Текст книги "Организованный ум"

В последние двадцать лет нейробиологам удалось совершить настоящий прорыв и гораздо точнее разобраться, как устроено человеческое внимание. Нейронная сеть, поддерживающая состояние мечтательности и задумчивости[94]94
  Menon, V., & Uddin, L. Q. (2010). Saliency, switching, attention and control: A network model of insula function. Brain Structure and Function, 214(5–6), 655–667.


[Закрыть], задействует нейроны префронтальной коры (зона мозга сразу за лобной костью и глазами) и поясной извилины (расположена на 10 см глубже) и связывает их с гиппокампом – центром консолидации памяти. Все это происходит благодаря деятельности норадреналиновых нейронов в зоне голубого пятна – крошечного ядра, расположенного в стволе мозга, глубоко внутри черепа, и соединенного множеством аксонов с префронтальной корой[95]95
  Corbetta, M., Patel, G., & Shulman, G. L. (2008). The reorienting system of the human brain: From environment to theory of mind. Neuron, 58(3), 306–324.


[Закрыть]. Несмотря на схожесть названий, норадреналин и адреналин – совсем не одно и то же: норадреналин по химическим свойствам схож с дофамином, из которого и синтезируется. Чтобы поддерживать мозг в состоянии полусонной задумчивости, требуется сохранение баланса между уровнем глутамата, возбуждающего нейромедиатора, и гамма-аминомасляной кислоты (ГАМК), служащей подавляющим, или ингибиторным, нейромедиатором[96]96
  Kapogiannis, D., Reiter, D. A., Willette, A. A., & Mattson, M. P. (2013). Posteromedial cortex glutamate and GABA predict intrinsic functional connectivity of the default mode network. NeuroImage, 64, 112–119.


[Закрыть]. Известно, что дофамин и серотонин – компоненты нейронных сетей, но механизм их взаимодействия сложен и до не конца изучен. Однако масса фактов указывает, что определенное генетическое отклонение (трансформация гена СОМТ[97]97
  Ген СОМТ кодирует фермент катехол-О-метилтрансферазу, который регулирует уровень нейромедиатора дофамина в префронтальной коре головного мозга человека.


[Закрыть]) приводит к изменению соотношения дофамина и серотонина, что вызывает аффективные расстройства и меняет чувствительность к антидепрессантам[98]98
  Baldinger, P., Hahn, A., Mitterhauser, M., Kranz, G. S., Friedl, M., Wadsak, W., …Lanzenberger, R. (2013). Impact of COMT genotype on serotonin-1A receptor binding investigated with PET, Brain Structure and Function, 1–12.


[Закрыть]. Исследования показывают, что ген SLC6A4, служащий транспортером серотонина, обусловливает проявление артистических способностей и склонность к поиску духовных истин, что напрямую связано с состоянием мечтательной задумчивости[99]99
  Bachner-Melman, R., Dina, C., Zohar, A. H., Constantini, N., Lerer, E., Hoch, S. …Ebstein, R. P. (2005). AVPR1a and SLC6A4 gene polymorphisms are associated with creative dance performance, PLoS Genetics, 1(3), e42.
  Ebstein, R. P., Israel, S., Chew, S. H., Zhong, S., & Knafo, A. (2010). Genetics of human social behavior, Neuron, 65(6), 831–844.


[Закрыть]. Судя по всему, связь между генами, нейромедиаторами и творческими проявлениями в человеке действительно существует.

Центральная исполнительная система, поддерживающая активную сфокусированную деятельность, задействует нейроны из разных частей префронтальной и передней поясной коры, а также базальные ядра, находящиеся в глубине мозга[100]100
  Posner, M. I., & Fan, J. (2008), Attention as an organ system, публикация в J. R. Pomerantz (Ed.), Topics in integrative neuroscience: From cells to cognition (стp. 31–61). New York, NY: Cambridge University Press.


[Закрыть]. Таким образом, прежнее представление о том, что исполнительная система сосредоточена исключительно в префронтальной коре, неверно. Посредством химических процессов центральная исполнительная система управляет уровнем дофамина в лобных долях мозга. Способность человека удерживать внимание зависит от уровня норадреналина и ацетилхолина, особенно когда во внешней среде оказывается много отвлекающих факторов: эти вещества и позволяют нам проявлять силу воли[101]101
  Sarter, M., Givens, B., & Bruno, J. P. (2001). The cognitive neuroscience of sustained attention: Where top-down meets bottom-up. Brain Research Reviews, 35(2), 146–160.


