Текст книги "Очень Простые Мы. ищи себя всегда…"

Просто интересно сравнить ощущения любви от сердца, настоящее духовное состояние, с ощущением любви открытым с помощью искусственного заменителя. В чем тут разница? И имею ли я право на это? (Раньше убил бы себя за подобные намерения. Нет. Откажусь покупать этот яд!!!). Играет какой-то «синте-поп» для разогрева перед концертом, и я бессмысленной куклой кружусь в танце, ища радость которой нет. Появляются пьяные Оля с Миррой, мимо них проходят два пацана в ядовито-зеленых майках и многозначительно хохочут. Мирра с Олей глупо ржут им в ответ, но я почему-то не замечаю этого факта и того, что девочки отсутствовали целый час. И они явно под чем-то. Я смотрю на них. Где та радость, которой я хотел поделиться с ней? Ладно, плевать!

«Лакс, пойдем наверх. Посмотрим как там». Мы поднимаемся по переливающейся огоньками металлической лесенке на второй этаж и подходим к сцене, на ней пока еще никого нет. Только бит наигрывает. Кружатся худющие девки с остекленевшими безумными глазами. Блестят инструменты. На стуле лежит гитара, желтые полустертые тарелки барабанной установки мутно сверкают в слабом свете дискотечного зала, серое сукно сцены пересекают кабели различной толщины. Я долго, долго смотрю на провод, воткнутый в синтезатор, потом нахожу его в паутине кабелей и прослеживаю путь до белой розетки на стене. Вот кто-то включает зеркальный шар, висящий под потолком, и зал заполняет вращение светящихся белых квадратиков. Это создает иллюзию, что и сам зал вращается, я ловлю мимолетное чувство головокружения и хватаюсь за плечо Оли. Смотрю на ее лицо, тоже пересекаемое вращением зеркальных квадратиков, и вижу, как маленькие розовые губки ласково приоткрываются и вылетают слова: «Лась, пойдем наверх, на третий».

Мы поднимаемся на последний этаж, открытый, и, прижавшись к алюминиевым трубам ограждения, опоясывающим этаж, смотрим вниз, где на танцплощадке уже вовсю «колбасится» народ. Почти все с «Петра» теперь переместились сюда.

Никого из представителей поп-культуры, исключительно «подвальная» молодежь. «Жалко, что пива нет», замечаю я. «Слушайте, дайте сигу». «Сейчас Лакс, Мирра, дайте сигареты», отзывается Оля, рассеянно смотрящая в зал на одного из зеленых парней, с улыбкой созерцающего нас. Закурив, я прижался к Оле и, оглядевшись по сторонам, осторожно залез рукой к ней под кофту. Мы обнимаемся, она тоже залезает рукой ко мне в трусы и прижимается к моим губам. Довольно долго мы занимаемся этим бесстыдным петтингом на глазах у всей Вагонки, но вот отрываемся друг от друга, Мирра понимающе улыбается рядом. Я оборачиваюсь и вижу, что мужик, сидящий за столиком позади, тоже улыбается. Меня опять тошнит от самого себя. «Я схожу, пива возьму», сообщаю я хрипло, и спускаюсь вниз.

Проталкиваюсь сквозь увеличивающуюся с каждой секундой толпу и подхожу к стойке. Мимо проходит девушка в красном и улыбается мне одними краешками губ. «Пол-литра светлого», бросаю я трицок на стойку. Делаю быстрый глоток, и в кружке сразу остается чуть меньше половины. Черт, результата ноль, хотя нет, я замечаю, что как ни странно на меня накатывает такое же состояние как на работе. Миг. И я в рабочем ритме, в жесткой концентрации ума, не упускающей ни единой мелочи. Проклятье, а мне сейчас как раз хочется расслабиться, раствориться. Мне это нужно, но алкоголь не помогает. Ничего не помогает.

