Текст книги "Доказательство жизни"

Дэн Шорин «Телескоп и голуби»

– Вселенная – иная. Не такая, какой мы ее видим. Люди изобрели приборы в миллионы раз чувствительнее человеческого глаза, но и они неспособны показать Вселенную.

– Почему?

Питер сидит на траве, опираясь спиной о ствол белого дуба. Солнце клонится к закату. Парочка сизых голубей воркует на толстой ветке. Велосипеды лежат чуть в стороне, корзина для барбекю давно пуста. Самое время ехать домой, но вечер так прекрасен…

– Это называется «эффект наблюдателя», – говорю, пытаясь пересказать один из основных постулатов квантовой механики на уровне пятнадцатилетнего квотербека школьной команды. – Когда мы наблюдаем за любым квантовым процессом, он начинает проходить иначе. Вот расскажи, как ты видишь траву?

Питер озадаченно смотрит на разросшуюся осоку, потом переводит взгляд на меня.

– Глазами.

– А как работают глаза?

Во взгляде Питера появляется понимание. Это им в средней школе рассказывали.

– Солнце излучает фотоны, которые отражаются от травы и попадают на сетчатку, где возникают нервные импульсы.

– Правильно, а теперь представь, что тебе нужно рассмотреть что-то поменьше. Например, электрон.

– Не получится. Он слишком маленький, – заявляет Питер. И, немного подумав, добавляет: – Меньше фотона.

Киваю, не заостряя внимания на том, что в случае с фотоном правильнее говорить о длине волны.

– И если мы посветим на электрон…

– То его там уже не будет! – радуется Питер.

На самом деле это объяснение очень далеко от истины в последней инстанции. Как, впрочем, и любое из ныне существующих объяснений эффекта наблюдателя. Но как еще объяснить сыну теорию Нильса Бора, которую зачастую не понимают и маститые ученые? И которую шумно критиковал сам старина Альберт.

– Поэтому, наблюдая за Вселенной, мы одновременно ее меняем.

– Мы – то есть люди?

– А вот этого никто не знает. Эйнштейн, пытаясь доказать абсурдность квантовой теории, однажды сказал, что согласно ее постулатам, мышь может переделать вселенную, просто посмотрев на нее. Сейчас квантовая теория считается доказанной, на ее основе работают мобильные телефоны и компьютеры. Так что и мышь Эйнштейна вполне может уже сейчас сидеть в своей норке, даже не подозревая о грядущих свершениях.

– Папа, завязывай со сказками, я уже взрослый.

Питер думает, что я решил над ним подшутить. Даже не пытаюсь его переубедить. Однажды он поступит в колледж, где будет изучать квантовую механику. И тогда ему будет стыдно за свое детское неверие.

Телефон взрывается трелью во время неловкой паузы. Что домой я сегодня не попаду, я чувствую в тот самый миг, когда в трубке звучит голос Лесы Роу – большой шишки в НАСА.

– Мистер Фейбер, где вы сейчас находитесь?

– На велопрогулке с сыном. Дома буду через…

– Оставайтесь на месте, мы вас локализовали. Через пять минут вас заберут, жду в Хьюстоне на инструктаж.

По коже бегут мурашки. Теоретически инструктаж может быть на любую тему. В прошлый раз то были правила общения с прессой, в позапрошлый – уровни секретности документов агентства. Но для штатного инструктажа за астронавтами не посылают Sikorsky S-97, шум лопастей которого уже заглушает идущие из трубки короткие гудки.

– Питер, позвони маме, пусть она возьмет пикап и заберет тебя и велосипеды. Похоже, мне предстоит слетать на МКС. Так что к ужину вернуться вряд ли получится. И не забудь погулять с Бизоном.

Вертолет похож на рыбу: продолговатый, обтекаемый, с широким хвостом. Запрыгивая внутрь, мысленно формулирую главный вопрос: что такое случилось в НАСА, раз им срочно потребовался Грэг Фейбер – единственный астронавт, который до дрожи в коленках боится летать в космос?