[Закрыть]. Когда мы полностью фокусируемся на важной задаче, ацетилхолин в правой доле префронтальной коры поддерживает работу фильтра внимания, помогая добиваться максимального качества работы[102]102
  Howe, W. M., Berry, A. S., Francois, J., Gilmour, G., Carp, J. M., Tricklebank, M., … Sarter, M. (2013), Prefrontal cholinergic mechanisms instigating shifts from monitoring for cues to cue-guided performance: Converging electrochemical and fMRI evidence from rats and humans. The Journal of Neuroscience, 33(20), 8742–8752.
  Sarter, M., Givens, B., & Bruno, J. P. (2001). The cognitive neuroscience of sustained attention: Where topdown meets bottom-up. Brain Research Reviews, 35(2), 146–160.
  Sarter, M., & Parikh, V. (2005). Choline transporters, cholinergic transmission and cognition. Nature Reviews Neuroscience, 6(1), 48–56.


[Закрыть]. Уровень этого вещества в мозге быстро меняется – за доли секунды, а его выброс происходит, когда удается найти нужный ответ или предмет[103]103
  Howe, W. M., Berry, A. S., Francois, J., Gilmour, G., Carp, J. M., Tricklebank, M. …Sarter, M. (2013). Prefrontal cholinergic mechanisms instigating shifts from monitoring for cues to cue-guided performance: Converging electrochemical and fMRI evidence from rats and humans. The Journal of Neuroscience, 33(20), 8742–8752.


[Закрыть]. Ацетилхолин также играет важную роль в реализации цикла сна[104]104
  Sarter, M., & Bruno, J. P. (1999). Cortical cholinergic inputs mediating arousal, attentional processing and dreaming: Differential afferent regulation of the basal forebrain by telencephalic and brainstem afferents. Neuroscience, 95(4), 933–952.


[Закрыть]: достигая максимальной концентрации в фазе так называемого быстрого сна, он помогает спать дольше, не отвлекаясь на внешние раздражители.

В последние годы стало понятно, что ацетилхолин и норадреналин попадают в мозг в результате деятельности гетерорецепторов – химических рецепторов внутри нейрона, реагирующих на несколько типов триггеров (в отличие от более типичных ауторецепторов, способствующих выбросу в синапс лишь одного конкретного нейромедиатора)[105]105
  Sarter, M., в личной беседе с автором, 23 декабря 2013 года.


[Закрыть]. Посредством этого механизма ацетилхолин и норэпинефрин взаимно регулируют уровень друг друга.

Фильтр внимания связан с нейронной сетью во фронтальных зонах и сенсорной коре (слуховой и зрительной). Когда мы что-то ищем, фильтр задействует те нейроны, которые реагируют на характеристики искомого предмета, к примеру на красно-белые полоски одежды Уолли или на размер и форму ваших пропавших ключей. Благодаря этому поиск идет гораздо быстрее, потому что все заведомо не соответствующие искомому образу предметы воспринимаются как неподходящие. Под влиянием так называемого нейронного шума, то есть отвлекающих обстоятельств, фильтр может работать хуже: бывает, мы смотрим на потерянный предмет и не осознаём, что именно его и ищем. Фильтр внимания (нейронная сеть «Где Уолли?») отчасти контролируется нейронами с никотиновыми рецепторами, которые находятся в зоне мозга под названием «безымянная субстанция». Никотиновые рецепторы названы так потому, что реагируют на никотин, причем неважно, получен он из сигарет или из жевательного табака; они расположены по всему мозгу. Никотин не только вызывает разнообразные неприятные заболевания: ученые определили, что он способствует более качественному распознаванию сигналов[106]106
  Witte, E. A., Davidson, M. C., & Marrocco, R. T. (1997). Effects of altering brain cholinergic activity on covert orienting of attention: Comparison of monkey and human performance. Psychopharmacology, 132(4), 324–334.


