Текст книги "Призмы Шанбаала"

– Я случайно, – сказал он.

Гамлетовским жестом он откинул волосы с лица. Я тупо уставилась на него, чувствуя, как на шее бьется жилка. Бесит. Голову повело в сторону, и я сделала шаг назад. Часть разума еще оставалась при мне, я надеялась, что ярость сменится обидой. Сдерживать слезы я умею, но вот злость – нет.

Я глубоко задышала, повторяя про себя детские считалочки. Считала вдохи и выдохи. Мне казалось, что прошло минут пять, но оказалось, что время замедлилось, и прошло лишь несколько секунд, что потребовались ему, чтобы повернуться от магистра обратно ко мне. Насмешливый надменный взгляд, которым он меня одарил, окатил меня холодной водой.

Я могла бы ему многое сказать, но понимала, что хожу по очень тонкому льду. Он напал на меня, и судя по тому, какие взгляды на меня бросала Персефона, мне следовало это стерпеть, опустив глаза и вернуться к уроку. Девушка, стоящая рядом со мной, тоже полукровка, судя по разномастным, – левый черный, правый белый, – глазам, что-то тихо прошептала, только слов я не разобрала.

Левиафан смотрел на меня свысока, а имени моего не знал. Кем надо быть, чтобы напасть без причины? Даже если существо – полукровка? Быть может права была Иштар, когда говорила, что бояться надо именно этого брата?

Он встряхнул своими длинными волосами, которыми явно гордился, вытянул руку вперед, полуприкрывая глаза. Театральность каждого его движения резала меня по нервам, и я отвернулась в сторону, упираясь взглядом в Вельзевула. Тот неожиданно ласково улыбнулся, повел руками, жестами выражая то, что он вроде как на моей стороне, пошевелил губами, словно беззвучно говорил извинение за братца, а потом вернулся к занятию.

Вспышка ярости отступила, я выровняла дыхание и вытянула руку перед собой, концентрируясь. Магия. О какой магии я могу думать, когда я неспособна концентрироваться ни на чем, кроме того, чтобы не пропустить следующий удар?

К концу урока руки полыхали у всех, кроме меня. Ну, и Персефоны. Я так и не смогла вернуться мыслями к тому, о чем действительно следовало думать. Выходя из класса, я уперлась серьезным взглядом в спину Левиафана. Черные волосы шелковой волной струились по плечам и лопаткам, и это выбесило меня еще сильней. Мало того, что он сильный маг, принц, так у него еще и волосы отличные? Вот скотина!

– Ты молодец, – сказала Персефона, равняясь со мной. – Я подумала, что ты его ударишь. Или напасть попробуешь. А ты не дура оказалась.

– Сильно хотелось, – я плотно сжала губы, удерживая неприличные слова внутри себя. – Я вообще-то неплохо дерусь. Мой отец считал, что это отличный досуг. Если врукопашную, я ему наваляю, не сомневайся.

– Лучше не надо, – Персефона хмыкнула, или фыркнула, я не поняла точно, но было похоже на смешок.

– Лучше болтай, чем нападай, – Иштар ласково взяла меня под локоть. – Ты ведь не собиралась в самом деле его стукнуть, Панда?

– Собиралась, – я неотрывно следила за скрывающимся за поворотом Левиафана. – И я бы его ударила. Это тупо было бы справедливо. Я не давала поводов к атаке.

– Он просто задирает тебя, вот и всё, – Иштар глубоко вздохнула. – Все аристократы такие. Они вечно нарываются на проблемы, и не понимают, когда нужно останавливаться.

– Флора тоже аристократка, но ведет себя пристойно, – парировала я.

– Флора уже старая, ей не одна тысяча лет. Она еще Шанбаала учила, а то и Миледи Горгону, – девушка крепче сжала мою руку. – Пандора, послушай, некоторые аристократы очень-очень хорошо умеют притворяться лапочками, не забывай это.

– Ты воспитывалась в наших традициях, и осуждаешь нас же? – возмутилась Персефона, упирая одну руку в бок. – Серьезно, леди Иштар?

– А она в традициях Первого мира! – радостно вскрикнула Иштар, подпрыгивая и едва не наступая мне на ногу. – Панда, будешь человеком?

