Текст книги "Божественная комедия. Самая полная версия"

Песнь XXII

Содержание. Поэты идут по окраине рва в сопровождении демонов, которых характер, сообразно с их именами, развит в этой песне драматически. С появлением беса Курчавой Бороды (которому не без умысла придана почтенная наружность), грешники выплывшие было к берегу, чтоб освежиться, с ужасом подаются назад. Но один из них предупрежден Душеловом: бес зацепил его крюком и вытаскивает на берег; Красный Черт хочет содрать с него кожу. По желанию Данта Виргилий спрашивает грешника: кто он? И узнает, что это любимец наваррского короля Тебальда. Пока, они разговаривают, Вепрь Клыкан рвет грешника зубом; но Курчавая Борода, зацепив тень крюком, останавливает товарищей, грешник продолжает рассказывать о других собратьях Сардинцах; между тем Вихрь Свирепый отрывает, у него от плеча кусок мяса, а Драконье Жало метит в ногу; однако ж начальник опять их удерживает. Грешник продолжает прерванный рассказ; но вдруг останавливается, увидев сверкание глаз Адского Сыча, злобу которого едва может обуздать сам Курчавая Борода. Тут грешная душа вызывается призвать на свое место нескольких Ломбардцев и Тосканцев с условием, чтобы Злые Лапы наперед спрятались за скалою. Борзой подозревает хитрость, но Давило уговаривает товарищей удалиться. Они прячутся. Тогда Наваррец, прыгнув с берега, скрывается в смоле. Давило летит за ним; но, не догнав, возвращается; в досаде Криволет бросается на Давилу; они дерутся и оба падают в смолу. Четыре беса, посланные к ним на помощь, тащат их из смолы баграми. Между тем поэты, воспользовавшись тревогою, удаляются.

 
1    Видал и я; как всадники рядами
    Идут на смотр и рубятся с врагом,
    И как порой бегут перед врагами;
 
 
4    Наездников видал в краю твоем,
    Ареццо; видел их набег удалый,
    В турнирах битвы, бег коня с конем,
 
 
7    Когда рога, колокола, кимвалы,
    Иль с крепостей дадут на бой сигнал, —
    Видал чужих и наших войск сигналы.
 
 
10    Но, думаю, никто не подавал
    Таких сигналов пешим, или конным,
    Иль морякам при виде звезд и скал.
 
 
13    С десятком бесов шли мы к осужденным:
    Ужасный строй! но – в церкви со святым,
    В гостинице – с обжорой беззаконным.
 
 
16    Я взор склонил к пучинам смоляным,
    Желая знать устройство сей долины
    И кто казнен под кипятком густым.
 
 
19    Как морякам изгибом спин дельфины
    Дают намек, что время уж спасать
    Их корабли от бури средь пучины, —
 
 
22    Так иногда, чтоб злую боль унять,
    Мелькнет спина того, другого духа
    И вдруг исчезнет молнией опять.
 
 
25    И как лягушки, скрыв с ногами брюхо
    В воде канавы, по краям сидят,
    Просунув морды на песок, где сухо:
 
 
28    Так грешники со всех сторон глядят;
    Но адского при вид караула
    Все подаются с ужасом назад.
 
 
31    Одна лишь тень – о страх! – не ускользнула,
    Как иногда лягушка, всех смелей,
    Сидит, когда другая уж спрыгну́ла.
 
 
34    И Душелов, подкравшись ближе к ней,
    Крюк замотал в кудрях ее смолистых
    И вытащил как выдру из зыбей.
 
 
37    Уже я знал все имена нечистых,
    Заметив их при выбор, когда
    Их строи пошел к смоле с брегов скалистых,
 
 
40    «Эй, Красный Черт! скорей, скорей сюда!
    Сдери когтями кожу с плеч безбожной!» —
    Воскликнула проклятая орда.
 
 
43    А я: «О вождь! разведай, если можно,
    Кто сей несчастный здесь себя сгубил,
    Врагам попавшись так неосторожно?»
 
