Текст книги "Доисламская история арабов. Древние царства сынов Востока"

Арабское сообщество

Арабские историки всегда проводят очень четкую демаркационную линию между двумя группами арабов, которых они называют кахтанитами и аднанитами. Первые – йемениты, или южные арабы, вторые – северные арабы. Несомненно, для такого разделения есть основания, поскольку все гражданские войны раннего ислама были непосредственно связаны со столкновениями двух этих групп, которые враждовали всегда. Представляется, что их вражда началась задолго до исламского периода. Историки прослеживают истоки этого разделения к двум ветвям, на которые разделился арабский род в далекой древности, и составляют таблицы, показывающие, что они были врозь на протяжении многих поколений. Однако все эти генеалогические древа почти ничего не значат применительно к сообществу, которое не ведет отсчет от общего предка по отцовской линии, а патриархальная теория, по крайней мере у северных арабов, появилась только во времена Мухаммеда. Очевидно, историки пытаются объяснить раздел, который был вполне реален в их дни, но мы не можем принять теорию, которую они для этого применяют. Надо сказать, что существует выраженное различие в языке и культуре между оседлыми арабами южных государств и кочевыми племенами севера, настолько явное в языке, что мы часто видим, как южный арабский, аккадский и абиссинский языки объединяют вместе в сравнении с северным арабским, древнееврейским и арамейским. Различий в культуре ничуть не меньше. Это совершенно реальное очень древнее разделение, скорее культурное, чем расовое, не вполне соответствует объяснению арабских историков. По их мнению, все те, кого мы считаем потомками сабеев и минеев, относятся к кахтанитам или южным арабам, однако в этой группе есть и много других народов, которых мы отнесли бы к северным арабам, и в мусульманские времена и те и другие использовали то, что мы называем северным арабским языком. Если речь идет о языке, мы можем только сказать, что лишь у кахтанитов можно найти остатки древнего южного арабского. Да и то можно говорить исключительно о спорадических пережитках в Хадрамауте, Дофаре, Махре и на острове Сокотра, и только в двух последних географических регионах они окрашивают весь диалект. Это, вероятнее всего, объясняется исламом, оказавшим большое влияние на распространение диалекта Хиджаза, который, в конце концов, стал общепризнанным стандартом тех, кто претендует на образованность, и оставил глубокий отпечаток на устной речи в целом.

В мусульманские времена кахтаниты и аднаниты стали наследственными политическими фракциями, а не расовыми группами. В число кахтанитов определенно входят те, кто считались потомками народов древних южных государств, но, кроме того, людей, поселившихся в Хире и на северо-востоке. На самом деле вполне возможно, что две группы представляют две сферы влияния периода, предшествовавшего мусульманскому. Кахтаниты контактировали с Персией, аднаниты – с Византией. Это утверждение, несомненно, применимо только к их главным компонентам; местная вражда нередко вынуждала племена присоединяться к той или иной фракции только потому, что ненавистный соперник относился к другой. Также следует признать, что юг пользовался древним престижем, и это помогает понять, почему некоторые племена стремились отнести свое происхождение к южной группе.

Одной из самых ярких черт периода деятельности пророка была острая вражда между городами Мекка и Медина, которая началась намного раньше. Сначала Медина завидовала богатству южной конкурентки и была склонна нарушать безопасность торговых путей. Традиционно считается, что арабскими племенами, жившими в районе Медины, были йемениты, а мекканцы принадлежали к северной группе. При этом, по крайней мере, ясно, что мекканцы были из провизантийской партии, как и следовало ожидать из их тесных контактов с Сирией. Предположительно вражда с Меккой привела арабов Медины к союзу с кахтанитами, и этот союз впоследствии был объяснен историками легендарным происхождением от йеменитов. На протяжении столетия вражды между Персией и Византией, которое предшествовало приходу ислама, арабов обхаживали обе стороны, и в то время как главные силы Персии располагались на востоке и юге, а основная мощь Византии – на западе, арабы, имевшие природную склонность к интригам, старательно натравливали одну сторону на другую, таким образом создав множество подгрупп и встречных течений.

