Текст книги "Повесть и житие Данилы Терентьевича Зайцева"

14

Урожай, что собрали Иона с Игнатием, угодил слишком хороший, кукуруза дала три гектара свыше семи тонн, а помидоры свыше восемьдесят тонн с гектара. Нанимали оне много рабочих, и некоторы наши работали, едва поспевали грузить, но народ поговаривал: «Собирают Даниловы слёзы». Урожай оне сняли, но Степану ни гроша, ни кукурузы. Степан стал жалобиться на них, что обманули, говорю:

– Так тебе и надо, вот тебе и християны. Ты говорил, что своим надо помогать, я чужой, а оне свои, вот и кушай.

Тем временем Иона с Игнатием так дружно дружили, что почти на одну досточкю срать ходили. Бодунов Лука говорил:

– Ето не к добру, ета дружба доведёт их до винтовок.

После урожая хозяин доктор Пас остался очень доволен и арендовал ишо на год. Иона с Игнатием ликовали.

Селькя, когда поехали с Бразилии в Боливию, свою землю продали бразильянам, и тут же ту землю продали Анфилофьевым и уехали в Боливию.

Анфилофьев Симеон, брат Ефрема и куму Евгену, – троюродны братьи. Симеон – наставник, кроткий был старик, но сынки босяки. Поехали на землю, что купили у Сельки, приезжают, а там хозяева бразильяны, у них получилось спор, вражда, и дошло до того, что Анфилофьев Корнюшка Семёнович подобрал себе шайкю, вооружился и приехал убил бразильянина. Те хватились за оружием, ети сяли в машину убегать, те догонять, получилась стрельба. У Корнюшки с Тимошкой у машине стёклы были не пробиваемы пулями, так что их не повредили. Но ро́дство етого бразильянина сказало: всё равно отомстим. Тимошка с Корнюшкой убежали в США, за ето за всё расплатились отец Симеон и два младших сына, Николай и Афанасий. Бразильяны разыскали, где оне живут, хотя ето было за полторы тысячи кило́метров, перехватили на дороге, увезли и зака́знили. И Селькю искали, но Селькя убежал с Боливии в Арьгентину. Тут ничего не делал, толькя гулял.

Как-то раз на свадьбе подхожу к Домне и говорю:

– Бедна Домна, как ты ето всё терпишь? – Как раз Селькя разбушевался.

Она отвечает:

– Вам не нужно[119]119
  Не ваше дело.


[Закрыть], не вам терпеть – не вам и вмешиваться.

Я поразился таким ответом. Столь пережить, прежде время состариться, столь рассказов её мучение – и так отвечает. Но героиня, но всё ето терпит ради Бога.

Селькя и в Арьгентине не прожил долго, увёз семью в Боливию, а сам уехал в Бени, город Руренабаке, залез к аборигенам-инкам и как-то через политиков добился десять тысяч гектар земли. Стал пилить драгоценный лес мара, разжился, Домну бросил, взял боливьюху. Три сына было с нём, старшего, Никитку, развратил, двух младших Домна как-то сумела достать и женить, взяли американок-старообрядок и уехали в США.

Приезжают с Боливии Ануфриевы Артёмовски Алексей и Евгений, на новым пикапе «Тойоте» чиленским, ишшут меня. Была кака́-то свадьба, даже не помню чья, мы встретились на свадьбе. Евгений с женой Ксенияй просют меня, чтобы показал им Чили, по той дороге, где я был. Расход весь ихний, и билет в обратну сторону оплачивают. Ну что, надо ехать.

Поехали на юг по Аргентине до Комодоро-Ривадавия и оттуду прямо на границу в Чили в Кояике. Приезжаем в Кояике, говорю:

– Можем зайти к губернатору, знакомый хороший, и даже поможет.

Оне отвечают:

– Пе́рво проедем посмотрим, тогда будем решать.

