Текст книги "Очень Простые Мы. ищи себя всегда…"

«Ты провела меня», возмущенно кричу я и пытаюсь ее догнать.

«Хоть ты и бог, Ты все-таки имеешь еще иллюзии. Вот я их тебе и разрушила! Нам женщинам проще избавиться от них, чем вам – мужчинам. Догоняй».

Я мчусь за ней, и мы становимся то светом, то ветром, то солнцем, то кометным жемчугом рассыпаемся по космосам. Мы везде. Во всех формах и для нас нет преград. Ведь сейчас мы боги. Мрррр!

Мгновение 7.-Секреты-

Опять сижу за компом и смотрю, как ползает колонка загрузки нашего секретного чата. Скорей бы, а! В руке у меня бутерброд, а на столе стынет кофе обиженное моим невниманием. Но все равно. Мы продолжаем наш полет с того места, где утро в реальном мире остановило его. Ищу ее в космосе. Жажду ее.

«Ты здесь»?

«Я здесь».

«Что ты делаешь»?

«Я слушаю плач утренней звезды».

«Можно с тобой»?

«Можно».

Мы опять сидим на краю звезды в образе язычков пламени и смотрим в далекую бездну.

«Давай еще раз попробуем посмотреть что там. За пределом». Задумчиво шепчет пламень.

«Да. Мы должны. Это важно».

Мы летим, смеемся и налетаем как некие космические мотыльки на эту темную преграду, как на стекло, мы бьемся об него, пытаемся найти щель. Но ее нет. Жгем нашим общим сердцем стекло, оно начинает сегодня поддаваться сильней. Шипит и течет. Но оно такое толстое, такое холодное и влажное. Так много сил нужно для этого.

«Лень, а Лень? А че это со стеклом. Что-то оно светится»? Испуганно кричит молодая женщина в комнате общаги, до этого занятая чисткой картошки. «Да ерунда Мыш». Отмахивается ее муж, похожий на большую зеленую муху, потому, что его лицо совсем зеленое от частого употребления водки «Старый Кенигсберг Партийный». Он смотрит футбол. «Локомотив-Балтика».. 2—1.. «Го-аааа-л». Вопит муж, радостно наблюдая очередной проигрыш «Балтики», и случайно упирается взглядом в темное стекло окна, за которым вьются, мечутся какие-то огоньки. Света. Но – он решает, что ему показалось.

Мы давим, напираем на стекло, оно не поддается. Но вот в нем появляется какой-то проем и нас затягивает внутрь сквозняком.

«Что это», испуганно кричим мы, попадая из космоса в такое знакомое пространство..Общаги… В котором..Мы обыкновенные ночные мотыльки! Мотыльки, так жаждущие нового света. «А, да прибей их, футбол мешают смотреть», на секунду остановив на нас свое внимание, говорит муж-мух, лениво втыкая меж почерневших зубов две сигареты Беломорканала. Одной он не накуривается. Однако!!! Мышка гоняется за нами с мокрой тряпкой и пытается зацепить, а Мы летаем вокруг лампы и в нашем сознании полный сумбур. Такого не может бытть…

Веддь… Мы боги! А не мотыльки. Но реальность мокрой тряпки тоже не внушает сомнений. Изворачиваемся. Напрягаем наши крылья, и шкеримся по стенам, покрытым желтыми обоями. И вот мы вылетаем обратно в форточку, она с грохотом захлопывается и мы снова Боги, язычки пламени.

«Что это было»? Потрясенно спрашивает Душа рядом.

«Я не знаю». Также потрясенно отвечаю я.

«Так кто мы – боги или мотыльки»?

«Знаешь, мне кажется э-э. Все равны, нет ни богов, ни мотыльков. Ничего нет». Простонала Душа.

«А что есть», тихо прошептал я.

«Не знаю. Но МЫ есть. Тут странность не в том, что МЫ есть или нет, а в том, КТО мы есть все. Мы все за каким-то стеклом или нет? Может мы атом в теле смутного Иван Иваныча. А Иван Иваныч атом в теле Помидора Сидорыча»? Загруженные этими мыслями, мы забыли о создании своей планеты и забыли о необходимой для опознавания пустоте в уме. Наше пламя стало меркнуть, и мы разлетелись каждый по своим делам, обдумывать все случившееся. Соединение разорвали. А нас самих разрывает какая-то мысль. Что делать?