– Я бы не хотела быть человеком, – я покачала головой. – А вот колдовать я хотела бы.

– Ага, а то как я, – Персефона заправила прядь волос за ухо.

– Маникюр красивый, а магических способностей ни капли? – хохотнула Иштар.

Мы с Персефоной переглянулись, и наше ментальное родство окрепло. Я оставила в голове заметку, что потом надо объяснить Персефоне, что Иштар считает такие вещи шутками, и обижаться на них бессмысленно. На следующий день нас ждала дэвология, у меня было дурное предчувствие. Однако оно не оправдалось. Мы вернулись в тот же класс, но там появились парты. Усадив нас за стол, Флора взмахнула рукой, указывая на доску, и весь остаток урока мы зарисовывали базовое строение магических потоков. Я стала зевать уже через полчаса, но смело боролась с приступами сна, надеясь, что это просто очередное испытание.

Флора обходила нас, периодически касалась чьей-то спины и просила выпрямиться. В пику ей, я обернулась крыльями и сгорбилась за партой. Она постучала по моей спине пальцами, и, хотя я решила, что точно не разогнусь, спина против воли выпрямилась.

– Это чистые нити из огня магической силы, Пандора, – четко проговорила она. – Такую магию нельзя развеять, пока я не захочу. Держи спинку прямо.

Проклиная всё на свете, а в первую очередь себя, которая как дура, не попросила Рахель прибить ее, а пошла сюда учиться, я продолжила рисовать в тетради, уже не особо надеясь на успех.

Персефона, сидящая рядом со мной, привалилась к моему плечу и прикрыла глаза. Нити силы Флоры полоснули и ее, а потом и всех остальных по очереди. Когда мы выходили с урока, и заклятие наконец-то развеялось, мы все сгорбились, как древние старики, и так пошли в свои дома.

Глава 7
Некромагия

Подперев голову рукой, я наблюдала за Амрэем. Я приходила в библиотеку не то, чтобы слишком часто, но каждый раз ловила себя на том, что смотрю на его сгорбленную спину. У него была не очень хорошая поза для чтения, и что электронные, что настоящие книги он читал, сгорбившись над столом и сильно сутулясь. Он и писал также – почти носом клюнув в тетрадку.

Я должна была думать о книжках, разложенных на столе, или о том, что ждет меня на грядущем сегодня поздним вечером уроке некромагии, но вместо этого думала о том, что Рэя не волнует мой высокий рост, и у него чудесные зеленые глаза. А потом о том, что из всех парней в Академии только Левиафан и Вельзевул выше меня.

И почему вопрос роста казался таким серьезным в тот момент? Может быть потому, что меня всегда заботило, что я высокая. Мне нравилось это, я гордилась этим, и даже когда вошла в подростковый возраст и столкнулась с теми насмешками, которым обычно подвергаются высокие девчонки, не стыдилась, а гордилась еще больше. Хотя некоторые парни отказывались поесть со мной в кафе, если едва доходили мне до плеча, но это были их проблемы, а не мои.

Я смотрела на него, но не подходила, по многим самым разным причинам. Склонившись над партой, я положила на нее грудь. И смотря на Рэя, вспоминала…

С Хатхор мы встретились в спортзале, и с Амрэем меня познакомила уже она. Они дружили столько, сколько себя помнили: вместе ходили в одну школу. Амрэй мало что о себе рассказывал, зато Хат трепала языком направо и налево, так что я всё про него знала. И то, что его мать темный специалист по изучении поведения магии в Первом мире, и что отец у него человек, и работает в той же магическо-научной сфере, и что сам Амрэй – чертов гений. В последнее я не верила, но поверила, когда начала общаться с ним, и когда была поражена тем, сколько он помнит и знает.

Я и сейчас смотрела на него, и думала, такой же он гений в магии, как и в мирском деле? Думала, но ответа найти не могла. Брякнул телефон. Я провела пальцем по экрану, скидывая сообщение. Иштар взяла мой номер у Персефоны, и закидывала меня смешными картинками в таком количестве, что я даже смеяться не успевала.

