Текст книги "Сезон страсти"

Пообщавшись с Фелисией по телефону, Кейт поднялась с постели, открыла окно, глубоко вдохнула свежий летний воздух и улыбнулась сама себе. В саду расцвели цветы. Нужно нарвать их и привезти букет Тому. Которого она очень любит. И будет любить всю жизнь. Что бы ни случилось.

Часы на ночном столике показали шесть двадцать пять. Если она хочет успеть в больницу до десяти, через полчаса надо уже выехать. Было страшно так водить. Было страшно так взрослеть – но пришлось. Кейт Харпер уже ничуть не походила на ту маленькую девочку, какой была совсем недавно. Малыш в животе заворочался. Она стянула с себя ночную рубашку и встала под душ. Предстоял долгий день.

Глава 2

Кейт прибавила скорости, и синий автомобиль-фургон послушно заспешил по гравию. Маленький «Мерседес», подарок Тома, остался в прошлом. Теперь такая роскошь была ни к чему. Новая машина подходила ей куда больше. Из-за горизонта показались холмы, все еще покрытые буйной зеленью, правда, кое-где уже побуревшей. Лето подходило к концу, и это было хорошее лето – в меру жаркое, в меру дождливое. У Кейт каждый раз перехватывало дыхание от красоты пейзажа – за спиной горы, а впереди холмы, усеянные цветами и рощицами деревьев. Вдалеке паслись стада. Сказочное место, живая картинка из детской книжки… как хорошо будет здесь ребенку! Он вырастет сильным и свободным, он будет играть с детьми скотоводов и фермеров. Он вырастет здоровым, жизнерадостным, он не будет скован устаревшими догмами, как ее родители, не будет подвластен вспышкам гнева, как Том. Он будет бегать босиком по лугам и сидеть у ручья, окунув ноги в воду. Она сплетет ему гамак, заведет домашних животных, может быть, даже купит лошадь. Разве не такой жизни Том хотел для сына? А если родится девочка, ее детство будет таким же безоблачным и счастливым. Повзрослев, она может отправиться в большой мир, если захочет, но для Кейт туда возврата нет. Хватит с нее. Пусть все о ней забудут, пусть никто больше ее не тревожит – ни репортеры, ни родители, никто. Теперь ее дом – здесь. Она нашла свое место в жизни, она выбрала свою роль. Вдова Харпер. Будто персонаж плохого вестерна, подумала Кейт и сама рассмеялась этой мысли; включила радио, закурила. Стояло прекрасное летнее утро, и Кейт стало неожиданно хорошо. Беременность протекала куда легче, чем она себе представляла, а может быть, на фоне всего происходящего Кейт просто не замечала ее трудностей. Так много мыслей, так много тревог, так много принятых решений – кто станет обращать внимание на изжогу и судороги в ногах? Но тем не менее это была удивительно легкая беременность. Видимо, благодаря спокойной, размеренной жизни в деревне. В самом деле спокойной, если не считать поездок к Тому. И мыслей, одолевавших по возвращении.

По радио звучали мелодичные баллады, чередуясь с хитами рок-н-ролла, объявлениями и новостями. Лето. Все в отпуске, отдыхают, путешествуют, ходят на пляж. Трудно было представить, что раньше жизнь Кейт была такой же. Теперь она состояла лишь из поездок к Тому и работы над книгой. Иногда она приходила в детскую и, сидя в кресле-качалке, представляла себя с ребенком на руках. Сможет ли она полюбить его? Она не представляла себя матерью, как бы сильно малыш ни толкался в животе. Отдавая себе отчет, что скоро он появится на свет, она все же не могла привыкнуть к этой простой мысли. Будет ли он похож на Тома? Хорошо бы… Если родится мальчик, она назовет его Тайг, если девочка – Блэр. Ей хотелось выбрать необычное имя, чтобы ребенок с самого начала чувствовал себя особенным. Том, наверное… она вздохнула, докурила сигарету и сделала радио погромче. Довольно этих мыслей. Высунувшись в окно, она позволила легкому утреннему ветру играть с ее волосами. Сегодня она не стала заплетать их в косички. Тому всегда нравились ее распущенные волосы. Джинсовый сарафан стал ей, пожалуй, слишком тесным. Том не заметит, но швы, казалось, были готовы лопнуть. Придерживая живот одной рукой, второй Кейт посильнее надавила на газ. Малыш снова заворочался, совсем как щенок, когда он укладывается на коленях. Улыбнувшись этой мысли, Кейт прибавила скорость до восьмидесяти пяти миль в час. Хотелось приехать побыстрее. Поскорее увидеть Тома.