Едем по етой тайге, я ликую, а оне говорят:

– Мы в етих лесах нажились в Боливии.

Я рассуждаю об устройство деревни, думаю обо всех людя́х, а оне мне отвечают:

– Чё нам про людей думать, каждый пусть думает про себя.

Думаю: каки́ странны, толькя оне люди, ласковы, но подхалимы, всё везде с подсмешками, особенно Евгений, про синьцзянсов толькя одне анекдоты. Не могу понять, что же человек.

С Чайтена на катере переплываем в Пуерто-Монт, оттуда заезжали в разны деревушки, в Вальдивия, Лос-Лагос. В Лос-Лагос нам сказали: в Жёжи деревушка, там есть семьдесят гектар земли, и не очень дорого, за сорок тысяч долларов. Съездили посмотрели. Да, земля ничего, коло асфальта, Вальдивия шестьдесят кило́метров. Оне договорились брать, спрашиваю:

– Мне уделите хоть бы четыре гектара?

Оне:

– Да, без проблем, приезжай, хоть будем молиться вместе.

– Ну, договорились.

Я с радостью уехал домой, оне тоже уехали в Боливию собираться кочевать. Приезжаю домой с хорошими новостями, стали собираться, тятя говорит:

– Ну, цыган же ты, Дашка! Не сидится тебе на месте.

– Но что поделаешь, так получается. Жили бы деревняй – может быть бы и не поехал.

Попросил тятю, чтобы отвёз до Барилоче, подцепили лодку за грузовик и тронулись в Барилоче. В Барилоче продали лодку, распростились с тятяй и на автобусе уехали в Чили всёй семьёй.

15

Приезжаем на ету землю, Артёмовских всё ишо нету. Зашли в дом, стали жить.

Дело было летом. Чем заняться? Вижу, что рукоделие здесь в ходу, работать на земле не подходит: надо много деняг. Обратился в мунисипалитет и попросился на выставку своих вышивок. Как раз была фе́рия[120]120
  Ярмарка, исп. feria.


[Закрыть], и нас приняли. Сделали дешёвеньки буклеты, выставили вышивки, иголочки, пя́ленки[121]121
  Пяльцы.


[Закрыть], нитки, рисунки, а программу сделали – что учим даром, бесплатно, толькя матерьял продаём. Народ заинтересовался, мунисипалитет дал нам помещение, где учить, и мы после каникул стали учить. Марфа с детками дома готовили рисунки, нитки, я делал иголочки и учил по пятницам. Обратился в телевизиённой Канал-10 в Вальдивия, ето тоже помогло хорошо. Стали учить в трёх местах. Вскоре добился в Сантьяго в главный канал, в программу «Сабадос гигантес», ету программу вёл дон Франсиско – по прозвищу, а его звать Марио Круесбергер. 20 июля мы показали наши вышивки и указали почтовый адрес. К нам повалили со всёй страны писмы. Кажду неделю приходишь на почту и в яшике писмов, что не входит. Все одне и те же вопросы: где и как можно научиться? Мы отвечали: организавывайтесь, делайте группы, ищите помещение, и мы раз в неделю будем приезжать учить вас, бесплатно, толькя берём за матерьялы, и берёмся учить в главных городах, от Пуерто-Монт и до Сантьяго, по главный трассе Рута-Синко.

К етому времени приехали сам дед Артём с бабушкой Марьяй, младша дочь Васка, два сына – Карпей и Илюшка. Мы здесь без них свалили пять сухих и гнилых леси́н на дрова, наняли искололи. Дед приехал, увидел, раскричался:

– Како́ имели право дерева́ трогать!

Стали извиняться, что сухи и гнилы, зима холодна, много сырости. Он поднялся ишо хуже:

– Не имеете права задеть и волосинки здесь! И зачем суда приехали, хто вас звал!