Вздохнув, я встала и подошла к картотеке. Огоньки устремились со шкафов ко мне. Некоторые пролетали так близко, что задевали пряди волос. Я жестом попросила их повременить, и задумалась, что я хочу найти. В Академии пока домашнее задание не задавали, и я не знала, собирались ли задавать вообще, но потребность почитать что-то полезное имелась. Я наугад распахнула ящичек с карточками, принимаясь перебирать их пальцами, ища что-то, за что зацепится глаз.

– Если не хочешь выбирать, дай другим, – Амрэй проскользнул мимо меня, выдвигая ящики и начиная перебирать карточки внутри них. – Не стоит никого задерживать, Пандора.

– О, то есть теперь ты со мной разговариваешь! – взвилась я, резко разворачиваясь к нему.

Заклинание, удерживающее крылья в виде двух татуировок на спине дрогнуло, но выдержало. Я крепко сжала телефон в руке, заглядывая Рэю в глаза. Он поправил очки. В темно-зеленых глазах отразилось недоумение, непонимание и самая капелька злости.

– А я с тобой не разговаривал? – он удивленно изогнул бровь. – Мне кажется, ты неверно трактуешь ситуацию. Я вполне был настроен на общение с тобой, но ты не проявила никакой социальной активности, вот я и подумал, что нашей дружбе птица Рах прилетела.

– Я тебе ща врежу, – мрачно сказала я. – Такая социальная активность подойдет? Что, самому подойти никак?

– Панда…

– Не пандкай мне тут! – я сделала к нему шаг. – Знаешь, в какой я сейчас дерьмовой ситуации? Все от меня шарахаются, а от прокаженной, потому что мой папаша воевал не на той стороне, я живу в расхлябанном домике, где даже стулья иллюзорные, и кровать одна, я в Загранье, где мне не место, а мои друзья меня послали лесом!

– Никуда я тебя не посылал, – зарычал Амрэй, ловя меня за руку и дергая в сторону. – Идем! Нечего орать в библиотеке!

Я вырвала руку у него из пальцев, схватила за шиворот и приложила спиной к стенному шкафу. Я не любила драться с парнями: у большинства из них более развитые мышцы, и поэтому они сильнее, но Рэй книжный червь, а я много лет провела, совершенствуя тело.

– Не смей меня хватать, – прорычала я.

– Пандора, – ледяным голосом произнес Амрэй. – Хватит лезть в драку. Я не собираюсь тебя бить. И никуда я тебя не посылал. Я решил, что это ты разговаривать не хочешь, раз у тебя появились новые друзья. Ты не единственное существо, которое подвергается остракизму этого общества.

– Чего? – я наклонила голову вбок.

Ярость схлынула, оставив после себя только чувство стыда. До меня дошел смысл его слов, с опозданием, но я осознала, что кажется, Амрэй подумал, что я решила, что он мне больше не ровня.

Я разжала руку, медленно отошла назад. Пальцы подрагивали от напряжения. Рэй поправил форменный китель, подошел ко мне и потянулся, чтобы коснуться моего плеча, но я отшатнулась в сторону.

– Спокойно. Я прекрасно осведомлен о том, что у потомков нефилимов сохраняется их горячая кровь. Твоя излишняя эмоциональность обусловлена этим, адаптацией, сильнейшим стрессом, и тем, что ты невыносимая дура! – последнее он явно от себя добавил, но обижаться я не стала. – Давай выйдем отсюда и поговорим в более тихом месте?

– Да врежь ты ему уже, и дело с концом, – протянул капризный голос с верхних этажей читального зала.

Я задрала голову вверх, и с ненавистью посмотрела на Левиафана. Как будто бы я нуждаюсь в его советах. Если бы я кому и врезала, то самому Леви, в идеале еще и наступила бы на его кипельно-белые кеды зла.

– Пандора, не надо, – шепнул Рэй мне на ухо. – Пожалуйста, просто пойдем.

Я повернулась к нему, и наши лица оказались слишком близко. Вздрогнув, я резко отвернулась, занавешиваясь волосами. Рэй взял меня за руку, но не грубо, как в первый раз, а уже намного осторожней. Его пальцы сомкнулись вокруг моего запястья, и я послушно пошла за ним, не поднимая головы. Лишь на мгновение, когда мы выходили, я обернулась и нашла глазами Левиафана. То ли мне показалось, то ли в глазах, полных алого огня, мелькнула ненависть.