Химьяритское царство, последнее великое царство на юге, пришло в упадок в течение III–IV вв. Этот упадок мог быть связан с расширением византийской коммерческой деятельности на Красном море. Представляется, что после этого произошла перегруппировка арабских племен, в которой древняя вражда между оседлыми арабами юга и кочевниками севера сохранилась как традиция, но изменение политических условий привело к появлению совершенно новой серии комбинаций.

Кахтанитами называют фракцию, которая в мусульманские времена претендовала на южное происхождение. Аббасидские историки описывали всех йеменитов происходящими от одного общего предка по имени Кахтан и идентифицировали этого Кахтана с Иоктаном из Книги Бытия (10: 25) главным образом потому, что Книга Бытия называет Иоктана отцом Шевы. Кахтаниты представляют племенную группу, которая может быть связана с городом Кахтан, расположенным, как было описано, между городами Забид и Сана. Пророк и курайшиты, аристократия ислама, принадлежали к аднанитам. Возможно, это побудило их соперников – кахтанитов – создать южноарабскую сагу, в которой престиж древних южных царств был сделан основой претензий против более поздней исключительности аднанитов. Эта сага оказала сильное влияние на произведения арабских историков. Кахтаниты разделены на две подгруппы – оседлых (химьяр) и кочевых (кахлан). Последние, вероятно, включали тех, кто были более поздними приверженцами кахтанитов. Химьяриты – старый южноарабский элемент, но даже они не являются строго определенной группой, поскольку с ними ассоциируются Кадаа и Танух из Хиры, Кальб и Джу-хайна из Хиджаза. Мы можем только утверждать, что химьяриты образовывали ядро. Другие претендовали на химьяритское происхождение. Эти претензии могли быть истинными, если допустить, что эти другие переместились на север и ассимилировались с северными арабами, или это может быть спекулятивная теория историков, объясняющая их перечисление в подгруппе химьяр кахтанитов.

Группа кахлан кахтанитов состоит из четырех племен:

1. Тайй, ныне известные как шаммар. Это племя жило ближе всех к Месопотамии в первые века христианской эры, поэтому в сирийском и арамейском языках это название используется для обозначения всех кочевых арабов.

2. Подгруппа азд, которая вторглась в Оман и, таким образом, оказалась под персидским влиянием незадолго до Мухаммеда. С ними связаны бану гассан с сирийской границы. Возможно, эта связь вызвана недовольством византийским правительством. Также здесь можно упомянуть о бану аус и бану хазрадж из Медины, которые входят в эту группу, скорее всего, по антиаднанским мотивам.

3. Подгруппа амила-джузам из Палестины, а также кинда из Хадрамаута и лахм из Хиры. Все проперсидские.

4. Подгруппа хамдан-мазхидж до сих пор живет в Йемене.

Соперничающая группа известна под разными названиями: аднаниты, маадиты, низариты. Название «маадиты» упоминал Прокопий, а «низариты» встречается в надписи 328 г., найденной в ан-Немаре, так что, вероятно, эта северная федерация сформировалась вокруг ядра, существовавшего в IV в. Арабские историки объясняют эти названия, утверждая, что Аднан – отец, Маад – сын, Низар – внук.

Аднаниты, или северные арабы, разделяются на две подгруппы:

1. Рабиа, куда входят асад, аназа, намир и другие племена северо-востока.

2. Мудар, куда входят кайс, адван, хавазим, кимана, включающая курайш из Мекки, килаб и др.

Между рабиа и мудар существовала вражда, часто приводившая к войнам. Но и в данном случае мы тоже имеем дело скорее с партийными фракциями, чем с расовыми группами. Соперничество между ними могло развиться – если не начаться – из-за взаимной зависти, возникшей в связи с дележом добычи, собранной мусульманскими армиями, наступавшими в Азию.

