Текст книги "Сделка обреченных"

4

Начальник оперативного отдела службы безопасности Гастон Бурже был единственным человеком, который вызывал у Алана Гравье искреннее восхищение. Двухметровый гигант с плечами необъятной ширины и бицепсом, на полтора сантиметра превышавшим официально объявленный размер бицепса Арнольда Шварценеггера, казался несокрушимой громадой, лишенной чувств и мыслей. Однако именно Гастон был автором самых тонких идей, которые выливались в изящные операции. Его мозг работал как безотказный механизм, выдавая неожиданные решения и закручивая комбинации, которым мог позавидовать автор детективных романов.

Вот и сейчас, нависая над столом, Гастон Бурже докладывал Гравье о том, что его люди нашли русского, скрывшегося из квартиры Поля Госсе.

– Ему удалось затесаться в толпу, и агенты полиции потеряли его из вида. Они бы нашли его. Но тут случилось неожиданное: его сбила машина.

– Сбила машина! – ужаснулся Гравье, хотя по тону собеседника понял, что речь не идет о серьезной аварии.

– Да, но все обошлось. Хотя, по словам охранников ресторана Laperouse, он потерял сознание.

– Охранники вызвали «Скорую помощь»?

– Нет. Русского уложили в машину, которая его сбила. Эта машина принадлежит модельеру Лизе Вальдман. Она представляла в этот вечер свою коллекцию одежды в Laperouse. Мадемуазель Вальдман сообщила охранникам, что отвезет сбитого ею человека в больницу.

– Но ни в одну больницу он не поступил?

Бурже кивнул.

– А что говорит об этом происшествии мадемуазель Вальдман?

– С ней поговорить не удалось. – Бурже поднял голову и взглянул Гравье в глаза. – Мои люди не застали ее дома. Ее вообще никто не видел. После демонстрации коллекции состоялся банкет. Но мадемуазель Вальдман и на него не приехала. По словам сотрудников ее компании, на телефонные звонки не отвечала.

– А с кем она живет?

– С тетей, – ответил Бурже, заглянув в бумаги. – Варденой Вальдман. Но она не знает, где племянница. По ее словам, вечером, после показа коллекции, мадемуазель Вальдман приехала домой. Но это было поздно. Утром, когда Вардена Вальдман спустилась в салон, племянницы уже не было. Машины в гараже тоже не было.

Гравье поднял голову и встретился глазами с Бурже.

– Вы хотите сказать, Гастон, что этот русский взял ее в заложники?

– Он мог ее запугать и заставить отвезти себя на конспиративную квартиру. Или на границу. Вероятно, у них есть какое-то окно.

– Где ему проще всего перейти границу?

– Если он агент российской службы безопасности, то ему проще всего уходить из марсельского порта. Там всегда есть российские суда и поддержка консульства. Мы возьмем под контроль все трассы. А вы, мсье, можете связаться с Марселем и поручить провести поисковую операцию в порту и досмотр русских судов…

– Поисковую операцию провести можно! – перебил Гравье. – Но я не буду возражать против того, чтобы этот парень убрался из страны. Не забывайте, Гастон, главное сейчас – сорвать планы русских и помешать им предать гласности документы по операции «Каталина».

Бурже закурил, не спрашивая разрешения. Он был одним из немногих людей, кому разрешалось курить в кабинете Алана Гравье.

– Впрочем, вы правы, – продолжил Гравье. – Наши предположения могут оказаться неверны, а контролировать ситуацию мы обязаны. И потому постарайтесь понять планы этого русского. Если они совпадают с нашими, не препятствуйте ему. В противном же случае его придется либо арестовать, либо ликвидировать.

Бурже задавил сигарету в пепельнице, собрал бумаги и поднялся.

– Я вас понял, мсье.

– Да, Гастон. – Гравье поднял вверх палец, и Бурже остановился. – Не забудьте о мадемуазель Вальдман. Если верить сегодняшней Parisienne, она восходящая звезда нашей индустрии моды. Франция не простит нам гибель национальной героини от руки иностранного агента.