Я смотрю по сторонам, на людей, на зал, я вижу и замечаю все, мне понятен смысл улыбок людей. Взгляды, бросаемые ими на других. Но это не то видение, что утром, оно примитивно и лишено глубинного осознавания. То есть я все наблюдаю, подмечаю, но эти вещи, события, не связываются в моей голове в какое-то глобальное понимание, они как-бы существуют отдельно друг от друга. И вся эта концентрация сейчас слишком жесткая, от нее начинает болеть голова, так странно, что я не могу от нее избавиться. Тут подходит Мирра с Олей. «Ну, куда ты исчез. Мы тебя заждались», хором говорят они, отбирая пиво. «Знаешь, так странно, у меня сейчас такое же состояние что на работе. Такое жесткое состояние», говорю я Оле. «Ты расслабься, Лась». Советует она и вдруг тупо ржет, похотливо облизывая губы. «Не могу, пытался, но не могу. Не знаю, что делать». «Попробуй». «Слушай», обнимая ее за талию, зеваю я. «Пойдем в бар. Посидим до концерта. Поболтаем».

Мы толкаем зеркальную дверь верхнего бара и заходим в накуренное маленькое помещение, где играет совершенно другая, отличная от зала музыка. Но вот, в баре врубают все того же Benny со своим «Satisfaction»…На экране телевизора над стойкой транслируется канал «MTV». Клип Пауля ван Дюка. На пыльном зеркале тв ночной город, изображение прокручивают с ускорением, звука нет. Только скорость, камера установлена на крыше небоскреба и далеко внизу мелькают огоньки машин, по небу несутся облака. Возникает девушка на крыше. Она смотрит на город и она одна, как я сейчас, весь в себе. Со всеми и в тоже время один..

Она стоит, изображение клипа прокручивается вокруг нее, и я хочу шагнуть туда к ней, в эту картинку, ведь ей так одиноко, и вместе с ней улететь на волнах скоростного бита композиции..Потом там появляется загадочный как мир – Он, она целуется с ним..Город вокруг них существует в том же убыстренном режиме… Они не замечают его. Но вот она снова одна, опять одна… Вокруг скорость, а она неподвижна, ничего не изменилось…

Так хочется помочь ей войти в эту скорость, в эту жизнь. Слишком простые мы и одновременно такие сложные. Что ищем мы? В себе и других? Клип кончается и на экране Safri Duo – «Played-a-live». Мы все садимся за маленький деревянный столик в углу, уютно развалившись на мягком и рваном плюше сидений. Я улыбаюсь, во мне сейчас жажда скорости и опять возбуждение, вызванные «Satisfaction». «Ну что, Лася, ты расслабился», спрашивает Оля.

«Нет. Не знаю», отвечаю я, разыскивая в кармане деньги на очередное пиво, но их там нет. «Satisfaction» сменяется The Prodigy – «No Good». «Слушай, у нас еще денег нет»? «Неа, все истратили». «Черт, так пива хочется». Оля разговаривает с Миррой, а я опять смотрю на экран телевизора, теперь транслирующий Love Parad проходивший весной в Берлине. Так исследовать мне новое состояние или нет? «Лась, не скучай, попробуй все-таки расслабиться», говорит Оля.

«Мы сейчас придем», и они уходят к стойке поболтать с каким-то парнишей в розовых дредах. Приходит Макс с какой-то девушкой в длинном черном платье и с застывшей, будто приклеенной улыбкой на очень белом лице, можно подумать, что это не ее улыбка, а чужая, ворованная, так она ей не идет. «Привет чувачок», дико лыбится Макс. «Что делаешь»? «Сижу тут. Слушай, у тебя», я нагибаюсь к его уху и заискивающе спрашиваю – «не будет рублей тридцати»? «А че такое», обняв девушку, хмурится Макс. «Ну пива хочется, а денег нет, билеты оказались слишком дорогие. Я конечно знаю, что я тебе пятьдесят должен, но я отдам». «Да ладно, держи», Макс достает сотню и протягивает мне. «Только сдачу, сдачу верни».

Я встаю и, протискиваясь между людей, иду к выходу. Беру пиво в другом баре, где оно дешевле, и возвращаюсь назад. «Деньги давай», угрюмо бросает Макс, когда я сажусь рядом. «Ну че, ты пошла. Увидимся», говорит он девушке и она уходит. «Знаешь, кем она работает»? Обращается он ко мне. «Кем»? «У нее денег больше чем ты когда-нибудь сможешь заработать. Пятьсот баксов в день, она работает элитной проституткой, сейчас как раз позвонили и вызвали. Я ее давно знаю, еще в одном классе учились». «Мда», хмыкнул я, прихлебывая пиво. Черт, никак сегодня не могу напиться! «Мне нравится в ней ее целеустремленность, серьезность. Деловая девушка. У нее никого нет, и она сама всего добилась. Вот в универе на фин-менеджера учится. Сосет классно». Зевает Макс. «Ну, наверное, нельзя ее осуждать, каждый зарабатывает как может», замечаю я.