Полет занимает меньше часа. Несмотря на вечер, в штаб-квартире многолюдно. Поднимаюсь на седьмой этаж. Дизайн в малой переговорной минималистичный: круглый стол, вокруг которого расставлены десять стульев, плазменная панель на стене, «фрикаделька» логотипа НАСА напротив. Инструктаж проводит парень с непримечательной фамилией Смит. Я периодически встречался с ним в офисе, но чем он занимается в агентстве, даже не представляю.

– Вам предстоит спасательная миссия, – с места в карьер начинает он. – Миссия «Улисс», отправленная на космическом корабле Dragon 2 для планового технического обслуживания орбитального телескопа Хаббл, потерпела катастрофу. Суть проблем, как и их причины, неизвестны. «Улисс» одиннадцать часов назад успешно достиг телескопа, экипаж был готов приступить к работе, после чего связь пропала. Пять часов назад с борта корабля был передан сигнал SOS. Трансляция продолжается до сих пор, по всей видимости призыв о помощи посылает бортовой компьютер в автоматическом режиме.

Инструктор нервничает, широкими шагами меряет переговорную, тискает лазерную указку.

– Миссию возглавит Грэг Фейбер, астронавт с большим опытом, в прошлом военный летчик, – Смит панибратски хлопает меня по плечу. – Пять полетов на МКС, триста сорок дней наверху.

Ловлю взгляды присутствующих, улыбаюсь.

– В вашу команду войдет Дуглас Кроули. Он хирург, доктор медицины, работал врачом в программе Space Shuttle, два полета на МКС, девяносто два дня наверху.

Дугласа знаю давно – отличный парень, хороший врач, большой патриот Америки. Язык у дока подвешен, одно время он даже пытался заняться политикой, был в команде губернатора-республиканца в одном из восточных штатов. Но что-то там у него не заладилось, быстро вернулся в НАСА.

– Пилотом будет Джулия Уокман, летчик-испытатель, три полета на МКС, сто двадцать дней наверху, предыдущая техническая миссия к Хабблу.

К Джулии Смит не подходит, просто показывает на нее глазами. Честно говоря, я бы тоже не рискнул хлопнуть ее по плечу – от этого всего один шаг до обвинения в сексуальных домогательствах. Джулия – пилот от бога, но весьма скандальная личность. Афроамериканка, феминистка, лесбиянка – кажется, она относится сразу ко всем возможным меньшинствам Америки. При каждом удобном случае она садится на шею коллегам, публично заявляя, что ей все должны. Зато Джулию боготворят журналисты, на что женщина отвечает взаимностью. Когда надо выступить где-нибудь на пресс-конференции или дать интервью, Джулия всегда в первых рядах, к радости коллег-астронавтов, большинство из которых все-таки интроверты.

– Кроме того, в команду войдут бортинженер Ларри Огден и наш китайский коллега, специалист по информационным системам Жоу Ши, – продолжает Смит. – У обоих это первый полет за пределы атмосферы.

Ларри Огден – интереснейшая личность. Талантливый инженер, много лет работавший в команде Маска, Ларри знает всех «драконов» до последней заклепки. Не удивлюсь, если он сможет разобрать и заново собрать наш корабль прямо в невесомости. К тому же Ларри – младший пастор одной из церквей южной баптистской конвенции. Мне сложно представить, как у него получается совмещать искреннюю веру в Бога и полную самоотдачу на благо прогресса.

С китайцем я не знаком. Его присутствие в экипаже можно было бы списать на закулисные интриги между агентством и Поднебесной, не будь это спасательная миссия. К безопасности астронавтов в НАСА относятся очень ответственно, так что ничуть не сомневаюсь, что мистер Ши действительно незаменимый специалист.

– Теперь по существу вопроса. Причину трагедии мы не знаем. Рабочая версия – авария, аналитики не исключают диверсию. Так что работать вам предстоит крайне аккуратно, каждый шаг будете согласовывать с Хьюстоном.

– Диверсия? – перебивает Кроули. – Вы хотите сказать, кто-то сумел протащить на космический корабль пару фунтов взрывчатки?

– Ни в коем случае, – Смит бесстрастен. – Мы в двадцать первом веке, коллеги. Каждая строчка программного кода может нанести больше вреда, чем десять фунтов си-четыре. И программы не пахнут миндалем.

– Обслуживание телескопа входит в наши задачи? – спрашивает Джулия.

