Текст книги "Майндсайт. Новая наука личной трансформации"

Позвольте мне коротко сопоставить мой эмоциональный срыв с девятью функциями префронтальной коры (см. главу 1). Итак, к ним относятся:

1. Регулирование процессов в организме

2. Умение настраиваться на волну другого человека в процессе общения (гармоничная коммуникация)

3. Эмоциональная уравновешенность

4. Гибкость реакций

5. Модуляция страха

6. Эмпатия

7. Инсайт[14]14
  Инсайт, или внелогическое прозрение, – способность личности менять мотивы собственного поведения. Прим. перев.


[Закрыть]

8. Представления о моральных нормах

9. Интуиция

Эти девять функций для многих исследователей и психотерапевтов являются важнейшими элементами эмоционального благополучия. В данном списке также перечислено все то, что я на время утратил, потеряв голову.

Регулирование процессов в организме. Медиальная префронтальная кора координирует деятельность той части нервной системы, которая контролирует некоторые функции организма: частоту сердцебиения, дыхание и пищеварение. Эта «автономная» нервная система имеет две системы: симпатическую, часто сравниваемую с педалью газа в машине, и парасимпатическую, действующую как тормоз. Поддержание обеих систем в состоянии равновесия позволяет нам плавно регулировать работу организма (или, продолжая автомобильную метафору, вести машину без рывков) и отпускать тормоз, когда мы нажимаем на газ, и наоборот. В отсутствие этой координации мы можем «перегореть» – мы жмем на газ, пытаясь при этом остановиться.

Во время того срыва у меня сильно билось сердце и появились неприятные ощущения в животе, как будто я столкнулся с реальной опасностью.

Умение настраиваться на волну другого человека в процессе общения. Настраиваясь на общение с окружающими, мы немного корректируем свое внутреннее состояние, чтобы оно находилось в гармонии с внутренним миром второго человека. Этот резонанс и обеспечивает важное чувство, что тебя чувствуют, которое возникает в близких отношениях. Детям нужна такая сонастроенность, чтобы чувствовать себя защищенными и нормально развиваться. И на протяжении всей жизни нам важно испытывать это для осознания близости и связи с другими.

Когда я «отпустил тормоза» и поддался раздражению, я уже не мог настроиться на волну детей и соотнести свое состояние и их.

Эмоциональная уравновешенность. Когда мы эмоционально уравновешенны, мы расслабленны и полны жизненной энергии. Наши чувства достаточно остры, чтобы жизнь казалась осмысленной и наполненной, но не захлестывают нас до потери контроля. Когда равновесие нарушается, мы впадаем в одну из крайностей: в излишнее возбуждение или в состояние оцепенения или депрессии. Обе крайности неизбежно истощают наши запасы энергии. Перед лицом жизненных проблем даже самый уравновешенный человек может временно «выйти из строя», но медиальная префронтальная кора восстанавливает равновесие. Так работают внутренние механизмы самообладания, то есть способности сохранять четкое видение и концентрацию перед лицом внутренних и внешних бурь.

Тогда в кафе я потерял самообладание где-то между третьим и четвертым раундом борьбы за блинчик.

Гибкость реакций обеспечивается важным компонентом эмоционального и социального интеллекта – способностью медиальной префронтальной коры выдержать паузу между поступающим сигналом и действием. Она позволяет нам полностью осознать происходящее и сдерживает импульсы в течение промежутка времени, достаточного, чтобы рассмотреть различные варианты реакций. Мы прикладываем немало усилий, чтобы научить этому наших детей, и мы способны укреплять данный навык в течение всей жизни.

В самом начале истории с блинчиками я чувствовал себя вполне нормально, но довольно быстро переключился в состояние хаотического возбуждения, и мои реакции утратили всякую гибкость. Находясь в ловушке нарастающей злобы, я уже не мог выдерживать паузу, прежде чем что-то сказать или сделать.

Модуляция страха. Однажды пережив испуг, в будущем мы, возможно, снова испытаем страх в подобных ситуациях. Однако медиальная префронтальная кора имеет прямые связи с лимбической долей и позволяет подавлять или преобразовывать реакцию миндалевидного тела, вызывающего у нас чувство страха. Исследования показали, что мы можем осознанно использовать эту связь, чтобы преодолеть страх, подавив активность коры и успокоив возбужденную лимбическую систему.