«Точно чувак, все профессии нужны, все профессии важны». Подходит Оля с Миррой, в руках у них по стакану, наполненному прозрачной жидкостью. Оля садится рядом и загадочно улыбается. «Лася, открой рот и не смотри». «Что»? «Ну, не смотри на мои руки». Я повинуюсь ей и во рту оказывается кусок льда, я вздрагиваю от прошедшей по телу волны холода и вытаскиваю его. Верчу в руках, маленький, уже разрушающийся под действием тепла прозрачный кубик, со следами ее зубов. Бросаю его в пиво и смотрю, как он прыгает среди пены, то погружаясь в желтые волны, то выныривая наружу.

«А что в стакане»? «Догадайся». Я делаю глоток. Мартини «Бьянко», мое любимое. «На, съешь лимон». «Не хочу». Мирра сидит рядом и играет в гляделки с парнем у стойки, высоким светловолосым красавцем в кожаных штанах и с накрашенными губами. Но вот она отворачивается. «Не мой вкус», говорит она, покусывая трубочку, торчащую из стакана. «Видимо как всегда сегодня не повезет». «А ты возьми, выстрой их в ряд и выбирай. Ты же супер и вообще это просто, парня снять». Вставляю я, зло улыбаясь.

«Пробовала уже раньше, надоело. Все надоели. Может действительно, на девушек перейти»? Лениво отмахивается она. «Правда, если ты сейчас сильно хочешь, то ничего не получишь», заметил я, играя волосами Оли. «Да знаю, а когда не хочется и место есть, пожалуйста. Но мне кажется хуже когда и хочется, и есть с кем, и есть где, а-а-а-а… удовольствия все равно нет».. Мы с Олей многозначительно переглядываемся. Да уж, насчет отсутствия места это про нас!//…

И вот концерт. Торжество звука, рев гитар и вой пьяных «фанов». Мы стоим около сцены, Оля с восторгом прижимается к моему плечу и шепчет: «Лась, Какаяяя песня. Ты слышишь»? Но я не слышу. Обычно «Мир Огня» что-то приоткрывал во мне, мне нравятся их песни, но сейчас нет ничего. Сонное оцепенение. Равнодушие. Скуука… Так вот.. «Нет, мне тут скучно, ничего не интересно и я слова песен не слышу. Наверно звук плохой». «Как Лась, ты не слышишь», удивляется Оля. «Но… Не знаю, мне так клево. Такие песни. Давно не было так весело. Попробуй, может услышишь. И к тому же это концертный звук, это тебе не компакт-диск, на концерте всегда так слышно». «Не знаю. Может быть», вяло отвечаю я.

Оля вместе с другими сумасшедшими прыгает вверх, вытягивает руки, тряся своей громадной трапециевидной задницей с ямочками целлюлита, и я, чтобы не выделяться среди остальных, тоже прыгаю, дрыгаю своим скелетообразным 60-килограммовым телом, всеми силами изображая как меня якобы «прет». Интересно, а многие изображают? Оборачиваюсь, вижу Деда. Он меня не видит, подхожу сзади, слышу обрывок фразы: «Опять сюда этот придурок Ласк пришел». Захожу с другой стороны. «О, привет Ласк. Так скучал по тебе дружище». Бит становится все жестче. Мммм! Парни и девушки яростно сплетают мокрые от едкого никотинового пота тела. Вот мимо проходит Аня. Вот еще кто-то знакомый, машет рукою у стены Макс, но никого из них я не хочу видеть. Осторожно отступаю от Оли и исчезаю в толпе, спускаюсь по лестнице на первый этаж. Сажусь в кресло у входа и смотрю на проходящих мимо людей. Хотя-бы это будет интересным? Стройная девушка в коротком салатовом платье из латекса и в кожаных сапожках, стоит у зеркала. Ее губки кривятся, звонит телефон и она резко меняется в лице. «Пошел ты нааа», орет она. И, нервно нажав на сброс, оборачивается в мою сторону. Подходит ко мне. «Молодой человек, у вас местечка не найдется»?