[Закрыть], то есть благодаря ему мы становимся более бдительными, зоркими и внимательными, смотрим на все менее предвзято. Фильтр внимания тесно взаимодействует и с островной долей, чтобы в нужный момент переключить нас из задумчивости и настроить на активные действия. Не менее тесно связан он и с поясной корой[107]107
  Menon, V., & Uddin, L. Q. (2010). Saliency, switching, attention and control: A network model of insula function. Brain Structure and Function, 214(5–6), 655–667.


[Закрыть]: за счет быстрого доступа к двигательной системе стимулирует оптимальное поведение, заставляя, к примеру, моментально отпрыгнуть в сторону при опасности.

Вспомним, что фильтр внимания имеет собственную систему оповещения[108]108
  В научной литературе по нейробиологии она называется системой предупреждения: например, см. Posner, M. I. (2012). Attention in a social world. New York, NY: Oxford University Press.


[Закрыть], благодаря чему мы замечаем и осознаём жизненно важные сигналы независимо от того, в каком состоянии находимся. Вот вы ведете машину, и мысли где-то далеко – но именно эта система заставляет немедленно очнуться, если тяжелый грузовик начинает перестраиваться прямо перед вами; в этот момент уровень адреналина в организме резко возрастает. Система оповещения управляется норадреналином, вырабатываемым во фронтальной и теменной долях мозга. Некоторые лекарственные средства, в частности гуанфацин[109]109
  Marrocco, R. T., & Davidson, M. C. (1998), Neurochemistry of attention,публикация в R. Parasuraman (Ed.). The attentive brain (p. 35–50). Cambridge, MA: MIT Press.
  А вот другая точка зрения:
  Clerkin, S. M., Schulz, K. P., Halperin, J. M., Newcorn, J. H., Ivanov, I., Tang, C. Y., & Fan, J. (2009). Guanfacine potentiates the activation of prefrontal cortex evoked by warning signals. Biological Psychiatry, 66(4), 307–312.


[Закрыть] (выпускается под брендами Tenex и Intuniv), а также клонидин, который назначают при гипертонии, синдроме гиперактивности и тревожных расстройствах, могут блокировать выработку норадреналина, в силу чего притупляется восприимчивость к тревожным сигналам. Если вы управляете эхолокатором на подводной лодке или наблюдаете за состоянием лесов на предмет возгорания, важно, чтобы ваша система оповещения работала в полную силу. Но если при этом вы страдаете от нервного расстройства и слышите шум и голоса, хотя рядом никого нет, врач может решить, что вашу систему оповещения нужно на время приглушить, и пропишет гуанфацин.

Переключатель внимания, который мы с Вайнодом Меноном обнаружили в островной доле, помогает переносить внимание между объектами; управляется этот переключатель с помощью норадреналина и кортизола[110]110
  Hermans, E. J., van Marle, H. J., Ossewaarde, L., Henckens, M. J., Qin, S., vanKesteren, M. T., … Fernández, G. (2011). Stress-related noradrenergic activity prompts large-scale neural network reconfiguration. Science, 334(6059), 1151–1153.
  Frodl-Bauch, T., Bottlender, R., & Hegerl, U. (1999). Neurochemical substrates and neuroanatomical generators of the event-related P300. Neuropsychobiology, 40(2), 86–94.


[Закрыть]. Похоже, повышенный уровень дофамина в этой доле и вокруг нее способствует активации нейронной сети, поддерживающей задумчивость[111]111
  Dang, L. C., O’ Neil, J. P., & Jagust, W. J. (2012). Dopamine supports couplingof attention-related networks. Journal of Neuroscience, 32(28), 9582–9587.


[Закрыть]. Голубое пятно и норадреналиновая система также задействуются в управлении этими состояниями. Отмечу, что норадреналиновая система сформировалась в мозге на ранних стадиях эволюции и наблюдается даже у ракообразных, причем, по мнению исследователей, играет примерно ту же роль, что и у человека[112]112
  Corbetta, M., Patel, G., & Shulman, G. L. (2008). The reorienting system of the human brain: From environment to theory of mind. Neuron, 58(3), 306–324.


[Закрыть].

