Текст книги "Укрощение рыжего чудовища"

Она думала, что он ей не ответит – так долга была пауза. А потом официант сел напротив.

– Не так, да. Я такого раньше не наблюдал. И таких, как вы… ты, Варя… тоже.

– Понятно… – Варе стало неловко под пристальным взглядом.

И кабинет ресторана вдруг стал смущать. Нашла тоже, где спросить – в этом кабинете. Ведь именно во-о-н в том углу кожаного диванчика Тин ее как-то зажал и грязно надругался, зажимая ладонью ей рот, потому что от острого наслаждения она не могла молчать.

– Бросила бы ты его, Варя… – неожиданно сказал Виталий.

– Я смотрю, коллектив у Тихона Аристарховича на диво дружен и ему очень предан, – нервно усмехнулась Варвара. Она уже жалела, что завела этот разговор.

– Коллектив у нас и в самом деле дружный и слаженный, – серьёзно ответил метрдотель. – И Тихона Аристарховича я лично не первый год знаю. И точно могу сказать, что человек он приличный. Но хорошим девушкам от него одни слезы.

Открылась дверь и в кабинет вошёл Тихон. Его приход прервал разговор.

– О чём речь ведём?

– Меню обсуждаем, – вскочил со своего места Никодим-Виталий.

Но Варя запомнила его слова.

Так бывает, что в жизни иногда случаются странные и неожиданные вещи. Причём, как им и положено, случаются они абсолютно безо всякого предварительного уведомления. Прошло несколько дней. Ничто, как говорится, не предвещало. Они снова ужинали в ресторане. Неожиданно Варя замерла с недонесённой до губ чашкой. И застыла. Тихон заметил ее реакцию. Он обернулся. Они сидели за столиком в общем зале. Варя никак не могла понять, по какому принципу он выбирал столик то в отдельном кабинете, то в общем зале. Вероятнее всего, это обуславливалось целесообразностью и наполненностью ресторана. Тин внимательно оглядел зал и перевёл взгляд на Варвару. В глазах его читался вопрос.

– Варя, в ужастиках с таким выражением смотрят на привидение или зомбака, неожиданно появившегося за спиной.

– Всё нормально, – Варя, как ей показалось самой, убедительно улыбнулась и тряхнула волосами. – Задумалась просто.

– Ну-ну… – многозначительно протянул Тин и еще раз обернулся на посетителей ресторана. – Кто?

– Что, кто? – Варя снова улыбнулась, как ей показалось опять весьма убедительно. На самом деле улыбка вышла деревянной. Лицо застыло, брови сошлись на переносице.

– Кто из посетителей твой бывший?

– У меня не бывает бывших! – Молодец, вовремя вспомнила. К месту.

– Угу. Конечно. Вот у тебя, Варя, как раз это и бывает. На лбу написано. Вот такими… – Тихон раздвинул ладони, показывая размер. – Буквами.

– Ты фантазируешь, Тихон Аристархович.

– Напрочь лишен этой полезной привычки, – отмахнулся Тихий. – Кто он, Варя? Который из них? Вон тот пижон в клетчатой рубашке с бабочкой? Не, маловероятно. Вон тот толстый в сером? Нет, тоже вряд ли. Ага! – Он прищёлкнул пальцами. – Это тип в очочках со знойной брюнеткой?

Да. Именно со знойной брюнеткой. И очки он раньше не носил.

Тихон подвинул свой стул вплотную к ней, прижался плечом к плечу и даже голову наклонил. Словно они секретничать собрались.

– Рассказывай.

– Не хочу, – вышло как-то жалобно.

– Надо, Варя, надо. Сейчас тебе еще кофе принесут, и начнёшь рассказывать.

Варвара в очередной раз попыталась разгадать шифр жестов Тина. Персонал понимал желания владельца по движению его пальцев, бровей и даже позе. И всегда приносили желаемое. Вот и сейчас почти мгновенно, не дав ей удивиться, бармен Лещ, он же Лёша Лещинский, самолично приволок ей здоровенную белую чашку – кофе с молоком. Как любит Тихон Аристархович. Возражать Варя не стала. Отпила сладкий горячий напиток, покосилась на Тина – он кивнул, дескать, рассказывай, давай. Ну и пожалуйста. Было бы что скрывать. Обыкновенная история. Обычная. Ничем не примечательная. Немножко позорная только – самую малость.