Мы вышли наружу, и я села на перила, спиной ко входу. Амрэй прислонился рядом, поправляя сумку на бедре и скрещивая руки.

– Ты правда решил, что я не захочу с тобой разговаривать? – спросила я, глядя перед собой в пустоту.

– Да. У меня довольно высокий уровень умственного интеллекта, но что касается социального, тут я тебе явно проигрываю, – серьезно сказал Рэй. – В этом ты хороша: умеешь найти подход ко всем и каждому. Странно, что ты пришла к совершенно алогичному выводу.

– Что такое «алогичный?

– Невменяемый.

– Ну так бы и сказал.

– Я так и сказал, просто другим словом, – он пожал плечами. – Ты правда живешь в домике с одной кроватью?

– Там еще есть диван, – я закрыла лицо руками, подышала и отняла руки. – Прости. Я такая дура.

– Я знаю, что ты дура.

Сказал бы это кто-то другой, я бы обиделась, но на Рэя не стала. Быть его другом значило прощать много маленьких недостатков его характера, но я их не просто прощала – я их любила. Я любила, что он говорит невпопад, и что половина из сказанного – это вовсе не то, что хочешь услышать. Я любила, как Амрэй всегда думает о себе в первую очередь, но в критической ситуации может подумать и о ком-то другом. Очень редко, но может. И я любила язык, на котором он говорит, сложный и непонятный, полный незнакомых слов, смысл которых был для меня недоступен. Я любила в нем недостатки, и поэтому он был моим другом. А он любил мои, и поэтому я снова подумала, что из нашей дружбы однажды могло бы вырасти нечто большее.

– А я живу с другим полукровным. Он тупой, как пробка, и жалеет, что ему не дали нанести вечную печать и отправиться домой к матери-человеку, – сказал Рэй, недовольно фыркая. – Бесит.

– Если бесит, поселись к кому-нибудь другому, – я свесила голову вниз, прячась за волосами. – Не думаю, что тут нельзя сменить общежитие.

– Нельзя, верно. Я узнавал. Еще тут нет расселения по гендерному принципу, а вмещение стандартного жилого домика составляет шесть существ. Ты знала?

– Не-а, не знала.

– И расового принципа расселения тоже. Слышал, тебя поселили с настоящей придворной леди.

– Мы с ней вместе в больнице лежали, – сказала я. – Ну, в Центре Сострадания. Меня там с крыльями учили обращаться.

– Это хорошая практика, – он серьезно кивнул, и мне стало смешно, а потом почему-то жутко горько. – Эй, Пандора, ты чего?

– Ты не знал меня под этим именем, – я почувствовала комок в горле, и злость на саму себя.

Почему в его присутствии я всегда веду себя как дура? Почему мне, привыкшей не выстраивать слишком уж личных отношений, и привыкшей держаться чуть в стороне, приходится захлебываться от раздирающих на части эмоций, когда рядом Рэй? Почему все наши с ним разговоры горьковато-сладкие, и после них у меня ощущение, будто бы меня опустошили, даже если ничего плохо не произошло?

Он вздохнул, обнял меня со спины, утыкаясь носом в плечо. Я закрыла глаза и положила свои ладони на его. У него теплые руки. Теплые, сухие и шершавые, все в маленьких порезах от бумаги, ногти обрезаны под корень, и ни колец, ни браслетов он не носит, даже часов нет. На указательном пальце у него остались синие чернила, и мне это показалось жутко милым.

– Мне всё равно, какое у тебя имя, – сказал Рэй. – Если теперь ты Пандора, значит Пандора. Что у тебя сегодня в листе занятий?

– Некромагия, – сказала я, открывая глаза и заставляя себя вернуться в этот мир.

Я повернулась к нему. Одна рука Амрэя соскользнула с моего плеча на талию, но я не стала ее убирать.

– Давай после некромагии пройдемся. Я думаю, нам стоит поговорить, – в глазах у него появилось серьезное выражение.