Два с половиной часа спустя поворот был совсем рядом. Все ориентиры были хорошо знакомы. Большая зеленая реклама ресторана за углом. Белый дом с голубыми ставнями. Унылый маленький отель. И рядом – поворот. Она свернула вправо и снизила скорость, занервничала, выключила радио и закурила новую сигарету – все равно пришлось ждать на перекрестке, пока проедут другие машины. Еще пятнадцать миль – и она в Кармеле. Санаторий, расположенный в сельской местности, был по-своему очарователен. До моря было довольно далеко, но повсюду кружили чайки в поисках пищи.

Кейт снова нажала на газ, повернула направо. Узкая дорога вывела ее к дорожке поменьше, скорее даже тропинке, убегавшей в заросли деревьев и кустов, на которых зрели наливные ягоды. Кейт захотелось выйти из машины и нарвать этих ягод – в детстве она частенько так делала. Но времени совсем не было – часы уже показали девять тридцать. Том, должно быть, гуляет или размышляет, лежа в гамаке – он так часто делал. Кейт хотелось узнать его мысли, но он ничего ей не рассказывал, только смеялся в ответ на ее расспросы. Иногда он казался прежним Томом, тем Томом, которому было о чем думать, который просто дразнился и в любую минуту мог снова стать самим собой. В такие минуты Кейт любила его еще больше – его сияющие глаза, его лучезарную улыбку… Красивый мальчик.

Главный корпус ничем не отличался от любого другого большого дома в хорошем состоянии. Ослепительно-белый фасад хорошо сочетался с элементами желтого, почти на всех окнах стояли цветы в горшках, на газонах разбиты клумбы. Узкая извилистая тропинка вела к двери, на которой висела медная табличка с гравировкой «Дом на лугу». Всего три слова, ничего не говорившие посторонним; все посетители без того знали, куда пришли. Неподалеку виднелись домики поменьше, тоже бело-желтые, а чуть в стороне – с полдюжины маленьких, уютных на вид коттеджей. В коттеджах проживали самые привилегированные пациенты, вдвоем или поодиночке, а также помощник, задачей которого было заботиться о больных. В одном из таких коттеджей обитал и Том в компании помощника, тихого старичка по имени мистер Эрхард, который тактично удалялся, когда приходила Кейт. Огромная страховая сумма, которую Том получил как член команды, обеспечивала его проживание в санатории на десять-двенадцать лет. А потом Кейт что-нибудь придумает, но к тому времени… кто знает… врач сказал, что Том может прожить довольно долго.

Трава под обутыми в сандалии ногами была мокрой. Кейт шла прямо к коттеджу Тома – ей больше не нужно было проходить проверки, все здесь уже привыкли к ней. Из окон главного корпуса видели, как она приехала, и можно было идти по своим делам, ни о чем не беспокоясь. Кейт легко нашла коттедж, но Тома там не оказалось.

– Том? – Но ответа не последовало. – Мистер Эрхард? – Помощник, видимо, тоже ушел. Она осторожно открыла дверь и огляделась. Уютная комнатка была чисто убрана и смотрелась жизнерадостно. Вот почему Кейт выбрала «Дом на лугу». Она перебрала немало санаториев в пределах нескольких часов езды от Сан-Франциско, и все они были мрачными, унылыми, как и положено заведениям такого рода. «Дом на лугу» был полон света и надежды, спрятан от посторонних глаз. Время здесь замерло, как в сознании Тома. Этот санаторий скорее напоминал школу, и Кейт все казалось, что вот-вот она услышит голоса детей, поющих или играющих в бейсбол.

– Том!

Куда же он запропастился? Она опустилась в кресло и перевела дух. Сегодня ей было особенно тяжело дышать. Ребенок толкался все сильнее. Она три часа без перерыва провела за рулем, невзирая на все запреты врача. Но остановиться было нельзя. Она всегда торопилась изо всех сил, чтобы поскорее попасть сюда. На минуту она блаженно вытянула ноги, наслаждаясь минутным покоем в удобном кресле-качалке. Яркое, в мелкий цветочек, оно прекрасно сочеталось с покрывалами на обеих кроватях. Занавески из легкой белой кисеи развевались на ветру, на столике у окна стояла банка с ярко-желтыми цветами. Она знала – их нарвал Том. На стенах висели его рисунки, и в них чувствовалась рука взрослого мужчины, каким он больше не был. Он рисовал изящные акварели – цветы и птиц. Пока он не попал в санаторий, Кейт и не знала, что он умеет рисовать. Единственным его увлечением был футбол. А теперь он даже не помнил, что когда-то играл в команде. Словно для того, чтобы избавиться от этой сводящей с ума страсти, ему пришлось вернуться в детство. Так или иначе, от былой любви ничего не осталось.