Юра Щербаков перевёлся к ним на третьем курсе. И она в него сразу влюбилась. Вот так вот с ходу, с первого взгляда, не пойми за что, а взяла и втюрилась. Юрка, был, конечно, вполне симпатичный – высокий, стройный, улыбчивый. Но ничего особенного. Ничего такого, что объясняло бы, почему и зачем она в него так втрескалась. По уши. Безоглядно. И не взаимно.

Нет, у них с Юрой были замечательные отношения. У Вари со всеми были замечательные отношения – такой уж она человек. Человек и староста. Юра тоже был довольно общителен. Они проводила много времени вместе – учёба, студенческие пирушки, поездки на дачу. Они даже могли станцевать медленный танец, сходить в кино, пообниматься на диване. Но голова и сердце Юры в это время были заняты какой-то другой девушкой. Какими-то всё время другими девушками. Юра даже периодически советовался с Варварой по этому поводу. А вот в Варваре он любовь свою не видел. Она была замечательной подругой, старостой, дочкой одного из лучших травматологов города и вообще своим в доску парнем.

Варя терпела и страдала полтора года. Всё надеялась: заметит, поймёт, догадается. Не догадался. А ее совсем исстрадавшееся терпение лопнуло, и на Новый год в общаге она взяла и просто разделась перед ним. Терять было уже нечего.

Щербаков, конечно, опешил – это было заметно. Но сориентировался на месте быстро. И взял то, что предложили. И сделал в одну ночь Варю безумно счастливой. Потому что она тут же поверила, что ее чувство взаимно. Да и как было не поверить?

У них завязался бурный роман – на удивление всего курса. Но они не стали скрывать свои отношения. Да и зачем? Варя любила. Юра – как она была уверена – тоже. Говорил, что любит. Говорил нужные слова, доказывал свои чувства в постели. Что еще нужно влюблённой девушке?

Так прошёл четвёртый курс. Затем пятый. Самым удивительным для Вари было то, что, оказывается, со временем можно влюбиться в человека еще сильнее. Увязнуть глубже. Хотя раньше казалось, что глубже некуда. А Юра был ровен в отношениях. Он привык к ней, привык к ее любви и обществу, воспринимал Варю как нечто само собой разумеющееся, привычное. Иногда даже с некоторой досадой.

В начале шестого курса у них случился дикий скандал. Теперь, с высоты своего жизненного опыта, Варвара понимала, что стало его причиной. Как и всякой нормальной девушке ей нужна была определённость. Гарантия. Говоря прямым текстом, ей уже хотелось за него замуж. Очень. А Юру всё устраивало и так. Опять же с высоты своего нынешнего жизненного опыта Варя понимала, что нельзя было тогда поступать так, как поступила она. А она припёрла Юру к стенке и устроила допрос. Попыталась дознаться, что он думает, чувствует и планирует в отношении нее. Разговор вышел долгий, бурный, со слезами и упрёками. Но, что самое удивительное, Варя своего добилась. В финале Юра обнял ее крепко-крепко и сказал в макушку, что никуда она от него не денется, и они обязательно поженятся. Только после окончания интернатуры. Ну, или хотя бы института.

И снова в пять минут Юра сделал ее счастливой. Но в этот раз не очень надолго. Варина лав стори прекратилась внезапно и не очень красиво. Даже, в общем-то, постыдно и безобразно.

После Нового года Варвару стал одолевать дискомфорт в интимной зоне. Она грешила на «весёлую молочницу», но самолечение нужного эффекта не принесло. И Варя попросила подругу их семьи, тётю Дашу Тихомирову, акушера-гинеколога и заведующую родильным отделением одного из московских родильных домов, посоветовать ей хорошего гинеколога. Тётя Даша посоветовала, позвонила, договорилась. И Варя пошла на приём. Ничего не подозревая.