Бурже кивнул и вышел из кабинета.

5

«Неисповедимы пути твои, Господи!» – вспомнила Лиза, глядя в иллюминатор на дома с плоскими крышами и дороги, забитые машинами. Думала ли она, что всего через неделю после поездки к Аврааму Ашинзону вновь будет сидеть в салоне самолета, летящего в Израиль? Но, похоже, выбора у нее не было. Единственным человеком, который видел, как люди гестапо выносили из вагона Восточного экспресса мертвое тело, был Лео Ашинзон, молчаливый брат Авраама. Сейчас Лиза проклинала себя за то, что не поговорила с ним во время первой поездки в Иерусалим. Как она могла проявить такую беспечность? Сидела бы сейчас в своем уютном кабинете, а не в брюхе этой непонятно по каким законам летящей громады. Лиза покосилась на Андрея. Тот по-прежнему лениво перелистывал журнал, разглядывал глянцевые фотографии футболистов. Неужели он настолько доверяет всей этой технике? Похоже, что так.

Сначала они решили, что в Иерусалим Лиза полетит одна.

– Мне границу не перейти, – сказал Андрей. – На мне висит обвинение в убийстве. Как только я куплю билет на самолет, меня возьмут.

Лиза согласно кивала. Все верно. Конечно, возьмут. Если не при покупке билета, то в аэропорту возьмут точно. Но лететь одной ей очень не хотелось. Пугал не столько полет, сколько встреча один на один с мрачным и молчаливым Лео. Лиза вспоминала ненавидящий взгляд серо-голубых глаз, и с каждой минутой ей все меньше хотелось встречаться с Ашинзоном-старшим. Нет, она должна вытащить Андрэ в Иерусалим. Но как?

Идея пришла неожиданно. Лиза даже удивилась, настолько все оказалось просто.

– Мы полетим вместе, – сказала она. – Вылетим из Дюссельдорфа. Или из Кельна. А в Германию я тебя вывезу в багажнике своей машины.

Андрей молча посмотрел на Лизу так, будто она предложила ему лично родить двойню. Казалось, он размышлял, откуда в этой хрупкой девушке с мягкими чертами лица столько авантюризма.

– Ты сошла с ума? – наконец, сказал он. – Как это «вывезешь в багажнике»?

– Вывезу в багажнике, – повторила Лиза с такой интонацией, будто перевозить людей в багажнике через границу было не просто обычным, но и любимым ее занятием. Она покосилась на молчащего Андрея и пояснила: – Машины на границе не досматриваются. Пограничники только проверяют документы у водителя и спрашивают, не перевозит ли он что-то недозволенное. Багажник никто не открывает. Понимаешь? У нас же Евросоюз. Открытые границы. Доверие гражданам. Единое пространство.

Гордая своей сообразительностью, Лиза улыбнулась. В ее улыбке сквозила снисходительность жительницы свободной Европы к человеку, проведшему всю жизнь в условиях диктатуры. Видишь, как у нас все просто, словно говорила она.

– А если откроют? – осторожно поинтересовался Андрей.

Лиза растерялась. Что значит откроют? С чего это вдруг пограничникам открывать? Она сто раз пересекала границу, и никогда никто не интересовался содержимым ее багажника. «Он недоверчив, как все русские, – подумала она. – Все-таки их тоталитарное прошлое сказывается».

– Не откроют, не беспокойся! – Лиза решительно мотнула головой. – Границы стран Евросоюза прозрачны, и потому нет никаких досмотров.

– А как я улечу из Германии? – усмехнулся Андрей. – Если у вас все так прозрачно, то данные обо мне будут в компьютерах полиции не только Франции, но и Германии.

«Он прав, – подумала Лиза. – А я – дура». Но ей очень не хотелось ни отступать, ни лететь в Иерусалим одной. Не хотелось, вероятно, так сильно, что мудрые мысли приходили в голову одна за другой.

– Проблема Евросоюза в этом и заключается, – улыбнулась Лиза. – С одной стороны – полное единство, с другой – полная независимость. И потому машины на границе не досматривают, но данные о тебе в полицию Германии поступят не раньше чем через две недели. Я недавно об этом в газете читала.