Коттедж идеально подошел бы любому – и больному, и здоровому, и взрослому, и ребенку. Кейт радовалась, что Тому было хорошо здесь. Он свободно перемещался по дому на инвалидном кресле, а мистер Эрхард помогал ему забраться в гамак, где он лежал и слушал, как поют птицы. Иногда Тому случалось провести так целую ночь – укрытый одеялами, он смотрел в звездное небо. Мистер Эрхард любил Тома. Прежде он был его фанатом и теперь гордился своими обязанностями.

Снаружи послышался шорох. Кейт поднялась и услышала глубокий баритон мистера Эрхарда – тот рассказывал Тому историю. На минуту он замолчал – должно быть, заметил, что дверь коттеджа приоткрыта. Она услышала его шаги по каменным плитам мощеной тропинки и тут же увидела седую гриву волос.

– Так-так. – Его голос был строгим, и по виду можно было сказать – вот человек, не терпящий вторжений без предупреждения. Но при виде Кейт его лицо смягчилось. – А, добрый день. Как самочувствие?

– Ничего, жирею потихоньку, – ответила она, и оба засмеялись. – Как поживает наш друг? У него все хорошо?

Мистер Эрхард довольно кивнул:

– Весьма неплохо. Вчера столько картин нарисовал, а утром мы цветы собирали. Ну, он сам расскажет…

– Эй! Энди! – послышался голос Тома. Его коляска застряла в траве. – Эй!

– Иду, сынок. – Эрхард быстро метнулся прочь из коттежда, Кейт последовала за ним. Как ни странно, ее губы сами расплылись в улыбке, заулыбались и глаза. Почему она так радовалась этой встрече? Может быть, потому что Том навсегда остался для нее тем же Томом, и каждый раз она чувствовала все то же волнение и то же удовольствие от возможности видеть его, прикасаться, держать за руку, осознавать, что он рядом с ней.

– Кэти! – радостно закричал он при виде ее. В его глазах заплясали веселые искорки, и он простер руки ей навстречу, радостно улыбаясь.

– Здравствуй, солнышко. Как дела?

– Классно! Сейчас такое покажу!

Мудрые глаза мистера Эрхарда заблестели. Он довез коляску Тома до коттеджа, завез внутрь и тут же исчез, словно его и не было.

– Твои рисунки – просто прелесть, ты умница. – Но она смотрела не на рисунки, а на Тома. Он загорел, выглядел сильным и веселым. Том Сойер, обитатель «Дома на лугу». Он подъехал к Кейт, и она, наклонившись, обняла его. Объятие получилось теплым и дружеским. Он испытывал к ней только такие чувства, зато вложил всю силу, чтобы их выразить.

– Ты сегодня красивая, Кэти, – сказал он почти смущенно, когда разомкнулись объятия. Он взял со стола банку с цветами и вернулся к Кейт. – Я собрал их для тебя.

Глаза Кейт наполнились слезами, но не от горя – беременность сделала ее сентиментальной.

– Они прекрасны. – Ей снова захотелось обнять Тома, но нужно было подождать, чтобы не слишком утомить его. Пусть лучше сам обнимет ее, когда сочтет нужным.

– Хочешь прогуляться?

– Давай.

Она перекинула сумку назад и принялась толкать его коляску. Почему-то сегодня она оказалась тяжелее, чем обычно, ну или Кейт просто слишком устала – живот словно весил тысячу фунтов. Том, как мог, помогал ей, и наконец они выбрались из домика, а там он уже сам управлял коляской. Колеса завертелись быстрее. Они выбрали самую гладкую дорожку, наиболее подходящую для прогулки.

– Посидим у озера?

Том обернулся к Кейт, кивнул и принялся радостно насвистывать себе под нос.

Очаровательное маленькое озеро было под стать всему остальному в этом санатории. Кейт подарила Тому игрушечную лодку, и он частенько спускал ее на воду. По словам мистера Эрхарда, эта игра стала любимым занятием Тома, но сегодня они забыли захватить лодочку с собой. Кейт осторожно развернула кресло к воде и тяжело опустилась на траву.