Никогда раньше и никогда позже в жизни ей не было так стыдно. Диагноз «трихомоноз» ударил обухом по голове. Да как же… Как же так?! Варя прекрасно помнила еще с лекций по дерматологии и венерологии, что это за заболевание. Пресловутые ЗППП. Болезнь, передающаяся половым путём. И это совершенно не укладывалось у нее в голове. Стыд-то какой. Пришла к знакомому доктору по протекции. Вся такая приличная девочка из хорошей семьи. Дочь одного из ведущих травматологов города. А тут… венерология! А еще над братом смеялась, когда он в дерматовенерологическом отделении лежал. А у Кольки был всего-навсего аллергический дерматит.

– Да вы не переживайте так, Варя, – мягко сказала интеллигентного вида женщина-врач, параллельно расписывая на листочке курс лечения. – Это всё прекрасно лечится, тем более, спохватились вовремя. Но своего полового партнёра предупредите обязательно. Чтобы и он тоже пролечился.

Этот «половой партнёр» Варю окончательно добил. У нее не было полового партнёра! У нее был Юра. Любимый. Единственный. Неужели?..

– Скажите… – Варвара неловко подбирала слова. – Скажите, а могла я этим заразиться… как-то… ну… иным образом? Бытовым? Ведь эта группа называется… заболевания, передающиеся преимущественно половым путём? – блеснула Варя знаниями. И продолжила почти жалобно. – Могло же быть… по-другому? – И она замолкла.

– Могло. – Доктор смотрела на нее с нескрываемым сочувствием. – Бытовым путём – не исключено. Но очень маловероятно. Это надо в бане или бассейне голой попой сесть на чужое полотенце, которым только что весьма активно и тщательно вытирался больной человек. И поёрзать на нём для надёжности. Если такое имело место быть, то… – по паузе и интонации было видно, что врач и сама не верит в такое развитие событий.

Конечно, нет. Варя и сама понимала, откуда она подцепила Trichomonas vaginalis. Юра не любил презервативы, и они перешли на гормональные контрацептивы. Точнее, Варя перешла, чтобы они могли заниматься сексом без кондомов. А теперь… Юра. Юра… Мать твою, Щербаков, как ты мог?!

Он всё отрицал. Но так неубедительно, неискренне, что Варя сразу поняла – это правда. Он ей изменил. И, возможно, не один раз. И почему-то самым ярким чувством стала не обида за обман. А брезгливость. Совал свой член и в Варю, и в кого-то еще… Неизвестно в кого. Противно до тошноты и омерзения. А еще – дикая досада. На Юрку. Тоже мне, будущий врач! А о таких элементарных вещах не подумал! И ко всему прочему – страх. За собственное здоровье. И даже за пресловутую фертильность.

В общем, отношения их прекратились одномоментно и резко. Варя тщательно лечила щербаковский «подарок». Трижды сдавала анализы, причём, не только на трихомонаду, а на всё подряд, на всякий случай – прежде чем окончательно поверила, что «чистая». А потом и почти параллельно – госэкзамены, за ними – интернатура. Удивительно, но она совсем не обращала внимания ни на что – ни на жгучую пустоту в груди, ни на косые взгляды одногруппников, ни на шёпот за спиной, ни на демонстративно понурого Юрия. Варя поставила себе цель – вылечиться. И получить диплом – красный, между прочим! И поступить в интернатуру. И всего Варвара Самойлова добилась. Но душу она лечила еще долго. Предательство любимых оставляет на сердце раны, которые заживают годами.

– Ничего себе… – негромко присвистнул Тихий.

И только тут Варя заметила, что во время ее рассказа он изорвал на мелкие клочки салфетку. Или две. На тарелке белел бумажный сугроб. Тин обернулся и уже совсем с иным выражением посмотрел на беседующую пару за два столика от них.

– С виду на человека похож. А на самом деле – гон*он.

– Тихон!

– Пойду-ка я сожранные вареники растрясу. И руки разомну заодно. – Тин резко поднялся со стула.

И Варя тут же мгновенно сообразила, куда и зачем он собрался.

– Ты с ума сошёл?! Куда?

– Да выкину этого филателиста отсюда.

– Почему филателиста?! – Она схватила его за руку.

– Ну, или сифилитика, – пожал Тин плечами и попытался высвободить ладонь. – Всё время эти слова путаю.

– Тиша! – Варвара не знала, смеяться или плакать. – Сядь, пожалуйста. Он этого не стоит!