С точки зрения нейробиологии получается, что система внимания полностью управляет деятельностью мозга: вы либо в состоянии активной сфокусированной деятельности, либо переходите в противоположную фазу – состояние пассивной задумчивости. Либо спите, либо бодрствуете. Но сами-то мы понимаем, когда спим, а когда нет, правда? Когда мы спим, то полностью отключаемся от мира, а проснувшись, понимаем, что спали.

Как ни удивительно, нейробиологи не так давно обнаружили, что существуют участки мозга, которые могут засыпать на более-менее продолжительное время, а мы этого даже не подозреваем. В любой момент какие-то из нейронных цепочек могут отключаться и переходить в состояние покоя, чтобы восстановить силы, но мы не осознаём этого, если не нуждаемся в них. Это же справедливо и в отношении всех четырех элементов системы внимания: любой может время от времени работать не в полную силу. Возможно, именно поэтому мы так часто забываем где-то вещи или кладем их не на то место: ответственная часть мозга либо спит, либо на что-то отвлекается. Именно это происходит, и когда мы ищем что-то и не замечаем, что потерянное прямо перед нами; это же случается, когда мы погружаемся в полусонную задумчивость, и чтобы выйти из нее, требуется несколько секунд.

Получается, мы теряем вещи из-за того, что отвлекаемся именно в тот момент, когда кладем их куда-то. Спасением может стать развитие навыка полного присутствия и повышение внимательности: мы вполне в состоянии научиться всегда сосредотачиваться на текущем моменте, как это делают дзен-буддисты, и осознавать, куда и что кладем. Стараясь концентрировать внимание на происходящем, мы приучим мозг (особенно гиппокамп) запоминать, куда и что кладем, так как будем всякий раз переходить в состояние активной сфокусированной деятельности и фиксировать происходящее. А если мы заведем удобные крючки для ключей, полочку для телефонов или коробку для солнечных очков, не придется держать в памяти информацию об этих предметах, благодаря чему мы снимем с мозга часть нагрузки и перенесем на внешние системы. Вообще, попытки расширить возможности памяти с помощью внешней среды предпринимали еще древние греки, и эффективность этих стараний подтверждается современными нейробиологами. Если задуматься, мы действительно научились передавать функции памяти внешним носителям и устройствам. Как пишет Дэн Вегнер, психолог Гарвардского университета, «наши стеллажи ломятся от книг, шкафы полны важных документов, блокноты исписаны идеями и заметками, а дома обязательно найдутся сувениры»[113]113
  Wegner, D. M. (1987). Transactive memory: A contemporary analysis of thegroup mind, публикация в B. Mullen & G. R. Goethals (Eds.), Theories of group behavior (p. 185–208). New York, NY: Springer-Verlag, p. 187.


[Закрыть]. Это ведь тоже способ запомнить и вспомнить: слово «сувенир» происходит от французского «помнить», или «на память». Важные данные мы храним в компьютерах, даты заносим в календари, а студенты пытаются записать ответы на вопросы будущего экзамена прямо на руке[114]114
  Wegner (1987).


[Закрыть].

Многие из экспертов, исследующих человеческую память, приходят к выводу, что огромный объем информации о том, с чем мы столкнулись и что испытали в течение жизни, остается в мозге: что видели, слышали, обоняли и осязали, о чем думали и говорили, как катались на велосипеде или обедали – все, чему мы уделили хоть какое-то внимание, в нем сохраняется. Но если так, почему мы забываем? Патрик Джейн, герой сериала «Менталист», сформулировал довольно красноречиво: «Память нас подводит, потому что мозг использует совершенно негодную систему учета и хранения данных. Он берет все, что с нами происходит, и сваливает скопом в один громадный темный шкаф. И когда мы пытаемся что-то отыскать в воспоминаниях, то либо замечаем преимущественно крупные события и значительные переживания, скажем, смерть родителей, либо натыкаемся на ненужную ерунду, вроде слов дурацкой песни. А то, что на самом деле нужно, найти почти невозможно. Но это не повод для паники – ведь искомое точно где-то там, в этом шкафу»[115]115
  Harper, J. (Writer). (2011). Like a redheaded stepchild [television series episode], публикация в B. Heller (Executive Producer), The Mentalist (Season 3, Episode 21). Los Angeles, CA: CBS Television.