И вот я сижу на стуле и ошарашено смотрю на страницу, которую только что написал. Да, явно в сознании убралась какая-то рамка. Мешающая истинному творчеству. Волшебно, так свободен от всего! И что мы сейчас делаем дальше? Что? Откидываюсь на этом стуле, в сердце уже больно от экстаза, что вызван песней Муми-Тролля. Он поет об огне и страсти, о жизни и любви. О простых вещах, о том, что мы не видим обыкновенно. Да, это страсть во мне. А вот он поет о том, что потолки перестанут быть экраном с остановившимся видом. Я думаю над этим.

«В губах дымится Честер… Подруги знают место»…Это уже из песни группы «Звери». Сегодня пятница, выходной. И я пойду с Олей на «Вагонку». Там будет «Мир Огня», наша местная группа и еще кто-то из Питера. Ну, мы там оторвемся, е-е-е, чуть не сваливаюсь со стула. Хм! На все плевать. Я уже никого не боюсь, ничего не боюсь, меня сейчас прет от желания поделиться своим состоянием с ней. С моим Ангелом. С моим миром. С вселенной. Нет, неправильно, я уже делюсь с ней. Сердце посылает всем невидимый сигнал. «Проснитесь и пойте»! Наверно на «Вагонке» будет неплохо, хочу облить ее виски или ликером «Бейлиз», а потом слизать с тела, с которого я предварительно сорву всю одежду. Иллюзии удовольствия, как вы сладко прекрасны!

Надо бы привести себя в порядок, что-то я себя запустил, совсем на бомжа стал похож с этой работой. Подхожу к зеркалу в ванной и смотрю на себя. – Заросшая щетиной немытая физиономия, спутанные длинные волосы с маленькими кусочками пенопласта, и горящие безумные глаза. Мдда? Кра-са-вец! Но сейчас мы изменимся: помоемся, побреемся, подкрасимся, оденемся во что-нибудь этакое. И вперед с приветливой улыбочкой. «Я хочу статттть волною… Еее..Радиоволною».. (Эх, комп завис, песня смазалась. Ну – ладно.) 

Начнем. Что-то ум опять стал о чем-то беспокоиться, наверно он не может радоваться вечно? Ох уж этот ум. В нем появляется легкое напряжение, тревога, он чуть торопится снова и осознание каждого момента тускнеет. Приехали! Как всегда. Как я это не люблю! Но ничего, сейчас исправим. Мне вот надо, кстати, убраться в квартире, давно потонувшей в тоннах пыли. Унылым взором обвожу усеянную чем попало постель. Скомканные как бумага простыни, фантики, песок, (Откуда?), обрывки бумажек. Журналы с коллекциями модной в этом сезоне одежды. Книга Сергея Лукьяненко: «Лабиринт отражений». Надо бы дочитать, скоро отдавать. Кровать, (я сплю на полу, поэтому использую ее в качестве склада), засеяна грязной одеждой, кофты и джинсы валяются вперемешку с рукописями книг. Их давно собираюсь напечатать, да вот руки не доходят. Под кроватью: какие-то тарелки, пакеты из-под кукурузных хлопьев, полусгнившие чипсы…

Компьютерный стол безумно грязный, монитор совсем серый от пыли. А про другие комнаты я лучше промолчу! Но хватит смотреть! Беру Одежду, засовываю в Стиралку, сгребаю Постель, иду за пылесосом, Начинаю пылесосить, яростно тыкая щеткой по углам, заросшим тонкими порослями паутин. Надо выбить лень из себя любым методом, работаем, работаем. (Прошло полчаса). Все. Ф-у-у-у. Уборка закончена… Комната. Стены. Пол. Кровать. Говорят спасибо за очищение. В сознании снова радость – ага, это было не только очищение от внешней грязи. Ха! А ведь не все углы я прошел, кое-что оставил. И делал это не совсем осознанно. Вот все мы так, когда жизнь заставляет нас делать все до конца, осознанно, вдумчиво, как у меня на работе. Мы делаем. А вот мы дома, нас никто не контролирует, мы расслабляемся. Но тогда и радость мы получаем не до конца. Вот сейчас, у меня ведь она не та, что была час назад, когда я еще не полностью отошел от сконцентрированного рабочего ритма, Потому, что я не до конца вычистил внешнюю грязь и соответственно внутреннюю…