Прекрасно понимаю подоплеку вопроса. Хаббл – не МКС, каждая миссия стоит в разы дороже. Как только вытащим коллег, агентство вполне может нас припахать для всеобщей пользы.

– Вам запрещается даже приближаться к самому телескопу без прямого распоряжения из Хьюстона. Прилетели, состыковались с потерпевшим аварию кораблем, забрали экипаж, вернулись на Землю. Миссия сугубо спасательная. Среди вас нет специалиста по телескопу, и найти такого до утра мы не успеваем. А по отношению к дорогостоящей космической технике действует правило «не навреди».

Вздыхаю с облегчением. От Смита это не укрывается, он доброжелательно кивает, мол, понимаю.

– Информация по спасаемым. Ричард Боуэн, командир. Джой и Рэй Кингзманы, инженеры. Гарри Олтман, пилот. Все, кроме мистера Ши, их хорошо знают. Как видите, экипаж урезанный, всего четыре астронавта. Объем работ на телескопе был небольшой, предполагалось, что супруги Кингзман справятся самостоятельно, без помощи дублирующих специалистов. Медицинские карты экипажа мистер Кроули получит сразу после инструктажа. Старт завтра в одиннадцать утра с космодрома Бока-Чика. Еще вопросы имеются? Тогда удачного полета. Верните их! Мистер Фейбер, прошу задержаться на пару слов.

– Я вижу, у вас остались вопросы, – говорит Смит, как только последний из моей команды закрывает за собой дверь.

– Ровно два, – отвечаю я. – Почему выбрали именно нас, и куда делись парни, которые должны сидеть на чемоданах на случай аварии? По протоколу спасательная команда формируется одновременно с основной.

Сейчас на лице Смита нет ни малейшего намека на доброжелательную улыбку, то и дело проскальзывавшую во время общего инструктажа. Он озабочен и строг.

– Аналитики дают девяносто процентов на то, что на корабле была совершена диверсия. Очень хорошо организованная диверсия. У которой могут быть две равновероятные цели: дискредитация космической программы SpaceX или уничтожение самого телескопа. Успешная спасательная операция ставит крест на любой из этих целей. Диверсанты не могли этого не предусмотреть. Поэтому корабль, который должен был лететь вызволять команду Ричарда, сейчас разбирают по винтикам, а экипаж проходит собеседование со службой безопасности.

– То есть вы вместо сработанной команды решили выдернуть отдельных специалистов в надежде, что они не перегрызутся во время полета. Кстати, а что сказали психологи про нашу совместимость?

– У нас не было выбора, – Смит прячет глаза. – Люди, с которыми ты полетишь, лучшие – каждый в своей области. А чтобы они не перегрызлись – в полете есть командир экипажа. Агентство в тебя верит.

В коридоре меня ожидает Кроули.

– Грэг, на пару слов.

– Нет проблем, Дуглас. Слушаю.

– Тебе не кажется все это несколько странным?

– Ты про китайца? Мне сказали, что он чертовски хороший айтишник.

– У нас целая силиконовая долина чертовски хороших айтишников. И многие из них уже работали с ПО бортового компьютера. Скажу тебе больше, некоторые из них даже написали его. Для чего в спасательную миссию привлекать китайца, который априори увидит наши программы впервые? Если что – информация о софте «драконов» идет под грифом Top Secret.

– Хороший вопрос, Дуглас. Я не знаю на него ответа. Для чего взяли в команду китайца? Что делают в одном экипаже Джулия и Ларри, которые терпеть друг друга не могут? Почему командиром назначен именно я – с моей фобией? Могу только предполагать, что кто-то очень хочет сорвать миссию. Поэтому я тебя прошу: приглядывай за китайцем, но ни в коем случае не провоцируй конфликт. Даже если поймаешь его на горячем. Все разборки потом, на Земле. Наверху мы должны быть командой. В наших руках не только жизни двух экипажей, но и судьба всей американской космической программы.

– Понял, Грэг, – Дуглас хлопает ладонью по моему плечу. – Не подведу.

На мой взгляд, было бы трудно найти компанию, меньше походившую на экипаж спасательной миссии. Все отобранные астронавты имеют в своем досье такие жирные минусы, что странно вообще отправлять нас наверх в ситуации, когда на кону стоят человеческие жизни. А уж объединение в один экипаж вовсе попахивает намереньем сорвать операцию.