Проникновение культуры в Аравию

Хотя мы описывали арабов пустыни как изолированных и отстающих от культурного прогресса, эта изоляция и отсталость были относительными. Они, разумеется, были изолированными, но не оставались не затронутыми соседями и их культурой. В какой-то степени сегодняшние бедуины воспроизводят условия своих древних патриархов, и даже конца каменного века, но они все же знакомы с оружием, инструментами и предметами роскоши современной цивилизации. Они не простые дикари, а вполне компетентные люди, проводящие собственную политическую линию. С древнейших времен культура проникала на пустынные земли, которые мы называем Аравией, благодаря торговому обмену и созданию колоний или большой привлекательности товаров, предлагаемых для продажи в пограничных городах, в которые арабы приезжали со своих диких просторов. Влияние на арабов посредством пограничных рынков и, таким образом, получение косвенного контроля за их перемещениями или, по крайней мере, информации о них – такова была политика, принятая древними империями, которой впоследствии старательно следовали Персия и Византия, за ними турки, а потом и европейские державы, имеющие интересы на Ближнем Востоке.

Говоря об обмене и влиянии, следует разобраться в психологии, менталитете арабов. По своей сути, типичный араб – циничный материалист, имеющий логичные взгляды, с сильным чувством собственного достоинства и всепоглощающей алчностью. В его сознании нет места романтике и чувствам. Он не интересуется религией и почти не обращает внимания на то, что не имеет практической ценности. Его чувство собственного достоинства настолько сильно, что он постоянно бунтует против любой формы власти – можно сказать, это его нормальное состояние. Вожди и боевые командиры с момента своего избрания могли ожидать только ненависть, зависть и предательство от тех, кто до этого были их друзьями и сторонниками. Благотворитель – тоже источник ненависти, поскольку он заставляет получателя его щедрот испытывать чувство благодарности, обязанности, иными словами, своей приниженности. Ламменс описывает араба как типичного демократа, и следует признать, что в его характере действительно присутствуют некоторые демократические черты, причем в избыточной форме. Состояние постоянного бунта против любой власти, которая контролирует его свободу, даже ради его собственного блага, – это ключ к серии бесцельных преступлений и предательств, которых немало в арабской истории. Европейские власти забыли об этом, что и привело их к большому количеству ошибок и многочисленным жертвам. Понятно, что нетерпимость к любому контролю раздражает тех, кто пытается направить неуправляемых арабов на пути западных социальных условий. Книга А. Сервье о психологии мусульман показывает, как сильно такая ситуация может злить организованного, исполненного благих намерений, но лишенного сочувствия французского наблюдателя, привыкшего к отеческой заботе правительства. Несомненно, опыт сидонской принцессы Иезавели, которая попыталась цивилизовать (по своему пониманию) оседлых арабов Израиля, был аналогичным. Подводя итоги, можно сказать, что араб является – или может являться – жестоким, вероломным, беспринципным и непокорным. Но также мы можем утверждать, что его страстное стремление к личной свободе заставляет его разрывать все ограничения, и он делает это даже в ущерб собственным интересам. Обладатель холодной логики и тонкого расчета превращается в дикого зверя, попавшего в капкан, если его свобода хотя бы чем-то или кем-то ограничивается, – тогда он способен на любые безумства. Вместе с тем араб лоялен и покорен древним традициям своего племени. Такие обязанности, как гостеприимство, союз в войне, дружба ит. д., охотно выполняются им на основе признанного прецедента. Он строго придерживается буквы закона – неписаного закона своего племени, но не более того. В целом, возможно, эти общие характеристики относятся к конкретной ступени социальной эволюции. Они выражают мораль конкретного слоя общества, а не конкретной расы. Представляется, что по мере перехода арабов к оседлому образу жизни их менталитет менялся.

О психологии следует помнить во всех взаимоотношениях с арабами. Завоевание не означает контроль. Бесполезно ожидать, что после навязывания им благ цивилизации, которой они не желают и которую не ценят, арабы станут лояльными и покорными подданными, готовыми исполнять приказы властей. Такая идея может привести только к восстанию, такое как, например, было в Ираке в 1920 г. С тем же самым итальянцы столкнулись в Триполи несколькими годами ранее. Очевидно, египтяне имели подобный опыт на Синае в древние времена, так же как ассирийцы, контролировавшие торговые пути и совершавшие периодические карательные набеги на тех, кто мешал прохождению караванов. Но персы, согласно Геродоту (3: 88, 2), тактично отказались от попытки управлять арабами, довольствовались союзами с ними и принимали дары, которые считались именно подарками, а не данью.