Мне такой его взгляд всегда напоминал бегунок загрузки в компьютерной игре, мелькает из стороны в сторону до тех пор, пока не прогрузит целиком всю карту. В случае Амрэя, наверное, прогружалось осознание того, что он в этом мире не единственный, и есть другие существа, а у существ правила и протоколы поведения.

– И познакомишь меня со своей подругой. Хатхор с тобой больше не разговаривает?

Я отрицательно покачала головой.

– Я так и думал. Со мной она пыталась продолжить общение, но ее стая капает ей на мозги. Иерархический принцип в основе картины мироздания частенько создает такие ситуации.

– Только не будь в полной мере с собой с Персефоной, – предупредила я. – Она выглядит злючкой, но на самом деле прелесть. Она аристократка, и у нее бывают «аристократические», – я обрисовала двумя пальцами кавычки вокруг последнего слова, – замашки.

– Я понял твое предупреждение.

Я улыбнулась ему, спрыгнула с перил и обняла. Его руки почти минуту безвольно висели вдоль его тела, а потом он обнял меня в ответ. Я положила подбородок ему на плечо, крепче стискивая в объятиях, меланхолично наблюдая за студентами, выходящими из библиотеки.

Щеку резко ожгло болью, и я отшатнулась от Амрэя, касаясь пальцами пореза. Черные капельки морены застыли на подушечках пальцев. Я растерла их в пыль. Иллюзорная игла упала на каменный пол с тихим звуком, который я и услышать-то не должна была, но почему-то услышала. Левиафан не смотрел прямо на меня, но я знала, что это он.

– Пандора! – предостерегающе сказал Рэй.

– В следующий раз я дам сдачи, – мрачно сказала я.

Рэй открыл рот, и явно хотел что-то сказать, но я зажала его рот рукой, и он притих. Он знал меня достаточно долго, чтобы понимать, что есть моменты, когда я слов на ветер не бросаю.

Кладбище выглядело классически: высокий забор, украшенный шипами, вдалеке готические склепы. Могилы были разбросаны в свободном порядке, на каменных надгробьях почти не читались надписи. Высокие кипарисы росли, образуя аллеи, скудная растительность наползала на камни. Белоснежные лавочки из мрамора, ослепительно-чистые, зарастали вьющимися растениями по спинке. Атмосфера не то, чтобы давила, скорее, просто напрягала. В Первом мире я предпочитала держаться подальше от всех проявлений смерти. Может быть потому, что вокруг меня никто не умирал.

Мне на кладбище было неуютно, но другие чувствовали себя вполне комфортно. Персефона шла рядом со мной, сегодня в черных облегающих брюках, которые так сильно облипали ее высокие крутые бедра, что я не понимала, как они на ней не лопаются. Браслетик на лодыжке легко и задорно звенел при каждом ее движении, и в этом я тоже ее не понимала, но в вопросах стиля к ней не приставала.

– Так вот, – я выпала из реальности и потеряла нить разговора, но Персефона, кажется, не заметила. – Я бы рекомендовала тебе «Имперский пурпур», но и «Кровь Неведомых» хорошо будет смотреться.

– Прости-прости, – я поймала ее за плечо, поворачивая к себе. – Я пропустила, мы что обсуждаем?

– Твой новый цвет волос, – Персефона закатила глаза. – Ты же собираешься с этой белой мочалкой на голове ходить до конца жизни?

– Персик, блин! Это мой натуральный цвет, и мне он нравится.

– Но он не модный! – застонала Персефона. – Ты можешь понять? Ты в Загранье, здесь стиль – это всё.

– А я думала, что всё – это Престол Миледи, – пробормотала я.

В глазах Персефоны мелькнул страх, и она замахала на меня руками, призывая к молчанию. Я утихла, чувствуя легкую вспышку стыда. Они тут на Миледи чуть ли не молятся, и теперь я еще лучше понимала почему: многие года междоусобицы между маркизами Каменной крови превратили Загранье из процветающего мира практически в руины, и только при царстве Миледи им хоть как-то удалось поднять голову, начать строить новое общество. Не стоило шутить про ту, кого они тут приравнивают к богине, даже если у меня комедийный зуд.

