела и души…

Когда все кончилось, оба чувствовали себя выжатыми досуха, опустошенными физически и эмоционально. Они долго лежали неподвижно, остывая, отдыхая, потом Джо приподнялся на локте и посмотрел на Кейт с такой нежностью в глазах, какой она никогда у него не видела.

– Я люблю тебя, Кейт, – прошептал он, пряча лицо в ее волосах.

Потом он накрыл ее одеялом, и Кейт, сонно улыбнувшись в ответ, погрузилась в блаженную полудрему. Она ни о чем не жалела и не испытывала ни разочарования, ни стыда. Еще никогда она не чувствовала себя такой счастливой.

Этой ночью Кейт так и не вернулась к себе в номер. Они проспали до утра на узкой гостиничной кровати, а когда же наступил рассвет, Кейт сама потянулась к нему, и они без труда нашли друг друга, словно старые любовники. Кейт показалось, что в эту ночь их любовь обрела какое-то иное, высшее качество. И она еще раз убедилась в этом, когда, встав с постели, поглядела на него и поняла, что отныне их связывает нечто большее, чем обычная влюбленность, обычное физическое влечение. Отныне не имело никакого значения, где – далеко или близко от нее – находился Джо. Кейт знала, нет – инстинктивно чувствовала, что отныне он всегда будет принадлежать только ей одной, а она будет принадлежать ему. И хотя Кейт не могла найти слов, чтобы сказать об этом Джо, она сумела выразить все, что чувствовала, в одном долгом, долгом поцелуе. И Джо ответил ей с такой глубокой страстью, что Кейт поняла: они – одно целое, отныне и навсегда.