 
46    Став близ него, учитель мой спросил:
    «Где ты рожден?» – А он в ответ: «В Наварре:
    Там при одном сеньоре я служил.
 
 
49    Отец же мой сгубил себя в пожаре
    Слепых страстей и разорил весь дом —
    Известный мот! Потом при государе
 
 
52    Тебальде Добром я служил рабом.
    Тогда-то я предался гнусной страсти,
    В чем мы отчет под варом отдаем».
 
 
55    Тут Вепрь Клыкан – а у него из пасти,
    Как у свиньи, торчали по бокам
    Клыки – одним стал рвать его на части.
 
 
58    Попал мышонок в лапы злым котам!
    Но их капрал, обняв его руками,
    Им крикнул: «Прочь, пока натешусь им!»
 
 
61    И, устремясь к учителю глазами:
    «Спроси еще, – сказал, – но поспеши:
    Не то его мы разорвем баграми».
 
 
64    Тогда мой вождь: «И так нам опиши,
    Кто из Латинов здесь покрыт смолою?»
    А он: «Сейчас ушел я от души
 
 
67    Того, кто жил в соседстве с их страною.
    О, если б с ним я скрылся в кипяток,
    Не слышал бы когтей их за спиною!»
 
 
70    Тут Вихрь Свирепый крикнул: «Кончен срок!»
    И, крюк ему всадив в плечо, помчался,
    Рванул и вырвал из него кусок.
 
 
73    Драконье Жало тоже уж подкрался
    Ужалить ногу; но десятник их
    Кругом-кругом злым оком озирался.
 
 
76    Тогда мой вождь – едва их гнев притих —
    Спросил того, что с ужасом во взоре
    Еще смотрел на кровь из ран своих:
 
 
79    «Кто ж этот дух, с кем ты расстался вскоре…
    Не в добрый час покинул страшный пруд?»
    «То был Гомита, – отвечал он в горе, —
 
 
82    Монах галлурский, всякой лжи сосуд:
    Над пленными быв стражем у владыки,
    Он честь себе снискал от них за труд.
 
 
85    Он их пускал за деньги без улики,
    Как говорит, и в каждом ремесле
    Был взяточник не малый, а великий.
 
 
88    Дон логодорский, Цанке, с ним в смоле;
    Их языки усталости не знают,
    И все толкуют о родной земле.
 
 
91    Но посмотри, как там глаза сверкают!
    Мешаются от ужаса слова…
    Того и жду, что спину поласкают!»
 
 
91    Тогда взглянул бесовский голова
    Туда, где Сыч таращил очи злобно,
    И крикнул: «Прочь, зловещая сова!»
 
 
97    «Хотите ль видеть, иль узнать подробно
    Тосканцев, иль Ломбардцев? – молвил нам
    Испуганный. – Здесь их созвать удобно.
 
 
100    Пусть Злые Лапы отойдут к скала́м,
    Чтоб грешники от них не ждали мести;
    А я, на этом сидя месте, к вам
 
 
103    Один, как есть, вмиг призову их двести,
    Лишь свисну им: есть уговор у нас
    Пред выходом давать друг другу вести».
 
 
106    Борзой тут рыло поднял вверх, потряс
    Башкой и молвил: «Он хитер! от муки
    Задумал он в смоле исчезнуть с глаз».
 
 
109    Но тот, который был богат на штуки:
    «Хитер?.. О, слишком буду я хитер,
    Когда предам товарищей вам в руки!»
 
 
112    Тут Криволет другим наперекор
    Сказал: «Попробуй прыгнуть: за тобою
    Не побегу в погон во весь опор;
 
 
115    Но крыльями взмахну я над смолою.
    Каков-то будет у тебя успех,
    Увидим мы, укрывшись за скалою».
 
