Текст книги "Пять дней в Париже"

Однако – странное дело – ему расхотелось говорить с женой. Не хотелось притворяться, будто все хорошо, не хотелось лгать, утверждать, что дела обстоят прекрасно, равно как не хотелось признаваться в неудаче, о которой сообщил ему Сушар. Потому что завтра об этом уже будет знать ее отец. С другой стороны, то, что он не пообщался с ней, вызывало у Питера острый приступ одиночества – и это в Париже, в роскошном номере отеля «Ритц». В том месте, которому надлежало быть раем, но вместо этого оно стало чистилищем.

Питер лежал в постели, ощущая прикосновение к коже теплого ночного воздуха. Чувствовал он себя чуть лучше, по крайней мере, физически. Спасибо бассейну. А еще встрече с Оливией Тэтчер. Она была так прекрасна и в то же время так нереальна и – внутренний голос подсказывал ему – так отчаянно одинока.

Он не смог бы объяснить, почему ему так кажется и насколько это соответствует истине. Было ли так на самом деле, или же он где-то прочел об этом, или же понял это по ее красивым карим глазам, в которых таилась некая непостижимая загадка? Глядя на нее, это было невозможно понять. Он знал лишь то, что при взгляде на нее у него возникало желание протянуть руку и прикоснуться к ней, как к экзотической бабочке, – лишь для того, чтобы проверить, способен ли он на это и выживет ли она после его прикосновения.

Той ночью ему приснились редкие бабочки и женщина, которая разглядывала его, прячась за деревьями в густом тропическом лесу. Ему постоянно казалось, будто он заблудился, и всякий раз, когда его охватывала паника и он начинал звать на помощь, он видел ее, и она безмолвно выводила его на безопасное место. Он не мог сказать, кто она такая, но почему-то думал, что это Оливия Тэтчер.

Проснувшись утром, он все еще думал о ней. Это было странное чувство, скорее галлюцинация, а не греза. Питер всю ночь видел ее рядом с собой во сне, и теперь у него возникло чувство, будто он знает ее.

Неожиданно зазвонил телефон. Звонил Фрэнк. В Америке было четыре утра, в Париже – десять. Тесть хотел знать, как прошла встреча с Сушаром.

– Откуда ты знаешь, что я вчера встречался с ним? – сонно спросил Питер, пытаясь привести мысли в порядок. Удивляться раннему звонку особо не стоило – его тесть всегда, каждое утро встает в четыре часа утра. В полседьмого или в семь он уже у себя в офисе. Даже теперь, когда до ухода с поста председателя совета директоров его отделяли считаные месяцы, он не изменяет заведенному распорядку ни на минуту.

– Мне известно, что ты в полдень вылетел из Женевы. Не в твоих привычках понапрасну терять время. Ну, давай, выкладывай хорошие новости.

Голос Фрэнка звучал жизнерадостно, и Питер почувствовал укол совести, с предельной точностью вспоминая то, что ему сказал Поль-Луи Сушар.

– Они еще не закончили испытания, – нарочито небрежным тоном ответил Питер, надеясь, что Фрэнк не заметит в его тоне фальши. – Хочу подождать здесь несколько дней, чтобы узнать окончательные результаты.

Фрэнк усмехнулся, слушая его, и впервые его смешок подействовал Питеру на нервы. Что же он, черт побери, сейчас ему скажет?

– Боишься даже на минуту оставить свое детище, сынок?

Но Питер намек понял. Они вложили в викотек огромную сумму денег, затратили много сил и времени, а Питер еще и мечту всей его жизни. По крайней мере Сушар не сказал, что препарат абсолютно безнадежен, подумал Питер, сидя в кровати. Тестю он сказал лишь то, что появились кое-какие проблемы.

Нет, конечно, проблемы возникли серьезные, но все равно еще рано расставаться с надеждой и опускать руки.

– Ну что ж, наслаждайся Парижем. Мы здесь будем на своем посту. Ничего из ряда вон выходящего не предвидится. Сегодня вечером я пригласил Кэти на ужин в ресторан «21». Раз уж она не возражает против того, что ты прохлаждаешься в Париже, то и я, пожалуй, смогу без тебя обойтись.