Видим, что пахнет говном, посудили, что делать, и решили в Пайжяко арендовать дом. Нашли, арендовали, стали переезжать. Хотели сколь-нибудь дров взять, но дед поднялся:

– У нас нет продажных дров! – И не дал ни полешка.

Ну что, подавись! Мы уехали в город. Но нам чу́дно: мы с ними прожили неделю совсем незнакомы, деды обошлись с нами очень по-холодному, а бабушка Марья наших детей так Зайчатами и катила, везде ругала да обзывала. Мы с Марфой смеялись: ишо таки́ бывают люди.

16

Вернусь назад, забыл. В 1988 году в Аргентину приезжал в гости Николай с женой с Аляске. Богатый, имеет два катера рыбальны, две лисензии – на палтус и на лосося́. Ето будет брат то́го Павла, что Марфу не захотели взять с собой с Боливии в Уругвай. Ето не Кузьмин, а Басаргин. Кузьмины простыя, добрыя, Анисим Кузьмин етому Николаю двоюродной брат, Евгений Морозик тоже ему двоюродной брат. Но Николай пробыл неделю в Аргентине и ни раз не заехал к своему братану, но слепился с Ионой, и Иона его катал. А у Ионе привычкя: все таки́-сяки́, толькя оне хоро́ши. Мы с Марфой видели его два раз и в дрезину пьяным, сразу поняли, что характер говно, одне подсмешки да укоры. Мне запомнилось одно слово, у его привычкя говорить: «А за деньги все поют».

Проехали оне всю Южною Америку, где старообрядцы живут, вернулись домой, и вскоре жена Лукерья попала на машине в аварию и убилась. Как ето получилось, неизвестно, но она давно покушалась на свою жизнь, потому что муж был кровосос.

В 1990 году Николай Басаргин приезжает с отцом Захаром в Уругвай и сватат Марфину сестру Палагею. Та не хотела выходить, он ей не нравился, да и намного старше: она 1963 года, а он 1948 года, вдово́й, семья большая, двоя определённых да семеро на руках, последнему всего один год. Но тёща пристрела: выходи да выходи, что богатый, религиозной да милостливый. И девчонку сбили с ума, она вышла.

После свадьбе приезжают в гости в Аргентину с другим свояком, Василием[122]122
  С Василием Ревтовым, женатым на сестре Марфы Ольге.


[Закрыть], и собираются проехать по Андам, и в Чили. Заезжают ко мне как свояки, а Иона тут как тут, повёз к себе. Марфины сёстры стали настаивать, что «мы приехали в гости к сестре, а не Иону слушать». Мне обои свояки не понравились, всё подковырки да надсмешки, и всё у них синьцзянсы хуже бесе́й. Стали меня просить, чтобы повозил их по Андам и довёз до границы Чили. Я попросил грузовик у тяти, он дал, но тормоза были слабы, и не заводился. Стал своякам говорить, что машину добыл, но тормоза надо поправить и не заводится. Говорят: «Дорогой поправим». Ну хорошо, поехали. Я взял троих сынков, заехали к тетке Фетинье – у них гостили тесть с тёщай, – и тронулись в путь.

Дорогой говорю: «Тормоза надо поправить». Молчат. Едем по трассе 22, движение много, особенно Алто-Важе. Говорю: «Машину надо справить». Молчат. Думаю: испытаю, что будет дальше. На друго́ утро приезжам в Барилоче, и поехали вдоль Андов на юг, вдоль гор по крутика́м. Мы без тормозов, машина не заводится. Через сутки приезжаем в Корковадо, говорю:

– Куда вас, на границу или поедете со мной рыбачить?

Тесть сразу:

– Поехали рыбачить.

Николай:

– Мне хоть как.

Василий:

– На границу.

Жёны настаивают:

– На рыбалку, чтобы отдохнуть.