– Да он-то, ясное дело, не стоит… – Тин неохотно сел обратно за стол. – А вот в моем ресторане сифилитикам не место. Я и так от санитарной инспекции в последний раз с большими потерями отбился.

– Он тут не единственный… филателист, если что. Я тоже, между прочим… – Тут Варя всё же покраснела, хотя за годы, прошедшие с той истории, вроде бы привыкла и дала событиям правильную оценку.

– Ты… – Тихон оглядел ее внимательно, словно пытаясь заметить что-то новое. – Ты лицо аффилированное, тебе можно. Так что я всё же его выкину, с вашего позволения, Варвара Глебовна. А впрочем, и без оного…

– Тихон, прекрати! Пожалуйста, не надо… – попросила она.

– Жалко тебе его, что ли? – уже раздражённо отреагировал Тихон.

– Не жалко. Просто… просто… ну его к чёрту.

– К чёрту, так к чёрту.

Варя не заметила, чем и как он подал знак. Но очень скоро к столику, где устроился Щербаков со своей спутницей, лихо подскочил Лещ. На подносе красовалась тарелка с тонко нарезанным мясом. И рюмка с чем-то, напоминавшим смородиновую настойку Маргариты Сергеевны. Но цвет, кажется, иной.

– Тиша… – опасливо протянула Варя.

– Спокойно. Это за счёт заведения. Хочу угостить дорогого гостя. Подарок… от шеф-повара. И от меня лично.

Между Лещом и Щербаковым завязался диалог, во время которого бармен указал кивком головы в сторону Вари и Тихона. Юра обернулся. И слегка побледнел. Варя почувствовала, как у нее одеревенела спина. И лишь Тихий, казалось, получал удовольствие от происходящего. Поднял материализовавшийся на столе непонятным и незаметным образом коньячный бокал, отсалютовал и широко улыбнулся Щербакову. Варя Тихона уже немного, но изучила. И чётко ощутила, что такая улыбка не сулит тому, кому она адресована, ничего хорошего. А Юра Тихона не знал. Поэтому ответно и неуверенно улыбнулся, отсалютовал поднесённой рюмкой. И выпил залпом.

Сначала Щербаков пошёл алыми пятнами. Потом белыми. Потом широко раскрыл рот и стал хватать воздух, как выброшенная на берег рыба. Потом вскочил с места, с грохотом уронив стул. И рванул в сторону. Кажется, в направлении туалета.

– Бедный Юрик… – прокомментировал Тихон, разглядывая этот спектакль одного актёра сквозь коньячный бокал.

– Ты что натворил?! Что ему налили?!

– О-о-о… Это такая штука, Варенька, – усмехнулся Тин и подмигнул знойной брюнетке, которая сверлила его взглядом. – Сейчас расскажу. Мы прошлой осенью со Славяном в Таиланд ездили. Ну, там всякие пип-шоу, Волкинг-стрит, все дела, ты понимаешь?..

Варя нетерпеливо кивнула, не поддавшись на провокацию.

– А в последний день мы на рынок выползли. Рося фруктов каких-то экзотических набрал, а я на перчики глаз положил. Красивые такие перчики, яркие…

– Господи… – выдохнула Варя.

Тин в ответ коротко хохотнул.

– В общем, Михал Саныч эти перцы сразу забраковал. А Марго – женщина хозяйственная. Жаль ей было выкидывать, тем более, хозяин из такой дали припёр. В общем, она настойку на них поставила.

– Тиша, у него же язва желудка от такого напитка может образоваться!

– Да не будет ничего твоему ненаглядному, – раздражённо фыркнул Тин. – Я эту настойку пробовал.

– И как? – едва выдохнула Варя.

– А у нас тогда как раз ремонт был, я закрывал ресторан на две недели – после очередных разборок с санинспекцией. В общем, вода была перекрыта. И тут я этой настоечки пригубил…

Варя не заметила, как непроизвольно начала улыбаться.

– И-и-и?

– И-и-и Михал Саныч, Марго и Лещ при каждом удобном и, особенно, неудобном случае теперь припоминают мне, как я воду из унитазного бачка лакал, – усмехнулся Тихон. – Забористая штука, короче. Марго сказала, что такой тараканов травить зашибись получается – она дома попробовала. А вон и бедный Юрик вернулся, – резко переключил он ее внимание. – Видать, тоже из бачка водицы испил.