– Спасибо, Фрэнк. Мне еще нужно побыть здесь. Хотелось бы обсудить результаты с Сушаром, когда тот закончит испытания. – Питер решился намекнуть на истинное положение дел. – Очевидно, не все так гладко, скорее всего, всплыли небольшие недоделки.

– Наверняка ничего серьезного, – отмахнулся Фрэнк, даже не насторожившись после этих слов зятя.

Результаты, полученные в Германии и Швейцарии, были слишком обнадеживающие, чтобы вызвать реальную озабоченность. Питер тоже так считал, пока Поль-Луи не предупредил его, что викотек несет в себе потенциальную угрозу. Оставалось надеяться, что это лишь досадное недоразумение и в конце недели выяснится, что все проблемы – сущие пустяки.

– Чем же ты собираешься занять себя в эти дни? – поинтересовался Фрэнк.

Он всегда поддерживал дружеские отношения со своим зятем. Питер был человеком разумным и покладистым и оказался отличным мужем для его дочери. Он позволял Кэти заниматься всем, чем ей хочется, и никогда даже не пытался вмешиваться в ее дела. Она жила там, где ей нравилось, а сыновей отправила учиться туда, куда сочла нужным, – в Эндовер и Принстон.

Питер каждый год приезжал на Мартас-Винъярд и уважал отношения, сложившиеся между его женой и ее отцом много лет назад. Кроме того, он был успешным президентом фирмы «Уилсон-Донован». Он был хорошим отцом своим сыновьям. Фактически в Питере Фрэнку нравилось почти все, за исключением незначительных мелочей. Например, зять порой проявлял упрямство, не желая отдавать мальчишек в частную школу, или по ряду других семейных проблем, которые – как казалось Фрэнку – его не касались.

Маркетинговые идеи Питера уже вошли в историю корпорации – благодаря ему «Уилсон-Донован» стала самой успешной фармацевтической фирмой страны. В свое время Фрэнк создал ее буквально с нуля, превратив семейный бизнес в гигантское предприятие, но именно Питер помог ей стать международной империей. О нем регулярно писали журналисты «Нью-Йорк Таймс», а «Уолл-стрит Джорнэл» назвал его «вундеркиндом от мира фармацевтики».

Совсем недавно репортеры хотели взять у него интервью о викотеке, но Питер отказался, сославшись, что еще не готов ответить на их вопросы. А Конгресс США недавно пригласил его выступить на заседании одного из подкомитетов в рамках обсуждения этических и экономических вопросов, связанных с ценообразованием лекарств. Правда, Питер пока еще не назвал им конкретной даты, когда он мог бы там выступить.

– Я захватил с собой кое-какие проекты, – ответил Питер, глядя на залитый солнечным светом балкон. Сказать по правде, у него не было абсолютно никакого желания заниматься какими-либо делами. – Думаю, что сделаю кое-что на компьютере и отошлю готовые файлы в офис. А еще хочу прогуляться по городу, – добавил он, думая, что у него впереди еще целый день.

– Не забудь запастись шампанским, – со смешком посоветовал Фрэнк. – У вас с Сушаром скоро появится хороший повод отпраздновать приятное известие. Мы тоже отпразднуем это событие, когда ты вернешься домой. Позвонить мне сегодня в «Таймс»? – поинтересовался он.

Питер нервно мотнул головой и, как был, голышом, встал с кровати и прикрыл бедра простыней.

– Я бы не стал с этим торопиться. Лучше подождем окончательных результатов, чтобы уже не оставалось никаких сомнений, – рассудительно произнес он, гадая, видит ли кто-нибудь его в открытом окне? Темные волосы взъерошены, вокруг талии замотана простыня. До гостиничного халата не дотянуться – тот висел на спинке антикварного парчового кресла, которое стояло на другом конце комнаты.