Захожу в туалет, битый кафель, советские обои в клетку: «Черт, опять эта кошка пару жидких куч разложила!» Вздыхаю и начинаю отскребать ЭТО с кафеля. Не нравится, а что делать? Если не будешь в ЭТОМ возиться, ничего не получишь. Замечаю, что стараюсь сделать медитацию действия слишком быстро. Конечно, написать про это все просто, а вот следовать в жизни! А то у меня часто так получается. Написал, скажем, что всех надо любить, а сам – позволяю выпускать в пространство не совсем хорошие мысли. Нет. Я все вижу. Ум меня обманывает, и – я заставляю себя оттереть коричневую кашицу помедленнее и как можно тщательней. Никаких пятен! Отбеливателя сюда! Живо! Муштрую себя. Нет ум, не внушай мне, что делать все осознанно трудно. Да, он собака, хитрый и все время оттесняет от настоящего момента, где творчество, наслаждение, Мы. Мир. Все//@@#%*”*…

О, как он напрягся. Хренова-то стало, неуютно. А сколько я делаю пустых движений, закрыл сейчас окно автоматично, не заметив этого. Вышел, покурил, посмотрел, как муха бьется об пыльное стекло подъезда. Зачем? Что она там ищет? Выдохнул дым на нее и стал смотреть, как она заметалась от этого. Возвышенный равнодушный садизм человека, размышляющего о чем-то там. За окном поднимает тяжести кран, там строят, опять пошел дождь. В этом городе осенью всегда дождь, и в моем уме появляется что-то тяжелое. Это от отсутствия осознавания? Или это последствия моей космической радости? Последствия вылитого в реал света? Интересно бы узнать точно причину отката в тьму. Но все-таки надо побриться! Иду в ванную, бреюсь, и приступаю к окраске.

Мое сознание, мой ум, подобны сильно обработанному ремиксу на забытую и очень хорошую песню..

Краска кладется мной неровными слоями, я спешу и измазываюсь ею, все, и раковина, и одежда – в краске. Мое ремиксовое сознание хочет «быстроты». Его не интересует больше космическая радость, его влечет возбуждение перед предстоящей «вечеринкой». С намазанными краской волосами я сажусь за комп и смотрю на колонки матрицы, сотни столбцов зеленых цифр. Рассеиваюсь и замечаю, что некоторые колонки чуть отступают в глубину, создавая трехмерный эффект. Клево! Действует! И Мышка, которой я просто так вожу по экрану, видится мной в нескольких местах одновременно. Отвлекшись от этого, я думаю, как вернуть утреннюю радость. Да, создать ее в других! Например, подарить цветы Оле. Ведь я никогда не делал этого. Она говорила, что любит желтые цветы, только какие именно я не могу вспомнить.

Я смываю краску, и неожиданно тишину квартиры разрывает телефонный звонок, окрашенный тревожным тоном, точно соответствующим настоящему состоянию моего ума. Она обиженно спрашивает, почему я не позвонил. Ну, я же говорил, я больше пишу об этакой любви и помощи ближнему в книгах, чем делаю это на самом деле. После звонка состояние нервности, постепенно нарастающее с утра, увеличивается. За окном уже вечер, город зажигает огни, а меня уже трясет от странного возбуждения. Я часто замечаю, как меняется ощущение себя по вечерам, вечер он всегда вечер, не утро. Когда сознание просыпается…

30$ in my carman/ МЕЙБИ! Я выхожу на улицу, иду по ней, город продолжает зажигать свои огни, а во мне эти огни стираются возбуждением. Может сейчас, встретив ее, я снова стану утренним? Посмотрим… Иду… Думаю, а огни продолжают затухать, все тускнеет перед моими глазами и вот я уже опять ничего не вижу. Ничего. Мало того, и не чувствую, ум полностью заполняется какой-то мутной колеблющейся кашей. Я слеп и глух, я нем и туп – я никто, безликая кукла, марионетка в руках ума, в очередной раз посмеявшегося над глупцом, вообразившим, что справился с ним. А возбуждение продолжает расти. Оно накатывает и убыстряет мой шаг и…

Я подхожу к памятнику Петру 1 и сажусь на лавочку. Маленькая освещенная площадка вокруг памятника полна народа, здесь собрались все обычные завсегдатаи «фонтана», среди которых я сейчас вижу немало знакомых лиц. Ко мне подходит Макс: «Блин, вот как всегда она опаздывает. А у меня в другом месте „стрела“ с девчонкой», говорит он, крепко пожимая мою руку. «А разве ты тоже идешь на концерт»? Удивляюсь я. «Да ты что, совсем память потерял, разве тебе Ольга не говорила, что я тоже иду»? Протянул он, нервно оглядываясь по сторонам. Подходит Катька, знакомая моей бывшей «девушки» Ани. Мимо проплывает Дед в обнимку со своей лучшей подругой Светкой. Он прилипается ко мне и восклицает, растягивая слова и как всегда придав лицу лживо-восторженное выражение: «Баа, Лакс. Слушай, займи трицок. Как жизнь»? «Да так. Ничего. Ты тоже идешь на концерт»? «Ну, я попозже». Рисуется Дед, вертя в руках пачку плакатов.