От Хьюстона до Харлингена лететь меньше часа. Восходящее солнце пронзает жиденькими лучами салон самолета. Через несколько часов, когда мы поднимемся наверх, оно превратится в слепящий шар, не прикрытый толстым слоем атмосферы.

Еще полчаса на автобусе – и перед нами открываются строения современного космодрома, построенного Маском в окрестностях деревеньки Бока Чика. Ничего футуристического здесь нет – упор сделан на функциональность. Мачты стартовых площадок, приземистые служебные помещения и бесконечная паутина окружающих их бетонных дорог.

Джулия первой выпрыгивает из автобуса. Невдалеке за красной ленточкой работают фотографы, и Джулия старается быть неотразимой. На самом деле сейчас фотографов немного, основная масса подтянется к тому моменту, когда мы, облаченные в громоздкие скафандры, направимся к пятисоттонной поставленной на попа бомбе, носящей звучное название Falcon 9.

Во время короткого завтрака все молчат. Не скажу, что мне нравится атмосфера, но я уже представляю, как окажусь в бескрайней пустоте в тоненькой скорлупке корабля. Ларри с аппетитом уплетает яичницу, Джулия метает в его сторону раздраженные взгляды. Ши вертит в руках фигурную отвертку – изготовленную, скорее всего, еще в прошлом веке. Похоже, это талисман; компьютерщики – странные люди.

– Хотите анекдот? – спрашивает Ларри, и тут же продолжает: – Астронавт, космонавт и тайконавт устроили конференцию в скайпе. Поспорили, чья страна добилась больших успехов в освоении космоса. «Россия самая лучшая, – сказал космонавт. – Пусть мы сейчас дальше МКС не летаем, но зато мы первыми человека в космос отправили». «Америка самая лучшая, – сказал астронавт. – Пусть мы сейчас дальше Хаббла не летаем, но зато мы первыми человека на Луну отправили». «Я бы с вами поспорил, – ответил тайконавт, – но мой корабль сейчас в тень Марса уйдет, я к вам минут через двадцать вернусь».

Смеется только сам Ларри, да еще Жоу Ши слегка улыбается. Впрочем, он тут же парирует:

– Нет-нет, какой Марс, сначала на лунной орбите базу оснастить надо, на Луне Чайна-сити отстроить, регулярное сообщение наладить, и только потом Марс.

Впрочем, никто не сомневается: китайцы это рано или поздно сделают. У цивилизации, возраст которой почти четыре тысячи лет, совсем другие представления о времени. Им некуда торопиться.

– Кстати, коллеги, а что такое «Беловодье»? – спрашивает Дуглас.

На миг нас окружает тишина, даже Джулия перестает ковырять салат.

– Это у нас, – улыбаясь во все тридцать два зуба отвечает китаец. – Когда русские триста лет назад бежали от своего правительства, они придумали себе сказочную страну, в которой текут реки из молока. А потом нашли эту страну в Китае.

– А с чего тебя, Дуглас, интересуют русско-китайские сказки? – Джулия, кажется, заинтересовалась.

– Да вот, я вчера медицинские карты получал. Наши, как положено, из медкомплекса принесли. А вот карты спасаемых Смит из ящика стола вынул. Они в папочке лежали, а на обложке папочки «проект Беловодье» было написано.

– А что Смит сказал? – Джулия уже не скрывает своей заинтересованности.

– Сказал, что всю необходимую для полета информацию получает командир экипажа, и посоветовал мне забыть, что видел.

Четыре пары глаз поворачиваются в мою сторону. Вытираю губы салфеткой и отвечаю:

– Так получилось, что мне ничего не сказали. Поэтому работать будем, не отвлекаясь на всякую ерунду. Не удивлюсь, если папка просто попалась Смиту под руку и вообще не относится к нашей миссии.

Вот в чем заключается работа командира. Быть бритвой Оккама, своевременно пресекая фантазии. Астронавты должны помнить свои задачи и не отвлекаться на посторонние вещи.

– Ну что, в покер? – Дуглас достает из кармана колоду карт.

Игра в покер перед стартом – устоявшаяся традиция. Она продолжается до тех пор, пока экипаж не обыграет капитана. Обычно это длится одну-две сдачи.