Восстание Фафнира вспыхнуло не на пустом месте. Много лет назад, наверное, когда мой папа только появился на свет, очередной смены власти по Старому закону не произошло. Раньше правитель Престола менялся только тогда, когда один из наследников убивал правящего, и занимал его место. Но в тот раз наследник, что должен был стать королем, сам умер от полученных ран. И все кинулись в драку за право занимать Престол. Отец рассказывал, что Академия тогда едва-едва функционировала, и всем казалось, что это конец Загранья. Знать разбилась по лагерям, примыкая к разным наследникам, гражданская война гремела во всех концах мира.

И тогда восстание поднял Фафнир: его идеи привлекали так много молодых темных, что в сторонниках у него не было проблемы. Мой отец тоже был с ним. У меня в голове была только одна причина, почему он присоединился к нему, но в лоб я никогда не спрашивала. Я боялась, что мой ответ будет верным.

Пока маркизы Каменной крови дрались, сварились, заключали союзы, которые не жили и дня, разваливали старинные постройки, пока гремело восстание Фафнира, Миледи училась в Академии. Папа ее видел – и не раз, и со смехом говорил, что никакого впечатления она вообще не производила, особенно в последние годы войны. Вечно заплаканная, тощая, беременная не пойми от кого, самая младшая из многих родственников последнего правителя.

«Мы не подумали о том, что у плаксы есть мозг, и это нас сгубило», – так сказал папа.

Рассказывал бы он мне об этом сейчас, наверняка добавил, чтобы я никогда и никому не верила.

Я присела на скамейку рядом с Персефоной.

– Когда придем, я покажу тебе, у меня должны быть сохранены фотки, как это смотрится на голове. Тебе нужно брать чуть меньше красителя, потому что на белом цвет видней, – продолжала болтать она. – Я бы тебя еще и постригла…

– Нет, стричься я точно не буду, – я перебросила волосы на плечо. – Я их долго отращивала. Не хочу потерять то, что было у меня столько лет.

– От длинных волос одна морока, – Персефона отбросила безупречные черные шелковые пряди на спину.

– Давай я отрежу твои волосы, а матери твоей соврем, что это я прикололась? – хихикнула я.

Персефона громко фыркнула в ответ, что для нее означало, что она рассмеялась. И я подумала о том, что редко видела, чтобы аристократы смеялись или улыбались, за исключением моего папы. Но тот ржал, как конь, и обожал хохотать, шутить.

«Ты был счастлив? – подумала я, ловя взглядом глаза Амрэя, подходящего к нам. – А сейчас ты счастлив, папа?»

– Привет, – произнесла я. – Персефона, познакомься, это мой друг Амрэй. А это Персефона, моя подруга.

Я сделала ударение на слове «друг» специально, и Персефона, кажется, намек поняла. Во всяком случае, она не стала слишком сильно поджимать губы.

– Представляй правильно, хотя бы, – сказала девушка, поворачиваясь к Амрэю. – Леди Тьмы Персефона, из рода Самаэля

– Приветствую дочь благородного рода, – ответил он.

– Ой, че началось-то! – встряла я. – Всё, официоз закончен? Персик, после занятий втроем пройдемся, хорошо? Тебе полезно завести друзей.

– Ты думаешь, я собираюсь дружить с этим созданием? – Персефона скривилась.

– Я тоже не горю желанием, но мы оба общаемся с Пандорой, так что нам лучше ладить, – я и рта раскрыть не успела, как заговорил Амрэй.

В глазах Персефоны промелькнуло что-то похожее на уважение. Рэй сел рядом с нами, и морщиться она не стала, напротив, развернулась к нему.

– Скажи, что ей лучше перекрасить волосы, – сказала Персефона. – Я рекомендую ей «Имперский Пурпур» или «Кровь Неведомых».

Про себя я усмехнулась. Рэй умен во многих областях, но сфера красоты ему точно недоступна.

– «Имперский Пурпур» носит моя мать, и это красивый цвет, – ответил Амрэй. – Пандора, леди Персефона права. Тебе стоило бы действовать в рамках общепринятых стандартов внешности в Загранье.