 
118    Послушайте, какой тут вышел смех! —
    Все в сторону оборотили взоры
    И тот всех прежде, кто был против всех,
 
 
121    Миг улучил тогда Наваррец скорый:
    Встал на ноги и в смо́лу в тот же миг
    Прыгну́л, вести им предоставив ссоры.
 
 
124    Такой удар всех озадачил их;
    Но бес, виновник шутки неприятной,
    Помчался с криком: «Я тебя настиг!»
 
 
127    Напрасный труд! быстрее был стократно
    Испуг, чем крылья: дух пошел ко дну,
    А бес вернулся налету обратно.
 

Но бес, виновник шутки неприятной,

Помчался с криком: «Я тебя настиг!»

 
130    Так утка вмиг ныряет в глубину
    От сокола; а он, обманут уткой,
    Рассерженный несется в вышину.
 
 
133    Тогда Давило, разбешенный шуткой,
    Помчался вихрем, рад, что есть предлог
    Подраться с тем, пред кем обманщик чуткий
 
 
136    Исчез в смоле, и когти рук и ног
    В товарища впустил, и так над ямой
    Сцепился с ним. Но тот и сам неплох!
 
 
139    Как ястреб, сам сцепился с ним упрямо
    Когтьми, и драка страшная была,
    Пока не пали в пруд кипящий прямо.
 

Как ястреб, сам сцепился с ним упрямо

Когтьми, и драка страшная была

 
142    Смола обоих тотчас разняла;
    Но не было в них сил взлететь над лавой:
    Так облепила крылья им смола!
 
 
145    Тут сжалился над ними Черт Курчавый:
    На помощь им велит тащить багры,
    И четверо, налево и направо,
 
 
148    Спустились в ров с обрывистой горы
    И, крючьями их зацепив во мраке,
    Вмиг извлекли из смоляной коры.
 
 
151    И мы пошли, чертей оставив в драке.
 

Песнь XXIII

Содержание. Пока демоны заняты спасением товарищей, поэты идут далее. Данте опасается погони демонов и, действительно, они гонятся за ними. Тогда Виргилий, схватив Данте и опрокинувшись спиною на склон горы, скатывается в следующий шестой ров. Здесь лицемеры, окутанные в монашеские рясы, снаружи вызолоченные, а внутри свинцовые, с капюшонами, свисшими над глазами, молча и плача ходят тихими шагами как в процессии. Между ними Данте встречает двух монахов из Болоньи, бывших подестами[32]32
  Подеста́ (итал. Podestà от лат. Potestas – власть) – глава администрации (подестата) в средневековых (XII—XVI века) итальянских городах-государствах. Подеста сочетал в себе функции главы исполнительной и судебной власти.


[Закрыть] во Флоренции; с одним из них, Катахано, он разговаривает. Здесь же он видит пригвожденного к земле архиерея Каиафу, тестя его, Анну и весь еврейский синедрион, по телам которых ходят лицемеры. Виргилий расспрашивает Катахано о дороге в ад и узнав, что Злой Хвост обманул его (Ад XXI, 109–111), разгневанный, уходит скорыми шагами.

 
1    Мы молча шли, одни, без адской свиты, —
    Вождь впереди с угрюмостью чела,
    А я вослед, как ходят минориты.
 
 
4    Брань демонов на память привела
    Мне баснь Езопову с нравоученьем
    О том, как мышь с лягушкою плыла.
 
 
7    Теперь и днесь не так сходны́ значеньем,
    Как баснь с той дракой, если в них сравнить
    Внимательней начало с заключеньем.
 
 
10    И как от дум исходит мыслей нить,
    Так эта мысль иную городила,
    Чтоб больший страх мне в сердце поселить.
13    Я думал так: за нас происходила
    У них борьба на хлябях смоляных
    И им она конечно досадила;
 
 
16    И если гнев сольется с злостью их,
    За нами сволочь яростней помчится,
    Чем гонит зайца стая псов борзых.
 
 
19    Я чувствовал, что уж по мне струится
    Холодный пот, и озираясь вспять,
    Сказал: «Учитель, если мы укрыться
 
 
22    Не поспешим, Злых Лап не миновать!
    Уже за нами рой их устремился;
    Мне чудится, я слышу их опять».
 