С раннего исламского периода – согласно традиции, с дней халифа Умара (634–643) – ислам проводил последовательную политику устранения немусульман из Аравии и сохранения этой земли как благодатной среды для арабов-мусульман. Такова была политика после восхождения на трон Аббасидов в 750 г., но в более поздние времена «охранная зона» уменьшилась до священной территории, куда организовано паломничество. Однако в доисламские времена тенденции к эксклюзивности не было. Земля не была легко доступной для греков или римлян, но до прихода пророка существовала сфера византийского влияния в Хиджазе, а также сфера персидского влияния на юге и востоке. Им предшествовали египетское и вавилонское влияние, уходившее корнями в глубокую древность. Страну пересекали торговые пути, в результате чего арабы поддерживали постоянный контакт с окружающими территориями, откуда в Аравию проникала культура. В поздний доисламский период в Аравии появились христианские и иудейские миссии, а также колонии сирийцев, евреев и абиссинцев. Хотя многие удаленные племена оставались отсталыми, существовали и оседлые сообщества, к примеру, в Мекке, по существу являвшиеся торговыми республиками многонационального характера с развитыми торговыми и финансовыми системами и агентами в других городах.

Обычная картина подъема ислама – его эволюция среди примитивных арабов пустыни. Но она не соответствует фактам. Колыбель ислама располагалась в регионе, где с незапамятных времен существовала цивилизация продвинутого типа. Эта культура достигла Хиджаза через преломляющую среду, и, таким образом, вавилонское, византийское и египетское влияние оказалось полученным из вторых рук. Хиджаз никогда не был частью цивилизованного мира, однако находился на его краю. Изучая жизнь и деятельность пророка, у нас нет причин задаваться вопросом, откуда он узнал о разных христианских и иудейских практиках и традициях, упомянутых в Коране. Мы исходим из того факта, что он жил в обществе, где вся современная жизнь эллинского и персидского мира была сравнительно хорошо известна – неточности имелись лишь в деталях. Аравия не была изолирована. Скорее, она находилась на границе культурной жизни того времени. Сам пророк, кстати, не утверждал, что является учителем новой религии. Он говорил о себе как о религиозном реформаторе, который имеет целью возрождение древнего культа Авраама, существовавшего у евреев и христиан, но его сущность изменилась под давлением груза ошибок. Ислам не может быть по достоинству оценен теми, кто игнорирует непрерывное культурное развитие, имевшее место в Аравии, и отказывается признавать, что на протяжении многих веков в страну проникало культурное влияние с соседних территорий.

То же самое справедливо и для языка. Классический арабский – не тот язык, который сохранил чистоту в изоляции. Изоляции, по сути, не было, или она являлась относительной. Хиджаз был менее подвержен чужестранному влиянию, чем Сирия или Месопотамия, но говорить о полном отсутствии такого влияния неправильно. Арабский язык Корана – это язык, уже имеющий признаки упадка. Некоторые явления можно объяснить только сохранением форм, уже давно вышедших из употребления. Например, казуатив глагола ('afala) больше не образуется с помощью приставки s-, за исключением крайне редких случаев, но возвратный казуатив до сих пор образуется путем добавления возвратной частицы t- к 5-казуатива (istafala). Это можно объяснить только сохранением казуативной приставки s-, которая, хотя исчезла в арабском, сохранилась в аккадском и, до некоторой степени, в сирийском. Иногда разговорные диалекты арабского языка, не имевшие письменной литературы, пока европейские филологи не начали собирать материалы, сохраняют формы, существовавшие раньше, чем в существующем литературном арабском языке. Классический язык основан на диалекте Хиджаза VII в., который был наиболее подвержен чужому влиянию, и мы можем только утверждать, что он сохранил некоторые древние формы, исчезнувшие из других семитских языков. Правда, он также утратил ряд ранних форм, оставшихся в других языках.

Насколько нам известно, семитские языки образуют тесно связанную группу, в доисламские времена распространившуюся по очень ограниченному региону. Ни один из них не является прямым потомком какого-то одного языка – некоторые старые формы сохранились у разных членов группы. Невозможно восстановить семитский язык Ура, но в некоторых случаях можно сделать весьма вероятные предположения относительно изначальной формы.