Светка как всегда орет, (по-другому она разговаривать не умеет) – «Лакс… Ну как насчет трицка. Бля. И не вынесешь нам в половину первого билеты с Вагона, у нас денег нет»? «Хорошо. Да», бросаю я, равнодушно улыбаясь ей. «Давай Лаксуша. И че, трицка нет», жалобно тянет Дед, заискивающе смотря на меня. «Нету. Денег пиздец». «Кстати, давно обещал со мной выпить… а..ну да, у тебя же девушка ВРОДЕ КАК», добавляет он, многозначительно улыбнувшись.

«А, а она скоро придет», растянулась в улыбке Светка и, прижавшись ко мне, облизала щеку. «И клева выглядишь». «Блин. Тебе не нужны плакаты»? Вставляет Дед, обращаясь к Максу. «Зачем»? Удивляется тот. «Ну, просто. На стену повесишь». «Да не надо». «Да. Катька, ты давно Аню видела»? Обращаюсь я к Кате, болтающей с подругой неподалеку. «Да нет, вчера видела, она со своей сестрой квартиру делают, которую сняли». «А», понимающе кивнул я. «А как там насчет нашего проекта литературного сайта? Собрала хоть что»? «Нет, у меня щас времени в обрез». «А я уже написал кучу всего. Но не создавать же лит-сайт, где будут только мои произведения». «Ну да! Ладно, я сейчас поболтаю». И Катька отходит в сторону, продолжив, улыбаясь, что-то обсуждать с подругой, и странно поглядывая на меня изредка.

«Ты учти. Мы придем вдрызг пьяные», говорит Дед. «Ну, это в твоей манере», усмехнулся я, впрочем, тоже любитель бухнуть. Макс, прекратив болтать по мобиле, повернулся ко мне и нервно процедил: «Черт, наверняка опоздаю на стрелу». Посмотрев на Катьку неподалеку, он воскликнул, «Девчонкк-и, короткие юбчонки, а как насчет чпок-чпок. А-а-А». И засмеялся. Катька на миг развернулась к нему, но тут же отвернулась. «Девчонки..Ну как же так», изобразив жалобный тон, простонал Макс. «А ну, черт с ними. Эй», орет он уже другим девушкам, проходящим мимо. «Красавицы, пива не купите. А». Девушки смеются и выразительно крутят пальцем у виска.

«Э, черт с вами. Люблю я вас всех, девчонки». «Ха, Макс, их у тебя сколько. Меняются каждый день. Только что при мне звонил одной, потом другой». Спрашиваю я, заставив себя улыбнуться, хотя мне совершенно не весело и вообще в принципе не интересен его ответ. «Да жить надо, пока молодой», хлопает меня по плечу Макс, изображая бывалого мачо. «Ты дорогой кстати их не любишь, презираешь, вообще боишься по чесноку, потому-то у тебя и проблемы с ними», добавляет он рассеянно.

«Вот прикол, представляешь, вчера я одну в Светлогорске трахал, а сегодня ее Вадим пялить будет». «Ну, ты маньяк! Дела! Прикольно. И как ты только их залечиваешь». «Да вот, секреты знать надо», усмехается Макс. «Представь. Я тут одной реферат скачал из инета и еще теперь я ей буду уроки делать, а за это. Ты понимаешь! Рачком. В ЖОПУ. О, смотри», указывает он пальцем на надменную блондинку неподалеку, отшивающую всех парней, что к ней сейчас пытались подкатывать.

«Представляешь. Я с ней познакомился, и в первый же вечер она мне минет делала. Потом говорит, я не хочу, чтоб ты в рот кончал, а я говорю: Давай крошка, работай. Заставил все выпить, лицо измазал. Смотрелось, зашибись. И, самое главное, она это вообще в первый раз делала». Я недоверчиво хмыкнул, с трудом сдерживая отвращение, и закурил. «Ой, дайте сигарету», подскочил к нам Дед. «И мне можно», протянула руку Светка и взяла из моей с готовностью раскрытой пачки сразу две.