 
25    «Будь я стеклом, не так бы отразился, —
    Он отвечал, – наружный образ твой,
    Как внутренний во мне изобразился.
 
 
28    Так мыслями я сходствую с тобой,
    Что оба мы теперь одно и тоже
    Задумали в опасности такой.
 
 
31    Но если здесь направо склон отложе,
    Мы убежим от мстительных врагов,
    Лишь бы успеть сойти в другое ложе».
 
 
34    Не досказал еще учитель слов,
    Как я увидел их отряд крылатый
    Так близко к нам, что нас схватить готов,
 
 
37    Тогда прижал меня к груди вожатый,
    Как мать, когда, услышав крик: горим!
    И видя дом весь пламенем объятый,
 
 
40    Хватает сына и в просоньи[33]33
  В просоньи – тоже, что спросонья; нареч. (образовано от сущ. Сон; пишется слитно, т.к. буква «с» является приставкой, а не предлогом.


[Закрыть] с ним,
    В одной сорочке (помня лишь о сыне,
    Не о себе) бежит в огонь и дым.
43    Он вниз скользил по каменной стремнине,
    Повергшись навзничь на крутой гранит,
    Которым заперт вход к другой долине.
 
 
46    По желобу так быстро не бежит
    Ручей в колеса мельницы селенья,
    Когда вблизи лопаток уж гремит, —
 
 
49    Как вождь скользил по склону чрез каменья,
    Держа меня в объятьях как отец,
    Не как вожатый, полный треволненья.
 
 
52    Едва стопой коснулся дна певец,
    Как из-за скал мелькнули их станицы
    Над нами; но тут страху был конец:
 

Едва стопой коснулся дна певец,

Как из-за скал мелькнули их станицы

 
55    Поставив их на страже той темницы,
    Святый закон лишил их власти всей
    Переступать через свои границы.
 
 
58    Тут зрел я сонм повапленных[34]34
  Повапленный – о человеке, очень дурном, но умело прикидывающемся очень хорошим (от евангельского сравнения лицемеров с «гробами повапленными, которые красивы снаружи, а внутри полны мертвых костей и всякой мерзости».


[Закрыть] теней,
    Ходивших вкруг тяжелыми шагами
    И плакавших в истоме от скорбей.
 
 
61    Все в капюшонах, свисших над глазами,
    И в мантиях, какие до сих пор
    Еще кроятся кёльнскими отцами.
 
 
64    Снаружи златом ослепляли взор;
    Внутри ж – свинец, столь грузный, что солома
    В сравненьи с ним был, Фридрих, твой убор.
 
 
67    О тяжкий плащ! о вечная истома! —
    Мы шли с толпой, налево обратясь
    И внемля плачу грешного содома.
 
 
70    Но жалкий сонм под тяжестию ряс
    Там тихо брел, что с новым всё народом
    Наш каждый шаг в пути знакомил нас.
 
 
73    И я: «О вождь! не замедляя ходом,
    Окинь очами эту область мук:
    Кто славен здесь иль подвигом, или родом?»
 
 
76    И кто-то, слов тосканских слыша звук,
    Кричал нам вслед: «Сдержите ног стремленье!
    Куда вы мчитесь через мрачный круг?
 
 
79    Быть может, а решу твое сомненье».
    «Так подожди! – сказал учитель мне. —
    И с шагом их соразмеряй движенье».
82    И я двоих увидел в стороне:
    Они душой, казалось, к нам парили,
    Но замедлял их груз на тесном дне.
 
 
86    Догнав меня, они, косясь, вперили
    Безмолвный взор в мое лицо; потом,
    Оборотясь друг к другу, говорили:
 
 
88    «Ведь он живой! смотри, как дышит ртом!
    А если мёртвы, то, скажи, где сто́лы
    Тяжелые на этом и на том?»
 