– Так, может быть, после статьи в газете полиция учла критику, – заметил Андрей.

– Ничего она не учла, – беззаботно отмахнулась Лиза. – Когда это полиция учитывала критику? Мы переедем границу, ты вылезешь из багажника, мы доедем до Дюссельдорфа и улетим в Иерусалим. Вот и все. Просто и понятно. Если ты согласен, выезжаем завтра на рассвете.

Андрей помолчал несколько секунд, затем так же молча кивнул. Терять ему нечего. Попытка незаконного перехода границы – сущий пустяк по сравнению с обвинением в убийстве Госсе. Ну, добавят ему к пожизненному заключению пару лет. Подумаешь.

До границы они добрались за восемь часов с одной остановкой в Сен-Дизье. Уже к четырем пополудни мимо окон длинного «Ситроена» промелькнул дорожный указатель, сообщающий, что до контрольно-пропускного пункта осталось три километра. Лиза остановила машину. Андрей перебрался в багажник.

– Только спокойно, – напутствовал он бледную Лизу. – Ты же сказала, что границы открыты и багажники не досматривают. Значит, так оно и есть.

Лиза кивнула, чувствуя, как холодеют руки. Чем ближе она подъезжала к КПП, тем страшнее ей становилось. С чего вдруг ей в голову пришла такая идиотская мысль? Почему она решила, что на границе не проверяют багажники машин? Потому что ее несколько раз пропустили без досмотра? Ну и что? Значит, ей просто повезло! Значит, это какой-то частный случай? Как же могут на границе не досматривать машины? Граница есть граница. А если сейчас их поймают? Что она будет говорить? Что не знает Андрея и не представляет, когда именно этот человек попал в багажник ее машины? Нет, этого она не сделает. На такое она не решится. Хотя Андрей, конечно, будет утверждать, что все произошло именно так. Но она скажет правду! Она никогда не простит себе такого предательства. Значит… Значит, ее отправят в тюрьму. Господи, только не в германскую!

Подчиняясь сигналу регулировщика, Лиза завела машину в узкий коридор, ограниченный с двух сторон полосатыми столбиками. Вдоль столбиков к машине двигалась кудрявая блондинка в темно-зеленой подогнанной по фигуре форме. Подойдя ближе, блондинка улыбнулась и сделала знак опустить боковое стекло. Лиза взялась за ручку. Блондинка протянула руку.

– Passcontrolle! Papiere, bitte!

У Лизы затряслись руки и бешено забилось в груди сердце. Господи! Что это с ней? Осознание того, что это ее последние минуты на свободе? Или генетическая память, заставляющая любого еврея вздрагивать при звуках немецкой речи? Лиза метнулась к сумочке, но ее на переднем сиденье не оказалось. Конечно, ведь на переднем сиденье только что сидел Андрей. Лиза бросилась назад, преодолевая сопротивление натянувшегося ремня безопасности. «Сейчас она обо всем догадается, – думала Лиза, копаясь в сумочке и посматривая на блондинку. – Сейчас она спросит себя: а почему сумочка этой француженки не лежала на переднем сиденье?»

Но блондинка молча ждала, и с ее лица не сходила приветливая улыбка. Лиза выхватила паспорт и подала в открытое окно. Блондинка раскрыла синюю книжицу и углубилась в ее изучение. Дважды она переводила взгляд с фотографии в паспорте на Лизу и наконец сказала:

– Мадемуазель Вальдман?

Лиза кивнула, не в силах выдавить из себя ни звука. Блондинка бросила задумчивый взгляд на машину. «Вот оно – начало конца!» – подумала Лиза. Она бы с удовольствием включила заднюю скорость и укатила на французскую территорию до того, как блондинка произнесет страшную фразу: «Откройте, пожалуйста, багажник», но сзади ее подпирал массивный «Мерседес», за которым стояли еще три машины.

– Bitte! – Блондинка протянула Лизе паспорт. – Willkommen in Deutschland!