Мы общаемся. Перебрасываемся разными фразами, а я думаю о том, как мне равнодушно и скучно сейчас. Ничего не хочу. Все так примитивно! Какой контраст с утром! Я мысленно поднимаюсь над этими людьми, и смотрю на освещенную площадку с высоты нескольких метров… Вот я..Устало выдыхающий дым в холодный воздух. Вот Дед. Макс. Светка..Катька..Все остальные. Мы говорим о чем-то, я не слышу отсюда, наверное, этого и не нужно слышать. Вот Макс опять звонит кому-то, Дед приближается ко мне. Катька продолжает оживленный разговор. Мне приходит мысль, что не только я, все мы марионетки, двигающиеся по одному уму известному направлению. По шоссе в никуда. Он дергает нас за ниточки, веревочки, он играется с нами. А мы воображаем, что свободны! Дураки. Ч-т-о мы говорим? Что делаем. Для чего? Мы знаем о том, что нам на самом деле нужно? Нет. Это уму нужно. А не нам. Становится ужасно тоскливо и страшно. Спускаюсь вниз. И вхожу в свое тело.

«Ну, мы пойдем», сообщает мне Дед. «Дай еще пару сиг». «Ну, чао», жеманно машет он рукой и в обнимку со Светкой отправляется на фотовыставку. Он кстати отличный фотограф. И даже писатель. Правда много пьет. Пытаясь убежать от мысли, что у него рак кожи. Катя уходит, и я остаюсь с Максом. Звонит телефон. «Да..Да..Уже в сотне метров? Пошли Лакс», говорит он, и мы идем встречать Олю. Она идет к нам навстречу с Миррой. Обнимает меня, целует, мы что-то говорим, беремся за руки и идем к трамваю. Я замечаю, в наших отношениях появилась новая нота, исчезло то первоначальное чувство, что испытали мы, случайно познакомившись на ее дне рожденья летом. Мы тогда сидели, болтали, я сжал ее пальцы – и нежная нить протянулась между нами. Сначала тонкая, но потом уже толстая, прочная нить света от наших сердец. Она цепко, мгновенно связала нас, мы поцеловались. И…

Я понял, что она та, кого я видел в своем недавнем предвидении. У окна ночью. Иногда можно заглянуть в будущее? Даааа!

Поцелуй был сладок и долог, и наши мгновенно вспыхнувшие глаза заметили не только Мы. Все тогда стало так просто, не надо мучительно искать свет в себе, Он просто был. А сейчас? Что я испытываю, говоря ей слово «люблю»? Ощущение как тогда? Оно потускнело, растворилось в заботах мира. Я вспоминаю, как бросил тогда пророческую фразу, что мир попытается отнять у нас наш свет. Так и вышло. Ищу. Рву. Вытаскиваю его из себя и – Ничего. Пустота. Просто отношения. Или нет? Это временное явление? Или нет? Может все вернется? Я задыхаюсь под тяжелым состоянием, что заполнило мой ум, и в голову приходит – «Да, работа научила меня некой насильственной концентрации.

Да! Но за всеми этими экспериментами над своим сознанием я перестал объединяться с ней. Может, потому и потускнело? Кто знает». – «Лась. Я сегодня такую кофту одела. Мы в секонде сперли и еще штаны Мирре купили. Смотри», после серии обычных поцелуев говорит Оля. «Лакс, Оля в ней такая сексуальная», возбужденно покусывает губы Мирра, переминающаяся с ноги на ногу, она уже съела «лайтовую таблу» для разогрева и теперь ей не терпится ПАа-а-таА-анцевать.

«Вау», улыбаюсь я, Пытаясь найти свет в своем сердце. Но его нет там. Есть только эгоистичное желание напиться и забыться, улететь подальше ото всех, еще Я… «Я хочу тебя», шепчу ей на ушко. «Я тоже», многообещающе улыбается она. Грустно. А ведь так недавно, еще пару часов назад? В ней тоже есть эта перемена, незримый свет ушел от нее, хотя, наверное, кажется. Глаза не сияют так чудно, в них нет глубины, мы все сейчас хотим весело оторваться на «Вагоне», предварительно влив в себя пару сотен грамм водки или коньяка. Я дежурно смеюсь. Мы несемся в этом трамвае, лишенные внутреннего огня. Я прикалываюсь и шучу, изображая хорошее настроение, к чему им знать о моих невеселых мыслях?