 
91    И мне: «Тосканец, ты, пришедший в школы,
    Где лицемеры льют потоки слез,
    Сказать: кто ты, в труд не вмени тяжелый».
 
 
94    А я в ответ: «Родился я и взрос
    На славном Арно в городе великом;
    В сей мир с собою тело я принес.
 

Где лицемеры льют потоки слез…

 
97    Но кто же вы, по чьим печальным ликам
    Струится дождь столь горестной росы?
    К чему сей блеск при вашем горе диком?»
 
 
100    И мне, один: «Наш блеск не для красы!
    Под ним свинец, столь тягостный, что кости
    У нас трещат, как грузные весы.
 
 
103    Веселые болонские мы гости:
    Я Катален; Лодринго – мой сосед.
    Нас, как людей без зависти и злости,
 
 
106    Твой город при́звал в нем блюсти совет;
    Но что мы были с нашим богомольем —
    Пускай Гардинго даст тебе ответ!»
 
 
109    Я начал: «Братья, вашим своевольем…»
    И вдруг замолк! глазам моим предстал
    Во прахе грешник, к трем прибитый кольям.
 
 
112    Узрев меня, он весь затрепетал,
    Браду, как ветром, вздохами развеяв:
    А Каталан, заметив то, сказал:
 
 
115    «Преступник сей в собраньи Фарисеев
    Советовал на муку принести
    Единого за весь народ Евреев.
 
 
118    За то, ты видишь, поперек пути
    Лежит нагой, да сам он взвесит бремя
    Всех проходивших на своей груди.
 
 
121    И тесть его низринут в тоже время
    На туже казнь и весь синедрион,
    Что был Евреям всех их бедствий семя».
 
 
124    Тут видел я, как был ты изумлен,
    Виргилий, тем, который так позорно
    В изгнанье вечном к плахе пригвожден.
 

…Ты видишь, поперек пути

Лежит нагой

 
127    Потом спросил учитель благотворный:
    «Скажите мне, коль то известно вам,
    Направо нет ли здесь дороги торной,
 
 
130    Которой бы отсюда выйти нам
    И не просить у дьявольской дружины
    Проводника по горным сим местам?»
 
 
133    И брат в ответ: «Вблизи от ceй пучины,
    От главных стен Злых Рвов отделена,
    Идет скала чрез лютые долины.
 
 
136    Лишь здесь была разрушена она;
    Там вверх взойти вам по обломкам можно,
    Которыми завален скат до дна».
 
 
139    Мой вождь на миг потупил взор тревожно
    И рек: «Итак солгал лукавый лжец,
    Который там цепляет род безбожный».
 
 
141    «В Болонье я слыхал, – сказал чернец,[35]35
  Чернец (устар.) – монах.


[Закрыть] —
    Грехов бесовских много; между ними
    Слыхал и то, что дьявол – лжи отец».
 
 
145    Тогда пошел шагами вождь большими,
    Разгневанный, с смущением лица;
    А я, расставшись с грешниками злыми,
 
 
148    Шел по стопам бесценного певца.
 

Песнь XXIV

Содержание. Мгновенное смущение Виргилия устрашает, Данте, но он снова ободряется нежным взором своего учителя. Поэтам предстоит выйти из седьмого рва по страшному обвалу, происшедшему от падения моста над этим рвом. С помощью Виргилия, Данте наконец восходит с большим трудом на следующий мост, перекинутый через седьмой ров; а так как ров этот необыкновенно темен, то поэты, перейдя мост, восходят на внутреннюю ограду рва. Седьмой ров весь кипит змеями, между которыми бегают в ужасе взад и вперед грешники: это тати. Руки у них связаны змеями за спиною; змеи впиваются им в чресла,[36]36
  Чресла, ед. (церк.-книжн. устар.) – бёдра, поясничная часть тела.