Варя обернулся. Щербаков был бледен, он что-то сказал своей спутнице, и они стали резко собираться на выход. Тихий от доброты душевной помахал им своей немелкой лапкой, но его щедрый жест не оценили. Пара быстро пошла к выходу из зала.

– Он напишет на тебя жалобу!

– Пусть попробует. Хоть поржу.

– А о репутации ресторана ты не подумал? – предприняла Варя последнюю попытку вразумить Тихого.

Мнение по данному вопросу Тихон выразил еще одним громким фырканьем. Варя признала своё поражение в споре, отобрала у него бокал, пригубила коньяк. Однако в пузатом бокале плескался холодный сладкий чай.

– И всё равно зря ты это сделал… – негромко вздохнула.

– По-моему, ты обзавелась из-за этого придурка такой штукой… на букву «ф».

– Филателией?

– Не. Фобия, во! Фобия подлых придурков.

– Нет у меня никакой фобии. Отвези меня домой.

Он выказал намерение проводить ее до квартиры.

– Какао не будет. Я не в настроении. – Голос Вари прозвучал неожиданно резко.

– А я всё равно провожу. Мало ли… Вдруг ты по дороге передумаешь.

Они поднялись по лестнице и остановились у дверей Вариной квартиры.

– Я не передумала. Устала и хочу спать.

– Дело хозяйское, – ответил Тихон, не вынимая рук из карманов. – Созвонимся, – кивнул он. – Пока. – По лестнице зазвучали быстрые шаги.

Ключ леденил Варину ладонь. Варвара резко повернулась к двери и вставила ключ в замочную скважину, прислушиваясь к утихающему звуку шагов. Повернула ключ. И сама не поняла, зачем, но…

– Тиша… – позвала она тихо.

Нет, он уже не услышит. Он уже спустился на два пролёта. Или три. Или четыре.

Шаги зазвучали громче. И медленнее. Подниматься ведь труднее, чем спускаться.

А она стояла и ждала. Тихон вернулся.

– Передумала? – спросил он хмуро.

– Да, – негромко ответила она.

Он подошёл почти вплотную. Но не касался.

– Учти, сопли вытирать и жалеть не буду. Никаких сюси-пуси, обнимашек и «я тебя так понимаю». За этим к подружке.

– И не надо. Всё, что мне от тебя нужно – грязный и развратный секс.

Он прижал ее к себе – резко и сильно. Прильнул губами к виску.

– Вот это я могу. Я только это и могу. Это мой профиль, можно сказать.

Он сказал это в своей обычной манере – нагло, уверенно. Но в конце фразы ей почудилась вдруг нежность. Или даже… отчаяние?..

Нет. Ей это не нужно. Она не хочет этого слышать. Ей это просто показалось. Это же Тин.

– Хватит болтать! – Варя нажала на дверную ручку и втолкнула Тихона в прихожую. – Меньше слов, больше дела, Тихон Аристархович.

Действие восьмое

Герои начинают осознавать весь ужас положения, в котором оказались.

В авторской суфлёрской будке поигрывают трёхцветным фонариком, временно заимствованным из музея театра на Таганке. Наконец врубают белый цвет и начинают им часто мигать. Где экспрессия, черт подери, где она?!

Варя всё ждала от него какого-то слова. Намёка. Подсознательно ждала, что он обмолвится о своих планах на Новый год. Думала… надеялась… что вместе… Но наступил и покатил декабрь. Ёлки, гирлянды, новогодняя атрибутика везде и повсюду. И только к середине месяца Тихон как ни в чём не бывало оповестил о своих планах на Новый год. Безо всякого предвкушения, а, скорее, с усталостью и раздражением. А ведь она могла бы и догадаться.

Новогодняя пора – время Большого Бабла для столичных рестораторов. И Тихон не был исключением. Корпоративы. Новогодние вечеринки. Для Тина декада перед Новым годом и праздничные дни были периодом интенсивнейшей работы. Если и праздник, то труда. У трактирщиков Первомай переквалифицировался в Первоянварь. И всю новогоднюю ночь Тихон уже не один год проводил на ногах. Точнее, и на ногах, и на колёсах – разъезжая между своими ресторанами.