Когда мы обсуждали роль мозга в процессе лечения, одна из моих юных пациенток сказала: «Я пытаюсь заставить префронтальную кору выдавить ГАМК-гель на миндалевидное тело». ГАМК (гамма-аминомасляная кислота) – это нейромедиатор, играющий важную роль в подавлении префронтальной корой подкорковых импульсов. Пациентка представила себе его в виде геля, успокаивающего лимбические «извержения».

Как я понял потом, мое раздражение из-за ссоры детей появилось в результате давнего страха, который ценой больших усилий я пытался понять и укротить (подробнее об этом чуть позже). Однако все эти достижения временно утратили свою актуальность, и ГАМК-гель был мне совершенно неподвластен, потому что он «засох» в пылу моей злобы.

Эмпатия – это способность проникать в сознание людей и ставить себя на их место. «Ты-карты» позволяют нам почувствовать внутреннюю установку другого человека, а не только настроиться на его состояние. Последнее, безусловно, важно, но за счет медиальной префронтальной коры мы двигаемся от резонанса и со-чувствования к более сложной перцептивной способности видеть с точки зрения другого: мы ощущаем его намерения и представляем, как он видит то или иное событие.

Инсайт позволяет создавать нам «я-карты», помогающие постичь собственное сознание. Так рождается то, что один исследователь назвал ментальными путешествиями во времени[15]15
  Вероятно, имеется в виду канадский психолог Эндел Тульвинг, впервые указавший на эту способность. Прим. ред.


[Закрыть] – соединение нами прошлого с настоящим и предполагаемым будущим. Медиальная префронтальная кора играет важнейшую роль в этих умственных путешествиях во времени, так как дает нам почувствовать себя центром субъективной гравитации и автором собственной жизни, разворачивающейся у нас на глазах.

Во время того эмоционального срыва у меня отключились и эмпатия, и проницательность. Я потерял способность видеть свое собственное сознание и не мог поставить себя на место детей или даже остановиться на секунду и задуматься, что они думали или чувствовали. Без этих карт, как мы знаем, я не способен был разглядеть, какое значение имеет сознание для поведения.

Представления о моральных нормах в используемом здесь смысле – это то, как мы думаем и совершаем поступки для общественного блага. Существуют доказательства, что для этого нужна здоровая медиальная префронтальная кора. На изображениях, сделанных с помощью функциональных магнитно-резонансных томографов, видно, что активность на данном участке усиливается, когда мы делаем что-то для общего блага. Другие исследования показали, что при повреждениях медиальной префронтальной коры люди иногда становятся аморальными. Похоже, для моральных суждений требуется интегративная функция этого участка мозга, чтобы почувствовать эмоциональное значение текущих проблем, а также противостоять сиюминутным импульсам. Тогда в качестве ответной реакции мы сможем совершить приемлемый с точки зрения морали поступок. Возможно, именно таким образом «мы-карты», создаваемые в медиальной префронтальной коре, позволяют нам не зацикливаться на выживании и даже на существующей версии наших карт отношений, а стремиться к взаимосвязанному целому.

С точки зрения морали неадекватность моего поведения в той ситуации состояла в том, что я зациклился на сыне и совершенно несправедливо обошелся с ним. Мое поведение не имело ничего общего со всеобщим благом для участников ситуации. Мною двигали личные чувства и импульсы, а отнюдь не понимание того, что было бы правильным.

Интуицию можно считать механизмом, с помощью которого медиальная префронтальная кора открывает нам доступ к мудрости нашего тела. Этот участок мозга получает информацию от всего тела, включая такие внутренние органы, как сердце и желудочно-кишечный тракт{5}5
  Чтобы получить представление о науке интероцепции и нашем субъективном опыте, я приведу цитату из статьи Хьюго Критчли: «Первичная интероцептивная репрезентация в дорсальной части островковой доли порождает отчетливые ощущения в теле, включая боль, температуру, зуд, прикосновение, мышечные и висцеральные ощущения, сосудодвигательную активность, голод, жажду и нехватку воздуха. У людей метарепрезентация первичной интероцептивной активности возникает в передней правой части островковой доли, которая, по всей видимости, дает основу для эмоциональной осознанности – то есть формирования субъективного образа материального “я” в качестве наделенного чувствами существа».