Не веря своему счастью, Лиза взяла паспорт и кивнула блондинке:

– Merсi, mademoiselle!

Шлагбаум поднялся, и длинный «Ситроен» медленно въехал на территорию дружественной державы. Лиза придавила педаль, стараясь одновременно не спешить, чтобы не нарушить правила движения, и поскорее убраться подальше от опасной границы. Десять минут она гнала машину по почти пустынной дороге, затем остановилась на обочине.

Андрей выбрался из багажника и прошелся по траве, разминая ноги.

– Действительно, не проверили, – сказал он, и в его голосе звучало искреннее удивление.

«Он был готов к аресту, – ужаснулась Лиза. – Он не поверил, что машины не досматриваются. И все-таки согласился рискнуть. Странные люди эти русские».

До Дюссельдорфа доехали без приключений и уже в половине третьего ночи поднялись на борт лайнера, совершающего регулярный рейс по маршруту Дюссельдорф – Тель-Авив. Утомленный волнениями и долгим переездом, Андрей заснул сразу после взлета, а Лиза, уверенная в том, что за летающей махиной нужен глаз да глаз, ворочалась в кресле, изводила стюардесс просьбами, но, решив в конце концов, что безопасность полета не в последнюю очередь зависит от их настроения, притихла. Перед посадкой Андрей проснулся, взглянул на светлеющее небо за бортом и взялся за журнал.

…Самолет коснулся колесами земли, и Лиза облегченно вздохнула. Теперь можно подумать о делах земных. Беседа с Лео Ашинзоном представлялась ей неразрешимой проблемой. Вновь и вновь она вспоминала его упорное молчание во время завтрака. Узнает ли он Лизу? Захочет ли вообще говорить с ней? Тем более углубляться в тяжелые воспоминания.

До Иерусалима они добрались на такси. Когда машина въехала во двор дома Ашинзонов, у Лизы защемило сердце, словно она вернулась на родину после долгой разлуки. «Что это со мной? – подумала она. – Я была здесь всего один раз. Всего одни сутки. Да и попала я сюда совершенно случайно. Откуда такая сентиментальность?» Дверь открыла Рахель, заинтригованная телеграммой Лизы о неожиданном визите. Одета она была все в то же строгое синее платье и выглядела осунувшейся и чуть постаревшей. Рахель приветливо улыбнулась Лизе и церемонно раскланялась с Андреем, который галантно щелкнул каблуками и склонил голову.

В гостиной ничего не изменилось. Все тот же запах ванили и болотной травы, ярко-желтые занавески и тяжелая мебель красного дерева на прежних местах. Лиза и Андрей сели на диван. Рахель принесла поднос, на котором стояли графин лимонада и три бокала, и села в кресло напротив.

– Рахель… – начала Лиза и взглянула на Андрея. Тот невозмутимо разливал лимонад по бокалам, и Лиза поняла, что все объяснения предстоит давать ей. – Вы знаете, что Авраам попросил меня приехать сюда в прошлый раз, чтобы рассказать об исчезновении моего деда 12 апреля тридцать пятого года?

Рахель кивнула.

– С тех пор мы с моим другом Андреем Соколовым пытаемся разгадать эту тайну. Мы нашли кое-какие материалы, которые могут пролить свет на то, что произошло в вагоне Восточного экспресса.

Рахель кивнула еще раз, демонстрируя чудеса выдержки.

– Но нам надо поговорить с Лео. – Лиза подняла глаза на Рахель и пояснила: – Нам надо понять, что именно произошло в этот день на станции Фюрстенвальде.

Рахель закусила губу и покачала головой. Лиза молчала, ожидая более определенной реакции. Рахель тяжело вздохнула.

– Боюсь, что это невозможно, Лиза, – едва слышно проговорила она.

– Невозможно? Но почему? Он не станет говорить с нами?

– Лео болен, – сухо проговорила Рахель.

– Болен? – Лиза скомкала в кулаке платочек. – Мы можем подождать, пока он поправится.