Ну и славно. Варя выдохнула и прекратила фантазировать на эту тему. И на тему новогоднего подарка Тихому заодно. Всё равно в последнюю декаду декабря они почти не виделись – зато работа с лихвой компенсировала отсутствие Тихого в Вариной жизни и с утробным чавканьем пожирала всё доступное время. Варя дала «добро» родителям на приглашение встретить Новый год с ними, дома. И Коля с Любой будут. Настоящий семейный праздник.

А настроение в новогоднюю ночь у нее не заладилось. Стол – замечательный. Все веселы. На Варе новое платье, которое куплено для других целей и для другого человека, а на семейном празднике проходит «обкатку». Отец и брат обозвали платье «слишком ярким», невестка оттопырила большой палец. Значит, «обкат» прошёл удачно. Лишь задумчивый взгляд матери не вписывался в общую картину, но Варя это старательно проигнорировала. Как игнорировала многое в последнее время.

И вроде бы начиналось всё так замечательно. Они с Любой помогли маме. Проводили Старый год. Все дружно подсмеивались над Любой, над тем, как она выпрашивала у Коли глоток шампанского, как мазала мёдом канапе с мидиями. В очередной раз поспорили по поводу имени еще нерождённой девочки. Снова не сошлись во мнениях, а Колька пригрозил назвать дочь Доздрапермой. Жена брата стала центром разговора за их семейным столом – и ведь это было неудивительно: Люба ждала малыша. Ребёнок должен родиться в конце февраля – начале марта.

Люба была весела, добродушно отшучивалась и смеялась со всеми. И вообще выглядела очень хорошо. Говорят, ожидание чуда рождения ребёнка красит женщину. Варя видела немало совершенно противоположных примеров – среди числа одногруппниц. Но Любава буквально цвела – здоровый румянец, новая плавность в движениях и свет. Какой-то удивительный свет в ее и без того нереальных синих глазах.

Уже к полуночи Варя поняла, что ревнует. Ревнует свою семью к жене брата. А ведь у них с Любавой замечательные отношения, и Люба чудесная, и с братом у них такая семья, и… И сейчас Варвара хотела быть на ее месте. В окружении любящих людей, которые вместе с ней ждут чуда рождения новой жизни. И чтобы рядом был мужчина, который так любит. Надёжный, как скала. Верный, преданный, родной. С которым не страшно ничего, и за которым и в огонь, и в воду.

Нет таких. Больше нет. Колька, наверное, последний. И вообще стыдно завидовать собственному брату, его жене и их семейному счастью. Конечно, стыдно. Но настроение Варе это нисколько не улучшило. Еще только усугубило нуарные тона.

После часа ночи Люба зевнула и засобиралась домой. Но родители авторитарно оставили их всех у себя. Ушла спать будущая мама. За ней отправилась отдыхать и мама настоящая – мама Николая и Варвары Самойловых. А дети Самойловы вместе с отцом остались еще на час за праздничным столом смаковать армянский коньяк двадцатилетней выдержки и разговаривать. Разумеется, на профессиональные темы. Это несколько улучшило Варе настроение, но общий грустный осадок новогодней ночи не перебило. Заснула Варвара около трёх часов ночи. В семь утра ее разбудил телефон.

В эту новогоднюю ночь его останавливали на дороге трижды. Вот что за напасть такая, а?! Нет, он в каждом ресторане на правах радушного хозяина – тусовался потихоньку во многих компаниях, то там, то сям – везде, где были знакомые. Поздравлял, обнимал, целовал. Рассказывал анекдоты, смеялся ответно. И обнимал вешающихся на него нетрезвых дам, и возвращал поцелуи. И выпивал со всеми желающими. Лещ только успевал подливать в коньячный бокал из заготовленного еще с полудня кувшина крепкий сладкий чай. А потом Тихон садился в машину, заводил мотор, стирал с себя помаду и чужие слюни, кидал в рот пару долек мандарина из стоящего рядом на пассажирском сиденье пакета и ехал дальше.

Первый раз он откупился «красненькой». Второй раз заставили дышать в трубку и долго и разочарованно смотрели на прибор. Да трезвый он, трезвый! Но ему предложили проехать на освидетельствование в наркологический диспансер. Снова пришлось откупаться. В третий раз, уже под утро, когда Тихон возвращался домой – он просто сгрёб с сиденья пакет с остатками мандаринов и вручил его патрульному со словами:

– С наступившим, товарищ лейтенант.