Ну, поехали рыбачить. Шестьдесят кило́метров дороги худыя, горы, крутики́. Вот уже вечер, холодно, машина подпрыгивает. Ишо минут пятнадцать, и будем на месте. Стукают из кузова, останавливаюсь: «В чём дело?» Вылазит Василий, и взялся меня материть как мог, что завёз в такую глухомань, Николай туда же. Я слушал-слушал и заплакал. Тесть заступился и спросил:

– Далеко ишо?

– Нет, пошти на месте.

– Ну, поехали.

Приехали. Ето там, где первый раз приезжали землю смотреть. Утром погода угодила прекрасна. Все повеселели, я с детками приготовил сетки, надули камеру, пошли на озеро, поставили сетки. Но вода была очень холо́дна. Покамесь ставили сетки, я замёрз, меня стало стегать[123]123
  Сводить судорогой.


[Закрыть], едва-едва доплыл, дети напугались. Едва выпрямился и, сколь было силы, пошёл, постепенно разогрелся, и стало хорошо. Наутро пришли – по́лно сетки форели. Мы етот день консервировали, коптили, солили, вышло шестьдесят банок консервы, два ведра по двадцать килограмм солёной да ведро копчёной. Пробыли три дня, и обратно доехали в Корковадо.

Довёз их до границы, помог груз стаскать, оформил в таможне. Когда стали распрощаться, Николай подошёл и бросил сто долларов мне под ноги. Машину не справили, и вернулся я без тормозов, и машина не заводилась. Правды, топливо заливали.

Вернулись оне через две недели. Был праздник, мы были у Тимофея, было много гостей. Заходют Николай, Василий с жена́ми, и взялись меня корить и подсмеивать. Я всё молчал. Народ не вытерпел и заговорил:

– Данила, ты что молчишь? Стань да по морде надавай.

– Да пускай! Хто что сеет – всё себе. – Стали с Марфой, сяли на машину и уехали.

Когда мы жили в Чили у Артёмовских в дому, приезжала к нам в гости Таисья. И что ей надо было – непонятно, поудивлялась и уехала.

17

Переехали мы в город, у нас пошло хорошо. Я стал учить: в понедельник Пуерто-Монт и Осорно, во вторник и в среду Сантьяго, в четверик Темуко, в пятницу Вальдивия, в субботу налаживал[124]124
  Изготовлял.


[Закрыть] иголочки. Марфа учила поблизости: в Пайжяко, Рио-Буено, Ла-Унион и Футроно, в свободно время составляла рисунки и рисовала на материю. Ребятёшки учились в школе, а в свободно время мотали нитки с больших мотков на маленьки.

В Чили школа нам понравилась. Учут хорошо, приучают строго ко всему, и на кажду материю[125]125
  На каждый учебный предмет, исп. materia.


[Закрыть] разна[126]126
  Другая, отдельная.


[Закрыть] тетрадь. В Арьгентине, когда я учился, был хорошой порядок и учили хорошо. Но когда стали учиться мои дети, то ето уже не школа, а разврат. Андриян дошёл до четёртого класса и путём ни читать, ни писать. За весь сезон учились семьдесят процентов, а тридцать процентов забастовки, и учительницы почти не задавали уроков на дом. В Чили наоборот: учут в школе и домой задают уроков.

Заработки у нас шли хоро́ши, но приходилось нелегко. Спал я почти в автобусах, и кушать приходилось по-всякому – не желал бы ето никому, делалось всё на ходу. Чиленсы ничего, стараются учутся, хорошо с ними работать: вежливы, ласковы, обходительны. Но сразу видать: конфликтивны, много алкоголиков. Как-то раз разговорился со своими учениками и спрашиваю:

– Почему в Чили много алкоголиков и часто стречаются с шрамами? Вижу, в Чили высокая культура, народ приучён к хорошему порядку и соблюдают етот порядок. Но низкий класс конфликтивный, а вышней класс вообче превосходный, но гордый.