– Не будь таким мнительным, – посоветовал Фрэнк. – Результаты превзойдут твои ожидания, вот увидишь. Позвони мне сразу, как только что-то узнаешь, – добавил он, внезапно ощутив, что ему самому не терпится взяться за работу.

– Обязательно, – пообещал Питер. – Спасибо, что позвонил, Фрэнк. Передай Кэти, что я люблю ее, на тот случай, если увидишь ее раньше, чем я до нее дозвонюсь. Вчера ее не было на месте весь день; я так и не застал ее по телефону. А сегодня еще слишком рано, чтобы звонить ей.

– Она у нас особа деловая, – пошутил Фрэнк с явной ноткой гордости в голосе.

Для него Кейт так и осталась милой дочуркой. Впрочем, она очень мало изменилась с тех пор, как училась в колледже. Она выглядела почти так же, как и двадцать четыре года назад, когда Питер познакомился с ней. Стройная, белокурая, «очень хорошенькая», как, впрочем, до сих пор говорят о ней друзья, и очень спортивная. Она коротко стриглась, а голубые глаза делали ее похожей на очаровательного эльфа, за исключением, правда, тех моментов, когда кто-то смел ей перечить. Она была хорошей женой для Питера, прекрасной матерью для их сыновей и идеальной дочерью для Фрэнка. Оба это отлично знали.

– Обязательно передам ей твои слова, – пообещал Фрэнк и положил трубку.

Питер остался сидеть, глядя в окно. Что же он скажет тестю, если предположение Сушара подтвердится? Как они оправдают миллионы, потраченные на создание препарата, и миллиарды недополученной прибыли, на которую рассчитывали? А сколько еще денег уйдет на последующее исправление ошибок и решение проблемы? Фрэнк вряд ли согласится раскошелиться на проведение дополнительных исследований.

Согласится ли он довести викотек до ума или же решит отказаться от проекта? Как председатель совета директоров тесть обладал решающим голосом, однако Питер был готов сражаться до победного конца. Как всегда бывал готов долго и упорно идти к намеченной цели, если та обещала солидную выгоду. Фрэнк же предпочитал победы яркие, быстрые и помпезные. Питеру нелегко дались последние четыре года – Фрэнк явно рассчитывал на срок примерно вдвое меньший. Вряд ли он согласится ждать еще пару лет, даже год. Особенно если принять во внимание, во что им обойдется это ожидание.

Питер заказал в номер кофе и круассаны, после чего вновь взялся за телефонную трубку. Он понимал, что ему лучше дождаться звонка от Сушара, но удержаться не смог. Ему ответили, что доктор Сушар сейчас в лаборатории и его нельзя отрывать от дел. В данный момент происходит важное совещание. Питеру оставалось лишь извиниться и вернуться в состояние мучительного ожидания. Казалось, томительное напряжение растянется на целую вечность, прежде чем он, наконец, узнает о результатах теста. С момента их встречи с Сушаром не прошло и суток, а Питер уже не находил себе места.

Наконец принесли завтрак. Питер раздумывал, не сходить ли ему в бассейн, однако решил, что плескаться в бассейне в рабочее время – легкомысленное расточительство. Мучимый совестью, он открыл портативный компьютер и, жуя круассаны и запивая их кофе, принялся просматривать файлы. Увы, сосредоточиться на работе никак не удавалось. В полдень он выключил компьютер, принял душ и оделся.

Питер не сразу решил, чем ему заняться. Хотелось сделать нечто по-парижски легкомысленное: прогуляться вдоль Сены или по седьмому округу с его достопримечательностями, пройтись по улице Бак или посидеть в кафе в Латинском квартале, попивая вино и разглядывая прохожих. Другими словами, заняться чем угодно, кроме работы и всего, что имело отношение к викотеку. Ему хотелось поскорее покинуть номер и раствориться в Париже, стать частичкой этого удивительного города.