– Ну, как ты провел эту неделю?

– А почему ты не приходила целую неделю?

– Я была очень занята. Толстела. – Почему-то Кейт испытывала странное желание говорить с Томом о беременности, будто надеялась пробудить в нем воспоминания; но он не понимал, что она ждет от него ребенка, да что уж там – вообще не понимал, что она ждет ребенка.

– Наверно, бегать тяжело, – сказал он, широко улыбнувшись, и едва подавил смешок. Кейт это развеселило. Она взяла его за руку, и над озером зазвенел ее смех.

– Еще бы не тяжело! Я еле хожу, переваливаюсь, как старая наседка.

Теперь и Том расхохотался, крепко сжав руку Кейт. Они еще долго продолжали обмениваться улыбками, пока внезапно лицо Тома не посерьезнело:

– Ты заберешь меня с собой, Кэти? Я умею сам ездить в кресле. Если хочешь, и мистера Эрхарда тоже возьмем. Давай?

Ну вот опять. Черт, черт, черт!

Кейт медленно покачала головой, но не выпустила из рук его большую ладонь.

– Тебе здесь не нравится, Том?

– Я хочу домой, к тебе. – Его лицо стало таким грустным, что Кейт сглотнула ком в горле. Только не это! Ну не может она такое с ним обсуждать! И как ему объяснить? Он думает, она бросает его здесь одного.

– Я пока не могу тебя забрать. Давай ты поживешь здесь немножко, а там посмотрим?

– Потом ты тоже не сможешь! Я буду хорошо себя вести, честное слово!

Его глаза наполнились слезами, и все, что могла сделать Кейт, – встать на колени и крепко обнять Тома.

– Ты и так хорошо себя ведешь, и я тебя очень люблю. Обещаю, солнышко, скоро я заберу тебя домой.

Повисло долгое тяжелое молчание, и оба предавались своим мыслям, скрываемым друг от друга.

– А пока я буду приходить к тебе, мы будем играть, а мистер Эрхард – заботиться о тебе, и… – Продолжать было невозможно, Кейт с трудом сдерживала слезы. Но Том уже потерял нить разговора.

– Ладно, ладно. Посмотри-ка! – Он взволнованно указал наверх, и Кейт, сморгнув слезы, подняла глаза к солнцу. – Красивая, да? Мистер Эрхард говорил, как она называется, но я забыл.

Он показывал на зеленую с голубым птицу, крылья которой переливались на свету. Кейт улыбнулась Тому и снова села на траву.

– Я принесла тебе кое-что вкусное. Устроим пикник?

– Ух ты, правда?

Она торжественно пожала ему руку:

– Правда и ничего, кроме правды.

Она любила радовать Тома, даже если речь шла всего-навсего о пикнике. Сегодня она принесла бутерброды с салями, чипсы, салат с макаронами, персики и корзинку вишен. А еще – целый термос лимонада и большой кусок шоколадного торта. Даже в еде Том предпочитал то, что любят дети.

– Что там у тебя? – В его глазах снова заплясали искорки, и желание уехать отсюда домой к Кэти было забыто. На время.

– Узнаешь, когда проголодаешься. – Она погрозила ему пальцем, и он схватил ее за этот палец. Такую игру они придумали, когда только познакомились, и играли в нее до сих пор. На секунду, на миг, на мгновение ока она позволяла Кейт поверить, что все осталось прежним.

– Я уже проголодался!

– Вот и нет. Ты просто хочешь посмотреть, что в корзинке. – Она лежала на траве, ленивая, тяжелая, как перевернутый кит, и улыбалась ему.

– Я правда голодный! – Он снова рассмеялся, а вслед за ним и Кейт.

– Когда ты успел проголодаться? Сейчас пол-одиннадцатого.

– Мистер Эрхард ничего не дал мне на завтрак! – Он пытался сделать серьезное лицо, но никак не мог удержаться от смеха.

– Враки, враки! Ты врунишка!

– Ну же, Кэти! Сейчас умру от голода!

– Что с тобой делать? – Она снова уселась и подумала: может, и впрямь пора достать корзинку? Если он так хочет есть, почему бы и нет? – А кстати, у меня для тебя подарок.

– Какой? Скажи!

– А вот не скажу.