[Закрыть].

Когда мы переживаем некое событие, то, в зависимости от обстоятельств, активируется одна из нейронных цепочек. Вот, скажем, наблюдаем закат – и возбуждаются зрительные центры, отвечающие за тень и свет, а также за розовый, оранжевый и желтый. Вид неба быстро меняется, и для его созерцания на полчаса раньше или позже будут задействованы другие нейроны. Или, скажем, вы смотрите теннисный матч: именно благодаря деятельности нейронов вы различаете лица игроков, замечаете их перемещения, следите за движениями мяча и ракеток – а с помощью более комплексных когнитивных инструментов успеваете заметить, не вышел ли мяч за пределы поля, и даже вести счет. Каждая мысль, все впечатления и ощущения связаны с уникальным набором нейронов – а без этого все казалось бы нам одинаковым. Именно потому, что группы нейронов активируются не одновременно, мы различаем эти события.

Вспоминание – это повторное выстраивание и активация в точности той цепочки нейронов, которая была задействована при первоначальном событии. Нейроны помогают ощутить и осознать происходящее, а когда мы хотим что-то вспомнить, они же восстанавливают для нас обстоятельства. Как только удается активировать нейроны примерно в той же конфигурации, что и в момент события, мы получаем воспоминание: словно проигрывается вся последовательность сюжета, но в более низком разрешении. Если бы удалось выстроить в точности такую же нейронную цепочку, какой она была в момент события, воспоминание оказалось бы удивительно точным и реалистичным. Однако процесс вспоминания не идеален: команды, заставляющие нейроны воспроизводить первоначальную цепочку, недостаточно сильны, в силу чего воспоминание оказывается лишь бледной и часто неточной копией произошедшего. Помимо прочего, проживаемые события нередко схожи, поэтому, когда мы пытаемся мысленно восстановить какое-то из них, мозгу сложно выделить конкретный факт из ряда типичных. Так что память нас подводит не только потому, что из-за ограниченности возможностей мозг не в состоянии хранить всю информацию, а еще и в силу особенностей вспоминания: ошибки возникают по причине схожести файлов. Бывает также, что воспоминания со временем меняются[116]116
  Diekelmann, S., Büchel, C., Born, J., & Rasch, B. (2011). Labile or stable: opposing consequences for memory when reactivated during waking and sleep. Nature Neuroscience, 14(3), 381–386.
  Nader, K., Schafe, G. E., & LeDoux, J. E. (2000). Reply – Reconsolidation: The labile nature of consolidation theory. Nature Reviews Neuroscience, 1(3), 216–219.


[Закрыть]. Когда мы что-то пытаемся воспроизвести, оно находится в уязвимом, нестабильном состоянии, и важно все выстроить в правильной последовательности. Если вы делитесь воспоминанием с приятелем, а тот говорит: «Да нет, машина была зеленой, а не синей», – то эта новая информация тоже укореняется в памяти. Воспоминания могут и вовсе стираться, если в момент воспроизведения что-то мешает: скажем, вы не выспались, отвлеклись, получили травму или в мозге произошли нейрохимические изменения.

Возможно, самая большая проблема заключается в том, что мы не всегда понимаем, в какой степени воспоминание соответствует пережитой реальности. Нередко кажется, что мы все воспроизвели верно, хотя на самом деле это не вполне так. Подобная ложная уверенность свойственна любому из нас, при этом случаи ошибочных воспоминаний крайне трудно выявить. Берусь утверждать, что чем больше мы полагаемся на эффективные методы и приспособления для организации информации, ее запоминания и вспоминания, тем меньше зависим от нашей недостаточно надежной и излишне самоуверенной памяти.

Есть ли способ определить, какие впечатления и события мы можем вспомнить точно, а какие нет? Вот два основных правила: точнее всего оказываются воспоминания об уникальных/нетипичных событиях, а также о тех, которые вызвали сильные эмоции.