Культура включает множество самых разных элементов, одним из которых является язык. Другие – социальная структура, закон, религия, искусство, ремесла и т. д. Все они характеризуются одним отличительным фактором – усваиваются посредством взаимного общения, а не наследуются. Они становятся наследием всего сообщества, а не отдельного человека.

Таким образом, культура проникала в Аравию следующим образом:

1) путем создания колоний или поселений для возделывания почвы или разработки полезных ископаемых;

2) открытием регулярных торговых путей через пустыню и формированием союзов с арабами, через территорию которых они проходят и которые, в обмен на определенные выплаты или в результате шантажа, соглашаются не мешать прохождению караванов и не подпускать к ним других арабов;

3) созданием рынков или поселений арабов вдоль границ, так чтобы культура, усвоенная там, просачивалась обратно в племена пустыни.

Таковы были основные средства, с помощью которых на арабов оказывалось внешнее влияние, и далее мы поговорим о колониях, торговых путях и пограничных поселениях. Соответствующие свидетельства существуют в исторических документах народов, вторгавшихся в Аравию, в надписях и предметах, найденных в Аравии, а также социальных и религиозных обычаях, предположительно полученных из внешних источников. Ну и, конечно, в языке. Свидетельства физической антропологии практически бесполезны в этой связи, разве что они показывают неоднородность арабского общества. Расовые типы являются предметом изучения естественной истории и не слишком помогают в прослеживании культурных сдвигов.

Теория изоляции Аравии может быть принята только в модифицированной форме. О ней можно говорить в определенных пределах. И если некоторая изоляция все же существовала, то не из-за географических преград, а ввиду экономической разницы между кочевниками и оседлыми земледельцами.

Глава 2
Египетское проникновение в Аравию

Искусство мореплавания в Египте

Вероятно, некогда каменные громады Асуана и Джебель-эс-Сильсила препятствовали течению Нила на север и поворачивали его русло на северо-запад, где до сих пор можно заметить следы древней реки. Впоследствии Нил пробился через этот каменный барьер и образовал современное русло. Египетское сообщество и его культура оформились на берегах этого нового русла, расположенного к северу от Асуана. Можно сказать, что египетская история писалась на берегах Нила. Нет никаких сведений об очень ранних попытках проникновения в великую пустыню на западе, которая считалась обителью мертвых, однако в додинастический период шло взаимодействие по суше со странами, расположенными к югу от Асуана и первой катаракты (порога). В начале династического периода экспедиции шли в южном направлении – в Ta-Nehesu (землю черных) в поисках золота и рабов. С севера Египет омывается морем, а на востоке располагается пустыня, которая протянулась до берегов Красного моря, некогда бывшего внутренним озером, с севера и юга от которого Африка соединялась по суше с Аравией. Северный сухопутный мост остался и был единственной сухопутной связью

Египта с остальным цивилизованным миром, а южный мост разрушился, и Красное море оказалось соединенным с Индийским океаном. Верхний Нил протекал по землям, где культура находилась в крайне отсталом состоянии. Таким образом, судя по своему географическому положению, Египет должен был быть чрезвычайно изолированной страной. Однако такое утверждение очень далеко от истины, поскольку Египет с самого раннего периода оказался открыт для контактов с другими странами по морю, иными словами, развитие мореплавания является важнейшим фактором египетской культурной истории.

Египетское сообщество развивалось на берегах Нила ниже первого порога, и река являлась связующей магистралью. Этот факт подразумевает очень раннее начало навигации по реке. Впоследствии было обнаружено, что лодки и корабли, которые использовались для перевозок по реке, пригодны также для плавания по Красному и Средиземному морям.

Начало навигации по Нилу восходит к додинастическим временам. Об этом свидетельствуют изображения лодок с веслами и парусами на додинастической керамике. Первое свидетельство заморской торговли относится к периоду Третьей династии. Можно считать, что ранний период навигации по реке длился в течение додинастического периода и царствования первых двух династий, то есть до 3000 г. до н. э.