«Лася. А там лифчика нет», игриво говорит Оля. «У меня тоже», кокетливо поправляет волосы Мира-а. «У нас тут будет „вечерина“ без лифчиков. Парни держитесь», добавляет Оля. Я далеко от нее, от мира-а, за миллион километров, а так хочется снова войти в нее (его), слиться с ее (его) душой. Пытаюсь. Не выходит. Ощущения нас нет. Мы раскиданы по разным мирам, где каждый пребывает в иллюзии нас вместе. А внешне все пристойно-ласково, целуемся. Само-обманываемся. Макс смотрит на нас и добродушно басит: «Чуваки. Так что брать еще будем? Водку или коньяк»? «Мирра, ты водку пьешь»? Спрашивает Оля, отлипнув от моего тела.

«Ну не знаю. Надо подумать». «Короче, сейчас вылезем и там решим», отрезает Макс. «Блин..Хочу..Сегодня оторвемся», кричит Оля. Мы выходим из трамвая и заходим в магазин. «Давай, водку», говорит Макс. Оля сжимает мою руку и заглядывает в глаза. «И закусить что-нибудь. Мы с Миррой сегодня вообще не ели. Заяц, может сосисок и хлеба»? «Отравимся когда-нибудь этими сосисками», меланхолично говорю я, наблюдая, как Мирра с Ольгой покупают водку «Крестьянская», и спорят какой сок взять на запивку. Мы все купили и вышли из магазина, направившись к темному скверику неподалеку от Вагонки.

«Осторожно», театрально прошептала Оля, открывая калитку. Скверик был окружен забором из ржавой сетки, и это весьма обрадовало нас, не желающих, чтобы нас беспокоили. Прикрыв калитку, мы на цыпочках, едва сдерживаясь от смеха, прокрались сквозь площадку к кустам напротив входа. В этот момент темное покрывало туч слегка раздвинулось, и на нас глянул серебряный глаз луны. Настороженно оглядевшись, мы ускорили шаг, и вот, наконец, устроились на остатке бетонной плиты, зачем-то валявшейся здесь. «Ой, плита холодная», недовольно сморщилась Мирра, присев на краешек, рядом с похабной надписью – «Соски тут»!

«Да мы сюда что, сидеть пришли. Лакс, давай разливай», воскликнул Макс. Сжав в руке бутылку, я ищу в пакете пластиковые стаканчики. Желтые как солнце. Они горят и переливаются под властью луны.

Оля с Миррой стоит напротив, лицо в темноте, но я могу рассмотреть ТАМ странную улыбку, они о чем-то шепчутся и хихикают, поглядывая на экран мобильника. «Ну, чо, какой первый тост»? Вопрошает Мирра, когда я налил во все стаканчики. «За бодреж. Давайте за бодреж», предлагает Оля. «Ну, тогда за бодреж», соглашается Макс, и мы пьем, Макс для виду морщится. «Как будто никогда водку не пил», замечает Мирра. «Да не люблю я водку. Я только в компании ее употребляю», жуя сосиску, говорит Макс. «Как и курю. Кстати, дайте сигареточку», обращается он к нам. Мы все закуриваем, я ощущаю как «водка» растекается по желудку приятным теплом, но впрочем, это совершенно не согревает – и я все равно дрожу под случайными порывами ледяного ветра. «Лася, не дрожи так», обнимает меня Оля. «Да. Не знаю, никак не могу согреться. Может, ты меня согреешь. Потом». «Конечно, заяц ты мой пушистенький». «Мы ведь, как я понял, потом пойдем к Максу на работу спать»? «Да». Я нехорошо, пошло ухмыльнулся – так хочется секса! Или не хочется? Пожалуй, мне сейчас ничего не поможет, состояние дебильное. Может еще водки, и я верну свое утро? Вдохновленный этой мыслью я разливаю еще, и мы пьем.

Ничего не меняется. Скукота только становится еще глубже и четче, и вместо приближения к каким-то ощущениям, к ним рядом, хотя бы… К их состоянию..Я проваливаюсь в дыру, в пропасть, на секунду возникает чувство, что земля исчезает под ногами и чтобы вернуть уверенность в том, что я в реальности, я быстро хватаюсь за бутылку водки.