– Вы меня не поняли, Лиза. – Голос Рахели звучал по-прежнему сухо и официально. – Лео болен неизлечимо. У него тяжелая душевная болезнь, и он не общается с посторонними людьми.

В салоне повисла напряженная тишина. Андрей поднял с подноса бокал с лимонадом, который звякнул неожиданно громко.

– Что же делать? – Лиза смотрела на Рахель умоляющим взглядом.

– Боюсь, Лиза, вам в ваших поисках придется обойтись без показаний Лео.

– Речь идет не о показаниях, – сказал Андрей. – Мы хотели всего лишь попросить его вспомнить о том…

– Вряд ли Лео способен хоть что-то вспомнить, – перебила Рахель, глядя в сторону. – К тому же, как я уже сказала, он не беседует с посторонними людьми.

Рахель замолчала. Лиза и Андрей тоже не произнесли ни слова.

– Это совершенно исключено, – сказала Рахель, словно следуя каким-то своим мыслям. – В присутствии посторонних он нервничает, злится и замолкает.

– Но ведь вы не посторонняя, – заметил Андрей. – Вы могли бы поговорить с ним.

– Я? – Рахель впервые подняла глаза на Андрея.

Лиза взглянула на Андрея глазами, полными обожания и преданности. Наверное, так смотрел молодой физик на внезапно вошедшего в комнату Альберта Эйнштейна.

– Я не посторонняя, это верно, – кивнула Рахель и перевела взгляд с Андрея на Лизу, словно приглашая ее оценить появившийся выход из безнадежной ситуации.

– Пожалуйста, Рахель! – В голосе Лизы появились молящие нотки.

Израильтянка вновь перевела взгляд на Андрея, и Лиза поняла, что мозговым центром их маленькой компании она уже считает его.

– Ну, хорошо. А что я должна спросить?

– Разглядел ли он людей, которые вышли из вагона Восточного экспресса в Фюрстенвальде?

– Разглядел ли он людей? – задумчиво повторила Рахель.

– Не было ли среди них моего деда, переодетого в форму германского офицера? – пояснила Лиза.

Рахель резким движением развернулась к ней.

– В форму германского офицера?! Ваш дед?

Лиза молча выдержала взгляд и кивнула. Рахель помедлила и встала, по-балетному прямо держа спину.

– Хорошо. Я постараюсь сделать это для вас.

Рахель вышла из гостиной. Андрей и Лиза остались одни.

– Как ты думаешь, у нее получится что-нибудь? – спросила Лиза.

Андрей улыбнулся.

– Не думай об этом. – Он протянул ей бокал. – Выпей лимонаду. Говорят, в Израиле надо больше пить.

– Не хочу, – Лиза мотнула головой, – мне сейчас не до рекомендаций диетологов.

Андрей в два глотка осушил бокал, протянул руку за графином, но дверь гостиной открылась, и вошла Рахель. За руку она вела Лео Ашинзона, который старательно отворачивался от гостей и что-то бормотал все время, пока Рахель вела его к дивану.

– Он согласился посидеть с нами, – пояснила Рахель, усаживая Лео на диван.

Лео поднял глаза. Лиза, как и тогда за завтраком в свой первый приезд в этот дом, заметила сверкающий в них огонек ненависти. «Кого он ненавидит? – подумала она. – Меня или все человечество?» Лео перевел взгляд на Андрея, и его губы изогнулись в подобии улыбки. Несколько секунд он разглядывал Андрея, затем вновь уперся взглядом в пол. Рахель склонилась к уху Лео и что-то сказала. Лео провел рукой по гладко выбритой щеке с красными прожилками и кивнул.

– Вы можете задать ему вопрос, – сказала Рахель.

Лиза подняла глаза на Андрея. Тот понимающе кивнул.

– Вы помните Фюрстенвальде? – спросил Андрей по-английски, стараясь отчетливо произносить каждое слово. – Вы помните людей, вышедших из вагона, в котором ехал Жан Вальдман?

Лео кивнул, не отрывая взгляда от своих сандалий, надетых на босую ногу.