– Ах ты, жадина! – рассердился он совсем по-детски. Ему явно не терпелось получить и подарок, и вкусности, но Кейт лишь улыбнулась и наклонилась, чтобы поцеловать его в нос.

– Нельзя! – Том легонько хлопнул ее по губам.

– Почему же?

– Потому что ты жадина, вот почему! – Но он уже обнимал ее за талию, и они долго стояли так – он в кресле, она рядом. На этот раз она разжала объятия.

– Я принесу все, что нужно. – Ее дыхание пропахло табаком, а день только начинался.

– Тебе помочь?

– Да, можешь взять корзинку.

Он доехал до машины, Кейт шла за ним, греясь в солнечных лучах. Они болтали – он рассказывал ей, чем занимался, о своих рисунках, о новой игре, которую она привезла ему на прошлой неделе, о медсестре, которую он терпеть не мог, и о самом вкусном в мире обеде, – и Кейт слушала всю эту чепуху так серьезно, будто в ней в самом деле был смысл.

Добравшись до машины, Кейт вынула корзинку и аккуратно поставила Тому на колени, а вслед за ней достала сверток, красный в белую полоску, перевязанный большой лентой.

– Это тебе, любовь моя. – Она закрыла дверь машины и чуть подтолкнула коляску.

– Поживее!

– У нас проблемы?

Если Тому надо облегчиться, ей самой не справиться. Придется позвать мистера Эрхарда.

– Да нет же, глупая! Я хочу открыть подарок! – Крепко сжимая сверток одной рукой, другую он уже успел запустить в корзину и вытащил оттуда пригоршню черешен и маленький кусочек торта.

– Ну-ка хватит, Том Харпер, а не то я…

– Ничего ты не сделаешь, Кэти! Ты же меня любишь.

– Это да. – Они обменялись улыбками, и Кейт усадила его на траву под деревом у коттеджа. Здесь было красиво. Может быть, скоро Тому все это надоест. Но не сейчас.

– Можно открыть? – Он ждал согласия Кейт и, когда та кивнула, быстро разорвал бумагу. Дурацкий подарок, конечно, но Кейт не смогла устоять. Точно такой же она купила малышу.

– Ух ты! Как его зовут? – Том крепко сжимал в объятиях большого плюшевого медведя. Кейт удивилась и обрадовалась этому неожиданному восторгу.

– Не знаю. Может, ты мне скажешь? По-моему, вылитый Джордж.

– Может быть. – Том задумчиво посмотрел на медвежонка.

– А может, Люций? – Кейт снова улыбнулась. Она была рада, что купила такой подарок. Глупо, конечно. Ну и что? Главное, Тому понравился.

– Только не Люций! Жуткое имечко! А, я знаю – Вилли!

– Вилли?

– Вилли! – Он потянулся к ней, раскинув руки. Кейт крепко обняла его и поцеловала в лоб. – Спасибо, Кэти, он такой красивый!

– На тебя похож.

Он легонько шлепнул ее медведем, и оба вновь расхохотались.

– Хочешь посидеть в гамаке? Позвать мистера Эрхарда?

– Нет, мне и так неплохо. – Он уже успел засунуть в корзинку обе руки по локоть и следующие полчаса вытаскивал оттуда вкусности, а довольный Вилли сидел у него на коленях.

После обеда они отдыхали, и Кейт чуть не уснула возле коляски Тома, пригревшись на летнем солнышке. Легкий бриз играл ее волосами, и малыш наконец-то успокоился. Кейт и Том передавали друг другу корзинку с вишнями, кидались в деревья косточками и смеялись.

– Когда-нибудь здесь вырастет целый вишневый сад, и никто не будет знать, откуда он взялся.

– Только мы, да, Кэти?

– Конечно.

В его голосе ей послышалась нежная грусть, и Кейт подумала: а вдруг он все понимает? Но, может быть, лучше, чтобы он ничего не понимал? Кейт изо всех сил старалась не проболтаться – не дай бог, он придет в себя и немедленно попадет в тюрьму за причинение насилия, покушение на убийство или что там решит суд. Лучше уж ему остаться в «Доме на лугу», пребывая в сознании ребенка и не мучаясь угрызениями совести. Все это ей очень хорошо объяснил врач, и Кейт держалась, как могла. Но искушение было слишком сильным. В его голосе, взгляде, манере поведения нет-нет да и проскальзывало что-то напоминавшее о прежнем Томе, и невозможно было поверить, что пуля так сильно задела его мозг. Было слишком тяжело смириться, лишиться всякой надежды.