«Лась, ты что»? Заметив мой слишком резкий жест, спрашивает ОНА. «Ничего, давайте еще выпьем». Третий стакан, отупение во мне увеличивается, абсолютно все области чувств подавлены, а вкус водки или сигареты почти не ощущается. Макс начинает рассказывать анекдоты, Мирра с Олей хохочут, а я смотрю на луну. Серебряный диск сегодня необыкновенный, очень ясно видны на нем кружочки кратеров и я представляю, как хорошо бы сейчас побродить по нему в одиночестве, попинать камни под ногами и затем смотреть, как они летают в лишенном атмосферы пространстве. Потом внимание обращается на Олю, на ней черная шелковая юбка с разноцветными бабочками и черные «гады», белая кофта с вырезом, украденная из «сток-секонда», действительно делает ее очень сексапильной. Впрочем, Мирра также очень ничего в своих серых широких штанах с большими карманами. Она вообще ничего. Губы у нее рабочие. Как у ДЖОЛИ. Мы пьем дальше, а Макс рассказывает:

«Молодой гинеколог попал на практику. Посылает его врач осмотреть молодую пациентку, ну того нет час, два, потом заходит к врачу и со счастливой улыбкой рассказывает: «Доктор, это необычная пациентка, у нее клитор как персик». Врач морщится – «Вы необразованная деревенщина, такого не бывает». «Доктор, а вы сами проверьте». Ну, врач заходит, проверяет и через минуту, возмущенный, возвращается. «Я же говорил, что не бывает, клитор, как клитор». «Доктор. А вы облизать не пробовали»?

Мы все хохочем, а Макс спрашивает меня: «Слушай Лакс, что такое эм**фы»? Я удивленно приподнимаю бровь, с чего бы он интересуется таким вопросом? «Да так, Макс. Хрень, которую нюхают, и ты потом всех якобы любишь. Очень любишь. До безумия. Или наоборот ненавидишь. Или богом себя ощущаешь и баб не боишься закадрить. Еще ритм якобы чувствуешь. и привязываешься к состоянию искусственной „любви“. Это мне сами „бодрежники“ рассказывали. Сам не проверял. Я не дурак, сидеть на этом! От этого печень через пару лет вообще отваливается. А еще знаешь, говорят, из тех кто бодрился в начале 2000-х мало кого осталось в живых. Не стоит эдакое веселье собственной жизни, думаю.. Хотя, вообще мало ли чо рассказывают. Брешут, наверное. А что, разве тебе так плохо»?

«Да нет, я так просто спросил, интересно. Конечно, мне так хорошо». Быстро и резко ответил Макс. «Вот давай и закроем эту тему», отрезаю я, одновременно и желая дальше порассуждать про это, и давя в себе смутное желание, и прислушиваясь к внутреннему голосу о ненужности для меня этого опыта. А интересно все-таки. Как там. А голос искусительно ехидничает: «Не ты ли Лакс знаешь, что все эти состояния есть в человеке сами по себе, и что наркотик их искусственно открывает».

Потом в ум неожиданно пришло, я даже захотел сказать это вслух, но передумал – «читал в одном эзотерическом блоге: алко, сиги, курево, наркотики и тяжелое порно – временно дают наслаждение, эйфорию, убирая в сторону негатив в ауре, мешающий радоваться, но затем он возвращается, давая тот самый „откат“. И тебе еще хуже чем прежде. И все это разрушает оболочку блаженства в энергетическом поле, которая на самом деле и есть источник наслаждения. Потом даже наркотик не может вызвать эти состояния, ведь энерго-поле безнадежно испорчено. Люди пьют и употребляют еще больше – но уже ничего не испытывают. Они думают, что вещество дает счастье, но счастье это оболочка блаженства… И она убита ядом. И есть только бесконечная тоска». «Как у меня… И нафига мы пьем тогда? Блин, о чем я думаю… Пофигу»!!

«Но ведь какой соблазн получить ЭТИ состояния сразу, без утомительной Медитации. Как просто – понюхал вот тебе и экстаз. А то мучаешься, Осознаешь ритм-жизнь так, ищешь, где в тебе находится ЭТО слияние и чувство Единства со всем». Я уничтожаю этот голос, но однако далеко внутри он остается, грозя вернуться в вероятном будущем. Инструмент слияния скрыт от меня, способность теряется, а ведь когда-то я чувствовал РИТМ ДУШОЙ. Но как оно извлекается? Состояние Присутствия и Радости. Никогда нельзя понять. Иногда бывает и все тут. А может пойму как это Произвольно делать, не тогда, когда Неясно Как в сознании убирается некая рамка, мешающая Состоянию ЕДИНСТВА. В любой момент. Когда мне захочется! Или мне кажется, что я не могу это делать в любой момент? Всем нам все кажется. Недавно Шел по улице и вот оно, казалось ОСОЗНАНИЕ всего, мира, людей, себя, в «единстве со всеми» – приблизилось вплотную, но…

Оно улетело от меня, и я горько вздохнул, ощущая как хаотичное состояние моего ума украло ЧТО_ТО важное! Этакое обратное «дежавю» не наступившего осознания!