То ли рожа у Тина была вконец замученной, то ли в виде новогоднего чуда ему попался порядочный гаишник, но Тихона отпустили. Презентованные мандарины приняли, счастливого пути пожелали и отпустили. И в седьмом часу утра он был уже дома. Неужели эта проклятая бесконечная новогодняя ночь закончилась?

Сил не было даже на то, чтобы принять душ, хотя Тин весь пропах женскими духами, петардами и ароматами с кухни. И это раздражало. Но усталость оказалась сильнее. Стоя бы не заснуть. Или в процессе стягивания штанов. Ведь весь день на ногах, и всю ночь на крепком чае и энергетиках. Нагнулся, стаскивая носки. Когда распрямился, перед глазами посыпались зелёные пятна. Всё, спать. Спать, спать, спать… До самого вечера.

Но принятие горизонтального положения оказало совершенно обратный эффект. Сон куда-то делался. Вместо него пришли какие-то… видения? Воспоминания? Мечты?

Розовая звезда женской ладошки с коротко остриженными ногтями на его груди. Пальцы зарываются в короткие завитки, ноготки слегка царапают кожу. Нимб золотых волос раскинулся по синей простыне. Глаза крепко зажмурены, а с приоткрытых губ – рваным ритмом жаркое дыхание. Небольшая упругая грудь. Райское яблоко, что само просится в руку. Крутой изгиб бедра, нарочно такой, чтобы сжимать руками и не давать ей отстраниться. Так ведь не отстраняется же. Прижимается.

Совсем не такая, какие ему всегда нравились. Начиная от цвета волос и заканчивая размером груди и ростом. И крошечные ступни с маленькими пальчиками – почти детские. Их целовать хочется. Но нет уж, дудки! Только этого не хватало.

А еще она хирург, подумать только. После всего… хирург. У него напрочь отказал инстинкт самосохранения, видимо. А едкие колкие реплики! И нечастая мягкая беззащитная улыбка. И голубые глаза, в которых – ум, юмор, смех. И что-то еще… Нежность. Дурацкая нежность, которая ему просто мерещится! Которой там быть не должно. Которая ему не нужна.

Старательно не думая о том, что делает, Тихон берёт с тумбочки телефон. И всё так же бездумно набирает сообщение: «Спишь?»

Ответ приходит довольно быстро, спустя минуту.

«Уже нет».

«Разбудил?»

«Первое января. Семь утра. Тебе место в лиге злодеев. Ты подлец, Тихий!»

Он довольно усмехается.

«Я предупреждал. С Новым годом, Вареничек».

«А до обеда это не могло подождать?»

«Не могу заснуть. Только домой приехал».

Варя раздумывает над ответом. Только приехал? Откуда? И, интересно… один? И тут приходит еще одно сообщение.

«Спой мне колыбельную».

Она улыбается, сонно щурясь на экран телефона. Никогда бы не подумала, что в семь утра первого января можно улыбаться.

«Тихо(н) в лесу…»

:))))

«Только не спит барсук…»

«Барсук сегодня затрахался. Причём отнюдь не в буквальном смысле».

Сердце Вари ёкает от этих слов. Но она не комментирует. Не выходит из образа. Пишет слова колыбельной:

«Лапы свои он повесил на сук…»

«Спасибо, что лапы:)».

«Читай молча!»

Он тоже улыбается. Уже очень сонно.

«Продолжай».

«Лапы свои он повесил на сук. И тихо танцует вокруг. Трам-пам-пам».

Варя сделала паузу. Ответа не было. И она быстро набрала еще одно сообщение: «Спокойной ночи. Или дня). В общем, сладких снов. И с Новым годом, Тиша».

На другом конце города в стандартной двухкомнатной квартире на широкой кровати сладко спал русоволосый мужчина. В его большой ладони был зажат смартфон, а на губах так и осталась мягкая улыбка.