«Нет. Тут занято», мрачно выдавил я из себя. Девушка пожала плечами, сделала странную гримасу и удалилась в поиске очередной жертвы. Наивная, меня давно не интересуют такие – Куклы Барби. Когда-то я хотел дешевого секса с этими раскрашенными красотками, с кашей вместо мозгов. Быстрого жесткого и пошлого секса, разочаровывающего так скоро. Но не знал как дать себе это.

Теперь, когда я понял как это делается, мне ничего не нужно. Зачем? Чем это меня осчастливит? Секс? Чушь! Я ощутил в прошлом предел животного секса, сверхсекса, после него отупение – и мне стало скучно. Все это ерунда. А с этой? Достаточно ответить утвердительно, купить один коктейль, сказать пару комплиментов, навешать лапши, станцевать разок. И потом… В лоб спросить то, что нужно. Хочешь крошка у меня «фильм посмотреть»? И все! Главное «харизма» внутри! Большинство одиноких девушек, без явной пары, приходят в ночной клуб именно за этим и нечего там отмазываться! А многие попадают в ЭТОТ клуб «за минет» охране, этот факт тоже умалчивается. Но к черту, Оля там меня заждалась!

Хотя вру я все. Все я хочу… И ее и всех… ПРОСТО Я РАЗОЧАРОВАН, и это и есть барьер на пути к ним. Принять их такими как есть?? Ну нет!!! Какой ты все-таки Лакс противоречивый идиот!!! Что ты в них кроме тела пытаешься найти???? Высшее? Осел!

Поднимаюсь по лестнице, протискиваюсь к ней. Мы опять прыгаем, прыгаем и орем слова песни, которые мы на самом деле не знаем и вокруг все делают тоже самое. Изображаем счастье! Мне сейчас равнодушно, единственно только сам ритм, ритм ударных, гитары, синтезатора, сама рок-композиция, приятны мне..Ритм пробегает сквозь тело, заставляя его вибрировать, это так здорово! Ритм сотрясает воздух. Ритм качает стены… Класс! Но не все подчиняются его волшебной власти, некоторые стоят у стен и пьют пиво. Им не интересен концерт. Зачем они сюда пришли? Отметиться? Сказать себе, что ты был на «Торбе на Круче» и на «Мире Огня»? «Она такаяяяя групПпа»… «Слушай слова», кричит чрез шум песни Оля рядом, и начинает открывать рот, но я не слышу ее, слишком силен звук вылетающий из колонок.

Певец на сцене всего в пятидесяти сантиметрах от меня, я даже могу рассмотреть складки на его голубых джинсах и мелкие морщинки на висках. Он воодушевлен песней, он летит на ее волнах, он отдается залу. Слышим ли мы его? Тот смысл, что он заложил в песню? Думаю многие нет, хотя, нельзя говорить за всех, буду только за себя. Да, куплю потом «Торбу» на диске, в ней что-то есть, ведь на фоне равнодушия и презрения к себе я почувствовал это. Касание…

Когда снова стану настоящим послушаю их и заценю……

Солист Огня улыбается, заходит на сцену, песня про хиппи. Веселая такая песенка, она всегда заводит зал. Но вместо радости она вызывает во мне тоску, в чем дело? «Пойду посижу, котенок», говорю я Оле и опять испаряюсь в толпе. Издали смотрю на ее радость. Почему я не могу сегодня радоваться? Но все, в этой затянувшейся главе пора ставить точку.

Мы вываливаемся из дверей «Вагонки», идем по улице. Мирра. Макс. Оля. Я… Курим. Наш разговор во время пути до максовой работы изгладился из памяти. В ней осталась только картинка нас… Безмолвные силуэты на фоне не совсем хорошо нарисованного города. Но это мое впечатление. Наши тела попадают внутрь, зажигается свет, Мирра ворчит, что не хочет спать в одной комнате с Максом. Мы с Олей уходим из подсобки, где они расположились, в сам магазинный зал, и укладываем надувной резиновый матрас на кафельный пол.

Вокруг, на нас из тьмы глядят разные механизмы, аккумуляторы, бойлеры, пылесосы и электропилы. Магазин строительный. Такое странное помещение для нас. У нас всегда все как-то стремно, никак не можем попасть в нормальное место, везде не наша атмосфера. Может еще будет то место, где мы поймем, что оно для нас?