– Это были гестаповцы?

Лео покачал головой и сделал знак Рахели. Та приблизила ухо к его губам и несколько секунд что-то слушала.

– Среди них были не только гестаповцы в форме, – сказала Рахель. – Но и люди в штатском.

– Хорошо ли он их разглядел? – продолжил Андрей.

Лео занервничал, замотал головой, махнул рукой и даже попытался привстать. Рахель удержала его за руку и вновь приблизила ухо к его губам.

– Он просит вас обращаться к нему, а не ко мне, – сказала она, величественно выпрямляясь.

– Простите! – Андрей приложил руку к груди. – Хорошо ли вы их разглядели?

Лео кивнул.

– Не было ли среди этих людей переодетого в военную форму или штатское платье Жана Вальдмана?

Лео замотал головой и вновь сделал знак Рахели. На этот раз он шептал долго. Лиза послала Андрею удивленный взгляд. Андрей что-то шепнул. Лиза не услышала, но по движению губ поняла: «Терпение!» Наконец Лео замолчал и отвернулся от Рахели.

– Жана Вальдмана среди этих людей не было, – сообщила Рахель. – На этот вопрос он уже отвечал руководству Еврейского агентства тогда, в тридцать пятом, когда шло расследование этого происшествия. Там, в Фюрстенвальде, Лео и его людям удалось сделать снимки тех, кто вышел из вагона. Эти снимки очень внимательно изучались.

– А где эти снимки? – выпалила Лиза.

Рахель взглянула на Лео. Тот покачал головой.

– У вас сохранились эти снимки? – спросил Андрей.

Лео мотал головой из стороны в сторону.

– Снимки не сохранились? Или вы не хотите нам их отдать?

Голова Лео продолжала двигаться со все возрастающей амплитудой. Рахель прижала его к себе, и старичок замер у нее на груди, что-то бормоча.

– Снимки сохранились, – перевела бормотание Рахель. – Но он не отдаст их вам.

– Мы не хотим их забрать. – Андрей протянул руки к Лео, словно пытаясь продемонстрировать чистоту своих помыслов. – Мы хотим на них только посмотреть.

Лео застыл и поднял глаза на Андрея.

– Честное слово! – сказал Андрей с интонацией пионера, клянущегося в верности делу коммунистической партии. – Мы ищем следы Жана Вальдмана. Вы ведь хотите, чтобы мы их нашли? Вы ведь любили Жана?

В безумном взгляде старика мелькнула осмысленная искорка. Он кивнул, потом еще раз и наконец закивал как китайский болванчик. Часто-часто. Рахель вновь прижала к себе его голову, и старичок затих.

– Где фотографии, Лео? – спросила Рахель.

Лео поднял руку и протянул палец в направлении шкатулки, стоящей на полочке у торшера.

– Мне можно открыть эту шкатулку, Лео? – спросил Андрей.

Лео кивнул. Андрей подошел к полочке и поднял крышку. В шкатулке лежали пожелтевшие фотографии. Андрей осторожно взял их, держа в вытянутых руках, вернулся к столу и принялся раскладывать снимки. На щеке он ощутил дыхание Лизы. Андрей повернул голову, и их взгляды встретились.

– Лео говорит, – услышали они голос Рахели и словно по команде повернулись к ней, – что всего из поезда вышли пять человек. Остальные ждали их на перроне. Там есть фотографии этих пятерых, которые спускаются из вагона.

– Есть, – подтвердил Андрей, беря со стола три снимка.

Лиза смотрела из-за его плеча. Фотографии были выцветшими и не очень четкими, но лица людей можно было разглядеть. Ни один из них не был похож на ее деда.

– Двое таможенников вынесли из вагона носилки с телом, – продолжала Рахель. – Носилки передали людям, стоящим на перроне, и они понесли носилки к зданию вокзала.

– Да. – Андрей отделил еще два снимка. – Вот носилки спускают из вагона. А вот их несут по перрону.