Мне отвечают:

– Чили завоевали конкистадоры еспаньолес, и вообче завоевали почти всю Южною Америку. Испанский виррей[127]127
  Вице-король, исп. virrey.


[Закрыть] везде разослал своих доверенных, особенно в Аргентине даже был виррейнато[128]128
  Вице-королевство, исп. virreinato.


[Закрыть]. В Чили етого не случилось, но испансы объявили по всем тюрмам и предложили: хто поедет в землю конкистадо, тому свобода, лёгкая жизнь, золото. Вот и заселили Чили тюремшиками, смесились с аборигенами. Вот вся и наша раса, а вышней класс – ето европейцы, особенно немсы, все у нас формы немецки, военный строй, карабинеры, школа и так далея.

Учить приходилось разных мастей. Ето были в основном женчины разного возраста, от детей и до шестидесятилетнего возраста. Мужчины попадались редко, оне считали, что ета работа женска, и чиленски мужчины считаются мачисто.

Были и малыя группы, дамы вышняго класса. Собирались оне у себя дома, приходилось стараться ублаготворить. Ну слава Богу, всё шло хорошо. Были группы калеки, но ето бедняжки! Как оне стараются, миленьки, некоторы даже не могут иголочкю в руки взять. Тут мне приходилось трудно. Старался всех приласкать, никого не обидеть и всех научить. Всё ето шло медленно, но видел ихно старание, и ето мне давало силы. Когда у них стало получаться – бедняжки, сколь радости и слёз! Немало и мне приходилось плакать с ними. Потом как прихожу в класс – сколь радости, все считают за какого-то святого. Оговариваюсь, но слушать не хочут.

Запомнились мне старушки, ето тоже нелёгко. Плохо видят, руки трясутся, нервны, часто отвечали:

– Профессо́р[129]129
  Учитель, исп. profesor.


[Закрыть], ничего с нас не будет!

Приходилось убеждать:

– Потерпите немного, все научитесь.

– Глаза не видят.

– Пожалуйста, смени очки.

– Нервы, руки трясутся.

– Успокойся, не торопись, работай медленно, со вниманием, забудь про всё, и потихонечкю будет получаться.

И каждый раз приходилось убедить и обласкать. Потом приходют и говорят:

– Профессо́р, спасибо! У меня дома конфликтов не стало.

Друга́:

– Ето мне терапия, не стало стресса.

Третья:

– Бросила лекарства от нервов.

Да всё не опишешь, столь благодарностей, а мне толькя радость. Часто подарки: хто сувенир, хто конфет, печенье, торт.

В консэ года выставки. Ето было нелегко – везде организовать и побыть на выставкав, а у меня их получалось немало, даже на некоторы не успел, там заменила Марфа. Но на меня мои школьники обиделись, пришлось перед всеми извиняться. На второй год ета же история.

Но у меня цель была такая: научить как больше, выйти на хороший рынок и снабжать любой запрос. Ходил немало по чиновникам, показывал своё художество, везде отвечали: «Да, как красиво», и сулились помогчи. Но время шло, и никакого результату. Да я понял, вот почему: много бедных, нихто им руку не подаёт, все проекты в шкатулку или на огонь. А всю жизнь учить у меня нервов не хватит: для каждого дела надо иметь цель и результат.

18

С Бразилии с Кулуене приезжают Баяновы, с семьёй и с грузом. Попросили, чтобы помог с таможняй и с документами, – помог; попросили земли найти – помог, купили пятнадцать гектар. Стал просить один гектар под дом – отвечают: «Самим мало».

Артёмовски строили себе дома – Карпей, Илюшка и Васка, часто заезжали в гости погулять. Как толькя приедут, происходют у нас гулянки. Поехали разные туристы – из США, Бразилии, Уругвая, Аргентине. Переехали на жительство Иван Семёнович Анфилофьев с Харитиньяй Лукиничной Бодуновой и Олимпияда Лукинична Бодунова с мужем, аргентинсом Моисеям.