У меня челюсть отвисла. Я совсем не понимаю темных. То есть, они перегрызть друг другу глотки готовы из-за того, у кого какой расы родители, или из-за происхождения, но как заявить мне, что у меня волосы не того цвета, так всей толпой нападают? Я хотела уже громко их отчитать, но тут на моих плечах повисла Иштар, взвизгивая мне в ухо. Оглохнув на несколько секунд, я осторожно отвернула ее лицо от себя.

– Привет, сахарок, – поздоровался Асмодей. – А что за парень рядом с тобой? Фу, гадость какая.

– Не обижайся на него, Рэй-Рэй, он просто парней не любит, – Иштар села на спинку скамьи, поставив ноги на сидение, так, что выходило, будто бы она сидит у меня на плече.

– Я знаю. Суккубы часто страдают неприязнью к собственному полу. Это из-за конкуренции в борьбе за…

– Рэй, не надо, тебя никто тут не поймет, – я улыбнулась.

– Хм. А ты умен, – Персефона посмотрела на Амрэя очень внимательно.

– У меня еще отличные магические способности, – Амрэй поправил очки.

– Что ж тогда так поздно поступил, – фыркнул Асмодей. – Тебе лет двадцать пять, верно?

– Двадцать три. Я не поступал, так как мест не было. Для рабов грязной крови редко находятся места.

Голосом Рэя можно было глотки резать, но конфликт не начался, потому что на горизонте показалась черная фигура.

Остановившись неподалеку, она отбросила назад черный капюшон, скрывавший ее лицо. Каштановые кудрявые волосы рассыпались по плечам и груди. Воздев руки к небу, она вскрикнула, закрыла лицо ладонями и, упав на колени, зарыдала. Я ошарашено уставилась на нее, даже не делая попытки сохранить лицо. Что происходит?

Отчаянно порыдав, она поднялась, отряхнулась и обвела нас рукой, сохраняя скорбное выражение лица.

– О, мои будущие повелители жизни и смерти, печаль и радость от нашей будущей и настоящей встречи проникает в меня, и я не могу сдерживать слезы, льющиеся наружу, – нараспев затянула она, в экстазе, подобном религиозному. – Я магистр Астарта, имеющая титулы, перечисление которых будет бесполезной тратой времени, ведь мы уже становимся едиными так, как могут быть единым целым лишь учителя и ученики. Вы заменяете мне детей, а я заменяю вам мать, и мы вместе приходим к нравственному и умственному совершенству. Есть ли нам равные? Есть ли те, кто может нарушить нашу связь, или помешать нам соединиться в экстазе изучения некромагии?

На миг она затихла, и это дало мне время открыть тетрадь, скинуть с себя оцепенение и приготовиться записывать. Но она выла и выла, не меняя интонации, заламывая руки, и пару раз вполне натурально изобразила полуобморок. Я честно пыталась осознать хоть что-то из ее рассказа, но потерялась где-то на середине, а к концу начала натурально уставать. Даже Амрэй ничего не записывал, а это что-то да значило.

Я почти уснула, но магистр в очередной раз вскрикнула, и это подкинуло меня на месте. С губ сорвалось довольно громкое и нецензурное выражение. Сообразив, что я вроде как на уроке, я тихо чертыхнулась и виновато улыбнулась магистру, что задумчиво на меня посмотрела.

– Я вижу светлую примесь крови исполинов в тебе, юная леди, и чувствую, как она струится между твоих пальцев. Что значит сильнейший темный против светлого, когда дело касается некромагии? Один может поднять мертвого, но второй способен дать ему душу, разум и волю. В древние времена темные, готовясь к войне, обучали полукровок, создавая из них совершенных некромантов, – затянула она, глядя мне в глаза. – Поразительное сочетание силы света и тьмы создает из созданий, что половинчаты, безупречную машину по поднятию мертвецов.

Поскольку она смотрела прямо на меня, отвернуться я не могла, но слушать ее было невозможно.

– Твоя душа, юная леди, душа, что я вижу перед собой, как пример сочетания светы и тьмы… сколько мы знали в прежние времена тех, кому ниспослали такой дар, и сколько знаем сейчас? Все еще великим даром остается нечто столь духовное, и оно подчеркивает не только красоту владельца, но статус его семьи. Кто были твои родители, юная леди, будущая повелительница жизни и смерти, и как тебя зовут?