Питер надел темный костюм и белую рубашку. Нет, он не назначал никому деловых встреч – просто у него не было с собой другой одежды. Выйдя под яркое июньское солнце на Вандомскую площадь, он остановил такси и попросил водителя отвезти его в Булонский лес. Он вспомнил, как в прошлые приезды в Париж ему нравилось там бывать: часами сидеть на скамейке на солнышке и, лакомясь мороженым, наблюдать за играющими детьми. Подальше от лаборатории, где сейчас тестируют викотек, и еще дальше от Гринвича, штата Коннектикут. Погрузившись в свои мысли, Питер сидел под лучами парижского солнца, и в эти минуты был далек даже от загадочной молодой жены сенатора Энди Тэтчера.

Глава 3

Проведя полдня в Булонском лесу, Питер на такси доехал до Лувра и прошелся по его залам, особо нигде не задерживаясь. Лувр как всегда был прекрасен. Питер как зачарованный разглядывал стоящие во внутреннем дворе статуи. Казалось, будто он неким безмолвным образом общался с ними. А современная стеклянная пирамида, вызывающая самые противоречивые мнения как у самих парижан, так и у иностранных туристов совсем не нарушала, на его взгляд, общей гармонии.

Питер побродил еще немного и, наконец, на такси поехал обратно в отель. Он гулял почти весь день и теперь снова чувствовал себя человеком. Более того, в нем вновь проснулась надежда. Даже если испытания дадут отрицательный результат, все равно что-то из разработок наверняка удастся сохранить и на этой основе продолжить создание препарата. Нельзя так легко сдаваться, нельзя допустить, чтобы такой важный проект прекратил существование из-за возникших проблем.

В конце концов, слушания в FDA отнюдь не означают конец света. Если для достижения желанной цели потребуется не четыре года, а пять или даже шесть лет, в этом нет ничего страшного.

Входя в «Ритц», Питер уже пребывал в умиротворенно-философском расположении духа. День клонился к вечеру, однако никаких сообщений для него не поступило. По пути в номер Питер купил газету и тотчас вспомнил о том, что собирался приобрести в гостиничном магазине золотой браслет для Кэти. Браслет представлял собой красивую цепочку с массивным золотым сердечком. Кейт обожала безделушки с сердечками, так что браслет она обязательно будет носить. Отец покупал ей дорогие украшения, вроде бриллиантовых колье и колец. Понимая, что с Фрэнком ему тягаться трудно, Питер обычно дарил жене только то, что отвечало ее вкусу, или то, что было связано с какими-то их личными событиями и имело для нее некий особый смысл.

Питер поднялся к себе в номер и обвел взглядом пустую комнату. На душе почему-то стало тревожно. Ему стоило немалых усилий подавить в себе искушение немедленно позвонить Сушару.

Вместо этого Питер позвонил Кейт, однако, набрав ее номер, услышал голос на автоответчике. В Коннектикуте был полдень. По всей видимости, она отправилась куда-нибудь на ланч.

Мысли Питера переключились на сыновей. Майк и Пол, по идее, уже вернулись домой на каникулы. Патрик вообще никуда не уезжал, и через неделю-другую Кэти отправится с мальчиками на Мартас-Винъярд. Фрэнк в этом году берет отпуск в июле и августе. В честь его приезда Кейт задумала устроить на четвертое июля барбекю на открытом воздухе.

– Извини, но никак не застану тебя дома, – произнес Питер, дождавшись сигнала на автоответчике. Он терпеть не мог разговаривать с бездушной электроникой. – Это все из-за разницы во времени… Позвоню попозже… пока… да, это я… Питер.

Он улыбнулся и положил трубку, надеясь, что слова его прозвучали не слишком глупо. Питер всегда чувствовал себя неловко, оставляя послания на автоответчике.

– Капитан индустрии, не умеющий наговаривать на автоответчик, – произнес он вслух, подсмеиваясь над самим собой. Затем лег на кушетку и, оглядев обитые персиковым атласом стены, задумался, где ему поужинать: сходить в соседнее бистро, остаться в отеле и спуститься в ресторан или же заказать еду в номер? В последнем случае можно посмотреть по телевизору канал Си-эн-эн или же сразу сесть за компьютер и поработать. В конце концов, Питер склонился к последнему варианту. Это было проще всего.