– Лео говорит, что на перроне эти люди не проронили ни звука. Они занесли носилки в отделение гестапо и заперли дверь. На перроне остался только фотограф, который делал снимки вагона Восточного экспресса. Потом из комнаты гестапо появился человек в штатском и сказал фотографу: «Гюнтер, тебя там ждут. Чего ты копаешься?» И они оба пошли к отделению гестапо. Больше он ничего не знает.

Лиза перебирала снимки, передавая их Андрею. Андрей пристально вглядывался в каждый, словно пытался запомнить. Рахель молчала. Лео раскачивался из стороны в сторону, мрачно глядя на узоры ковра. Наконец на стол лег последний снимок. Андрей поднял глаза на Рахель.

– Спасибо вам! – Он перевел взгляд на Лео. – И вам спасибо, Лео!

Лео не ответил. Он крутил головой и бормотал что-то понятное только ему. Рахель гладила старичка по плечу, пытаясь успокоить. Андрей поднялся, за ним встала с дивана Лиза.

– Мы пойдем, – сказал Андрей. – Спасибо вам, Лео! Спасибо вам, Рахель! Всего хорошего!

– Спасибо. – Рахель кивнула и прижала к себе все громче бормочущего Лео. – Если вы подождете, я вызову нашу машину и вас отвезут в гостиницу.

– Спасибо! – улыбнулся Андрей. – Мы прекрасно доберемся на такси.

Рахель кивнула. Лиза опустилась перед диваном на колени и обняла израильтянку.

– Спасибо вам!

– Не за что! – Рахель прижалась щекой к щеке Лизы. – Храни вас Бог! Пусть у вас все получится.

– До свидания, Лео! – Лиза поднялась, опираясь на руку Андрея.

Лео не ответил. Он подгреб к себе фотографии и сосредоточенно заталкивал их в пакет. Андрей тронул Лизу за локоть, и она поняла, что прощание закончено.

На улице перед домом Андрей облегченно вздохнул.

– Ну и ну. Никогда бы не подумал, что мы можем договориться с душевнобольным.

– Мы! – улыбнулась Лиза. – Что касается меня, то я испугалась этого Лео до полусмерти. Когда он смотрел на меня, я холодела от ужаса. А вот у тебя все очень лихо получилось. Я даже подумала, не работал ли ты в какой-нибудь такой клинике.

– Не работал, – улыбнулся Андрей. – Просто в нашей истории было столько сумасшедших, что умение договариваться с ними стало национальной чертой. И, кроме того, меня охватило вдохновение после того, как ты назвала меня другом.

Лиза отвела взгляд. Андрей взял ее под руку и повел к стоянке такси.

– Куда мы едем? – спросила Лиза.

– Для начала покатаемся по Иерусалиму, – ответил Андрей. – Когда еще сюда попадем? А до самолета есть время. А потом – в Берлин.

– В Берлин? – удивилась Лиза. – Зачем?

– Искать фотографа по имени Гюнтер.

– Кого? – не поняла Лиза.

– Фотографа, – терпеливо повторил Андрей. – Думаю, в местном отделении гестапо было не много фотографов по имени Гюнтер. Даже если он из центрального аппарата, мы его найдем. Архивы гестапо, слава богу, не засекречены. А он нам очень нужен. Он видел тело человека, убитого в Восточном экспрессе. А вдруг вспомнит какие-нибудь приметы.

– Ты думаешь, он жив? Если предположить, что в тридцать пятом ему было лет двадцать, значит, сейчас – не меньше девяноста. Может быть, с хвостиком. Думаешь, работа в гестапо пошла ему на пользу и укрепила здоровье?

Андрей распахнул перед Лизой дверцу такси.

– Будем надеяться, что он не погиб на Восточном фронте. Не скончался от ран. Не участвовал в заговоре против Гитлера и не был расстрелян. Не был в Кельне во время британской бомбежки. Не был повешен как нацистский преступник…

– И не скончался в своей постели несколько лет назад, – добавила Лиза и вздохнула. – Если все это так, то я признаю, что нам помогает сам Творец.

– В этом можешь не сомневаться, – кивнул Андрей и захлопнул дверцу машины.