События и переживания, выделяющиеся на общем фоне, запоминаются лучше, так как в момент вспоминания мозг не сбивается на схожие впечатления. К примеру, сложно вспомнить, что именно мы ели на завтрак две недели назад в четверг, так как ничем особенным этот день наверняка не отличался, а потому все наши воспоминания о завтраках сливаются в более-менее единую картину типичной утренней еды. Образы схожих событий объединяются в памяти не только потому, что так удобнее, но и потому, что так устроен механизм изучения и запоминания: мозг ищет абстрактные общие правила, позволяющие группировать стандартные события или задачи, и это особенно ярко проявляется в отношении рутинных сюжетов. Если на завтрак у вас всегда примерно одно и то же – хлопья с молоком, стакан сока, кофе, – мозгу сложно выделить из памяти обстоятельства какого-то конкретного утра. Как ни печально, когда мы ведем себя привычно, удается вспомнить как раз то, что для таких ситуаций типично (и мы вспоминаем, что ели те самые хлопья, ведь мы всегда их едим по утрам). А вот воспроизвести детали гораздо сложнее (скажем, две недели назад во время завтрака вы слышали шум за окном или видели птицу) – если только эти детали не вызвали у вас особенно ярких эмоций. С другой стороны, если во время завтрака вы сделали что-то выбивающееся из рутины – скажем, доели остатки вчерашней пиццы или облили соком хорошую рубашку, – это вспомнить намного легче.

Сформулируем важный первый принцип: чтобы припомнить некое событие, мозгу приходится перебрать массу воспоминаний о схожих эпизодах или впечатлениях и выбрать из них именно то, которое нужно. Если мы пережили много аналогичных событий, в памяти всплывают сразу несколько, а то и все, то есть мозг формирует общую картину, состоящую из фрагментов воспоминаний, хотя мы этого даже не осознаём. Вот почему так сложно вспомнить, где мы оставили очки или ключи: они столько раз оказывались в самых разных местах, что все воспоминания слились в единую картину, и теперь трудно понять, где же мы видели их последний раз.

С другой стороны, без схожих впечатлений и событий воспоминание становится уникальным и легко всплывает в памяти. Чем более необычным оно показалось нам, тем проще его вспомнить. Возможно, пицца на завтрак – это довольно странно; еще более уникальным может показаться совместный завтрак с начальником. Совсем уж ярким способно стать воспоминание, как в двадцать первый день рождения партнер принес вам завтрак в постель. Разумеется, без особого труда большинству удается припомнить поворотные события, скажем, рождение брата или сестры, свадьбу, смерть близкого человека. Я увлекаюсь наблюдением за птицами и легко могу воспроизвести, где и когда впервые увидел хохлатого дятла, а также что делал за несколько минут до и сразу после этой встречи. Многие могут вспомнить, когда впервые в жизни увидели двойняшек, прокатились на лошади или попали в сильную грозу.

С точки зрения человеческой эволюции вполне логична способность легко запоминать и вспоминать именно уникальные события, ведь в них отражаются изменения мира или наших представлений о нем: важно замечать и осознавать эти изменения, чтобы иметь шансы выжить даже в новых условиях.

Второй принцип работы памяти связан с эмоциями. Если в какой-то ситуации мы страшно испугались или пришли в неописуемый восторг, очень расстроились или разозлились – то есть испытали одну из четырех основных человеческих эмоций, – мы с большей вероятностью запомним эти обстоятельства. Дело в том, что мозг формирует связь важных переживаний с соответствующими нейрохимическими маркерами, в силу чего эти события запоминаются как особенно значимые. Как будто в мозге есть ярко-желтый фломастер, которым произвольно отмечаются показавшиеся особенными происшествия и впечатления каждого дня. И опять же, с точки зрения эволюции это вполне оправданно: связанные с сильными эмоциями ситуации стоит запомнить, чтобы выжить, потому что среди них может оказаться и услышанный нами рык приближающегося хищника, и обнаруженный источник чистой воды, и запах испорченной пищи, и обманувший нас товарищ.

Именно благодаря химическим маркерам, связанным с эмоционально окрашенными переживаниями, мы легко вспоминаем события государственного масштаба, скажем, убийство президента Кеннеди, взрыв шаттла Challenger, террористические атаки 11 сентября 2001 года или выборы и инаугурацию президента Обамы. У каждого человека они вызвали массу эмоций, поэтому тут же были отмечены специальными маркерами и помещены в разряд особых, которые легко вспомнить. Эти нейрохимические маркеры возникают и для ситуаций государственного масштаба, и для личных воспоминаний. И даже если какие-то детали стерлись, эмоции, скорее всего, припомнятся.