Питер снял пиджак и галстук и закатал рукава белоснежной рубашки. Он был из числа тех аккуратистов, кто под конец дня выглядит столь же безупречно, что и утром. Сыновья подтрунивали над ним по этому поводу, говоря, что он-де родился с галстуком на шее. Это особенно забавляло Питера, помнившего свою юность в деревенской глубинке Висконсина.

Кстати, хотя бы малая толика нелегкой отцовской юности пошла бы им на пользу. Слишком много в их жизни благ и комфорта Гринвича, Мартас-Винъярда и Коннектикута. Увы, Висконсин остался далеко в прошлом. Теперь, когда родителей и сестры не было в живых, у него самого не было причин возвращаться туда. Питер изредка вспоминал о детях Мюриэл, живущих где-то в Монтане, но спустя столько лет было уже поздно пытаться установить с ними контакт. Они уже подросли и наверняка не узнают его. Кэти была права, теперь уже слишком поздно.

В теленовостях не было ничего интересного, и спустя какое-то время Питер сел за компьютер и занялся работой. Ужин, доставленный ему в номер, оказался отменным, был прекрасно сервирован, однако Питер поставил на стол компьютер и, не отрывая взгляда от монитора, принялся за еду. Поглощенный работой, он, к вящей досаде официанта, не обратил внимания на качество блюд.

– Мсье, я бы на вашем месте прогулялся по городу, – посоветовал официант.

Стоял дивный теплый вечер, и Париж при полной луне выглядел просто сказочно. Впрочем, Питер решил, что ему сейчас не до этого.

Он дал себе слово, что попозже, часов в одиннадцать, как только закончит работу, устроит очередной вечерний заплыв в бассейне.

Вдруг в номере раздался настойчивый звуковой сигнал. Сначала Питер подумал, что это радио или телевизор или же что-то не в порядке с компьютером, стоявшим рядом с прикроватным столиком. Но нет, странный звук становился все громче и настойчивее, а вскоре сменился завыванием сирены. Что происходит? Питер выглянул в коридор. Не успел он приоткрыть дверь, как вой сирены усилился.

Другие постояльцы отеля тоже выглядывали из своих номеров. Лица у всех были встревоженные, если не сказать испуганные.

– Что такое? Пожар? – по-французски спросил Питер у пробегавшего мимо коридорного. Тот на ходу ответил ему, впрочем, без всякой уверенности:

– Вполне возможно, что пожар, мсье.

Было трудно понять, что происходит, но, судя по неумолкающей сирене, явно что-то случилось. Коридор постепенно заполнялся людьми. А затем, словно по команде, все пришло в движение. Первым ожил гостиничный персонал.

Коридорные, метрдотели, горничные с их этажа, кастелянши и другие служащие отеля быстро прошли по коридорам, стуча в двери и призывая всех постояльцев как можно быстрее выйти из номеров. «Нет, нет, мадам, не переодевайтесь, выходите в халате, ничего страшного…» Горничные раздавали халаты, коридорные помогали постояльцам нести вещи, которые те решили прихватить с собой, и заботились об их четвероногих питомцах. Пока не давалось никаких объяснений: гостям было сказано лишь то, что все они должны не медля ни секунды покинуть отель.

Питер замешкался, не зная, брать ли с собой ноутбук, однако решил оставить его в номере. Никакой секретной информации в нем не содержалось, лишь обычные общедоступные файлы, которые требовались для работы, и электронные письма.

Он не стал надевать пиджак, лишь засунул паспорт и бумажник в карман брюк и взял ключ от номера. После чего не мешкая спустился по лестнице вниз, вместе со стайкой японок в натянутых впопыхах нарядах от Гуччи и Диора, многочисленной американской семьей со второго этажа, несколькими арабками, увешанными безумно дорогими украшениями, целеустремленными немками, пытавшимися первыми пробиться вниз, и целым выводком йоркширских терьеров и французских пуделей.

Со стороны все происходящее наверняка выглядело комично. Спеша по ступенькам вниз, Питер не смог удержаться от улыбки. Нет, лучше не проводить аналогий с «Титаником». «Ритц» совершенно точно непотопляем.