[Закрыть]. На основании поступающей информации сердце подсказывает нам, что делать, или мы чувствуем нутром правильный выбор. Такая интегративная функция наглядно демонстрирует, как рассуждения, когда-то считавшиеся исключительно логическим режимом мышления, на самом деле зависят от нерациональных процессов в нашем теле. Интуиция помогает принимать мудрые, а не просто логичные решения.

Однако в той истории у меня внутри горел лимбический «огненный шар», а доступ к интуиции – к мудрости тела и глубинному пониманию справедливости для текущей ситуации – был закрыт. Однако, как это ни парадоксально, нутром я чувствовал, что поступаю правильно. Но эти ощущения были абсолютно рационалистическими: ими управляли растущее раздражение, злоба и возбужденный голос.

И хотя мне стыдно обо всем этом рассказывать, я хочу доказать, что у всех бывают подобные срывы. Когда они происходят, главное – вовремя опомниться и прекратить их как можно скорее, чтобы минимизировать урон и затем исправить то, что уже было сделано не так. Нам нужно вернуть потерянный майндсайт, а после использовать его для воссоединения с собственным «я» и с теми, кто нам дорог.

Когда мы вернулись домой после эпизода с блинчиками, я все еще злился на сына. Я зашел в одну из комнат, оставив сына в другой, сделал глубокий вдох, потянулся и попытался успокоиться, прежде чем что-то предпринимать.

Я знал, что физическая нагрузка на свежем воздухе пойдет мне на пользу, поэтому мы с дочкой пошли покататься на роликах. Это было одно из наших самых любимых занятий с тех пор, как ей исполнилось шесть лет. Какое-то время мы катались в тишине, держась за руки. Я чувствовал ритм наших движений и сопротивление воздуха. Постепенно я в буквальном смысле слова начал приходить в чувство.

Через какое-то время дочка спросила меня, почему я накричал на брата из-за какого-то блина.

Хороший вопрос. Я ответил, что важно уметь делиться с другими. Сомнительное оправдание, да, но ничего другого я не придумал.

В тот момент у меня возник целый поток ассоциаций, похожих на мелькающие перед глазами страницы детского фотоальбома. Я понял, что увидел в дочери себя в детстве, а в сыне – старшего брата. Я помнил, как брат играл со мной, пока мы были маленькими, и даже защищал от других детей в начальной школе. Но потом он превратился в подростка, и мы уже не ладили так хорошо и редко проводили время вместе. Несмотря на то что сейчас мы близко общаемся и со смехом вспоминаем то время, тогда я воспринимал это очень болезненно. Я сказал дочке, что однажды решил, что если у меня будут дети, то я постараюсь сделать все, чтобы они дружили.

На это моя дочь с исключительной проницательностью заявила, что это моя проблема и к ней с братом отношения не имеет. Она даже добавила, что я должен решать ее, не вовлекая детей.

Дочка, конечно, была права. Мы покатались еще, мое сознание постепенно успокоилось, префронтальная кора включилась в работу, и я начал обдумывать произошедшее. Теперь я мог заглянуть внутрь себя, проанализировать эмоции и увидеть, что привело к срыву.

Но что вернуло мне способность к майндсайту, пока мы с дочкой катались на роликах?

Чтобы вернуть утраченный контроль над сознанием, нам нужна сила рефлексии, лежащая в основе майндсайта. Этот навык появляется тогда, когда наше взаимодействие – с другими и с самими собой – помогает задуматься о том, кто мы есть на самом деле и что происходит у нас внутри. Здесь я затрону три очень специфических компонента рефлексии, составляющих базу для майндсайта: открытость, наблюдательность и объективность.