Свидетельства появления морских судов относятся ко времени правления фараона Снофру (Снеферу), правившего около 2900 г. до н. э. Этот фараон послал экспедицию из сорока судов через Средиземное море в Сирию, чтобы привезти в Египет кедр. В Египте всегда было мало лесов, и древесину приходилось ввозить извне. Представляется маловероятным, что царская экспедиция из сорока судов, отправленная за древесиной, была первой заморской торговой экспедицией. Вероятнее всего, морская торговля возникла, развилась и достигла определенного уровня задолго до этого. Тем не менее мы считаем предприятие фараона Снофру заметным этапом в развитии мореплавания, поскольку оно дало нам первое свидетельство существования заморской торговли.

Если в столь ранний период существовало движение через Средиземное море, можно предположить, что оно было и на Красном море, тем более что имелся очень древний путь, соединявший долину Нила с побережьем Красного моря. Прежде чем достичь Эрмента (Арманта), Нил начинает изгибаться на восток примерно до Коптоса (Куфт, Кифт). Несколькими милями ниже, в районе Кенеха (Кена), он резко возвращается на запад. Таким образом, Коптос расположен в месте, где Нил ближе всего подходит к Красному морю, и с ранних времен существовала дорога, связавшая реку и побережье. Эта дорога проходила через Вади-Хаммамат и оканчивалась на побережье Красного моря, немного севернее Косейра. Коптос начал приобретать важность в период Четвертой династии, но вовсе не обязательно благодаря торговле с Красным морем. В Вади-Хаммамат находились каменоломни – главный источник гранита, твердого песчаника и алебастра; по соседству также добывали оникс. Вейгалл утверждает: «Древние надписи в каменоломнях показывают, что они существовали уже при Первой и Второй династиях». При Сети I (Девятнадцатая династия, 1313–1292 до н. э.) там началась золотодобыча, и в Туринском папирусе есть подробный план шахт и каменоломен. В ранний период золото везли из Нубии и южных земель. Хотя добыча камня и золота объясняет важность пути через Вади-Хаммамат, он также рано начал использоваться для доступа к Красному морю, а значит, навигация на Красном море началась примерно тогда же, когда и на Средиземном. Первое определенное свидетельство навигации на Красном море относится к Пятой династии. Тогда фараон Сахура (ок. 2743–2731 до н. э.) послал экспедицию вдоль африканского побережья и оставил изображение своего флота и рассказ о его деяниях на стенах собственной гробницы. Тот же фараон послал миссию вверх по Нилу, в Нубию, и один из ее членов написал его имя на камнях острова Сехель, близ первого порога. Очевидно, Сахура отправил экспедицию морем в надежде отыскать более короткий путь в Судан, откуда он получал золото и рабов. В Вади-Хаммамат есть много надписей. Самая ранняя из них относится к Пятой династии (ок. 3360 до н. э.) и содержит ряд имен и титулов. Одни относятся к фараонам, при которых велись работы в каменоломнях, другие – к экспедициям на Красное море. Уже при Шестой династии египтяне были опытными мореплавателями, уверенно осуществлявшими торговлю через Средиземное и Красное моря. К этой династии относится гробница Хуфхора в Асуане, где есть надписи, относящиеся к серии экспедиций в страну Пунт, которые, судя по всему, были чисто коммерческими. Навигация на Красном море играла очень важную роль в торговой экспансии Египта, что подтверждается романтическим народным преданием о приключениях там моряка, известным из надписей. Торговля ладаном также шла через Вади-Хаммамат, а значит, существовало постоянное общение с Южной Аравией, крупнейшим поставщиком ладана, или с африканским побережьем, откуда ладан везли при Двенадцатой династии или даже раньше.

В конце Одиннадцатой династии (ок. 2500 до н. э.), согласно надписи в Вади-Хаммамат, имела место экспедиция в Пунт, которую возглавил некий вельможа по имени Хенну. В надписи сказано, что он послал перед армией специальные отряды, которые рыли колодцы и сооружали резервуары с водой вдоль маршрута. Введя такие усовершенствования, он сделал путь через Вади-Хаммамат легче, и потому тот стал чаще использоваться.