Иван с Харитиньяй сколь-то время жили у нас, и насмотрелись мы на ету историю. Ванькя в Понта-Пора Харитинью, Хаскю, обманул тринадцатилетню и украл, что Бодуновым немало настроил горя. Вообче босяк, он с Харитиньяй почти не жил, нажил ей двоя детей – Капитолина да Георгий. Бил, издевался, идивотничал как мог, сколь раз сулился убить. Бывало, мы в праздник смотрим фильмы, а она с малыми детками в своёй комнате молится. И сколь раз видели её уплаканну. Как-то раз при нас он взялся её душить и кричал:

– Всё равно я тебя убью!

И она стала и говорит:

– Хватит, не хочу боле так жить.

Он кричит:

– Уходи!

Она просит:

– Данила, Марфа, вы свидетели, пиши справку!

– Вы что, я вас не венчал, на свадьбе не был, свидетелем также.

Ванькя тоже просит:

– Напиши!

Ну, я написал как мог, оне расписались, и Ванькя ушёл из дому, погрозил:

– Посмотрим, как проживёшь одна!

С Аляске звонит свояк Николай, просит, чтобы узнал про рыбалку, цены земли, и сулятся приехать весной. Всё узнал, сообчил: Артёмовски купили катер новый восемнадцать метров за семьдесят тысяч долларов с лисензияй, деревянный, готовются на рыбалку.

Весной приезжают Николай с Палагеяй, тесть, тёща, шурин Григорий – уже парень, Василий Вагнер. Василий с Игнатием уже убежали в Уругвай, расцапались в Аргентине со всеми, и с Ионой у их дошло до винтовок. Оне остались у доктора Паса ишо на год, и, как обычно, Иона занимался посевами, так и тут получилось у них: урожаю не получилось, и доктор Пас их выгнал, вот и дошло до винтовок – Бодунова Луки пророчество сбылось. Василий Вагнер в Уругвае старался залезти всем в добры, за что его и пригласили в Чили поехать. Но надо же: тёща, Николай, Василий – чем же ето кончится?

У меня в ето время было много работы, но я на неделю попросил отстрочки, чтобы им помогчи. И за неделю помог найти хороший «Пикап-Форд», в рыбальные компании познакомить, снасти рыбальные показать, земли в разных местах показать. Обчим, всё, что требовалось с меня, я исполнил. Но с ними я толькя намучился, одне издёвки да надсмешки. А Василий улыбается до ушей, но толькя оглянись – нож в спину. Всё он видит, всё слышит, всегда каку́-нибудь сказку сложит, чтобы была вражда, и всё ему нужно. Как ету неделю я вытерпел – не знаю, но когда в консе недели оне уехали к Артёмовским, я с нервов так натренькялся и был злой – не подходи.

Тесть упросил Артёмовских, чтобы нас приняли и продали нам земли́ под усадьбу, оне согласились. Тесть приезжают, и что оне видят: я хвораю с похмелья. Николая сразу видать, что обозлился, Василий меняется с лица, улыбается. Думаю, пошли вы дальше! Показал себя холодным, и оне уехали. Тесть успел сказать: «Переезжайте к Артёмовским, оне вас примут». Машина была куплена на Григория, и оне на ней уехали в Уругвай, с тем что в следующий раз приедут насовсем суда в Чили.

Мы нехотя переехали к Артёмовским. Отвели оне нам в консэ земли, возле ключика[130]130
  Возле небольшой речки.