Нам неуютно на узком матрасе, через который мы чувствуем холодный пол. Жестко, неудобно, неприятно. Мы снимаем одежду, «занимаемся сексом», я, как обычно, не могу преодолеть жажды тупого удовольствия от ее тела, и это закрывает свет во мне. Как трудно пройти сквозь телесное удовольствие! Пару раз мы смогли это, и результатом была радость, но опять вернулся танец плотных физ-тел.

Опять движение, опять неровное тепло. Мы создаем его, мы согрелись, но света нет, кругом темно, а механизмы продолжают вкрадчиво и молча смотреть на нас. «Я как всегда не смог», говорю я холодно. «Лась, я люблю тебя». Мне стыдно, мне убого, я наслаждался ею не давая ничего взамен, а ведь когда ты двигаешься с желанием подарить удовольствие другому, ты получаешь больше чем отдал. Не чувствую ничего….

«Ты сможешь. Разве ты не чувствовал здесь», она прикладывает свою маленькую ручку к моему мечущемуся сердцу, накаченному алкоголем, и я чувствую себя абсолютным дерьмом. «Да..Было..Что-то», неуверенно шепчу я. «Меньше, чем у тебя». «Дурачок, ты же сам говорил, что свет всегда есть. Просто мы его иногда не видим», улыбается она в темноте. «Наверное… Я сегодня упал вниз, перестал ощущать себя..Пройдет», утвердительно отвечаю я. Да..Все есть всегда. Но все равно мне больно от этого не совсем духовного секса. Я должен подняться. Я должен! Или это сотрет нас! Многие пали именно потому, что занимались таким сексом. Удовольствие закрыло свет. И наступила тьма. Одна из причин потери моей радости? Я уже часто занимался с ней таким сексом!

«Я люблю тебя», говорят ее губы. Я целую ее, я так жажду разрушить ненастоящесть, найти тот момент, когда света стало меньше. Может, удастся? Не хочу механического танца тел, этих мутных, чаще моих глаз, глаз сексуального маньяка, не хочу пятнать алмаз ее и своей души. Разорвать. Преодолеть… Пробиться..Я смогу, я хочу, я должен! МЫ пойдем по дороге в бесконечность, по звездной дороге, куда она нас заведет? И на ней не будет места пустым играм мира, крадущим нас. Там будет звучать музыка иной реальности. Цимбалы станут стучать по сверкающей оболочке наших сердец. Это наверно восточная музыка. Музыка бесконечных песков, где идет караван. Верблюды качают длинными шеями, слышится окрик погонщика..Поклажа велика, идти далеко, но верблюды бредут, зная, что в конце ждет оазис с мягкой зеленой тенью и упоительная прохлада колодца.

Спустимся с небес к этому каравану, нас там давно ждут! Только нас в нем и не хватает. Улыбнется погонщик, приветствуя наши тела, укутанные в плотный шелк дорожного платья. Улыбнется, покажет место на одном из верблюдов, мы заберемся на него. Щелкнет бич, караван тронется, в наши полуприкрытые тюрбанами лица ударит горячий песок, это ветер пустыни закручивает очередную бурю. Но не бойся, любимая! Так надо, мы переживем его, надо пройти сквозь него к оазису… Видишь там, вдали, сверкают кроны пальм. Мираж, скажешь ты? Это для других он мираж, а я сделаю из него реальность..Песок..Вот песчинки сыпятся за ворот, проникают на тело, не вскрикивай от этого прикосновения, расслабься. Я расскажу тебе о том смысле, что заключен в них. Видишь, на моей ладони лежит одна из них, такая крохотная… Это я… Вот другая… Это ты… А вокруг океан… Мы сейчас пересечем его и попадем в райское место, где ты поймешь все… Что океан это тоже мы. И песчинки, и небо. Улыбаешься? Ты поняла? Спи, мой котенок, спи и видь прекрасные сны, в которых нет ненастоящего и где все реальность! Спи, а тем временем верблюд времени донесет нас до оазиса. Спи. Я с тобой!