Эти три фундаментальных компонента как опоры штатива, помогающие зафиксировать направленный на сознание объектив. Без штатива картинка нашего сознания будет слишком динамичной и размытой, так что в череде прыгающих изображений и мимолетных чувств мы не разглядим мелкие детали. Однако когда объектив закреплен с помощью устойчивого штатива, отчетливо проступают детали, и мы начинаем видеть более полную и четкую картину. Это дает нам следующие преимущества: проницательность, понимание и, в конечном счете, мудрость.

Открытость подразумевает, что мы восприимчивы ко всему попадающему в наше поле осознанности и не цепляемся за предвзятые мнения о том, как должно быть. Мы отказываемся от своих ожиданий и воспринимаем вещи такими, какие они есть, вместо того чтобы пытаться изменить их согласно нашему вкусу. Открытость позволяет нам обнаруживать ограничивающие суждения и освобождать от них сознание.

Наблюдательность – это способность ощущать свое «я», даже когда мы чем-то заняты. Наблюдательность постепенно расширяет наш угол зрения. Она дает нам возможность видеть более полный контекст нашего существования и помогает отказаться от автоматического поведения и привычных реакций, почувствовать собственную роль в этих паттернах и найти способы изменить их.

Объективность не дает нашим идеям и чувствам получить контроль над нами. Это способность сознания помнить о том, что его текущая деятельность – мысли, чувства, воспоминания, убеждения и намерения – носит временный характер и не является полноправной частью нашей личности. Объективность позволяет развить в себе то, что иногда называют проницательностью. С ее помощью мы осознаём, что мысль или чувство – это всего лишь проявление умственной деятельности, а не абсолютная реальность. Одно из ее проявлений – метаосознанность, то есть умение осознавать нашу осознанность, а не растворяться в предмете, на котором мы сосредоточились. Это мощный навык, избавляющий нас от автоматических реакций. Мы более подробно изучим его в следующих главах.

Таким образом, суть рефлексии, неотъемлемой части майндсайта, состоит в том, что мы остаемся открытыми, наблюдательными и объективными по отношению к происходящему внутри у нас и у других людей. Если у штатива не будет хотя бы одной из этих трех опор, он потеряет устойчивость, и способность наблюдать за сознанием – своим или чужим – будет нарушена.

Выйдя в кафе из себя, я утратил восприимчивость и действовал необдуманно. Мои чувства взяли верх над осознанностью, подкорковый «шторм» ограничил интегративную функцию префронтальной коры, и мои поведенческие импульсы сработали на автопилоте.

Давайте рассмотрим более нейтральную ситуацию: когда мы слушаем музыку. Иногда бывает так, что мы просто слушаем музыку, растворяемся в ней, и нас уносит течением мелодии. Мы погружаемся в нее, и границы между нами и центром внимания – музыкой – размываются. Такое состояние потока бывает непередаваемо прекрасным. Но иногда нельзя допускать, чтобы состояние потока полностью захватило нас. В некотором роде я попал в поток гнева в отношении сына и утратил самосознание. Так что иногда нам абсолютно необходима способность размышлять, чтобы вытаскивать себя из ситуаций, подобных моей. Важно уметь отличать рефлексию, являющуюся частью майндсайта, от состояния потока. Если мы попытаемся еще раз просто пережить произошедшее, то еще раз активируем тот же поток реакций и снова испытаем нервный срыв.

Благодаря рефлексии мы можем наблюдать за собой открыто и объективно и относиться к потоку вышедших из-под контроля эмоций как к одному из аспектов нашей личности. Так мы воспитываем в себе способность справляться с интенсивными эмоциями, не растворяясь в них, и самовыражаться, не взрываясь.

Глупо отрицать, что в состоянии нервного срыва задействовать навыки рефлексии бывает довольно сложно. Но как только мы успокаиваемся, рефлексия помогает нам оглянуться назад и проанализировать произошедшее. Если мы научимся не отождествлять подобные события с собственной личностью, то сможем держать дистанцию и брать на себя ответственность за свои действия и чувства. Мы глубже взглянем на свой автопилот и спровоцированное им поведение, что, вероятно, позволит нам вести себя иначе в будущем.

После эпизода с блинчиками мы с дочкой восстановили связь, пока катались на роликах и разговаривали. Я извинился перед ней за то, что вышел из себя. Теперь мне оставалось только наладить связь с сыном.