Геродот повествует о фараоне Сесострисе, который проследовал по Аравийскому заливу вдоль берегов Красного моря, по пути завоевывая народы на побережье. Представляется, что Сесострис – это Сенусерт I из Двенадцатой династии (1970–1935 до н. э.), что подтверждается длинной надписью в гробнице военачальника Амени, который служил при Аменемхете 1 и Сенусерте I и похоронен в одном из северных гротов Бени-Хасан. Позднее при той же династии Сенусерт III завершил завоевание Нубии и оставил стелу с записью о своих деяниях. Следующий царь этой династии, Аменемхет III, также отмечен в надписях Вади-Хаммамат. Двенадцатая династия отмечена периодом процветания, определенной экспансии на юг и расширения навигации по Красному морю.

Следующие две династии малоизвестны, а за ними следуют две династии гиксосов (Пятнадцатая и Шестнадцатая), при которых Египет находился под властью чужестранных правителей – азиатов, вероятно, семитского происхождения. При Семнадцатой династии имела место революция против чужеземцев, и восстановленное царство достигло своего золотого века при Восемнадцатой династии (1580–1350 до н. э.).

Руководящим принципом политики Восемнадцатой династии было обеспечение безопасности страны от вторжения других азиатских племен. Аменхотеп III (1557–1501 до н. э.) завоевал Сирию и установил контроль над ней. Он использовал регулярный флот, находившийся уже на следующей ступени развития египетского мореплавания. Его преемник Тутмос I смог считать Евфрат восточной границей Египта. Но это вовсе не означало, что все внимание было сосредоточено на восточных берегах Средиземноморья, а Красное море игнорировалось. Правительница той же династии Хатшепсут в самом начале XV в. до н. э. отправила экспедицию по Красному морю в Пунт, землю на юге Египта, которая, вероятно, включала Нубию, Сомали и др. Описание ее флота, опыт в Пунте и сокровища, доставленные оттуда, изображены на стенах ее храма в Дер-эль-Бахри. Царица подготовила свой флот на Ниле и отправила его на Красное море по каналу, соединявшему Пелузийский рукав Нила с Суэцким заливом. Геродот утверждает, что этот канал был начат при Нехо из Двадцать шестой династии, однако, несомненно, он имеет в виду его восстановление и очистку после того, как тот был заброшен при Двадцатой и последующих династиях. Согласно Геродоту, «вода в него проведена из Нила немного выше города Бубастиса. Затем канал проходит мимо аравийского города Патума и впадает в Красное море. Сначала канал пересекает часть египетской равнины, примыкающую к Аравии. Южнее этой низменной полосы возвышается гора, которая тянется до Мемфиса, где находятся каменоломни. У подножия этой горы канал долго идет в направлении с запада на восток, затем поворачивает на юг в ущелье, ведущее через город, и, наконец, впадает в Аравийский залив» (Геродот, 2: 158). Судя по всему, он активно использовался в эпоху Среднего царства, но был заброшен при Двадцатой династии. Хотя Рамзее III и его преемники держали флот в Красном море, но, вероятно, предпочитали использовать порт рядом с Косейром и путь через Вади-Хаммамат. Плиний полагает, что он достиг Горьких озер, через которые сейчас пролегает Суэцкий канал, и не пошел дальше из-за разницы в уровнях между Красным морем и Нилом. Однако Диодор утверждает, что его устье было в районе Арсинои, то есть недалеко от современного Суэца. Канал несколько раз заносило песком, после чего он подвергался очистке. Он был восстановлен Птолемеями, снова открыт средневековыми халифами и поддерживался в рабочем состоянии до открытия пути в Индию вокруг мыса Доброй Надежды, после чего «наземный путь» оказался ненужным. Его местонахождение можно видеть и сейчас, и вдоль его берегов до сих пор сохранились насыпи.

При Восемнадцатой династии впервые упоминается Кефтиу. Это название, вероятно, обозначает землю и народ Крита. В период царствования Девятнадцатой и Двадцатой династий мореплаватели с севера впервые стали досаждать египтянам и у средиземноморского побережья Египта, и у берегов Сирии, которая тогда была египетской провинцией. Первые упоминания о них встречаются в Амарнском архиве, где их называют «шерданы». Более подробный рассказ – на стенах храма Мединет-Абу. В нем Рамзее III описывает, как прогнал этих морских разбойников, которые пытались обосноваться на побережье Египта. Их также называли Pulesata, Uashasha, Такті, Danauna. После изгнания из Египта некоторые из них поселились на побережье Ханаана, и Pulesata стали предками филистимлян.