– Кстати, русские собрались отправить автоматическую станцию к лунам Юпитера, – говорит Ларри, тасуя карты. – Величайший прорыв в истории космонавтики, как преподносит их пропаганда.

– На Ганимеде воду будут искать, – лыбится Дуглас. – И ведь найдут, черти.

– О да, и их пресса назовет это открытием тысячелетия, – соглашается Ларри.

– Зато у них при всей нищете хватает воли развивать космическую программу, – заступается за русских Джулия.

На руках две семерки и три короля. Фулл-хаус. Похоже, будет еще одна раздача.

– Не люблю традиции, – вскрываюсь, чтобы не тянуть время.

Коллеги дружно скидывают карты.

– Может, не любишь проигрывать? – интересуется китаец.

– Так я же вроде выиграл.

– В конце все равно проиграешь.

Да… Безвыигрышная ситуация. Как, впрочем, и руководство космической миссией. Лавры получает вся команда, а вот шишки, как правило, капитан.

Вторая сдача. Приходит пиковый флэш, который наголову разбивает сет Джулии.

Третья сдача. У меня опять фулл-хаус, ни у кого из соперников нет даже пары. Дуглас начинает посматривать на часы.

Четвертая сдача. На руках каре тузов. Тяжело вздыхаю и выкладываю на стол. Жоу Ши хитро улыбается и вскрывается. Роял-флэш. Перевожу взгляд с червонного туза в моем каре на червонного туза в картах ушлого китайца.

– А кто сказал выиграть честно? – спрашивает Ши.

Ларри морщится, зато Джулия с трудом сдерживает смех. «Победа любой ценой» – стиль жизни китайцев и феминисток.

Если кто-то вам скажет, что космические скафандры удобны – не верьте. Может, они и оптимальны наверху, в невесомости, где ты плаваешь, будто рыба, но носить космический скафандр внизу совсем не комфортно. Во-первых, в скафандре ты себя чувствуешь свежемороженой рыбой. Вроде и степени свободы в наличии, а постоянно сталкиваешься с упругим сопротивлением материала. Во-вторых, при длительном ношении он натирает все возможные места: от ступней до промежности. В-третьих, иногда он просто жмет.

В скафандры нас запихивают минут двадцать. После чего мы величественно отправляемся на стартовую площадку. Неудобство немного отвлекает от мыслей о возможных рисках миссии, поэтому настроение почти нормальное.

Спускаемся на лифте и выходим к серебристому автобусу, разрисованному фрикадельками НАСА как новогодняя елка. Журналистов прибавилось, со всех сторон мелькают вспышки фотокамер. Краем глаза вижу ребят из пресс-службы агентства: их работа состоит в том, чтобы, не отвлекая астронавтов и технические службы, удовлетворить любопытство представителей прессы. Не могу сказать, что задача простая, я бы точно не справился. Но в НАСА работают лучшие.

– Коллеги, как вы относитесь к обществу плоской Земли? – заводит разговор Джулия.

– Отрицательно, – тут же отзывается Дуглас. – Они тебя чем-то обидели?

– Наоборот, я считаю, что эти ребята подвергаются незаслуженной дискриминации, – сообщает наш пилот, чем вводит меня в состояние когнитивного диссонанса.

– Слушай, но ты же три раза поднималась на МКС, проторчала наверху в общей сложности четыре месяца, – высказываю свое удивление я. – Неужели после всего этого ты можешь с теплом относиться к людям, которые считают, что Земля – плоская, а все сотрудники НАСА – обманщики, участвующие в глобальном заговоре, дабы скрыть истину?

– Они имеют право на то, чтобы их мнение уважали, – упирается Джулия.

Один за другим поднимаемся в автобус. Я захожу последним, предварительно помахав рукой журналистам.

– Я считаю, что правительство ориентировано на дискриминацию членов общества плоской Земли, – продолжает Джулия уже в автобусе.

– В чем эта дискриминация выражается? – интересуется Дуглас. – Им запрещают появляться на телевидении? У них отбирают детей? Их увольняют с работы?

– Мы же не в Иране живем! – кривится Джулия.

– Тогда в чем ты увидела дискриминацию?