Когда мы бесконтрольно злимся, нельзя ожидать, что наш собеседник скажет: «Расскажи-ка мне поподробнее о причинах гнева». Злоба порождает злобу, и, прежде чем пытаться исправить ситуацию, нужно остыть. Даже небольшой перерыв оказывается очень действенным. Если вы цените ваши отношения, важно проявить инициативу и сделать первый шаг на пути к примирению с другим человеком.

В особенности это касается родителей. Предполагается, что мы, родители, – более мудрые, добрые и зрелые, и даже если мы признаемся себе, что это не всегда так, по крайней мере нам нужно стремиться к этой цели. Кроме того, умение не ругать себя слишком долго помогает преодолеть стыд и чувство вины. Доброе отношение к самому себе способствует принятию необходимых мер для исправления ситуации и восстановления связи. Оно также содействует моральной подготовке к потенциальному отпору, встречающемуся довольно часто, когда мы приходим мириться. Без этой подготовки мы можем снова оказаться в расстроенных чувствах, тем самым усилив непонимание, которое мы, наоборот, пытаемся преодолеть.

Прежде чем устанавливать связь с другими, нужно убедиться, что мы восстановили связь с собой. Мне для этого потребовалось напомнить себе о важнейшем компоненте умственной деятельности – умении анализировать чувства и мысли. В суете повседневной жизни мы часто забываем, что иногда важно сосредоточиться на внутренней жизни сознания.

Анализируя эпизод с блинчиками, я спросил себя: какие физические ощущения и эмоции я испытывал? Какие образы были у меня перед глазами? Какие мысли были тогда и какие – сейчас? В состоянии нервного срыва я остро чувствовал напряжение в теле и учащенное сердцебиение, у меня перед глазами стояла картина ссорящихся детей, я испытывал злобу и раздражение, а мысли крутились вокруг того, как сын должен был себя вести. Сейчас я мог посмотреть на все это издалека, с открытостью, объективностью и наблюдательностью, утраченными в тот момент. Мне удалось рассмотреть и более глубокие проблемы, спровоцировавшие мой срыв.

Опять же, я мог бы продолжать корить себя и повторять: «Что с тобой, Дэн? Ты изучал это много лет, написал несколько книг… Почему ты не можешь держать себя в руках?» Однако рефлексия требует настроенности на собственную волну, которая дает поддержку и доброту, а не осуждает и не унижает. Рефлексия – это психическое состояние, основанное на сочувствии. Самоуничижение не поможет найти выход из сложной ситуации и контролировать свои негативные эмоции в дальнейшем.

То, что я оказался во власти злобы и раздражения в тот день, произошло в результате временного отключения моей медиальной префронтальной коры: она практически утратила девять своих функций. Мой мозг потерял равновесие и координацию. Нижняя лимбическая доля, ствол и тело получили контроль над ситуацией, пользуясь тем, что кора, обычно проявляющая эмпатию, гибкость и благоразумие, отключилась. Как только я начал остывать, интегративная функция стала восстанавливаться.

Разобравшись с развитием событий, спровоцировавших и подпитывающих мой гнев, я проанализировал свое сознание и почувствовал тот момент, когда мой мозг был достаточно интегрирован, чтобы вести диалог с сыном.

Вместе с возвращением префронтальной коры к работе вернулась и эмпатия, и я сосредоточился на восстановлении разорванной связи с сыном.

Когда я наконец остыл, после разговоров, катания на роликах и размышлений, я пошел в комнату к сыну и спросил, можем ли мы поговорить. Я признался, что погорячился и что нам было бы полезно обсудить этот инцидент. Ему казалось, что я слишком защищал его сестру, и он, конечно, был прав. И хотя неловкость за иррациональное поведение побуждала меня оправдать свою реакцию, я просто молчал (наблюдательность). Я разглядел, что эта потребность и сопровождавшие ее ощущения были одним из проявлений деятельности моего сознания, но вовсе не определяли меня как личность. Мне не нужно было говорить только потому, что я испытывал в этом нужду. Мой сын добавил, что я вышел из себя совершенно зря, потому что на самом деле ничего плохого он не сделал. И в этом он тоже был прав. Тут я опять почувствовал защитную реакцию и желание прочитать ему лекцию о том, что надо делиться. Но я напомнил себе, что нужно продолжать анализировать ситуацию и сосредоточиться на том, что испытал мой сын, а не я. Главная установка была в том, чтобы не судить, кто был прав, а принять точку зрения сына (открытость). Вы, наверное, представляете, что для этого требуется майндсайт. Я был очень благодарен своей префронтальной коре за то, что она снова включилась в работу.