Глава 8. Правда

Снова автобус уносит меня на работу. Сегодня я решил взять с собой плеер, и теперь в ушах медленно нарастает быстрый, иногда медленный, а иногда смешанный ритм все той же «Энигмы». Как давно я ее не слушал. Я смотрю на мир сквозь эту мелодию и ощущение отупения, преследующее меня последние несколько дней, уходит. Я снова легок и спокоен, ощущая возвращение огня в сердце. Там горячо. Там хорошо. Мир меняет свои краски под воздействием Души. Я в мелодии, а она во мне, тело не ощущается мной, музыка зовет ввысь, в иную реальность, где я свободен, где нет предела полету фантазии. «Энигма», музыка таинственности, музыка ирреальности. Пусть немного и смущают Дух ее иногда земные страсть-нотки! Мое сознание-ум с наслаждением воздвигает и рушит воздушные замки грез. Я там, в поднебесной дали кружусь в воздухе, и почему-то я в образе обнаженной светловолосой девушки. Наверное это богиня полета или воздуха?

Она танцует. Это танец свободы, танец радости, ее тело изгибается и принимает разнообразные формы. Вот форма лотоса, а вот форма розы. Она демонстрирует то, от чего освободилась, показывая нам новообретенное умение перетекать из одной формы в другую. Танец продолжается, богиня улыбается, взмахивает волосами, украшенными бронзовыми колокольчиками и растворяется в небе. Конец первой композиции.

Я смотрю на мир, на людей, вижу усталые взгляды и понимаю как я несвободен. Только там, в своей фантазии я могу все. Быть богиней полета. Богиней радости. Душа тревожно мечется в сердце, желая улететь на волнах музыки в небо, но тело шепчет. Не спеши. Почему? Я так устал от несвободы, от пут цивилизации, от экономической выдуманной дряни, от прочих законов мира, связывающих нас. Почему не сейчас? «Так надо». Пролетает мысль…

Другая песня… Слова..Одинокая ночь в моей комнате… Несвобода, одиночество ощущается мной сейчас особенно остро, и мне больно, но в тоже время в сердце матовый уютный свет и мне хорошо. Какое странное состояние. Автобус замирает на повороте, картинка на его грязном боку. Вечерний Сидней… Опера… Картинка впечатывается в сознание, так хочется шагнуть туда, а не ехать на автобусе к работе, к 12-часовому рабочему дню с двумя, тремя перекурами…

Выйдя из автобуса, я грустно улыбаюсь и лечу к другому, который подвозит к самой «работе». Шел, улыбался, наслаждался иллюзией свободы, даримой Энигмой, и расслаблялся. Но вот наверно закончилась энергия в батарейках, ритм чуть замедлился и я тоже..Еще медленней..Кассета зажевалась, какой-то шум вместо музыки… Но как ни странно в этом что-то есть..В ИЗЖЕВАННОСТИ, в замедленности, в возможности прослушать искаженный астральный бред вместо чистой композиции..Это похоже на наш мир.

Два десятка метров я восхищался тем, что свое тело и сознание делал подобным замедленной музыке. Щелчок, батарейки сели совсем и все кончилось, я замер около киоска с надписью: «Пресса». Энергии, мне нужно немного энергии, и можно перевернуть кассету и опять войти в ирреальный мир «Энигмы». Покупаю дешевые батарейки за четыре рубля штука и вставляю их в древний плеер, купленный, как и эта кассета, еще на шестнадцатилетие. Очень осторожно нажимаю на «плей» и музыка вновь во мне. Сегодня я не хочу быть в мире, хочу быть там. Теперь ритм быстрый и это меняет поведение тела, уже гораздо бодрее я пересекаю площадь и, повернув направо, иду до работы пешком. Так лучше! Смотрю на все и не смотрю на все, на глаза попадается плакат буддийского центра: «Приезд духовного ламы. Алмазный путь медитации», и под всем этим два слова черными буквами: «Свобода ума». Да, я знаю, что несвободен, что ум заполняет столько всего, что мне не нравится.

Вот и сейчас он чуть придавливает состояние просветленности, что возникло после того как Энигма открыла сердце.