– Их высмеивают! – заявляет пилот. – Я считаю, что американская нация недостаточно толерантна к тем, кто выбивается из мейнстрима. К тем, кто мыслит иначе. Вместо поддержки и понимания они получают полную меру презрения и издевательств. Я как никто иной это понимаю, я сама такая.

– Ты вступила в общество плоской Земли? – интересуется Ларри.

– Не хами, – взрывается Джулия. – Я афроамериканка. Мои предки поколениями были в рабстве, именно они создали эту страну, благами которой сегодня пользуется каждый американец. Но что-то я не вижу и толики уважения, которое мы заслужили по праву.

– Журналисты от тебя в восторге, они каждый раз смотрят тебе в рот, – сообщает Дуглас.

– Это другое, – Джулия несколько смягчается. – Они видят во мне не женщину, не личность, а часть агентства, винтик сложного механизма, который поднимает людей наверх.

Автобус останавливается. Расстояние до стартовой площадки невелико, вся поездка занимает буквально пару минут.

– А ты не пробовала принимать людей вокруг себя такими, какие они есть? – интересуется Ларри. – Они ничем ни тебе, ни твоим предкам не обязаны. Они просто ездят каждый день на работу, смотрят телевизор, сидят в интернете. Им до лампочки твои внутренние терзания, они просто хотят жить и радоваться жизни.

– Жить и радоваться жизни? – негодует Джулия. – Именно это ты советуешь своим прихожанам на проповеди? Ты лицемер!

– Ничуть не больше, чем ты. Чтобы получить толику признания, ты хочешь изменить людей вокруг себя, хотя, возможно, стоило бы измениться самой.

Еще один лифт поднимает нас в корабль. Вокруг суетится технический персонал: помочь разместиться нам в «драконе», проверить, надежно ли закреплены ремни, задраить люк. В скафандре жарко, команда нервничает – космические корабли иногда взрываются. Я не злюсь на Джулию, каждому из нас сейчас не по себе. Заговорив про общество плоской Земли, она просто пыталась разрядить атмосферу, но была не понята и раскритикована.

Мы еще пока внизу, но с момента герметизации люка работа уже началась. Сейчас нам предстоит пройтись по списку технического контроля: поверить наличие предупреждающих сигналов, протестировать электронику, проверить частоты связи с наземными службами. И только когда с рутиной закончено, ракета стартует.

У меня дома живет ньюфаундленд по кличке Бизон. Мы с ним каждое утро совершаем пятикилометровую пробежку, пересекая широкую рощу. Время от времени я останавливаюсь, подбираю ветку и стараюсь закинуть ее как можно дальше. Бизон радостно бежит за ней, приносит, но не отдает сразу, а долго треплет перед тем, как выплюнуть мне под ноги. Каждый раз, когда корабль стартует, я вспоминаю Бизона. Вибрация вызывает ощущение, что гигантский пес треплет ракету мощными челюстями и трясет перед тем, как отдать хозяину.

Потом начинаются перегрузки. Ложемент слегка скрипит, принимая возросший вес. Когда я поднимался наверх в первый раз, я пару минут волновался по поводу этого скрипа. Позднее, внизу, техники объяснили, что так и должно быть, все дело в амортизации. Я не боюсь перегрузок. Все то же самое, что на центрифуге, только кориоли́с не так выражен. Ужас накатывает позже, когда небо теряет голубизну, наливается чернотой, и мириады звезд, как глаза голодных хищников, заглядывают прямо в душу. Внутри ворочается страх – вязкий, холодный, парализующий волю. Сердце бьется через раз, захлебывается. Руки немеют. Хочется сжаться в комок, укрыться толстым одеялом, хоть как-то спрятаться.

Про астрофобию не подозреваешь, пока в первый раз не поднимешься наверх. А потом задний ход давать уже поздно: слишком много денег, сил и времени вложено в освоение профессии астронавта. Остается только стараться не выглядывать в иллюминаторы и считать голубей.