[Закрыть] клубятся у них на груди и подвергают их разновидным превращениям. Так, на глазах Данта, змея кидается на одного из грешников, язвит его в шею, и тать, запылав, рассыпается пеплом; но пепел собирается сам собою и грешник опять получает свой прежний вид: кто тень пистойского святотатца из партии Черных Ванни Фуччи. Он предсказывает Данту будущую судьбу Белых и Черных, причем, желая опечалить поэта, говорит в особенности о предстоящем поражении его партии.

 
1    В том месяце, как солнце в Водолее
    Златит власы на пламенном челе
    И снова день становится длиннее;
 
 
4    Когда, как снег, белея на земле,
    Подобится седому брату иней,
    Хоть краток срок пера в его крыле:
 
 
7    Пастух, свой корм потративший в пустыне,
    Встает, глядит и, видя по полям
    Сребристый снег, по бедрам бьет в кручине;
 
 
10    Идет домой, тоскует здесь и там
    И, как несчастный, что начать, не знает;
    Потом опять выходит и очам
13    Не верит, видя, как лицо меняет
    Весь Божий мир, и на зеленый луг,
    Взяв посох свой, овечек выгоняет.
 
 
16    Так мой поэт, в лице встревожен вдруг,
    Смутил меня; но с той же быстротою
    Уврачевал бальзамом мой недуг:
 
 
19    Пришед к мосту с обрушенной скалою,
    Ко мне склонил он тот приветный взор,
    С каким предстал впервые под горою.
 
 
22    Потом, подумав, руки распростер,
    И, обозрев обвал и торопливо
    Схватив меня, пошел на темя гор,
 
 
25    И как мудрец, который терпеливо
    Обдумывать умеет подвиг свой, —
    Мой вождь, подняв меня на верх обрыва,
 
 
28    Мне указал над ним утес другой,
    Сказав: «Взберись на этот камень голый,
    Но испытай, чтоб он не пал с тобой».
 
 
31    Нет, то был путь не для одетых в столы!
    За тем, что мы – он тень, я им подъят —
    Едва тут шли по камням в путь тяжелый.
 
 
34    И если б здесь высок был так же скат,
    Как с той страны: не знаю, до вершины
    Достиг ли б вождь; но я б низвергся в ад.
 
 
37    Но как к вратам колодезя в пучины
    Идет сей круг наклоном, то одно
    Окружие у каждой в нем долины
 
 
40    Возвышено, другое ж склонено. —
    Мы наконец взошли на верх обвала,
    Отколь последний камень пал на дно.
 
 
43    Но грудь моя так тяжело дышала,
    Что я не мог уж далее всходить
    И тут же сел у первого привала.
 
 
46    А вождь: «Теперь лень должно победить!
    Кто на пуху в житейском дремлет пире,
    Не может тот путь к славе проложить.
 
 
49    А без нее кто губит жизнь, тот в мире
    Слабей оставит за собой следы,
    Чем пена на волнах, чем дым в эфире.
 
 
52    И так, восстав, преодолей труды:
    В ком бодрствует над слабостью отвага,
    Тот победит все скорби и беды́.
 
 
55    Не кончен путь, хоть выйдем из оврага:
    Еще длиннейший нам сужден в удел;
    Коль понял ты, последуй мне во благо».
 
 
58    Тогда я встал и боле, чем имел,
    Явил в себе и твердости и воли
    И говорил: «Идем, я бодр и смел!»
 
 
61    И мы пошли; но тут гораздо боле
    Был крут, утесист, тесен и тяжел
    Наш горный путь, чем был он нам дотоле.
 
 
64    Чтоб скрыть усталость, я беседу вел,
    Ползя по камням; вдруг из ближней ямы
    Исторгся крик – бессмысленный глагол.
 
 
67    Не понял я, что значит он, хотя мы
    Шли по мосту уже над рвом седьмым;
    Но, мнилось, был то гнева крике упрямый.
 
 
70    Я наклонился; но очам живым
    Непроницаем был туман над бездной.
    И я сказал: «Учитель, поспешим
 
 
73    На том краю сойти с стены железной;
    Как, слушая, не в силах я понять —
    Так, в ров глядя; не вижу в мгле беззвездной».
 