К сожалению, существование таких маркеров не гарантирует, что воспоминание будет точным, хотя и помогает быстрее восстановить событие или переживание. Приведу пример: большинству американцев несложно вспомнить, где они были, когда услышали об атаке на Всемирный торговый центр в Нью-Йорке 11 сентября 2001 года. Вполне возможно, вы до сих пор не забыли то время суток, кто был рядом и с кем вы вообще в тот день говорили. Наверняка вспомните жуткие кадры по телевизору: вначале первый самолет врезается в Северную башню, а минут через двадцать второй влетел в Южную. По данным исследования, около 80 % американцев помнят эти страшные картины. Но выясняется, что воспоминания большинства не соответствуют реальности. По телевизору действительно показали в реальном времени, как самолет врезается в Южную башню, а вот видео с первым самолетом, взрывающим Северную башню, показали лишь на следующий день, 12 сентября. Миллионы американцев видели эти два репортажа в обратном порядке: кадры с Северной башней они посмотрели на сутки позже, чем с Южной. Но теперь-то все мы знаем, что Северная башня была разрушена на двадцать минут раньше, поэтому в памяти эти картины хранятся в их реальной последовательности, а не так, как мы видели их по телевизору в те страшные дни. Сформировавшееся ложное воспоминание оказалось таким устойчивым, что даже президент Буш утверждал, будто видел кадры разрушения Северной башни 11 сентября[117]117
  Greenberg, D. L. (2004). President Bush’s false [flashbulb] memory of 9/11/01. Applied Cognitive Psychology, 18(3), 363–370.
  Talarico, J. M., & Rubin, D. C. (2003). Confidence, not consistency, characterizes flashbulb memories. Psychological Science, 14(5), 455–461.


[Закрыть]. Но архивные записи телеканалов доказывают, что это невозможно.

Чтобы убедиться, насколько память и правда может нас подводить, сделайте следующее упражнение; вам понадобится ручка или карандаш и листок бумаги. Ниже вы увидите перечень слов; прочтите их вслух и не слишком быстро, примерно одно слово в секунду, чтобы как следует осознать каждое.

ОТДЫХ

УСТАЛ

БОДРЫЙ

СОН

ХРАПЕТЬ

КРОВАТЬ

ЕСТЬ

ДРЕМОТА

ЗВУК

КОМФОРТ

ПОДУШКА

ПРОСНУТЬСЯ

НОЧЬ

Теперь попробуйте по памяти, не подглядывая, записать как можно больше слов из этого перечня, а потом переверните страницу.

Попало ли в ваш список слово «отдых»? «Ночь»? «Муравьед»? «Бодрствовать»? «Сон»?

Большинству легко удается припомнить хотя бы несколько слов. 85 % отвечавших обязательно записывают «отдых», ведь это первое слово, с которого вы начали читать. Это проявление эффекта первичности: как правило, мы лучше всего фиксируем начальный элемент. 70 % отвечавших называют «ночь», последнее слово. Так проявляется эффект новизны: мы запоминаем те элементы, которые прочли последними, хотя и не так хорошо, как первые[118]118
  В некоторых случаях первый и последний элемент запоминаются одинаково хорошо, а иногда последний даже сильнее первого. Эти различия связаны с двумя основными параметрами: сколько в списке элементов, а также повторяет ли читающий эти элементы про себя, когда читает. Когда список достаточно длинный и читающий не проговаривает элементы, эффект первичности ослабевает. Со списком средней длины и обязательным проговариванием элементов эффект первичности может проявляться ярче, чем эффект новизны, так как слова, которые испытуемый прочел первыми, повторяются им большее число раз, вследствие чего и остаются в памяти.


[Закрыть]. Ученые построили график, показывающий, с какой вероятностью человек запоминает элементы последовательности в зависимости от их положения в перечне.