«Свобода ума..Алмазный путь»…Плакат не зря попался на пути, и эта мысль стирает легкую придавленность. Люди идут мимо, я далек от них, очень далек, и мое отличие от них в том, что я вижу ненастоящесть мира. Они не видят. Не видят матрицы тел, пустоты во всем. Виртуальность хорошо отражает идею ненастоящего, там нарисованные картинки держатся, связываются вместе программой. А мир, держится, связывается также. Только программа в уме, в нашем уме, надо взять и стереть ее. Чтоб не держать мир, и тогда физические предметы рассыплются на осколки. На сотни осколков. Просто поверить, что ничего нет! Но как просто сказать стереть программу, сказать, что все ненастоящее, а вот найти ее в себе – эту программу! И как правильно ее стереть? Наверно, преждевременно не прятаться от мира…

Щелчок. Пауза. Музыки сфер нет, есть мир, сложный, простой, жестокий и добрый. Начнем снизу… И, я начинаю, решив к концентрации добавить еще и осознавания-медитации. И получается. Я так спокойно с любовью делаю работу, четко отмечая каждое действие. Я ошибся с чрезмерной концентрацией раньше, это помешало мне расслабиться на Вагонке. Сегодня я буду расслабленным, рассеянным, и в то же время любящим и правильно выполняющим все.

Весь день выношу горы и горы полистирола, сознание охватывает каждый кусочек, обнюхивает, повизгивает и радостно лает. Иногда находя подходящие творческие образы. Вижу: на дворе, под кучей пенопластовых панелей притаилась собака. Желтый глаз испуганно смотрит на меня. Не бойся, не выдам! Я же понимаю, что тебе негде спрятаться от дождя. У меня наверно сейчас правильное состояние. Но, как трудно уму выразить, осознать, даже описать сейчас его. Это подобно красавице, рассматривающей свое лицо в крохотном осколке зеркала. Как ни крути, вверх или вниз, увидишь только кусочек, не более того..

Все мое видение это рассматривание мира с помощью куска зеркала, а хочется же целого! Собрать, склеить, найти все недостающие части. Убирая обломки пенопласта, я нахожу среди них мертвых насекомых, вот раздавленный шмель, вот чудесно длинный жук. Спит прекрасным сном смерти большая стрекоза… Везде валяются кусочки крыльев и тел, маленькое кладбище среди искусственного материала панелей. Стряхиваю прозрачные крылышки с кусков и несу на мусорку…

В этот момент в цехе что-то трещит и музыка, до того игравшая в нем, какофоническая поп-музыка не воспринимаемая моим сознанием, поглощенным созерцанием смерти, стихает. Кратковременная тишина, нарушаемая смехом рабочих, и в этот миг мои глаза замечают у пыльного окна еще один трупик, сложившую навсегда свои цветные крылья, бабочку. Как жаль, что она никуда больше не полетит. Оглянувшись, украдкой прячу ее в карман и несу во двор, где засовываю в стену, в щель между кирпичами. Пусть она спит там вечным сном ушедшего лета, и каждый раз, проходя мимо, я буду думать о наполненных горячим светом солнца лугах, где когда-то беспечно резвилось чудесное создание. Ощущение полета, оно просто. Мне это очень понятно, но как передать через слова и как достичь реального полета? Наверно, сначала надо понять его отсутствие?

А как стать Богиней? Всем. Богом. Сначала никем. Отсюда, из этого цеха. Восхождение будет трудным, но как чист и свеж ветер на вершине, разве не стоит он уюта долины, где остались те кто пренебрег холодом подъема? Распахиваю дверь во двор, и в лицо бьет он, этот ветер, ветер первого испытания. Что-ж, сначала попробуем привыкнуть к этому холоду! Если впустить его в себя, он станет освежающей прохладой…

Нарочно беру себе работу на улице, дождь хлещет по спине, по голове, все мокрое. И я загружаю панели в машину. Когда я наклоняю их, чтобы запихнуть внутрь кузова, на мои штаны течет дополнительная порция влаги. Но, я уже привык к такой степени дискомфорта, это ерунда, по пути к вершине будет и не такое. Во всем смысл, во всем вижу необходимое испытание, и света во мне от этого сейчас становится больше. А любовь к ней? Я ошибся! Я опять ошибся! Она есть тут, она есть всегда. Это объединение, оно не прекращалось ни на минуту, ведь она думает обо мне, я о ней. Но все это не вечно…