Ракитянский Варе не нравился. Не нравился вопреки его подчёркнутой любезности и благожелательности. Именно из-за нее даже. Он был воплощением того, что Варя чувствовала спиной. Или тем местом, что ниже. Которое имеет уникальную способность «чуять» неприятности – способность, никак не обоснованную с точки зрения физиологии, но неоспоримую.

И Варвара чувствовала, как все вокруг Тихого буквально замерли в ожидании. И даже ставки уже сделали. И ставок больше нет. Осталось лишь ждать. Когда завершит свое вращение круг рулетки. Когда остановится волчок. Когда Тихому надоест.

Косые взгляды. Легкие усмешки. Снисходительный тон. Ты тут временно, девочка. Да, всё так. Временно. И надо уходить. Самой. Первой. Но не получается. Совсем не получается.

Сегодняшним вечером Ростислав снова почтил их своим присутствием. И не один, а в компании очередной модельного вида девицы из инкубатора пластической хирургии. В этот раз, для разнообразия, брюнетка. Зато Ирэна. Ни больше и ни меньше.

Спустя десять минут напряженного разговора, во время которого Тихон и Ростислав на повышенных тонах выясняли какие-то рабочие моменты, связанные с уставными документами, а Ирэна томно пила коктейль, Варя рассвирепела окончательно. В конце концов, это просто невежливо! И вообще… Похоже, ею овладел инстинкт саморазрушения.

– Мальчики, а что бы вам не обсудить свои дела в другом месте? Насколько я в курсе, у Тихона Аристарховича тут рабочий кабинет имеется? А мы с Ирэной пощебечем без вас о своём, о девичьем.

Рося замолчал на полуслове. Брюнетка поперхнулась коктейлем. Тин свёл брови и после напряженной паузы резко встал.

– И то верно. Слава, пошли. У меня там и документы под рукой.

Варя задумчиво провела пальчиком по кромке бокала. И снова реакция Тихона ее озадачила. Чего ждала? Что огрызнётся? Что поставит на место? Наверное, да. А он продемонстрировал ей свое раздражение. Как-то неуловимо дал понять, что ему неприятно было. Но только ей. Похоже, это почувствовала только Варя. Для всех остальных Тин выглядел удивительно послушным зайчиком.

– Круто ты с ним! – выдохнула брюнетка, едва мужчины ушли.

– Надоели, – деланно беспечно пожала плечами Варвара. В один глоток допила коктейль и практически почувствовала, как Лещ за барной стойкой у нее за спиной принялся смешивать ей новый.

Да, так и есть. Подошёл, протягивает с улыбкой. Вот Лёша ей нравился. У него дружелюбная улыбка. Искренняя. Говорят, бармены все хорошие психологи. Наверное, так.

Варя отсалютовала бокалом девушке напротив. Пригубила. И спросила вдруг у Ирэны:

– Тебя как зовут на самом деле, Ирэнушка?

Та задрала нос и пожала точёными плечиками с тонкими лямками откровенного платья. И вроде бы смутилась. И ответила тихо.

– Галя. Галина.

– Красивое имя, – подбодрила собеседницу Варя. – Ты на кого училась, Галочка?

Ответ Варвару изумил.

– Я два курса в медицинском колледже отучилась. Потом бросила.

– Ух ты! – почти искренне восхитилась Варя. Вот так вот и суди о людях по первому впечатлению. – Почти коллега. А на кого именно?

– Сестринское дело, – всё еще с видимым смущением ответила Галина. – Хотела стать процедурной сестрой.

– Почему же не стала?

– Да так… – поморщилась девушка. – Не сложилось, в общем.

Но Варя не отставала. Стала выспрашивать об учёбе, дисциплинах, педагогах. И спустя десять минут девушки уже оживлённо обсуждали курс анатомии и физиологии человека. Причём, для Ирэны такая тема беседы была совершенно неожиданной, но красивая темноволосая девушка с видимым удовольствием вспоминала заковыристые термины и забавные случаи из своей учёбы. Именно благодаря увлекательной беседе барышни не сразу сообразили, что их тет-а-тет затянулся.

– Они там уснули, что ли? – Варвара встала с места.

– Варь, да не лезь ты к ним. И без них хорошо, – как-то даже почти просительно произнесла Галя.

– Ну как это «не лезь»? – Варе захотелось уронить на бок волчок. – Если такие занятые, то нечего было девушек на ужин приглашать.