Я не сразу сообразила, что она обращается ко мне. Ее внимание к моей персоне начинало пугать, но пока недостаточно сильно, чтобы я решила убежать.

– Полукровка Пандора, – ответила я, а потом пожала плечами.

– Полукровка Пандора, ты сирота? – спросила она, а потом снова завыла: – Несчастное создание, лишенное ласки и заботы, выкормленное и воспитанное существами, неспособным осознать всю прелесть светлого и темного сочетания. Бедное, несчастное, одинокое создание…

То ли у нее интернета не было, то ли она из принципа игнорировала всё, что происходит в мире. Я молчала, изогнув одну бровь и слушая ее вопли, но тут меня пнул Амрэй. Это был довольно подходящий способ напомнить мне, что она преподаватель, а я ученица, и мне стоит ее слушаться, пока она не натравит на меня армию зомби, или как там наказывают некроманты?

Он был прав. Мне хватило лезвия Громвала, нитей силы Флоры, стягивающих позвоночник. Бороться еще и с мертвецами я не собиралась.

– Мои родители служили в армии Фафнира, поэтому они лишены титулов, как Предатели Пятимирья, – сказала я. – Моего отца вы должны знать как Люциана Неверящего.

Голубые глаза Астарты стали стеклянными шарами, лишенными всякого выражения. Она обняла себя руками, подошла ко мне поближе и наклонилась так, чтобы наши лица были на одном уровне. Внимательно глядя мне в глаза, она очень тихо сказала:

– В твоих жилах кровь опасных существ, Пандора-полукровка. Нет темного хуже Люциана. Нет светлой страшней Климены.

Я могла бы ей ответить, что из светлых есть еще Рахель, но прикусила язык и промолчала.

Я могла ей ответить, что у темных есть еще Фафнир, но это я тоже проглотила.

Она выпрямилась, отошла, отворачиваясь от нас. Рука Рэя звучно встретилась со лбом.

– Что? – тихо прошептала я.

– Я пнул тебя, чтобы ты молчала, – прошептал он мне на ухо. – А ты идиотка!

Его зубы несильно прикусили мочку моего уха, и это было не столько больно, сколько ошарашило меня. Выпрямившись так, что даже Флора могла бы меня похвалить, я плотно сжала зубы. Чего это он кусается? Совсем ошалел?

Астарта наконец-то вышла из транса и повернулась к нам. Я не знала, сколько времени мы тут сидим и слушаем ее песнопения, но кажется, сейчас урок пришел к какому-то логичному поворотному моменту.

– А теперь всплакнем, – сказала магистр, протягивая нам руки. – Разойдитесь по сторонам, найдите надгробье и оплачьте мертвого, который покажется вам родным. Плачьте, пока ваши глаза не пересохнут, а потом отправляйтесь домой, мои юные повелители жизни и смерти!

Темные медленно рассосались по кладбищу. Иштар покрутила головой, убедилась, что никого рядом нет, и укоризненно посмотрела на меня.

– Ну ты вообще! – протянула девушка. – Эти имена вслух-то произносить боятся, а ты!

– Всё правильно сделала, сахарок, – Асмодей положил мне руку на плечо.

– Я тоже так считаю, – Персефона согласно сама себе кивнула. – Иначе тебя эти стервы на части разорвут.

– Ну, тогда ладно, – я посмотрела на ребят. – Пошли плакать?

– Я не хочу рыдать, – Асмодей поправил волосы. – Потом лицо будет жутко выглядеть.

– Это учебное задание, Асми, – Иштар встала. – Пошли-пошли, братишка, порыдаем над мертвыми. Кто умеет рыдать? Это я, Иштар, я умею рыдать!

Я засмеялась, глядя на нее. Иштар подхватила меня под руку, и мы пошли вперед. Поплакать не получилось ни у кого. Мы честно пытались – сели на могильники, перебросились парой-тройкой ничего не значащих фраз. Но Иштар, как не старалась вызывать у себя слезы, начинала хохотать, Асмодей ловил зеркалом солнечных зайчиков, и пускал их под ноги Иш. Рэй читал книгу, которую достал из сумки, а я уставилась в телефон Персефоны, разглядывая хваленый ею «Имперский пурпур».