 
76    «Не иначе могу я отвечать,
    Как делом: должно, – возразил учитель, —
    Прошенья мудрых молча исполнять».
 
 
79    Тогда со мной нисшел путеводитель
    С скалы, где мост примкнут к восьмой стене:
    Тут мне открылась лютая обитель.
 
 
82    Я в ней узрел все виды змей на дне,
    Крутившихся столь страшными клубами,
    Что мысль о них кровь леденит во мне.
 
 
85    Да не гордится Ливия песками!
    Пусть в ней кишат хелидры, кенкры, тмы
    И амфисбен и якулей с ужами;
 
 
88    Но змей таких, столь гибельной чумы
    Мы в ней, мы там, в отчизне Эфиопов,
    При Чермном море, не узрели б мы.
 
 
91    В средине рва, между свирепых скопов,
    В испуге рыскал рой теней нагих,
    Ища норы, ища гелиотропов.
 
 
94    Опутаны змеями руки их;
    Впиваясь в тыл и пастью пламенея,
    Клубятся гады на груди у них.
 
 
97    И вот, пред нами, в одного злодея
    Метнулся змей и уязвил его
    В том месте, где с плечом слилася шея.
 
 
100    Не пишется так скоро И иль О,
    Как вспыхнул он, и так горел жестоко,
    Что пеплом весь рассыпался на дно.
 

Опутаны змея́ми руки их…

 
103    И по земле развеянный далеко,
    Собрался пепел сам собой и вновь
    Свой прежний вид приял в мгновенье ока.
 
 
106    Так, по словам великих мудрецов,
    Кончается и вновь из пепелища
    Родится Феникс, живший пять веков.
 
 
109    Не злак полей, ему цвет нарда пища;
    А слезы мирры и аммом ему
    Дают костер последнего жилища.
 
 
112    И как больной, бог знает, почему,
    Вдруг падает, иль бесом сокрушенный,
    Иль омраком-1, в очах разлившим тьму;
115    Потом встает, бросает взор, смущенный
    Злой немощью, от коей так страдал,
    И переводит вздох в груди стесненной, —
 
 
118    Так грешник сей в смятений восстал.
    О Господи! как строго Твой правдивый,
    Предвечный суд злодея покарал!
 
 
121    Мой вождь спросил: «Кто был он, нечестивый?»
    И дух: «Недавно, волею судеб,
    В сей лютый зев я пал с тосканской нивы.
 
 
124. Как зверь я был между людьми свиреп;
    А Ванни Фуччи, мул и скот! Пистойя
    Была меж вас достойный мой вертеп».
 
 
127    И я: «О вождь! пусть он, пред нами стоя,
    Поведает, за что он пал сюда,
    Жив на земли средь крови и разбоя?»
 
 
130    Услышав то, не скрылся он тогда;
    Но взор пытливый на меня уставил
    И покраснел от горького стыда.
 
 
133    «О том грущу, – он речь ко мне направил, —
    Что в этом сраме ты меня узрел,
    А не о том, что я твой мир оставил.
 
 
136    Так ведай же, о чем ты знать хотел;
    Я здесь за то, что с алтаря святого
    Прекрасную похитить утварь смел.
 
 
139    И обвинил коварно в том другого.
    А чтоб не в радость был тебе мой стыд,
    Когда придешь из мрачных стран ты снова,
 
 
142    То эта весть пусть слух твой изумит:
    Сперва Пистойя Черных всех разгонит,
    Потом гражда́н твой город обновит.
 
 
145    Из Вальдимагры, что в туманах тонет,
    Поднимет Марс грозы кровавый пар
    И на поле Пичено вновь застонет
 
 
148    Бурь яростных неистовый разгар,
    И весь туман с полей рассеет вскоре
    И Белым страшный нанесет удар.
 
 
151    Так говорю, чтоб ты изведал горе!»