На всем пути к выходу их сопровождал персонал отеля: помогая, успокаивая и извиняясь за доставленные неудобства. Никто даже словом не обмолвился о том, что же все-таки происходит – пожар, ложная тревога или же реальная смертельная угроза постояльцам отеля. Но как только они, миновав витрины гостиничных бутиков и вестибюль, оказались на улице, Питер увидел перед входом отряд спецназа французской полиции, полностью экипированный, со щитами и оружием. Это был местный аналог полицейского спецназа США.

Заметив, что король Халед со своей свитой погрузился в лимузины и отъехал от отеля, Питер предположил, что причиной суматохи стало сообщение о якобы заложенной в «Ритце» бомбе. Он увидел в толпе двух известных французских актрис со спутниками, пеструю компанию пожилых мужчин с юными девушками и Клинта Иствуда, в джинсах и футболке. Когда отель покинули все до последнего человека, уже почти наступила полночь. Питер был приятно поражен тем, как быстро, слаженно и организованно прошла эвакуация.

Персонал отеля без суеты и паники вывел постояльцев на Вандомскую площадь. Когда все оказались на безопасном расстоянии от здания, официанты выкатили столики с печеньем и кофе, не забыв про крепкие напитки для тех, кому это требовалось. Кто-то наверняка счел это забавным, если бы не столь поздний час и царившая на площади напряженная атмосфера близкой опасности.

– Эх, не удастся мне вечером поплавать в бассейне, – вздохнул Питер, обращаясь к стоявшему рядом с ним Клинту Иствуду.

Глядя на отель, знаменитый актер шарил по карманам в поисках сигарет. Спецназовцы отправились на поиски бомбы десять минут назад. Похоже, администрация отеля действительно получила звонок с угрозой.

– А мне поспать, – мрачно ответил Иствуд. – Мне должны позвонить в четыре утра. Если это бомба, ее будут искать еще долго.

Впрочем, актер мог вздремнуть и на съемочной площадке. У других постояльцев отеля такой возможности не было. Они продолжали стоять на площади – встревоженные, наспех одетые, прижимая к себе собачек и кожаные футляры с драгоценностями.

Вскоре в отель прошествовало еще одно подразделение спецназовцев. Затем последовала команда отойти всем еще дальше от отеля. Обернувшись, Питер неожиданно увидел ее. Впрочем, заметил Питер и Энди Тэтчера в окружении телохранителей и помощников. Судя по лицу сенатора, тот не поддался панике и продолжал оживленно разговаривать со своими спутниками. Среди группы мужчин находилась единственная женщина, внешне чем-то напоминавшая бульдога. Она жадно курила, не прерывая разговора с Тэтчером. Сенатор же буквально внимал ее словам. Оливия стояла в сторонке с чашкой кофе в руке. С ней никто не разговаривал, никто не обращал на нее внимания, даже телохранители как будто о ней позабыли.

Питер с восхищением наблюдал за ней. В белой футболке и джинсах, на ногах – легкие мокасины. Сейчас, в этой одежде было в ее облике что-то от подростка. Тем временем муж Оливии и сопровождавшие его лица медленно двинулись вперед. Тэтчер и один из его спутников заговорили со спецназовцами, но те лишь отрицательно покачали головами. Судя по всему, они пока еще ничего не нашли.

Кто-то вынес из отеля складные стулья, официанты предложили постояльцам сесть и принесли подносы с вином. В целом постояльцы отнеслись к причиненным внезапной тревогой неудобствам с пониманием. Постепенно затянувшееся ожидание на Вандомской площади трансформировалось в полуночную вечеринку при лунном свете.

Питер поймал себя на том, что не в состоянии отвести глаз от Оливии Тэтчер. У него сложилось впечатление, что она существует обособленно, совершенно отдалившись от мужа и его компании. Охрана как будто полностью утратила к ней интерес. Сам сенатор все это время стоял к ней спиной и ни разу не заговорил с ней. Теперь он и его спутники устроились на принесенных из отеля стульях. Оливия же направилась туда, где были выставлены столы с напитками.