Ничего не вечно…

Я иду по городу с работы, и теперь я осень, я облетел, сбросил с себя остатки желтых листьев, я умер, я испарился. Я огромная черная ветка, я миллион черных веток, которые ломает, крутит, рвет на части злой мальчишка-ветер. Меня нет. А еще я кукла, марионетка ума, дергаемая за ниточки, а еще я дух и бог, а еще надвигающаяся зима. Уже дышащая в лицо обжигающими порывами ветра. У меня много Я и все они такие разные, смешные и злые, грустные, и убогие, как хочется собрать их всех вместе и превратиться в нечто где всегда лето, где нет увядания и рассыпания в прах. Я иду и кусочки меня, почерневшие от дождя листья, топчут прохожие и мне больно от этого. Где Я – лето? Я иду по городу, и мой ум заполняет мелодия рассыпания и увядания. Где я лето? Я иду, и свет исчез из меня, оставив равнодушие. Где я лето? Машины обрызгивают меня, мир несется куда-то, холод, везде холод и лета нет. Там в солнечных днях осталось все, и любовь, и счастье, и радость, и ее загадочный смех. Там остался я, мое настоящее я. Я осколок, я много осколков, хочу собрать их всех в зеркало и посмотреться в него, но что-то мешает, что-то тормозит, состояние такое, будто меня погладили огромным раскаленным утюгом, так я придавлен нехорошим во мне. Люди? Почему вы не видите, что вы куклы? Вы радуетесь, вы смеетесь и не знаете, что кукловод-ум сейчас дернет за окровавленную ниточку и ваше счастье кончится. Но вы счастливее меня, вы этого не знаете. А я знаю, что я кукла! Я знаю, что запутан и мертв сейчас.

Мертвый Свет ночного города проходит сквозь мои Я, сквозь мои Я, заключенные в сотни тысяч голых деревьев и Я плачу. Потому, что это не свет солнца, это свет мира..Где лето? Я хочу тебя. Я жажду тебя! Вернись ко мне и уничтожь куклу во мне, убери тяжелое и мертвое, покрой мои руки-ветви зеленым бархатом листьев, тело-кору мою обними теплом солнца, золотым светом, златой радостью солнца. Почему ты ушло лето? Я хочу, чтобы ты было вечным… Но ветер хохочет надо мной, и я падаю в большую лужу, черную и холодную дыру у дороги и растворяюсь в ней, надо мной колышется мутное грязное небо, а вода медленно проходит сквозь одежду. Прохожие крутят пальцем у виска, наверное они думают, что я сумасшедший! Нет, Я-осень! Я осень и смерть, равнодушный дождь и сумеречное небо, я жажду уничтожить мир своей властью, весь его укутать в покрывало серости черноты и тоски…

Рядом в луже валяется бутылка пива, разбитая бутылка. Я беру и осколком зеленого стекла режу по руке. Зачем? Вероятно, я хочу полного растворения? Но разве может быть хуже? Под острой гранью стекла течет алая кровь и, стекая по руке, капает в лужу, смешиваясь с грязной серой водой, в которой почти не отражается небо. Я режу сильней, сильней, я хочу чтобы кровь фонтаном хлестала из раны. Вдруг, встряхнет? Вернет лето? Но бесполезно и я вскакиваю и, становясь на колени посреди лужи, весь покрытый грязью стекающей по одежде, вою, кричу, пытаясь докричаться до настоящего во мне…

Подъезжает большая милицейская машина, тоже зеленая, свет ее синих фар падает на мое небритое лицо с выпученными глазами и это придает мне сходство с трупом, хотя Я конечно не вижу себя со стороны. Или нет? Я вхожу в тело подходящего «мента» с квадратным, улыбающимся лицом, в губах у него зажат косяк с марихуаной. Ощущаю напряжение в его мышцах, злое веселье в сердце, жажду кратковременной забавы. Вижу его глазами себя, страшного и безумного и вот моя ментовская рука обрушивается на меня-якобы-настоящего. Я счастлив избивать сам себя этой рукой, страшной, толстой, стероидно-мускулистой, я счастлив позабавиться над собой, сорвать зло. Вот я беру себя этой рукой, избитого и окровавленного, и напоследок дав под дых, засовываю в машину… Везу в участок и бросаю в камеру, на сырой пол, загаженный пометом мышей. Я хохочу и рассказываю сослуживцам о несчастном придурке, воющем в луже посреди города.