К тому моменту я уже успел проанализировать, что произошло со мной в кафе. Меня захватили мои остаточные психологические проблемы, и я перестал четко видеть ситуацию. Теперь я просто мог слушать, и мой сын продолжил, не особенно нуждаясь в инструкциях, излагать свою точку зрения. Позже я сказал ему, что во время эпизода с блинчиками я действительно встал на сторону его сестры, что было неправильно, и я понимал, каким несправедливым это ему показалось и что мой срыв выглядел совершенно нерациональным, потому что на самом деле таковым он и являлся. В качестве объяснения – но никак не оправдания – я описал сыну, как увидел в нем своего старшего брата. Так мы оба смогли лучше разобраться в этой истории. Хотя я, наверное, выглядел нелепо в его подростковом сознании, я чувствовал, что он увидел мою глубокую преданность нашим отношениям и искреннее желание помириться. Мой майндсайт вернулся, и наши сознания воссоединились, а наши отношения вернулись в норму.

Ключом к нашему с сыном аналитическому диалогу было сохранение трех компонентов: открытости, наблюдательности и объективности. Каждый из них способствует мощному процессу исцеления после сбоя в отношениях и является неотъемлемой частью той доброты, которую нам необходимо проявлять после таких случаев.

Когда я вспоминаю события того дня, я еще раз понимаю, сколько слоев представления о чем-либо содержится у нас в мозге и насколько быстро старые, возможно даже забытые воспоминания могут всплыть на поверхность и получить контроль над нашим поведением. Эти ассоциации иногда заставляют нас действовать на автопилоте. Во время блинной драмы тема утраты детского контакта с братом была больным местом, источником остаточных эмоциональных проблем. Этот инцидент помог мне осознать, что нужно было глубже их проанализировать. Понаблюдав за своим сознанием, я использовал размышления о конфликте, чтобы лучше понять свой детский опыт. Так самые проблемные моменты нашей жизни позволяют нам глубже понять себя и свои отношения с другими.

Один мой мудрый профессор однажды произнес золотые слова: «Поиск воспоминаний и смыслов не заканчивается до тех пор, пока не заканчивается жизнь». Даже если мы способны понять что-то умом и проанализировать собственные поступки, мы все равно ошибаемся, все равно остаемся людьми, и нам все равно нужно тренировать майндсайт. Тот день с блинчиками, криками, роликами и прозрениями стал важной частью нашей семейной истории. Процесс примирения после конфликта помог всем нам не только наладить контакт, но и глубже понять себя. Майндсайт позволил нам сохранить в качестве основных ценностей честность и скромность, а не какие-то заведомо ложные идеи совершенства и неуязвимости. Все мы люди, и способность ясно видеть собственное сознание дает нам почувствовать эту человечность в самих себя и внутри других.

МОЗГ: ИНСТРУКЦИЯ ПОЛЬЗОВАТЕЛЯ

Коротко о нейропластичности

Иногда мысли о мозге просто не укладываются у нас в голове. Головной мозг человека содержит больше сотни миллиардов взаимосвязанных нейронов, сосредоточенных в небольшой черепной коробке, поэтому он одновременно очень плотный и очень сложный. При этом каждый среднестатистический нейрон в нашем мозге имеет до десяти тысяч связей, или синапсов, связывающих его с другими нейронами. Только в части нервной системы, заключенной в черепе, находятся сотни триллионов соединений, вплетающих различные кластеры нейронов в огромную паутину. Нам не хватило бы жизни, чтобы посчитать каждую из этих синаптических связей.