Она олицетворяла собой безмятежность. Ее, похоже, ничуть не задевало, что окружение мужа не обращает на нее внимания. Питер был не в силах оторвать взгляд от Оливии, проникаясь все бо^’льшим восхищением к этой женщине.

Она предложила пожилой американке стул, мимоходом погладила маленькую собачку и поставила на столик пустую чашку. Официант хотел подлить ей кофе, но она улыбнулась и отрицательно покачала головой. От нее веяло мягкостью и добротой. Оливия Тэтчер буквально лучилась душевным теплом, словно ангел, случайно попавший на землю. Питеру трудно было поверить, что перед ним обычная земная женщина.

Она выглядела такой умиротворенной, такой хрупкой, совершенной и загадочной. Но стоило кому-нибудь приблизиться к ней слишком близко, она становилась напряженной и испуганной. Ей не нравилось, когда ее рассматривают в упор. Спокойной она чувствовала себя лишь тогда, когда на нее никто не обращал внимания, что, собственно, и имело место. Оливия была так скромно одета, что, даже стоя в толпе соотечественников, оставалась неузнанной. А ведь они наверняка видели ее фото сотни раз в газетах и на страницах журналов.

Оливия долгие годы находилась в фокусе внимания папарацци. Они не давали ей прохода, щелкая блицами в самые неподходящие моменты, даже когда ее ребенок доживал последние дни. И даже тогда она оставалась загадкой, кем-то вроде живой легенды, подобием мученицы.

Оливия тем временем постепенно отходила все дальше и дальше. Питеру приходилось напрягать зрение, чтобы ее увидеть. Интересно, она делает это специально или просто прохаживается по площади? Теперь Оливия находилась довольно далеко от мужа и его свиты, наверняка вне поля их зрения. Питер ждал, когда же они спохватятся и станут ее искать.

Тем временем к отелю начали стекаться другие постояльцы – те, кто до объявления тревоги проводил время в ресторанах, ночных клубах вроде «Chez Castel», а может, находился в гостях или в театре. В толпе перешептывались, что вся эта кутерьма, мол, поднялась из-за короля Халеда.

В отеле также остановился важный британский министр. Прошел слух, что на него могли покушаться бойцы ирландской ИРА. Так или иначе, но кто-то подложил в «Ритц» бомбу или же якобы подложил, и вот теперь отель оцеплен полицией и никто не может туда вернуться, пока спецназовцы не осмотрят все помещения.

Было уже хорошо за полночь, а все оставалось по-прежнему. Клинт Иствуд успел уехать на съемочную площадку, чтобы заночевать в трейлере. В его намерения не входило тратить драгоценное время, стоя до утра на Вандомской площади в ожидании, когда полицейские разрешат вернуться в отель. Оглянувшись, Питер увидел, как Оливия Тэтчер медленно отделяется от толпы и переходит на противоположную сторону площади. Затем, повернувшись спиной к стоящим у «Ритца» людям, она неожиданно быстро зашагала дальше, к углу площади.

Интересно, куда она направилась? Он поискал глазами идущего следом за ней охранника, полагая, что если бы муж знал, что супруга решила куда-то пойти, то непременно отрядил с ней одного из телохранителей. Но Оливия явно уходила одна. Заметно прибавив шаг, она пошла от отеля, больше не оглядываясь назад. Питер, боясь потерять ее из виду, отошел от толпы и зашагал следом за Оливией, направляясь к углу Вандомской площади.

Тем временем вынужденные ожидать возвращения в отель постояльцы развлекались как могли. Похоже, уход Оливии Тэтчер и Питера остался незамеченным. Питер не обратил внимания на какого-то мужчину, который двинулся за ним на расстоянии нескольких шагов, но, привлеченный шумом на площади, вскоре потерял к нему интерес и предпочел вернуться в самый эпицентр событий. Здесь две известные манекенщицы, включив на всю громкость проигрыватель компакт-дисков, принялись вытанцовывать прямо перед растерянными спецназовцами.