«Ну, чо, еще водка осталась»? Опять спрашивает Макс. «Закончилась». «Жалко». «Давай Макс, пойдем. Все уже замерзли», прошу я. Мы идем к выходу, а я бормочу: «Черт, водка не действует. Но наверное это от холода, сейчас попадем внутрь и нам всем голову снесет». «Конечно Лася», отвечает Оля, идущая рядом. «Знаешь, я че-таа такая пьяная. Давно такого не было». «Когда мы прекратим пить», вздыхаю я, ища в себе хоть какое-то удовольствие от приема алкоголя, но его нет. Наша веселая компания шагает к дверям Вагонки, и, останавливаясь у маленького застеклённого окошечка, мы все покупаем яркую ложную власть билетов. Билет в рай по нашему мнению!

Внутри раздеваемся, Оля с Миррой, шатаясь, уходят в туалет, Макс тоже куда-то исчезает, а я брожу в одиночестве между черных колонн нижнего зала, рассматривая людей вокруг.

Мимо проходит Катька и с улыбкой кивает мне. Кто-то трогает меня за плечо, оборачиваюсь и вижу коротышку Дженерику, ди-джея радио «Бас». «Как дела». «Так. А у тебя»? «Клево. Извини, я пошла, увидимся». Она уходит в туалет с огромным, под два метра негром, и их нет полчаса. Или больше. Что там можно так долго делать? Вот и все общение, куча знакомых, с которыми ты иногда пьешь. Здороваешься. Для чего? Я раньше был отстранен от мира, не было никого, ни знакомых, ни друзей. Теперь якобы есть и то и другое, но мне это равнодушно. Мирра. Макс. Вадим. Томка. Все они мне почему-то не интересны. Опять я не в мире, отстранился. Творчество? А зачем? Для кого? Любовь? Она куда-то исчезает. Боль! Ощущения мира? Ну, есть они иногда, но меньше чем раньше, ну и что? Я хотел не одиночества. Бодрежа..Веселья… Я получил все, за год перебывав в сотне компаний и на десятках «вече-р-ин», где абсолютно все были «под кайфом» и вот теперь скука. Горечь. Только напиться! Но и водка не веселит меня, я слишком много ее пил. Может?

Ко мне подходит Линда. Актриса местного «альтернативного театра» и еще к тому же прекрасный хореограф. Я быстро улыбаюсь девушке. Семнадцать лет, а уже ведущие роли. Молодец! «Привет Линд. Как танцы. Как жизнь». «Клево. Все путем. Какими судьбами на концерте»? «С друзьями забрел. Слушай». Я нагибаюсь к ее уху и шепчу: «У тебя еще есть тот чувак, о котором ты мне в прошлом году на „фонтане“ рассказывала, когда мы там с Дедом пили»? Линда, даже не ответив, достает из своей треугольной кожаной сумочки, с разноцветными лейблами известных марок, крохотный розовый телефон, и ищет в длинном списке абонентов какой-то номер. Лысина ее ярко блестит в свете ламп. «Сибарит..Это я… Да, извини что поздно..У тебя есть? Да, одному чувачку надо классному..Хорошо..Потом? Да. Пока».

Она нажимает на сброс и смотрит на меня. «Слушай, есть только за четыреста. И не сейчас. Попозже». «Это сколько», затягиваясь сигаретой, осведомляюсь я. «За грамм..Меньше не продает». «А когда тебе позвонить»? «Скажем через пару дней, не раньше». «Лады». Я мысленно прикидываю, где бы мне достать завтра сразу четыреста рублей, к тому времени от зарплаты у меня явно ничего не останется. «Ну, я пойду, выпью чего. Счастливо», говорит Линда и удаляется по направлению к зеркальной двери бара, где уже ждет ее седой мужчина в белом костюме. Голос у нее с томной хрипотцой, как после хорошего двухчасового секса. Я смотрю на ее аппетитную круглую попку, которую обтягивает серое платье из грубой под дерюгу ткани, модной в этом сезоне. В ушах сверкают маленькие золотые сережки с изумрудами, наверняка искусственными. Во мне появляется что-то тяжелое, нехорошее, этот разговор оставил неприятный осадок, так хорошо наложившийся на ощущение скуки. Я думаю, надо или нет? Вот дерьмо!