Учитывая число синаптических соединений, вероятный потенциал различных состояний активации (количество паттернов импульсов активации и дезактивации) оценивается примерно в десять в миллионной степени. Предполагается, что это число больше количества атомов в известной нам вселенной. Оно также намного превышает нашу способность ощутить в рамках одной жизни даже небольшой процент этих паттернов. Как сказал один нейробиолог: «Мозг настолько сложно устроен, что он поражает свое собственное воображение»{6}6
  Эта цитата приписывается Джону Экклзу, однако точный источник не установлен.


[Закрыть]. Эта сложность порождает практически бесконечное количество вариантов того, как мозг может использовать паттерны импульсов для формирования самого себя. Зацикливаясь на том или ином паттерне, мы ограничиваем свой потенциал.

Когда мы смотрим, как на компьютерном томографе возникают очаги активности в то время, как находящийся в нем человек выполняет определенное задание, мы ищем эти самые паттерны импульсов. Томографы чаще всего измеряют приток крови, и, поскольку некоторые виды нейронной активности повышают потребность в кислороде, приток крови к определенному участку мозга подразумевает активизацию нейронов в нем. По результатам исследований эта предполагаемая спонтанная активность нейронов коррелирует с конкретными психическими функциями: концентрацией внимания, припоминанием прошедшего события или болевыми ощущениями.

Нетрудно догадаться, как выглядела бы томограмма моего мозга, когда я вышел из себя в эпизоде с блинчиками: выраженная активность в лимбической доле, повышенный приток крови к раздраженному миндалевидному телу и сниженный приток крови к префронтальным участкам коры по мере того, как они отключались. Иногда, как случилось со мной в тот день, неконтролируемая активность мозга управляет нашими чувствами и ощущениями от происходящего и нашими реакциями. Как только моя префронтальная кора отключилась, паттерны импульсов со всех подкорковых участков стали доминировать над моим внутренним опытом и взаимодействием с детьми. Однако верно и то, что, пытаясь удержать себя в руках, мы можем использовать силу нашего сознания, чтобы изменить паттерны импульсов в мозге и тем самым изменить свои чувства, ощущения и реакции.

Один из ключевых практических уроков современной нейронауки состоит в том, что умение направлять свое внимание позволяет формировать паттерны импульсов, а также саму архитектуру нашего мозга.

По мере того как вы будете ближе знакомиться с участками мозга, о которых я рассказал в первом разделе «Мозг: инструкция пользователя», вам будет легче понять, как сознание использует паттерны импульсов на этих участках, выстраивая само себя. Нелишним будет повторить, что, хотя физические свойства активации нейронов коррелируют с субъективным опытом, который мы называем умственной деятельностью, никто не знает точно, как именно это происходит. Однако запомните: умственная деятельность стимулирует мозговые импульсы в той же степени, в которой мозговые импульсы порождают умственную деятельность.

Когда вы добровольно решаете сосредоточиться на чем-то, например вспомнить, как выглядел мост в вашем городе прошлой осенью в туманный день, ваше сознание активирует зрительные центры в задней части коры. С другой стороны, если бы вам делали операцию на мозге, хирург мог бы простимулировать активность в задней части коры при помощи электрода, и в вашем сознании тоже возникла бы некая картинка. Стрелки причины и следствия между мозгом и сознанием указывают в оба направления.

Помнить об устройстве мозга – то же самое, что знать, как правильно делать физические упражнения. Во время тренировок нам нужно координировать и уравновешивать различные группы мышц, чтобы держать себя в форме. Аналогично мы в силах нацелить свое сознание на наращивание конкретных «групп мышц» в мозге, усиливая взаимосвязи между ними, образуя новые нейронные пути и связывая их новыми полезными способами. Конечно, в нашем мозге нет никаких мышц, а есть кластеры нейронов, формирующие различные группы, которые мы называем ядрами, частями, областями, зонами, участками, путями или полушариями. Подобно тому, как мы можем сознательно активировать мышцы, напрягая их, мы можем «напрягать» и нейронные пути, концентрируя внимание, и тем самым стимулировать активацию в этих группах. Использование майндсайта для концентрации внимания теми способами, которые задействуют нейронные пути, – это своеобразная форма «гигиены мозга».