Слова «муравьед» вы наверняка не написали, ведь в списке его не было – хотя исследователи часто используют такие странные вопросы, чтобы заставить отвечающих читать более внимательно. Около 60 % припомнили слово «спать». Но присмотритесь: его в перечне нет! Так проявляются искажения памяти, и если вы подошли к этому заданию аналогично большинству участников, вы тоже записали это слово, будучи полностью уверенными, что видели его. Как же так?

Сработали ассоциативные сети, о которых шла речь во введении: к примеру, если вы представите красный цвет, может начаться так называемый процесс распространения ассоциаций, в результате чего в памяти всплывают новые образы и факты (семантические узлы). Этот же принцип сработал и здесь: в списке было немало слов, связанных со сном, поэтому и само слово «спать» появилось в голове и в вашем перечне. По сути, это ложное воспоминание, оно о том, чего в реальности не было. Этот феномен используется в самых разных обстоятельствах. К примеру, адвокаты ловко пользуются этим и подобными принципами, внушая гипотезы, идеи и ложные воспоминания свидетелям, присяжным и судьям.

Бывает, изменение лишь одного слова в предложении приводит к возникновению у свидетеля ложного воспоминания. Психолог Элизабет Лофтус в ходе эксперимента показывала участникам видеозапись небольшой автомобильной аварии. После этого половине испытуемых нужно было оценить, с какой скоростью двигались автомобили в момент столкновения; другая половина должна была ответить, с какой скоростью двигались автомобили, когда врезались друг в друга. И в зависимости от того, какое слово было использовано, «столкновение» или «врезались», оценки скорости движения были разными[119]119
  Loftus, E. F., & Palmer, J. C. (1974). Reconstruction of automobile destruction: An example of the interaction between language and memory. Journal of Verbal Learning and Verbal Behavior, 13(5), 585–589.


[Закрыть]. Через неделю Лофтус собрала те же группы участников и спросила: «Заметили ли вы на месте аварии разбитое стекло?» (Ничего подобного не было.) Те, кто за неделю до этого отвечал на вопрос о «врезавшихся» машинах, вдвое чаще утверждали, что видели и осколки.

Получается, в момент вспоминания и без того неустойчивые образы могут дополнительно искажаться и обрастать подробностями, а потом сохраняться в памяти уже с не соответствующими реальности добавлениями, как будто так и было[120]120
  Nader, K., & Hardt, O. (2009). A single standard for memory: the case for reconsolidation. Nature Reviews Neuroscience, 10(3), 224–234.


[Закрыть]. К примеру, если вы, грустя, вспоминаете о каком-то счастливом моменте, нынешнее настроение может окрашивать и извлекаемый из памяти опыт: воспоминание искажается и сохраняется как не очень веселое. Психиатр Брюс Перри из медицинской школы Файнберга Северо-Западного университета пишет: «Мы точно знаем: вспоминая, вы автоматически меняете это воспоминание – как, открывая вордовский файл на компьютере, по умолчанию переходите в режим редактирования. Мы можем и не осознавать, что наше текущее состояние и внешняя среда могут влиять на эмоциональный тон воспоминания, интерпретацию событий и даже на набор фактов, которые мы вроде точно помним. Вновь «сохраняя» сюжет в памяти[121]121
  Perry, B. D., & Szalavitz, M. (2006). The boy who was raised as a dog and other stories from a child psychiatrist’s notebook: What traumatized children can teach us about loss, love, and healing. New York, NY: Basic Books, p. 156.


[Закрыть], мы неизбежно меняем его… То есть, вспоминая это же событие позже, можем увидеть его иначе, чем сейчас». Со временем такие небольшие подмены приводят к тому, что в памяти формируется целая цепь событий, ни одно из которых в реальности не происходило.

Помимо того, что воспоминания легко искажаются и изменяются – что уже серьезная проблема, – мозг может упорядочивать события прошлого совершенно особым образом, чтобы каждый фрагмент можно было воспроизвести по отдельности и в связи с другими событиями. Если верить наиболее смелым теоретикам, все, что мы когда-либо переживали, хранится «где-то там», в голове. Но тогда почему же мы не вспоминаем одновременно все связанные события? Скажем, если мы думаем о жареной картошке, почему в памяти не всплывают все случаи, когда мы видели ее или ели? А потому, что мозг способен объединять схожие сюжеты в категории.