– Кэти!

– Да-да? – Она взглянула на него, сжимая в руке веточку вишни, о которой совсем забыла.

– О чем ты думаешь?

– Да так, ни о чем. Просто лежу тут и ленюсь.

– Ты такая красивая, когда задумываешься. – Он деликатно отвел глаза от ее большого живота. Жаль, что она такая толстая, ну и ладно. Он все равно ее любит.

– Спасибо, Том. – Она протянула ему стакан лимонада и снова легла на траву. Над ними раскинулось большое дерево, укрывая от яркого солнца; воздух был наполнен безмятежностью летнего дня. В абсолютной тишине до их слуха доносился лишь скрип двери где-то вдалеке, а потом дверь хлопнула – словно в дом бесшумно зашел ребенок за стаканом холодной воды.

– Хорошо тут, правда?

Он кивнул и пульнул очередной косточкой в стену коттеджа.

– Мне нужна рогатка.

– Куда же без нее!

– Нет, не чтоб стрелять в людей, – обиделся Том, – а вот, например, кидать косточки. Или бумажки. В деревья, а не в кого-нибудь. – И на его лице снова появилась хитрая, озорная улыбка.

– Откуда ты вообще знаешь о рогатках? Из них сто лет никто не стреляет.

– Видел по телевизору.

– С ума сойти!

– Может, я сам смогу сделать.

Но Кейт уже не слушала – внезапно ребенок что есть силы толкнул ее в ребра. Она глубоко вздохнула, медленно выдохнула и подумала, что надо бы собираться. Уже почти два, а до дома ехать долго. Она и так пробыла здесь почти четыре часа. Не то чтобы долго, но достаточно.

Кейт посмотрела на Тома – тот сосредоточенно метился косточкой в стену. Его щека была измазана шоколадным кремом, который Кейт тут же стерла, а потом перевела взгляд на коттедж. Час назад там скрылся мистер Эрхард.

– Я отойду на минутку, ладно, солнышко? Тебе что-нибудь нужно?

– Не-а. – Том радостно мотнул головой.

Мистер Эрхард терпеливо ждал ее, читал газету и курил трубку. Не самое интересное занятие в такой солнечный день.

– Уже уходите?

– Собираюсь.

– Как это врач вам разрешает сюда приезжать? – Он отечески улыбнулся Кейт. – Или вы без разрешения?

– Скажем так, мы нашли компромисс.

– Вот как? Но я бы вам посоветовал пропустить пару недель. Я уж развлеку Тома. Может, он и рассердится на вас, когда вы вернетесь, но вашего отсутствия не заметит.

Тяжело и больно было осознавать, что мистер Эрхард прав.

– Ну, посмотрим, как я буду себя чувствовать.

– И то хорошо.

Она ненадолго заглянула в ванную и вышла. Мистер Эрхард последовал за ней и, увидев Тома, приветливо помахал ему трубкой.

– Так вот кто обстреливает дом вишневыми косточками! – сказал он с напускной строгостью, но не сдержал улыбки, и Том улыбнулся ему в ответ. – Спорим, не попадешь вон в то дерево?

Том как раз в него и попал.

– Вы уж присмотрите за этим хулиганом, мистер Эрхард! Он уже хочет рогатку.

– Помните? Как в том вчерашнем фильме, ну, где мальчик… – Рассказ Тома вышел длинным и запутанным, но мистер Эрхард с легкостью включился в беседу, и даже Кейт заслушалась. Ей ужасно не хотелось прощаться с Томом. Ей никогда не хотелось с ним прощаться. Казалось, она должна была испытывать облегчение, но нет. Облегчением было видеть Тома, а разлука с ним надрывала сердце.

– Ладно, милый, я пойду, но скоро вернусь.

– Ладно, Кэти, до скорого. – Том почти равнодушно помахал ей рукой, уже забыв, о чем просил утром. Его дом был здесь. Он даже не расстроился от того, что Кейт уходит. Она поцеловала Тома в щеку, сжала его плечо.

– Заботься о Вилли, солнышко. – Кейт с улыбкой на лице и тяжелым камнем в груди пошла к машине. Том сидел в коляске, крепко обняв медвежонка. Она проводила Тома взглядом и даже опустила окно, чтобы помахать ему на прощание, но он был увлечен беседой с мистером Эрхардом.

– Пока, Том. Я тебя люблю.

Эти слова она прошептала сама себе, уезжая.