[Закрыть], место. Мы привезли брусьяв, досок и построили себе избушку. Стали жить, молиться к ним ходить, но опасались и не вмешивались ни в каки́ их делы. Дед Артём постепенно сполюбил меня и всегда заставлял читать поучение в моленне. Люшка на ето злился, что дед со мной по-хорошему. Но Люшка передо мной виноват: он, когда мы жили в Пайжяко, лез к моей жене, Марфа всё мене́ рассказала. Я виду не показывал, но знал, что ето враг, и вёл себя очень аккуратно. Оне между себя часто воевали, и Илюшка всё старался, чтобы я в ихно дело вмешался, но мы плечами пожимали и на все вопросы отвечали: «Мы не можем в чужи проблемы влазить». Их ето раздражало, ихны дети издевались над нашими, дети часто приходили со слезами, но мы виду не показывали и просили детей, чтобы терпели. Девчонки тоже кричали и обзывались, Устя даже сумела сказать:

– Зайчаты пузаты, ишо придёте сватать, хто за вас пойдёт?

Нам всё ето было чу́дно. Один Паиськя обходился нормально, так дети часто его поминали добром.

Выяснилось, что Артёмовски купили землю, машинерию, катер, дома построили – всё ето на наркобизнес. С Боливии возили кокаин в Бразилию и продавали. Люди стали им говорить, оне ответили, что уже покаялись и больше не занимаются етим делом.

Рыбалка у них не пошла, два раз съездили, и столь шуму и переполоху. Я сразу понял: ето трусы, а не рыбаки, и ничего с них не будет. Оне и сами поняли, что с них ничего не будет, решили продать катер. Но нихто хорошу цену не даёт, оне застраховали катер, и утопили его, и деньги получили.

В ето время приехал зять, Павел Кирилович Ревтов, Марфин двоюродной брат, Евгения Артёмовича зять. Он его переманил к себе, знал, что у Павла деньги есть. И уехали за Кояике, в Чиле-Чико, заниматься лесом. Купили трактора, лесопилку, и у них дело пошло. Но когда поднялись, Павла отшвырнули, Павел потом сколь обижался.

Мы часто просили у них, чтобы продали нам усадьбу, оне молчали. Как-то раз приходют дети и рассказывают, что «уже надоел Заяц» и оне не думают землю продавать. Ну что делать: ети земли не уступают, Баяновы также.

В Уругвае произошёл несчастный случай. Николаяв отец Захар, шурин Григорий, кума свояченица Анна и Василий Вагнер ехали с границы с Бразилии, на мосту слетелись, получилась авария. Николаяв отец, Григорий, Анна насмерть убились, Василий остался жив, но весь изломанный. Машина негожа, кусок желези и всё, но ето будет ниже.

Приезжает в гости мама, посмотрела на всё и говорит:

– Бросайте всё и переезжайте в Аргентину, там всё равно вам будет легше.

Нам нисколь было неохота уезжать с Чили, и в Чили нам нравилось. Но деревни не предвидится, наши вышивки – перспективы никакой, научили многих, но профессионалов нету, и не заботются, от чиновников тоже никакого результату. Мы согласились с мамой и попросили тятю, чтобы стретил нас на границе 20 ноября 1992 года. Курсы докончили, на матерьялы клиентов появилось немало, всё ето передали Ксении, Евгеньевой жене. Сколь потом за ето благодарили! Она занималась нашай работой, конечно, не учила, но все матерьялы продавала.

19 ноября приезжает брат Степан, говорит, что тятя ждёт на границе. Мы наняли машину, загрузили и поехали на границу. Марфа ходила последним временем беременна.

Приезжаем на границу, оформлям груз, встречаем тятю, перегружаем всё, трогаемся на аргентинску границу. Уже вечер. Приезжаем на аргентинскую таможню – проблема, не пропускают. Надо ехать в Барилоче, там оформить. Мы туды-сюды, стал упрашивать: малы дети, жена последня время ходит, везём толькя свой личный груз. Не пускают. Уж я за ними ходил, упрашивал – никак. В двенадцать часов ночи сменились чиновники, стал их просить. Начальник спрашивает:

– С каких пор вы здесь стоите?

Говорю:

– С семи часов вечера.

– Но надо же!

Сразу заставил оформить и пропустить, и мы тронулись в путь.