Первого голубя мое воображение рисует с трудом, преодолевая навязанный стереотип о космической пустоте. Сизая птица с белым пятном на шее в форме сердечка материализуется прямо передо мной. Второй возникает легче. Третий. Четвертый. Пятый. В мой первый подъем наверх я пытался считать овец, но та попытка с треском провалилась. Рассудок просто отказывался представлять пасторальные картинки на высоте двухсот пятидесяти миль над уровнем моря. Позднее внизу мой психолог посоветовал заменить овец на голубей. Голуби ассоциируются с небом, с высотой. Когда я служил военным пилотом, стаи голубей часто сопровождали самолет при взлете и посадке. Сейчас воображаемая голубиная стая спасает меня от панической атаки.

– Остановка двигателей. Отделение ступени, – сквозь шум доносятся до меня слова оператора из Хьюстона.

В эфире треск, над Атлантикой проходит грозовой фронт.

Тишина наступает внезапно. Сначала кажется, что заложило уши. Потом – что я умер. На самом деле всего-навсего отключились двигатели: мы наверху, орбитальная скорость набрана. Вес исчезает. Стиснув зубы, проверяю телеметрию. Это обязанность пилота, но я, как капитан, должен контролировать. Все верно, «дракон» уже на плановой орбите.

– Отделение конуса и щитов, – бубнит внизу оператор.

Защитные пластины отваливаются от корабля, чтобы сгореть в атмосфере. Опускаю глаза, пытаясь сосредоточиться на эфире. Меня бьет мелкая дрожь. Сейчас главное – не смотреть в пустоту.

– Ну что, командир, штаны сухие? – спрашивает Джулия. На шлеме ее скафандра сидит воображаемый голубь.

– Не дождетесь, – машинально отвечаю я. – Параметры в норме?

– Вполне.

– Мисс Уокман, будьте добры отвечать по протоколу, – вмешивается Ларри.

Ранее не замечал за ним формализма, а вот тот факт, что Джулия его раздражает, общеизвестен.

– Телеметрия в норме. Повреждений обшивки не обнаружено. Бога нет.

– Что заставляет тебя так думать? – Ларри понимает, что Джулия его провоцирует, но не может удержаться.

– Я в четвертый раз наверху, но ни разу его не видела. Может, он прячется?

– А может, ты не туда смотришь? – парирует Ларри.

– Я не Грэг, выглянуть в иллюминатор не боюсь.

– А заглянуть внутрь себя?

– Ты расист, Ларри.

– А еще сексист, шовинист, гомофоб. Я все это от тебя уже слышал. Придумай что-нибудь поновее.

Пора вмешаться, иначе перепалка перерастет в склоку, и о спокойной миссии можно будет забыть.

– Экипаж, прекратили засорять эфир, – говорю я и включаю связь с Землей. – Хьюстон, на связи «Кабир». Мы на промежуточной орбите, телеметрия отличная, ждем отмашку подняться выше.

– «Кабир», мы вас слышим. Потерпите половину витка. Передаю программу старта.

Бортовой компьютер гудит, принимая данные. Половина витка – это лишние три четверти часа на орбите. Немного, если учитывать, что с момента получения сигнала SOS прошли две трети суток. И очень много, если вспомнить, что скафандр EMU обеспечивает воздухом астронавта всего на восемь часов.

– «Кабир», возможно, у вас проблемы, – звучит в динамике.

Персонально для меня любая миссия – одна большая проблема, потому надо уточнить:

– Хьюстон, не понял вас. Выражайтесь конкретнее.

Пауза продолжается секунд тридцать.

– Мы не уверены, но, похоже, ваша текущая орбита небезопасна.

Это плохо. Или при запуске прошляпили орбиту какого-то куска железа, или…

– Объект на нашем пути подвижен?

– Мы склонны считать, что да. Похоже, чей-то спутник прет вам наперехват.

– Не американский?

– Нет. Предположительно, русский или китайский. Мы пытаемся связаться с их космическими агентствами, но необходимо время.

– Внимание! – Поднимаю правую руку, сжатую в кулак, сигнализируя экипажу о важности происходящего. – Нештатная ситуация. Пилот, быть готовым к изменению орбиты. Хьюстон, рассчитайте траекторию уклонения.

– Уже. Варианты траектории отправлены пилоту, – рапортует Хьюстон.

– Принято, – сообщает Джулия.

– Пробуй уклониться. Хьюстон, будьте готовы взять управление на себя. И свяжитесь с Пентагоном, спросите, нет ли у них военного спутника поблизости. На случай, если это чудо от нас не отстанет.