Вскоре к отелю «Ритц» прибыла съемочная группа телеканала Си-эн-эн. Первым, у кого журналисты решили взять интервью, оказался сенатор Тэтчер. Они поинтересовались его взглядами на проблему терроризма как в США, так и за рубежом. Отвечая на заданный вопрос, тот охотно изложил свое мнение. Принимая во внимание то, что случилось с его братом примерно шесть лет назад, Энди Тэтчер был ярым противником силового решения вопроса. Он произнес короткую эмоциональную речь, и те, кто стоял рядом и слышал его слова, встретили ее аплодисментами.

Никому из телевизионщиков не пришло в голову пообщаться с женой сенатора, как будто он говорил за себя и за свою супругу. Записав интервью Энди, журналисты направились к танцующим манекенщицам.

Девушки заявили, что вечер удался на славу, и выразили пожелание, чтобы такие вечера бывали бы в «Ритце» почаще. Сами они остановились в отеле на три дня, пока шли фотосессии для журнала «Харперс Базар», а вообще обе без ума от Парижа. Затем они спели какую-то песенку и даже исполнили прямо посреди Вандомской площади некое подобие ирландского танца. Так что, несмотря на возможную угрозу взрыва и поиски бомбы, которая так и не была найдена, ночь, похоже, выдалась и впрямь веселая.

Правда, Питер всего этого уже не видел, потому что шагал следом за Оливией Тэтчер, свернувшей за угол Вандомской площади. Похоже, что она знала, куда идет, поскольку ни на мгновение не замедлила движения. Шла она быстро, и Питеру пришлось существенно ускорить шаг, но при этом он сознательно не сокращал расстояние между ними. Он пока не представлял себе, чем объяснит Оливии свое присутствие, если она неожиданно заметит его и спросит, что он здесь делает. Питер и сам толком не знал, зачем преследует жену сенатора.

Ему казалось, что он должен быть рядом с ней – хотя бы для того, сказал он себе, чтобы удостовериться, что в столь поздний час ей ничто не угрожает. Правда, при этом Питер не мог объяснить, почему обеспечить ей безопасность должен именно он.

Оливия прошла до самой площади Согласия и остановилась, с улыбкой глядя на фонтаны. На левом берегу Сены мерцала огнями громада Эйфелевой башни. На скамейке у фонтана дремал бездомный старик, целовались две парочки, не торопясь прогуливался молодой человек, и никто не обращал на нее внимания. Она же просто стояла там – улыбающаяся, счастливая.

Питеру захотелось подойти к ней и, обняв за плечи, вместе с Оливией любоваться фонтанами. Вместо этого он стоял на приличном расстоянии и улыбался, глядя на нее. Но вот она обернулась и бросила взгляд в его сторону. В ее глазах читался вопрос.

Она наверняка догадалась, что он пришел следом за ней, но в ее взгляде не было ни гнева, ни страха. В следующую секунду, к его величайшему удивлению, Оливия повернулась и медленно направилась к нему. Она знала, кто он такой. Тот самый мужчина, который вчера поздно вечером плавал в бассейне отеля. Когда Оливия подошла совсем близко, он покраснел, но его спасла темнота.

– Вы фотограф? – тихо спросила она и посмотрела ему в глаза.

Она снова выглядела печальной и беззащитной. Подобное уже происходило с ней раньше, тысячу, нет, миллион раз, и ее уже тошнило от назойливых репортеров. Папарацци преследовали ее повсюду, не давая спокойно ступить и шагу. А как торжествовали они, когда им удавалось застать ее врасплох! Впрочем, она отчасти уже привыкла к их беспардонному вниманию и воспринимала как часть своей жизни.

Питер покачал головой. Он понимал ее чувства и сожалел о том, что вторгся в ее пространство.

– Нет, не фотограф… Извините… Я всего лишь хотел убедиться, что вы… Уже поздно…

Он посмотрел на нее с высоты своего роста. Внезапно смущение оставило его, зато появилось желание ее защитить. Боже, какая она хрупкая, какая уязвимая!